Ночные услады

Глава 2

Эльвина оставалась в укрытии дольше того времени, которое могло понадобиться Филиппу, чтобы предупредить своих людей о ее приходе. Девушка не знала, как отнеслась бы леди Равенна к тому, что встреча между ней и Филиппом произошла прежде назначенного срока, но она опасалась неодобрения. Стараясь не думать о таинственной мрачной даме, которая предложила ей вступить в безнравственную связь с Филиппом, Эльвина сосредоточилась на том, чтобы проникнуть в башню незамеченной.

Еще не поздно было бы убежать, покинуть пределы замка и спрятаться в лесу, но тогда пришлось бы расстаться со всем, что она знала и любила: с Тильдой, с повозкой, которую Эльвина последние годы называла домом, с парой волов, тащивших их с Тильдой от одного феодала к другому. Нет, Эльвина не могла предать Тильду даже ради того, чтобы избежать ужасного будущего.

Бросив взгляд на грозную и мрачную башню, Эльвина поежилась. Пожалуй, решаясь на сделку, она не вполне отдавала себе отчет в том, на что себя обрекает.

Совершенно хладнокровно Эльвина согласилась отдать свое тело и душу человеку, которого прежде никогда не встречала. Это решение могло повлечь за собой множество опасностей. У Эльвины глаза потемнели от страха. Она не обманывалась романтическими сказками о любви с первого взгляда, а уж тем более до гробовой доски. Любовь если и существует, то лишь в песнях трубадуров и в старинных сказках. Еще о любви говорят юные кавалеры, желая заполучить женщину, но на самом деле движет ими если не похоть, то расчет.

Эльвина слишком хорошо знала жизнь, чтобы верить в существование столь эфемерного чувства. Она видела немало жестоких сцен. Обитатели замков, не стесняясь ее, грубо обращались со своими женами, дочерьми и любовницами. Любви вообще нет места в этом жестоком мире. Но верность — только верность и помогает выжить и не сойти с ума от горя и страха.

Ради Тильды Эльвина готова была на все. Ради нее она вверила бы свою судьбу кому-то и пострашнее сэра Филиппа.

При воспоминании об искрящихся то насмешкой, то веселым недоумением изумрудных глазах и бронзовой груди с налитыми мускулами Эльвина закусила губу. Ее охватило приятное возбуждение. Скоро ей предстоит узнать, каково это — стать женщиной. Неужели она и сама этого хочет? Нет-нет, Эльвина делает это ради Тильды. Это стоит свеч.

Решив, что время пришло, Эльвина отделилась от стены и вышла из тени в свет. Накинув капюшон и опустив голову, она торопливо прошла через двор, и на этот раз ей вполне удалось затеряться среди смердов, снующих повсюду с корзинами и прочей поклажей. Молитва помогла: леди Равенна и ее приспешники, служившие ей и дьяволу одновременно, не заметили девушку.

Услышав окрик за спиной, Эльвина прибавила шагу. Вот и дверь. Высокий мощный воин в броне и шлеме впустил ее внутрь. Не успела она поблагодарить его, как дверь за ней закрылась. Девушка оказалась одна в темноте.

Башня донжон была одной из самых древних замковых построек. Раньше на втором этаже, над кладовыми, жили хозяева замка, но теперь, когда был построен отдельный дом, жилые комнаты отдавались гостям, а на вершине выставляли дозор. Из башни в новую постройку вел переход, так что два строения соединились в одно, хотя более ранняя кладка отличалась от новой. Эльвина нервно огляделась. Лестница спиралью поднималась вверх. Свет сюда попадал лишь из узких бойниц наверху. Итак, ей предстояло не просто подняться по древней лестнице чуть ли не на ощупь, но и совершить переход от мрачного настоящего к весьма туманному будущему.

Но стоит ли так беспокоиться, размышляя о судьбе, ждавшей ее наверху? До вечера еще далеко, и сэр Филипп пока не успел вдоволь насладиться хмельным элем. Девушка могла не опасаться того, что ее возьмут с пьяной жестокостью, как это наверняка случилось бы, если бы она действовала в полном соответствии с планом леди Равенны. К тому же Филипп, судя по всему, вообще не из тех мужчин, кому доставляет удовольствие насилие над женщиной. В нем чувствовалась утонченность, отличавшая его от тех, кто пытался овладеть Эльвиной раньше. Может, ей повезет, и в этот первый раз он будет с ней нежен. На большее она не смела надеяться.

Зубы ее выбивали дробь, но Эльвина шла навстречу своей судьбе, не замедляя шаг… Еще три ступени вверх, и она оказалась перед дверью в спальню сэра Филиппа.

Филипп вошел в отведенную ему комнату другим путем, перейдя в башню из дома, где жила сейчас леди Равенна. Сбросив верхнюю тунику, он стоял посреди комнаты, величественный и мощный, расставив ноги и подбоченясь. Служанки, посланные леди Равенной в его распоряжение, наполняли ванну, то и дело бросая на Филиппа быстрые взгляды. Ванна была полна до краев, но девицы уходить не собирались.

Филипп нахмурился. Очевидно, леди Равенна распорядилась, чтобы девушки оставались с ним и во время купания. Чертовски предусмотрительно с ее стороны, но беда в том, что не они были у него на уме. Обещание чарующих льдисто-голубых глаз крепко запало ему в душу, и эти жеманные дурочки при всей своей юной прелести не могли заменить ту, что поклялась перед Богом, признав его своим господином. Хотя дикарки, обещанной ему на заклание, пока не было видно, Филипп отослал девиц прочь.

Словно могучий олень, почуявший запах самки, Филипп потянул носом воздух. Инстинкт должен был подсказать ему, где скрывается его Эльвина. Взгляд его упал на большой сундук, наполовину скрытый изъеденным молью гобеленом. Филипп пересек комнату и откинул крышку.

Эльвина вскрикнула, зажмурившись от яркого света, но, узнав того, кто открыл ее темницу, облегченно вздохнула и улыбнулась.

— Я боялась, что леди Равенна прознала о моих планах, — призналась Эльвина, взяв протянутую им руку.

Ладонь его оказалась мозолистой и шершавой, но он держал девушку крепко и нежно. После того как Эльвина выбралась из сундука, Филипп не сразу выпустил ее руку. Она стояла перед ним, едва дыша.

— Леди Равенну стоит бояться? — с любопытством спросил он.

— Да, если ей не угодишь. Леди Равенна разгневается, узнав, что сюрприза не получилось. Она с радостью превратила бы меня в свою рабыню, если бы могла.

— И ты предпочла сделать меня своим господином вместо того, чтобы назвать ее своей госпожой? Не странен ли твой выбор: ведь тебя любезно приняли в этом замке, дали кров и пищу, а также позаботились о твоей больной спутнице.

Филипп медленно водил кончиком пальца по тыльной стороне ее ладони, вычерчивая какой-то загадочный узор. Эльвина смотрела на него без тени смущения или страха.

— Я оплатила свое содержание и теперь плачу за Тильду, отдавая все, что у меня есть. Думаю, такую плату не назовешь скудной.

— Да, — согласился Филипп, — и если твои слова — правда, ты платишь слишком высокую цену. Я не привык брать девственниц, как не привык пользоваться отчаянным положением людей. Я готов освободить тебя от твоей клятвы и оставить нетронутой. И ты поступишь мудро, приняв мое предложение.

Однако Филипп продолжал гладить ее щеку, и Эльвине доставляла удовольствие эта ласка. Теплый конский запах, запах кожи и мужского пота щекотали ее ноздри, производя на нее странное впечатление. Этот мужчина со своим запахом обладал волшебной силой, противостоять которой она не могла. Пальцы Эльвины сами потянулись вверх, она коснулась жестких волос, покрывавших его бронзовую грудь, и необычная истома охватила ее. Ноги у Эльвины подкашивались, ей хотелось быть ближе к Филиппу. Она с трудом вникала в смысл его слов, но он поднял слишком серьезную тему, чтобы уклониться от ответа.

— Нет. — Эльвина покачала головой. — Вы сказали, что заберете меня отсюда. Здесь прячется зло, я чую его, и вскоре это зло поработит все и вся в этом проклятом месте. — Заметив, что Филипп скептически прищурился, Эльвина нахмурилась. — Не смотрите на меня так, я не могу сказать вам, откуда мне это известно, но зло существует, и оно где-то рядом. Вы предлагаете мне свою защиту и место для Тильды. Лучшего выбора у меня нет, и я оплачу вам сполна то, что вы для меня сделаете. Я знаю, что опыта у меня нет, но я быстро всему научусь.

Рука, так нежно гладившая ее по щеке, вдруг сжала подбородок сильно и грубо.

— Если ты хочешь научиться ремеслу шлюхи, я обучу тебя. Я научу тебя всему и даже большему, чем требует эта профессия, но ты будешь моей шлюхой, а не чьей-то еще. Так что советую тебе все хорошенько взвесить, прежде чем согласиться платить такую цену за мое покровительство.

— Я буду вашей шлюхой, милорд, но ни один мужчина не будет моим господином.

Филипп почувствовал уважение к девушке, сказавшей это так просто, без слез и истерик. Эльвина все взвесила. Она знала, о чем говорит. Филипп кивнул.

— Хорошо. Я не стану спорить с твоим решением, потому что оно мне выгодно. Я не знаю красивых слов, коими ублажают придворных красоток, и не питаю склонности к шлюхам, услугами которых пользуются мои люди. А девушка столь редкой красоты, как ты, редко встречается на пути у мужчины. Но не думай, что твои обязанности будут легкими.

Филипп смотрел на нее затуманенным от желания взглядом, и рука его медленно скользила вниз по ее спине. Эльвина стояла перед ним словно зачарованная. Ей казалось, что она голая. Филипп притянул девушку ближе, и глаза его вспыхнули, когда он не встретил сопротивления. Эльвина почувствовала, как напряглись его бедра под тонким шерстяным покровом, и вздрогнула, но не от страха, а от сознания могучей физической силы того, кто держал ее в плену своих рук. Его потребность овладеть ею она ощущала животом, прижатым к его чреслам. Удовлетворенно кивнув, Филипп отпустил ее.

— Я хотел бы для начала избавиться от лошадиного пота и грязи, а ванна моя остывает. Поскольку я отослал служанок, тебе придется занять их место.

Филипп направился к ванне, стоявшей посреди комнаты. Эльвина же неподвижно стояла там, где он оставил ее. Она никогда не была в услужении, да и как обращаться с нагими мужчинами, не представляла. Эльвине пришлось признаться себе в том, что она до сих пор имела не вполне внятное представление о своих обязанностях.

Она во все глаза смотрела, как Филипп, наполовину отвернувшись, небрежно стягивает штаны-чулки и наголенники. Затем он повернулся к ней лицом, и девушка со смущением и благоговейным ужасом подняла глаза от его мощных мускулистых ног к возбужденной плоти. Как он сможет в ней поместиться?

Эльвина густо покраснела, когда встретилась с ним глазами и поняла, что все это время он внимательно изучал ее реакцию и, уж конечно, понял, куда она смотрела с таким страхом. Филипп забрался в ванну, и вода скрыла наиболее пугающую часть его тела.

— Ты лучше справишься со своими обязанностями, если подойдешь ближе.

Филипп нетерпеливым жестом подозвал Эльвину, и она, кивнув, подошла к краю ванны, опустилась на колени там, где он указал, и взяла в руки кусок шерстяной ткани, лежащий рядом на полу. На этом расстоянии Филипп казался ей крупнее боевых коней, тех, что она видела на конюшне, но кони, как Эльвина знала по опыту, падки на ласку. Как поведет себя этот мужчина, если она дотронется до него?

На все требовалось время. Филипп ждал, наблюдая за девушкой, следя за каждым ее движением, и Эльвина внезапно осознала, как важно для нее завоевать его уважение. Велев себе успокоиться, она опустила шерстяную ткань в воду, отжала ее и прикоснулась к его позолоченной солнцем груди.

Немедленных ответных действий не последовало, но Филипп все же, пожалуй, остался доволен, если судить по реакции его тела. Напряженные мышцы расслабились от нежного массажа, и, вдохновленная своим открытием, Эльвина ощутила большую уверенность, намылила ткань и стала растирать его более размашисто, захватывая новые участки груди и спины.

Когда со спиной и грудью было покончено, Филипп погрузился в ванну, лег на спину, положив голову на край и вытянув вдоль бортов руки. Тогда Эльвина заметила еще один шрам под ребром. С сочувствием и жалостью она коснулась рукой старой раны.

— Вам повезло, что вы выжили после такого ранения, милорд, — промолвила она. — Каким образом вы были ранены?

— Я служу королю верой и правдой и не задаю вопросов. Вот тебе пример того, как вассал должен служить своему господину, — наставительно заметил Филипп и с таинственной полуулыбкой добавил: — Хотя твои обязанности и не будут сопряжены со столь большой опасностью для жизни.

— Я попытаюсь, милорд, служить вам верой и правдой, хотя и не привыкла никому служить. — Эльвина начала растирать ему грудь намыленной тканью. Маленькие темные соски его набухли. Заметив это, она мысленно поздравила себя с первой победой и решила продолжить в том же духе.

Филипп глухо застонал, и этот стон послужил явным предупреждением. Эльвина вскинула голову, но не успела увернуться. Он схватил ее за плечи и притянул к себе, намочив тунику спереди.

— Ты послужишь мне верой и правдой, и это случится быстрее, чем ты ожидаешь, если будешь следовать своей теперешней тактике. Веди себя прилично, девчонка.

Филипп привлек Эльвину ближе и с жадностью овладел ее ртом. Казалось, своим ртом он выжигал клеймо, утверждая свое пожизненное право на нее. Язык завершил насилие, по-хозяйски освоившись в недрах ее рта. Эльвина таяла в объятиях Филиппа, изо всех сил сжимая его плечи и страстно целуя его.

Мокрой рукой он ласкал ее грудь, покрытую грубой тканью, снизу вверх, до восставшего соска.

Эльвина застонала. Наслаждение било через край, рвалось наружу. Сладкая мука становилась невыносимой, и девушка инстинктивно попыталась вырваться.

Филипп держал ее крепко, продолжая ласкать грудь. Эльвину била мелкая дрожь.

— Я серьезно отношусь к обещаниям, — сказал Филипп, приподнимая ее подбородок так, чтобы она смотрела ему в глаза. — Я готов сделать тебя своей во всех смыслах этого слова. Я забочусь о том, что считаю своим, но жду, чтобы и мне служили с полной отдачей. Не пытайся бежать от меня, потому что я найду тебя, куда бы ты ни скрылась.

В этот миг Эльвина в полной мере поняла все последствия своего соглашения с Филиппом, но ничуть не пожалела о содеянном. Она выросла независимой и свободной, но такого господина могла бы научиться уважать.

— Не обращайтесь со мной жестоко, и я останусь верна вам до тех пор, пока в вас не иссякнет желание, милорд.

Эльвина не отпрянула, когда Филипп развязал рубаху у ее горла и опустил вниз, обнажив отяжелевшую грудь. Только серебристые пряди волос, рассыпавшиеся по плечам, скрывали ее наготу.

Он смотрел Эльвине в глаза, накрывая ладонью ее обнаженную грудь, касаясь того, чего до сих пор не касался ни один мужчина, и она, как ни старалась, не могла сдержать дрожь.

Филипп, судя по всему, остался доволен тем, что видел.

— Сейчас мне больше всего хочется не твоей верности, — сказал он, осторожно поглаживая ее напряженный сосок. — Снимай эти безобразные тряпки и полезай ко мне, пока вода еще теплая.

Филипп потянул за пояс. Эльвина послушно развязала его, и рубаха упала к ее ногам. Теперь она стояла на коленях во всей красоте своего гибкого женственного тела — с полной грудью, тонкой талией и крутыми бедрами.

Филипп положил руку ей на бедро, провел вниз, и прикосновение его шероховатой ладони к обнаженным ягодицам вызвало в Эльвине трепет страха и восторга. Девушка знала: он хочет, чтобы она встала перед ним во весь рост. Филипп явно желал насладиться зрелищем ее обнаженного тела. И вдруг, ощутив гордость за себя, Эльвина и сама захотела того же. Пусть он видит, что она ему предлагает, пусть видит, что она щедро отплатит ему за его заботу и покровительство. Эльвина поднялась с колен. В сумеречном свете, проникавшем из крохотного окошка, кожа девушки, казалось, светилась и белизну ее тела подчеркивали то серебристые, то золотистые пряди, рассыпанные по плечам. Между ног темнел аккуратный треугольник. Она могла купить безопасность себе и Тильде только ценой своего тела, поэтому должна показать то, чем владела, с самой выгодной стороны.

Филипп не сводил с нее глаз. Кожа девушки горела под его жарким взглядом, а голова кружилась. Он накрыл ладонью темный треугольник между бедрами. Заметив, что у девушки подкосились ноги, Филипп поднялся и обнял се. Его глаза блеснули, и в следующую секунду он вместе с Эльвиной опустился в воду.

— Я привык мыться регулярно, — сказал он, усмехаясь се недоумению. — Мне не по душе вши и прочие паразиты, и от своей женщины я ожидаю соблюдения таких же правил.

Глаза ее вспыхнули гневом.

— Я чище вас, милорд. С детства меня приучили держать себя в чистоте, и я купаюсь даже в мороз!

Ничуть не обескураженный этим выпадом, Филипп с широкой улыбкой намылил ткань.

— Отлично. Когда наступят холода, ты будешь согревать мне воду лучше, чем огонь. — Затем,

прищурившись, спросил: — А что случилось с твоими родителями?

— Они умерли от лихорадки один за другим. Мать пережила отца лишь на несколько дней. У меня никого не осталось на земле.

— И все же ты воспитана в любви к чистоте и говоришь на языке двора весьма свободно, как на родном.

Эльвина молчала, а Филипп словно забыл о своем вопросе. Как ни велико было его любопытство, желание возобладало над ним. Филипп начал намыливать ее грудь.

Каждое его прикосновение подводило Эльвину к краю безумия. Казалось, нет способа прекратить эту сладкую муку. Она прикусила губу, чтобы не закричать, а между тем руки Филиппа продолжали будоражить в ней кровь.

Эльвина молчала, и Филипп вопросительно взглянул на нее. Поняв все, он удовлетворенно усмехнулся.

— Не боишься? — спросил он и скользнул рукой вниз, накрыв ее лоно.

Раскинув руки и разведя ноги, Эльвина не могла противиться его ласкам, которые становились все более смелыми. Филипп касался самых чувствительных, самых нежных ее мест, и эти ласки и сознание близости того, что вот-вот должно было произойти, лишали девушку воли. Эльвина покачала головой.

Она закрыла глаза и откинула голову. Филипп знал, что такое зов плоти, но к этой юной сирене он испытывал не только похоть. И это удивляло его. Желание холить и защищать эту девушку боролось в нем с желанием овладеть ею и покорить ее.

Обняв Эльвину за талию, он приподнял ее и усадил к себе на колени лицом к лицу.

Глаза ее широко распахнулись, и она ухватилась за его плечи, покорно ожидая приказаний.

Филипп обнял Эльвину и поцеловал. Она вздрогнула, затрепетала и страстно ответила на его поцелуй, требуя еще и еще, прижимаясь к Филиппу, словно желая слиться с ним воедино.

Язык его проник в ее рот и заполнил его. Но Эльвина желала большего, чем поцелуй. Она инстинктивно прижималась к Филиппу, терлась об него животом, стремясь заполнить тянущую пустоту внутри.

Филипп встал и поднял Эльвину.

Разгоряченные, они не замечали холода. Покрытая меховым пологом кровать была рядом, и Филипп отнес туда свою драгоценную ношу. Осторожно положив Эльвину посредине, он отступил, любуясь той, которую ему предстояло сделать своей.

Заметив его желание, Эльвина впервые почувствовала себя женщиной — не только телом, но и душой. В ней проснулась жажда услаждать, дарить удовольствие. Охваченная негой, она сладко потянулась, раскинула ноги и закинула руку за голову. Эльвина лежала перед Филиппом, не испытывая ни смущения, ни страха. Сознавая красоту своего тела, она наслаждалась тем, что желанна.

Эльвина и сама любовалась своим избранником, могучим мужчиной, словно отлитым из бронзы. Контуры его губ и линия подбородка свидетельствовали о жестокости и упрямстве, но изумрудные глаза заставляли верить в сказ-си о страстной любви. Осмелев, Эльвина скользнула глазами по широкой мускулистой груди и плоскому животу, обозначенному рельефными мышцами, к чреслам.

Филипп усмехнулся, увидев, как прелестница дерзко изучает его тело. Но он не мог довольствоваться лишь тем, чем наслаждался его взгляд. Очень давно Филипп не был с женщиной, а Эльвина обещала подарить ему изысканное наслаждение. Он склонился над раскинутой на постели фигуркой и накрыл губами набухший сосок.

Когда Филипп навис над ней, Эльвина на мгновение съежилась, замерла от страха, но тут его горячий язык коснулся возбужденного соска, и она тихо застонала от наслаждения. С видимым удовольствием он попробовал на вкус один сосок, за ним второй, а затем опустился ниже. Эльвина вздрогнула, осознав, куда он направляется.

Схватив Филиппа за голову, она погрузила пальцы в его темную шевелюру и взмолилась, чтобы он не делал этого, но он словно не слышал ее. Обняв ее круглые ягодицы и чуть приподняв, Филипп осторожно поцеловал то место, которое вот-вот собирался наполнить собой.

Эльвина извивалась под изысканной и сладкой пыткой. Его язык касался самых чувствительных мест, исследовал, пробовал, проникал внутрь. Филипп знал, что Эльвина не предполагала, насколько полно он будет обладать ею, но он знал и то, что она не в силах противиться ему. Если вначале бедра Эльвины конвульсивно сжимались, противясь его настойчивым ласкам, то очень скоро движения ее стали скорее требовательными, чем боязливыми. Потом вспыхнула страсть.

Почувствовав, что девушка сдалась, Филипп опустился на нее всем телом, и Эльвина жадно обняла его. Сладкий запах ее волос наполнил ноздри, когда она потянула к себе его голову, чтобы поцеловать в губы. Она была такой тоненькой, что Филипп боялся раздавить ее, но жадность, с какой Эльвина прижималась к нему, заставляла забыть об осторожности.

Она и представить не могла, какое неописуемое наслаждение ждет ее в его объятиях. То, что происходило между ними, не могло быть грехом, ибо грех не бывает таким прекрасным и чистым. В тот момент, когда Филипп осторожно развел ее ноги, на глаза Эльвины, плакавшей очень редко, навернулись слезы радости.

Филипп едва ли заметил это, так как тело ее раскрылось, впуская его в себя. Шепча бессвязные слова страсти, покрывая поцелуями ее лицо, он давал Эльвине привыкнуть к себе.

Она крепче обняла Филиппа, словно ища у него защиты, когда он попытался войти поглубже и преодолеть тот барьер, который отделяет девушку от женщины. Она выгнулась ему навстречу, соски ее напряглись, ногти впились ему в спину.

Еще минута — и Эльвина стала частью Филиппа. Она и ее могучий рыцарь превратились в одно существо, и в тот миг, как наступил пик наслаждения, она взмыла в небеса.

Прижавшись друг к другу, они лежали, словно покачиваясь на волнах. Он все еще находился в ней, и только сейчас Эльвина осознала, как легко Филипп мог причинить ей боль, заставить ее страдать. Но он был нежен с ней. В порыве восторга лоно ее сжалось, вызвав у Филиппа удовлетворенный вздох.

Он был более чем нежен, и Эльвине захотелось еще ласк. Еще удовольствия. И от этого она покраснела.

Филипп тихо засмеялся.

— Поздновато для смущения. Ты любила необузданно и страстно, не сдерживая своих эмоций, как это редко бывает с женщинами. Ты подарила мне большое удовольствие, маленькая разбойница, и не превращайся сейчас в скромницу.

Эльвина лучилась гордостью.

— Спасибо, что проявили ко мне доброту, милорд. Я всегда буду стараться угодить вам. — Приподнявшись на локте, чтобы лучше видеть его лицо, она спросила: — Это всегда бывает так, как сейчас? Меня готовили к боли и неприятным ощущениям. Знай я, что на самом деле это дает такое наслаждение, я бы давно уже попробовала.

Расхохотавшись, Филипп обхватил ладонями ее ягодицы и, оставаясь в ней, перевернулся на спину. Зачарованный ее взглядом, укрытый пушистой пеленой ее волнистых светлых волос, он не рассердился на Эльвину за эти чистосердечные слова.

— Тебе не удастся вырвать у меня признание в том, что я не знал женщины, с которой мне было бы так же хорошо, как с тобой. Для большинства людей соитие лишь способ разрядить напряжение. Нам с тобой повезло больше, чем другим. Не искушай судьбу и меня, пытаясь искать того же в других местах.

Филипп накрыл ладонью ее грудь, отметив про себя, как быстро напрягся сосок под его прикосновением. Реакция его тела была столь же стремительной.

На этот раз ему хотелось взять Эльвину без оглядки, всю, так, чтобы она поняла всю полноту его обладания ею. Сделав первый глубокий толчок, Филипп предупредил ее о своих намерениях.

Глаза Эльвины широко распахнулись, ей показалось, что он проткнул ей живот, таким глубоким было проникновение. Встревоженная, она смотрела ему в лицо, но в глазах читалась лишь страсть. Ладонь Филиппа легла на ее ягодицы, он усадил Эльвину поудобнее, и она расслабилась, с жадностью вбирая в себя то, что он предлагал ей.

— Мне не придется ничего искать в других местах, если вы всегда будете столь же страстны, милорд, — промолвила Эльвина, отвечая на его восхищенный стон.

— Ты — норовистая лошадка, но скоро я уломаю тебя и приучу к своему седлу.

С этими словами Филипп во второй раз накрыл Эльвину своим телом.

— Мне кажется, После того, что произошло между нами, ты можешь называть меня по имени. Меня зовут Филипп, мне было бы приятно услышать, как ты произносишь мое имя.

— Филипп, — медленно проговорила Эльвина, словно пробуя слово на вкус. Вот уже много лет на английском престоле не было англичан и придворные все сплошь говорили по-французски, так что Эльвина ничего не имела против того, что избранник ее нормандских кровей. С удовольствием она еще раз произнесла его имя: — Филипп, сделай, чтобы я любила тебя снова.

Глядя в ее невинные глаза, Филипп думал о том, как удивительно мелодично звучат в устах Эльвины слова его родного языка. И еще, была ли оговорка случайной? Или она знала, о чем говорит? Не «люби меня», а «сделай, чтобы я любила тебя». Эльвина была отчаянно хороша, настоящая искусительница, но он знал о жизни больше, чем она. Филипп знал, что будет обладать этой женщиной до тех пор, пока будет нуждаться в ней, а когда она ему надоест, без колебаний бросит. Должно быть, расчетливая и практичная Эльвина понимала это.

Все козыри были у Филиппа на руках, он был сеньором, она — вассалом, тогда почему его не оставляло тревожное чувство, страх потерять ее? Ему казалось, что эта девушка эфемерна, как призрак или видение, и, стоит ей захотеть, она исчезнет. Филипп презирал слабость в сильных мира сего, а теперь сам был на волоске от того, чтобы попасть в зависимость от женщины. Он мог бы удержать ее подле себя, если бы его семя дало в ней росток. Эта мысль пронеслась в голове у Филиппа, но он поспешил отогнать ее. Какая нелепая фантазия! Филипп принудил себя расслабиться и улыбнуться, глядя в ее настороженные глаза.

— Милорд, вы недовольны мною? — встревожилась Эльвина.

Филипп сделал ей больно, но не настолько, чтобы эта физическая боль могла потушить огонь, требующий утоления, огонь, который он разжег в ней. Руки ее беспокойно шарили по его груди.

— Держись, негодница, — простонал он, — сейчас я возьму тебя по-настоящему.

Схватив Эльвину за бедра обеими руками, Филипп глубоко погрузился в нее, заставив ее закричать от боли и восторга. Крик Эльвины утолил его потребность, заставить, но свободолюбивое создание страдать той же мукой. Застонав, Филипп безрассудно, отчаянно овладел Эльвиной, уводя ее за собой на край безумия.