Новобрачная поневоле

Глава 3

Харита встала еще затемно и тихо ходила по спальне. Она так и не смогла уснуть и лежала, прислушиваясь к тишине в доме, но даже эта тишина казалась ей зловещей и угрожающей, вызывала дрожь.

Она знала, что мисс Доусон сейчас крепко спит у себя в комнате, а горничные еще не поднимались. Даже лошади еще заперты в конюшнях. Ночью она пыталась придумать, как бы уехать из дому верхом, но понимала, что это невозможно — она не сможет оседлать лошадь и вывести ее так, чтобы не разбудить одного из конюхов, которые спали в комнатах над конюшнями.

Поэтому она решила идти пешком и, хотя понятия не имела, куда именно, была уверена, что найдет деревушку или небольшой городок, где сможет жить никем не узнанной. Харита довольно смутно представляла себе все это, о ней всю жизнь заботились, выполняли все желания, и она даже понятия не имела, что такое жить самостоятельно.

Прежде всего ей нужны были деньги. Это было самое сложное, потому что, когда она ходила в магазины, за все платила мисс Доусон. Харита посмотрела в кошелек и обнаружила там несколько полусоверенов — воскресные пожертвования на церковь. Ясно, что этого хватит ненадолго, но у нее было довольно много драгоценностей. Конечно, ее собственные были по большей части детскими безделушками, золотыми браслетами и брошками, украшенными жемчугом и полудрагоценными камнями, но у нее в шкатулке лежали две броши и браслет, принадлежащие ее матери.

Драгоценности миссис Мур, среди которых были поистине великолепные вещи, хранились в сейфе и для Хариты были недостижимы. Но она была уверена, что и броши матери принесут ей немалую сумму. Ее отец покупал жене только самое лучшее, и, хотя Харита плохо разбиралась в драгоценных камнях, она понимала, что голубоватые бриллианты и большие камни в центре каждой броши стоили немало. На браслете, который она достала из бархатного футляра, тоже ярко сверкали бриллианты. Она завязала все украшения в носовые платки и сложила их на небольшую белую шаль, в которую собиралась завернуть все свои пожитки. Она прекрасно понимала, что с тяжелой ношей ей далеко не уйти. Поэтому к драгоценностям добавила только ночную рубашку, смену белья, расческу и зубную щетку. Она понимала, что даже такая ноша может оказаться тяжелой, если ей придется идти далеко. Потом она нашла в шкафу самое простое, темное платье. Было начало лета, и все ее зимние вещи Эмма взяла вычистить, выгладить и убрать до конца сентября. Но в шкафу нашлось одно, из темно-синего шелка, которое она надевала в прохладные вечера.

Харита не привыкла одеваться самостоятельно, она с трудом застегнула пуговицы на спине. Потом решила, что нужно взять еще и плащ, на случай, если пойдет дождь. У нее был плащ под цвет платья, но шляпка, которую она обычно надевала с ним, была отделана небольшими страусиными перьями, и она понимала, что это никак не подходит для молодой девушки, путешествующей в одиночестве. Поэтому она набросила на голову легкий шарф, надеясь, что так будет привлекать меньше внимания.

Когда она оделась, рассвет еще не наступил, хотя небо уже посветлело. Выглянув в окно, она смогла различить статуи и вазы на фоне кустов. Харита решила, что пора уходить, взяла в руки свой узелок и в последний раз окинула взглядом комнату, чувствуя, что оставляет позади свое детство и множество счастливых воспоминаний о матери.

Потом она подумала, что через несколько дней ей все равно пришлось бы уехать отсюда, чтобы выйти замуж за то огромное чудовище, которое она видела в гостиной. Эта мысль заставила ее поспешно открыть дверь и на цыпочках двинуться по коридору.

Через три часа, когда солнце стало припекать, Харита сняла плащ и перебросила его через руку. Ей казалось, что она уже далеко ушла от Кингсклера, но на самом деле она устала не столько от того, что преодолела большое расстояние, сколько от того, что шла через поля. Она рассудила, что, узнав о ее побеге, отец отправится за ней в погоню в экипаже, а это значит, что он поедет по дороге. Она собирается спрятаться, стало быть, гораздо безопаснее идти тропинками через поля.

Вскоре она оставила позади окружавший ее дом парк, обошла стороной деревню, чтобы ее не увидел случайный прохожий и, пройдя через луг, подошла к засеянному полю. Ей пришлось огибать его, и, хотя она старалась идти как можно быстрее, это было трудно. К сожалению, она не нашла в шкафу крепких зимних ботинок, только легкие летние туфельки из тонкой лайковой кожи. Б них было больно ступать по камням, веткам, неровной земле, и несколько раз ей пришлось садиться, чтобы вытряхнуть из туфель землю и камешки.

Она начала чувствовать голод и подумала, что напрасно не захватила с собой поесть или не перекусила чего-нибудь на кухне.

Вчера вечером она была слишком взволнована и почти не ела за ужином, но теперь, прошагав несколько миль, начала ощущать пустоту в желудке.

Хорошо бы купить булочку в деревенской лавке, подумала Харита и вспомнила, что где-то слышала: путешественники могут получить хлеб и сыр на постоялом дворе. Но она посчитала, что находится все еще слишком близко от Кингсклера. Даже в самом простом из своих платьев она несомненно привлечет интерес местных жителей в любой деревушке, а потом, когда ее будут разыскивать, они расскажут, что видели ее. Поэтому Харита поспешила дальше. Узел, как она и предполагала, все больше и больше оттягивал ей руки, даже нести плащ и то было тяжело. Она развязала и сняла шифоновый шарф — в это время года солнце еще недостаточно жаркое, чтобы получить солнечный удар, об опасности которого ее нередко предупреждала мисс Доусон.

Она прошла через небольшую рощу, тенистую и прохладную. Но от недавних дождей узкая, извивающаяся тропинка стала мокрой и грязной, и туфельки Хариты скользили.

Потом она снова шла через поля, пока вдалеке не увидела шпиль церкви и крыши домов. Ей показалось, что она знает название этой деревни и, значит, правильно идет на север, как и хотела. Но было слишком опасно, что ее могут увидеть, поэтому Харита сделала большой круг в обход этой деревни.

Бремя от времени она видела вдали работающих в полях людей, но старалась остаться незамеченной. Она все шла и шла вперед, солнце становилось все жарче, и теперь она страдала не только от голода, но и от жажды.

«Рано или поздно мне все равно придется остановиться», — подумала Харита.

Она перешла дорогу и через каменные ступеньки перебралась в поле, в дальнем конце которого паслось небольшое стадо овец. Харита пошла через поле, туда, где виднелись деревья.

«Когда я туда дойду, — сказала она себе, — сяду и отдохну в тени, а потом буду идти до тех пор, пока не найду где поесть».

Она была на полпути, когда заметила едущий по дороге экипаж. Сердце девушки дрогнуло от страха при мысли, что это может быть ее отец, но экипаж проехал мимо, и, когда она снова оглянулась, на дороге был лишь один всадник, который, похоже, смотрел в ее сторону. Харита сказала себе, что это всего лишь ее фантазия, и действительно когда она еще раз оглянулась, всадник уже развернулся и ехал обратно.

До рощицы оставалось совсем немного, и Харита в последнем усилии почти бежала к ней. Уже у самых деревьев она услышала за спиной стук лошадиных копыт и снова оглянулась.

Она узнала всадника, вскрикнула и, уронив плащ, бросилась к роще. Но она успела пробежать всего несколько шагов, прежде чем удар кнута обжег ее плечи. Харита закричала от ужаса и упала.

Подняв глаза на возвышавшегося над ней отца, по выражению его лица она поняла, что у него один из тех приступов ярости, которых она так боялась с самого детства. Но в таком бешенстве она его еще никогда не видела.

— Поднимайся!

Слова прозвучали как пистолетный выстрел, и, хотя ноги не повиновались ей, Харита все-таки постаралась встать, оставив на земле свой узелок.

— Дай мне это!

Отец указал на узелок, и Харита покорно подняла и протянула его отцу, чувствуя, что не в силах не только сопротивляться, но даже думать.

Он развязал шаль и увидел ее содержимое. Положив деньги и украшения в карман, он презрительно швырнул на землю шаль вместе с завернутой в нее одеждой.

— Иди! — приказал мистер Мур.

Несколько мгновений Харита смотрела на отца, не в состоянии понять его слова.

Увидев, что она не двигается, он снова ударил ее кнутом. Харита закричала, как пойманный в западню зверек.

Потом Харита никогда не могла вспомнить это кошмарное возвращение домой. Отец заставил ее идти впереди себя и несколько раз, когда она останавливалась или падала, снова пускал в ход свой кнут.

Однажды, когда у нее не оставалось сил двигаться, она жалобно заплакала:

— Папа, я не могу! Я не могу больше идти!

— Ты дошла сюда, дойдешь и обратно! — мрачно ответил он и стегал ее до тех пор, пока она не поднялась.

Когда они наконец добрались до Кингсклера, она шла так медленно, что лошадь почти не двигалась.

Харита была в полном изнеможении, и дом слегка покачивался перед ней в дымке, словно какой-то мираж. С нечеловеческим усилием она добралась до ступенек у входа. Вскарабкавшись на них, она умоляюще протянула руки к стоявшему в холле Груми, но он лишь бросил один взгляд на хозяина и понял, что не осмелится помочь ей.

Теобальд Мур соскочил с лошади и вошел в холл следом за ней.

— Иди в мой кабинет!

Она даже не могла вспомнить, где это. Казалось, вокруг было темно и она шла в каком-то тумане. Она не могла больше думать, только чувствовала боль, причиненную ей отцом.

Лакей открыл ей дверь в кабинет, и она вошла, спотыкаясь. Дойдя до середины комнаты, Харита откинула со лба волосы, которые растрепались и упали ей на лицо. Она подумала, что надо подняться наверх и привести себя в порядок, но в этот момент услышала, как закрылась дверь кабинета, и медленно обернулась.

К ней приближался отец. Увидев его искаженное гневом лицо и длинный тонкий кнут, который он держал в руке, она закричала…

Лорд Вернем проснулся с ощущением, что сегодня должно случиться что-то неприятное. Потом он вспомнил, что сегодня день его свадьбы.

Как ни странно, он хорошо выспался, просто потому, что слишком устал накануне. Все последние четыре дня он был очень занят.

Рано утром, на следующий день после посещения Теобальда Мура, прибыли его поверенные с брачным контрактом, который они представили для его одобрения, и большим количеством планов по восстановлению аббатства и всего поместья.

Лорд Вернем молча сжал зубы, поняв, что все это готовилось уже давно и было тщательно продумано. Все было сделано очень толково и с поразительной щедростью, если учесть, кто за все это платит. Но все равно он не мог избавиться от чувства, что это невыносимо, когда какой-то незнакомец восстанавливает дом его предков, приводит в порядок фермы и землю.

Однако он ничего не мог сделать, только принять ситуацию такой, как она есть, и постараться сделать это с достоинством, чтобы никто не заметил его недовольства.

Что касается самого аббатства, он понимал, что все предлагаемые изменения очень хороши. Практически, Теобальд Мур предлагал восстановить аббатство в том виде, каким оно было при девятом лорде Вернеме, дедушке Альварика. Несомненно, он провел самые тщательные исследования.

Образцы тканей, которые он предлагал для занавесок в каждой комнате, были приколоты рядом с эскизом отделки самой комнаты и в большинстве случаев были точным повторением тех, что висели здесь раньше. Единственная разница — новые материалы были лучшего качества и поэтому гораздо дороже. Все было тщательно измерено и спланировано.

Изучая один план за другим и выслушивая объяснения составивших их людей, лорд Вернем все с большим трудом удерживался от того, чтобы не разорвать все эти бумаги на мелкие клочки и не крикнуть, что он лучше будет жить в таком доме, как есть, чем быть обязанным подобному благодетелю.

Но выработанный с годами самоконтроль помогал ему скрывать бушевавшую внутри бурю. Вместо этого, он возвратил планы без единой поправки или изменения и расстался с поверенными с той любезностью, которую они заслужили.

— Когда вы намерены начать? — поинтересовался он уже на пороге.

— С вашего разрешения, ваша милость, мистер Мур приказал, чтобы шестьдесят столяров, маляров, каменщиков и позолотчиков явились в аббатство в четверг, ровно в два часа.

Это было то самое время, когда он должен был прибыть в церковь для венчания.

— Они будут жить в палатках или на чердаке, — объяснил один из инженеров, — и работать с рассвета до темноты, пока все не будет закончено.

— Благодарю вас, — с усилием произнес лорд Вернем.

Они уехали, а он вернулся в холл и огляделся. Пусто, сырые, с потеками стены, разбитые стекла в высоких окнах и следы там, где когда-то висели шпалеры и картины.

Он глубоко вздохнул и постарался забыть обо всем, кроме того, что надо приготовиться к приему животных, которые должны были прибыть в день свадьбы.

Лорд Вернем договорился, чтобы южное крыло аббатства, то, где находились хозяйские спальни, было оставлено напоследок. Здесь была огромная спальня его деда, а рядом столь же впечатляющая и, возможно, более привлекательная спальня бабушки.

Огромные кровати с балдахинами продать было невозможно, и поэтому они остались на тех местах, куда были поставлены несколько веков назад. Мебели здесь сохранилось немного, поскольку все ценные столы, комоды и кресла давно были проданы дядей Теобальду Муру.

В эти две спальни собрали всю оставшуюся в доме мебель, чтобы они не выглядели слишком пусто, но лорд Вернем был уверен, что все это мало напоминало ту роскошь, к которой привыкла его будущая жена. Он усмехнулся, подумав, что немного лишений только пойдет ей на пользу.

Потом он подумал, как бы она себя почувствовала в палатке посреди пустыни, или в соломенной хижине туземной деревни, или если ей пришлось бы провести ночь в джунглях, прямо под деревом.

При мысли о том, что Харита может оказаться похожей на своего отца, он сразу почувствовал к ней такую же неприязнь, как к мистеру Муру. Невозможно было составить о ней какое-то мнение по первой встрече — он видел лишь низко склоненную голову, белый лоб и тонкую фигурку.

Но он сказал себе, что, если она попытается командовать им или будет вести себя так же властно, как ее отец, он с самого начала даст ей понять, кто хозяин в аббатстве.

При одном предположении, что ему придется спорить с женщиной, которая будет возражать ему просто потому, что ей принадлежат деньги, которые он тратит, у лорда Вернема внутри все закипало. Он должен был заставить себя забыть ожидающие его трудности и сосредоточиться на том, чтобы обеспечить всем необходимым прибывающих животных.

Он поехал в деревню и обнаружил, как, впрочем, и ожидал, что многие слуги, работавшие еще у его деда, были либо уволены, либо ушли сами, потому что не получали никакой платы от его дяди. Они выразили горячее желание вернуться на службу, и, поскольку лорду Вернему хотелось иметь вокруг себя как можно больше знакомых лиц, он нанял даже тех, кто уже не мог принести много пользы.

Но у старшего садовника и его помощников сил оставалось еще вполне достаточно. Те, кто были помоложе, когда-то помогали егерям и лесникам и тоже горели желанием вернуться.

Нашлось немало желающих помочь ему построить ограду для его львов и гепардов. Пришлось подробно объяснить, что именно ему надо, и несколько рабочих отправились за материалом для ограды и гвоздями, но только в понедельник после полудня они смогли приступить к работе.

— И зачем только вы привезли с собой этих диких зверей, мастер Альварик? — спросил старик, которого звали Райман, в прошлом он был лесничим.

— Для меня они совсем не дикие, — ответил лорд Вернем. — Львы живут у меня с тех пор, как были совсем еще детенышами, они ласковые, как кошки. А гепарды обучены охотиться.

– Охотиться, мастер Альварик? Как это может быть?

Лорд Вернем улыбнулся:

— В Азии гепарды уже много веков приручены человеком.

Старик с интересом посмотрел на него, и лорд Вернем продолжал:

— Они бегают быстрее всех животных на земле, гепарды могут бегать в два раза быстрее, чем лошади на скачках!

На лицах всех присутствующих появилось изумленное выражение.

— Гепардов и леопардов английская знать использовала для охоты, и есть немало картин, изображающих гепардов на лошади, позади седла. — Лорд Вернем улыбнулся и добавил: — Исторические книги говорят, что такое случалось во времена Кублайхана, но думаю, следует потренировать и современную лошадь, чтобы она не пугалась, когда после охоты гепард запрыгнет ей на круп!

— Вот это точно! — отозвался старый Райман. — А на кого эти странные звери будут охотиться здесь?

— Зайцы и обычная дичь, но, конечно, дома их естественная добыча — олени и козы.

При этих словах лорд Вернем повернулся к той части парка, где жили несколько пятнистых оленей, остатки некогда большого стада.

У олених родилось несколько маленьких, похожих на газелей оленят, которые ковыляли на тоненьких ножках.

— Я хочу, чтобы вы построили такую ограду, из-за которой гепарды не смогли бы выбраться, — сказал лорд Вернем. — Помните, они могут вскарабкаться на верхушку дерева или на высокий забор, поэтому надо сделать так, чтобы они не смогли через нее перелезть.

Он показал рабочим, как это сделать, потом наблюдал, как деревенские плотники мастерили удобный дом для львов, большой, с плоской крышей.

— Им нравится сидеть на крыше и смотреть по сторонам, — объяснил он. — Все дикие животные любят осматривать сверху окрестности.

Он понимал, что этих простых людей очень удивляют его заботы об удобствах для зверей. Вольеры были сделаны очень большими, чтобы животные не чувствовали себя стесненными, а когда лорд Вернем сбросил сюртук и стал вместе с рабочими вкапывать столбы, те с изумлением посмотрели на него. Только старики вроде Раймана тихонько посмеивались.

— Ваша милость не шибко изменился, — сказал один из них. — Мальчишкой вы были таким же, всегда готовы помочь и не боялись испачкать руки.

— Надеюсь, что всегда останусь таким, — улыбнулся лорд Вернем.

Когда позже он угощал их пивом и сидром в маленькой пивной, ничуть не изменившейся за последнюю сотню лет, они выпили за его здоровье.

Но сегодня он не мог заняться работой и мрачно подумал, как медленно будет тянуться день, пока не придет время отправляться в деревенскую церковь.

Он предполагал, раз свадьба готовилась в такой спешке, это будет очень тихая церемония, но по количеству писем, которые он получил за последние два дня, понял, что на ней будет присутствовать почти все графство.

В письмах его поздравляли с возвращением, и он понял, скорее по недосказанному, чем по содержанию самих писем, что люди не удивляются тому, что он женится на дочери Теобальда Мура.

У лорда Вернема появилось ощущение, что им манипулируют, принуждают идти по выбранной для него другим дороге, хорошо протоптанной и умело подготовленной так, чтобы с нее было невозможно свернуть в сторону.

— Черт побери! В жизни так паршиво себя не чувствовал! — тихо произнес лорд Вернем.

Камердинер его отца, который по-прежнему жил в деревне, пришел помочь ему одеться. Холден уже приготовил свадебный наряд и несколько новых муслиновых галстуков, поспешно приобретенных в Сент-Олбенс.

Лорд Вернем с неприязнью взглянул на галстуки, натянул старую одежду и пошел вниз завтракать.

В маленькой столовой, которой он решил пользоваться, пока Баронский зал не будет приведен в порядок, стояли только стол, два стула и буфет. Стулья были разные, спинка одного их них сломана. Наверно, поэтому, подумал он, дядя и не продал его Теобальду Муру.

Льняная скатерть на столе была безукоризненно чистой, но заштопанной в нескольких местах. Чашки были от одного сервиза, тарелки от другого, а для ожидающей его яичницы с ветчиной явно не нашлось серебряного блюда.

Прислуживающий ему Холден извиняющимся тоном произнес:

— Боюсь, милорд, я не много могу предложить вашей милости, но, как я понял, сегодня в конюшни приведут лошадей, и завтра грумы смогут поехать и купить все, что нам надо.

Лорд Вернем промолчал. Он уже знал от своего будущего тестя, что в его распоряжении будет несколько лошадей из конюшен Кингсклера до тех пор, пока он не приобретет собственных.

Он мог бы получить кредит, но щепетильность не позволяла ему увеличивать существующие долги до тех пор, пока он не расплатился за деньги своей жены, вручив ей свой дворянский титул.

— Спасибо, Холден, мне больше ничего не надо, — коротко сказал он.

— У меня такое чувство, милорд, что животные, которых вы ожидаете, будут здесь с минуты на минуту.

Лорд Вернем резко выпрямился:

— Что вы хотите сказать?

— Молодой Билл, один из сыновей дровосека, заходил на кухню несколько минут назад и сообщил, что в деревне сопровождающие трех больших фургонов спрашивают дорогу к аббатству.

— Они прибыли, Холден! Это замечательно! — воскликнул лорд Вернем.

Он доел ветчину на тарелке, встал и быстро пошел к дверям. С крыльца он видел перекинутый через край озера каменный мост и аллею древних дубов, тянущуюся по парку до самой дороги. Несколько секунд лорд Вернем стоял и ждал, потом увидел, как по аллее четыре крепкие приземистые лошади медленно везут открытую телегу, на которой стояла одна из огромных клеток, где сидели его звери.

— Они едут, Холден! — воскликнул он, не в силах сдержать радостное волнение.

Но когда позже лорд Вернем сидел рядом со своей женой в столовой Кингсклера, на лице его было совсем другое выражение.

После церемонии венчания, когда битком набитая церковь казалась ему морем незнакомых лиц и любопытных глаз, он обнаружил среди присутствующих немало старых друзей, которых почти уже забыл за долгие годы, проведенные за границей.

Теперь, почти против воли, он был рад увидеть их снова. Они очень тепло вспоминали о его отце

и искренне радовались его возвращению.

— Как хорошо, что ты снова в аббатстве, — снова и снова повторяли его старые друзья до тех пор, пока лорд Вернем невольно сам не почувствовал тот энтузиазм, с которым ему энергично пожимали руку.

Во время свадебного завтрака, который, как и следовало ожидать, был поистине эпикурейской трапезой, его милость понял, что до сих пор не обменялся ни единым словом со своей молодой женой.

В церкви, когда она шла к алтарю, опираясь на руку отца, ее лицо было скрыто фатой, и она так же низко склонила голову, как и при их первой встрече. Он был немного удивлен, когда взял ее руку, чтобы надеть кольцо, и обнаружил, что она холодна как лед, несмотря на очень теплую погоду.

Самому ему было даже слишком жарко, потому что все утро он размещал зверей в приготовленные для них вольеры. Это заняло так много времени, что ему пришлось очень быстро переодеться, чтобы вовремя успеть в церковь.

К счастью, размышлял он, стоя на ступеньках алтаря, Холден не забыл своего умения завязывать галстук, и надо надеяться, что жених выглядит вполне аристократично.

В то же время он сознавал: от тяжелой работы за последние дни у него обломались ногти и кожа на руках загрубела так, что это привело бы в смущение большинство дворян.

Но его очень радовало, что гепарды хорошо перенесли путешествие и, похоже, пребывали в отличном состоянии. Даже его львица, Белла, недавно родившая львят, выглядела спокойной.

Все звери обрадовались, увидев его, и попугаев выпустили из тесных клеток в оранжерею, куда он натащил все кусты и папоротники, какие сумел найти, чтобы они чувствовали себя как дома. Эти занятия не давали ему предаваться мрачным мыслям о будущем.

Только повторяя за священником брачные обеты, лорд Вернем почувствовал, как в нем снова поднимается протест против того, что его заставляют поступать вопреки его воле.

Их венчал дядя Лоример, епископ Аксминстерский, и, словно догадавшись о чувствах племянника, когда они приехали в Кингсклер, он тихо, чтобы никто не слышал, сказал ему:

— Я горжусь тобой, Альварик, и знаю, что если бы был жив твой отец, он чувствовал бы то же самое.

В ответ на это было невозможно не улыбнуться, но трудно сохранить улыбку, когда Теобальд Мур предложил тост за жениха и невесту. Он произнес очень любезную, но в то же время хвастливую речь, от которой лорд Вернем почувствовал себя неловко.

Но это, однако, были лишь мелкие неприятности, и, зная, что этого от него ожидают, лорд Вернем заговорил с женой, но она отвечала односложно и ни разу не подняла на него глаза. Он представил, что теперь это ждет его на многие годы, и подумал, как непросто это будет выдержать. Потом решил, что она еще слишком молода и робка, и, может быть, когда они останутся вдвоем, им будет проще. Возможности поговорить у них, естественно, не было.

После венчания они почти два часа приветствовали гостей, потом три часа тянулся свадебный завтрак со множеством блюд и бесконечными тостами. И только к восьми часам настало время новобрачным отправляться из Кингсклер-Хаус в аббатство Вернем.

Между ними было всего две мили, но дорога шла через деревню, и лорд Вернем с удивлением обнаружил, что жители тоже праздновали их свадьбу. Там были не только праздничные арки и флаги над дорогой, все население Литл Кингсклер выстроилось вдоль их пути, и, как только они появились, над деревенским выгоном взлетел праздничный фейерверк.

Интересно, подумал лорд Вернем, за все это платили сами деревенские жители или же об этом тоже позаботился его тесть.

Он решил, что неразумно задавать такие вопросы, и, когда экипаж остановился, просто встал и произнес еще одну речь, выразив глубокую благодарность от своего имени и от имени жены.

Приветственные крики и добрые пожелания звучали очень искренне.

Их осыпали целым дождем риса и цветочных лепестков, и, когда они въехали в ворота аббатства, открытый экипаж, казалось, был наполнен добрыми пожеланиями. Как только они свернули на аллею, лорд Вернем увидел вдалеке огромное здание, все сверкающее огнями.

После возвращения он привык видеть свой дом по вечерам темным и безжизненным, но теперь каждое окно словно приветствовало их. Сначала он удивился, но потом понял, что, как и было обещано, в тот самый момент, когда он надел кольцо на палец Хариты и сделал ее своей женой, дом заполнили рабочие, уже приступившие к ремонту.

— Боюсь, нам покажется здесь довольно шумно, — сказал он. — Ваш отец уже приступил к выполнению своих планов по восстановлению аббатства. Я только надеюсь, что в южном крыле, где находятся наши спальни, достаточно хорошая звукоизоляция.

Она ничего не ответила, но на мгновение подняла голову и взглянула на дом, к которому они приближались. Харита была все еще одета в подвенечное платье, и хотя фата была уже откинута назад поверх огромной бриллиантовой тиары, она закрывала лицо с обеих сторон.

— Не знаю, бывали ли вы прежде в моем доме, — продолжал лорд Вернем, — но он — сама история, и я с удовольствием расскажу вам о своих предках, которые жили здесь.

Ему показалось, что она вздрогнула, хотя лорд Вернем и не был уверен в этом, но так ничего и не ответила. В этот момент лошади остановились перед парадным входом в аббатство. Теперь их встречал не только Холден, но и несколько высоких молодых лакеев в ливрее Вернов, которую, подумал лорд Вернем, его дядя, видимо, тоже продал Теобальду Муру.

Украшенные гербами пуговицы сами по себе представляли немалую ценность уже потому, что были сделаны еще в царствование Георга I, но он уже успел позабыть, как торжественно и нарядно выглядят слуги в напудренных париках и как блистательно великолепен костюм дворецкого.

Один из лакеев распахнул дверцы экипажа, и лорд Вернем вышел из него. Он протянул руку, чтобы помочь выйти Харите, и снова удивился тому, как холодны дрожавшие в его ладони пальчики. Впервые ему стало жаль девушку. Все это, подумал он, должно быть для нее тяжким испытанием.

— Добро пожаловать, милорд и миледи! — важно произнес дворецкий. — Все слуги просили меня от их имени пожелать вам счастья и долгой жизни.

— Благодарю вас, — ответил лорд Вернем, надеясь, что ему не придется в третий раз произносить речь.

В холле выстроилась длинная шеренга слуг, чтобы пожать руки ему и Харите, и он с облегчением увидел, что многие из них были те, которых нанял он сам. На какое-то мгновение он было испугался, что тесть заполнит аббатство своими слугами до такой степени, что для его людей места уже не останется.

Те слуги, которые помнили его еще по прошлым временам, не только поздравляли, но и вспоминали прошедшие дни, его отца, мать и собственные проделки лорда, когда он еще был мальчиком.

Все это заняло немало времени, и только когда была пожата рука последнего мальчишки-поваренка и все слуги разошлись по своим делам, дворецкий, который служил в доме лакеем еще при отце лорда Вернема, объявил:

— Вас ждет шампанское в столовой, милорд а шеф-повар готов приготовить все, что пожелаете вы или ее милость.

— Мы только что закончили есть, — ответил лорд Вернем, — но бокал шампанского, я думаю, будет совсем не лишним.

Он чувствовал, что за свадебной трапезой не только съел, но и выпил вполне достаточно, поскольку напитки Теобальда Мура, как и еда, были превосходными, но слуги, несомненно, будут разочарованы, если он откажется от угощения. Лорд Вернем взял Хариту за руку и повел в маленькую столовую.

Прикоснувшись к ней, он почувствовал, что она вздрогнула и сделала попытку отстраниться. Он удивился, но промолчал, а когда они вошли в столовую, подумал о том, заметила ли она отсутствие мебели.

На столе стояли два зажженных канделябра. Он сразу узнал их — канделябры принадлежали к знаменитой коллекции Вернов.

Почти механически лорд Вернем взял предложенный ему бокал шампанского и повернулся к стоящей рядом Харите.

— Добро пожаловать в аббатство! — тихо произнес он. — Надеюсь, вы будете счастливы здесь.

— Б-благодарю… вас.

Он едва расслышал ее ответ, потом она сделала крошечный глоток и поставила бокал на стол. Лорду Вернему показалось, что при этом она слегка пошатнулась.

— Вы, наверное, устали, — сочувственно сказал он. — Может быть, еще рано ложиться спать, но мне кажется, вам лучше подняться в спальню. У нас обоих сегодня был трудный день.

Он подумал, что потом расскажет ей про своих зверей, но после его слов Харита послушно направилась к двери.

Дворецкий распахнул перед ней дверь, и, когда она шла через холл, лорд Вернем спросил:

— Кто-нибудь покажет миледи ее спальню?

— Там наверху миссис Уильямс, милорд.

— Тогда все в порядке.

Миссис Уильямс ухаживала еще за его матерью, и накануне он с радостью узнал, что она по-прежнему живет в деревне и скучает, потому что ей пришлось уйти на покой в шестьдесят лет.

— Позвольте мне вернуться, милорд, — попросила она. — Я знаю аббатство с детства, начала там работать, когда мне было двенадцать лет.

— Я буду очень рад, — ответил лорд Вернем, — и если возможно, с удовольствием возьму обратно всех, кто раньше имел какое-то отношение к дому и поместью.

— Это нетрудно, милорд, хотя горничные по большей части повыходили замуж и теперь нянчат собственных детей. Но, если позволите, милорд, я скоро обучу молодых.

— Именно этого я и хочу, миссис Уильямс, — ответил лорд Вернем.

Теперь он подумал, что миссис Уильяме именно тот человек, которого он выбрал бы ухаживать за своей женой и с которым она не чувствовала бы себя стесненно. Он никак не ожидал, что дочь Теобальда Мура может оказаться такой тихой и покорной.

Он посмотрел в окно, размышляя, что день, слава Богу, кончился, но, похоже, начинаются новые проблемы.

Заходящее солнце красиво освещало деревья парка, и лорд Вернем решил навестить своих животных, чтобы убедиться, что они удобно устроены и хорошо себя чувствуют на новом месте.

Он повернулся к дверям, но тут заметил на полу что-то блестящее. Это оказался большой бриллиант. Должно быть, он выпал из тиары Хариты или из какого-нибудь другого украшения. Он их особенно не рассматривал, но заметил, как его молодая жена сверкала при каждом движении, что при ее богатстве было вполне уместно.

Наверное, раздеваясь, она заметила пропажу бриллианта и волнуется, решил он. Надо бы успокоить ее, прежде чем идти к зверям.

Он поднялся по лестнице и прошел по длинному пустому коридору, ведущему из центра дома к южному крылу. Расстояние было довольно большим, и по дороге лорд Вернем размышлял, как изменится скоро дом, когда сюда вернутся картины и мебель, а на полу появятся новые ковры.

Он подошел к двери, отделявшей южное крыло от остальной части дома, открыл ее и попал в небольшой коридорчик, куда выходили две двери — его собственной спальни и спальни Хариты.

Он постучал в дверь жены, она тотчас открылась, и на пороге появилась миссис Уильяме.

— Ваша милость! — улыбнулась она, делая реверанс.

— Добрый вечер, миссис Уильямс. Я принес тут кое-что леди Вернем, должно быть, выпало из ее тиары или браслета. Я подумал, она, наверное, беспокоится.

Он разжал пальцы, и миссис Уильямс увидела у него на ладони большой сверкающий алмаз.

— Бриллиант, милорд!

— Вот именно.

— Я передам его ее милости, когда она поднимется к себе, — пообещала миссис Уильямс, забирая камень, — но я думала, она с вами, милорд.

— Со мной? — удивленно переспросил лорд Вернем.

— Да, милорд.

— Но вы же встретили ее на лестнице.

— Да, милорд. Я привела ее сюда. Ее милость сняла тиару и фату и отдала их мне. Потом, ничего не сказав, вышла из комнаты. Я решила, что она снова спустилась вниз… и еще я подумала, милорд…

Миссис Уильямс замолчала.

— Что вы подумали? — спросил лорд Вернем.

— Конечно, я могла и ошибиться, но я смотрела в окно, милорд, и мне показалось, что кто-то в белом прошел через луг к озеру. Я подумала, что вы с ее милостью решили прогуляться.

Мгновение лорд Вернем стоял неподвижно. Потом повернулся к миссис Уильямс:

— Я найду ее милость, миссис Уильямс, а вы идите спать, не надо нас ждать.

— Вы уверены, милорд?

— Вполне уверен.

Лорд Вернем вышел из коридорчика и закрыл за собой дверь. Он быстро шел по длинному коридору, а когда достиг главной лестницы, бросился бегом.