Ночь светла

6

Кое-как добредя домой, — ведь даже такси невозможно было взять, потому что как в нем сидеть? — Кен немного отдохнул и позвонил Анне Триер по номеру ее сотового телефона.

Надо сказать, сделал он это с удовольствием, так как намеревался отменить ближайшее свидание.

Анна, по всей вероятности, находилась в самом сердце персонального шоколадного царства — на фабрике, в своем кабинете. Кен понял это, потому что, нажав на кнопку ответа, Анна продолжала говорить — а вернее, распекать какого-то провинившегося сотрудника. Причем делала это так мастерски, что Кен невольно посочувствовал бедолаге.

В эту минуту Анна ничем не напоминала романтически настроенную толстушку в кожаных бриджах и тесноватом жакете, какой предстала перед Кеном во время памятной конной прогулки, которую его фурункул, несомненно, воспринял как подарок лично для себя.

— Все! Идите работайте! — крикнула наконец Анна, обращаясь к неведомому собеседнику. И без перехода сердито произнесла в трубку: — Да! Слушаю!

Кен прислонился плечом к стене, так было легче стоять и меньше ныла правая ягодица, в которой постепенно отходила анестезия.

— Здравствуй.

На мгновение в трубке наступила тишина, затем раздался шум, словно Анна переводила дыхание. Однако, когда она заговорила, в ее голосе еще в полной мере присутствовала озлобленность:

— А, это ты! Привет. Кошмарный какой-то день сегодня… Сплошные неприятности. Все будто сговорились сжить меня со свету!

Кен не испытывал ни малейшего желания узнать подробности чего бы то ни было, которые Анна, по-видимому, готова была высыпать на первого попавшегося, в данном случае на него. Спеша опередить ее, он произнес:

— Анна, я хотел предупредить…

Ему следовало лучше знать свою собеседницу. Она никак не отреагировала на тот факт, что Кен заговорил. Слушать кого-то не входило в ее планы. Она хотела говорить сама. А уж если Анна Гриер чего-то хотела…

— Просто всеобщее безумие! — воскликнула она, мгновенно дав Кену понять, кто из них двоих будет лидировать в разговоре. — Куда катится этот паскудный мир?

— Ты меня спрашиваешь? — Кен усмехнулся, но не по поводу того, о чем шла речь, а из-за внезапности перемен, происходивших с Анной в зависимости от того, где она пребывала — в своем поместье «Элмисайд» или в офисе шоколадной фабрики. Человек со стороны мог бы счесть, что у нее раздвоение личности, настолько непохожими получались два эти образа — нежной, любвеобильной владелицы богатой усадьбы и жесткой деловой женщины.

Вновь пропустив слова Кена мимо ушей, Анна продолжила:

— Все вокруг будто ощетинилось против меня. На фабрике дела идут из рук вон плохо, менеджеры ведут себя так, словно производственные процессы их не касаются и вообще они здесь экскурсанты, а не ответственные работники!

Кен прекрасно знал, что Анна преувеличивает и на ее насквозь пропитанной шоколадным ароматом фабрике полный порядок, однако у него и мысли не возникло вставить слово поперек. Во-первых, он не считал возможным вмешиваться в чужие дела, а во-вторых, не хотел уводить разговор в дебри. Ведь с самого начала у него было одно-единственное намерение: предупредить Анну о том, что их ближайшее свидание не состоится. Если бы она не перехватила инициативу, беседа давно бы закончилась.

— И это после всего, что случилось утром! — вдруг в сердцах воскликнула Анна.

Кен помимо воли насторожился. У Анны тоже что-то стряслось?

— Да? — с некоторой опасливостью произнес он.

— И главное, кто бы мог подумать! — с досадой произнесла она.

— О чем?

Анна по-прежнему слышала только себя.

— Во всяком случае, я была абсолютно уверена, что ничего подобного не произойдет.

— Гм… — глубокомысленно изрек Кен, постепенно теряя надежду на взаимность общения.

— Нет, разумеется, я знала, что время от времени подобное случается, — продолжала Анна. — То тут, то там похожие истории происходили. Но чтобы это случилось со мной!

— Умху… — вновь подал голос Кен.

— Ведь я обо всем позаботилась, приняла все меры предосторожности… И, конечно, надеялась на них!

Почти каждая тирада Анны заканчивалась восклицанием.

Что там у нее приключилось? — без особого интереса подумал Кен. После того что довелось сегодня пережить на операционном столе ему самому, любое другое происшествие представлялось не стоящей внимания мелочью.

— Но все мои старания оказались бесполезными, — пожаловалась Анна. — Такая досада, если бы кто только знал!

Кен подавил вздох нетерпения.

— Заранее сочувствую.

— Что? — Похоже, она наконец различила в трубке голос собеседника. Впрочем, данное обстоятельство не особенно повлияло на ход разговора. Общение так и осталось односторонним, потому что Анна тут же снова углубилась в себя. — Настолько все неожиданно… И обидно до чертиков! Я так надеялась на новую сигнализацию… Правда, сначала не хотела ее устанавливать, мне казалось, что и старой вполне достаточно, однако меня убедили в необходимости усилить охрану. Помню, я еще смеялась, что напрасно выбрасываю деньги, все равно сигнализация не пригодится. — Анна неожиданно умолкла, словно подумав о чем-то, затем сердито произнесла: — Получается, что я была права: она действительно не пригодилась!

— Сигнализация? — нахмурился Кен, поневоле поддавшись воздействию проснувшегося любопытства.

— Можно было и сэкономить на ней… Что?

— Ты упомянула про сигнализацию, — быстро произнес Кен, спеша задержать внимание Анны, пока оно не ускользнуло вновь. — С ней что-то случилось?

— Не знаю! — отрезала она. Потом, очевидно вспомнив, с кем говорит, издала короткий нервный смешок. — Ой, прости, дорогой! Я так издергалась сегодня…

— Так что же все-таки произошло? — нетерпеливо спросил он.

— О да, произошло! — гневно засопела Анна. — Еще как! Ночью из моего дома вынесли старинную бронзовую статуэтку, «Купающаяся наяда» называется. При этом сигнализация даже не тренькнула! Представляешь? — Вне себя от негодования, она добавила: — С тем же успехом я могла держать свою художественную коллекцию в сарае, где у меня хранится садовый инвентарь!

Кен усмехнулся. Теперь понятно, почему Анна мечет громы и молнии! С другой стороны, кто на ее месте остался бы спокойным? Анна показывала Кену упомянутую коллекцию, и он нашел ее весьма недурной. В частности, собрание картин содержало экземпляры, которым место было скорее в музее, — работы двух местных художников: Уильяма Этти и еще одного, подписывавшегося фамилией Мор. Творчество обоих уроженцев Шеффилда относилось к Викторианской эпохе.

— Из сарая бы точно ничего не унесли, — заметил он. — Вряд ли кому-то пришло бы голову искать художественные ценности в таком неподходящем месте.

— Это совет на будущее? — угрюмо спросила Анна.

И Кен понял, что, пожалуй, сейчас подтрунивать над ней не стоит — она не в таком настроении.

— Что ты! Я всего лишь пошутил. Прости, если мой юмор показался тебе неудачным.

Несколько мгновений Анна молчала, тяжело дыша в трубку, и Кен порадовался, что не относится к числу ее подчиненных: по-видимому, она едва сдерживала желание сорвать на ком-то злость.

А теперь скажи честно, парень, хочется тебе иметь такую жену? — внезапно прокатилось в мозгу Кена.

Он вздрогнул. И тут же перед его внутренним взором возникло лицо Анны в более привычном для всех знающих ее варианте — напряженно-сосредоточенное, бесстрастное, холодное. Лицо железной бизнес-леди.

Но внезапный визуальный эффект имел не менее неожиданное продолжение: поверх него, частично затмевая, полупрозрачной дымкой повис образ другой женщины — той самой, о существовании которой до нынешнего дня Кен даже не догадывался и которую впервые увидел несколько часов назад в клинике «Спринг-блоссом».

Пола.

Что Кену было известно о ней? Не так уж много. Что небеса наградили ее неземной красотой — по крайней мере, таковым было восприятие Кена. Что у нее приятный голос. И легкая рука… на которой не было обручального кольца. Или было?

Кен сморщил лоб, припоминая. Через минуту в его мозгу рассыпался знакомый смешок некоего невидимого собеседника, после чего тот заметил: «Не ломай голову, приятель, Пола была в медицинских перчатках!».

Действительно, что это я, с некоторым смущением подумал Кен. Конечно, в перчатках. Как и доктор Харрис. То есть я при всем желании и не мог видеть, есть ли на ее безымянном пальце обручальное кольцо.

Наличие или отсутствие которого конечно же очень важно для тебя, вновь хохотнул язвительный собеседник Кена.

Тот плотно сжал губы, потому что ироничное замечание угодило в самую точку. Странно, но Кен впрямь почему-то придавал очень большое значение тому, замужем Пола или нет. На вид ей можно было дать года двадцать три-двадцать четыре. Возраст, в котором девушка в равной степени может быть или уже замужем, или еще нет.

Кен прерывисто вздохнул.

Анна поняла это по-своему.

— Ладно, не переживай, — сдержанно произнесла она. — С кем не бывает. Мне тоже порой случалось неудачно шутить. Так что не беспокойся, я не обиделась.

Ее слова мгновенно заставили Кена вспомнить, что он разговаривает по телефону с женщиной, на которой по совету отца собрался жениться ради обретения наследников. Сейчас эта идея показалась ему еще более искусственной, чем прежде.

Однако следовало что-то ответить Анне.

— Правда не обиделась? — осторожно произнес Кен.

Но, как выяснилось в следующую минуту, та уже думала о другом.

— Ты ведь помнишь «Наяду»? — спросила она. В ее голосе проскользнули требовательные нотки, как будто ответ обязательно должен был быть положительным.

В первый момент Кен не понял вопроса.

— Какую ная… — Не успев произнести последнее слово до конца, он прикусил язык. И вовремя, потому что спросить сейчас, какую наяду подразумевает Анна, было еще хуже, чем пошутить относительно хранения художественной коллекции в лишенном сигнализации сарае, по соседству с садовым инвентарем.

— Гм… я хотел сказать, что такую наяду… э-э… умывающуюся… то есть купающуюся, трудно забыть, — принялся выкручиваться Кен. — Статуэтка датируется восемнадцатым веком, если не ошибаюсь?

Анна шумно выдохнула в трубку.

— Да! В свое время эксперт дал заключение, что это первая половина восемнадцатого века. Статуэтка так мне нравилась! Не могу поверить, что ее больше нет…

Общение все больше принимало форму диалога, поэтому Кен счел необходимым вставить словечко.

— Почему ты употребляешь прошедшее время? Может, статуэтка еще вернется к тебе.

— Ох не знаю… Чует мое сердце, что я ее больше никогда не увижу!

Кен осторожно переменил позу, упершись в стену другим плечом.

— Погоди горевать. Ты хорошо искала? Ведь статуэтку просто могли переставить куда-нибудь.

— Кто? — мрачно усмехнулась Анна. Кроме нее, в доме никого не было, она жила одна, о чем Кену было прекрасно известно.

— Ну не знаю… горничная, например, — сказал он.

Анна вздохнула.

— Горничная клянется, что никуда статуэтку не переставляла.

— Выходит, ты уже спрашивала ее?

— Не я, полицейский инспектор.

— А, так ты обратилась в полицию!

— Что же мне оставалось делать? Статуэтка, между прочим, немалых денег стоит.

— Ну да, разумеется, — пробормотал Кен. — Ты поступила правильно. А когда обнаружилась пропажа?

— Говорю же тебе, сегодня утром! — сердито воскликнула Анна, словно поражаясь его непонятливости.

Откуда ей было знать, что у Кена тоже выдалось сегодня не особенно приятное утро.

— Как это произошло? — невозмутимо спросил он.

— Ну как… Я проснулась, умылась, все как обычно, затем спустилась на первый этаж и уже в коридоре почувствовала что-то неладное.

— В самом деле? Что же это было?

— Сквозняк, — ответила Анна. — Понимаешь, на ночь я закрываю все окна и форточки, не делаю этого только в своей спальне, и то лишь в том случае, если не включен кондиционер. Поэтому сквозняков у меня, как правило, не бывает, во всяком случае ночью и утром. Днем я, случается, проветриваю…

— Хорошо, с этим все ясно, — с оттенком нетерпения прервал ее Кен. — Как ты заметила исчезновение статуэтки? Насколько я помню, она стояла у тебя в гостиной.

В трубке прошелестел очередной вздох.

— Верно. Туда я в конце концов и пришла, ища причину сквозняка. И увидела… увидела…

Кен мог бы поклясться, что уловил в голосе железной бизнес-леди дрожь.

— Да? — поощрительно произнес он.

—…распахнутое настежь окно!

Кен присвистнул.

— Ничего себе!