Нырнуть без остатка

Глава 8

Рада

Это дежурство не ладится с самого начала. Сперва не выходит Ира – простыла. Затем Волк вредничает на построении и в обед отказывается есть сваренную кашу. Еще целые сутки впереди, а я уже на износе. Хорошо, хоть на кинодроме3 Волк ведет себя спокойнее.

Я его не виню. Если собака не слушается, самое главное – понимать, что в первую очередь нужно искать причину не в ней. А мне долго гадать не приходится. Кажется, Волк до сих пор дуется, что оставила его на неделю. Говорила Пустовой – плохая идея. Ее палевому лабрадору по имени Зазноба хорошо отдыхалось на даче у родителей Иры, а вот Волку в стенах вольера и под присмотром старшего сержанта Кощеева – как-то не очень.

Но на работе настроение мальчика, конечно, никак не отражается. Только мы надеваем шлейку и забираемся в спецмашину, он забывает все обиды. Сосредоточен и прекрасен в своей стихии. Мой герой.

После окончания тренировки мы вместе заваливаемся на холодную землю – нам слишком жарко. Пока идет сессия, я специально избегаю тактильных контактов, зато сейчас с душой хвалю, обнимаю. Малыш тает, облизывает меня, выгибается. Такой большой стал.

Помню, как увидела его совсем щенком и сразу влюбилась. Весь выводок Центра кинологической службы носился по загону, мелочь наперебой скулила, дралась за еду. Он один сидел в сторонке и взирал свысока. Никого не подпускал близко – ни собак, ни людей. В питомнике его собирались выбраковать как асоциального и не поддающегося дрессировке, но они просто не сумели найти подход. Мы с ним поняли друг друга с одного взгляда. А когда тот с помощью хитрости выбрался из барьера и по следу разлитого бульона пришел ко мне на кухню, я решила, что из него выйдет прекрасный поисковик.

Это уже в ростовской школе служебно-розыскного собаководства мы сузили профиль до спецов в обнаружении взрывчатых веществ, оружия и боеприпасов, а теперь каждый день совершенствуем навыки. За полтора года мы стали неделимы. Волк – мое все. Моя душа и моя суперсила. Мы вдвоем многое прошли, многому научились вместе.

– Больше не проси его целовать, – ворчит Кощей, прерывая наше блаженное одиночество. – И отрезать ничего не угрожай.

До сих пор припоминает мне разговор месячной давности. Именно он приглядывал за Волком, пока я уезжала на море, за что я ему благодарна. Но даже этот факт не помогает мне быть чуточку терпимее. У меня на него самая настоящая аллергия.

– Плохо он себя вел, да? – спрашиваю у Волка, а Кощеев прыскает от смеха.

Я наблюдаю, как они проходят на площадку с зонариком4 Фениксом, которого мы зовем королем закладок – он ищет наркотические и психотропные вещества. Век бы Кощея не видела: мы с ним редко пересекаемся, это сегодня сошлись из-за больничного Иры.

– Ничего. Мы его накажем, согласен? – шепчу на ухо Волку, а тот лижет щеку в ответ.

После уборки вольеров и территории, я занимаюсь бумажной волокитой – составляю месячный план тренировок, который давно пора сдать, заполняю отчеты и акты. На часах шесть вечера, а я беспробудно зеваю – плохо спала, потому что резко похолодало, а батарея в общаге и по сей день не греет.

– Маугли, – вдруг зовет Кощеев так громко, что я подскакиваю, – не спать. Выезжаем вдвоем.

– А что так? Боятся, ты один не справишься?

– Поговори мне тут, – ворчит он.

Вредный, но безобидный. Задирает при любой возможности, потому что отказалась на свидание с ним идти. Мужчины.

Волк радостно скачет при виде меня, вытягивается во весь рост, когда открываю вольер. Мы молча и быстро загружаемся в машину и выезжаем на место происшествия. В пути становится известно, что поступил звонок о взрывном устройстве в конгресс-холле, где проходит массовое мероприятие.

Мы прибываем как раз кстати – вместе с пожарным нарядом и скорой помощью. Саперы и спасатели тоже здесь. Периметр оцеплен, уже проводится эвакуация из здания и с прилегающей территории, что в зоне риска.

Ну теперь наш выход.

Кощеев распахивает дверь под гул сирен и пускает Феню вперед. Мы с Волком уверенно выдвигаемся следом. Каждое движение отточено до предела, затерто до дыр – ни одного лишнего. Многие посмеются, со стороны взглянув на нас с Волком, ну и ладно. Он знает свое дело, я ему всецело доверяю. На этом все. Когда вдруг начинает пахнуть жареным, люди резко перестают забавляться и просят помощи.

– Волк, – зову, чтобы держался рядом.

Малыш рвется к работе, нетерпеливо перебирает лапами – для него это самый чистый кайф, цель всей жизни. Рвется, но ждет. Ждет меня, ждет разрешения.

Только собираюсь только дать команду, как чувствую необъяснимое покалывание на щеках и шее. Оборачиваюсь и в первый миг даже не верю, что вижу Горского. Да так просто не бывает! Хочется спросить одно: какого черта? Несколько раз моргаю, чтобы избавиться от наваждения – он уже преследовал меня во сне. Может быть, и это видение? Но нет же. Стоит. Смотрит. Издалека заметно, как шевелит бровями и сводит их к переносице. Отворачиваюсь, прежде чем начать разглядывать девушку рядом с ним. Красивую.

Реальность разводит нас в разные стороны, и я даже рада этому. Только на крыльце двадцатиэтажного здания поддаюсь порыву и оглядываюсь назад, но не нахожу его в толпе за решеткой забора.

Сосредотачиваюсь на задании и иду вперед. По инструкции нужно начинать поиск с нижнего подвала и заканчивать крышей: сначала работаем мы со служебными собаками, потом визуальный осмотр проводят специалисты с техникой. Но сегодня есть прямая наводка.

– Подозрительную коробку обнаружили в тронном зале, – сообщает Кощеев и уже ведет за собой.

– Серьезно? В тронном?

Я закатываю глаза и следую за ним.

Здесь такое количество коридоров и помещений, что на полный досмотр пришлось бы задействовать, пожалуй, и областные ЦКС5. Все вокруг пышет дороговизной, мне страшно коснуться чего-то. А люди здесь работают, проводят вечера и даже ночи, если верить стендам с рекламой белоснежных спален. Вспоминаю о «золотом мальчике» – теперь ясно, почему его так прозвали.

Тронный зал ярко освещен, повсюду стоят подсвечники, а в центре с потолка свисает сказочных размеров люстра. Столы ломятся от аппетитных блюд, и у меня невольно хватает живот – когда нас вызвали, я как раз собиралась ужинать.

Глядя на запредельную роскошь вокруг, невольно вспоминаю, как ребята в детдоме, далекие от реальности, совершенно серьезно рассказывали, что деньги им после выпуска достанет фея, а жить они будут в большом доме со слугами. Ведь наш приют, по сути, и был таким местом: нянечки, санитарки, воспитательницы и деньги – хоть и мизерные, но с неба. Интересно, кто-нибудь исполнил мечту? Судя по тому, как часто я встречала знакомые лица на работе и в криминальной хронике, – очень вряд ли.

– Ищи! – говорю Волку, отпуская поводок.

Мы обходим коробку по кругу. Несколько раз. Волк всем видом показывает, что внутри ничего нет. Страшно ли мне? Всегда. Я ведь живой человек. Но я верю ему, он не ошибается никогда.

– Чисто.

– Уверена? – переспрашивает Кощей.

– Абсолютно.

Он, конечно, изображает недоверие, специально выказывая неуважение подобными вопросами, но коробку тем не менее открывает сам. И резко вскрикивает, потому как из нее брызгает что-то красное. Нет, не кровь. Пахнет… краской?

На проволоке, что тянется из коробки, висит игрушка. Клоун. В руках у того записка с кричащей надписью «убийцы». Мне не по себе. Но сильнее беспокоят собаки – Феникса тоже неслабо заляпало, у Волка испачкан хвост. А Кощей по заслугам получил.

Слышу позади звуки потасовки, потом мелькает вспышка. Журналисты – отчаянные люди, вечно суют нос, куда не надо.

– Убрать посторонних! – Кощеев громко ругается, пока Волк усердно облаивает клоуна. – Значит, чисто говоришь?

Он гневно смотрит на меня.

– Взрывное устройство не обнаружено, товарищ старший сержант. Да, Волк? Волк!

– Наряды вне очереди я тебе обеспечу, – выплевывает он перед тем, как мы отправляемся зачищать территорию.

На улице до сих пор столпотворение. Пресса, зеваки, гости с праздника – или что там в этом тронном зале должно было состояться. Прохожу мимо: здесь, но не на сегодня, наша работа закончена.

– Вам ранее угрожали? – следователь адресует вопрос седому мужчине, и я обращаю на них внимание.

– Мне каждый день угрожают. С моим-то статусом! – отвечает громко. – Я Горский! Что непонятного?

Никогда бы не подумала. Это отец Никиты? У них же ничего общего. Ну, кроме фамилии.

Наблюдаю, как снимают оцепление, по толпе пробегает шепот. Я иду прямиком к припаркованной служебной машине, но Волк, как назло, останавливается и обнюхивает девушку. Ту самую девушку, которая была с Никитой. Даже против воли приходится теперь рассмотреть ее внимательнее и не найти ни одного изъяна.

– Уберите эту шавку! – голосит она, и мне тотчас хочется ей врезать.

– Фу, Волк! Рядом! – требую от него, а затем, не сдержавшись, тихо добавляю: – Сама такая.

– Что ты сказала? – завывает ты еще громче. – Нет, ты слышал, что она сказала?

Черт, Никита появляется. Ну не было же его, откуда взялся?

– Зай, эта сотрудница оскорбила меня!

Я намеренно блокирую слух и отвожу взгляд, лишь бы не замерзнуть от холодного безразличия в глазах Горского.

– Лиля. – Всего четыре буквы, а сколько в них злости и нетерпения.

Не только со мной он такой.

Дамочка прекращает капризничать как по мановению волшебной палочки. Актриса, блин.

Дожидаясь Кощеева, смотрю вокруг, но меня продолжает тянуть в сторону Горского. Из последних сил сопротивляясь, я утыкаюсь взглядом в женщину рядом с ним – одетую в строгий плащ и, наверное, тяжелые сережки, которые достают до плеч. Вот на нее Никита похож больше. У них даже подбородок одинаковый. И цвет волос. Мама его?

Она шепчет без остановки и то и дело целует крестик. Неужели люди и правда верят, что невидимый Бог им поможет?

Нет, я не спорю, что существует какая-то высшая сила, но почему она должна кому-то помогать? Она нас создала – и на том спасибо. Не думаю, что «силе» есть дело до нас.

В детском доме крестили целыми пачками. Я не шучу: приходил батюшка и через минуту-другую все дети становились освященными. Их убеждали, что теперь их жизни переменятся: теперь они несут в себе все человечество, теперь они не одиноки. Бред. Не спасло это – кто сидит в тюрьме, кто пропал без вести, кто до сих пор в детдоме. Не свалилась сверху манна небесная, никто не озарил их путь лучом света. Чуда не произошло, потому что чудес не бывает.

– И где твой бронежилет? – раздается над самым ухом почти шепот.

Я не пугаюсь, не вздрагиваю, но полчища мурашек расползаются от шеи по всему телу.

Подняв глаза, я молчу. После нашего знакомства почти месяц назад я запретила себе думать о Горском. И уж точно не рассчитывала встретить его. В Южном. При исполнении.

Волк подает голос негромким рычанием. Отхожу на шаг, чтобы не нервничал, и киваю на мальчика.

– Вот он. И бронежилет мой, и табельное оружие, и напарник. Комбо.

– Можно? – Никита сначала спрашивает у меня и только потом садится перед Волком.

– Он не сильно дружелюбный, – предостерегаю, чтобы тот не лез с сантиментами.

Волк, конечно, не укусит, но рявкнуть может неслабо.

– Кого-то мне напоминает, – произносит Никита вскользь, а в следующую секунду уже чешет моего героя за ухом.

Тот аж скулит от удовольствия, вертит мордой, требуя еще и еще. Как такое возможно? Он же вообще редко кого к себе подпускает. Ужасно странно. Но больше меня удивляет широкая улыбка Горского. Оказывается, умеет.

– Рада! – слышу вдруг.

Быстро оборачиваюсь и вижу Кощеева. Тот внимательно смотрит на меня и на Никиту, который продолжает гладить Волка. Старший сержант по-прежнему сильно перепачкан краской, не могу сдержать улыбку. Интересно, с каких пор он меня по имени зовет?

– Поехали.

Тотчас киваю и чуть натягиваю поводок. Нужно бежать.

– Вы занимаетесь хорошим делом, – вырастая в полный рост, произносит Горский.

– Спасибо, – бросаю я и, не попрощавшись, ухожу.

В этот раз оставляю последнее слово за собой.