Стараясь производить поменьше шума, Славик копался в ящике стола. Бумаги, бумажки, какие-то сто лет ненужные документы, старые ручки… Сколько раз давал себе слово навести здесь порядок! Под руку попался второй экземпляр договора с издательством — месяц назад он весь дом перевернул в его поисках, и вот сейчас — нате, пожалуйста!
В раздражении он резко выдвинул ящик, тот выскочил из пазов и с грохотом упал.
— Что? Что такое? — Лена испуганно вскочила с дивана.
— Ничего, ничего, родная. Ты не видела мой диктофон?
— В коридоре, в нижнем ящике тумбочки. Ты собирался заменить батарейки. Сколько времени?
— Без пятнадцати девять.
Лена потянулась и снова легла. Славик виновато взглянул на жену:
— Извини, я не хотел тебя будить. У меня в десять встреча с одним типом…
— Да ничего, мне все равно скоро вставать.
— Ты же вчера легла под утро!
— Ну и что, все равно закончить не успела.
Славик укоризненно покачал головой:
— Я же хотел тебе помочь.
— Сама справлюсь. Не можешь же ты все время писать за меня.
— Но…
— У тебя встреча в десять? По-моему, тебе пора. А я могу еще поваляться до девяти.
Славик хотел что-то сказать, но взглянул на Лену и промолчал. Всегда она так — сама! И откуда в ней это? Раньше… Не позволив себе додумать мысль до конца, чтобы не расстраиваться, он подошел к дивану, присел на краешек и поцеловал жену в щеку. Лена лениво обняла его за шею и вернула поцелуй:
— Ну все, иди.
— Я сегодня постараюсь не поздно…
— Да?
— Может быть, сходим куда-нибудь вечером?
— Может быть.
— У тебя какие планы?
— Закончу статью, отвезу в газету — и свободна.
— Прекрасно! — обрадовался Славик. — Тогда давай встретимся где-нибудь в городе часика в четыре.
— Не знаю… — протянула Лена с сомнением, — не знаю… Я могу до четырех не успеть. Приезжай лучше домой, и там решим.
— Заметано!
Дверь за Славиком наконец закрылась. Спать расхотелось. Лена встала, накинула халат и отправилась на кухню варить кофе.
На кухне, как всегда, царила идеальная чистота. Все-таки Славик замечательный муж, подумала Лена. Не только не требует, чтобы она вставала готовить ему завтрак, сам все готовит, и завтраки, а если надо, и обеды. А потом еще и уберет за собой так, как у нее никогда не получается.
На столе под салфеткой лежали приготовленные для нее заботливым мужем тосты. Вода в чайнике была еще горячей. Наскоро позавтракав, она уселась за компьютер. Это была ее первая большая статья. И темка такая, что не приведи Господи, — увеличение числа наркоманов среди солдат срочной службы. В общем-то, не женская тема и не для начинающей. Правда, начинающей ее нельзя было назвать: она уже больше года писала разные коротенькие заметочки то в одну газету, то в другую. Но большая статья — это все-таки большая статья. Может, зря отказалась от Славкиной помощи?
Лена перечитала написанное вчера. Вполне прилично. Справится и без помощников! Она углубилась в работу.
Они со Славиком были женаты почти четыре года, и этот брак нельзя было назвать несчастным. После той печальной истории Лена долго не могла прийти в себя. Разумеется, карьера супермодели ей теперь не грозила, да Лене и думать было противно об этом. Игорь исчез непонятно куда. Домой ему звонить было бесполезно: Магницкий ушел от Оксаны Антоновны, та считала виноватой Лену, поэтому всякие переговоры заранее были обречены на провал. Мало того, с тех самых пор Магницкий стал настойчиво ухаживать за Ольгой Васильевной, просто проходу ей не давал. И с Леной он пытался встречаться, все хотел ей что-то объяснить. Он так и не поверил, что Лена не его дочь, несмотря на клятвенные заверения Ольги Васильевны. Ладно, сам не поверил, но и убедил в этом Игоря.
Узнав о происшедшем в семье Трофимовых, тут же появился верный Славик. Он был так терпелив, так заботлив, так все понимал… Меньше чем через полгода Лена вышла за него замуж, а потом тоже поступила на журфак, надо же чем-то заниматься. В результате все сложилось неплохо — Славик об этом и мечтать не смел. У него успешно складывается карьера — еще не закончил университет, а уже пишет вовсю, и его охотно публикуют, женат на самой красивой девушке Москвы и Московской области… А сейчас еще и живут одни: теща, которой он до сих пор побаивается, уехала на полгода в командировку в Италию. И Лена к ней совсем не рвется, хотя могла бы съездить: Ольга Васильевна предлагала. Наоборот, даже слышать об этой поездке не хочет. Славик догадывался почему, но молчал. Англичане в таких случаях говорят: «Не будите спящую собаку». В родной стране тоже есть похожая поговорка: не буди лихо, пока оно тихо. Славик и не будил.
А Лена… Нет, конечно, она ничего не забыла, хотя и очень старалась забыть. Первый год брака был для нее самым тяжелым. По ночам, когда Славик, счастливый, засыпал, держа ее в объятиях, она не могла сдержать слез. Слезы катились по щекам, а она даже вытереть их не могла, боясь разбудить мужа, — катились до тех пор, пока ее подушка не становилась мокрой. Но к утру подушка успевала высохнуть, и Славик ни о чем не догадывался. Или делал вид, что не догадывается. В постели с ним Лена по-прежнему ничего не чувствовала, несмотря на все его старания. Но противен он ей тоже не был. Терпела, терпела — и, в общем-то, привыкла. Говорят, стерпится — слюбится. Лена часто повторяла про себя эту поговорку. Может быть, и слюбится когда-нибудь…
Игоря она старалась не вспоминать. Сначала приходилось запрещать себе о нем думать, но — опять-таки время, время… Она действительно стала забывать его прикосновения, звук его голоса, запах его кожи. Сначала он снился ей каждую ночь, она почти физически чувствовала его присутствие рядом с собой, боялась назвать мужа его именем. Но потом и сны эти стали приходить все реже, реже… И Лена уже сама начала верить в свое выздоровление. Говорят, любовь не длится вечно…
В редакцию Лена успела к половине третьего, как раз перед планеркой. Статью надо было отдать Жене Одинцову, обозревателю отдела социальных проблем и Лениному работодателю. Женька еще недавно сам учился на журфаке и дружил со Славиком. Когда Лена изъявила желание писать всерьез, он предложил свое «высокое» покровительство. Лена подумала и не отказалась. Одинцова в прошлом году взяли в только что образовавшийся «Московский экспресс». Газета быстро стала популярной в народе, его имя мелькало из номера в номер, и он уже считался признанным мастером пера.
В отделе Женьки не оказалось, на месте сидела только Инна Лесковская — она обычно делала репортажи о всяких происшествиях. Инне было двадцать три — почти Ленина ровесница, на год старше.
— Привет, — весело поздоровалась Лена. — А где начальство?
— Привет. — Инне было явно не до веселья. — Отбыл в неизвестном направлении, но велел ждать.
— Что-нибудь случилось? — осторожно поинтересовалась Лена.
— Ничего. Совсем ничего. Если не считать полной невезухи и разрухи в личной жизни.
— А, — Лена с облегчением вздохнула. — Я уж испугалась…
Полная разруха в личной жизни у Инны наступала с периодичностью примерно раз в неделю. Она была замужем за Тенгизом Теймурадзе — мало того что грузином, так еще и актером. К бурному восточному темпераменту прибавлялся не менее бурный профессиональный — семейные сцены следовали одна за другой.
— Что на этот раз? — Лена кинула сумку на стол, уселась в кресло Женьки и приготовилась слушать.
— Сегодня вечером прилетает мама Тенгиза, — начала Инна умирающим голосом.
— Ну и что? Ты же с ней в прекрасных отношениях.
— Именно! И я не могу ее не встретить — будет страшный скандал!
— Ну так и встреть!
— И встретить тоже не могу — этот изверг отправляет меня в больницу делать репортаж о какой-то операции!
Под извергом Инна подразумевала, разумеется, не обожаемого мужа, а начальство в лице Одинцова.
— А в другой день нельзя?
— Что в другой день?
— Ну… Сходить на эту операцию.
— Нет. Сегодня в Склифе будет с визитом хилер с Филиппин. Уникальный случай: ему разрешили прооперировать в центральной столичной больнице, но только один раз. И только сегодня. Женька уже договорился о пропуске.
— Но это же страшно интересно!
— Интересно, — протянула Инна без всякого энтузиазма. — Если я в пять часов не буду стоять в Шереметьеве с цветами в руках, моей семейной жизни придет конец. Тенгиз со мной точно разведется…
— Ты так говоришь каждую неделю, и ничего. Все еще замужем.
— Ну, может быть, не разведется, но скандал будет грандиозный.
— Слушай, неужели ты не можешь хоть раз пойти наперекор своему грозному мужу? Пусть сам ее встретит!
— Не получается. У него сегодня запись на радио, а потом спектакль. Не может же он бросить работу.
— А ты можешь? Где ты еще увидишь, как хилеры оперируют? А тут такая возможность!
— Ты правда так считаешь? — Инна с надеждой посмотрела на Лену.
— Что?
— Ну, тебе это действительно интересно?
— Еще как!
— Тогда, может, сходишь за меня?
Лена сначала не поняла:
— Как?
— А так! Пропуск, кажется, бесфамильный — там вообще какая-то темная история с этим пропуском, но, в общем, думаю, тебя пропустят. А Женьке не все ли равно — ты или я, лишь бы завтра материал был на столе.
— Прямо завтра?
Лене очень хотелось пойти, но вот напишет ли она до завтра… Ей бы хотелось сделать не просто заметочку, а статью. Если получится.
— Можно послезавтра, — успокоила ее Инна. — Ну так пойдешь вместо меня?
Лена не успела ответить, как в комнату влетел Одинцов.
— Привет, красавицы!
Он подскочил к столу, порылся в кипе бумаг, выхватил какой-то листочек и пробежал его глазами. Потом схватился за телефонную трубку и, уже набирая номер, поинтересовался:
— Мне никто не звонил?
Лену с первой встречи поразила Женькина способность делать несколько дел одновременно. Однако поговорить по телефону Инна ему не дала. Она решительно подошла к столу, взяла из рук Одинцова трубку и положила на рычаг. Женька изумленно уставился на нее:
— Ты чего?
— Я тебе говорила, что не могу сегодня идти на хилера?
— Ах, вот в чем дело! — Женька снова потянулся к телефону, но Инна руку с аппарата не убирала. — Будешь спорить — уволю без выходного пособия!
— Не уволишь.
Женька тяжело вздохнул:
— Я же тебе объяснил: у меня важная встреча, у Гончаренко горит материал, срочно в номер, а Леська в отпуске. Кому идти, папе римскому?
— А Ленка?
— Что — Ленка? — Женя перевел очумелый взгляд с одной девушки на другую. — Кстати, Ленка, ты принесла статью? Я ее уже запланировал, так что…
— Принесла она статью, — Инна не дала Одинцову уклониться от темы. — Ленка сходит на хилера за меня, идет?
Одинцов соображал.
— А ты согласна?
Лена кивнула. Какой же дурак от такого откажется!
— Но здесь нужно не просто событийную заметочку, а развернуть что-нибудь пошире. И со своими впечатлениями, только без женской истерики. Сможешь? У Инки как раз это получается, хотя в жизни она форменная истеричка.
— За истеричку ответишь, — взвилась было Инна, но быстро смекнула, что ругаться с начальством сейчас не в ее интересах.
— Ну хорошо, — решил Одинцов. — Лесковская, ты свободна. Но если еще раз будешь решать свои домашние проблемы за счет работы…
Он сделал грозное лицо, но его никто не испугался. Разве можно бояться совершенно рыжего человека с физиономией, усыпанной веснушками!
— Ой, Женечка, спасибо! — Инна мгновенно расцвела. — Я тогда пойду? Мне еще себя в порядок привести надо.
Через секунду от Инны в комнате остался только запах цветочных духов. Женя посмотрел на часы:
— Так, на планерку я уже опаздываю. Давай сюда статью.
— Ты сейчас не посмотришь? — робко спросила Лена.
— Некогда. Да я думаю, что все нормально, не трусь. — Женька перешел к делу: — В пять будешь в Склифе. Пропуск заказан на мою фамилию. Пресса про хилера не знает, мне сказали по знакомству. Прикинешься практиканткой. Поднимешься на второй этаж, в ординаторскую. Спросишь Олега Анатольевича. Дальше во всем слушайся его. Вечером позвоню. Поняла?
Последние слова Одинцов договаривал уже на бегу.
— Поняла, — сказала Лена ему вслед, но он вряд ли услышал.
До пяти оставалось еще около двух часов. Лена прикинула: отсюда до Склифосовского ехать не больше получаса, значит, у нее минимум час свободного времени. Она вздохнула и набрала номер своего телефона. Славик, очевидно, караулил у аппарата, потому что снял трубку мгновенно:
— Слушаю!
— Это я.
Лена слегка поморщилась: Славик не любил, когда у нее менялись планы, но что делать…
— Я сегодня никуда пойти не могу, — сразу сказала она и после секундной паузы добавила: — Извини.
— Случилось что-нибудь? — встревожился Славик. — Мне приехать?
Вот вечно он трясется над ней, как наседка над цыпленком! Она даже не успела сказать толком, в чем дело, а он уже навоображал себе незнамо что!
— Да ничего особенного. — Лена не сумела скрыть досаду. — Что ты сразу — приехать, не приехать! Просто Женька дал мне страшно интересное задание. Сейчас пойду смотреть, как филиппинский хилер голыми руками будет делать операцию.
— О! — В голосе Славика прозвучали одновременно понимание и разочарование. — От этого, конечно, не стоит отказываться. А я уже купил нам билеты в Киноцентр. На Дыховичного.
— Ну что ж, в другой раз.
Лене не было жалко этих билетов — честно говоря, она Дыховичного терпеть не могла, но Славик считал, что его фильмы надо смотреть. И она чувствовала, что последует дальше.
— Лен, — осторожно завел Славик. — Раз уж так получилось… Нельзя мне к тебе пристроиться? Я тоже хочу посмотреть на хилера.
Все-таки она неплохо знает своего мужа. С почти стопроцентной точностью может предсказать, что он в следующую минуту скажет или сделает.
— Нельзя, — Лена постаралась взять деловой тон. — Пропуск только один, да и то какой-то непонятный. Мне велено изображать студентку медицинского. Моим актерским способностям наконец-то нашлось применение. Так что пока. Жди меня, вечером все подробно расскажу.
Она поскорее повесила трубку, чтобы Славик не придумал еще чего-нибудь. Нет, она очень хорошо к нему относится, просто иногда устает от его общества. А вот он от нее никогда не устает.
Стараясь не думать о Славике — с некоторых пор у нее стал появляться комплекс вины по отношению к мужу, а сейчас это было совершенно ни к чему, — Лена вышла из здания редакции и не спеша пошла по Никитской в сторону Садового. Где-то здесь, если память ей не изменяет, было маленькое открытое кафе. Там она посидит спокойно, выпьет чашку кофе и, может быть, даже выкурит сигаретку. Иногда она себе это позволяла. Очень редко. Сигарету и воспоминания.
Коридор казался бесконечным — понадобилось немало времени, чтобы его одолеть.
Ординаторскую на втором этаже Лена нашла, только вот Олега Анатольевича там не было.
— Он только что вышел, — равнодушно сказала молоденькая медсестра. — Пошел в хирургическое.
— А скоро вернется? — спросила Лена.
— Думаю, нет. Вам лучше пойти к нему. Он вообще-то вас ждал.
— Да? — В Ленином голосе прозвучало сомнение.
— Конечно, ждал. Вы же из бактериологической?
— Ну… — Лена решила, что на всякий случай лучше согласиться. — Ну да.
— Так сходите в хирургическое.
Сестра снова занялась своими делами, очевидно, решив, что она и так потратила на беседу слишком много драгоценного времени. Лена понятия не имела, где находится хирургическое, но спросить не решилась. Найдет и сама. К тому же, кажется, хирургическое — как раз то, что ей нужно. Любая операция, даже если ее делают голыми руками и без ножа, — все равно хирургия. Значит, хилер там.
Судя по инструкциям, полученным от больных, она давно должна была упереться лбом в операционную — говорят, она в конце коридора. Но коридор закончился тупиком. Лена взглянула на часы. Она не опоздала ни на минуту, даже раньше пришла. Уж мог бы этот Олег Анатольевич ее дождаться!
Лена развернулась и побежала обратно. Время идет, может быть, хилер уже орудует вовсю! Если бы она не изображала из себя медперсонал больницы, она давно была бы на месте. Ну что ей стоило прикинуться родственницей кого-то из больных! А медперсонал просто обязан знать, где в родной больнице находится операционная. Чертов Женька с его вечными выдумками! Правда, родственников сюда не пускают… Она обратила внимание на табличку у входа: сегодня единственный день, когда нет посещений.
Наконец она остановилась у медицинского поста и рискнула спросить девушку, раздающую лекарства. Та с удивлением посмотрела на нее:
— Это этажом выше. А вы что, не знаете?
— Я из бактериологической и работаю второй день, — соврала Лена наугад.
— А… — Девушка сочла такое объяснение вполне приемлемым. — Вы, наверное, в лифте нажали не на ту кнопку. Дальше по коридору и направо — там будет лестница. Подниметесь и пойдете налево.
Проклиная про себя лифты, коридоры, лестницы, Женьку и ни в чем не повинного хилера, Лена устремилась в указанном направлении.
Конечно, она опоздала. Операция уже шла полным ходом, дверь была наглухо закрыта. Чуть не плача, она вернулась к ординаторской и уселась в кресло у двери. Будь что будет, но этого Олега Анатольевича она дождется и в глаза ему скажет все, что о нем думает.
Через полчаса раздражение немного улеглось, и Лена обрела способность здраво рассуждать. На операцию она не попала. Если она вернется ни с чем, Женька страшно разозлится и ничего ей больше поручать не будет. Значит, надо хотя бы проинтервьюировать очевидца. Этот неведомый и неуловимый Олег Анатольевич там был и видел все своими глазами, вот пусть ей подробно расскажет. В компенсацию за то, что ее не дождался.
Из ординаторской вышла медсестра. Наткнувшись на Лену, она не удивилась:
— Что, не нашли Сапрыкина?
Догадавшись, что Сапрыкин — фамилия Олега Анатольевича, Лена скорбно кивнула головой:
— Не нашла.
— Вы, наверное, недавно в бактериологической?
— Со вчерашнего дня.
— А… — медсестра, как и девушка на медпосте, не удивилась.
«Наверное, у них в бактериологической текучесть кадров», — догадалась Лена.
— Что же вы здесь сидите, идите в ординаторскую, — сказала медсестра. — Или оставьте бумаги, я ему передам.
— Нет, — Лена лихорадочно придумывала, что бы такое соврать поубедительнее. — Нет, мне еще нужно проконсультироваться с ним по одному вопросу. Лично.
Медсестра опять не удивилась.
— Ну ждите, — она пожала плечами и пошла по своим делам.
В ординаторской, конечно, сидеть было лучше, чем в коридоре, но Лена все время боялась, что сейчас придет еще кто-нибудь и начнутся расспросы. Но то ли все любопытные ушли смотреть на хилера, то ли вид у нее был достаточно деловой — люди входили и выходили, а на Лену никто не обращал внимания.
«Знать бы хоть, как он выглядит, этот Сапрыкин, — с тоской подумала Лена. — А то ведь войдет, а я его и не узнаю». Но на сей раз ей повезло. К этому волнующему моменту медсестра успела вернуться в ординаторскую.
В дверь вошел толстый молодой человек, внешне похожий на Карлсона и такой же жизнерадостный.
— А знаете, Верочка, — начал он с порога, — это было грандиозно! Жаль, что вы не видели! Нет, до чего только не доходит человек! Нет предела совершенству!
— Вас здесь ждут, — прозаически прервала его восторги Верочка, — и давно ждут.
Очевидно, Верочку искусство филиппинских хилеров ничуть не интересовало. Олег Анатольевич обернулся и заметил скромно сидящую в углу Лену. То ли он сообразил, что это та самая журналистка, которую он не дождался, то ли на него подействовала Ленина внешность — все-таки молодой мужчина, а все молодые мужчины при виде Лены делали стойку, — но он сразу заулыбался и взял Лену под локоть.
— Пройдем ко мне в кабинет, там и поговорим.
В крохотном кабинетике два на три метра Олег Анатольевич рассыпался в извинениях: он действительно не мог больше ждать, иначе тоже не попал бы на операцию. Оказывается, хилер приехал раньше назначенного срока и торопился. Лена, сохраняя серьезный и суровый вид — для поддержания в Сапрыкине комплекса вины, — прервала его извинения на полуслове и включила диктофон:
— Рассказывайте.
— Что рассказывать? — не понял он.
— Все об операции. И так подробно, чтобы я увидела это как собственными глазами.
Как ни странно, затея удалась. Сапрыкин оказался прекрасным рассказчиком, в меру эмоциональным и достаточно компетентным. Через пятнадцать минут Лена поняла, что статью она из этого сделать сможет, но суровости во взгляде не поубавила. Ничего-ничего, пусть виноватится дальше! И Сапрыкин продолжал виноватиться. Заглядывая Лене в глаза, он спросил:
— А вас только хилер интересует? У нас много и другого интересного материала для журналистов.
— Например? — поинтересовалась Лена.
— На прошлой неделе привезли раненых из Чечни. Двое ребят были в плену, и довольно долго…
Лена вздохнула. Конечно, было бы здорово сделать об этом репортаж, только Женька никогда не даст ей эту тему. И, в общем-то, правильно, что не даст. Война — не женское дело.
— Хотите, я вас сейчас с ними познакомлю?
А почему бы и нет? За это-то Женька ее не осудит!
— Хочу.
Олег Анатольевич оживился:
— Тогда пойдем?
Он распахнул перед Леной дверь и засеменил рядом с ней по коридору. Казалось, что это не человек, а большой розовый воздушный шар в белом халате и шапочке. Лена после своих сегодняшних мытарств уже стала слегка ориентироваться в окружающей обстановке. «Кажется, я здесь уже была, — подумала она. — Ну да, точно была». Только она никак не могла вспомнить, это тот коридор, который ведет к операционной, или тот, в конце которого тупик. Впрочем, неважно. Сапрыкин вел ее, как больничный Вергилий.
— Сюда, пожалуйста.
Палата была довольно большая, на десять человек, но три кровати стояли пустые. Четыре парня за столом резались в карты, один читал, еще один баловался электронной игрушкой. Седьмой обитатель палаты лежал на дальней кровати у окна и, очевидно, спал, хотя непонятно было, как можно спать при таком шуме: картежники явно вошли в азарт.
Их приход не вызвал особого оживления, только парень, оторвавшись от своей электроники, заметил:
— Обход вроде как уже был.
Тут он, видимо, разглядел Лену, в его глазах появился интерес:
— Новую сестричку привели знакомиться?
— Да нет, не сестричку. Лена — журналистка из «Московского экспресса», хотела бы с вами поговорить.
Реакция на журналистку тоже не сказать чтобы была бурной. Однако картежники прервали игру и повернулись к Лене. Она усмехнулась про себя: «Легко живется красивой женщине!» Как всегда, внешность сработала. Карты были отложены, и парни проявили готовность к беседе. Один из них, видно, самый старший, жгучий брюнет лет тридцати, встал и галантно предложил Лене стул.
Олег Анатольевич немного потоптался у двери. Ему явно хотелось задержаться, но работа есть работа.
— Я вас оставлю на полчасика, потом за вами зайду, — сказал он, уже взявшись за ручку двери.
— Не беспокойтесь, доктор, мы и сами можем ее проводить, — улыбнулся брюнет.
— Для начала давайте познакомимся. — Парень, читавший книгу, тоже оставил свое занятие и подошел к столу. — Меня зовут Илья.
— Вечно ты лезешь поперед батьки! — одернул его брюнет.
Очевидно, он был старшим в этой палате не только по возрасту.
— Сейчас я вам всех представлю. Ну, Воробей уже все про себя прочирикал. Фамилия у него — Воробьев, Илья Воробьев. Это вот — Гоша, это — Дима, это — Виталик. — Он указал на картежников. Те заулыбались. — Меня зовут Андрей. А это — Ренат.
Парень с электронной игрушкой походил на татарина меньше всех остальных обитателей палаты: беленький и голубоглазый. Седьмого члена коллектива проигнорировали. Наверное, не хотят будить, подумала Лена.
— Так что вас интересует? — начал Андрей светскую беседу. — Что-нибудь конкретное или вообще?
— А кто из вас был в плену? — поинтересовалась Лена.
— Ах это…
Парни поскучнели. Лена поняла, что сказала что-то не то, и постаралась исправиться:
— В общем, меня интересует все, что вы захотите рассказать.
Наверное, она говорила слишком громко. При звуке ее голоса парень, лежавший у окна, дернулся, приподнялся на локте и пристально посмотрел на нее.
«Все-таки разбудила», — подумала Лена с досадой.
Парень был давно не брит: отросшая светлая щетина, уже почти борода, всклокоченные светлые волосы… Но в следующий момент она разглядела его лицо и прижала руки к губам, чтобы не закричать.
Невероятно, но это был Игорь!
Не сводя с него глаз, она встала и, как сомнамбула, направилась к нему. Он приподнялся и сел на постели. Правая рука и грудь у него были забинтованы. Парни с недоумением наблюдали за разворачивающейся на их глазах сценой.
— Здравствуй, — сказала Лена.
— Здравствуй. — Его голос был спокоен и ровен, только уголки губ слегка дергались.
Лена остановилась перед кроватью, не решаясь присесть. Он выжидательно смотрел на нее.
— Ты здесь… как?
— Как все. — Он сделал движение, чтобы пожать плечами, и поморщился: очевидно, рука болела.
— Но…
— А ты, я вижу, теперь журналистка, — перебил он ее. — Нашла себя?
— Я учусь на журфаке, на вечернем.
— А-а…
Возникшая пауза была неловкой для обоих. Лене столько хотелось у него спросить и столько нужно было ему сказать, но она не смела. А Игорь и не думал ей помогать.
— Ты тогда уехал, даже не поговорив со мной, — начала она, но он сразу прервал:
— Не будем об этом.
— Но я…
— Что было, то быльем поросло. У тебя все хорошо?
— Да, но…
— Вот и отлично. У меня тоже все хорошо.
— Послушай…
— Ты пришла поговорить с ребятами? Вот и говори.
— Но ты ведь тоже…
— Я здесь по другому поводу.
Лена снова попыталась что-то сказать, но Игорь опять не дал:
— Извини меня, я устал.
Он снова лег и отвернулся к стене. Лена растерянно оглянулась на парней. Те явно ничего не поняли и недоумевающе переглядывались. Андрей счел нужным пояснить:
— Игорек не из Чечни. Он у нас что-то вроде жертвы теракта — огнестрельное ранение.
Лена посмотрела на Игоря — он даже не повернулся. Она пошла к дверям, чувствуя, что вот-вот разрыдается. У порога обернулась, быстро проговорила «извините меня» и выскочила в коридор. Парни обалдело смотрели ей вслед.
Отрыдавшись в своевременно обнаруженном туалете, Лена вытерла со щек потеки от расплывшейся туши и попыталась сосредоточиться. Господи, Игорь здесь, в этой больнице! Так похож и непохож на себя прежнего. Конечно, сейчас не скажешь, что это преуспевающий фотограф и любимец женщин. Исчезла открытость и уверенность в себе, которые и создавали образ Игоря-супермена. Появилась жесткость и даже жестокость — что-то изменилось в лице, в голосе, в интонациях. Но все равно это был Игорь, ее единственный любимый.
Очевидно, прошедшее время изменило и Лену. Четыре года назад она чувствовала бы себя в такой ситуации совершенно беспомощно: забилась бы в угол дивана и плакала, плакала… Решения за нее принимали либо мама, либо Игорь. Однако теперешняя Лена, отдав дань своему прежнему характеру беспомощными рыданиями в туалете, попыталась выработать план действий. Ясно, что он не хочет ни видеть ее, ни разговаривать с ней. Вообще непонятно, как он к ней теперь относится. Не стоит слишком надеяться на то, что его прежние чувства к ней сохранились. Но сейчас не это важно. Важно прояснить ситуацию — что с ним случилось и что можно для него сделать. Она-то любит его по-прежнему и готова ради него на все. Глупо было тратить столько времени на рыдания. Нужно действовать… Например, найти Сапрыкина и узнать у него историю болезни Игоря. Конечно! Он же его лечащий врач, значит, должен все знать.
Сапрыкин оказался у себя в кабинете. Ленино стремительное появление его даже напугало:
— Что такое? Случилось что-нибудь? На вас лица нет!
— Ничего страшного. — Лена постаралась улыбнуться, но у нее это плохо получилось. — Дело в том, что один из ваших пациентов — мой старый друг. Мы не виделись четыре года…
— Только друг? — В голосе Сапрыкина появилась легкая игривость. — Из-за «только друга» так не переживают.
— Почему же? — сухо сказала Лена. Ее задел изменившийся тон этого Карлсона, но обижаться в данной ситуации не следовало. Это же ей нужны сведения, а не ему. И она пояснила: — Да, несколько больше, чем просто друг.
— Ну-ну. — Олег Анатольевич смотрел на нее с нескрываемым интересом. — И кто же этот счастливец?
— Болотов. Игорь Болотов.
— А, проникающее огнестрельное ранение… Но легкое, к счастью, не задето.
— Вы не знаете, как это произошло? Он не хочет говорить…
Сапрыкин огорченно развел руками:
— Рад бы вам помочь, но не знаю. Да и никто не знает. Его нашли на улице без сознания — большая потеря крови — и привезли к нам. Приходили из милиции, но он им тоже ничего не сказал. Не знаю, мол, шел себе, никого не трогал. Кто напал, почему — может быть, ошиблись…
— А вы как думаете?
— А что я могу думать? Мое дело — лечить, а расследованиями пусть милиция занимается.
— Ну все-таки?
— Темнит парень. И вообще — странный он какой-то. Неконтактный. Ребята в палате уж как старались его растормошить, и все без толку. Слушать — слушает, а про себя ничего не рассказывает. А они парни простые, обиделись…
— И давно он здесь?
— Почти две недели. Пробудет еще столько же.
— К нему приходит кто-нибудь?
— А как же! — Сапрыкин оживился.
У Лены внутри все похолодело. Значит, женщина! Конечно, за это время Игорь вполне мог жениться. Она-то ведь замуж вышла…
— Очень интересная особа, — продолжил Сапрыкин. — Уже в годах, но прекрасно выглядит. Мать, наверное.
Ах, мать! Лена облегченно перевела дух. Ну что ж, Оксана Антоновна и тогда прекрасно выглядела. Теперь надо наладить с Сапрыкиным контакт, чтобы он разрешил ей дальнейшие посещения. Даже если Игорь будет против, она все равно станет сюда ходить.
Обольстить Олега Анатольевича не составило особого труда — видно, по природе он был бабником. Несколько обворожительных улыбок и задумчивых взглядов — и Лене был выписан постоянный пропуск по уходу за тяжелобольным. С трудом удалось отбиться от настойчивой попытки Сапрыкина проводить ее до дома. Домой на Маросейку Лена пошла от Склифосовского пешком. До встречи с мужем ей многое нужно было обдумать.
— Где ты была так долго? Я уже волноваться начал, — не удержался Славик от упрека. — Женька уже два раза звонил, интересовался.
— Да? — Лена неторопливо сняла куртку и долго пристраивала ее на вешалке.
— Как хилер?
— Какой хилер?
Славик недоуменно уставился на Лену:
— Ты разве не операцию смотрела?
— Ах да!
Надо же так отключиться — за своими мыслями совсем забыла, зачем она ходила в больницу.
— Хилер в порядке. Правда, я его так и не видела.
— Где же ты была?
— В больнице, в больнице, успокойся. Где я еще могла быть? Просто опоздала на операцию.
Славик недоверчиво покачал головой:
— На тебя не похоже. И что же ты теперь делать будешь?
— Ничего.
— Как это? Ты шутишь?
И тут Лена окончательно очнулась. Вот сумасшедшая! Она же решила — Славик пока ничего не должен знать. А ведет себя так, что он вот-вот что-то заподозрит. Хватит спать наяву. В конце концов, она же хотела быть актрисой! Вот и прояви свои способности.
Очаровательно улыбнувшись, она подошла к мужу и чмокнула его в щеку:
— Я не виновата. Просто хилер приехал раньше, чем ожидалось. Но я подробно проинтервьюировала врача, который наблюдал за операцией. На статейку хватит.
— Ну смотри… — Славик почти успокоился.
— Точно хватит. Слушай, а что у нас на ужин? Я голодная как не знаю кто!
Это лучший способ его отвлечь: сейчас засуетится, начнет за ней ухаживать и забудет о ее странном поведении. Так и получилось.
По дороге домой Лена думала только о себе и об Игоре, как-то не принимая в расчет собственного мужа. А что о нем думать? Со Славиком она будет держаться по-прежнему, как будто ничего не произошло. По крайней мере до поры до времени. Однако ночью, когда Славик привычно потянулся к ней, Лена почувствовала, что «по-прежнему» ничего не будет. Она не просто не хотела близости — ей было противно. В первый раз за все время их брака Лена поняла, что значит физическое отвращение. «Если он до меня дотронется, меня вырвет», — подумала она. Не совладав с собой, она слишком резким движением убрала его руку и почти вжалась в стенку, чтобы не прикасаться к его телу. Славик удивленно склонился над ней:
— Что? Плохо себя чувствуешь?
— Да, — ухватилась Лена за спасительную соломинку. — Голова ужасно болит и что-то поташнивает. Наверное, переволновалась.
— Бедная моя, — посочувствовал он. — Ну спи, спи.
Но ей было не до сна. Если сегодняшнее отвращение вызвано только волнением от неожиданной встречи с Игорем, то еще полбеды. Но что делать, если это будет повторяться из ночи в ночь? Славик заподозрит неладное и докопается до причины. Лена понимала, что поступает с мужем непорядочно, но никаких угрызений совести по этому поводу не испытывала.
Она где-то читала, и не один раз, легенду о происхождении любви. Бог создал человека как цельную личность. А потом эти цельные личности раскололись на половинки и рассыпались по свету. С тех пор они ищут друг друга. Случается, что за половинку принимают другого, — возникают ущербные семьи. А тоска по той, ненайденной половинке грызет всю жизнь. И найденная в этом не виновата: она тоже половинка, только чужая. И кто-то ищет ее. К сожалению, редко встречается половинка со своей родной половинкой.
Они с Игорем — части одного целого. А Славик… Не надо было ему на ней жениться, ох, не надо!..
На следующий день Лена снова была в больнице. В палате она увидела ту же картину: четверо сидели за картами, Илья и Ренат на этот раз вдвоем гоняли электронику, а Игорь читал, сидя в постели. Парни встретили ее уже как старую знакомую.
— А, сбежавшая журналистка! — заулыбался Ренат. — Вернулись за информацией?
— Сдается мне, что твои рассказы ей до лампочки. Девушка пришла по личному поводу, верно? — Андрей поднялся из-за стола. — Пошли, ребята, покурим.
Лена не успела и слова сказать, как они гуськом потянулись к выходу. Прикрывая за собой дверь, Андрей ободряюще подмигнул ей.
Игорь отложил книгу и выжидательно смотрел на нее. Лена спокойно взяла стул, придвинула к его кровати и села.
— Ну что, так и будешь молчать?
— А что я должен сказать?
— Например, здравствуй.
— Здравствуй. Что дальше?
— Скажи мне, что я хорошо выгляжу. Я так старалась хорошо выглядеть.
Игорь посмотрел на нее. В глазах на секунду промелькнуло что-то вроде знакомой усмешки, напомнившей ей прежнего Игоря.
— А если мне не хочется этого говорить?
— Все равно скажи.
Он вздохнул и сказал совсем не то:
— Зачем ты пришла?
— Потому, что хочу тебя видеть.
— Мои желания не учитываются?
— Какие желания?
— Я-то тебя видеть не хочу.
Услышав эти слова, сказанные спокойно и даже равнодушно, Лена на секунду растерялась, но тут же взяла себя в руки. Он хочет ее прогнать, но она ему не позволит. Не позволит, и все! Лучше сделать вид, что она не слышала последней реплики.
— Мы можем с тобой просто поговорить.
— О чем?
Только не задавать вопросов! Если она спросит, не интересует ли его, как она жила эти годы, он скажет «нет». Если она спросит, как жил он, Игорь не станет отвечать. Лена вздохнула и бросилась в объяснение, как в холодную воду с обрыва:
— Между мной и твоим отчимом ничего нет и тогда не было, кроме нескольких поцелуев. Я была слишком молода и глупа и растерялась. Не знаю, кто что тебе сказал, но все остальное — ложь. Это первое. Второе. Насчет нашего якобы родства. Магницкий мне не отец. Абсолютно точно, и пусть он не считает сроки. Моя мать не стала бы меня обманывать, и раз она говорит — нет, значит, нет. А вот то, что Магницкий виноват в смерти маминых родителей и отчасти — в маминой болезни, — это правда.
В глазах у Игоря мелькнуло удивление. Он хотел что-то переспросить, но Лена сделала протестующий жест рукой:
— Подожди, дай я договорю. Третье, и самое важное, — я люблю тебя. Я всегда любила тебя. Когда ты так внезапно исчез, оставив это дурацкое письмо и не дав мне даже возможности объясниться, я думала, что сойду с ума. Мне на все было наплевать, и я вышла замуж за Славика.
Игорь опять хотел ее перебить, и опять она его остановила:
— Подожди, еще не все. Мое замужество было ошибкой, но ведь это можно исправить. Теперь, когда мы снова встретились и можно все прояснить…
Она выжидательно замолчала. Игорь смотрел на нее так, словно увидел впервые:
— Ты изменилась.
О Боже! Почему она считала, что он должен любить ее по-прежнему? В его взгляде был интерес, было даже что-то похожее на уважение, но вот любви… Любви там совсем не было. А она ему почти предложение сделала! Лена опустила голову:
— Извини.
— Да нет. — Он неправильно понял ее слова. — Не внешне изменилась. Внешне ты чертовски хорошо выглядишь. Просто четыре года назад ты бы никогда не сказала мне того, что сказала.
— Ты веришь мне?
Ожидая ответа, она затаила дыхание. Игорь слегка помедлил, словно раздумывая, затем кивнул:
— Да.
Он замолчал и опустил голову. А Лене так нужно было сейчас видеть его глаза! Пауза тянулась бесконечно. Наконец Лена не выдержала:
— Скажи что-нибудь!
Ее голос прозвучал почти жалобно. Он тряхнул головой и посмотрел на нее. Вот сейчас она почти узнала в нем прежнего Игоря. Знакомая усмешка тронула его губы:
— Что ж, мне бы следовало помнить, что маленькие всегда в конце концов становятся большими.
— А такой я тебе не нравлюсь? — Лена старалась говорить шутливо-кокетливо, но у нее не очень получалось.
— Нравишься. Ты всегда, наверное, будешь мне нравиться. Но…
— Что?
— Только нравиться, Леночка, не больше. С чужими женами я ни в какие отношения, кроме дружеских, не вступаю.
Лена дернулась, словно ее ударили:
— Но я же…
— Да, ты все очень хорошо объяснила. И тем не менее факт остается фактом: ты замужем.
— Но…
Лена хотела сказать, что она готова развестись, но встретилась с ним глазами и не сказала. Да, она может развестись, но ему-то это уже не надо!
— Игорь, а почему ребята стоят на лестнице? — послышался из коридора хрипловатый женский голос. В дверях стояла Оксана Антоновна.
В первый момент она не сообразила, кто эта стройная блондинка у постели ее сына. Лена же ее сразу узнала — Оксана Антоновна осталась прежней. Вот только морщин прибавилось, и выглядела она уже не так моложаво.
Лена поспешно поднялась:
— Я зайду завтра, ты не против?
Игорь опять помедлил секунду, словно раздумывая, а Лена опять укорила себя: никаких вопросов! Против он, не против — завтра она все равно придет. Так легко она не сдастся.
— Приходи, если хочешь.
И на том спасибо! Лена подхватила сумку и почти бегом кинулась к двери. На пороге не выдержала, обернулась, чтобы еще раз взглянуть на него, и встретилась взглядом с Оксаной Антоновной. Так ненавидяще на нее никто никогда еще не смотрел.
Сегодня вечером у Лены были занятия в университете, две пары, на которые она идти не собиралась. Славик обычно встречал ее у памятника Ломоносову в половине десятого. Значит, в запасе свободных три часа, чтобы все хорошенько обдумать и составить дальнейший план действий.
Придя в маленький бар на углу Пушкинской и улицы Чехова, Лена уселась за самый дальний столик, заказала кофе и бутерброд и достала пачку «Мальборо». Щелкнула зажигалкой, затянулась, отхлебнула не горячий, но вполне терпимый кофе. Теперь можно спокойно поразмышлять.
Игорь прав — она действительно здорово изменилась. Четыре года назад, услышав от мужчины то, что она сегодня от него услышала, Лена бы затаилась, стараясь ничем не выдать своих чувств, и переживала бы дома до сумасшествия. Но чтобы что-то предпринять… Ей бы и в голову такое не пришло! Раньше она безоговорочно верила словам, совершенно не учитывая, что часто словами не говорят об истинных чувствах, а маскируют их. Короче, говорят одно, а чувствуют другое. Все-таки четыре года брака не прошли даром. Лена сама всегда использовала завесу из слов — и муж не догадывался, что на самом деле творится у нее на душе.
Кажется, и Игорь ведет себя так же. Он сказал, что не любит ее больше, и сказал это совершенно спокойно. Тогда почему он так дернулся, когда увидел ее вчера? Даже не увидел — услышал звук ее голоса!
Придя путем несложных умозаключений к этому выводу, Лена удовлетворенно улыбнулась. Конечно, он не разлюбил ее. Но тогда почему он от нее отказывается? Старая обида еще сильна? Но ведь на самом-то деле она его не предавала, случилось недоразумение. Она все объяснила, и он сказал, что верит ей. Нет, шестым, седьмым или каким-то там еще чувством она знала, что дело не в старой обиде. Тут что-то другое, но что? То, что она замужем, тоже не причина. Она же ясно сказала, что готова развестись. И потом, когда Славик был ее женихом и Игорь увел ее от него, угрызения совести его совсем не мучили. Вообще, когда два человека любят друг друга, почти всегда есть третий, пострадавший. И об этом пострадавшем думают в последнюю очередь. Но если старая обида и ее несчастное замужество как причины, мешающие им снова быть вместе, отпадают, должно быть еще что-то.
О Господи, какая же она дура! Ведь в больнице же он не просто так! Что там говорил Сапрыкин? Огнестрельное ранение? И вообще, что Игорь делал все эти четыре года? Карьеру фотографа модных журналов он давно бросил, это Лена точно знает. Все эти годы она регулярно просматривала и «Вог», и «Women's day», и все журналы, какие только могла достать. Его снимков там не было. В разговорах Лены и Ольги Васильевны Игорь был запретной темой, но года два назад Лена не выдержала и осторожно поинтересовалась, где он и что. Ольга Васильевна ответила, что ничего не знает, исчез, как в воду канул.
Лена решительно затушила сигарету в пепельнице и тут же закурила следующую. Все ясно — пока она не узнает, как он жил и что делал во время их вынужденно-добровольной разлуки, она не сможет действовать дальше. Как она будет это выяснять — пока загадка. Проще всего спросить у Игоря. Но он вряд ли ей что-нибудь расскажет. Еще раз объявит, что не любит ее, и попросит не лезть в его дела. Тогда… Лена оборвала сама себя. Зачем загадывать? Если не удастся ничего узнать об Игоре от самого Игоря, тогда она и будет думать. А завтра все-таки попытается вызвать его на разговор. Только бы Оксана Антоновна не пришла!
На этот раз в больницу Лена заявилась прямо с утра, воспользовавшись выцыганенным у Сапрыкина пропуском. Игоря в палате не было.
— Увели на процедуры вашего дорогого, — пояснил Андрей. — Скоро будет.
Он сидел у стола в гордом одиночестве и явно обрадовался ее обществу.
— Чайку хотите?
— Хочу, — сказала Лена.
Андрей мигом вскипятил воду в кружке, заварил чай и пододвинул ближе к Лене тарелку с печеньем. Лена, в свою очередь, достала из сумки коробку шоколадных конфет и банку абрикосового варенья.
— О, — обрадовался Андрей, — обожаю абрикосовое! У меня жена его бесподобно варит!
Он налил чай и себе, отломил от батона, лежавшего на столе, громадный кусок, щедро намазал его вареньем и почти целиком отправил в рот. «Как Тося в фильме «Девчата», — подумала Лена и улыбнулась. Уж очень непохож был плечистый и рослый Андрей на хрупкую героиню Румянцевой.
Минут через пять они уже болтали, словно были знакомы целую вечность.
— Вот я и говорю: открытый бой — не самое страшное. Там от тебя что-то зависит. Отбежал, наклонился, пригнулся за бугорок, спрятался за стену — глядишь, и жив. Хуже всего сидеть в подвале, когда обстреливают город. Чувствуешь себя как щенок беспомощный. Тут уж только молиться — попадет или пронесет…
«Все это страшно интересно, — подумала Лена, — но я здесь по другому поводу».
— Знаете, — начала она издалека, — говорят, всегда видно, служил человек в армии или нет. И если человек неслуживший попадает в компанию армейцев, он выделяется среди них, как белая ворона.
— Ну да, — Андрей непонимающе взглянул на нее. — А к чему это вы?
— Ну, Игорю, наверное, тяжело быть среди вас…
— Почему?
— Он-то в армии никогда не служил. Ранение у него случайное…
Андрей усмехнулся:
— А вот тут вы ошибаетесь. Голову положу — Игорек человек воевавший. Причем круто воевавший.
Вот это новость! У Лены от удивления глаза стали как плошки.
— Этого не может быть! Я точно знаю — в армии он не служил…
— Эх, Леночка! Разве сейчас воюют только призывники? Да и горячих точек — завались: Кавказ, Чечня… Это только у нас. И за бугром… В Сербии вон уже который год наши ребята погибают.
— Вы точно уверены?
— В чем? Что ваш драгоценный знает все, что знаю я, и даже больше? Разумеется. Он калач тертый.
— Он вам что-нибудь рассказывал?
— Нет. Рассказывать он ничего не рассказывает, но меня не проведешь. Уж лучше бы рассказал. Я же вижу — его что-то грызет. По ночам иногда мечется, зубами скрипит. Бужу, спрашиваю — что? Молчит. Так-то вот.
В палату заглянула медсестра:
— Курляндский, на процедуры! — Увидев Лену, строго спросила: — А вы что здесь делаете? Посещения после четырех!
— Я к Болотову. У меня пропуск. — Лена покрутила в пальцах твердую бумажку.
После ухода Андрея Лена долго не могла прийти в себя. Значит, Игорь воевал! Интересно, где, когда? Действительно, горячих точек много. Что он делал? Кем был? Солдатом? Контрактником? Корреспондентом? От вопросов голова шла кругом.
К возвращению Игоря Лена уже успела более-менее совладать с собой. Сестра привезла его на кресле-каталке. Лена бросилась навстречу и хотела помочь переложить его на кровать, но Игорь раздраженно отстранил и ее, и сестру:
— Я сам.
— Болотов, опять упадете, — предостерегающе заметила сестра.
— Нет. Да пустите меня!
Перемещение стоило ему больших усилий: на лбу выступили бисеринки пота. Он лег и, отдыхая, откинулся на подушки. Лена смотрела на него и чуть не плакала.
Игорь дождался, пока сестра выйдет, и хмуро взглянул на Лену:
— Зачем ты пришла?
— Я же сказала, что сегодня приду. А ты…
— Что я? — грубо оборвал он. — Не прыгаю от восторга? Как видишь, рад бы, да не в состоянии.
— Я не знала, что ты не ходишь.
— Хожу. Только это плохо кончается. Из палаты на своих ногах, обратно — в инвалидном кресле. — Он закусил губу.
Лена, кажется, начала что-то понимать:
— Так ты из-за этого?
— Из-за чего?
— Ты не можешь ходить и поэтому не хочешь, чтобы я была с тобой?
Он посмотрел на нее и вдруг громко расхохотался:
— Какая же ты все-таки еще маленькая, Ленка! Ты что, вообразила, что я теперь инвалид и из романтических побуждений приношу себя в жертву?
— Ну… — Лена была совсем сбита с толку. — А что же тогда?
— Да я нормально хожу, и с ногами у меня все в порядке! Просто потерял много крови, и от этого бывают головокружения, ну вот как сейчас. Через недельку-другую все пройдет. Но, конечно, хлопаясь в обморок ни с того ни с сего, чувствуешь себя крайне глупо.
— Да, действительно, — Лена грустно улыбнулась и, протянув руку, погладила его по щеке, — ты ужасно бледный.
Ее прикосновение подействовало магически: Игорь словно потянулся к ее руке, будто желая продлить это мгновение. Лена замерла. Но мгновение прошло. Он отстранился и тихо сказал:
— Не надо.
— Не надо чего?
— Ничего не надо. — Он устало посмотрел на нее. — Я же тебе вчера все объяснил.
— Я тебе не верю.
— Придется поверить.
— Тогда повтори мне это сейчас.
— Я больше не люблю тебя.
Лена пристально посмотрела на него:
— Посмотри мне в глаза и повтори еще раз.
Игорь с усилием поднял на нее взгляд. Боже, сколько в нем было усталости и боли.
— Ты пришла сюда, чтобы издеваться надо мной?
— Я пришла сюда, потому что жить без тебя не могу. И знаю, что ты без меня не можешь тоже. Ну как мне тебя в этом убедить?
— А ты стала упрямая. — На лице Игоря промелькнуло что-то вроде уважения. — Я же говорю — изменилась.
— Не увиливай.
— Не понимаю, зачем ты ворошишь прошлое. Четыре года — большой срок. У тебя своя жизнь, у меня — своя.
— А ты не хочешь рассказать мне об этой своей жизни?
Игорь усмехнулся:
— Зачем?
— Мне интересно. Я знаю, что ты сменил профессию.
— Да?
— Это было несложно вычислить. Твои фотографии уже давно не появляются в модных журналах.
— Я просто больше не снимаю манекенщиц. Переквалифицировался. А профессию я не менял — не умею больше ничего делать.
— А что ты теперь снимаешь?
— Так… Разные сценки из жизни. — Игорь говорил неохотно, но все-таки он ответил на ее вопрос. Уже прогресс по сравнению со вчерашним!
— Какие сценки?
— Вот пристала! Разные. Расскажи лучше о себе. Как ты попала в журналистику? — Игорю явно хотелось сменить тему, и Лена не стала настаивать. Он ее не только не прогоняет, еще и интересуется ее жизнью — нет, точно прогресс!
— Случайно. Надо же было чем-то заниматься. Модели из меня не получилось, да я и не стремилась к этому. Вы с мамой правильно говорили — характер не тот. А журналистика — профессия не хуже любой другой. Славик подрабатывал в отделе информации «Ночного клуба» и пристроил туда меня. Сначала просто ходила на всякие презентации-вернисажи и писала информашки, а потом втянулась. Поступила на журфак. А сейчас работаю в «Московском экспрессе» корреспондентом. Правда, пока внештатно.
— Да, карьера почти блестящая, — усмехнулся Игорь. — Кто бы мог подумать!
— Ну вот, я тебе про себя все и рассказала. — Лена упорно гнула свою линию. — Теперь твоя очередь.
Игорь вздохнул и только хотел было что-то сказать, как дверь распахнулась, и в палату вошел один из парней. Лена напрочь забыла, как его зовут: то ли Гоша, то ли Виталик… Он удивленно взглянул на Лену, поздоровался и прошел к своей кровати. При постороннем из Игоря уж точно правды не вытянешь — на столько-то Лена его знала. Она поднялась:
— Я завтра приду опять, и мы договорим.
Она снова протянула руку и погладила его по щеке. Он не отстранился.
— Так я приду?
Игорь кивнул и улыбнулся одними глазами:
— Хорошо.
Лена шла по больничному коридору, и внутри у нее все пело от счастья: он сказал «хорошо»! Он любит ее, любит!
Сапрыкина ей удалось застать в ординаторской.
— А, Леночка, — приветствовал он ее как старую знакомую. — Как жизнь, как здоровье? Впрочем, вижу, вижу! Цветете!
— Олег Анатольевич, я к вам по делу, — начала Лена почти официально.
— Вот всегда так! — шутливо огорчился Сапрыкин. — Что на этот раз?
— Вы не помните, из какого отделения милиции приезжали расспрашивать Болотова? Ну, тогда, когда он только поступил…
— Из какого? — Сапрыкин озадаченно поскреб свой толстый затылок. — Из какого? Да, наверное, из местного! Не с Петровки же, 38! Конечно, из местного! Вспомнил! Вызов сделала дежурная медсестра. А зачем…
— Спасибо, — перебила его Лена. — А фамилию следователя случайно не помните?
— Вот фамилию не помню, — огорченно развел руками Сапрыкин. — Да я, признаться, и не поинтересовался, не до того было.
— Ничего, в отделении, наверное, скажут.
— Наверное. А зачем…
— Олег Анатольевич, вы так мне помогли! — Лена чмокнула оторопевшего Сапрыкина в пухлую щеку и умчалась, не дожидаясь дальнейших расспросов.
План ее был прост: представиться корреспонденткой «Московского экспресса» (благо удостоверение у нее есть) и выспросить у следователя все о таинственном покушении на Игоря. Мотивировка Лену не волновала. В конце концов, соврет что-нибудь. Например, скажет, что делает материал о нападениях с применением огнестрельного оружия.
Отделение милиции находилось совсем рядом с больницей. Предъявив свою «прессу» молоденькому дежурному милиционеру, Лена объяснила, зачем пришла. Тот совершенно не удивился: очевидно, милиционеры сейчас встречаются с журналистами едва ли не чаще, чем с преступниками. Газет развелось множество, и в каждой — криминальный отдел.
— Вам нужен старший инспектор Муромцев, — дежурный указал рукой направление, — по коридору прямо и направо, вторая дверь.
За столом сидел усталый человек лет сорока — сорока пяти, грузный и лысоватый. Лена представилась и снова показала удостоверение. Муромцев непонимающе взглянул на нее:
— Ну а от меня вы что хотите услышать?
— Я только что из Склифосовского, — начала Лена, — встречалась с ребятами из Чечни. И у них в палате лежит парень, на которого было совершено нападение при загадочных обстоятельствах. Игорь Болотов. Я подумала, что это может быть интересным…
— Не вижу здесь ничего интересного, — пробурчал Муромцев. — Болотов, говорите… Вызов из Склифосовского… Ну да, я ходил на этот вызов. Только дела заводить не стали.
— Как не стали? — удивилась Лена.
— Пострадавший отказался написать заявление. Да и дело было бы практически нераскрываемым.
— Но ведь в него стреляли!
— Ну и что? Мало, что ли, сейчас стреляют! Оружие достать только ленивый не может.
— Но…
— Нет, девушка, думаю, что из этого случая вы ничего не выжмете. Не стоит и пытаться. В документах это зафиксировано как обычное хулиганское нападение. Рядовой случай.
— Ну а вы как думаете, это действительно было рядовое хулиганское нападение?
— Я сам составлял эту бумагу.
— Ну а если я спрошу вас неофициально? Даю слово на вас ни в коем случае не ссылаться.
Муромцев пожал плечами:
— Скорее всего какая-то разборка. Пострадавший явно знает, кто это сделал и почему, но милицию впутывать в свои дела не хочет. Его право, только это может плохо кончиться. Больше ничего сказать вам не могу.
Для Лены и сказанного было пока достаточно. Выйдя из отделения милиции, она уселась на ближайшую лавочку и достала сигарету. За эти два дня она, похоже, выкурит столько, сколько обычно выкуривает за три месяца. Итак, если обобщить все добытые сведения, получается, что, во-первых, Игорь по-прежнему занимается фотографией, во-вторых, он воевал, и в-третьих, он втянут в какие-то непонятные, но очень опасные разборки. Третье, очевидно, напрямую связано со вторым и с первым. Например, он сделал какие-то фотографии, компрометирующие кого-то… Да, скорее всего именно так. Только вот где он их сделал и кто этот «кто-то»?
И тут Лене в голову пришла гениальная идея. Она порылась в сумке: читательский билет с собой, значит, домой заезжать не надо. Она вскочила со скамейки и пошла по направлению к метро.
В газетном зале бывшей Ленинки она набрала кучу подшивок и стала просматривать все фоторепортажи из горячих точек. Результат оказался нулевым. В отечественной прессе фамилия «Болотов» не мелькала. Гениальная идея обернулась двумя часами работы впустую.
Но сдаваться она не собиралась.
Теперь Лена приходила к Игорю в больницу каждый день. Благо в университете началась летняя сессия, и она заявляла дома, что занимается в библиотеке. Если Славик что-то и заподозрил, то виду не показывал. Лену это устраивало.
Вместо библиотеки она каждое утро ехала к Игорю и стала в больнице чем-то вроде добровольного помощника, перезнакомившись со всем медперсоналом. Как она сдавала сессию — непонятно, так как на занятия времени не оставалось совсем. Но сдавала, и неплохо. Везло — рука, как заколдованная, вытягивала билеты, ответы на которые она знала. Впрочем, если бы сессия была завалена, Лена бы не слишком переживала — ей хватало переживаний по другому поводу. Ребята-«чеченцы», соседи Игоря по палате, относились к ней очень хорошо и старались дать им возможность поговорить наедине. Только без толку — о жизни Игоря в последние четыре года Лена ничего больше так и не узнала.
Зато отношения их сдвинулись с мертвой точки. Они разговаривали друг с другом почти как раньше, когда ничто еще не омрачало их любви и не было в ее жизни Славика, а в его — этих загадочных четырех лет. Впрочем, Игорь никогда и не был Лене понятен до конца. Но она любила его и за это тоже. Она же перед ним всегда была открыта, доверяла ему безоговорочно и другого не хотела.
В день выписки Лена в больницу не пошла — за Игорем должна была приехать Оксана Антоновна. После первой случайной встречи Лена старалась с ней больше не сталкиваться, но один раз все-таки не убереглась.
Как-то раз у Славика выдался свободный день, и он решил поработать вместе с женой в библиотеке. Пришлось Лене честно отсидеть день над учебниками и только потом отправиться в больницу. По ее прикидкам, Оксана Антоновна должна была уже уйти. Однако то ли ее что-то задержало, то ли прикидки оказались очень приблизительными, но они таки столкнулись в Игоревой палате. Лена вежливо поздоровалась, Оксана Антоновна сухо ответила и продолжала что-то говорить сыну, не обращая внимания на Ленино присутствие. Через пять минут она поднялась, поцеловала Игоря и направилась к двери. Лена сказала ей вслед робкое «до свидания», и та с порога кивнула, опять крайне сухо. Когда дверь за мамой Игоря закрылась, Лена облегченно перевела дух.
— Твоя мама меня, кажется, терпеть не может, — пожаловалась она.
— Не обращай внимания. — Игорь ласково погладил ее по руке. — Она сложный человек. И потом… Когда Валентин от нее ушел, она ополчилась на весь мир и совершенно не хотела признать, что, в общем-то, иначе и не могло быть. Он никогда не любил ее и позволял ей себя любить до тех пор, пока ему это было удобно. Мама и меня долгое время видеть не хотела. Сейчас это прошло.
— Но я-то здесь при чем?
— Не ты — твоя мать.
— Но мама знать о нем ничего не хочет!
— Зато он хочет знать о ней все. Он ведь вам звонит? А иногда и приходит? Ну, может быть, не приходит, а встречается в разных местах будто случайно?
— Откуда ты знаешь?
— Не знаю — просто догадываюсь.
— Звонит. Одно время он прохода маме не давал, теперь приутих. Наверное, понял, что все бесполезно. Мама никогда его не простит.
— Ничего он не понял. Валентин из тех, кто всегда добивается своего.
— Ты с ним видишься? — осторожно спросила Лена.
Игорь равнодушно пожал плечами:
— Зачем?
Больше они к этой теме не возвращались.
Учитывая чувства Оксаны Антоновны, Лена решила, что она лучше позвонит Игорю на следующий день после выписки. Он жил теперь с мамой в Крылатском.
Лена совершенно не представляла, как будут складываться их с Игорем отношения дальше, — все было так зыбко. До сих пор все зависело только от нее — она могла видеть и видела Игоря каждый день. Но теперь, выйдя из больничного плена, захочет ли он продолжать встречаться с ней? Между ними до сих пор ничего не было, ни одного поцелуя, ни… Словом, совсем ничего, что выходило бы за рамки обычных дружеских отношений. Иногда ей казалось, что она читает в его глазах другие желания. Но если и так, Игорь их старательно скрывал. А когда Лена как-то раз, не выдержав, попробовала обнять его, прижаться щекой к его груди, он мягко ее отстранил и, серьезно глядя ей в глаза, проговорил:
— Леночка, мы же с тобой договорились — мы друзья.
— Но я не могу так! — вырвалось у нее.
— Ну что ж, тогда не приходи ко мне.
И Лена поняла — да, если она еще хоть раз позволит себе нечто подобное, он действительно запретит ей его навещать. Но женский инстинкт подсказывал ей, что рано или поздно Игорь сам не выдержит этой платонической дружбы. То, что было между ними, не забылось и не забудется никогда. Сколько бы они ни прожили, всю жизнь ее тело будет помнить его ласки и хотеть их повторения. И с ним творится то же самое, такие чувства бывают только взаимными. В этом Лена была уверена. А значит, надо ждать.
Она позвонила ему на следующий день в одиннадцать, еле дождавшись, пока Славик уйдет из дома. Ей повезло: трубку снял сам Игорь.
— Привет! — весело сказала Лена. — Ты еще по мне не соскучился?
— Привет. — Ничего, голос как будто радостный. — Про себя говорить не буду, но ребята вчера чуть не плакали.
— Почему? — не поняла Лена.
— Потому что, расставшись со мной, они расстались и с тобой.
Лена улыбнулась:
— Как приятно!
— Тебе приятно, что разбито шесть мужских сердец? Вот они, женщины!
— Шесть — ладно, а как насчет седьмого? В отличие от них ты-то имеешь счастливую возможность увидеть меня хоть сегодня.
— Да? Но я пока еще не выхожу из дома.
— Я могу приехать к тебе.
Сказала и затаила дыхание в ожидании ответа. Одно дело — встречаться в больнице, у всех на виду, и совсем другое — наедине у него дома. Вот только Оксана Антоновна… Но Лена помнила размеры квартиры. В ней вполне можно затеряться.
Молчание в трубке длилось целую вечность. Наконец Игорь сказал:
— Ну что ж… Ты помнишь еще, как ко мне добираться?
— Нет, конечно. Объясни.
Всю дорогу до Крылатского Лена старалась не думать о том, что может сегодня произойти. Она давно уже заметила: стоит дать волю фантазии — и спугнешь событие, даже такое, которое железно запланировано. А тут вообще все непонятно. Если начнешь представлять, как сейчас все будет, — на самом деле не будет ничего, уж точно.
Она очень тщательно подготовилась к этому визиту. Долго перебирала свои вещи и наконец остановилась на длинном облегающем сверху и сильно расклешенном внизу платье из жатой вискозы. Начался июнь, но было не слишком жарко. Такое платье и вполне по погоде, и достаточно соблазнительно. А расцветка — синяя в мелкий белый цветочек — подчеркивала голубизну глаз. Минимум косметики, волосы тщательно расчесаны и распущены по плечам. Игорю всегда нравились ее волосы. Перед дверью его квартиры ее вдруг охватил панический страх. А что, если сейчас ей откроет Оксана Антоновна? Лена тряхнула головой. Ну, откроет. Она тогда вежливо поздоровается и пройдет к Игорю. И наплевать ей, как Оксана Антоновна посмотрит ей вслед!
Дверь открыл Игорь.
— Что-то ты долго ехала! Можно подумать, что с Северного полюса добиралась.
Лена от радости чуть не засмеялась: значит, ждал! Значит, уже соскучился! Но взяла себя в руки и ответила спокойно:
— Живешь-то ты не на Арбате…
Игорь окинул ее внимательным взглядом с головы до ног.
— Прекрасно выглядишь!
— Спасибо. Можно войти?
— Ох, извини! Проходи, пожалуйста.
Ох, на всю жизнь она запомнила эту гостиную, эти коридоры и коридорчики! Лена остановилась посреди комнаты и огляделась: те же стеклянные раздвижные двери, та же мебель… Игорь наблюдал за ней, но непонятно было, о чем он думает. На его лице ничего не отражалось. Дав время ей оглядеться, он спросил:
— Пойдем ко мне?
— Пойдем.
— Я сейчас обитаю в бывшем кабинете Валентина.
Вот обстановка кабинета здорово изменилась. Исчезли шкафы с книгами, исчез стеллаж с индейскими фигурками, исчез массивный письменный стол. Вместо всего этого полкомнаты занимал низкий широкий диван, небрежно застеленный бежевым пледом, напротив — видео и коробки с кассетами, а у дальней стены — громадный ящик с какими-то бумагами. Игорь кивнул на него:
— Мой архив.
Из прежней обстановки остался только компьютер.
— Садись. — Игорь приглашающе указал на диван.
Лена села. Диван был низкий. Такое впечатление, что сидишь на подушке прямо на полу.
— Кофе хочешь?
— Давай.
— Тогда подожди минутку.
Игорь вышел. Лену так и подмывало спросить, где Оксана Антоновна, но она сдержалась. Кажется, ее нет дома. Оставшись одна, Лена еще раз с любопытством оглядела комнату. Взгляд ее упал на раскрытую книжку, лежавшую обложкой вверх рядом с диваном. Она потянулась и достала ее. Иво Андрич, «Мост на Дрине». Лена недоуменно пожала плечами — о таком писателе она не слышала. Пробежав глазами несколько строк раскрытой страницы, она вся передернулась от отвращения: это было подробное описание посадки человека на кол. Куда его вбивают, через что он проходит и ощущения при этом несчастной жертвы. Лена уже хотела водворить книгу на место, как вдруг из нее выпала какая-то фотография. Молодой мужчина в военной форме и с автоматом. Лена внимательно рассмотрела снимок, перевернула его — на обратной стороне ничего не написано. Кто это и где это снято — загадка.
— Может быть, ты не будешь столь внимательно рассматривать то, что тебе не показывают?
Игорь стоял в дверях с подносом, на котором дымились две чашки кофе. Лена покраснела:
— Извини. Она просто выпала из книги.
— Тогда просто положи ее на место.
Лена вложила фотографию между страниц и захлопнула книгу демонстративно громко. Игорь поставил поднос прямо на пол у дивана, взял книгу из Лениных рук и засунул в ящик с бумагами. Лена вздохнула и спросила:
— А кто это там?
— Где? — Игорь сделал вид, что не понимает.
— Ну, на снимке.
— Мой друг. — Он говорил с явной неохотой.
— А кто он?
— Хороший человек.
В голосе Игоря слышались предостерегающие нотки. Лучше всего было бы переменить тему, чтобы не нарываться, но Лена решила-таки рискнуть:
— А где он сейчас?
— Умер.
— Извини. — Лена искренне огорчилась. — Я не хотела…
— Не хотела и не надо. Давай сменим тему.
Лена решила вернуться к снимку при первой возможности. Четыре года назад у Игоря никакого такого друга не было. Кроме того, Лене хотелось прояснить еще один момент:
— А что это за писатель — Иво Андрич?
— Сербский классик. Жил в девятнадцатом веке.
— И что, интересно?
— Как всякая классика.
— Не знаю… Я заглянула — бр-р: так подробно расписывать пытки!
— Тебе наука — не заглядывай куда не просят. Кофе будешь пить? Он стынет.
Лена взяла с подноса чашечку и сделала маленький глоток. Кофе был великолепным, хотя, на ее вкус, слишком крепким. Игорь сел рядом с ней и тоже взял чашку.
Они сидели рядом, почти касаясь друг друга локтями, и пили кофе. Лена почувствовала, что внутри у нее все напряглось, — Игорь был так близко, что она ощущала тепло, исходящее от его тела. Невыносимо быть так близко от него и не сметь прикоснуться! Она медленно поставила чашку обратно на поднос и повернулась к нему.
— Что, кофе не нравится? — насмешливо поинтересовался он. Но за насмешливым тоном она угадала совсем другое… Лена, не отвечая, отобрала у него чашку и поставила рядом со своей. Потом глубоко вздохнула, придвинулась совсем близко, обвила его шею руками и прижалась к нему всем телом. Она слышала, как у Игоря перехватило дыхание. Он прижал ее к себе, и она ощутила гулкие удары его сердца. Она нашла губами его губы, и время для них перестало существовать. Он ответил на ее поцелуй с такой неистовой страстью, что у нее закружилась голова.
Железная плотина самоконтроля Игоря наконец рухнула, и чувства, так долго бывшие под спудом, вырвались на волю. Он целовал ее горячо и яростно, в его ласках не было былой мягкости — всесокрушающая страсть делала их почти жестокими. Раз за разом он прижимал ее губы к своим, заставляя их раскрываться, и по Лениному телу от этих поцелуев разливался огонь страсти — сначала исподволь и медленно, а потом все быстрее, быстрее, пока не заполыхал, как лесной пожар. Они оба горели в этом огне и не просили пощады.
Торопясь освободиться от одежды, мешавшей им любить друг друга, они срывали ее и как попало разбрасывали по комнате. И вот наконец наступило полное соединение. Их тела слились воедино, исполненные мучительной жаждой облегчения. Внезапно и ошеломляюще Игорь вошел в нее. Казалось, какая-то темная сила заставляет каждый нерв, каждую клетку ее тела гореть в пламени страсти. И все это было так же естественно, как дыхание. Ни с кем, кроме него, она такого не чувствовала и уже стала забывать, как это бывает. Но ее тело, независимо от разума, оказывается, помнило все.
Наконец Лена ощутила, как пульсирующий огонь, охвативший ее, перерастает в нечто, чему ни в одном языке не придумано названия. Ее охватил восторг. Пальцы впились в твердую спину Игоря, губы разомкнулись, и она в крике выдохнула его имя. Она ощутила, как его руки еще сильнее притягивают ее, а затем услышала его удовлетворенный хриплый стон. Вздрагивая от покидающего ее возбуждения, она безвольно и умиротворенно положила голову ему на плечо.
Долгое время ничто не нарушало тишину в комнате. Обессиленные, они не могли говорить. А затем, когда к Лене наконец вернулась ясность сознания, лежать в объятиях Игоря, всем телом ощущая тепло его тела, было так приятно, что ей не хотелось двигаться.
Вдруг она почувствовала, что он словно отдаляется от нее. По-прежнему его руки были сомкнуты вокруг ее тела, но что-то изменилось. Лена высвободилась, приподнялась на локте и посмотрела ему в лицо. Он не ответил на ее взгляд.
— Это было неизбежно, — сказала она. — То, что произошло, должно было произойти. Раз мы снова нашли друг друга…
Он молчал. Она хотела снова обнять его — он мягко, но твердо убрал ее руку.
— Что случилось? — Лена ничего не понимала. Только что они были так близки, как только могут быть близки два человека, и вдруг в одно мгновение между ними снова выросла стена.
— Любимая, это невозможно. Больше это не должно повториться.
Он назвал ее любимой! В первый момент Лена потеряла голову от счастья, но потом до нее дошел смысл сказанного. Она растерялась. Может быть, дело в том, что она замужем?
— Почему? Это было так… прекрасно. Я же только твоя, только твоя и всегда принадлежала только тебе. А Славик… Хочешь, я сегодня же не вернусь домой? Останусь с тобой навсегда? Здесь… Или где ты пожелаешь.
Игорь грустно улыбнулся, сел и потянулся к пачке сигарет, валявшейся на полу.
— Ты можешь просто поверить мне, ни о чем не спрашивая?
Лена молчала, выжидательно глядя на него. Он закурил, очевидно, затрудняясь продолжить. Лена тоже села и обхватила руками колени:
— Если ты мне опять скажешь, что разлюбил меня, я не поверю, — честно предупредила она.
— Было бы глупо говорить тебе такое после… Ну, после того, что только что произошло. — Игорь улыбнулся, но улыбка вышла невеселой. — И если мы с тобой будем продолжать видеться, это будет повторяться еще не раз.
— Ну так и что? Пусть…
— Дело в том… — Он, кажется, решился: — Даже если ты уйдешь от мужа… Я все равно не смогу на тебе жениться.
Лена оторопела.
— Ты… — Она проглотила комок, вставший в горле. — Ты женат?
Он грустно рассмеялся:
— Да нет, глупенькая. Я же предупреждал — придется тебе поверить мне на слово. Объяснить я все равно ничего не могу.
— Но…
— Мало того — никто никогда не должен видеть нас вместе. Ты ходила ко мне в больницу — этого не следовало делать, но тебя было не остановить. Но там, кроме меня, было еще шесть человек. Поди разберись, к кому именно ты приходишь. А вот сегодняшнее твое посещение — уже совсем другое дело. Я хотел бы, чтобы оно было первым и последним.
— Но ты ведь мне разрешил!
— Я тоже человек. Мне слишком трудно от тебя отказаться.
— Ну так не отказывайся!
— Надо. И прежде всего — ради тебя самой.
Игорь встал и начал одеваться. Его рубашка валялась у самых Лениных ног. Когда он протянул руку, чтобы взять ее, она заметила у него на сгибе правого локтя маленькую татуировку — полумесяц, пронзенный стрелой. Раньше этой татуировки не было. Она дотронулась до нее пальцем:
— Что это?
Игорь небрежно мотнул головой:
— А, так, всякие глупости.
Он собрал Ленину разбросанную одежду и протянул ей:
— Иди в душ и одевайся. Скоро должна прийти мать. Не хотелось бы, чтобы она застала нас в таком виде.
Лена машинально взяла белые кружевные трусики и такой же бюстгальтер, но продолжала сидеть и смотреть на Игоря. Он вдруг улыбнулся, потрепал ее по волосам.
— Хочешь отнесу?
— Еще бы! Но тебе пока нельзя.
Потом, когда Лена расчесывала перед зеркалом волосы, собираясь уходить, она как бы невзначай поинтересовалась:
— Почему ты живешь с матерью?
— А где же мне еще жить? — удивился Игорь.
— А та квартира на Мосфильмовской?
Игорь пожал плечами:
— Я же ее тогда так и не купил.
— Ну, ты можешь купить себе сейчас что-нибудь…
— Не могу.
Он сказал это таким тоном, что Лена сразу прекратила расспросы. Что ж, придется мириться с присутствием Оксаны Антоновны. Потому что оставлять Игоря она не собиралась.
Вот теперь Лена поняла, что это такое — жить двойной жизнью. Внешне все осталось по-прежнему: экзамены в университете, заметки в «Московский экспресс», навязчивые заботы Славика, которые она принимала без зазрения совести… Только вот с некоторых пор Лена стала пропадать в библиотеке, причем не в Ленинке, а в исторической, куда Славик не ходил. Надо ли говорить, что на самом деле она пропадала не там.
С Игорем они виделись регулярно три раза в неделю, днем, у него дома. Но эти три раза были как крошки хлеба для голодного. Тоска по нему не проходила. Лене казалось, что, если так будет продолжаться, она сойдет с ума от этой тоски. У нее уже начались слуховые и зрительные галлюцинации: в ушах постоянно звучал его голос, в каждом светловолосом мужчине она искала его черты. Мир поделился на две части. В одной — реальной и настоящей — был Игорь. Та часть жизни, где его не было, проходила как во сне.
Оксана Антоновна, вероятно, знала об их отношениях. Пару раз Лена, не успев уйти до ее прихода, сталкивалась с ней в гостиной. В таких случаях Оксана Антоновна была холодно-вежлива.
Странно — Игорю ведь совсем не нравилось жить с матерью. Кроме того, он почему-то жутко нервничал, когда Лена приходила к нему, но не из-за Оксаны Антоновны. Лена долго не могла понять почему, потом догадалась: он боится, что за ней могут следить. Игорь умолял ее быть осторожной, не входить в лифт с посторонними, идти только по людной улице, не срезая путь дворами… Хотя бред какой-то, кому надо за ней следить! И в то же время он упорно не хотел снимать квартиру. И опять же она догадалась — у него не было денег. Вообще-то ей было все равно, богат Игорь или беден, она его любила — и все. Но она помнила, что практически не существовало ничего, что он бы не мог себе позволить — в Москве, в Венеции, где угодно. Деньги — не проблема. А теперь все совсем не так…
Игорь поправился и занялся поисками работы. К рекламному бизнесу он испытывал теперь стойкое отвращение. И чем бы он ни занимался в последние годы — а Лена так и не узнала чем, — к этому занятию он тоже явно не хотел возвращаться.
Как-то раз, придя к Игорю, Лена застала у него Магницкого. Валентина Петровича она не видела уже больше трех месяцев. Последняя их встреча была крайне неприятной: перед отъездом Ольги Васильевны в Италию Магницкий пришел к ним домой, в очередной раз пытался объясниться, даже плакал. Эти посещения у него, похоже, вошли в привычку. Сначала Ольга Васильевна в квартиру его не впускала. Тогда он садился на подоконник лестничной площадки и сидел там часами, как мальчишка. Однажды после этого он слег с сильным бронхитом. Славик, который тогда уже стал Лениным мужем, не выдержал и умолил Ольгу Васильевну по крайней мере не оставлять его на лестнице. С тех пор Магницкий приходил и сидел со Славиком на кухне. Ольга Васильевна и Лена в такие вечера старались не выходить из своих комнат.
Магницкий сильно изменился: обрюзг, постарел, стал часто прикладываться к бутылке. Лену он по-прежнему упрямо считал своей дочерью. Однако на его карьере изменения в личной жизни почти не отразились. Статьи его печатались раз в месяц в «Экономических ведомостях», и он по-прежнему считался признанным авторитетом в своей области.
Не сказать чтобы Лена сильно обрадовалась этой неожиданной встрече, но особенно и не огорчилась. Магницкий давно уже не вызывал у нее никаких чувств, кроме презрения, смешанного с жалостью. Валентин Петрович сразу вскочил и засуетился:
— Боже мой, какая приятная неожиданность! Леночка, какими судьбами? Впрочем, что я спрашиваю, вы же…
Он взглянул на Лену, потом перевел взгляд на Игоря и растерянно замолчал.
— Мы с Леной друзья, — коротко пояснил Игорь.
— Ну конечно, конечно. — Магницкий понимающе кивнул. Он потоптался немного на пороге комнаты и наконец сказал:
— Ну, я, наверное, пойду. Мы с тобой вроде обо всем договорились. Завтра в десять подъедешь к Лембовскому и изложишь свои соображения. А он уж решит, что с этим делать.
Лена насторожилась. Олег Лембовский — директор издательства «Магнус терра», специализирующегося на политической и исторической литературе. До сих пор, насколько ей известно, Игорь дел с издательствами такого профиля не имел.
Магницкий уже повернулся к двери и уже от порога спросил у Лены:
— От Оли… Ольги Васильевны ничего нет?
— Она регулярно звонит. — Жалость в Лениной душе взяла верх.
— У нее все в порядке? Здорова?
— Все в порядке.
— А когда она собирается вернуться? — Глаза у Магницкого были как у больной собаки.
— В конце августа, не раньше.
Лена отвернулась к окну, давая понять, что разговор закончен. Как только за Магницким закрылась дверь, она живо спросила:
— Зачем он приходил?
Игорь засмеялся и обнял ее:
— Много будешь знать — скоро состаришься. А я хочу, чтобы ты была молодой еще долго-долго!
Он поцеловал Лену сначала в волосы, потом в веки, а потом приник к ее губам. Голова у нее привычно закружилась, и пол поплыл под ногами. Однако Лене страшным усилием воли удалось остановить это кружение и не позволить Игорю уклониться от вопроса.
— И все-таки, — шепнула она, лукаво глядя ему в глаза, — зачем ты пойдешь к Лембовскому?
Игорь усмехнулся и выпустил ее из объятий.
— А что бы ты сказала, если бы я решил написать книгу?
Лена широко раскрыла глаза:
— Книгу? Ты?!
— А что такого? — Игорь даже обиделся. — Ты не считаешь меня способным написать что-то дельное?
— Но о чем?
Он опять засмеялся и притянул ее к себе:
— Подрастешь — узнаешь. А сейчас давай покончим с расспросами. Тебе не кажется, что самое время заняться чем-то другим…
На этот раз Лена с ним согласилась.
Потом они долго расслабленно лежали, не разжимая переплетенных рук. Не хотелось ни говорить, ни двигаться — пусть бы это мгновение длилось вечно! Блаженное состояние было нарушено телефонным звонком. Игорь ласково высвободился из Лениных рук и взял трубку:
— Вас слушают.
Внезапно лицо его из счастливо-расслабленного стало упрямым и сосредоточенным. Минуты две он молча слушал, что ему говорили на том конце провода, потом неожиданно выругался:
— А идите вы… Я же сказал — их у меня нет!
В трубке еще что-то говорили, когда он швырнул ее на рычаг. Лена испуганно смотрела на него:
— Что случилось?
— А, так, ерунда…
Ему было не до нее. Он схватился за сигарету. Вообще Лена заметила, что в последнее время он стал очень много курить.
Вздохнув, она принялась одеваться. Он не смотрел на нее, занятый своими мыслями. Она натянула джинсы, застегнула кофточку и присела на диван, сложив руки на коленях, как примерная школьница:
— Ну?
— Что? — не понял он.
— Жду, когда ты поцелуешь меня на прощанье.
— А ты уже уходишь? — рассеянно спросил он. — Впрочем, да, пора.
Он проводил ее до входной двери и уже на пороге сказал, помедлив:
— Знаешь что, Леночка… Давай-ка на ближайшие две недели отменим наши свидания.
— Отменим? Почему?
— Я тебя очень прошу — ни о чем не спрашивай. Думаешь, мне легко будет прожить без тебя целых две недели? И если уж я иду на такое, значит, другого выхода нет.
— Но я…
— Будь хорошей девочкой, мне и так тяжело. Не надо все усугублять.
Он поцеловал ее. Но поцелуй не получился: видно было, что в мыслях он уже далеко от нее. Лена опустила голову и шагнула в раскрывшиеся двери лифта.
Две недели тянулись целую вечность. К счастью, Славик уехал в командировку на Сахалин, поэтому дома можно было отревываться сколько душе угодно. От переживаний Лена даже есть перестала: кусок в горло не лез и все время подташнивало.
Сначала она думала, что от переживаний, но потом ей в голову пришли сомнения чисто физиологического порядка. Прождав день, другой, Лена почти уверилась в своем состоянии и пришла в восторг. У нее будет ребенок! Ребенок ее и Игоря! Что он скажет теперь? Уж теперь-то они просто обязаны пожениться!
До конца срока разлуки оставалось еще целых пять дней. Она не выдержит так долго! Помаявшись с утра до пяти вечера, Лена все-таки решила ему позвонить. Сначала никто не подходил к телефону. Где-то около семи трубку взяла Оксана Антоновна и железным голосом сказала, что Игоря нет, и когда будет, она не знает. Короткие гудки возвестили отбой.
Лена чувствовала себя, как скаковая лошадь, осаженная на полном скаку. Ждать еще непонятно сколько! А что делать? Она еще послонялась по квартире, потом включила телевизор. Шла авторская передача Александра Часового. Вздохнув, Лена уселась смотреть, чтобы хоть как-то скоротать время. На этот раз известный ток-мен тянул души из ребят, воевавших в Сербии. Три довольно симпатичных парня рассказывали, как они попали в отряд «Двуглавый орел», сформированный из русских добровольцев.
— А вам приходилось убивать? — проникновенно спрашивал Часовой. — Вот так, своими руками?
Один из парней пожал плечами:
— Война есть война.
— Ну и что вы при этом чувствовали? — Голос Часового стал прямо-таки задушевно-интимным. — Боль? Ужас?
Парни переглянулись. Если бы не телекамера, они, казалось, покрутили бы пальцем у виска. Лене даже стало их немного жалко. «И чего они согласились на этот балаган?» — подумала она. А Часовой уже пытался выяснить историю создания «Двуглавого орла». С мотивами все оказалось просто: один из парней пошел воевать за сербов по религиозным соображениям, двое остальных — по дури и не скрывали этого. Но, когда речь зашла о непосредственных руководителях этого отряда и о финансировании, откровенности у парней сильно поубавилось. Все они дружно объявили себя рядовыми исполнителями: знать ничего не знают и ведать не ведают, выполняли приказ, и все. Но, несмотря на их уклончивость, почему-то возникало впечатление, что этот отряд был чем-то вроде средневекового тайного братства. Все знали, что оно существует, но никто не знал, кто им руководит и где оно берет средства к существованию.
Парни были совершенно непохожи внешне, и разница в возрасте у них была солидной, однако скоро Лене стало казаться, что в них есть нечто общее, роднящее их, как братьев, и отличающее от всех остальных людей. На их фоне Часовой казался зеленым мальчишкой. Вглядевшись, Лена поняла: все дело в глазах, во взгляде. У них был взгляд людей, повидавших смерть. Точно такой же взгляд был у ребят-«чеченцев», соседей Игоря по палате. И… у самого Игоря.
Лена придвинулась ближе к телевизору. Ребята показывали сербские фотографии: вот этот молодой солдат подорвался на мине, вот этот пропал без вести… Камера давала крупным планом страницы альбома и листающую их руку одного из парней. И вдруг Лена чуть не подпрыгнула: на сгибе правого локтя у него была маленькая татуировка — полумесяц, пронзенный стрелой. Такая же, как у Игоря!
Значит, Игорь был в Сербии. Лена постаралась вспомнить, как зовут того парня, что листал альбом. Она включила не с начала и не видела титров. Может быть, в конце их повторят? Это он отправился в Сербию по религиозным соображениям. И зовут его… Часовой называл его Димой. В конце передачи в титрах указали фамилии выступавших. Лена запомнила: Дмитрий Бородин. Как бы теперь найти этого Дмитрия Бородина…
Лена полистала записную книжку и нашла номер телефона Одинцова.
Близился июль, и в Москве начиналась жара. На улицах появилось множество столиков под разноцветными зонтиками: моду на открытые кафе мы слизали с Запада. «Только на Западе, — подумала Лена, — чашка кофе на улице стоит раза в полтора дешевле чашки кофе в баре. А у нас место не учитывают и везде ломят втридорога».
Она сидела за столиком с видом на памятник Пушкину, потягивала пиво из банки и ждала Дмитрия Бородина. Найти его оказалось не так уж сложно: Одинцов был хорошо знаком с ассистентом режиссера из съемочной группы Часового и через этого ассистента узнал адрес и телефон Бородина. И врать Лене особенно не пришлось, сказала, что видела передачу и хочет сделать материал. У Женьки эта идея энтузиазма не вызвала: кого сейчас интересует Сербия, когда в родной стране идет война. Но перечить он не стал. Хочешь — делай, но без гарантий. Пойдет или не пойдет — решать будем потом.
Лену это вполне устроило. Все-таки хорошо быть журналисткой! Гораздо сложнее оказалось вытащить на встречу Бородина. У него не было никакого желания беседовать еще с одним тружеником пера, ему вполне хватило Часового. И только когда Лена объяснила, что у нее есть личный интерес, Бородин уступил. И они договорились встретиться в этом кафе на Пушкинской.
— Вы не меня ждете?
Лена обернулась. В жизни Дмитрий Бородин был гораздо выше, чем казался с телеэкрана. Здоровенный мужик под метр девяносто.
— Вас. — Лена постаралась вложить в улыбку максимум обаяния. Улыбка произвела впечатление: холодная настороженность из глаз Бородина исчезла, взгляд его стал даже доброжелательным. Он сел за столик, откупорил пиво и отхлебнул:
— Слушаю.
Лена рассказала ему свою историю, по возможности опустив личные подробности. В ее изложении это выглядело так: четыре года назад она рассталась со своим женихом из-за глупого недоразумения. Сейчас они снова встретились, он ее любит по-прежнему, но жениться на ней не может. Недавно его ранили на улице, Лена подозревает, что кто-то угрожает его жизни и он просто не хочет впутывать ее в свои дела. Где он был и что делал прошедшие четыре года, он не говорит. На руке у него татуировка: полумесяц, пронзенный стрелой. Собственно, поэтому, увидев такую же татуировку у Бородина, она и стала искать с ним встречи.
Бородин слушал, мрачнея все больше и больше.
— А как его фамилия? — прервал он ее на середине рассказа.
— Болотов. Игорь Болотов.
— Не слышал. Но это ни о чем не говорит. Я ведь был в Сербии меньше года. Ранили и комиссовали.
Изложив факты, Лена замолчала и выжидательно посмотрела на Дмитрия. Тот молча курил, глубоко затягиваясь и выпуская дым колечками.
— Ну что? — не выдержала Лена. — Что вы можете сказать?
— Ничего хорошего, — наконец заговорил Дмитрий. — В скверную историю вляпался ваш знакомый. И правильно делает, что держит вас от нее подальше. Знаете, что такое «Двуглавый орел»? Вступить туда легко, а вот выйти… Мое счастье, что я теперь абсолютно небоеспособен и проку от меня никакого. Руководят им фанатики, готовые на все ради независимой православной Сербии. Цель, конечно, благородная, но средства они не выбирают. Человеческая жизнь для них ровно ничего не значит, предателей они карают беспощадно. А предателем считается любой, кто отойдет от борьбы без веской причины. Так что если ваш друг решил выйти из игры…
Несколько минут Лена обдумывала услышанное, потом осторожно возразила:
— Да, но как-то глупо тратить силы и средства, чтобы преследовать дезертира аж в Москве… Им что, больше делать нечего? Вряд ли они по всему миру гоняются за каждым, кто сбегает из отряда.
Бородин поднял брови:
— А знаете, пожалуй, вы правы. Сбежать из отряда почти невозможно, но, думаю, если беглецу удастся перейти границу, он может чувствовать себя в безопасности. Разве что потом чисто случайно столкнется с кем-то из своих прежних руководителей. Значит, ваш Болотов чем-то им здорово насолил, если его и здесь достали.
— Да, наверное… — задумчиво сказала Лена.
— Ну что ж… Больше я вам ничем помочь не могу?
— Нет, спасибо. Хотя… — Лена указала на его правую руку: — Что значит эта татуировка?
— Символическая глупость. Полумесяц для мусульман — то же, что для нас, христиан, крест. Полумесяц, пронзенный стрелой, — значение понятно. Борьба за веру.
— Эту татуировку обязательно делали всем, кто записывался в отряд?
Бородин рассмеялся:
— Да что вы! Все-таки «Двуглавый орел» — не тайное общество иезуитов, а боевой отряд. Это наша собственная дурь. Кто хотел — тот делал.
Итак, кое-что прояснилось. Значит, Игорь точно воевал в Сербии, в составе этого самого «Двуглавого орла». И остался как-то связан с его руководителями. Понятно, почему он так долго сопротивлялся возобновлению их отношений и всячески пытался ее оттолкнуть, — просто боялся за нее. Но ведь Лена уже не та безмозглая глупышка, какой была четыре года назад, когда ее так легко одурачил Артуро Джаннини! Теперь она вполне может за себя постоять. Не только за себя, но и за свою любовь.
Вечером она снова попыталась дозвониться до Игоря. Телефон был безнадежно занят. Лена два часа подряд крутила диск — сплошные короткие гудки. Может быть, он просто испорчен? В конце концов, до конца назначенного им срока осталось всего четыре дня. Они ничего не изменят, можно увидеться и сейчас. Тем более что сомнения физиологического порядка постепенно сменила уверенность: беременность была фактом почти очевидным. Таких долгих задержек у нее еще не бывало.
Лена собралась и поехала в Крылатское. Дверь открыл сам Игорь. Увидев Лену, он изменился в лице.
— Ты с ума сошла!
— Ты мне совсем не рад? — Она остановилась на пороге и выжидательно посмотрела на него. Он шагнул к ней, обнял и прижал к себе с такой силой, что ей стало больно.
— Ты с ума сошла, — сказал он уже спокойнее. — За тобой никто не шел?
— Нет. — Она взяла его лицо в ладони и поцеловала сначала в глаза, потом в губы. — Не волнуйся, со мной все в порядке. Мне очень надо с тобой поговорить.
— Игорь, кто пришел? — В холл вышла Оксана Антоновна. Увидев Лену, она поджала губы и удалилась, на этот раз даже не поздоровавшись. Но сегодня Лена и не расстроилась — радость от встречи с любимым ей никто не мог испортить, даже его мать.
— Пойдем ко мне. — Игорь обнял ее за плечи и повел в свою комнату.
Как только за ними закрылась дверь, они бросились друг к другу так же стремительно, как умирающие от жажды бросаются к воде. Однако Лена взяла себя в руки и отстранилась:
— Подожди… Нам надо поговорить.
— Потом… — Игорь не мог от нее оторваться, — потом.
— Нет. — Она решительно убрала его руки со своей талии, отошла от него подальше и села на диван.
— Ну хорошо. — Он покорился. — Давай.
— Почему ты не спрашиваешь, зачем я пришла?
Он удивленно взглянул на нее:
— Соскучилась. И я очень соскучился. Разве нет?
— И это тоже. — Лена старалась сохранить самообладание, но это ей удавалось с трудом. Господи, так хочется вскочить, обнять его и целовать без конца! — Но есть и еще причина.
Игорь помрачнел.
— Что? Что-то случилось?
— Не надо сразу предполагать плохое.
— Ну говори же!
Лена набрала полные легкие воздуха и выпалила одним духом:
— Я, кажется, беременна.
Сказала и ждала его реакции. Игорь сначала оторопел, а потом по его лицу медленно поползла блаженная улыбка. Он присел перед ней на корточки и заглянул в глаза:
— Нет, правда?
— Правда.
— Ты была у врача?
— Еще нет, но я почти уверена.
— Ленка! — Он схватил ее на руки и закружил по комнате. Она смеялась и колотила его кулачками по спине:
— Сумасшедший! Отпусти меня!
Однако эйфория продолжалась недолго. Игорь померк и словно спустился с небес на землю. Он осторожно посадил Лену на диван и сам сел с ней рядом, опустив голову. Она попыталась заглянуть ему в лицо:
— Что с тобой?
— Ах, Ленка, все так сложно… Ты не понимаешь.
— Кажется, понимаю, — осторожно сказала она. — «Двуглавый орел»?
Он отшатнулся:
— Откуда ты знаешь?
— Неважно. Вычислила и догадалась.
Он смотрел на нее так, будто увидел впервые.
— И что же ты… вычислила? — спросил он после паузы.
— Ты был в Сербии. И за тобой оттуда тянется какой-то «хвост». Но, может быть, ты сам наконец все расскажешь?
— Ох, ты сама не понимаешь, во что ты хочешь впутаться. — Он покачал головой. — Или уже впуталась… Что тебе известно?
— Сегодня днем я говорила с одним из тех, кто тоже там воевал.
— С кем?
— Он тебя не знает. Я думаю, ты его — тоже. — Лена умоляюще посмотрела на Игоря: — Пожалуйста, не надо ничего от меня скрывать! Тем более теперь.
Он прошелся по комнате из угла в угол. Потом остановился перед ней:
— Четыре года назад я сделал грандиозную глупость. В общем, я был одним из создателей этого отряда. Все мои деньги ушли на финансирование: покупку оружия, обмундирования и так далее. Кроме того, через меня шли и другие денежные пожертвования. В общем, сейчас меня обвиняют в том, что я растратил средства, собранные для «Двуглавого орла» среди православных общин Западной Европы. Это гигантская сумма.
— А ты их не тратил?
— Разумеется, нет! Я эти пожертвования и в глаза не видел.
— Тогда почему же…
— Меня подставили. — Игорь схватился за голову. — Боже мой, я ведь считал себя неплохим бизнесменом! Но когда имеешь дело с такими людьми…
— С какими?
— Создатели «Двуглавого орла» — люди двух категорий: фанатики и подлецы. Фанатиков действительно волнует только свобода Сербии. А подлецы на этом набивают свои карманы. В один из таких карманов и ушли эти пожертвования.
— И ты не знаешь, в чей именно?
— Откуда? Одно я знаю точно — не в мой. Но доказать это не могу. Правда, есть один способ…
— Какой?
Игорь устало посмотрел на нее:
— Этого я тебе не скажу. Способ на крайний случай, и мне не хотелось бы его применять. Но, видно, придется. Иначе я никогда не смогу жениться на тебе.
— Почему?
— Неужели непонятно? Тогда эта тень накроет и тебя. А я не переживу, если с тобой что-нибудь случится, да еще по моей вине.
— А тебе не кажется, что теперь уже меня все равно будут связывать с тобой, независимо от того, женишься ты на мне или нет?
Игорь закурил очередную сигарету:
— Кажется. Я пытался тебя оградить, но, видно, плохо пытался.
— Не вини в этом себя. — Лена встала, подошла к нему и прижалась лбом к его плечу. — Это я такая упрямая.
Он обнял ее:
— Жалеешь?
— Ни капельки! Тем более теперь, когда я… Когда у нас родится ребенок. Ты кого хочешь, мальчика или девочку?
Игорь улыбнулся:
— Девочку. Такую же упрямую, как ты. И с такими же чудесными волосами.
— Девочку так девочку. — Она ласково, как котенок, потерлась щекой о его грудь. Но затем сказала решительно: — Значит, так: Славик возвращается через неделю, мы подаем на развод, а потом сразу расписываемся с тобой.
— Ленка! — Игорь посмотрел ей в глаза. — Тебе не кажется, что ты слишком спешишь? Давай я все-таки сначала улажу свои дела, чтобы быть за тебя спокойным.
— А за меня и нечего волноваться. А пожениться мы должны как можно скорее: ты ведь не хочешь, чтобы твой ребенок был незаконнорожденным?
Самой Лене было абсолютно все равно, в браке она родит ребенка от Игоря или нет. Она использовала этот довод как последний аргумент против нежелания Игоря связывать с ней сейчас свою судьбу.
— Ну хорошо, хорошо. — Игорь явно хотел ее успокоить. — Сделаем так, как ты говоришь.
— Обещаешь?
— Слово джентльмена. Только знаешь что? Дай мне месяц срока. Пусть месяц все остается как есть.
— А именно?
— Пока ничего не говори Славе. Я все улажу, тогда и объяснишься, и сразу переедешь ко мне. И вот еще что…
— Что ты еще придумал?
— Может быть, мы все-таки пока не будем встречаться? Я за тебя боюсь.
Он уговаривал ее терпеливо, как ребенка, повторяя одно и то же по десять раз. Но Лена уже не ребенок. Подумав, она сказала:
— Хорошо, первую часть твоего предложения я принимаю, но со второй решительно не согласна. Да я просто умру, если не буду видеть тебя! — Она бросилась ему на шею.
Игорь с улыбкой сдался:
— Ладно, пусть будет так, как ты хочешь. Я ведь этого хочу не меньше.
Лена с сомнением посмотрела на него, но ничего не сказала. Хотелось бы думать, что она его убедила, но полной уверенности у нее не было.
Вечером, уже совсем поздно, когда Лена уходила и Игорь вышел ее провожать, в холле появилась Оксана Антоновна. Очевидно, она весь вечер ждала этого момента. Совершенно игнорируя Лену, Оксана Антоновна обратилась к сыну:
— Игорь, я всегда старалась не вмешиваться в твою личную жизнь, но сейчас это переходит всякие границы. Зачем к тебе ходит эта девка?
Такого Лена не ожидала. Понятно было, что мать Игоря ее недолюбливает, но до оскорблений дело еще не доходило. Она растерянно посмотрела на Игоря. Его лицо окаменело:
— Мама, будь добра уважительно говорить о моей невесте.
— Ах, твоей невесте? — В голосе Оксаны Антоновны была неприкрытая издевка. — Насколько мне известно, твоя так называемая невеста замужем за другим. Может быть, тебе не понравилось слово «девка»? Но порядочные женщины не бегают от мужа по чужим постелям!
Лена сжалась в комок. У Игоря от гнева задергалась щека, но ему удалось сдержаться.
— Мама, — голос его был ровен и холоден, — если ты еще хоть раз позволишь себе заговорить о Лене в таком тоне, боюсь, что ты лишишься сына.
Он взял Лену под руку и вывел на лестничную площадку, осторожно прикрыв за собой дверь. Почти всю дорогу до метро они молчали. Уже прощаясь, Игорь нежно поцеловал ее и сказал:
— Ничего, любимая. И это как-нибудь уладим.
Телефонный звонок, которого ждал Игорь, раздался только через неделю.
— Ты все еще упрямишься? Имей в виду, терпение Вука на исходе. Это может плохо кончиться, и не только для тебя одного.
— Подожди. — Игорь старался говорить спокойно. — Передай Вуку, что я хочу с ним встретиться.
На том конце трубки немного помолчали, словно раздумывая.
— Хорошо. Ты знаешь, чем это тебе грозит?
— Знаю.
— Не боишься?
— Зайцы боятся. Так передашь?
— Жди известий.
Через день позвонили опять:
— Вук готов поговорить с тобой. Будь завтра в десять вечера у старого памятника Гоголю.
Игорь догадывался, что это значит: испытание охотой. Те люди, с которыми ему предстояло иметь дело, действительно чем-то напоминали рыцарей средневекового ордена. Они верили не столько в логические объяснения, сколько в силу судьбы и в Божий суд. И если он не сможет доказать свою невиновность, опираясь на реальные факты, придется подвергнуться роковому испытанию.
Ровно в назначенное время он сидел на скамейке за памятником. Народу в этом скверике никогда не было. Полутемный и всегда какой-то грязный, он не привлекал к себе ни москвичей, ни гостей столицы. «Обидно за Гоголя, — подумал Игорь, чтобы отвлечься от мыслей о том, что ему сейчас предстоит. — Почему всегда у нас самые интересные памятники скрывают от народа?» Он-то всегда считал памятник гениальным. Жаль, что его засунули в такую дыру, а на бульваре поставили вместо Гоголя заносчивого идиота. Хотя какая же это дыра? В этом доме великий сумасшедший сжег вторую часть «Мертвых душ»…
— Смотри, пришел все-таки! — Скрипучий голос прервал его размышления. Игорь обернулся и увидел перед собой ничем не примечательного человека лет сорока. Серые брюки, клетчатая рубашка, редкие светлые волосы зачесаны так, чтобы скрыть намечающуюся лысину. Ростом этот человечек был невелик. Да, посланец грозного Вука выглядел совсем непрезентабельно!
Игорь поднялся со скамейки:
— Пойдем?
— Пойдем, если не передумал.
Они пересекли Новый Арбат, по улице Вахтангова вышли к магазину «Самоцветы», свернули в один переулок, потом в другой и остановились у невысокого старинного особняка. Казалось, что здание давно пустует: окна заколочены, у дверей кучи мусора. Человечек кивнул:
— Это здесь.
Игорь недоуменно посмотрел на него. Ну и где же здесь вход? Однако оказалось, что человечек указал не на сам особняк, а на пятиэтажный дом постройки примерно начала века, расположенный сразу за ним. Двор дома и парадные находились с другой стороны, а через арку полуразрушенного особняка вела дорожка к черному входу.
— Иди. Там тебя встретят.
Темнота арки и черная дыра подъезда выглядели зловеще. В подъезде его действительно ждали: два дюжих молодца в черном сразу заломили ему руки за спину, заткнули рот и поволокли сначала вниз по лестнице, потом по коридору с толстыми трубами, еле освещенному тусклыми желтыми лампочками, потом были еще два лестничных марша вниз, и еще коридор… Наконец достигли цели: то ли это был небольшой зал, то ли очень большая комната с низкими потолками и тоже плохо освещенная. Посреди комнаты на грубом табурете сидел широкоплечий бородатый человек в кожаной куртке.
Дюжие молодцы наконец отпустили Игоря. Он потер затекшие руки и усмехнулся:
— Зачем же так грубо?
— Другого не заслужил. — Голос у бородача был низким и хриплым. — Зачем ты хотел меня видеть?
— Поговорить. — Игорь старался, чтобы голос звучал ровно и спокойно.
— О чем нам с тобой говорить? Верни деньги и можешь быть свободен.
— У меня этих денег нет.
Бородач недобро усмехнулся:
— Зря ты это… Твой приход сюда может плохо кончиться…
— Знаю. Но мне надоело скрываться. Давай решим все недоразумения между нами раз и навсегда.
— Я уже сказал: верни деньги и можешь быть свободен.
— А я повторяю: у меня этих денег нет и не было. Я только договаривался о перечислениях. Последующие этапы контролировал другой человек. По твоему же приказу.
Вук пожал плечами:
— Я никакого приказа не отдавал. Ты был единственным уполномоченным.
— Ну, значит, меня подставили. Послушай, я отдал все свои средства — заметь, не маленькие, — на покупку оружия для «Двуглавого орла». Я сам сражался на вашей стороне три года, у меня шкура продырявлена…
— Я все это знаю и ценю. Учитывая твои прежние заслуги, мы не будем преследовать тебя как отступника. Верни деньги и живи дальше как хочешь.
— Да нет у меня этих денег! — Игорь чуть не сорвался, но в последний момент сумел себя сдержать. — Нет и не было! Подожди. Помнишь, мы договаривались, что эта финансовая операция будет моим последним делом в отряде? Помнишь?
Бородач кивнул.
— Так вот. Я провел всю предварительную подготовку. Я лично договорился с общинами в Гамбурге, в Брюсселе и в Женеве, а Францию обещал взять на себя Слободан. Деньги должны были быть переведены в Амстердам, счет на пароль. На этом мое участие в операции закончилось.
— Они и были переведены. И сняты. Вся сумма целиком. Пароль мог знать только ты.
— Но я не знал его! Не я открывал счет! Это должен был сделать Слободан.
— Слободан был убит еще до того, как деньги исчезли. Так что сам понимаешь…
Бородач угрожающе усмехнулся. Игорь вытер пот со лба.
— Но какой мне резон брать эти деньги? Я же сам отдал вам все, что имел!
— Вот именно поэтому. Ты разочаровался в нашем деле и решил возместить денежные потери. — Бородач презрительно сплюнул. — Все вы, чужаки, одинаковы!
— Хорошо. — Игорь предпринял последнюю попытку. — Как я могу доказать свою невиновность?
Бородач пожал плечами:
— Боюсь, что никак.
— А… Испытание?
— Ты имеешь в виду испытание охотой? — Бородач пристально смотрел на Игоря. — Ты пойдешь на это?
— Ничего другого мне, похоже, не остается.
Бородач ненадолго задумался, а потом сказал:
— Ну что ж, у меня была мысль, что ты предложишь такое решение, поэтому я приготовился. Стены в этом подвале достаточно толстые, звуки выстрелов никто не услышит. Так что…
Игорю приходилось слышать, что такое «испытание охотой», но своими глазами он этого никогда не видел. А вот теперь не то что увидит — станет главным участником.
В девятнадцатом веке «испытание охотой» использовали сербские вельможи (да и не только сербские) для разрешения споров, зашедших в тупик. Если обвиняемый был знатного рода и не мог доказать свою невиновность другим путем, он полагался на Божий суд. Человека помещали в закрытую комнату, достаточно большую, и давали в руки колокольчик. По углам комнаты ставили четырех стрелков с завязанными глазами. Обвиняемый должен был двигаться по комнате, колокольчик звенел, а стрелки пытались убить жертву, целясь на звук. Если в течение сорока минут обвиняемому удавалось остаться в живых, вина с него снималась. Бог был на его стороне. Но редко кому это удавалось…
Бородач встал. Один из молодцов подхватил табуретку, на которой он сидел, и вынес в коридор.
— Ну что ж, — сказал бородач. — Нас, правда, только трое, но, думаю, этого достаточно. Ты готов?
Игорь собрался с духом.
— Готов.
— Тогда приступим.
В руках у бородача оказалось ружье. Он щелкнул затвором, проверяя, все ли в порядке.
— Так. Колокольчик мы ставим посреди комнаты. Ты сам завяжешь нам глаза, чтобы не было недоразумений. Потом идешь на середину комнаты, берешь колокольчик — и начинаем. Главное условие — не стоять на месте. Понял?
— Вполне.
— Время засекаешь сам, хотя это и против правил. Но секундантов здесь нет, уж извини.
Три стрелка замерли в углах комнаты. Игорь знал: они испытывают то же, что охотник в засаде при приближении дичи, — все чувства обострены до предела и работают на одну цель. Вернее, на ее поражение. На мгновение Игоря охватила ярость: не позволит он этим кретинам отправить себя на тот свет, как жертвенного барана! Однако он быстро взял себя в руки — ярость в таком деле плохой помощник. Единственное, что может его спасти, — быстрота реакции и точный расчет, а для этого необходимо хладнокровие.
Он сделал пробный шаг вправо, стараясь не шевелить рукой, но проклятый колокольчик все-таки звякнул, и тут же одновременно раздались три выстрела. Мимо… Ага, не утратил он еще боевых навыков! Хотя сейчас Игорь не чувствовал ни азарта, ни того почти наркотического опьянения опасностью, какое часто наступает во время настоящего боя. Голова работала четко и ясно, как компьютер. И в то же время он сейчас не был человеком-личностью, неким индивидуумом Игорем Болотовым. Он был зверем, загнанным в ловушку. А у зверя в таких ситуациях инстинкты обостряются до предела. Но на одних инстинктах эту игру не выиграешь…
Компьютер в голове уже просчитывал возможные варианты движений. Игорь резко выкинул вправо руку с колокольчиком и почти одновременно бросил корпус влево. Опять обманул! На этот раз пули просвистели в полуметре от его лица. Так, теперь перекинуть колокольчик в левую руку, и — широкий скользящий шаг вправо, к тому углу, где Вук. Главное — Избегать середины комнаты. И потом, они ведь целятся не в колокольчик, делают поправку на расстояние вытянутой руки. На этом можно неплохо сыграть.
Шаг вправо, бросок влево, упал на пол плашмя, распрямился, как сжатая пружина… И опять — вправо, влево, на пол… И опять, и опять…
Эти сорок минут стоили Игорю трех жизней. Но, видно, Бог действительно был на его стороне — он не получил ни царапины.
После испытания он лег, совершенно обессиленный, прямо на пол. Вук присел рядом с ним на корточки. Обычно невозмутимое лицо его сейчас выражало великое изумление:
— Ты первый, кто выходит из этой переделки живым.
Игорь с трудом повернул голову:
— А ты часто так… развлекаешься?
— Три раза было. Сегодня — четвертый.
— А…
Значит, троих он таким образом отправил к праотцам. Хороший человек… Впрочем, на эмоции уже не осталось никаких сил. Вук скомандовал одному из своих бугаев:
— Принеси воды. Живо!
Вода была теплой и мутноватой, но как приятно было ее пить! Напившись, Игорь спросил:
— Теперь я наконец чист в твоих глазах?
— Теперь — да. — Вук качнул головой. — Но кто-то ведь взял эти деньги?
— Еще раз повторяю: если бы я даже и хотел их снять, я бы не мог — не знал пароля! Вклад должен был сделать Слободан.
— Но Слободана убили до того, как деньги исчезли…
— Не знаю… Он мог сказать кому-нибудь пароль перед смертью. Впрочем, теперь это меня не касается. Я свободен?
— Да… — Вук задумчиво посмотрел на него. — Да, конечно.
«Надо поскорее выбираться отсюда, — подумал Игорь. — Испытание-то я прошел, но кто знает, что ему еще взбредет в голову». Он с трудом поднялся:
— Я пойду?
— Иди. Гойко проводит тебя. — Вук кивнул на одного из парней.
— Нет уж, спасибо, я сам найду выход.
— Как знаешь.
Когда Игорь выбрался из подвала, было темно хоть глаз выколи. Он свернул из переулка в другой переулок — впереди засветились огни Арбата. Игорь взглянул на часы: без четверти два. Надо ловить машину.
Дорога до дома показалась Игорю бесконечной. В голове была звенящая пустота. Хотелось поскорее добраться до своего дивана и рухнуть. А еще лучше, если бы на диване сидела Лена. Уткнуться головой в ее теплые колени и забыть обо всем, что сегодня произошло…
Но в свою комнату незаметно пройти ему не удалось — на диване в гостиной его ждала Оксана Антоновна.
— Я должна с тобой поговорить.
Игорь чуть не застонал:
— Мама, третий час! Давай завтра.
— Я специально тебя жду уже несколько часов.
Игорь понял, что отвертеться не удастся. Он плюхнулся на диван — после сегодняшнего приключения его не держали ноги — и приготовился слушать.
Оксана Антоновна оглядела его с головы до ног:
— Откуда ты такой… растрепанный?
— Это неважно. Мама, я смертельно устал! Говори скорей, что ты хотела сказать, и я пойду спать.
— Сегодня опять звонила эта девка.
Ну вот, так и знал! Но нет никаких сил вступать в пререкания.
— Ты имеешь в виду Лену? — устало уточнил Игорь.
— Я имею в виду ту девку, которая сначала путалась с тобой, потом с твоим отцом, а сейчас снова залезла к тебе в постель.
— Ну что ты говоришь. Во-первых, Валентин мне не родной отец…
— Он был тебе все равно что родной! — Голос Оксаны Антоновны сорвался на визг. — И она увела его!
— Во-первых, Валентин мне не отец, — терпеливо повторил Игорь. — А во-вторых, она с ним не путалась. Ничего у них не было. Валентин ушел от тебя не из-за Лены…
— Если бы эта девка не появилась в нашем доме, — кажется, Оксана Антоновна не слышала его возражений, — если бы ты не привел ее, мы до сих пор были бы вместе!
— Мама, не называй ее девкой.
— Девка! Грязная девка!
«Ну вот, — подумал Игорь, — только истерики мне сейчас и не хватало». А Оксана Антоновна уже разошлась вовсю. Видно, за долгие часы ожидания она успела так себя накрутить, что скандала хватит на всю ночь.
— …И чтобы ноги ее в моем доме не было!
Игорь встал:
— Позволь напомнить тебе, что это не только твой дом, но и мой тоже. Как только у меня будет возможность, обещаю, мы отсюда уйдем. Ну а пока… Придется тебе смириться с нашим присутствием.
— Как… с вашим? — Голос Оксаны Антоновны внезапно сел до шепота. — Ты что…
— Лена — моя невеста. Как только она разведется, мы сразу поженимся. С моей стороны препятствий больше нет.
— Ах, так она все-таки еще замужем! — Похоже, Оксана Антоновна начала заводиться по второму кругу.
Игорь понял, что ее не остановить. Самое лучшее, что он сможет сделать, — удалиться. Он пошел к двери, но на пороге обернулся и сказал тихо, но твердо:
— Мама, это решено. Я на ней женюсь, и с этим ты ничего не сможешь поделать.
Такого открытого выступления Игорь не ожидал. Кажется, Оксана Антоновна трупом ляжет, но не позволит привести Лену сюда. Последняя мысль, которая мелькнула в его голове перед тем, как он провалился в сон, — надо что-то решать с жильем. Но он подумает об этом завтра…
А Лена звонила сказать, что вернулся Славик и она не знает, что делать.
Славик вернулся неожиданно, на пять дней раньше окончания срока командировки. Вечером вдруг открылась дверь — и на тебе! — возник на пороге:
— Родная моя! Как я без тебя скучал!
Он бросил сумку, кинулся к жене и закружил ее по комнате.
— Все! Больше никуда от тебя не уеду!
Лену это обещание в восторг не привело, но Славик ничего не заметил, целиком поглощенный собственной радостью.
— Что случилось? — Лене наконец удалось освободиться. — Ты же должен был приехать в конце недели?
— Сумел закруглиться пораньше, вот и все.
— А как же Сахалин? Когда еще туда попадешь. Вот бы и использовал оставшееся время, осмотрел бы все там. Зачем надо было сломя голову лететь в Москву?
Славик виновато посмотрел на жену:
— Ты знаешь, мне без тебя все не в радость. Все время думаю — как ты там, что…
— Ну что со мной может случиться?
— Не знаю. То есть умом понимаю, что все в порядке, а сердце не на месте. Бог знает что передумал! Да, кстати…
Славик кинулся к своей сумке, раскрыл ее, покопался и вытащил небольшой сверток:
— Смотри, что я тебе привез!
К Лениным ногам упало яркое шелковое кимоно.
— Настоящее японское! У моряков купил. Нравится?
Лена погладила рукой мягкий шелк. По синему фону были вытканы райские птицы самых невообразимых расцветок.
— Нравится… Только куда я его надену?
— Дома будешь ходить. Вместо халата. Я все думал — чего бы тебе такое интересненькое купить? И вот нашел.
— Спасибо. — Лена подошла к мужу и поцеловала его в щеку.
— И еще рыбы копченой привез. Ты же любишь рыбу?
— Да, конечно.
Пока Славик отмокал в ванной после долгой дороги, Лена возилась на кухне, сооружая импровизированный ужин. Продуктов в доме почти не было, в отсутствие мужа она себе не готовила, обходясь салатами и бутербродами.
Все оказалось гораздо сложнее, чем она себе представляла. Ну как ему скажешь, что она его не любит и хочет уйти к другому? Вот так взять и разбить человеку жизнь… До сих пор Лена была настолько поглощена своими собственными переживаниями, что о переживаниях Славика просто не задумывалась. Он в расчет не принимался. А сейчас это его поспешное возвращение словно что-то затронуло в ее душе. Он же действительно жить без нее не может!
Нет, конечно, ее планы на будущее не изменились. Они с Игорем все равно будут вместе, и ничто теперь им не помешает. Только… Вообще-то хорошо, что они с Игорем решили месяц подождать. За это время она уж как-нибудь сумеет подготовить Славика к неизбежному. Придется и через это пройти. Ради себя, ради Игоря и ради их будущего ребенка. Но как же это все неприятно! За ужином Лена была рассеянна и молчалива. Правда, Славик вполне компенсировал ее молчание — у него рот просто не закрывался. Кажется, он выложил ей все, что делал, думал и чувствовал за время разлуки. Лену же сильно волновала предстоящая ночь. Она даже представить не могла, как она будет спать с мужем. При одной мысли о близости с ним ей становилось нехорошо. А отвертеться не было никакой возможности. Славик готов был отправиться в постель хоть сейчас.
После ужина она долго и тщательно мыла посуду, убирала кухню, даже помыла пол. Славик сначала путался под ногами, пытаясь помочь и ускорить дело, но Лене удалось спровадить его в комнату. Однако тянуть время до бесконечности невозможно.
— Леночка, ты скоро закончишь? Я стелю постель, — крикнул Славик.
О Господи!
— У нас нет ничего выпить? — Славик снова возник на пороге кухни. — По случаю воссоединения нашей семьи.
— Нет. — Лена оживилась. — Может быть, сбегаешь купишь? Киоски у метро еще работают. — Какого-нибудь вина. Красного, ты же любишь красное?
— Хорошо.
Ну вот, еще повод оттянуть неизбежное. Как только Славик вышел за дверь, Лена сразу же набрала номер Игоря. Она не совсем понимала, зачем это делает. Ей просто хотелось услышать его голос. И вообще, чем ближе была перспектива отправиться с мужем в постель, тем быстрее из Лениной души испарялось чувство жалости к Славику. Два часа назад она не представляла, как скажет ему, что уходит к другому. А сейчас готова была отправиться к Игорю прямо тут же, только бы избежать объятий мужа.
Но Игоря дома не было. Оксана Антоновна желчно посоветовала ей заняться собственной семейной жизнью и оставить ее сына в покое. Ничего не ответив, Лена опустила трубку на рычаг.
Хлопнула входная дверь.
— Хорошего красного не было, я купил мартини! — возвестил Славик. — У нас лед есть?
— Есть, — машинально ответила Лена.
— Сейчас сделаю мартини со льдом. Будешь?
— Да. — Лена поднялась со стула. — Я пошла в ванную.
Сначала она долго стояла под горячим душем, подставляя лицо упругим струям. Потом долго и тщательно намыливала тело, взбивая гель в радужную пену. Вот так бы и провести всю ночь в ванной под теплой водой!..
— Леночка! Ты там не утонула? — Славик попытался открыть дверь, но она предусмотрительно задвинула щеколду.
— Сейчас выхожу, — сказала она со вздохом.
Выключила воду, потянулась за полотенцем — и вдруг низ живота пронзила боль. Лена согнулась пополам и села в ванную. Боль отпустила. Лена попыталась подняться на колени и дотянуться до щеколды, когда увидела, что вода, оставшаяся на дне ванны, стала красной. Она испуганно приподнялась — кровь хлынула из нее, как из открытого крана. Она закричала.
Дальше все происходило как в дурном сне. Сильные удары в дверь: щеколда не выдержала и сломалась. Испуганное лицо Славика, склоненное над ней. Потом «скорая», молодая грубая докторша в белом халате. Ее куда-то везли на каталке. Потом было гинекологическое кресло, покрытое рыжей клеенкой.
— Дайте ей дозу побольше, не бойтесь. Вы же видите, в каком она состоянии.
Шприц вошел в вену. Перед глазами кружились в диком хороводе яркая лампа операционной, лица врачей, темный квадрат окна… И все провалилось в темноту.
Лена пришла в себя утром. Ярко светило солнце, она лежала в большой белой палате — вроде бы на шесть человек. Или на восемь? Слева две кровати стояли пустые, а справа…
Лена приподнялась на локте, чтобы осмотреться.
— Проснулась? Лежи, лежи, — прикрикнула на нее девушка с соседней постели, крашеная блондинка лет тридцати. — Еще не оклемалась.
Лена откинулась на подушку.
— Тебя ночью привезли, спящую красавицу. Кажется, они перебрали с анестезией. Вкатили тебе лошадиную дозу, потом не знали, что делать.
Анестезия… Операционная с яркой белой лампой… Черное окно… Лена все вспомнила.
У нее не будет ребенка.
— Ну, чего ревешь? — опять прикрикнула девушка. — Тебе сейчас нельзя нервничать, только хуже будет. Подумаешь, выкидыш! Со всеми случается. Муж есть?
Лена кивнула.
— Ну так еще сделаете! Тоже мне проблема. У тебя первый, что ли?
— Да…
— Сейчас бабы хлипкие пошли. Родить в простоте не могут. Сначала от бесплодия лечатся, потом на сохранении чуть не девять месяцев лежат. А уж выкидыши у каждой второй. Раньше вот всю беременность нормальная баба в поле работала, потом на меже рожала, ребенка — в подол и своими ногами до хаты. Нам-то, конечно, такое и не снилось.
— А вы здесь… с чем? — робко спросила Лена.
— Да с тем же.
— А у вас тоже первый? — сказала Лена и поняла, что сморозила глупость.
Блондинка рассмеялась. Смех у нее был низкий, раскатистый, с хрипотцой.
— Первый у меня был десять лет назад. Я с тех пор уже двоих родила. Собственно, третьего мы и не планировали, но раз так вышло, решили — пусть будет. Но нет так и нет. Ну, давай, что ли, познакомимся, — сказала она словно через запятую. — Меня Света зовут.
— Лена.
— Лена так Лена. Нет, ты пока не вставай, — приказала она, видя, что Лена спустила ноги на пол. — Тебе до вечера точно лежать надо. Завтрак я тебе принесу.
Света поднялась, запахнула цветастый фланелевый халат и вышла в коридор.
Лена приподнялась. В ряду напротив была занята всего одна кровать. На ней лежала бледная девочка с большими черными глазами. Девочка рассматривала яркий журнал, кажется, что-то вроде «Бурды». На Лену она взглянула мельком и больше не обращала внимания.
Вернулась Света с тарелкой манной каши.
— Кормежка здесь, конечно, не очень, — сказала она. — Но мы ведь не собираемся долго задерживаться, правда?
— А сколько здесь обычно держат? — поинтересовалась Лена.
— Тебя — дня три-четыре, если воспаления не схватила. А меня еще с недельку. Я-то здесь уже десять дней. У меня вечно осложнения.
— А почему столько пустых мест?..
— Больница новая, заполняется постепенно. В общем-то, тебе повезло, что «скорую» направили сюда. С Джамилей ты уже познакомилась?
— Нет…
— Это вот Джамиля. Она здесь с воспалением. — Света кивнула в сторону черноглазой девочки. — Эй, Джамиля, ты бы хоть поздоровалась!
Девочка с неохотой оторвалась от журнала:
— Здравствуй.
И тут же опять углубилась в рассматривание картинок. Света пожала плечами:
— Не обращай внимания, она вообще такая. Слова не вытянешь. Представляешь, лежим здесь молча, как два сыча!
Света состроила уморительную гримасу, и Лена невольно улыбнулась.
После обхода положение не прояснилось. Серьезная пожилая врачиха осматривала Лену недолго, сказала, что все идет как надо, и занялась ее соседкой.
После обеда пришел Славик. Лене еще нельзя было вставать, а для встреч с родственниками была отведена специальная комната на первом этаже. В палаты их не пускали. Славик передал ей букет роз и очень трогательное письмо. Он провел в больнице всю ночь и уехал домой только под утро, когда убедился, что с ней все в порядке. Бедняжка, он ни о чем не догадывался…
Лена покрутила в пальцах письмо. Как все запуталось! Славик считает, что это был его ребенок. Он пишет, что просто чуть с ума не сошел, когда выяснилось, что ребенка не спасти. Но ничего, у них с Леной будут еще дети, обязательно будут! Лена опять заплакала. Как она посмотрит Славику в глаза? И как… Как она скажет Игорю, что с ней произошло?
— Ну, чего опять ревешь? К мужу не пустили? — спросила Света, придя из «комнаты свиданий». — На вот, держи!
Она порылась в громадном пакете, который принесла с собой, и сунула Лене огромный желтый персик.
— Первые в этом году! — Потом посмотрела на пакет, стоящий у Лениной кровати. — А тебе, я вижу, тоже всего натащили!
— Хочешь? — равнодушно спросила Лена.
— С ума сошла! — Света показала глазами на свою сумку. — Ну так чего ревешь?
Лена протянула ей письмо Славика:
— Прочитай.
— Разрешаешь? — Света пробежала листок глазами. — Ну так что? Все правильно. Будут у вас еще дети. Послушай-ка, а он тебя очень любит!
— Любит… Только это был не его ребенок.
Света уставилась на нее:
— Это как?
— А вот так…
Лена сама не понимала, зачем пустилась в откровенность, да еще с совершенно чужим человеком. Но ее словно прорвало. Она говорила, и говорила, и говорила…
Света слушала открыв рот.
— Ну, дела! — присвистнула она, когда Лена наконец закончила. — Как в книжке! А тот ничего еще не знает?
— Нет. И я не знаю, как ему это сказать.
— А с мужем чего?
Лена вздохнула:
— Скажу ему правду. Только тоже не знаю как.
— Слушай, ты с этим будь поосторожнее! — Света покачала головой. — Ты уверена, что он ничего с собой не сделает?
— Кто?
— Да муж твой! У мужиков знаешь какая психика слабая! А тем более если он узнает, что ребенок был не его.
— А может быть, этого ему говорить не стоит? Ребенка ведь уже нет.
— Еще хуже, — поразмыслив минуту, сказала Света. — Решит, что ты уходишь от него из-за выкидыша.
— Но объясниться-то все равно надо!
— Я бы на твоем месте не торопилась. Ты теперь не беременна, спешить к сроку не надо. Постепенно подготовь его, чтобы не как снег на голову: привет, я люблю другого и ухожу к нему.
Светины слова упали на благодатную почву. Лена и сама уже об этом думала.
— И сколько, по-твоему, должно длиться это «постепенно»? — спросила она.
— От недели до месяца. В крайнем случае — полтора, — решительно сказала Света. — Я, когда с первым мужем разводилась, все дело в две недели провернула. То есть я имею в виду не оформление бумажек, а всякие объяснения-разговоры.
— Ну и что?
— Нормально! До сих пор в хороших отношениях. Тоже говорил: «Жить без тебя не смогу!» А теперь с моим Васькой вместе на рыбалку ездят. Дружим домами.
Лена с сомнением покачала головой. Что-то она плохо представляла себе, как Игорь и Славик отправляются вдвоем на рыбалку.
Славик не находил себе места. К Лене его обещали пустить завтра после обеда, а до этого времени он совершенно не представлял, чем себя занять. Работа не шла на ум, все валилось из рук. До вечера он бегал по магазинам, выискивая что-нибудь экстраординарное, чем можно удивить и обрадовать жену. В результате купил огромного синего слоненка с оранжевыми ушами — Лене должно понравиться.
Вечером он заварил чай и устроился у телевизора, чтобы скоротать время. Нужно было решить для себя одну проблему: если сегодня позвонит из Италии Ленина мама, рассказывать ей, что случилось, или нет? Вообще-то Лена скоро будет дома, может, не надо Ольгу Васильевну напрасно тревожить? Напрасно?.. Поставив себя на место Ольги Васильевны, Славик подумал, что он бы предпочел все узнать после случившегося. И тут, как назло, раздался телефонный звонок. Славик поплелся к телефону, так ничего и не придумав.
Но это была не Ольга Васильевна.
— Простите, пожалуйста, это квартира Трофимовых? — вежливо осведомился хрипловатый женский голос.
— Да. — Славик перебирал в уме знакомых. Кто бы это мог быть?
— Я могу поговорить с Еленой?
— Нет. Ее сегодня не будет. Может, ей что-нибудь передать?
— Я случайно говорю не с ее мужем?
— Случайно с ним.
— Простите, как вас зовут?
— Вячеслав Веселкин, — ответил Славик, начиная понемногу раздражаться.
— Меня зовут Оксана Антоновна. Собственно, мне нужны вы даже больше, чем ваша жена. Нам необходимо встретиться…
В десять утра Славик стоял между колонн метро «Парк культуры» и озирался по сторонам.
— Вы — Вячеслав?
Перед ним стояла сухощавая стройная женщина лет пятидесяти в строгом сером костюме. Безупречный макияж, рыжеватые волосы уложены в замысловатую прическу. Смотрела она на него строго, без улыбки. «Как следователь прокуратуры», — почему-то подумал Славик.
— Да. А вы — Оксана Антоновна? Чем обязан…
— Подождите, — прервала она его повелительным жестом. — Не здесь же нам разговаривать! Тут за углом есть кофейня, не возражаете?
Она повернулась и пошла по направлению к «Прогрессу». Славик пожал плечами и направился следом. Ну, точно, странная… Они сели за столик в маленьком полутемном подвальчике, и Оксана Антоновна наконец сочла возможным изложить суть дела.
— Фамилия Болотов вам что-нибудь говорит? — Глаза ее сухо поблескивали. — Игорь Болотов.
Славик похолодел. Это имя было для него предметом непроходящего кошмара. А он-то уже надеялся, что никогда больше его не услышит!
— Говорит. — Голос его сразу стал хриплым. — Говорит.
— Это мой сын.
— Да? — Славик не знал, что сказать.
— Вы, Конечно, в курсе, что когда-то они с Еленой хотели пожениться, но свадьба расстроилась.
— В курсе…
— И вы знаете, из-за чего?
— В общем, думаю, да.
— Эта девка бросила моего сына и стала встречаться с моим мужем. А потом выяснилось, что Валя — ее отец.
Ах да! Это же бывшая жена Магницкого! Но Славик напрочь забыл ее имя, хотя, наверное, слышал его раньше. Знал бы, отговорился бы от этой встречи. Магницкий как-то говорил, что его бывшая жена немного не в себе…
— Это вообще распутная семейка. И она, и ее мать. Она Валю словно околдовала.
Славик поднялся:
— Если вы позвали меня, чтобы говорить гадости о моей жене и теще, то я пойду.
Она схватила его за руку:
— Глупый мальчишка! Она обманывает тебя, а ты ее защищаешь.
Славик сделал движение, чтобы освободиться, но пальцы Оксаны Антоновны впились в его запястье как клещи.
— Сядь и выслушай! Она снова спит с моим сыном. А сын — это единственное, что у меня осталось, и я не позволю…
Оксана Антоновна прямо задохнулась от злобы. Славик, ошеломленный, опустился на место:
— Что вы сказали?
— Она изменяет тебе, дурачок! Понял? Из-ме-ня-ет! И, может быть, не только с моим Игорем.
— Вы лжете!
Она хрипло рассмеялась:
— Я могу это доказать. Хочешь? Хочешь убедиться своими глазами? Я тебе могу это устроить!
Она говорила как одержимая. Славик мотнул головой. Что за наваждение, он уже готов был согласиться!
Собравшись с духом, он решительно поднялся:
— Я вам не верю. Не хочу вас слушать и не позволю лезть в дела нашей семьи.
Он направился к выходу и услышал, как Оксана Антоновна четко сказала ему вслед:
— Когда она снова придет к моему сыну, я тебе позвоню. Приедешь и убедишься.
Лена сидела на кровати и собирала вещи. Боже мой, была здесь всего четыре дня, а уже обросла барахлом! Света грустно наблюдала за сборами.
— Повезло тебе, — вздохнула она. — Я так быстро отсюда еще ни разу не выбиралась. Конечно, организм молодой, здоровый…
— Ничего, — улыбнулась Лена как могла ободряюще. — Неделя быстро пройдет…
Они так и были втроем, к ним никого не положили. Однако третья обитательница палаты на сближение так и не пошла. Целыми днями она листала журналы или смотрела в потолок. В разговоры не вмешивалась и, похоже, ничем не интересовалась. Вечером принесли передачи: громадный пакет для Светы и небольшую сумку для Джамили. Лене на этот раз ничего не было — завтра ее выписывали.
Честно говоря, Лене было даже немножко жаль уходить. В первый раз в жизни у нее появилась подруга. Света была грубовата, старше Лены почти на десять лет, но это совершенно не мешало ей с сочувствием выслушивать Ленины исповеди и разбираться в Лениных проблемах.
Сегодня, как всегда, приходил Славик. Лена, тоже как всегда, заранее подготовилась к его посещению и была с ним ласкова и мила. Она решила последовать Светиному совету и постепенно подготовить его к разговору. Славик был какой-то странный. Когда она сказала ему об этом, стал убеждать, что ей показалось, что просто он очень за нее переволновался.
Лена вздохнула и положила в пакет большое махровое полотенце — так оно здесь ей и не понадобилось, голову помыть она за три дня не успела. И все-таки со Славиком явно что-то было не так… Она решила напоследок поделиться своими наблюдениями со Светой. Та особого значения сомнениям Лены не придала:
— По-моему, тебе кажется. Что изменилось-то? С тобой он толком в эти дни не общался, а твой Игорь, ты говоришь, тебе домой не звонит. Или мог позвонить?
— Да нет, не мог. Я обещала дать ему время уладить все дела, чтобы мы могли пожениться. Так что он не удивится, если я на три-четыре дня исчезну. Мы же и до этого не каждый день виделись. — Лена сжала ладонями виски. — Я не представляю, как ему скажу!
— Что? Про ребенка? — догадалась Света. — Но ведь это сейчас и к лучшему. Поженитесь, а потом делайте себе детей сколько влезет!
— Ох, не знаю! — Лена готова была опять заплакать. — Как все будет?
— Хочешь, скажу, как? — раздался тонкий голосок.
Лена и Света в изумлении уставились на Джамилю: она так редко говорила, а уж в их разговоры вообще никогда не вмешивалась. Джамиля отложила свой обычный журнал и пристально смотрела на Лену. Та молчала.
— Мне из дома передали сегодня карты, — сказала Джамиля, словно не замечая удивленных взглядов. — Я специально просила, пока тебя еще не выписали. Хочешь, погадаю?
— А ты умеешь? — недоверчиво спросила Света.
— У меня бабка цыганка. Она меня учила.
Лена колебалась. Она не гадала никогда в жизни. Мама считала, что любое гадание — вызов судьбе. Если нагадают хорошее — назло не сбудется, а вот плохое стороной точно не обойдет. И Лена в этом была вполне согласна с Ольгой Васильевной.
А Джамиля уже тасовала карты. Они были не похожи на обычные игральные: раза в два больше, темные, с какими-то странными картинками. То есть картинки вроде бы были правильные — дамы, короли, валеты, — но как-то жутковато нарисованные… И еще: карты выглядели далеко не новыми, рубашки затерлись и поистрепались, а вот картинки ничуть не стерлись, и краски смотрелись так ярко, словно их только что наложили.
Лена решилась. Она не бросает вызов судьбе, она же не искала гадалку и не просила сама Джамилю! А случай есть случай.
— Хорошо.
— Тогда иди ко мне и садись вот сюда.
— А мне можно посмотреть? — спросила Света.
— Можно. Только не трещи, сиди тихо.
— Я как мышка!
Светка прокралась на цыпочках через комнату и чинно уселась на стуле рядом с кроватью Джамили. Лена все еще не решалась подойти.
— Ну что ты? — подбодрила ее Света. — Давай, это же жуть как интересно!
Лена приблизилась и села на краешек постели Джамили. Та пристально посмотрела на нее:
— Задумай, на что хочешь получить ответ.
Лена секунду помедлила и кивнула:
— Задумала.
Джамиля принялась тасовать свои необычные карты, а потом выбрасывать их наугад поверх одеяла. Получался какой-то причудливый узор.
— Так. — Она подняла серьезные черные глаза на Лену. — Это что было. Была у тебя долгая дорога к бубновому королю и марьяжная постель. Поперек дороги стоят короли треф и червей. Болезнь и удар, но все обошлось. Так говорю?
Лена кивнула. Но тут не было ничего удивительного: Джамиля же прекрасно слышала их со Светкой разговоры.
— Так. Кладу, что сейчас. Дорога, опять дорога. На перепутье жизни стоишь. Дама пик, зложелательница, через нее — удар. Очень она хочет навредить тебе, но сил у нее немного. Любовь. Большая любовь бубнового короля, и твоя любовь взаимно. Так говорю?
Лена опять кивнула. Вроде верно. Кто же эта зложелательница — дама пик? Не иначе как Оксана Антоновна!
— Слушай дальше. Кладу, что будет.
Джамиля снова перетасовала карты, пошептала что-то над ними и снова начала раскладывать свой узор.
— Две любви за тебя борются, бубновая и червовая. У тебя на сердце бубновая ложится, но черви — семья — не отпускают. Дальше… Дорога дальняя. Будто поедешь куда-то за море. Не собираешься?
— Да нет. Куда мне ехать, — усмехнулась Лена.
— Значит, сама еще не знаешь, а карты уже знают и говорят, — серьезно сказала Джамиля.
Она снова перетасовала карты.
— Желание твое сбудется, но не так скоро, как ты задумала.
— Но главное — сбудется?
— Точно говорю. А теперь — самое главное. Тащи три карты. Правой рукой от себя.
Лена вытащила. Джамиля бросила их рубашками вверх, отсчитала и вытащила из колоды еще три карты.
— Твою судьбу открываю.
Открыла и несколько секунд смотрела на непонятные фигурки. Потом подняла взгляд на Лену — в черных глазах был откровенный испуг.
— Но есть же джокер, — пробормотала Джамиля. — Ведь есть. Джокер-то ведь выпал…
— Что? Что? — не выдержала Светка. — Говори скорей!
Джамиля смешала карты и собрала их снова в колоду.
— Большие перемены. — И дальше говорить отказалась. Снова легла и уткнулась в свой журнал. Лена со Светой переглянулись и недоуменно пожали плечами.
— А что дальше-то? — на всякий случай спросила Света.
— Я же сказала — перемены. — Джамиля даже не подняла голову, всем своим видом демонстрируя — сеанс окончен.
— Стоило огород городить, — пробурчала Света и разочарованно поднялась. — Так ничего толком и не сказала. Про перемены и так понятно было.
Но весь вечер Лена нет-нет да и ловила на себе растерянный взгляд Джамили. Однако, как только глаза девушек встречались, Джамиля тут же делала вид, что, кроме журнала, ее ничего не интересует.
Эти взгляды заметила и Света. Когда Лена отправилась умываться на ночь, она подсела на постель к Джамиле:
— Может, сейчас скажешь, что ты там увидела?
Джамиля насупилась:
— Ну, тебе-то зачем?
— Жалко девчонку. Может, помочь чем смогу…
— Не сможешь. Смерть от болезни и совсем скоро, в течение года — вот что ей выпало.
— Как смерть? Она же здорова?
— Откуда мы знаем?
— Но ведь врачи ее осматривали…
— Ну и что. Сегодня здорова, завтра нет.
— Да так не бывает!
— Карты не врут, — убежденно сказала Джамиля.
— Чтобы здоровая молодая девка померла за год от болезни? Не верю.
— Дело твое. Но карты сказали — смерть. Правда…
— Что?
— Выпал джокер. А джокер — значит, есть какая-то надежда. Джокер изменчив, но иногда перемены бывают и к лучшему.
Пояснить что-либо еще Джамиля категорически отказалась.
Вот уже второй час Лена и Игорь бродили по Сокольникам. В это время года в парке было полно народу. Правда, день выдался пасмурный, но дождь так и не собрался.
— Может быть, все-таки пойдем где-нибудь посидим? — в который уж раз предложил Игорь. — Ты устала.
— Да нет. Мне как-то не хочется снова оказаться в четырех стенах. Давай лучше попробуем найти укромное местечко.
Укромное местечко нашлось во фруктовом саду за загородкой. Калитка в сад была заперта, но это никому не мешало: в двух шагах от нее в заборе кто-то выломал две доски, и все желающие могли проникнуть в сад беспрепятственно.
Они нашли скамейку, укрытую от посторонних глаз высокими кустами. Игорь обнял ее. Лена уткнулась лицом в его грудь, вдохнула родной запах, и слезы опять навернулись на глаза. Она не удержалась и всхлипнула. Он еще крепче прижал ее к себе:
— Ну что ты, родная, не надо. Ничего же не поделаешь.
— Я даже не знаю, почему это произошло! Что я делала не так?
— Не вини себя. Перенервничала, переволновалась… Давай это переживем вместе и…
— И что?
— У нас ведь могут быть еще дети. И обязательно будут.
— Но уже не этот.
— А может быть, и этот. Он просто умный малыш — решил, что лучше ему родиться немного попозже, когда его родители уладят всякие посторонние проблемы и будут готовы заниматься только им.
Лена подняла на Игоря заплаканные глаза:
— Ты правда так думаешь?
— Конечно. Душа-то бессмертна. Так что наш малыш еще будет с нами.
Он поцеловал ее в макушку и потерся щекой о ее волосы. Какое-то время они сидели молча. Потом Игорь спросил:
— Ты решила, когда поговоришь с мужем?
Лена вздохнула:
— Даже не знаю. С тех пор как я вышла из больницы, он какой-то… странный. Иногда смотрит на меня так, что мне страшно делается.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Да нет, не за себя. За него страшно. У него глаза бывают просто безумные. И еще…
Лена колебалась, не зная, стоит рассказывать это или нет. Вчера ночью она проснулась и увидела, что Славик плачет. Нет, конечно, не рыдает в голос. Он сидел на краю дивана, смотрел на нее, и по его щекам катились слезы. Лена не знала, как на это реагировать, и притворилась спящей. Ей было так его жалко, что впору самой заплакать.
— Что — «еще»? — Игорь встревоженно посмотрел на нее.
— Да нет, ничего. Не помню, что хотела сказать.
Игорю, пожалуй, это лучше не рассказывать. Чтобы отвлечь его внимание, Лена спросила:
— А где мы будем жить? Ты что-нибудь придумал?
— Есть у меня один план. Если получится, мы снова разбогатеем.
— Да ну!
— Правда, с Онассисом я соперничать не смогу, но на вполне приличную жизнь хватит.
— Ты решил снова заняться фотографией?
— А я никогда ее и не бросал. Даже когда был в Сербии. Делал репортажи для одного французского пацифистского журнала.
Лена хлопнула себя рукой по лбу:
— Ох, какая же я дура!
Игорь удивленно взглянул на нее:
— Несколько неожиданное заявление.
— Ну да! Когда я выясняла, чем ты занимался, я подозревала, что ты фотографию не бросил, а просто переквалифицировался. И пересмотрела в Ленинке все наши издания, а в зарубежные заглянуть не догадалась.
Игорь улыбнулся:
— Пересмотреть всю мировую прессу невозможно. Идея была неплоха, но совершенно неосуществима.
Лена засмеялась:
— Вообще-то забавно. Выходит, и ты занялся журналистикой.
— Выходит, что так.
— Похоже, что в журналистику сбегают от неудач в личной жизни. А теперь, если у нас все удачно сложится, мы бросим это занятие?
— Ты, наверное, да.
Лена возмутилась:
— Это почему? Ты, как суровый патриархальный муж, запретишь мне работать?
— Ничего я тебе не запрещу. Но, — Игорь хитро посмотрел на нее, — а как же ребенок? Мы, конечно, можем взять няню…
— Ну нет, нашего ребенка я буду воспитывать сама!
— Я так и думал.
— Ты не сказал, как ты думаешь разбогатеть, — Лена вернулась к оставленной теме.
Игорь откашлялся и помолчал секунду, чтобы слова прозвучали весомее.
— Во-первых, я написал книгу… — начал он солидно и неторопливо.
Лена тут же перебила:
— Как это? Уже написал? Когда?
— Ну не совсем, — смутился он. — Так, наброски. О Сербии. С моими фотографиями.
— А, так ты поэтому встречался с Лембовским? — догадалась Лена. — Это тебя Магницкий сосватал?
— Почему «сосватал»? — обиделся Игорь. — Я и сам по себе интересен. Просто так было легче договориться о встрече.
— Понятно. — Лена кивнула. — А во-вторых?
— Что? — не понял он.
— Ты сказал: во-первых. Значит, должно быть и во-вторых…
Игорь слегка рассердился:
— Слушай, не сбивай меня, я и сам собьюсь!
Лена покорно приложила руки к груди:
— Слушаю, слушаю, мой повелитель.
— Вот так-то лучше. — Он улыбнулся и продолжил: — У меня накопилось очень много интересных работ. Хочу сделать выставку, а потом можно будет подумать о постоянном контракте в журнале. Выставка, разумеется, не у нас.
— А где?
Игорь пожал плечами:
— В Париже. Я там жил довольно долго, и у меня остались друзья.
— А в модельном бизнесе ты больше не хочешь работать?
Игорь улыбнулся:
— Нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Меня это уже не интересует.
— Подожди-подожди… — Лена вдруг кое-что сообразила. — То есть ты хочешь быть фотокорреспондентом? Но это же постоянные разъезды!
— Зато потом ты будешь меня встречать на пороге нашего дома. Кстати, ты настаиваешь на том, чтобы жить именно в Москве?
— А где же?
— Видишь ли… Постоянный контракт у меня намечается как раз во Франции. Что ты скажешь о маленьком уютном домике где-нибудь в пригороде Орлеана?
— Ох! — Лена засмеялась. — Ты не перестаешь меня удивлять.
— Пока мы с тобой не виделись, я кое с кем созвонился, послал кое-какие факсы и сделал несколько телефонных звонков.
— Так вот почему ты не встревожился, что я исчезла и не звоню!
— Улаживал дела и замотался. Оказывается, четыре года — срок долгий, но не очень. Друзья меня еще помнят.
Лена задумчиво посмотрела на него:
— Скорей бы это все сбылось. По-моему, мы заслужили кусочек счастья.
— Почему кусочек? Большой-большой кусище! Нет, лучше целое счастье на всю жизнь!
Лена поднималась по лестнице медленно, как черепаха. Лифтом она не воспользовалась, решив потянуть время. Снова смотреть в глаза Славику, отвечать на его вопросы… Нет, это невыносимо! Надо попробовать поговорить с ним сегодня же!
Она открыла дверь своим ключом так осторожно, как только смогла, но Славик услышал и выскочил в коридор:
— Леночка, пришла наконец! Я уже заждался. Устала?
— Не очень.
Лена села на стул и стала снимать туфли. Славик опустился перед ней на колени:
— Давай помогу.
Лена едва заметно поморщилась, но не возразила. Славику всегда нравилось ее баловать, а после больницы он вообще шагу ей ступить не давал. Вот и сейчас он укоризненно посмотрел на нее снизу вверх и покачал головой:
— Тебе велели побыть дома минимум три дня, а ты на следующий же день после выписки уходишь так надолго. Я вернулся в пять, тебя уже не было.
Лена устало улыбнулась:
— Я ушла без пятнадцати.
— А сейчас уже почти девять! Хоть бы позвонила! Я бы встретил.
— Меня подвезли на машине. — Оправдание Лена на всякий случай заготовила. — Я ходила встречаться с одним типом. Это насчет работы. Инка Лесковская сватает меня в «Дину».
— Это что такое?
— Новый женский журнал. Будет выходить с сентября. Что-то вроде современной «Работницы».
— Не слышал. Ну и как?
— Пока туманно.
Не вдаваясь в дальнейшие объяснения, Лена быстро сказала:
— Есть хочу — просто как волк! Ты ничего не приготовил?
— Жареная картошка и сейчас быстренько сварю сардельки. Будешь?
— Давай.
— А еще у меня для тебя знаешь что есть? Твое любимое…
— Что?
— Пахлава. Специально заезжал в «Восточные сладости». Рада?
Лена кивнула головой, но радости она не испытывала.
После ужина Лена забралась с ногами на диван. Славик заботливо прикрыл ей ноги пледом и спросил:
— Принести тебе чаю?
— Да нет, спасибо, что-то не хочется.
Ну почему он такой заботливый! По дороге домой Лена уже почти решила начать сегодня объяснение, но Славик вел себя так, что совершенно выбивал у нее почву из-под ног. Она не знала, как начать разговор.
— Что ты такая задумчивая? — Славик пристроился рядом и робко заглянул ей в глаза: — Плохо себя чувствуешь? Что-то болит?
— Да нет, все в порядке. — Лена вздохнула. — Тебе не кажется, что ты слишком хорош для меня?
— Ну что ты! — Славик погладил ее по руке. — Это ты для меня как подарок. Я не знаю, чем заслужил такую жену.
Он смотрел на нее с таким обожанием, что Лене стало совсем не по себе.
— Слушай, я хочу, чтобы ты знала, — Славик вдруг стал очень серьезным, — если бы с тобой что-нибудь случилось, я не смог бы дальше жить. Ты очень нужна мне. Правда. Если тебя не будет со мной, я… В общем, не знаю что сделаю.
О Господи! Только этих слов ей сейчас и не хватало! Ну как тут скажешь, что она любит другого?
Лена помолчала, потом решила все-таки попытаться:
— Я же говорю — я не стою тебя. Ты всегда относился ко мне так бережно, с таким пониманием… Так заботился обо мне… А я никогда не могла ответить тебе тем же. Ты целуешь, а я только подставляю щеку…
— Я же большего и не требую, — горячо перебил ее он. — Мне же хватает того, что ты мне даешь. Главное — ты рядом со мной. Все остальное не имеет для меня значения.
Лена поняла, что разговора сегодня опять не получится. «Но для меня-то это имеет значение, — со вздохом подумала она. — Я тоже хочу целовать. Только, к сожалению, не тебя».
— Я так больше не могу. — Лена жалобно посмотрела на Игоря. — Что мы с тобой как… Как бездомные!
Находившись до боли в ногах по бульварам, они теперь сидели в маленьком кафе на Страстном.
— Все по каким-то забегаловкам прячемся…
— Но ко мне же ты идти не хочешь. — Игорь грустно улыбнулся.
— Твоя мама меня ненавидит.
— Ну и что? — Он накрыл ее руку своей. — Ей все равно придется привыкнуть к мысли, что мы будем вместе. Хочет она этого или нет.
— Если мы будем жить у тебя, она подсыплет мне в еду мышьяк. Хотя нет, мышьяк долго действует. Цианистый калий. Чтобы уж сразу и наверняка.
— Ну что ты говоришь. Она — просто больной человек…
— Да? Не заметила.
— Несчастная любовь — тоже болезнь. А потом, мы с ней жить не будем, я тебе обещаю. Только, может быть, первое время, пока не наладятся дела. А потом вообще уедем. Я же тебе говорил…
— Говорил. — Лена улыбнулась ему в ответ. — По твоим словам все получается так хорошо и просто…
— Так и будет. Пока все складывается удачно.
— А как дела с выставкой?
— Продвигаются. Правда, мне надо бы съездить в Париж самому…
Лена испугалась:
— Когда?
— Не беспокойся, тебя я больше не оставлю. Когда — зависит от тебя.
Игорь серьезно посмотрел на нее:
— Мы поедем туда вместе, когда ты будешь свободна. Когда ты поговоришь со Славиком и подашь на развод.
Лена опустила голову:
— Это оказалось сложнее, чем я думала.
— Но это не может продолжаться до бесконечности! Ведь и тебе плохо, и я мучаюсь, да и муж твой вряд ли счастлив.
Лена с отчаянием посмотрела на него:
— Думаешь, я не понимаю? Сколько раз собиралась — и не могу! А после больницы он постоянно твердит мне, что жить без меня не может. И потом… Он думает, что это был его ребенок.
— Вот видишь! — между бровями Игоря появилась страдальческая складка. — Я так больше тоже не могу. И вообще, недаром говорят: собаке надо рубить хвост в один прием. А ты как те жалостливые люди, что рубят по кусочку.
— Ну пожалуйста! — Лена умоляюще сложила руки. — Мне нужно еще немного времени. Дай мне хотя бы неделю.
— А что изменится за неделю? Он станет тебя меньше любить?
— Нет. Просто мне нужно выбрать удачный момент. Я обещаю, что через неделю мы уже будем совсем вместе. И сможем поехать, куда ты захочешь.
Она взяла его ладонь и приложила к своей щеке. Он погладил кончиками пальцев нежную кожу. Как всегда, от его прикосновения по ее телу начала разливаться горячая волна.
Он придвинулся к ней ближе и потянулся губами к ее губам. Поцелуй был долгим и страстным. Когда он кончился, у Лены закружилась голова от ощущения непостижимой утраты. Она смотрела на него несколько секунд невидящими глазами, потом опомнилась:
— Господи, здесь же люди… На виду у всех!
Игорь не отпускал ее руки:
— Слушай, у меня есть предложение. Я так по тебе истосковался… Чтобы не вести себя безнравственно в общественном месте, поедем-ка ко мне. Слишком долго мы с тобой не были вместе. Тебе ведь уже можно?..
— Да. — Лене и самой этого хотелось невероятно, но была одна причина…
— А твоя мама дома? — спросила Лена нерешительно.
— Не знаю. Но все равно — обещаю, что оскорблять тебя я ей не позволю.
— Ох, не знаю…
Лена колебалась. Игорь все еще не отпускал ее рук, ласково поглаживая их. Его прикосновения сработали: в конце концов, за счастье оказаться в его объятиях можно вытерпеть и Оксану Антоновну. Она решительно поднялась из-за столика:
— Поехали. И поскорее.
Славик пришел домой около шести, но жены еще не было. После больницы она накинулась на работу как одержимая — все с кем-то встречается, о чем-то договаривается. А может быть… После разговора с этой сумасшедшей Оксаной Антоновной на душе у Славика было неспокойно. Нет, не то чтобы он ей поверил… Наоборот, всеми силами старался не верить, отгонял от себя эту мысль, но она возникала снова и снова.
То, что Лена его не любит, не было для Славика открытием. Он давно это понял и смирился. Правда, в глубине души теплилась надежда: может быть, когда-нибудь… В конце концов, не зря же говорят: стерпится — слюбится. Народная мудрость что-нибудь да значит! Он верил, что любовь можно заслужить. Быть постоянно рядом, заботиться, помогать… Если бы у них был ребенок! Лена полюбила бы ребенка, а потом, может быть, любовь перекинулась бы и на отца. То есть на него, на Славика.
Но Лена до сих пор категорически не хотела иметь детей, а когда такое вдруг случилось… Да если бы он знал, что она беременна, он бы на руках носил ее, шагу ступить не давал! Разве он бы тогда уехал? Да гори этот Сахалин синим огнем! Сто лет там не был, и еще столько же не бывать! Славик вздохнул и отправился на кухню. Как-то так получилось, что в последнее время обеды и ужины готовил исключительно он. Лена совсем хозяйство забросила.
Славик поставил на огонь кастрюлю с водой и полез в буфет за макаронами. Или, может, лучше сварить картошку? Что ей больше понравится? В последнее время Лене, кажется, все равно, что есть. Положи он ей на тарелку хоть устрицу, хоть кусок старой кожи — и не заметит…
Вообще-то она стала такой только в последнее время. Раньше она готовила сама, и с удовольствием, все изобретала какие-то неожиданные блюда, пробовала старинные рецепты. Они обе с Ольгой Васильевной любили возиться на кухне. Но раньше она все дома сидела, вытащить ее куда-нибудь было проблемой, а сейчас целыми днями где-то пропадает… И снова та же мысль: а вдруг эта кошмарная баба говорила правду? Игорь… Пропал он тогда, ну и слава Богу. От него и раньше были только одни неприятности, ничего он Лене, кроме горя, не дал. Да нет, ну откуда ему взяться? И потом, Магницкий же говорил: его бывшая жена — не в себе…
Приказав себе не думать и не сомневаться, Славик достал электромясорубку и решил заняться котлетами. Мясо было не слишком мягким и жилистым, но для котлет сойдет. И, как всегда не вовремя, зазвонил телефон. Славик досадливо поморщился, но потом подумал, что это может быть Лена. Поспешно вытер руки о полотенце и бегом кинулся к аппарату.
— Здравствуйте, Вячеслав, — раздался в трубке хрипловатый голос. Славик сразу понял, кто это говорит.
— Я же обещала помочь вам убедиться во всем своими глазами. — Оксана Антоновна говорила тихо и будто спокойно, но за этим спокойствием чувствовалось плохо скрытое торжество. Они здесь. Вы можете приехать и забрать свою жену самолично.
Славик почувствовал, как сердце гулко ухнуло. В глазах потемнело.
— Я вам не верю, — сказал он, пытаясь справиться с падающим сердцем. — Я не верю…
— Вы можете приехать и убедиться. — Теперь торжество в ее голосе звучало явственнее. — Я хочу, чтобы вы приехали. Скорее.
Славик положил трубку на рычаг.
Нет, этого не может быть! Она сумасшедшая, сумасшедшая. «А кто мешает тебе съездить и самому во всем убедиться? — кто-то посторонний словно прошептал Славику прямо в ухо. — Съездил бы и покончил с этим раз и навсегда».
Славик вернулся на кухню, машинально убавил газ под кипящей картошкой и тупо посмотрел на кусок мяса. Что он хотел с ним делать? Ах да, котлеты… Глупость какая. Зачем котлеты? Телефон зазвонил опять. Славик подошел и долго смотрел, как аппарат разрывается от звона, но трубку не снимал. В голове было пусто, и крутилась лишь одна мысль: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда. Потому что я не хочу этого».
«А может быть, все-таки надо было съездить?» Славик мотнул головой. Может быть, и надо, но теперь уже поздно рассуждать. Адреса он все равно не знает.
И тут телефон зазвонил в третий раз. Славик вздрогнул, чуть-чуть выждал и медленно снял трубку, с отвращением держа ее двумя пальцами, как держат мертвую змею.
— Слава, вы должны приехать, — крикнула трубка голосом Оксаны Антоновны. — Вы должны!
Славик молча слушал ее крики. Потом сказал:
— Диктуйте адрес.
Оксана Антоновна, кажется, была дома, но Лене удалось с ней не столкнуться. Впрочем, мама Игоря тоже не жаждала встречи. Как только они оказались в Игоревой комнате и за ними закрылась дверь, они бросились друг к другу, словно были в разлуке целую вечность. Лена прижалась к нему своим пылающим, трепещущим телом, всем существом ожидая его ласк, и он не заставил себя долго просить.
От его горячего, твердого языка, проникшего в сладкую влажность ее рта, кровь быстрее побежала по жилам. Время опять растворилось в одном восхитительном мгновении. Лена погружалась в блаженство, в которое ее могли привести руки единственного мужчины на земле — опытные и любящие руки Игоря. Игорь тоже потерял голову. Он что-то невнятно шептал, целуя ее в изгиб шеи и торопливо расстегивая пуговицы рубашки у нее на груди. На секунду оторвавшись от нее, он взглянул ей в лицо и выдохнул, почти простонал:
— Боже, как я хочу тебя, любимая!
— Да… — Лена любовно водила ладонями по его груди, наслаждаясь ощущением его твердых мускулов.
Потом… Потом она тихонько застонала от сладкой пытки его губ, целующих ямочку на ее шее, упругие груди, слегка покусывая чувствительные бугорки сосков, языком оставляя огненный след на ее коже.
— Ты такая красивая, — пробормотал он голосом, севшим от желания. — Я уже стал забывать, какая ты красивая…
Ее, а затем и его рубашка полетела на пол. Потом настал черед джинсов. Игорь подхватил ее на руки и уложил на диван, а сам опустился рядом на колени, лаская и поглаживая кончиками пальцев ее грудь, плоский живот, бедра.
— Я хочу видеть тебя всю.
Эти легкие прикосновения были мучительно-возбуждающи для обоих. Первым не выдержал Игорь, и через секунду Лена всем телом ощутила тяжесть его тела. Их тела переплелись. Она гладила его спину от широких плеч до крепких бедер, стараясь прижаться к нему как можно теснее.
— Я хочу стать частью тебя, — прошептала она, не ощущая ни стыда, ни смущения от своей откровенности. Стыд и смущение с ним были не нужны — разве можно стесняться себя самой? Она призывно изгибалась под ним всем телом, и эти движения инстинктивно выражали ее жгучее желание испытать наслаждение, которое мог дать ей только он один.
Перекатившись по постели, не размыкая объятий, Лена оказалась распростертой на теле Игоря. Она провела губами по его виску, по шее, а потом легкими короткими поцелуями стала покрывать его грудь, спускаясь все ниже и ниже. Она инстинктивно знала, где дотрагиваться, чтобы доставить ему наивысшее наслаждение. Он застонал и остановил ее:
— Подожди… Не могу больше.
Неожиданно его лицо возникло прямо перед ее глазами и заслонило собой все вокруг. Она глубоко вздохнула, почувствовав, как он вошел в нее, и через мгновение уже не могла различить, где кончается ее тело. Не было ни комнаты, ни стен, ни летней Москвы за окнами, ни времени, ни пространства — все исчезло в волшебстве чувственного восторга.
Она чувствовала каждое его движение внутри себя. Слабые удары, сначала осторожные, испытующие — словно он щадил ее, помня о том, что с ней произошло, а потом учащающиеся, набирающие все большую силу и настойчивость. Но все его действия, все его искусство любви были направлены на то, чтобы дать ей счастье, на получение обоюдной радости. Ей же хотелось обвиться вокруг него своим телом. Она крепко обнимала его за шею, стремясь вобрать его в себя целиком. Он был необходим ей так же, как воздух.
Он слегка приподнял ее бедра, глубже вдавливая в нее свою горячую плоть, и Лена почувствовала, как ее душа устремляется куда-то вверх, к неведомым высотам, а тело словно растворяется в тысяче маленьких горячих волн, берущих начало в самой глубине ее естества. Чувство восторга разрасталось в ней с такой силой, что, казалось, она сейчас взорвется. И этот взрыв, потрясший все ее тело, наконец произошел, одновременно с достижением им своего пика. Она непроизвольно впилась ногтями в его спину, чувствуя, как по его телу бегут судороги исступленного освобождения и он припадает к ней всей своей тяжестью.
Дыхание Игоря стало глубоким и прерывистым. Он нежно поцеловал ее набухшую грудь, пылающие соски, пролагая путь к трепещущим губам. А потом Лена положила голову ему на грудь, умиротворенная теплотой его сильных рук.
— Как хорошо…
Он крепче прижал ее к себе. Некоторое время они лежали молча. Возбуждение постепенно улеглось, и по телу разлилась сладкая истома.
— Если бы можно было так лежать бесконечно… Я не хочу никуда от тебя уходить.
— Не уходи. — Игорь повернул голову и посмотрел ей в глаза. — Оставайся здесь.
— Ты серьезно?
— Конечно.
Лена вздохнула. К ней начало возвращаться ощущение реальности.
— Не могу. Ты же знаешь…
Кольцо его рук ослабло. Он слегка отодвинулся и как будто отдалился:
— Не знаю. По-моему, ты все чересчур усложняешь. Позвони мужу и скажи, что домой больше не вернешься.
— Ты с ума сошел. Так нельзя.
— Почему?
В глазах у Лены были слезы:
— Я не могу так.
Игорь снова порывисто прижал ее к себе:
— И я не могу. Знать, что ты сейчас уйдешь, что тебя где-то там ждет другой мужчина, — это пытка. И сегодня ночью…
Он не договорил, но Лена и так поняла, что он имел в виду.
— Нет, нет, что ты! Между мной и Славиком ничего нет, он муж мне только на бумаге! С тех пор как я снова нашла тебя… — Она прижалась к нему и снова стала целовать его грудь, шею, щеки, глаза — не разбирая, куда попадали губы.
— Я обещаю тебе с ним поговорить.
— Когда?
— Сегодня же! — Лена решилась. — Да, сегодня же. Ты прав, больше так не может продолжаться…
Оксана Антоновна встретила Славика у подъезда. Выглядела она так же, как и во время их предыдущей встречи, только в глазах был еще заметнее лихорадочный блеск.
— Пойдемте скорее. — Она вцепилась в его руку своими тонкими холодными пальцами. — Пойдемте. Они там.
Она буквально протащила его мимо охранника, втолкнула в лифт, не переставая сжимать его запястье. Он шел за ней словно на заклание, покорно и безвольно.
Открыв дверь своим ключом, она молча провела его через коридор и коридорчики. Славик тупо подумал: «Какая громадная квартира…» Сейчас он не чувствовал ничего, кроме какой-то странной пустоты внутри. Словно ему вдруг все сделалось безразлично.
Оксана Антоновна остановилась перед закрытой дверью, обшитой деревянными панелями.
— Сами войдете или мне открыть?
Славик молчал. Он вообще не понял, что она спросила. Тогда Оксана Антоновна решительным жестом распахнула дверь, втолкнула Славика внутрь и отступила.
В комнате царил полный разгром: на полу валялась одежда, смятое покрывало, какие-то книжки, очевидно, сброшенные с дивана. А на диване Славик увидел свою жену. Она лежала, прижавшись щекой к широкой груди мужчины, а его руки обнимали ее обнаженные плечи. Увидев Славика, Лена приподнялась на локте и уставилась на него, как на привидение.
— Ты?!!
Славик оцепенел. Этого не может быть. Этого быть не может… Она побледнела как полотно и прижала руку к губам. Парень встревоженно посмотрел на нее и попытался прикрыть собой от глаз вошедшего. Потом повернулся к нему — его щека дергалась от еле сдерживаемого гнева:
— Что вам нужно? Убирайтесь немедленно!
— Ты! — Славика словно прорвало. Он рванулся вперед, ничего не видя от застилавшей глаза злости: — Ты! Убери от нее руки!
Он выбросил кулак вперед, целясь в ненавистное красивое лицо этого ублюдка, но не рассчитал и попал в предплечье. Парень удара не ожидал, но среагировал моментально: успел прикрыться, а потом перехватил руку Славика и завернул за спину. Боль только подхлестнула злобу. Славику удалось вывернуться, и через секунду потасовка превратилась в ожесточенную драку. Лена забилась в угол дивана и расширенными от ужаса глазами наблюдала за дерущимися.
— Прекратите! — Ей казалось, что она крикнула очень громко, но они не услышали.
— Прекра…
Горло перехватил спазм. Она вдруг почувствовала, что не может дышать. Весь воздух из комнаты куда-то исчез, она была в вакууме. Звуки сквозь этот вакуум не проходили. В глазах потемнело. Она попробовала еще раз выдохнуть и вдохнуть, но из горла вырвался только сдавленный хрип.
— Леночка, что? — Игорь первый заметил, что с ней неладно. — Что случилось?
— Оставь мою жену! — Славик попытался его отшвырнуть, но тоже заметил, что с Леной что-то не так. Лицо ее посинело, зрачки закатились.
— Ленка, что с тобой? Не пугай меня, — бормотал Игорь, пытаясь отогреть ей руки, ставшие холодными как лед. Потом повернул к Славику бешеное лицо. — «Скорую»! Ну что ты стоишь как идиот? Скорее! Телефон вон там!
Славик бросился к телефону.
В июне ночи короткие, светает рано. Этот рассвет они встретили в вестибюле приемного покоя больницы, куда довольно быстро приехавшая «скорая» отвезла Лену. Уже почти пять часов они слонялись от стены к стене, упорно стараясь не замечать друг друга.
В четыре утра к ним наконец вышел усталый врач.
— Кто здесь родственники Трофимовой?
Игорь рванулся было вперед, но невероятным усилием воли сдержал себя и кивнул на Славика:
— Вот.
— Кто вы ей? — устало спросил врач.
— Муж. — Славик поднял на него измученные глаза. За время ожидания он осунулся и словно постарел: — Доктор, что с ней?
— Порок сердца, обоих клапанов. Вы не знали?
— Нет…
— У нее раньше бывали боли в сердце?
Славик растерянно помотал головой:
— Да нет, никогда…
— Вы давно женаты?
— Четыре года почти… А знакомы со школы. Славик наморщил лоб. — Да нет, сердце у нее никогда не болело…
— Доктор, это серьезно? — Игорь дотронулся до руки врача: — Насколько это серьезно?
— Это серьезно. Подробнее ничего не могу сказать, пока не закончим обследование. Она в реанимации.
— Как она сейчас?
— Пока непосредственной угрозы для жизни нет. А где ее родители?
Славик поспешно сказал:
— Ольга Васильевна… Ну, Ленина мама, в командировке.
— Советую ее вызвать.
— Что, неужели так?.. — Славик закрыл лицо руками. — Она умирает?
Врач досадливо поморщился:
— Я же сказал — сейчас непосредственной угрозы для жизни нет. Но сердечники бывают непредсказуемы. До полного обследования не могу сделать никаких прогнозов. А сейчас извините, меня ждет работа.
Он повернулся и скрылся в дверях.
— Оля! Оля, сюда!
Ольга Васильевна обернулась и увидела Магницкого, который пытался продраться к ней через толпу.
— Оля!
Она секунду колебалась, но потом подхватила сумку и двинулась ему навстречу.
— Ох, Оля! — Он выхватил у нее сумку и попытался задержать ее руку в своей. — Я тебя очень жду…
— Вижу, — довольно сухо сказала Ольга Васильевна. Сумку она отдала, но руку высвободила. — Как она?
— Ничего. Сейчас ничего, хотя она все еще в реанимации. — Валентин Петрович нахмурился. — Но было совсем плохо.
— Ты на машине?
— Конечно.
— Поехали к ней.
Валентин Петрович подвел Ольгу Васильевну к новенькому «вольво» и заботливо распахнул перед ней дверцу.
Полдороги они молчали, потом Ольга Васильевна спросила:
— Не знаешь, как это произошло?
Магницкий замялся:
— Там какая-то путаная история… И долгая.
— Ничего, пока едем, говори. Время есть.
— Да я знаю-то мало!
— Ничего, расскажи, что знаешь.
Магницкий помолчал, потом осторожно спросил:
— Лена тебе говорила, что они с Игорем снова встретились?
Брови Ольги Васильевны изумленно взлетели вверх:
— Нет… — Она растерялась.
— Так вот, они встретились, и… Ну, в общем, ты понимаешь.
— Ах вот так… Ну что ж. — Ольга Васильевна откинулась на спинку сиденья. — Ну что ж… Судьба.
Магницкий изумленно, но с облегчением взглянул на нее:
— Тебя эта новость не расстроила?
— Эта — нет. Мне с самого начала казалось, что они созданы друг для друга.
— У Лены же есть муж.
Ольга Васильевна вздохнула:
— Славик хороший человек, но я никогда не считала их брак удачным.
— Но ведь…
— Я могу вмешаться в личную жизнь дочери только советом. Если послушает — хорошо, нет так нет.
Магницкий попробовал что-то возразить, но Ольга Васильевна остановила его нетерпеливым жестом:
— Ты так и не рассказал, что произошло.
— Я же говорю, что почти ничего не знаю. Они где-то встретились все втроем, произошло объяснение, Лене стало плохо… Вот, собственно, и все.
Магницкий знал гораздо больше, но не счел возможным докладывать Ольге Васильевне все до конца. Иначе выплыло бы, какую роль во всем этом сыграла его бывшая жена. А значит, он опять явился причиной несчастья, на этот раз, правда, косвенной. Время было неприемное — двенадцать дня. Однако дежурная медсестра, узнав, что Ольга Васильевна мать больной Трофимовой, пропустила ее к врачу без звука. Магницкий остался ее ждать в вестибюле.
В больницу вошла молодая красивая женщина, которой едва можно было дать тридцать с небольшим, а вышла усталая, сразу постаревшая и несчастная, выглядевшая на сорок пять, не меньше. Глаза у Ольги Васильевны ввалились, а взгляд был такой, будто она смотрела откуда-то издалека.
— Оля! Что? — Магницкий взял ее за руку и усадил на один из стульев, стоящих в вестибюле. Она беспомощно взглянула на него:
— Валя…
И вдруг разрыдалась, уткнувшись лицом ему в грудь. Он осторожно прижал ее к себе и гладил по волосам, успокаивая, как маленькую девочку:
— Оленька, Оленька. Ну хватит. Что сказал врач?
Ольга Васильевна, всхлипывая, отстранилась от него.
— Прогрессирующий порок сердца… Вероятно, врожденный.
— Но как такое могло случиться? Почему же до сих пор ничего не было?
— Не знаю… У нее никогда ничего не болело. Они говорят, что это скорее всего наследственное.
И Ольга Васильевна снова уткнулась ему в плечо.
— Как? — Валентин Петрович нахмурился. — Вероятно, все-таки ошибка… Наследственное — в кого? У тебя же ничего такого нет. И у меня…
— Валя! Я же тебе говорила — Лена не твоя дочь. Ты не хотел верить…
— Оленька, но как же?..
— Все гораздо страшнее. — Она села, выпрямившись, и попыталась остановить слезы. Ей это почти удалось.
Он смотрел на нее со страхом и недоумением.
Ольга Васильевна сказала ровно и бесцветно:
— Меня изнасиловали, Валя. В тот самый вечер, когда похоронили маму.
1973 год.
После похорон Анны Александровны Оля прошла в кабинет отца и села на диван. Она чувствовала себя тряпичной куклой: руки и ноги были как ватные, тело обмякло.
В квартире было полно народу: какие-то женщины, накрывающие на стол, ученики отца, пришедшие на похороны и оставшиеся на поминки… Но в кабинет никто не заходил.
Сколько она просидела — час, два, три, — она не знала. Заходила тетя Паша, обняла ее, попробовала вывести к столу, но Оля не пошла. Она не хотела, да и не могла никого видеть. К вечеру все потихоньку разошлись. Тетя Паша робко заглянула в комнату:
— Оленька… Ты бы хоть съела чего-нибудь…
Оля посмотрела на нее пустыми глазами. Она даже не поняла, что ей сказали. Тетя Паша всхлипнула:
— Горе-то… Горе какое. Вот так, в одночасье…
Мелкими шажками она пересекла кабинет, села рядом с Олей и обняла ее за плечи:
— Вот и остались мы с тобой одни… Деточка моя…
Сморщилась, пытаясь не расплакаться, но не выдержала. И это было уже совсем невыносимо.
Оля мягко освободилась от ее рук, встала и направилась к двери.
— Куда же ты, деточка? — растерянно спросила тетя Паша.
— Что? Никуда. Пойду пройдусь.
Сдернув с вешалки куртку, накинула ее на плечи и вышла. На улице было уже совсем темно. Шел мелкий противный осенний дождь вперемешку со снегом — обычная погода для середины ноября. Ноги сразу промокли — Оля была в туфлях. Ветер дул несильный, но довольно холодный, однако куртку Оля так и не застегнула. Она не замечала ни сырости, ни холода.
Сколько она так ходила, она не могла потом вспомнить. Казалось, что движение помогает преодолевать боль. Пока она идет, она может ни о чем не думать, но стоит остановиться… Стоит только остановиться… Она шла сначала по улице, но для нее там было слишком людно. От людей хотелось спрятаться как можно дальше, и она свернула сначала в один проходной двор, потом в другой… Ноги сами вынесли ее на Яузский бульвар. Вот здесь никого не было. Не думая, что она делает, Оля села на первую попавшуюся скамейку. С деревьев капало еще сильнее, чем с неба. Капли попадали за воротник и стекали по шее. Оля поежилась и наконец застегнула куртку.
Но бульвар был не так пуст, как казалось. Из Петропавловского переулка вышли трое парней и перешли улицу. Они двигались по направлению к скамейке, на которой сидела девушка, но ее еще не заметили.
Оля встала и пошла вверх по бульвару. Нет, она не испугалась — на такие сильные эмоции она сейчас была не способна, — просто никого не хотелось видеть. Перешла бульвар и снова свернула в первый попавшийся переулок. Дождь усилился. Оля брела по лужам, едва переставляя ноги.
— И что это вы делаете здесь в такую погоду?
Кто-то цепко схватил ее за плечо. Она обернулась. Очевидно, парни шли за ней. Один из них стоял к ней почти вплотную, двое держались чуть поодаль. Она дернула плечом, стараясь сбросить руку, но парень держал крепко.
— Такая красотуля, и одна гуляет. Непорядок, правда, мужики?
Он вплотную приблизил к ней свое лицо. От него сильно несло перегаром.
— О, блондиночка! Люблю блондинок!
Теперь он держал ее за плечи двумя руками. Его лицо было совсем близко. Сначала Оля не реагировала на ситуацию. До ее сознания не доходила грозящая ей опасность. Но, очевидно, отвратительный запах и грубость этих грязных рук подействовали на подсознательном уровне. Она неожиданно сильно рванулась, пытаясь освободиться, но бесполезно. Парень держал крепко.
— Не дергайся, сука, хуже будет, — мрачно предупредил он. — Будешь делать, что я скажу.
Он провел пальцами по ее лицу, шее, потом внезапно дернул вниз «молнию» на куртке. Под курткой у Оли была только рубашка-ковбойка. Две верхние пуговички от резкого движения расстегнулись.
— Ого! — Парень присвистнул. — Да ты ничего девочка!
— Пусти! — попыталась она крикнуть, но крик прозвучал как жалобный стон. — Я позову на помощь!
— Зови, дура. — Парень зажал ей рот рукой.
Оля извернулась и попыталась укусить его за палец. Парень совсем разъярился:
— А, сука! Кусаться вздумала!
Он ударил ее в живот. От сильной боли она согнулась пополам и упала на колени на мокрый асфальт. В лицо брызнула вода. Парень завел ей руки за спину и выгнул назад. Тонкая ткань ковбойки треснула и разорвалась. Тут приблизились двое других парней, которые до этого довольно безучастно наблюдали за происходящим.
Оля испуганно смотрела на них. Кричать она не могла: первый ее обидчик все еще зажимал ей рот. Да если бы этого и не было — голос пропал. Она стояла перед ними, в разорванной рубашке, почти полуголая, с мокрыми слипшимися волосами, с грязными потеками на лице.
Один из парней лениво провел пальцами по ее груди, потом стал расстегивать «молнию» на ее джинсах. Инстинкт самосохранения работал независимо от рассудка: Оля неожиданно быстрым и резким движением выбросила вперед колено, пытаясь попасть парню в пах. Но ей не повезло. То ли парень был недостаточно пьян, то ли просто обладал хорошей реакцией, но он среагировал молниеносно, отбросив ее ногу своей с такой силой, что она дернулась от боли.
— А, шлюха, драться вздумала!
Он перехватил ее руки у первого парня и прижал ее к каменной стене дома, навалившись на нее всем телом. Оля снова попыталась вырваться, и тогда он размахнулся и с силой наотмашь ударил ее сначала по одной, затем по другой щеке. Голова мотнулась. Затылком Оля ударилась о стену. Перед глазами поплыли черные круги. Последнее, что она помнила, — грубые руки, которые тащили ее прямо по асфальту…
Когда она пришла в себя, она лежала в каком-то дворе возле помойки. Вся одежда на ней была разорвана, а тело болело так, что каждое движение становилось пыткой. Она застонала и попробовала сесть. Со второй попытки ей это удалось. Она отдышалась, потом рискнула двинуться дальше. С трудом доползла до стены дома. Вот и арка, через которую ее, очевидно, тащили…
Как она добралась до бульвара, она и сама не помнила, однако было ясно, что до дома самостоятельно ей не дойти. Она встала у края тротуара, одной рукой держась за ствол дерева, а другую подняла, голосуя.
Первая же машина, появившаяся минут через пять, резко затормозила. Водитель, пожилой человек лет пятидесяти с небольшим, не только довез ее до дома, но и помог подняться по лестнице. На прощание оставил свой номер телефона и сказал, что, если она заявит в милицию, он готов выступить в качестве свидетеля. Мир оказался все же не без добрых людей… Неделю Оля лежала в постели, не желая никого видеть. Тетя Паша, которой она так ничего и не рассказала, робко и заботливо ухаживала за ней. Кровоподтеки и ссадины на теле постепенно заживали. Но они-то, оказалось, были самыми безобидными последствиями той роковой ночи.
Примерно через неделю у Оли случился первый приступ. Ночные кошмары, в которых сливались и смерть родителей, и измена Валентина, и страшное нападение, не отступали от нее почти месяц, не давая спать, доводя до полного изнеможения. Испуганная тетя Паша настояла на том, чтобы Оля пошла к врачу. Врач выписал таблетки, но ничего утешительного сказать не смог. Надо было учиться с этим жить…
И это не все.
К январю было уже бессмысленно прятаться от факта — она беременна. И эта беременность, она знала, тоже была результатом той ночи. Аборт в больнице делать отказались: во-первых, велик срок, во-вторых — хрупкий организм, последствия могут быть роковыми.
Однако, когда Оля вышла от врача после окончательного приговора, она ощутила странное спокойствие, даже умиротворение. Такое чувство не посещало ее уже много дней. Будет ребенок! И в конце концов, даже если его зачатие так страшно и нежеланно — он все равно будет. Может быть, в этом ребенке — ее спасение? За короткое время она потеряла все, что имела: родителей, семью, любимого, уверенность в спокойном и счастливом будущем… Так, может быть, с этим ребенком она снова обретет пусть не все, но хоть какую-то часть потерянного?
Ольга Васильевна сидела, бессильно опустив руки и глядя прямо перед собой, словно все события того времени проходили перед ее глазами. На Магницкого она больше не смотрела.
Валентин Петрович весь как-то сгорбился, будто его придавило это неожиданное известие.
— Как же это, Оленька? Как это…
— Вот так. — Ольга Васильевна вздохнула. — А потом родилась Лена. Мы жили втроем: я, она и тетя Паша. Тетя Паша, кстати, тоже думала, что Лена твоя дочь. Я ее не разубеждала. А еще потом… Тетя Паша умерла, когда Леночке было два с половиной. А через полгода я познакомилась с Гришей, и это были самые счастливые пять лет моей жизни. У нас была замечательная семья. Но, видно, мне не суждено долго быть счастливой.
Почему-то всем хорошим людям бывает отпущено так мало жизненного срока… У Гриши обнаружили рак, он сгорел в полгода. И мы с Леной остались опять вдвоем. И я уж думала, что все плохое с нами уже случилось…
Она снова не удержалась и всхлипнула. Он притянул ее к себе, обнял за плечи:
— Оля, Оленька, бедная моя… Ну ничего, успокойся, вместе что-нибудь придумаем.
Она судорожно вздохнула:
— И теперь вот — это… Они говорят — необходима операция, иначе… Если Лена… Если с Леной… Я не переживу этого. Не переживу…
В палате было полно цветов. Бордовые розы от Славика, розовые и красные пионы от Магницкого. На подоконнике стоял изящный букет из белых и желтых лилий, который принес Игорь. Стоило Лене открыть глаза, и взгляд падал на этот букет.
Лена вздохнула. Неужели надо было свалиться от сердечного приступа и попасть в больницу, чтобы все уладилось? Вчера ей наконец-то разрешили посещения. До этого целую неделю к ней вообще никого не пускали, даже маму, спешно вызванную из Италии. Зря не пускали: подумаешь, сердечный приступ! Саму Лену это не удивило: сердце у нее побаливало давно, но она не придавала этому значения. Приступ… Того, что ей пришлось пережить, с лихвой хватило бы, чтобы вызвать инфаркт вместе с инсультом!
Вчера утром у нее состоялся разговор со Славиком. Он пришел, робкий и потерянный, совсем не похожий на грозного обманутого мужа. Долго топтался на пороге, не решаясь войти. Лена тоже чувствовала себя неловко, но в отличие от Славика к этому разговору готовилась давно и знала, что сказать. Она триста раз проигрывала в уме слова, которые должны убедить его, что иначе она просто не могла поступить.
Видя его нерешительность, она улыбнулась:
— Ну что же ты? Иди сюда. Садись.
— Я вот принес тебе… Говорят, тебе сейчас нужны яблоки…
Славик поставил у ее кровати громадный пакет с антоновкой. Где только достал ее в это время года!
Какое-то время они молча смотрели друг на друга, не зная, с чего начать. Лена заговорила первая:
— Ты меня простил?
Славик болезненно улыбнулся:
— Не знаю… Я эту неделю думал только о том, чтобы ты поправилась. А сейчас вот…
Лена решилась посмотреть ему в глаза.
— Славочка, милый, ты всегда был мне самым хорошим, самым надежным другом. Другого такого друга у меня нет и не будет.
Он усмехнулся:
— Спасибо, конечно. Но… как же мы будем дальше?
— Я ужасно виновата перед тобой. Мне давно надо было с тобой поговорить, но я не решалась.
Ну вот, сказала. Он отшатнулся, будто его ударили:
— То есть ты хочешь сказать… это длится уже долго?
— Мы снова встретились примерно месяц назад. До этого я была тебе верна.
— Месяц… — Славик покачал головой. — Но послушай, он ведь бросал тебя однажды… И ты его простила вот так, сразу?
— Мне не за что было его прощать. Я сама была во многом виновата.
— Не знаю… Я думал иначе.
Лена погладила его по руке.
— Ты всегда и во всем меня оправдывал. Но это не значит, что я действительно всегда правильно поступала.
— Ты мне не ответила.
— Что?
— Как мы будем дальше жить.
Лена виновато посмотрела на него:
— Ты разве не понял? Мы не сможем жить с тобой дальше… вместе. Я не смогу. Вся моя жизнь связана с Игорем, и всегда была связана.
Она облизнула пересохшие губы и продолжила на одном дыхании, словно боялась, что он ее перебьет:
— Я не знаю, смогу ли когда-нибудь искупить вину перед тобой. Мне очень нужно твое прощение. Но, даже если ты так и не сможешь меня простить… — это ничего не меняет.
Славик слушал, не глядя на нее и закусив губу. Лена выжидательно смотрела на него. С минуту он молчал, а потом спросил, по-прежнему не поднимая глаз:
— Ты очень его любишь?
— Игоря? Очень. Я не могу без него жить.
— А… меня?
Лене не хотелось еще раз причинять ему боль:
— Зачем ты спрашиваешь?
— Да, действительно…
Славик горько усмехнулся, потом все-таки посмотрел на жену:
— А ты вообще меня когда-нибудь любила?
— Зачем же ты спрашиваешь? — повторила Лена. — Ты и так знаешь ответ… Я никогда тебя не обманывала.
— Никогда? — В тоне Славика слышалась горькая ирония.
— Слава, если ты хочешь, я могу сказать все словами, только вот надо ли?
Славик упрямо посмотрел на нее:
— Надо.
Лена вздохнула:
— Я всегда относилась к тебе как к самому лучшему другу. Но других чувств у меня никогда не было, и ты это знал. Я вышла за тебя замуж с отчаяния и очень старалась тебя полюбить как мужа. Поверь мне, очень старалась. Но сердцу не прикажешь. Любимых нам выбирают где-то там — на небесах, наверное. И ничего с этим поделать нельзя.
Она устало откинулась на подушки. Славик немного посидел молча, потом поднялся:
— Когда ты хочешь развестись?
— Как можно скорее, чтобы не мучить ни тебя, ни себя. Ни его.
— Хорошо.
Он направился к двери. С порога обернулся и посмотрел на нее долгим взглядом. На этот раз Лена в его глазах ничего не прочла. Впервые они были для нее непроницаемы.
— Ты зайдешь еще? — робко спросила она.
Славик пожал плечами, перешагнул порог и аккуратно закрыл за собой дверь.
А вечером ей передали розы. От Славика. И записку: «Я не виню в случившемся ни тебя, ни себя. Ты права — сердцу не прикажешь. В конце концов, судьба подарила мне, может быть, незаслуженно, четыре года рядом с тобой. Как я могу пытаться удержать тебя, если единственное, чего я всегда для тебя желал, — это счастья. Будь счастлива. Пока нам лучше не встречаться, лучше для меня. На развод я подам завтра же». Лена прочитала раз, другой и, сложив белый листок вчетверо, убрала в ящик тумбочки. Бедный милый Славик! Почему к хорошим людям судьба часто бывает жестока и несправедлива?
Но потом пришел Игорь, и все остальное перестало для Лены существовать.
Вообще-то Игорь был единственным, кого она видела во время своего вынужденного заточения. С тех пор как ее перевели из реанимации, он проникал к ней всеми правдами и неправдами. В первый раз он поднялся по пожарной лестнице до третьего этажа, а потом прошел по широкому карнизу к ее окну. Это чуть было не кончилось плачевно — вызовом милиции и пожарной команды. Потом он избрал другой, но столь же неординарный путь — спустился с крыши, благо здание было пятиэтажным. Но потом он остепенился, подкупил персонал — Лена не знала чем, то ли деньгами, то ли обаянием, а может быть, и тем и другим одновременно, — и приходил уже «законно», в белом халате, под видом медбрата. Один раз ухитрился даже остаться на «ночное дежурство» возле нее. Вот тогда Лена порадовалась, что ее поместили в одноместную палату! Правда, вообще-то палата была двухместной, но вторая кровать пустовала. Лена даже предложила Игорю занять ее и переквалифицироваться из медбрата в пациента — разумеется, понарошку. Он обещал над этим подумать.
И вот сейчас он уже как благовоспитанный посетитель сидел рядом, держал ее руки в своих, и казалось — теперь ничто их не разлучит.
— Как твоя выставка? — спросила Лена.
— Прекрасно. Все идет как задумано.
— Когда открытие?
— Вообще-то планируется в конце следующего месяца.
— В июле?
— В августе. Ты забыла, что сегодня первое июля.
— Все равно скоро. — Она огорчилась.
Игорь улыбнулся:
— Тебе хотелось бы, чтобы это случилось через год? На Западе дела делаются гораздо быстрее, хотя бюрократии и там навалом.
— Да не в этом дело. Тебе же, наверное, надо присутствовать на открытии?
— Вообще-то да.
— И ты уедешь. И опять без меня. Как я некстати заболела!
Он наклонился и поцеловал ее в лоб, у самых корней светлых волос:
— Любимая, болезни всегда некстати. Ничего, ты поправишься, и поедем вместе.
— Из больницы меня, надеюсь, уже выпустят, хотя не уверена: они говорят, что продержат меня месяц с небольшим. Всякие обследования, это ужас как долго! Но вот уехать мне врачи вряд ли разрешат.
— Ты, как всегда, невнимательна. — Он посмотрел на нее с хитрой усмешкой.
Лена притворно нахмурилась:
— Так. Что я не заметила на этот раз?
— Я сказал «планируется», а не «открывается». Планы можно изменить.
— Но это же, наверное, сложно?
— Сложно, но можно.
Лена нахмурилась уже непритворно:
— Но я не хочу, чтобы из-за меня у тебя возникли осложнения.
— А я не хочу открывать вернисаж без тебя.
— А контракт?
— Контракт уже почти оговорен и будет подписан в сентябре.
Лена молчала. Игорь посмотрел на нее ласково и чуть встревоженно:
— Что-то опять не так?
— Нет… Но, я думаю, мне надо будет привыкать к твоим частым отлучкам. Если ты собираешься разъезжать по миру в поисках сюжетов…
— Ну так что?
— Я же не смогу ездить везде с тобой…
— Даже если бы смогла, я бы не позволил. Мало ли куда заносит фотокорреспондента! Ты будешь ждать меня в нашем доме, вести хозяйство и воспитывать детей.
— Детей… — По лицу Лены промелькнула тень. Совсем мимолетная, но Игорь заметил:
— Чем ты недовольна? Я не собираюсь держать тебя все время беременной по примеру наших предков. Но одного ребенка-то, а лучше двух, мы с тобой можем себе позволить?
— Знаешь, — Лена вздохнула, — мне сейчас кажется, этот выкидыш был не случайным. А вдруг все это как-то связано?
— Что связано?
— Ну, сердце… И вообще…
Сейчас Лена казалась такой маленькой, такой беспомощно-растерянной, что у Игоря защемило сердце.
— Перестань. — Он прижал ее голову к груди и погладил по волосам. — Перестань. Зачем ты себя накручиваешь? Тебе же сказали тогда — просто перенервничала…
Он осекся. Не то он говорит! Господи, что бы выдумать, только бы она отвлеклась от этих мыслей? Но Лена сама переменила тему:
— Не надо переносить из-за меня открытие. Ты ведь уедешь не слишком надолго?
— Я же сказал, что не хочу ехать без тебя.
— Но…
— Ладно, — прервал ее Игорь. — У нас еще есть время это обсудить. Ты только не волнуйся.
Этим же вечером Игорь поехал на квартиру Трофимовых. Дверь открыл Славик.
Какое-то время они молча смотрели друг на друга, потом Славик хмуро сказал:
— Ну что ж, проходи, раз пришел.
— Ольга Васильевна дома?
— Нет. Звонила, сказала, что скоро будет.
— Я подожду?
— Жди.
Славик повернулся и пошел в комнату. Через раскрытую дверь Игорь увидел на полу стопки книг, увязанные веревками, большую картонную коробку, тоже уже перевязанную. Платяной шкаф был распахнут, и Славик ожесточенно запихивал вещи в чемодан. Чемодан никак не желал закрываться, все время что-то вылезало то с одного боку, то с другого. Игорь чуть было не спросил, не помочь ли ему, но вовремя прикусил язык: вопрос прозвучал бы как издевка.
Наконец чемодан застегнулся. Славик подхватил его одной рукой, в другую взял коробку и направился к двери. Бросил Игорю:
— Передай Ольге Васильевне — за книгами зайду позже, может, завтра.
— Уходишь? — Глупый вопрос все-таки сорвался с языка.
— Как видишь. Освобождаю жизненное пространство. Для тебя. — Славик зло усмехнулся. — Впрочем, вы здесь вряд ли будете жить. Купишь виллу на Мальорке. Или на Тенерифе?
— Что ты, — примирительно ответил Игорь. — У меня и денег на это нет.
— Как же так — разве бывают бедные супермены?
— Послушай! — Игорь шагнул к нему. — В тебе сейчас говорят злость и обида. Но того, что произошло, не изменить. Я люблю ее, она любит меня… Прости.
Славик опять усмехнулся, но уже без злобы:
— Уже простил. Что мне остается?
Он подхватил чемодан и коробку и пошел к лифту. «Хороший вообще-то парень, — подумал Игорь. — Жаль…» Но вслед за этим он почувствовал громадное облегчение. Все позади! Лена выздоровеет, они поженятся, и на день это не откладывая. Порок сердца? Да он найдет самых лучших врачей! Он будет работать как сумасшедший, вернет себе прежнее положение и сможет оплатить любое лечение, хоть у самого американского кардиологического светила, этого, как его?.. Но фамилию Игорь так и не вспомнил.
На лестнице раздались легкие быстрые шаги, так похожие на Ленины, что Игорь вздрогнул. Но это, разумеется, была не Лена, а ее мать. Ольга Васильевна протянула ему прохладную руку:
— Ты уже здесь? Давно? А это что за разгром? — Она шагнула через стопку перевязанных книжек.
— Славик, — пояснил Игорь. — Просил сказать, что книги заберет позже, может…
— Как тебе Лена? — перебила его Ольга Васильевна. Очевидно, сейчас ее волновало только одно. — Она сказала, что ты должен прийти в пять, и выставила меня за дверь.
— Ничего. Для человека, недавно переведенного из реанимации, ничего.
Игорь не стал говорить, что, как ему кажется, Лена чересчур бледна, быстро утомляется, что под глазами у нее не проходят синеватые тени. Ольга Васильевна и сама это все видела. Но, с другой стороны, ведь совсем недавно было гораздо хуже!
— Завтра врач просил меня прийти для беседы. В десять утра. — Ольга Васильевна озабоченно сдвинула брови. — Кажется, они закончили предварительное обследование и скажут, что намерены делать дальше.
Игорь вздохнул:
— Будем надеяться, что ничего такого уж страшного они не скажут. Я…
Он не договорил. Дверь открылась, и вошел Магницкий.
— Оленька, я поставил машину во дворе. Еле нашел место… — Он осекся и уставился на Игоря. Игорь же, в свою очередь, изумленно смотрел на него. Ольга Васильевна усмехнулась:
— Ну, вас друг другу представлять не надо.
— Не надо. — Игорь первым пришел в себя. Он знал от Лены, какую роль Валентин сыграл в жизни Ольги Васильевны, и никак не ожидал увидеть его здесь.
Магницкий смутился и подал Игорю руку. Тот поколебался, но пожал ее.
— Удивлен? — сказала Ольга Васильевна. — Старые обиды не живут вечно. Даже кровные.
— Ну что ж… — Игорь поискал нужные слова. — В общем-то, это даже хорошо…
Все замолчали. Чувство неловкости не проходило. Игорь сделал шаг по направлению к двери:
— Я, пожалуй, пойду…
— Может быть, чаю выпьешь? — спросила Ольга Васильевна. — Больше, правда, нечего предложить.
— Да нет, спасибо.
У лифта его догнал Магницкий:
— Слушай, куда ты идешь? Ведь не домой?
Игорь усмехнулся:
— А ты откуда знаешь?
— Я знаю, что дома ты не живешь с тех пор, как Лена попала в больницу. Оксана звонила.
— А… Ну и как мать?
— Честно? Плохо. Беснуется.
— Боюсь, ей уже ничто не поможет.
— Ты совсем ушел? — допытывался Магницкий.
— Не знаю. — Игорю почему-то не хотелось говорить, что он просто не может видеть Оксану Антоновну после того, что она сделала с Леной. Все-таки Оксана Антоновна его мать…
— И где ты живешь?
— Мир не без добрых людей…
На самом деле Игорь жил в мастерской одного знакомого художника, для нормальной жизни весьма мало приспособленной. Валентин Петрович порылся в кармане и сунул ему в руку брелок с ключами:
— Желтый от железной двери, маленький белый от верхнего замка, побольше — от нижнего.
Игорь с изумлением посмотрел на него:
— Это что?
— Ключи от моей квартиры. Улица Генерала Ермолова, дом 8, квартира 36. Шестой этаж. Доберешься? От Библиотеки Ленина на троллейбусе до конца.
Магницкий выжидательно смотрел на него. Игорь подбросил на ладони ключи, секунду поколебался, затем положил их в карман:
— Спасибо. Доберусь.
Ровно в десять Ольга Васильевна ждала у дверей кабинета. Обход еще не закончился, можно было так не торопиться. Она же с утра подгоняла Магницкого, боясь опоздать. Сейчас он остался внизу, в вестибюле.
Наконец в конце коридора показалась знакомая фигура. Ленин лечащий врач Константин Петрович — довольно молодой человек, высокий, даже долговязый, — имел характерную походку. Он был похож на грача на меже: при ходьбе будто подпрыгивал и вскидывал голову. Ольга Васильевна уже узнавала его издалека. Она кинулась ему навстречу.
— Здравствуйте! А я вас жду, жду…
— Извините, пожалуйста, — задержался.
Всегда такой улыбчивый и приветливый, сегодня Константин Петрович был необычно серьезен. Он взял Ольгу Васильевну под руку, провел в кабинет, усадил в кресло для посетителей. Потом сел за стол.
— Видите ли, Ольга Васильевна… — начал он и замолчал.
У нее возникло впечатление, что он специально медлит, не решаясь начать разговор, и она встревоженно посмотрела на него:
— Что-то случилось? Я же вижу — что-то не так. Обследование дало не те результаты, каких вы ожидали?
Константин Петрович невесело усмехнулся:
— Наоборот. Честно говоря, подтвердились самые худшие мои предположения.
У Ольги Васильевны потемнело в глазах. Он продолжил:
— Если не вдаваться в медицинские подробности — у вашей дочери прогрессирующий порок сердечного клапана. Скорее всего это наследственная болезнь. Ваши родители этим не страдали?
— Нет…
— А ваш муж или его родители? Я имею в виду Лениного отца.
Ольга Васильевна вздохнула:
— Не могу вам сказать. Мы очень давно разошлись и потеряли друг друга из виду.
Константин Петрович внимательно взглянул на нее:
— Но все-таки в данной ситуации было бы целесообразно попытаться его разыскать и выяснить. Течение болезни можно попробовать спрогнозировать, если знать, как она проходила у ближайших родственников.
Ольга Васильевна покачала головой и твердо сказала:
— Боюсь, это невозможно. Поверьте, это не женская блажь. Для спасения своей дочери я бы сделала все, что угодно. Но найти сейчас Лениного отца действительно невозможно.
Константин Петрович, кажется, что-то понял и настаивать не стал. Он продолжил:
— Ладно, постараемся обойтись без этих данных. Сейчас важнее другое: если все оставить как есть, болезнь будет стремительно прогрессировать. Никакие полумеры здесь не помогут.
— Что значит — полумеры? — тихо спросила Ольга Васильевна.
— Сердечные препараты и стационарное лечение раз в год, которое обычно проходят сердечники.
— Так… Что же поможет?
— Только оперативное вмешательство.
Константин Петрович достал какую-то схему, долго объяснял, что там у Лены не так и почему необходимы радикальные меры. Ольга Васильевна внимательно слушала, но не очень понимала, что ей говорят. В мозгу стучало страшное слово «операция». Когда Константин Петрович закончил объяснения, она спросила:
— И когда нужно оперировать?
— Как можно скорее.
— А… где?
Он невесело усмехнулся:
— Такие операции замечательно делают в США. У них хорошие клиники и высококлассные специалисты. Еще в Швейцарии. Отличный кардиологический институт в Германии, в Ганновере. Но, вы сами понимаете, это очень дорого стоит.
— А у нас?
— У нас? Профессор Буравский — специалист мирового уровня. Но очередь к нему расписана на год вперед. Вряд ли Лена может ждать так долго. Конечно, можно бы попытаться стимулировать деятельность сердечного клапана препаратами и держать ее под постоянным врачебным контролем. Но… вы понимаете, никаких гарантий в этом случае дать нельзя. Сердечники часто бывают непредсказуемы. Так что лучше бы найти способ прооперироваться на Западе. А если нет — будем ждать очереди у Буравского.
— А как долго она пробудет в больнице сейчас?
— В принципе мы можем ее выписать через неделю, когда курс обследования будет закончен. Больше мы, к сожалению, ничего сделать не в состоянии.
Ольга Васильевна встала:
— Спасибо.
— Не за что, — невесело усмехнулся Константин Петрович, провожая ее до двери. — Если будет нужно посоветоваться или захотите еще о чем-нибудь спросить — заходите, буду рад помочь.
Когда за посетительницей закрылась дверь, он сильно стукнул кулаком по столу, давая выход бессильной ярости. Ну почему молодая красивая девушка должна умереть только из-за того, что у государства нет денег на медицину!
Собравшись с духом, Ольга Васильевна пошла в палату к Лене. Лене ни об операции, ни о тяжести ее болезни пока ничего не говорили. А сама Лена сейчас чувствовала себя гораздо лучше и была уверена, что ничего страшного не происходит. В самом деле: обычно сердечники — люди пожилые, а ей всего двадцать с небольшим.
Приклеив на лицо улыбку, Ольга Васильевна толкнула дверь. Лена сидела на постели с электронной игрушкой: пыталась уложить в ряд падающие кирпичики. Как раз в тот момент, когда вошла Ольга Васильевна, игрушка сыграла победный марш.
— Ну вот, опять она победила, — недовольно пробурчала Лена, но, увидев мать, широко улыбнулась: — Привет! Что-то ты сегодня задержалась!
Но Ольга Васильевна не смотрела на дочь. Она как завороженная уставилась на букет, стоящий в изголовье. Лена проследила ее взгляд и испуганно спросила:
— Мам, что с тобой? Что ты там увидела?
Ольга Васильевна подошла к тумбочке и слегка коснулась пальцами гладких лепестков:
— Кто это принес?
— Игорь, а что? Ну да, я знаю, ты не выносишь белых цветов, особенно лилий, но ведь они стоят не у нас дома. А в больнице — ничего страшного.
Ольгу Васильевну охватил панический страх. Она порывисто обняла дочь, крепко прижав к груди ее голову:
— Ты не понимаешь! Белые лилии всегда приносят несчастье… По крайней мере нашей семье.
Лена ласково высвободилась и с улыбкой посмотрела на нее:
— Мамочка, ну не будь суеверной! Меня скоро выпишут, мы с Игорем поженимся, и все будет хорошо!
Ольга Васильевна вздохнула. Лена скорее почувствовала, чем услышала этот вздох и насторожилась:
— Что-то не так? Ты от меня что-то скрываешь?
— Ничего я не скрываю. — Ольга Васильевна заставила себя говорить спокойно. — Конечно, все будет хорошо. Я тебе обещаю.
Совещание на кухне напоминало военный совет перед решающей битвой. Лица всех троих его участников были серьезны и сосредоточенны.
— В Ганновере у меня есть друзья, — сказал Игорь. — Я мог бы попытаться…
— Никакие друзья не помогут собрать тебе столько денег, сколько нужно на оплату операции, — безнадежно махнул рукой Магницкий. — Думаю, даже если бы ты не всадил все свои средства в сербскую авантюру, все равно пришлось бы добывать еще столько же.
Игорь хотел на это что-то сказать, но махнул рукой и промолчал. Он сам не мог себе простить этой глупости. Если бы он ее не сделал, сейчас был бы хоть какой-то шанс собрать нужную сумму. Оплата самой операции, пребывания в клинике, лекарств… На Западе отчасти проблему решила бы медицинская страховка, но какая страховка в нашей стране. А если бы и была, там она уж точно недействительна.
Если получится так, что за «Двуглавого орла» Игорь заплатил цену Лениной жизни, то и ему после этого жить незачем… Ольга Васильевна курила одну сигарету за другой и молчала. Взгляд ее был устремлен куда-то в пространство. Магницкий время от времени тревожно посматривал на нее. Потом осторожно коснулся ее руки:
— Оленька, ты что молчишь?
— А? — Ольга Васильевна словно очнулась. — Не знаю… Понимаешь, эти цветы… Я вошла к ней после разговора с врачом и сразу увидела эти цветы. Дурной знак… Белые лилии…
Она оборвала фразу на полуслове, испугавшись того, что чуть было не сорвалось с языка. Белые лилии — цветы смерти.
— Ну хватит, ну перестань, — Валентин уговаривал ее как маленькую. — Это пустое суеверие, Оля, поверь мне.
Магницкий чувствовал себя неловко и виновато. Уж он-то знал, откуда пошло это суеверие. Но Ольга Васильевна медленно покачала головой:
— Ты не понимаешь…
Игорю казалось, что он сходит с ума. При чем тут лилии, которые он принес Лене? Вообще-то он хотел купить розы, но крупные звезды лилий были так нежны, что напомнили ему саму Лену, и он выбрал их. Однако сейчас выяснять у Ольги Васильевны, за что она так не любит лилии, совсем не хотелось.
— Ладно. — Магницкий поднялся. — Сегодня мы, похоже, ничего путного не придумаем. Игорь, думаю, что тебе пора. Пойдем провожу.
Игорь слегка удивился, что Валентин так по-хозяйски распоряжается в доме Ольги Васильевны, но эта мысль скользнула по периферии сознания и не задержалась. Думать сейчас Игорь был способен только о Лене. А Ольга Васильевна вроде вообще не слышала его слов.
Магницкий вышел за ним на лестничную площадку.
— Не могу оставить Олю одну, — виновато пояснил он. — Теперь я, кажется, переселился в Ленину комнату до ее возвращения. Так что мое собственное жилище в твоем распоряжении.
Игорь кивнул в знак благодарности и хотел идти, но, взглянув на Магницкого, задержался:
— Ты хочешь сказать что-то еще? Магницкий закурил.
— Не хотелось при Оле… Это может быть необоснованной надеждой…
— Что? — Игорь подался к нему.
— Я попробую договориться с Буравским. Кажется, есть одна зацепка…
Эта выставка была так же не похожа на ту, которую Лена видела в Венеции, как маленькая галерея на Монмартре не походила на роскошный «Гритти-Пэлас». И публика на вернисаже присутствовала совсем не та. Здесь не было великолепных красавиц в вечерних туалетах от кутюр, не было скучающих мужчин в смокингах. Все было просто, мило, демократично.
Владелица галереи француженка Аннет в юности была сестрой милосердия в Христианской миссии спасения. Получив к сорока годам довольно большое наследство, она открыла эту галерею и специализировалась по фотовыставкам, главным образом на антивоенные и экологические темы. «Отведем угрозу от мира» — таков был девиз Аннет, и она с энтузиазмом воплощала его в жизнь.
Насколько Лена поняла, на вернисаже были студенты, в основном участвующие в той же миссии спасения, пришли ребята, которые воевали добровольцами в миротворческих силах ООН, журналисты из пацифистских изданий… И эти люди ей нравились больше, чем общество в особняке Дениэлли. Хотя… Может быть, виноваты воспоминания: манекенщицы из нее так и не получилось, а все, что было с этим связано, принесло одни неприятности. Лена стояла рядом с Игорем и принимала поздравления. Игорь представлял ее как свою жену — да так оно на самом деле и было. Правда, расписаться они еще не успели…
После восторженной речи Аннет и ответного слова Игоря предложили шампанское. Игорь взял с подноса два бокала и отвел Лену в сторону:
— Не хочешь улизнуть?
Она благодарно взглянула на него:
— С удовольствием!
— Ты не устала? — Он встревоженно посмотрел на нее.
Она улыбнулась:
— Да нет, все было великолепно! Просто хочу побыть с тобой вдвоем…
Она чуть было не сказала «в последний раз», но вовремя остановилась. Он, слава Богу, не понял, чем должна была окончиться ее фраза, наклонился и прошептал ей прямо в ухо:
— Наши желания, как всегда, совпадают.
Они шли по набережной Сены. Сентябрьская погода в Париже мало чем отличается от прохладного летнего дня в Москве. Еще даже листья не особенно желтые… Игорь обнимал ее за плечи, она прижалась к нему так тесно, как только могла, и обхватила его рукой за талию. В Париже все так ходят. Лена заметила, что влюбленные парочки здесь абсолютно не стесняются.
Они остановились посмотреть на баржи.
— А знаешь, — вдруг сказал Игорь, — мне бы хотелось пожить с тобой вот так, на реке. Может быть, когда-нибудь осуществим эту идею?
— Может быть… — Лена опустила голову, чтобы он не увидел ее лица. Будущее ее пугало. Через месяц она должна быть в Москве и лечь в клинику на операцию. Правда, оперировать будет сам Буравский — кардиохирург мирового класса, но ее это слабо утешало. Вот именно — все может быть…
— Что с тобой? — Игорь взял ее за подбородок и заглянул в глаза.
Она не выдержала, уткнулась лицом в его куртку, и слезы сами полились из глаз.
— Мне сейчас так хорошо, — говорила она между всхлипами, — так хорошо… А дальше…
— А дальше все будет еще лучше. — Он слегка отстранил ее от себя, чтобы видеть ее глаза. — Я тебе обещаю.
— А если я… Если все пройдет неудачно…
— Никаких «если». — Его голос был тверд и спокоен. — Ты выходишь из больницы совершенно здоровой. Мы с тобой женимся, и я везу тебя в Венецию. Это будет наше свадебное путешествие.
— А потом? — Лена смотрела на него, и слезы на ее глазах постепенно высыхали.
— Потом? — Игорь засмеялся. — Ты знаешь, что потом: мальчик или девочка. А еще потом — еще мальчик или девочка. А еще…
— Может быть, для начала хватит? — засмеялась и Лена. Всегда он знает, что сказать, чтобы ее успокоить!
— Пойдем! — Она потянула его за рукав. — Пойдем посмотрим, что там случилось!
Она пошла вперед, с любопытством вглядываясь в небольшую толпу, собравшуюся чуть поодаль.
Он приложил руку ко лбу. Теперь, когда она не видела его лица, Игорь мог на секунду расслабиться. Он следил за ней взглядом, полным тревоги и боли. Все может быть. А если… Ну, тогда ему тоже жить незачем.