"Я расскажу вам то, что видел своими глазами или слышал от людей, которым я доверяю"
Остаток дня он провёл за разной ерундой, размышляя о том, что было, и о том, что, как он надеялся, будет. Денис решил проинспектировать чердак, на который можно было забраться по наружной лестнице типа пожарной. Чердак оказался на разочарование пустым, по стенам там стояло немного слоноподобной мебели: диван (и как только его умудрились сюда втащить?), шкаф, узкая кровать, огромный сундук, пара табуреток и небольшой круглый стол. Посреди чердака торчала кирпичная труба от печки. Шкаф был пуст, а в сундуке лежали совершенно неинтересные покрывала, полотенца и другие тряпки. Было довольно пыльно, но никаких древних предметов таинственного назначения на полу не валялось. Из окна открывался вид на дорогу и часть пейзажа. Видно было изумительно далеко.
Снизу послышался Танин голос:
— Дениска, ты где?
С неудовольствием Денис отозвался. Во-первых, он не любил, когда его звали Дениской, во-вторых ему совершенно не хотелось отрываться от дела. Тем не менее Таня уже поднималась.
— Ух ты, — сказала она, — а здесь здорово! Только пол вымыть надо. И пыль вытереть.
Денис считал, что это совершенно лишнее. Чердак должен пахнуть пылью и заброшенностью.
— А зачем? — спросил он.
— А чтобы на полу можно было сидеть. И на стульях, — добавила Таня проведя пальцем по табуретке, — Сейчас я воды принесу.
Денис, конечно, не подумал насчёт сидеть. В словах сестры был некоторый резон. Таня действительно умудрилась притащить полведра воды и пару тряпок. Денис взялся чинить выключатель, так как свет не работал, а Таня возилась с тряпками. Денис с удовольствием поглядывал на её стройные ноги, расставленные над лужей воды, на задранную попку, когда она наклонялась с тряпкой в руках.
— А вы давно в разбойников играете? — спросил он безразличным тоном.
— Да уж года два.
— С мальчишками?
— Не-ет, — Таня хмыкнула, — откуда их здесь взять?
— Ну… — вообще-то Денис был доволен, — А местные?
— Да? — Таня обернулась и скроила презрительную гримаску, — А ты их видел?
Пауза. Таня тёрла пол, а Денис пытался открутить заржавевший винт.
— А ты сам-то в разбойников играл?
— Я? — Денис не знал, что она имеет в виду, — Ну не в таких. И не с девчонками.
— А когда-нибудь ты с девочками ТАК делал?
Денис старательно рассматривал выключатель.
— Да как… — ответил он, — не так, но…
— А как?
Денис замялся. Ну о-очень неудобно было бы рассказывать о его «удачах» в транспортной толпе.
— Ну там, знаешь, игра есть, мертвеца оживлять.
Да, действительно есть такая игра, когда один лежит как труп, а второй пытается привести его в чувство. Можно смешить, пугать, щекотать травинкой… Вот только последний раз Денис в эту игру играл, наверное, классе в третьем.
— А ты? — спросли он, перехватывая инициативу.
— Что я? — Таня выпрямилась, охватывая взглядом плод своих трудов.
— Ну, тебя когда-нибудь мальчишки того… — Денису не хотелось произносить слово «лапать».
— А, — Таня поняла, — было однажды.
— Давно?
— Год назад, в пионерлагере.
Таня бросила тряпку на пол, и присела в уже протёртое кресло.
— У нас тогда был концерт, и я была суфлёром. То есть, надо было сидеть и подсказывать, если кто-то что-то забудет. И ещё фонариком подсвечивать в конце. Ну вот, а суфлёры сидят в будках, а у нас будки не было, была только заколоченная дыра в сцене. Так вот они её открыли, засунули туда ящик, длинный, а сверху другой приспособили. И для того, чтобы мне туда залезть, меня туда опускали ногами, а сверху оставались только плечи и руки. Ну, и голова, конечно. А потом ещё сверху ставили такую крышку, чтобы из зала не было видно. То есть, не из зала, а… ну, в общем, понятно. И там так тесно было, что можно было только страницы переворачивать, а ничего больше, ни повернуться, ни тем более вылезти нельзя. И вот представляешь, концерт, народу полно, гости там всякие, родители, цветы там… Все волнуются… Ну, запихали меня в эту трубу, идёт спектакль, я стою, листаю бумажки… И вдруг чувствую, вроде доски на уровне моих коленей под сценой отдирают. Потом вдруг хвать меня за трусы…
— А ты что?
— А что я… пошевелиться-то не могу… Они видят, что я не кричу, на помощь не зову…
— А почему?
— Да ты чего? Там народу тыща, и я им всем буду объявлять, что меня лапают? (Вот это слово, сама сказала!) Ты что! Это вообще значит концерт сорвать! Да, ну они осмелели, стащили с меня трусы, засунули подол за шиворот, и давай лапать по очереди…
— А много их было?
— Чёрт их знает… человек пять, наверное…
Денис внутренне ахнул. Как он хотел бы находиться там, вместе с ними, под сценой, разглядывать и лапать Таньку, которая не может пошевелиться…
— А ты не могла присесть, ноги там согнуть?
— Не-а… там тесно, коленки зажаты, сзади подпирает, так что наоборот…
Денис прямо представил себе, как в дырке ящика торчит голая девчонка, Танька, и её можно лапать, лапать, лапать…
— И что ты делала?
— Ничего… стояла, подсказывала иногда…
— Не пожаловалась потом?
— А на кого? Я их видела, что ли?
— А концерт длинный был?
— Да минут сорок..
— А они долго…
— Да вот почти весь концерт… — Таня глубокомысленно покивала Денису, мол, вот видишь, как бывает…
Денис продолжал свинчивать выключатель. Ну почему, почему ТАКОГО не было с НИМ? Уши его горели от зависти, он даже забыл, что эту самую Таньку он сам рас сматривал, а если поймает в игре, то тоже будет лапать, лапать, лапать… Было в этой истории что-то завораживающе зовущее, что-то более интересное…
Всё оставшееся время он не мог ни о чём думать, отвечал невпопад, пока они ещё некоторое время наводили порядок, Таня даже привела в приличный вид кровать, что-то там постелив, так что на ней теперь тоже можно было лежать или сидеть, или даже спать, если приспичит. Потом баба Катя позвала ужинать. Перед сном он долго ворочался, в голову лезли мысли о том, что Таня за стенкой сейчас опять занимается онанизмом, о том, что неплохо быть девчонкой, когда всё интересное под рукой, о том, кого и как он будет ловить завтра, и заснул, так и не прикоснувшись к Бену, в надежде на завтра.