Когда мистер Абельс прослышал, что Дороти с Глорией плывут в Париж, он телеграфировал миссис Брин.
Узнав эти новости, миссис Брин имела с Чарли в баре «Ритца» доверительную беседу. Она сказала ему, что раз уж Дороти с мужем счастливо живут в Нью-Йорке, то почему бы Чарли не отправиться в кругосветное путешествие в противоположном направлении? В один прекрасный день он проснется в чужой стране, и будет светить солнышко, и он вдруг поймет, что наваждение прошло, что он свободен от Дороти, и тогда он пошлет телеграмму Мюриэл Деванант, девушке своего круга. И все сложится к лучшему, как в романах. Чарли согласился отправиться вокруг света в компании человека, который будет показывать Чарли, что и где следует осматривать. На самом деле это был переодетый сыщик. Тут мама Чарли настолько уверилась в успехе, что решила экономить и телеграфировала мистеру Абельсу, чтобы он исключил Лестера из платежной ведомости.
А Дороти с Глорией, приехав в Париж, сразу отправились в «Ритц» искать Чарли. Им сказали, что он отправился в кругосветное путешествие и писать ему некуда. Оставалось только одно – самим искать французского адвоката и получать для Дороти развод. В дамской комнате одного миленького кабаре на Монмартре они нашли объявление с адресом адвоката, который, как он уверял, говорил по-английски.
Первым делом этот адвокат им сказал, что парижский судья обязательно захочет увидеть мужа Дороти лично, иначе развода ей не даст. Глория с Дороти стали думать, как доставить Лестера в Париж. И оказалось, что единственный, кто может им помочь, это Клод.
Клод принадлежал к тому типу людей, которые обожают скандалы, а Лестер был именно из тех людей, кто обожал их устраивать. Когда семейство Бринов перестало платить ренту саксофонисту, Клод предложил Лестеру переехать к нему и стал Лестеру как мать. Но Лестер только выказывал Клоду свое презрение и даже швырялся вещами, а Клод все скандалы старался заминать.
Глория вступила в переписку с Клодом. Оказалось, что Лестер так зол на мистера Абельса за то, что тот перестал выплачивать ему содержание, что согласен приехать в Париж и развестись с Дороти. И Глория послала Лестеру с Клодом деньги на дорогу.
Еще французский адвокат велел Дороти найти квартиру, чтобы у нее здесь имелось законное жилище Он направил их с Глорией к своему приятелю, который как раз занимался сдачей квартир.
Квартира, которую они нашли, принадлежала знаменитой французской актрисе. И обставлена она была во французском стиле – то есть там, где у нас, американцев, стоит стул, у французов вместо него кушетка А там, где у нас кушетки, у них огромные двуспальные кровати.
Одна из них, с атласным матрасом и балдахином, была переделана из настоящей венецианской гондолы, а другая, с четырьмя прикроватными столбиками и зеркалом над ней, принадлежала некогда мадам Помпадур. Дороти сказала, что может, для французского суда это и законное жилище, но, на ее взгляд, это жилище имеет вид совершенно противозаконного.
Клод с Лестером прибыли в Париж и сразу, как только выяснили, где находится полусвет, начали в нем вращаться. Пока французский адвокат запускал маховики французской судебной машины, Глория посоветовала Дороти расслабиться и получить удовольствие от незнакомого города.
Сама Глория много где побывала – она ездит за границу каждый год и все свободное время проводит в Париже. Глория даже общается с настоящими французами. Поэтому она знает про них всю правду – у них, оказывается, очень возвышенные идеалы. Мы, американцы, все думаем, что французы обожают разврат, иначе зачем бы им было всюду открывать такие непристойные заведения для нас, американцев. Но сами французы никогда туда не ходят, а на риск идут исключительно ради денег, а не ради любви.
Каждый год миллионы американцев приезжают в Париж, но с настоящими французами они не общаются. Французы – народ разборчивый, и они никогда не приглашают американцев к себе домой. Так что настоящие французы общаются только друг с другом и в гости ходят только друг к другу. Глория велела Дороти попытаться познакомиться с какими-нибудь французами – так она больше узнает о мире. Но Дороти сказала: «Да что они знают о мире, если никогда никуда не ходят и ни с кем не видятся?»
Глория очень рассердилась, и Дороти пришлось обещать, что она постарается побольше вращаться в обществе и даже выучит французский язык. Дороти говорит, что первым словом, которое она узнала, было слово «саль»[6], которое употребляется перед всеми иностранными именами. Например, «саль америкен» или «саль англе», «саль аллемань», «саль итальян» и так далее.
В один прекрасный день Дороти представилась возможность познакомиться с настоящим французом. Дороти отправилась из своей квартиры в отель «Крийон», где должна была встретиться за ланчем с Глорией. На Елисейских Полях один французский джентльмен с окладистой бородой очень ею заинтересовался. Сначала Дороти показалось, что она ошиблась, потому что она всегда считала, что мужчины с такими бородами думают только о том, что им по силам. Дороти тогда еще не знала, что французы галантны от природы и от размеров бороды это не зависит. Ну вот, Дороти на него и внимания почти что не обратила, но это его не остановило, поэтому Дороти пришлось ему объяснить, что даже если он целую неделю проведет в парикмахерской, все равно он останется вне сферы ее интересов Но он по-английски не понимал, поэтому продолжал в том же духе.
Тут Дороти увидела на углу двух французских полицейских, которые о чем-то спорили. Она подошла к ним и попросила ей помочь.
А французский джентльмен в этот момент зашел в небольшую уличную уборную. Поэтому Дороти никак не могла объяснить, о ком она говорит. Но полицейские были очень вежливы и очень хотели помочь американке, попавшей в затруднительное положение. Один из них достал часы и показал ей, который час, а второй стал жестами объяснять, где находится «Американ Экспресс». После чего они вернулись к своей беседе. Дороти оставалось только идти дальше, а французский джентльмен, естественно, вышел из своего укрытия и последовал за ней.
Дороти еще раз остановилась и предупредила его о последствиях, решив, что он хоть слов и не понимает, но выражение ее лица поможет ему догадаться, о чем речь. Но он, похоже, был из тех, кому нравятся девушки с характером, поэтому не отставал.
Когда Дороти наконец добралась до «Крийона», она быстро влетела в вестибюль, решив, что наконец-то от него избавилась. Но пока она стояла и высматривала Глорию, она почувствовала, что чья-то борода легла ей на плечо. Тут Дороти потеряла выдержку и залепила ему пощечину. Сказать, что он был вне себя, это значит ничего не сказать Он собрал всю свою мужскую силу в кулак и ударил Дороти в челюсть так, что она упала.
Тут подошла Глория, помогла Дороти встать и отвела ее, униженную и оскорбленную, в дамскую комнату. Глории было очень стыдно за американку, давшую пощечину французскому джентльмену Дело в том, что именно из-за таких вот инцидентов французы и считают, что американцы совершенно не умеют себя вести.
После этого Дороти решила, что пусть французы общаются между собой, а она будет ходить в «Американский бар», где собираются ее тоскующие по родине соотечественники. Там она, естественно, остановила свой выбор на Эдди Голдмарке из «Голдмарк Филмз», который как раз потерял весь свой капитал. Оказалось, он испытал самое сильное финансовое потрясение в своей жизни, а Дороти в ее тогдашнем состоянии была идеальной слушательницей.
Эдди Голдмарк приехал в Париж шестью месяцами раньше и был исполненным энтузиазма американским киномагнатом, который собирался открыть в Париже американский кинотеатр с вентиляцией. Он осмотрел все парижские театры и остановил свой выбор на том, что находился на Гран-бульвар. Энтузиазм бил из него ключом. Он встретился с французом, владевшим этим театром, купил здание, и казалось, все идет отлично.
Но тут он узнал, что происходит с американцами, решившими модернизировать Париж. Начать хотя бы с того, что тот француз, который продал ему театр, был не единственным его владельцем.
Всякий раз, когда парижский театр переходит к новому хозяину, предыдущий владелец обязательно оставляет за собой права то на одно, то на другое, что дает ему возможность принимать участие во всех последующих сделках. А поскольку многие театры в Париже существуют со времен Наполеона, то количество их владельцев практически не поддается исчислению. Со всех концов Парижа к мистеру Голдмарку начали стекаться французы, у каждого из которых были готовы для продажи права на что-нибудь. Энтузиазм у мистера Голдмарка начал иссякать, потому что он платил одному французу за другим, но они все не кончались.
Но настал наконец момент, когда французы перестали появляться, и мистер Голдмарк приготовился приступить к осуществлению своих планов.
И тут-то мистер Голдмарк узнал, что театры в Париже священны и что нельзя устанавливать вентиляцию, пока не пройдешь Государственную архитектурную комиссию, которую интересует один вопрос: зачем это нужно? Потому что, как рассказывает Дороти, в стародавние времена людей, которые ходили в театр, нисколько не заботило, как они пахнут. А французы обожают поддерживать традиции.
Эта Государственная комиссия вскоре известила мистера Голдмарка о том, что американцы не имеют никакого права приезжать во Францию и осквернять исторические места Парижа. Так что дела у мистера Голдмарка были совсем плохи.
Наконец один влиятельный француз отвел мистера Голдмарка в сторонку и сказал ему, что все можно устроить за пятьдесят тысяч франков. У мистера Голдмарка не было никаких сил сопротивляться, поэтому он сдался, заплатил пятьдесят тысяч франков и облегченно вздохнул, решив, что все его невзгоды позади.
Но оказалось, что нет, не позади. В этот самый день французский кабинет министров распустили, а с ним исчез и влиятельный француз с пятьюдесятью тысячами франков. Так что на следующее утро мистеру Голдмарку пришлось общаться с совершенно новым составом правительства.
К этому времени решимость мистера Голдмарка исполнить задуманное стала почти что навязчивой идеей. Он стиснул зубы и общался с каждым новым правительством, а менялось оно все лето. Он платил и платил, без звука. Любой, кто знаком с историей Франции и кто помнит, как быстро здесь может меняться правительство, может вычислить, во сколько это обошлось мистеру Голдмарку.
Но в конце концов настал тот день, когда мистер Голдмарк заплатил французским чиновникам столько, что они почти что достигли предела насыщения. Не осталось ни одного члена ни одного правительства, который не получил бы хоть что-нибудь от мистера Голдмарка.
Так что все потихоньку наладилось, и одним прекрасным утром мистер Голдмарк взялся за перестройку театра. Документов, подтверждающих его права на это, накопилось столько, что он мог заткнуть ими рот практически всем.
Ну вот, мистер Голдмарк пришел в театр, где его ждали рабочие. Он собрал отряд французских водопроводчиков и повел за собой. Начать наступление он задумал с туалетных комнат.
Когда они пришли туда, их встретила пожилая смотрительница туалетов, державшая в руке какой-то документ. Мистер Голдмарк довольно скоро догадался, что войти в туалеты он сможет только через ее труп. Немедленно послали за юристами и переводчиками, и выяснилось следующее.
Пожилую даму звали мадемуазель Дюпон, и двадцать пять лет назад у нее была безумная любовь с одним французом. Но продолжалось это недолго, потому что французу пришлось послушаться родителей и жениться на своей невесте. А мадемуазель Дюпон, возраст которой уже начинал давать себя знать, поняла, что ей необходимо обзавестись профессией. Чтобы быть уверенным в том, что она никогда не будет испытывать нужду, француз в качестве прощального подарка купил ей лицензию на этот туалет сроком на двадцать пять лет. Мадемуазель Дюпон отработала только пятнадцать лет из двадцати пяти и имела право еще на десять.
Мистер Голдмарк достал чековую книжку и ручку и спросил, сколько она хочет. Но мадемуазель Дюпон гордо заявила, что ее лицензия не продается. Мистер Голдмарк решил, что она просто набивает цену, и предложил больше. Но она отказалась. Тогда он предложил ей столько, сколько она не заработала бы за всю свою жизнь. Однако оказалось, что мистер Голдмарк повстречал наконец существо себе подобное. Дело в том, что мадемуазель Дюпон не только любила свою профессию, но была привязана к месту – ведь это был подарок ее возлюбленного. Так что продавать лицензию она не соглашалась ни за какие деньги.
Тогда-то мистер Голдмарк узнал, что в Париже есть и такие французы, которых нельзя купить. Это и есть те настоящие, честные и порядочные люди, о которых мы, американцы, столько слышали, но почти никогда не видели. А мы встречаем миллионы других французов и после этого еще заявляем, что отлично знаем эту нацию.
Когда мистер Голдмарк услышал последнее слово мадемуазель Дюпон, силы окончательно его покинули. Он все еще раз обдумал, но не мог заставить себя устроить американский кинотеатр с доисторическими парижскими туалетами. Потому что в своих мечтах он видел два туалета: мужской и женский, с вентиляцией и ватерклозетами, как в Америке. И ни на что другое он согласиться не мог. Так что мадемуазель Дюпон оказалась последней каплей, переполнившей чашу. Мистер Голдмарк сдался и все забросил. В Париже он выжидал теперь, когда в Америке про него перестанут вспоминать, а его друзья-магнаты забудут, как он клялся, что покажет французам, каким должен быть настоящий кинотеатр.
Вот так Дороти, слушая рассказы мистера Голдмарка и вставляя изредка замечания насчет Французской Республики, тратила понапрасну время и возможности, пока наконец французский судья не посмотрел на Лестера и не выдал ей свидетельство о разводе. И Дороти, наконец свободная, отбыла на благословенную родину.