Такси резко затормозило перед высоким домом, в котором находилась Наташина квартира, и девушка напряглась. Она все еще удивлялась самой себе. Когда они с Марком сели в такси на Пятой авеню, она не задумываясь назвала таксисту свой адрес.
Не в ее правилах было поступать наобум. Какая ирония судьбы: в середине двадцатого века в самом сердце цивилизации ее действиями управлял лишь природный, примитивный порыв. Так могли поступать только древние люди, одетые в шкуры, с дубинками в руках, с горечью подумала Наташа.
Марк, храня верность их прежнему уговору, без комментариев принял ее выбор. Выйдя из машины и придерживая дверь перед Наташей, он с удивлением оглядел опрятный жилой квартал.
— Вы здесь живете!
— Должна же я где-то жить! — вспылила Наташа.
Она готова была признать поражение — подчиниться его мужским притязаниям и позволить ему втянуть ее в водоворот страстей. Но девушка с ужасом ждала неизбежной и казавшейся ей унизительной его победы.
Однако Марк и не думал злорадствовать. С безупречным самообладанием он расплатился с водителем и повел Наташу под руку к вестибюлю ее дома, построенному в стиле арт-деко. Такая сдержанность тревожила еще сильнее, чем самодовольное торжество, к которому она уже внутренне приготовилась.
Как только они приблизились к дому, пожилой привратник распахнул перед ними стеклянную дверь. Если он и был удивлен, видя мужчину в сандалиях и с оливковым венком на голове и женщину в египетской короне, то виду не подал.
Наташа мысленно поблагодарила его за безразличие к странностям жильцов дома и их гостей. Не хотелось бы, чтобы ее опрометчивое решение встретило какое-то противостояние.
Только когда она наконец сунула ключ в замочную скважину у себя на пятнадцатом этаже, до нее дошел весь комизм ситуации. Она невольно вспомнила о Трейси и о собственном непоколебимом отношении к связям на одну ночь, которое она провозгласила в разговоре с подругой не далее как пару часов назад, и, тихо рассмеявшись, бессильно привалилась к двери.
— Что-то не так? — растерялся Марк.
— Все в порядке, просто вспомнила кое-что.
Все еще смеясь, Наташа повернула ключ в замке и распахнула дверь. На пороге она вдруг замерла, смех застрял в горле.
Матисс!
Как можно быть такой идиоткой! Она напрочь позабыла о дорогой картине и — вот пожалуйста — привела в дом мужчину, о котором практически ничего не знает.
Однако исправлять ошибку было уже поздно. Марк прошел в квартиру и аккуратно закрыл за собой дверь. Включил свет, и она вздрогнула. Лампа под абажуром, украшенным бахромой, стояла на маленьком столике около отреставрированного старинного, в викторианском стиле, дивана, и ее мягкий свет падал как раз на ту стену, на которой висел Матисс.
Наташа всмотрелась в картину. Для вещи, оцененной в четыреста тысяч долларов, она была на удивление мала: всего лишь восемнадцать на двадцать дюймов. Но такой малый размер полотна с лихвой компенсировался удивительным подбором красок.
Картина представляла собой ранний вариант одного из самых известных портретов художника, на ней была изображена женщина в блузке с высоким воротом. У нее были голубые волосы, а лицо выполнено мазками зеленого цвета. Художник работал короткими, сильными движениями кисти, однако при всей экспериментальности в портрете просматривалось что-то удивительно реалистичное. Картину никак нельзя было отнести к числу лучших работ Матисса, но тем не менее она представляла интерес.
Все еще продолжая рассматривать картину, Наташа с неприязнью вспомнила Якоба. Ее раздражало, что Ноксу, как и многим другим коллекционерам и торговцам, был безразличен уникальный талант художника. Для них искусство являлось только выгодным помещением капитала, своего рода удобной страховкой от инфляции. Как бы то ни было, девушке портрет казался очаровательным.
Марк снял тренчкот и проследил за направлением ее взгляда. Разумом Наташа понимала, что ей нечего бояться, но все же сердце ее замирало.
На лице Марка, когда он повернулся к ней, было явное недоумение.
— Странно, по-моему, картина не вписывается в ваш интерьер.
— Нет… я взяла ее на сохранение у подруги… по ее просьбе, пока она переезжает на новую квартиру, — поспешно сымпровизировала Наташа.
Марк пожал плечами, похоже, не до конца принимая ее объяснение, и перевел взгляд. Он увидел панорамное окно на противоположной стене, и его глаза просветлели. С видом любопытного мальчишки он отправился полюбоваться панорамой.
Наташа изумилась: он даже не узнал известную работу Матисса! Очевидно, он мог складно рассуждать о живописи, но не мог определить ценность произведения искусства вне стен галереи или музея!
Стоя на фоне вида из окна современного ночного города, Марк выглядел в своем костюме странно и устрашающе. Наташу охватило необычное ощущение: с одной стороны, у нее было чувство, словно она знала его так хорошо, как никогда не знала ни одного мужчину, с другой — он по-прежнему оставался для девушки полной загадкой.
Легкий шок, который она только что испытала, заставил ее осознать, насколько глупой была ее поспешность. Ей нужно что-то предпринять. И побыстрее.
— Прекрасно, — произнес Марк и, обернувшись, добавил:
— Что за вода поблескивает вдали?
— Это Гудзон.
— А вон там, подальше, мост — как он называется? И что за огни горят за рекой?
Наташа сняла плащ и повесила его на старинную круглую вешалку, что стояла возле двери. Потом прошла через всю комнату к окну. При ходьбе туника льнула к телу, подчеркивая его изящные изгибы.
Марк не отрываясь следил за ее движениями, взгляд его голубых глаз был как у ястреба, преследующего добычу. Сердце Наташи сразу же откликнулось, ускоряя темп. Под таким взглядом было очень трудно сохранять равновесие, она вдруг почувствовала себя удивительно застенчивой! Теперь девушка уже не могла стоять рядом с ним. Его желание становилось почти осязаемым.
Наташа объяснила, указывая в окно:
— Это мост Джорджа Вашингтона, а огни вдали — уже штат Нью-Джерси.
— Потрясающе.
Он говорил совсем не о виде из окна. Мягко и плавно, словно они заранее отрепетировали эту сцену, Марк подошел пугающе близко. Самыми кончиками пальцев он начал поглаживать кожу ее щеки: это было то же чувственное касание, которое еще на вечеринке заставляло Наташу забыть обо всем на свете.
Она едва удержалась, чтобы не застонать. Его прикосновение дарило такое изысканное удовольствие! Как же теперь сообщить Марку, что все это ошибка, она передумала? А самое главное, как убедить в этом самое себя?
Наташа осторожно отстранилась. Его лицо помрачнело.
— Все в порядке?
— Я… э-э… здесь немного жарковато, — пробормотала она первое, что пришло в голову.
— Да, вы разрумянились. У вас в Америке в моде центральное отопление, в этом все дело. Любая комната превращается в сауну. Но это легко исправить.
Старомодный паровой радиатор, установленный под окном, тихо шипел, но Марк не обратил на него внимания. Одним ловким движением он расстегнул разноцветную накидку — часть Наташиного костюма — и сбросил ее на ближайший стул.
Девушка удивленно вдохнула: вот уж в чем его точно не упрекнуть, так это в излишней скромности!
Теперь ее великолепные плечи вызывающе оголились — туника держалась только на тоненьких эластичных бретельках.
— Вот так. Без этого вам будет гораздо прохладнее. — Марк скользнул глазами по молочной белизне открывшейся взгляду кожи.
Наташа застыла, не в силах произнести ни слова в знак протеста. Честно говоря, накидка прикрывала не так уж много, но, снимая ее, Марк как бы символически лишал Наташу защитного покрова. Дыхание девушки участилось, а Марк улыбнулся ее реакции.
— Cherie Наташа, это всего лишь прелюдия к тому, что должно произойти. Не надо смущаться.
— Вы слишком много на себя берете! — воскликнула она, однако не так горячо, как хотелось бы.
— Неужели? Для чего же еще вы меня пригласили к себе, как не для того, чтобы заняться любовью?
— Может быть, поговорить? Узнать вас получше? Некоторые, знаете ли, иногда делают это еще до того, как прыгнуть вместе в постель.
Подумав несколько секунд, Марк кивнул, словно принимая к сведению ее заявление.
— Вы правы. Прошу прощения. Конечно, ваше спокойствие — в моих же интересах. Я определенно хотел бы, чтобы в нужный момент вы были раскованны и свободны.
Как же она может расслабиться, если он отказывается ее понять! Похоже, придется назвать вещи своими именами. Вот только никак не удается собраться с духом, чтобы объясниться.
— Э-э… хотите чего-нибудь выпить?
— С удовольствием.
— Присаживайтесь, я приготовлю. — Жестом пригласив Марка устраиваться на диване, Наташа отошла к буфету, в котором хранился ее скромный запас спиртного. — Что вам налить?
— В такую ледяную ночь, как эта, бренди пришлось бы очень кстати… если, конечно, у вас есть, — быстро добавил Марк.
У Наташи была небольшая бутылка «Гран Марнье», и она щедро плеснула его в две коньячные рюмки. Протягивая одну Марку, она не могла удержаться от улыбки: на ее диване он выглядел совсем как у себя дома! Сбросив сандалии, она устроилась на противоположном конце дивана, подобрав под себя ноги.
— Вы все время ставите меня в тупик, — задумчиво произнес Марк, слегка покачивая в ладони рюмку с коньяком. — Когда мы уезжали из клуба, у вас были глаза перепуганной девственницы, а сейчас вы улыбаетесь, как видавшая виды искусительница. Интересно, когда вы настоящая?
Она определенно не собирается раскрывать перед ним душу! Наташа решила проигнорировать вопрос.
— Что ж, значит, я непостоянна. Разве не это делает женщину интересной?
— Может быть. Но только в том случае, если в конце концов эта переменчивость уступит место чему-то более определенному.
— Например, беспрекословному подчинению? — улыбнулась Наташа. Она поднесла к губам рюмку и сделала небольшой глоток.
Марк сменил тактику.
— Должен сделать вам комплимент как хозяйке, — с улыбкой произнес он. У вас очень мило!
— Спасибо.
При ограниченных средствах оформление квартиры представляло серьезную проблему. Но с помощью изобретательности и немалых усилий ей удалось добиться нужного эффекта — комната выглядела теплой, уютной и так и манила остаться. Наташа очень гордилась своим жильем.
Гостиная — небольшая, но с высоким потолком — была разделена на несколько зон при помощи умелой расстановки мебели, большую часть которой она разыскала в соседних антикварных магазинчиках. У окна было отведено место для работы — застекленный книжный шкаф и небольшой письменный стол. Диван, на котором они устроились, находился уже в зоне отдыха — тихого оазиса покоя, в который входили еще кресла с мягкими подушками. Поблизости от современной кухни, скрытой так, чтобы она не слишком бросалась в глаза, стоял дубовый обеденный стол, а вокруг него — подходящие по стилю стулья с высокими спинками. Конечно, хотелось бы, чтобы квартира была попросторнее, но на Манхэттене жилье стоит баснословно дорого, и Наташа не могла позволить себе большего.
— Мне нравятся мелкие штрихи, которые придают вашему жилищу особый шарм: кружевная салфетка на столике, цветы, очень милые репродукции на стенах. Где вы их разыскали?
— Это вкладные иллюстрации из книги прошлого века о дикой природе, пояснила Наташа.
— Они выглядят весьма изысканно.
— Спасибо. Я сделала, что смогла, на ограниченном пространстве. Моя квартира — такая крошечная! Всего лишь одна комната, не считая… — Наташа запнулась.
— …спальни? — договорил за нее Марк, придавая обычному слову интимное звучание.
Наташа покраснела, ненавидя себя за то, что смущается, как девчонка. Рядом с Марком она чувствовала себя до смешного неопытной.
— Да, спальни и еще ванной размером с чулан. — Она нахмурилась.
Марк рассмеялся, глядя на нее:
— Я вас понимаю, в Париже — та же самая проблема, и за самую малость приходится платить целое состояние!
— Вы живете в Париже?
— Да. А вы там бывали?
— Два раза, в общей сложности я пробыла около двух недель — слишком мало даже для поверхностного знакомства.
— Судя по вашему тону, вам в Париже понравилось?
— О да! — воскликнула Наташа с чувством.
Марк кивнул.
— Удивляюсь, что вам удалось уехать — вы просто созданы для Парижа, это очень романтический город. Вы бы оставляли разбитые сердца на каждом бульваре.
По телу Наташи разлилась блаженная слабость, не имеющая никакого отношения к выпитому бренди. Черт возьми, он завораживает ее каждым словом.
— Вы просто невозможны! — вспылила она. — Стоит мне только начать выуживать у вас какую-то личную информацию, как вы принимаетесь заговаривать мне зубы комплиментами! Как вы думаете, могу я что-нибудь о вас узнать, если вы довольно ловко все время удерживаете меня на безопасной дистанции!
— Ах да, я и забыл об американском пристрастии к фактам! — печально вздохнул Марк. — Первый вопрос, который мне всегда задают в этой стране, едва узнав мое имя: «Чем вы занимаетесь?» Можно подумать, что профессия человека определяет, чего он стоит. Иногда мне кажется, что американцы придают социальным различиям еще большее значение, чем европейцы, которые и сами по себе ужасные снобы.
— Это совсем не так, — возразила Наташа. — Я просто хочу узнать о вас побольше. Мне было бы нелегко… — Она замялась.
— Заниматься любовью с незнакомцем? — Марк Помог закончить ей фразу с безжалостной прямотой. — Но разве мало того, что вы находите меня приятным собеседником? Мало того, что я пробуждаю страсть, которую вы скрываете под этой холодной внешностью? Или вам обязательно нужно знать мой доход, социальное положение, прежде…
— Нет!
Марк улыбнулся.
— Ну тогда… — Выжидательное выражение, которое появилось на его лице, означало, что он считает вопрос решенным.
К собственному изумлению, Наташа обнаружила, что не в состоянии предотвратить совершенно недвусмысленно надвигавшиеся события. Марк осторожно поставил рюмку на пол. Наташа не мигая смотрела на него в тупом молчании. Он медленно взял у девушки из рук ее собственную рюмку и поставил рядом со своей. Наташины пальцы стали мягкими и безвольными, не оказав никакого сопротивления. Рука Марка погрузилась в ее волосы, а губы мягким, соблазняющим движением коснулись губ девушки.
Наташа тихо застонала и дрожащими пальцами дотронулась до его лица. Сопротивляться было невозможно. Как по волшебству он пробуждал в ней желание — столь сильное, что отрицать его оказалось невозможно. Глаза ее закрылись, а губы приоткрылись в неосознанном приглашении.
Марк с властной сдержанностью, не торопясь, подчинял Наташу магии своей чувственности. Впрочем, его самоконтроль вряд ли был необходим: ощущения, молнией пронзающие ее тело, оставляли после себя мучительный голод, который настойчиво требовал удовлетворения. Она неистово прижимала свои губы к его, принимая все, что он давал ей, и прося еще большего.
Когда язык Марка проник в ее рот, он еще крепче прижал девушку к себе. Наташу обволокло необыкновенным теплом, от которого, казалось, даже кости плавились и тело с готовностью льнуло к нему. Она не могла отказать ему ни в чем. Когда рука Марка скользнула по плечу и оказалась на ее податливой груди, не защищенной ничем, кроме тонкой туники, Наташа почувствовала, что ей не хватает воздуха.
Ее шокировала собственная распутность. Еще никогда она не сдавалась так внезапно, никогда не позволяла мужчине зайти так далеко с такой свободой. Марк с легкостью брал все, что хотел.
— Марк, — простонала она, выворачиваясь и освобождая губы.
Но Марк тут же начал целовать ее шею и с дьявольским коварством его губы пристроились в чувствительной ямочке. Наташа задохнулась от невыносимого удовольствия.
— Марк, прошу тебя, остановись! Мне нужно перевести дух.
Он тихо рассмеялся, явно довольный собой.
— Так быстро, моя прелестная Клеопатра? Очень скоро тебе понадобится гораздо больше кислорода!
— Я выразилась не буквально, а фигурально! Ты действуешь слишком напористо! Я ведь еще не решила, позволить ли тебе остаться на ночь.
— Это было предопределено давным-давно теми силами, которые неизмеримо могущественнее нас.
Запрокинув голову, Наташа всмотрелась в озорное выражение его глаз. Интересно, он говорит всерьез или просто проверяет, насколько она легковерна? Однако сама девушка пребывала в такой растерянности, что у нее не было ни малейшей возможности разгадать душевное состояние Марка. Внутри ее шла борьба между разумом и желанием, от раздиравших противоречий у Наташи уже начинала кружиться голова. Чтобы разобраться в буре собственных запутанных чувств, ей требовалось время.
— П-прошу прощения, мне нужно на минуту в ванную, — скороговоркой пробормотала она, быстро выскользнула из его объятий и на цыпочках побежала через небольшой коридорчик, путаясь в подоле туники. Открыв дверь дрожащими руками, она скрылась в крошечной ванной. Наташа посмотрела в зеркало и была просто шокирована тем, что увидела: губы повлажнели и припухли от поцелуев, а глаза… в глазах пылал дикий, первобытный огонь. Она включила холодную воду и побрызгала в лицо, чтобы избавиться от предательского румянца.
Когда Наташе показалось, что сердце наконец вернулось к более или менее нормальному ритму, она принялась снимать макияж. Удлиняющие линии подводки глаз и ярко-синие тени казались ей теперь нелепыми. Она — не более Клеопатра, экзотическая соблазнительница, чем он — несравненный Марк Антоний. Весь этот маскарад слишком далеко зашел, пора восстановить контроль над ситуацией.
Но хотя Наташа и сбежала в ванную для того, чтобы трезво поразмыслить, ей никак не удавалось выбросить из головы призрачные фантазии. В воображении возникали картины, от которых слабели колени: она и Марк — вместе, занимаются любовью… Интересно, каким образом она собирается пресечь его эротическую атаку, если собственная воля отказывается ей помогать?
Совершенно ясно, что весь ход событий сегодняшнего вечера необходимо как можно быстрее повернуть вспять. Наташа никогда не верила в случайные связи, ей была отвратительна сама мысль, что она может проснуться утром и обнаружить в своей постели мужчину, с которым она знакома лишь несколько часов. Потом она возненавидела бы саму себя за то, что не совладала с собой.
Нет, отношения могут приносить удовлетворение только тогда, когда два человека совместимы по своей сути, если их души переплетаются так же легко, как тела. Идеальный партнер должен быть и привлекательным, и по-человечески интересным. Он должен принимать женщину такой, как она есть, даже если при этом он превозносит ее до небес. Любовник — это тот, кто понимает, кто бросает вызов, кто заставляет радоваться Жизни свою избранницу.
Конечно, в Марке все это есть, но все же… Наташа сняла золотой ободок, расплела косичку Гора и тщательно расчесала блестящие тяжелые волосы, отливающие красным деревом. Она не позволит Марку Дюшену взять над ней верх! Ему придется с этим смириться. Через минуту Наташа была готова предстать перед ним снова. Последний взгляд в зеркало. Подводка по-прежнему на месте, а остатки голубых теней все еще придают глазам туманный оттенок, но с этим она сейчас уже ничего не может поделать. Она и так слишком надолго оставила его одного.
Войдя в гостиную, Наташа на мгновение замерла, медленно осознавая тот факт, что Марка в комнате не оказалось. Где же он? Резко повернувшись на сто восемьдесят градусов, она увидела, что дверь в спальню приоткрыта, а в щель пробивается полоска света. Однако в ее отсутствие он изрядно обнаглел!
А насколько именно он обнаглел, Наташа поняла, когда распахнула дверь. Девушку ошеломило увиденное: Марк лежал в ее кровати, белое пушистое покрывало не доходило и до середины мускулистого живота. Мягкий свет настольной лампы освещал широкие плечи и сильные руки, их загорелая кожа резко выделялась на фоне белоснежных простыней. Тога, туника и венок были аккуратно разложены на стуле, сандалии выглядывали из-под кровати. Марк перелистывал иллюстрированный журнал по искусству.
— Ну наконец-то! Поскольку тебя не было так долго, я решил потратить время с пользой.
— Что… какого черта ты здесь делаешь?! Я тебя сюда не приглашала!
— Non. Я сам себя пригласил. Чтобы сэкономить время. — Он ухмыльнулся, возвращая журнал на прикроватную тумбочку.
Наташа открыла рот, но от возмущения растерялась, не зная, что сказать.
— Я… я…
Похоже, Марк ничуть не чувствовал себя виноватым.
— Полно, Наташа, ты же не можешь делать вид, что и не догадывалась, будто мы окажемся в постели! Будь честной, и ты признаешь, что ждала этого с самого первого момента нашей встречи.
Удержать свой взгляд подальше от его тела оказалось неимоверно трудно. Темные волосы покрывали его грудь, и их полоса, сужаясь, исчезала за краем покрывала. В мягком, казавшемся необыкновенно женственном интерьере ее спальни Марк выглядел слишком большим, внушительным и просто-таки вопиюще мужественным. Воистину он — воин-завоеватель, а ее спальня — последнее беззащитное убежище, которое он решил захватить.
— Если ты думаешь, что это тебе сойдет с рук, то глубоко ошибаешься. Ты уйдешь, — объявила Наташа, хотя и не совсем убедительно.
— Конечно, — кивнул Марк. — Только утром.
— Нет, не утром, а сейчас!
Чтобы придать больше веса своим словам, Наташа воинственно скрестила руки на груди, но неуверенность во взгляде лишала ее возглас убедительности.
Марк откинулся на подушки, удобно сложив руки за головой. При этом покрывало сползло угрожающе низко.
— Ты не забыла, что обещала провести со мной ночь?
— Нет, но мы же договорились: с условием, что я решаю, где именно.
— До рассвета осталось еще несколько часов, — произнес Марк, изображая задумчивость, — не могу придумать более приятного места, чтобы их скоротать.
— Послушай, как ты не понимаешь, что наш уговор провести вместе ночь всего лишь шутка! Это была глупая и, как выяснилось, безуспешная попытка преподать тебе урок! — воскликнула Наташа почти в отчаянии.
— Так или иначе, ты обещала.
— Ну хорошо, обещала, но сейчас я отказываюсь от этого обещания! Мы оба взрослые люди и можем менять свои решения, если захотим.
Взгляд Марка медленно скользнул по ее телу и остановился на мягких холмиках грудей, вырисовывающихся под тонкой туникой.
— Я отнюдь не передумал. Напротив, я еще более уверен в своем желании, чем раньше.
— Марк, прошу тебя!
Наташа ощущала полную растерянность. И дело вовсе не в его настойчивости — она в каком-то смысле была даже лестной. Кроме того, Наташа инстинктивно догадывалась, что Марк в достаточной степени джентльмен, чтобы оставить девушку в покое, если она действительно этого хочет. Но ее как раз и беспокоило именно то, что она оказалась не способна по-настоящему возмутиться его нахальством. Искушение позволить Марку одержать победу в этом маленьком поединке характеров было почти неодолимым. Даже сейчас, когда их разделяло пространство спальни, он действовал на нее с пугающей силой. Наташа почувствовала какой-то внутренний трепет — многозначительный признак, предвещающий ее поражение.
Неожиданно на глазах выступили бессильные слезы. Наташа сердито смахнула их прочь. Она не покажет своей слабости!
Марк чувствовал борьбу противоречивых чувств, отражавшуюся на лице Наташи, и его выражение тут же изменилось: насмешливая улыбка, кривившая губы, смягчилась, а глаза посерьезнели.
— Наташа, не расстраивайся! Я не хочу причинить тебе боль. Совсем наоборот, я хочу, чтобы ты была счастливее, чем когда-либо. И я обещаю, что так оно и будет, если только ты смиришься с тем, что так естественно происходит между нами.
— Но… — тихо всхлипнула Наташа. Но… что? Как она может объяснить ему то, чего и сама больше не понимает?
Марк похлопал рукой по покрывалу:
— Почему бы тебе не присесть на краешек кровати и не послушать меня минутку? — Наташа заколебалась, но Марк поспешил добавить:
— Обещаю, что не буду к тебе прикасаться.
Наташа устало опустилась на угол кровати, сцепив руки на коленях. Марк казался задумчивым.
— Может быть, я слишком сильно на тебя напираю, тогда прошу прощения, начал он. — Ты явно не привыкла позволять мужчине брать на себя бразды правления. Впрочем, за это я вряд ли могу тебя винить. Чтобы выжить в таком городе, как Нью-Йорк, нужно быть жестким. — Его голос смягчился. — Но чтобы получать от жизни удовольствие, нужно еще и другое: понимать, когда можно позволить себе быть просто слабой женщиной. Тот, кто никогда не поддается страсти или нежности, будет ужасно одинок.
— Я не то чтобы боюсь собственных чувств. — Наташа замялась, не зная, как выразить свои запутанные эмоции, и попыталась, не очень, правда, убедительно, прибегнуть к прежним доводам. — Я… я просто совсем ничего о тебе не знаю!
С тихим смешком Марк перенес тяжесть тела на один локоть.
— Ха, ты знаешь гораздо больше, чем думаешь! Поразмысли и расскажи мне все, что вспомнишь.
Вопрос немного успокоил Наташу. Да, лучше придерживаться фактов.
— Ну… ты француз, — начала она, — живешь в Париже, кое-что смыслишь в живописи, кино, винах и…
Одним взмахом руки Марк возмущенно отмел все эти предположения.
— Это все слишком очевидно! Думаю, у тебя хватит воображения на что-то более глубокое, cherie.
Наверняка у тебя сложилось определенное мнение о моем характере?
Тихо вздохнув, Наташа примолкла. Она попыталась представить, какие богатые возможности открываются перед ней, ведь подумать в таком свете о нем было ново и необычно.
— Ладно, посмотрим, — начала она медленно. — Благодаря своему так называемому «поверхностному» образованию ты в любом вопросе, какой я только могу затронуть, чувствуешь себя как рыба в воде….Хм, ты вежлив, во всяком случае большую часть времени.
Марк кивнул, поощряя ее.
— Что еще? Тебе нравится дразнить и… провоцировать. Ты очень привлекателен — и сознаешь это!
Он поморщился, и Наташа усмехнулась: попала в точку.
— Ты хорошо чувствуешь настроения других людей. Может быть, даже слишком хорошо. Кроме того, ты большой «спец» по комплиментам и знаешь, как заставить женщину почувствовать себя женщиной, — закончила она, не замечая, что почти слово в слово повторяет некоторые вещи, которые недавно говорил он сам.
— Неплохо! А как у меня насчет добродетелей?
— Например?..
— Таких, как честность, порядочность…
— О, ты несомненно честный. — Это Наташа почувствовала сразу. Порядочный? Возможно. Искренний? Да. Гордый? Безусловно. Щедрый? Да. Усердный? Явно! Вдумчивый? — Наташа принялась загибать пальцы.
— Стоп, стоп! У меня будет — как это у вас говорится? — головокружение от успеха, — рассмеялся Марк.
— Слишком поздно, оно у тебя уже имеется!
Уму непостижимо, как легко этому французу удалось изменить ее настроение! Он воистину профессионал обольщения!
Марк шутливо зааплодировал.
— Ну вот видишь? За такое короткое время ты узнала обо мне довольно много. И не эти ли самые качества имеют значение? Не по ним ли ты обычно судишь в конце вечера, достоин ли мужчина чего-то большего, нежели дружеский поцелуй в щечку?
Это правда. Гораздо важнее, не какая у мужчины профессия, а что он за человек. Наташа поняла его точку зрения, но сомнения все же оставались.
— Но не мешало бы знать и факты! А что, если ты — международный торговец наркотиками? — спросила она угрожающим тоном, заранее зная, что такое предположение совершенно абсурдно. — Или террорист? Или — еще того хуже — женат? — Тут ее лицо посерьезнело. До сего момента подобная возможность как-то не приходила ей в голову.
Марк выглядел шокированным.
— Бог мой! Какое у тебя романтическое воображение! Я определенно не женат, что до остальных твоих фантазий… увы! Реальность тебя разочарует. Я усердно работаю и получаю зарплату так же, как другие. Уверяю, это довольно скучная история.
— О нет! — запротестовала Наташа. Она уселась поудобнее, подперев рукой подбородок. — Давай-ка рассказывай!
Марк со стоном откинулся на подушки.
— Ты что, никогда не спишь? Не могли бы мы обсудить занудные подробности того, как я зарабатываю на жизнь, за завтраком? А прямо сейчас я бы с гораздо большим удовольствием поцеловал эти восхитительные губы и исследовал бы то неизведанное, но очень манящее и соблазнительное, скрытое этой древней одеждой.
— Пока что тебе ничто не мешало попытаться!
— Значит, я могу продолжать? — подчеркнуто церемонно осведомился Марк.
Наташа вспомнила, что он обещал не прикасаться к ней, и состроила шутливую гримаску, изображая нерешительность. Вспомнились все причины, по которым она привела его к себе. Марк абсолютно не походил ни на одного из мужчин, которых она когда-либо знала. Он ее очаровывал и, что еще более поразительно, заставлял почувствовать себя очаровательной. А еще он обладал способностью возбуждать все ее чувства таким образом, что это оказалось для нее полной неожиданностью. Если Наташа когда-нибудь и откажется от своих принципов, то это произойдет из-за дерзкого парижанина.
Никакого решения она так и не успела принять: не существовало такого момента, про который Наташа могла бы впоследствии сказать: «…И тогда я решила заняться с Марком любовью». Просто она вдруг обнаружила, что находится в его объятиях. Она целовала его с такой готовностью, которая может родиться только из прорвавшейся наружу глубоко подавляемой потребности. Его сила переливалась в нее, унося усталость и заряжая энергией.
Теплые влажные губы Марка скользнули по ее губам, сгорая от нетерпения потребовать все, что только возможно. Ответное желание девушки было столь же сильным, и, как бы признаваясь в этой томительной жажде, ее язык искал встречи с его языком. Наташа чувствовала, что открывается навстречу Марку так полно, так искренне, как не открывалась еще ни одному мужчине.
Ощущение сильных рук, привлекающих ее к гибкому мускулистому телу, заставило ее дыхание участиться. Наташу охватило небывалое возбуждение, она знала, что близок миг, когда она полностью отдастся ему, и предвкушала необыкновенную радость от того, что он тоже будет целиком принадлежать ей.
Чувствуя ее торопливость, вызванную возбуждением, Марк старался продлить удовольствие. Прервав поцелуи, он начал легонько поглаживать ее открытые плечи и спину. От дразнящих, соблазняющих движений его опытных рук тело Наташи налилось эротическим напряжением, которое разряжалось сотнями искорок чувственного удовольствия, заставляя ее вздрагивать.
— Сладкая моя, — шептал Марк, поднимая голову, чтобы запечатлеть у нее на лбу нежный поцелуй. — Ты так соблазнительна, Клеопатра, — такая невинная и искушенная одновременно. Мужчина может умереть от желания быть с тобой!
Вздохнув, Наташа опустила голову ему на плечо, ее изящная рука устроилась на его могучей груди.
— Я чувствую, как бьется твое сердце! — тихо проговорила она.
— Неудивительно, — усмехнулся Марк, — оно ухает, как паровой молот. Никогда еще я не желал ни одну женщину так сильно, как тебя.
Покрывало все еще лежало между ними. Внезапно Наташа поняла, что не может больше выносить никаких разделяющих барьеров между ними. С возгласом нетерпения она отстранилась от Марка и поднялась с кровати.
— Что случилось?
— Потерпи! — произнесла она многообещающе.
Порывшись в ящичке, Наташа нашла спички и зажгла маленькую свечку, стоявшую на той же тумбочке возле кровати. Потом она выключила лампу, и комната оказалась озаренной только мягким мерцающим светом. Обстановка стала необыкновенно интимной.
Отвернувшись от Марка, Наташа начала медленно снимать тунику. Она почти осязаемо чувствовала на себе его взгляд, сила его желания связывала их между собой словно тонкая упругая нить, протянувшаяся через комнату от него к ней. Наконец она грациозным жестом перешагнула через кружевные трусики, уже сброшенные на пол. Наташа испытывала странное чувство от того, что стояла перед ним полностью обнаженной. Наконец она повернулась лицом к Марку. Одновременно раздались два возгласа восхищенного удивления: мужской — от открывшегося ему зрелища стройной фигурки в неровном свете маленькой свечки, и женский — от созерцания великолепия его мужественного тела. Покрывало было уже отброшено, и Марк лежал, опираясь на локти и слегка приподняв одно колено. Наташино сердце на миг остановилось: он был само совершенство, стройный, мускулистый, и весь его облик оказался во всех отношениях именно таким волнующим, как она предвкушала.
Под беззастенчивым взглядом Марка, скользившим вдоль ее тела, Наташино сердце бешено заколотилось. Его взгляд задержался на полной округлой груди с розовыми сосками, опустился к кремовой коже живота, потом двинулся ниже. Наташа увидела, как вздыбилась его грудь от резкого вдоха.
— Господи, ты еще прекраснее, чем я мог представить! — благоговейно прошептал он. — Иди ко мне, Наташа!
Разделявшее их пространство исчезло. Вдруг осмелев, Наташа легла рядом.
— М-м-м…
Наташа заставила его замолчать, приложив к его губам палец, а потом склонилась и прикоснулась к нему своими мягкими дразнящими губами. Темный шелк ее волос опустился завесой вокруг головы Марка. Он покорно лежал не шевелясь, а Наташа дразнила его короткими легкими поцелуями, обводила кончиком языка контуры его губ.
— Ах ты, сирена! Прекрати! Ты сведешь меня с ума!
Не обращая внимания на хриплую мольбу, Наташа начала свое увлекательное исследование. Ей хотелось выучить наизусть каждый дюйм его великолепного тела, и она позволила своим рукам отправиться в странствие. Кончиком пальца она проследила контур его чеканного профиля, а другая рука запуталась в густых волосах. Ее ладонь пробежала по упругим гладким плечам Марка, жестким волосам, покрывающим грудь. А глаза Марка все это время не отрываясь следили за ней со смешанным выражением изумления и удовольствия.
Потом ее губы двинулись вслед за руками и, начав свой путь у виска, спустились к щекам, на которых уже немного начала пробиваться щетина. На шее Наташа обнаружила восхитительные местечки и, потершись о них губами, с удовольствием услышала в ответ его стон. Удовольствие от сознания того, что она разжигает его страсть, стало еще острее, когда ее губы двинулись ниже, проложили дорожку по его груди, пересекли живот. Стремясь доставить Марку высшее удовольствие, Наташа без малейшего смущения отбросила все мысленные преграды и запреты. Ни один дюйм его тела не остался обойденным ее нежностью и лаской. Наградой Наташе был низкий глубокий рык чисто мужского наслаждения, подстегнувший ее собственное желание.
Наконец Марк, не в силах выдержать эту сладкую пытку, приподнялся в постели:
— А теперь, моя маленькая мегера, пришло время тебе самой отведать собственного лекарства!
К шутливому возмущению Наташи, Марк опрокинул ее, щекоча и поддразнивая, пока она после короткой борьбы не откинулась на спину, жадно ловя ртом воздух.
Дерзкий француз в полной мере продемонстрировал свое искусство разжигания страсти. Опытные руки воспламеняли ее нежную кожу. Губы с дьявольской изощренностью дразнили самые чувствительные местечки. Ее возбуждал даже низкий рокот удовольствия, доносившийся из глубины его груди. Уже через минуту Наташа потерялась в водовороте наслаждения всепоглощающего и более острого, чем все, что ей когда-либо доводилось испытывать.
Получив полную власть над ее чувствами, Марк перестал сдерживать себя. Глубокие страстные поцелуи уничтожили в Наташиной голове последние остатки связных мыслей.
Пока уверенные пальцы ласкали ее тело, губы занялись грудью. Горячий влажный язык обвел затвердевшие соски, и Наташа сдавленно застонала, выгибаясь дугой от накатившего наслаждения. Когда его губы двинулись дальше, по нежной ложбинке между грудей, к молочно-белой коже живота и еще ниже, она замерла, едва не сходя с ума от предвкушения предстоящих ощущений.
Когда наконец спустя вечность Марк снова вытянулся над ней во весь рост, Наташа дрожала как в лихорадке, ее тело поблескивало бисеринками пота. Сжигавшее ее желание почти пугало своей силой, в глазах горела нескрываемая мольба о решающем, первобытном освобождении.
Марк явно наслаждался ее жаждой, и Наташа знала, что он имел на то полное право. Все обещания были выполнены, ни один мужчина не смог бы с большим мастерством и чуткостью играть на струнах ее тела. Никогда еще она не ощущала собственную женскую суть так глубоко. Как любовник Марк был безупречен, и Наташа подсознательно чувствовала, что, испытав однажды на себе его искусство, она в каком-то смысле будет теперь всегда принадлежать ему.
Почувствовав на себе вес его тела, Наташа выгнулась навстречу. Марку не нужно было ничего подсказывать: с поразительной легкостью он нашел путь во влажное средоточие ее женственности и одним движением наполнил собой ее тело, вызвав взрыв ослепительных ощущений.
У Наташи перехватило дыхание, а когда Марк начал медленно двигаться, она прикрыла глаза. Ее чувствительность необычайно обострилась, малейшее его движение она ощущала каждой клеточкой, и где-то в самой глубине ее существа родился низкий стон наслаждения. Его движения стали более сильными и быстрыми, и Наташе показалось, что ее сознание распадается на тысячи отдельных кусочков. Наконец, пока его ничем не сдерживаемые движения возносили их обоих на последнюю высоту, все ее существо сконцентрировалось в пульсирующем центре желания. Она чувствовала приближение кульминационного момента, но наступивший взрыв все равно потряс ее своей яркостью…
Вселенная вспыхнула, зажглись тысячи солнц. Наташа едва слышала собственные восторженные вскрики и его низкий стон удовлетворения. Ее тело снова и снова сотрясалось в конвульсиях наслаждения — слишком необъятного, чтобы его можно было принимать спокойно. Потом, как по волшебству, Наташа погрузилась в глубокую блаженную темноту и покой…
Когда Наташа проснулась, был уже почти полдень. Она сладко потянулась, чувствуя блаженную боль в каждом мускуле своего тела. Вспомнилось последнее, что отложилось в памяти перед тем, как она заснула: Марк нежно целует ее в затылок и шепчет по-французски что-то ласковое.
Наташа с разочарованием обнаружила, что лежит в постели одна. Потом она улыбнулась — наверняка он сидит в гостиной и с довольным видом потягивает кофе.
Странно, однако, что в квартире так тихо. Из кухни не доносится ни единого шороха, и нет даже намека на запах свежезаваренного кофе. Костюм, который Марк оставил вчера на стуле, исчез. Маленькая свечка на тумбочке возле кровати давным-давно сгорела. Наташа почувствовала, что недоумение уступает место смутной тревоге. Нахмурившись, она отбросила покрывало и выбралась из постели. Достав из шкафа японский халат, расписанный красными цветами, она накинула его на себя и, заглянув по дороге в пустую ванную, побрела в гостиную, залитую ярким солнечным светом.
— Марк?
Прошла длинная-длинная минута, прежде чем Наташа поняла, что что-то не так. Марка в квартире нет, это ясно, но что-то еще не в порядке. Что? И тут она поняла: стена над диваном была непривычно пустой.
Матисс исчез.