Обещание Кристоса

ГЛАВА ПЕРВАЯ

– Неужели ты хочешь навсегда остаться в монастыре? – В голосе Кристоса Патерса слышались нотки недоумения. Чтобы такая девушка (ее отец сказал, что ей уже двадцать пять, но она не выглядела на свои годы) не хотела выйти замуж? Быть этого не может! И чем он ей не муж?

– Ты уже получил мой ответ, – холодно ответила Алисия Лемос, – напрасно ты приходишь сюда и тратишь свое драгоценное время.

Он повернулся спиной к монахине, которая все время крутилась рядом, и попытался сделать так, чтобы она не слышала их разговора. Аббатиса настояла на том, чтобы Алисию сопровождала монахиня, но это вовсе не значит, что ее надо обязательно посвящать в предмет их беседы.

– Ты сказала «нет» отцу. – Тон был обманчиво – мягким. – Мне ты этого не говорила. – Он повысил голос. Не следовало этого делать. Он и без того сильный мужчина и всегда добивался своего.

Но Алисия лишь изогнула дугой черные брови, как бы говоря: «Некоторым женщинам льстит такая настойчивость, но только не мне».

– Итак, твой ответ?.. – снова спросил он.

Алисия скептически рассмеялась, но в глазах у нее зажегся недобрый огонек.

– Я, конечно, знаю, что ты американец, но не можешь же ты быть таким идиотом!

Любого другого, у кого самооценка была не столь высока, это замечание сокрушило бы. Но он не любой. И мисс Лемос не любая. И он нуждался в ней и не собирался покидать Оиноуссаи без нее.

– Тебе не нравятся американцы?

– Не все.

– Хорошо. Будет легче при переезде в Нью-Йорк.

Их глаза встретились, и она неожиданно побледнела:

– Я никуда не собираюсь переезжать и никогда не соглашусь на эту свадьбу.

Он пропустил это ее заявление мимо ушей, так же как и все предыдущие.

– Если для тебя это важно, то знай, что я считаю себя греком. Мои родители родились здесь и называют это место своим домом.

– О, тогда они счастливые люди.

Он улыбнулся. Неудивительно, что своего отца, Дериуса, Алисия довела до отчаяния. Она не хотела выходить замуж. Ей просто было это не нужно.

– Не знаю, обрадуются ли они тебе как своей невестке, но ничего, привыкнут, – проговорил он.

Краска неровно залила ее щеки.

– Я уверена, тебя они обожают.

– Безгранично. Но ведь большинство греческих матерей живут исключительно для своих сыновей.

– Да, я знаю, ведь дочери быстро уходят из дома.

Кристос не показал виду, что услышал в ее голосе глубокую боль.

– Но ты же не имеешь в виду наших дочерей? Их я буду холить и лелеять.

В тридцать семь лет ему нужна была жена, а Дериусу нужен был муж для его несговорчивой дочери.

– Я – последний из Патерсов в своей ветви. И свое обещание подарить родителям внука до своего тридцать девятого дня рождения я выполню.

– И ты надеешься, что я помогу тебе в этом?!

Он еле удержался от того, чтобы не засмеяться:

– Да, ты права.

Алисия сжала кулаки. Ей так хотелось стереть с его самонадеянной физиономии эту противную усмешку. Она никогда не встречала человека, более уверенного в себе, чем этот тип.

Она судорожно пыталась понять, зачем отцу надо было лететь через океан, чтобы привезти ей мужа. Ведь он всегда с презрением относился к богатым. Видимо, он уже отчаялся. Ну что же, она тоже. Но ведь он как будто продает ее с аукциона!

Горячие слезы навернулись на глаза Алисии, но она сумела удержать их. Мама никогда бы не позволила отцу так поступать с дочерью.

– Бывают и худшие партии, чем я, мисс Лемос, – снова подал голос Кристос.

Она почувствовала иронию, но не смогла даже улыбнуться.

– Муж остается мужем, а мне он не нужен.

– Большинство женщин грезят о том, чтобы выйти замуж. Это мечта любой греческой девушки.

– Я не любая.

Он засмеялся:

– Это вы так говорите, но я уже усвоил, что все женщины одинаковые. В вас всех заложена определенная программа.

– А в вас нет?

– Свою программу я хотя бы не пытаюсь прятать. Мне нужны дети, я хочу их. – Он изучал ее пристальным взглядом, как будто она была скаковой лошадью. – Ты молода. Ты будешь идеальной матерью.

Она вздрогнула:

– Но я не хочу быть матерью. Он равнодушно пожал плечами:

– Мы можем пожениться сегодня. Здесь. Будем только мы. Боюсь, твой отец не приедет.

Алисия легко могла бы ударить его сейчас. Ведь она точно знала, для чего Кристос Патере хочет жениться на ней. Ему нужно ее приданое. Ее приданое и связи ее отца. Когда Дериус отойдет от дел, Кристос унаследует всю его империю.

– Тебе не кажется, что ты слишком уверен в себе? – спросила она.

– Так говорят мои критики.

– У тебя их много?

– О, масса, – засмеялся он.

Она сжала зубы. Для него это была лишь шутка, игра, он играл с ней, как кошка с мышкой. Она с трудом держала себя в руках, но эта неприятная ситуация все больше угнетала ее.

– Ты сумасшедший, если думаешь, что я выйду за тебя.

– Твой отец уже согласился на женитьбу, и приданое уже готово.

– Так передай ему, что свадьбы не будет!

– Я не могу этого сделать. Ты нужна мне.

– Вне зависимости от того, что вы оба думаете, я не настолько слабохарактерна и глупа, – проговорила она, глядя на него в упор. – Если у вас проблемы со слухом, то я еще раз повторяю: я не выйду за вас, мистер Патере. Лучше состарюсь в этом монастыре, чем возьму вашу фамилию.

Кристос поборол желание улыбнуться. Ее отец говорил, что дочь у него трудная, но он ни в коем случае не имел в виду ее ум и характер. Есть разница между трудным и активным. Трудный – это плохо. А активность и предприимчивость обычно приветствовались. И ничто не было более привлекательным, чем предприимчивые женщины.

– О, ты знаешь, кажется, ты мне нравишься, – мягко пробормотал он.

– Но я боюсь, что чувство не взаимно.

Ее губы изогнулись, и он увидел, как Алисия откинула назад голову, как ее темные глаза бросили ему вызов.

Солнечный свет упал ей на лицо, и он вдруг понял, что глаза ее вовсе не карие, а голубые. Загадочные, темно-голубые и очень глубокие. Как небо ночью. Как Эгейское море перед штормом. Пшеничные волосы и голубые глаза. Она была точь-в-точь как ее мать, наполовину русская, наполовину гречанка, которую он видел на фотографии и которая, наверное, была одной из красивейших женщин в свое время.

– Ничего, ты ко мне привыкнешь. Я постараюсь сделать нашу супружескую жизнь… сносной.

– Я скорее позволю засунуть мне в рот удила и – привязать седло к спине! – Глаза Алисии излучали ярость.

– Сейчас меня это прельщает.

Ее щеки стали ярко-розовыми. Он вдруг почувствовал страстное желание. Она будет его. Просто сама об этом еще не знает.

Алисия предпочла отойти в дальний угол сада. Она скрестила руки, ее грудь поднималась и опускалась вместе с ее быстрым дыханием.

Он не спеша последовал за ней, не желая слишком давить на нее. Пока еще не желая. Украдкой он потрогал свой нагрудный карман, чувствуя острый край утренней газеты. Она, должно быть, никогда не читает газет. Кристос понимал, что это нечестная игра, но он не собирался сдаваться. Он обещал своим родителям, что принесет богатство своей семье, и каждое решение, принятое им, преследовало эту цель. И состояние семьи с тех пор многократно увеличилось в результате множества сделок.

Она почувствовала его приближение.

– У тебя совсем нет совести? – Ее охрипший голос дрожал от переизбытка эмоций. – Как ты можешь жениться на женщине без ее согласия?

– Это не будет без твоего согласия. У тебя есть выбор.

– Ты мне противен.

– Ну тогда иди и позови монахиню. Она сгорает от желания послушать наш разговор.

Алисия посмотрела через плечо на монахиню и сжала губы.

– Тебе все это нравится. Ты получаешь от этого удовольствие.

– Это день моей свадьбы. Что же здесь может не нравиться?

Она сделала шаг назад и опустилась на мраморную скамейку. Он подошел к ней так, чтобы видеть ее лицо.

– Алисия, ты понимаешь, что твой отец поклялся держать тебя здесь до тех пор, пока ты не изменишь решения? Тебя это не волнует?

– Нет, ты не первый мужчина, которому я отказала, и, осмелюсь предположить, не последний. Я в монастыре уже около года, и если честно, уже начинаю думать о том, чтобы остаться здесь навсегда.

Остаться навсегда? Он ни на секунду не поверил ей. Несмотря на ее правильную классическую красоту – высокие скулы, тонкие изогнутые брови, – ее глаза, эти сине-фиолетовые глаза излучали какую-то тайну.

Ей настолько же подходило монашеское одеяние, насколько ему пошла бы священническая ряса.

Нет, никогда он так просто не отступал. Он любил рисковать. Смелая, захватывающая борьба за греческую судовую индустрию продолжается. И он достаточно удачливый игрок.

– Твоим домом, Алисия, будет мой дом. И ты моя. Ты – часть моих планов. А если я чего-то захочу, то я от этого не отступлюсь. Я никогда не отступаюсь.

– Эта поразительная черта твоего характера будет более подходящей в каком-нибудь другом месте, – скептически выдавила из себя Алисия.

– Нет никакого другого места. И нет никакого выбора. Ты, наша женитьба – это мое будущее, – сказал он мягко.

Теплый ветерок пробежал по саду, слегка растрепав прядку, выскочившую из ее строгого узла волос. Она даже не сделала попытки пригладить ее.

Ему нравилось смотреть, как солнце скользит по ее плечам и лицу. Оно делало ее волосы золотыми. И голубые вспышки мерцали у нее в глазах.

– Я знаю, кто вы, мистер Патере. И я знаю о ваших успехах. Рассказать, что мне известно?

– Будьте так любезны. Я люблю счастливые истории.

– Чистокровный грек. Родились и выросли в обычном пригороде Нью-Йорка. Ребенком посещали обычную государственную школу до того, как вас приняли в более престижную, достаточно хорошую школу. Но почему же сразу не в Гарвард? Гарвард все-таки лучше.

– Гарвард – для потомственной аристократии.

– Верно. Ваш отец покинул Оиноуссаи обанкротившимся и опозоренным.

– Нет, не опозоренным. Просто нищим. К счастью, в других местах жизнь получше.

– Ваш отец работал на судостроительном заводе, – продолжила Алисия.

– Он был сварщиком, – невозмутимо добавил Кристос, пряча свои эмоции. Он был безгранично предан своим родителям, и особенно отцу. Его преданность отцу и семье поддерживали их во времена невзгод и трудностей.

Быстро, пока она не успела продолжить, он перевел разговор на нее:

– А твой отец, Алисия, унаследовал все свои миллионы. Ты никогда не испытывала ни в чем недостатка. Ты не знаешь, что значит бедность.

– Но вы больше не бедны, мистер Патере. У вас сейчас примерно столько же кораблей, сколько во всей британской торговой флотилии. И сейчас вам несложно найти невесту, которая не отвергла бы ваше предложение о женитьбе.

– Но я не смогу найти другого Дериуса Лемоса.

– То есть на самом деле вы берете в жены моего отца.

Она была великолепна. Кристос слегка улыбнулся, удивляясь несоответствию спокойной внешности девушки ее вспыльчивому характеру. Он неожиданно поймал себя на мысли, какой она будет в постели. Должно быть, пылкой, страстной и горячей.

Он посмотрел на растрепавшуюся золотистую прядку волос, плясавшую у нее на щеке, ласкающую ее ухо, и почувствовал страстное желание последовать за этой прядкой своим языком, рисуя тот же путь на ее лице – от скулы до рта, ото рта до мочки уха.

Его тело напряглось, наполняясь волнующим желанием. Он по-настоящему хотел иметь такую жену. Какие бы у них были дети!

Алисия откинулась назад на скамейке, ее коричневое мрачное одеяние словно помогало ей скрывать чувства.

– Насколько хорошо вы знаете моего отца?

– Достаточно хорошо, чтобы знать, чего от него можно ожидать.

Она позволила себе легкую улыбку, и Кристос заметил отблеск на ямке слева от ее пухлых губ. Они тоже будут его после их свадьбы.

– Мой отец, должно быть, тоже хочет иметь вас в заднем кармане. Я так и вижу его, потирающего руки и довольно смеющегося. – Она подняла голову, и Кристос увидел густые ресницы, открывающие голубые глаза. – Он же потирал руки, когда вы сделали это предложение?

Ее тон, ее голос, ее глаза. О боже! Он так хотел ее!

Кристос резко наклонился вперед и схватил пучок волос у нее на затылке. Глаза Алисии округлились, когда его пальцы натянули ее волосы за секунду до того, как он закрыл ее рот своим.

Она судорожно вздохнула, когда он дотронулся до ее губ своими и языком прочертил линию ее рта. Он не мог не заметить ее взволнованное дыхание и неожиданную податливость ее губ.

Его собственное тело напряглось, кровь пульсировала.

Издалека он услышал покашливание. Монахиня!

Кристос медленно отодвинулся от Алисии.

– Ты такая сладкая, – хрипло пробормотал он.

Алисия побледнела и провела тыльной стороной руки по губам, как будто пытаясь стереть отпечаток его поцелуя.

– Только попробуй еще раз так сделать, и я позову аббатису.

– И что ты скажешь, сладкая Алисия? Что твой муж поцеловал тебя?

– Мы не женаты! Мы даже не обручены!

– Но скоро будем. – Он уставился на ее обнаженную ключицу. – Ты любишь заключать пари?

Она заметно вздрогнула:

– Нет. Я никогда не рискую.

– Это замечательно. Но я люблю пари. Видишь ли, Алисия, я знаю о тебе больше, чем ты думаешь. – Он поймал ее недоверчивый взгляд и почувствовал удовлетворение. – В семнадцать ты получила университетскую стипендию, чтобы поехать в школу искусств в Париже. Жила на чердаке с десятком таких же желающих стать художниками, вела богемный образ жизни. Когда деньги кончились, ты, как и остальные, стала искать работу. Лето проработала домработницей, потом в булочной. Дольше всего ты продержалась в должности экономки в семье дизайнера.

– Это были приличные работы, – чуть слышно проговорила она, кровь отхлынула от ее лица.

– Да, приличные, но уж слишком отличающиеся от той жизни, к которой ты привыкла.

– И что из этого следует?

Улыбка сползла с его лица, и он, наклонившись вперед, взял ее за подбородок.

– Ты восемь лет пыталась скрываться от своего отца.

Она открыла рот, но не произнесла ни звука.

Кристос пристально глядел на девушку, приблизив свое лицо к ней, и видел каждую вспышку в ее глазах.

– Но какое-то время ты была свободна. Ты рисовала, путешествовала, общалась с теми, с кем тебе хотелось. Но потом ты вдруг заболела, и заботливый отец поместил тебя в больницу в Берне. Больше он тебя от себя не отпускал.

– Но он не сумел завоевать мою душу! И никогда не сумеет. – В ее глазах опять появился вызов.

Его голос потеплел, взывая к ее разуму:

– Подумай об этом, Алисия. В Греции ты беспомощна. Твой отец – глава семьи, у него абсолютный авторитет. Он имеет право выбрать тебе мужа. И он имеет право запереть тебя здесь. Он может сделать твою жизнь несчастной.

– Я здесь не пленница.

– Тогда почему же ты не уедешь?

Она задержала дыхание, полная внимания, ее глаза застыли, губы были плотно сжаты.

– Ну а если бы я был твоим мужем, – закончил он после короткой паузы, – ты бы смогла уехать отсюда. Сегодня же. Ты наконец-то стала бы свободной.

Минуту она молчала, так же внимательно изучая его, как только что слушала. Потом проговорила:

– Греческие жены никогда не бывают свободны.

– Ну, может, не так, как тебе бы хотелось. Но ты сможешь путешествовать, будешь делать то, что тебе нравится, будешь сама выбирать себе друзей, – он перевел дыхание, – и ты сможешь опять начать рисовать.

– Я больше не рисую.

– Но ты сможешь. Я слышал, что ты это делала довольно неплохо.

Неожиданно Алисия рассмеялась. Она обняла себя руками, словно пытаясь оградиться, защититься.

– Должно быть, тебе очень нужны корабли отца!

Кристос почувствовал какую-то горькую радость, такого он еще никогда не испытывал. Он увидел себя таким, каким был. Деятельный, расчетливый, гордый, пекущийся только о своих собственных интересах. И эта женщина, эта привлекательная хрупкая молодая женщина знала, что она – средство достижения каких-то целей в бизнесе. Ее цена – это имя, ее ценность – приданое. На какую-то долю секунды он возненавидел всю эту систему, возненавидел себя.

Алисия увернулась от его объятий, сделала несколько шагов назад.

– Корабли, – прошептала она, – как же я их ненавижу.

– А мне они нравятся, – ответил он, представляя себе, как бы она смотрелась на картине: крутой изгиб шеи, нежная бархатная кожа, игривые завитки ее волос цвета дикого меда, ласкаемые солнцем. Он хотел эту женщину!

– Мистер Патере, вам никогда не приходило в голову, зачем такому могущественному человеку, как мой отец, отдавать свое богатство лишь для того, чтобы сплавить дочь?

Солнечный свет плясал у нее на голове, ветерок трепал уже вторую прядку.

– Я порченый товар, мистер Патере. Отец не смог бы меня выдать за местного греческого жениха, даже если бы очень постарался.

И даже более порчгный, чем он может себе представить, – Алисия отчетливо понимала это.

Непрошеные воспоминания о швейцарском санатории пришли на ум. Около четырнадцати месяцев она провела там, весь свой двадцать первый год, пока не приехала ее мать и не вытащила ее оттуда. Она нашла ей маленькую квартирку в Женеве.

Алисии нравилось в Женеве. Ни одного плохого воспоминания. И около двух лет она жила тихо, счастливо, работая в маленьком магазине одежды, находя убежище в своей небольшой квартирке. Раз в неделю она звонила матери в Оиноуссаи, и они просто болтали ни о чем.

Мама никогда не говорила с ней ни о санатории, ни о Париже. Алисия никогда не спрашива – ла об отце. Но они понимали друг друга и знали боль каждой.

Алисия не вернулась бы в Грецию, в дом отца, если бы не болезнь матери. У нее оказался рак.

Мрачный колокольный звон пробудил Алисию и напомнил ей о смерти матери и о похоронах.

Колокола продолжали звонить, и их перезвон был похож на скрип ногтя по доске. О, как же она ненавидела это место! Сестры делали все возможное, чтобы она чувствовала себя комфортно в стенах монастыря, но Алисия так хотела вернуться к жизни!

Сестра Елена, монахиня с непроницаемым лицом, сказала, что пора возвращаться.

Алисия почувствовала какое-то подобие паники, отчаяния, которое делало ее легкомысленной. Она не могла заставить себя покинуть сад и потерять надежду на свободу.

Чувствуя эту внутреннюю борьбу, которая происходила в душе женщины, Кристос решил вмешаться:

– Тебе не обязательно возвращаться.

Он чувствовал ее неуверенность и смущение, и его голос был тихим и спокойным:

– Останься сегодня со мной, это будет началом твоей новой жизни. Все будет увлекательно и ново.

Он дразнил ее, играл с ней, и она уже готова была сделать все, чтобы добиться долгожданной свободы, даже опуститься до этой сделки.

Она может покинуть монастырь, если станет его женой.

Она может отделаться от отца, если свяжет себя с этим незнакомцем.

– Ты не боишься меня? – спросила она, отвернувшись от сестры Елены и глядя на этого смуглого красивого мужчину.

– А почему я должен тебя бояться?

– Я думаю, отец рассказывал тебе о моем здоровье… – Эти слова дались ей с трудом, они причиняли ей настоящую боль, и на глаза девушки навернулись слезы.

– Ну, он упомянул, что несколько лет назад ты серьезно болела, но сказал^ что сейчас ты в полном порядке. И выглядишь великолепно, разве что слишком худа. – Он оценивающе осмотрел ее с головы до ног.

Ее губы изобразили некое подобие слабой и фальшивой улыбки.

– Внешность может быть обманчивой. Кристос пожал плечами.

– Первые мои семь кораблей были повреждены. Я фактически сделал их заново, снял старую обшивку, вычистил их от носа до кормы. И через год они принесли мне первый миллион. Это было десять лет назад. И они до сих пор в прекрасном состоянии.

Она представила себе, как он раздевает ее, собираясь сделать заново. Эта картина шокировала и испугала ее. Последний раз она была с мужчиной много лет назад, и Кристос совсем не был похож на того подростка.

Она знала, что щеки ее сейчас залились крас – кой, и ненавидела себя за это. Девушка постаралась взять себя в руки.

– Я тебе никаких миллионов не сделаю.

– Да, у тебя они уже есть.

Обожженная этой безжалостной циничностью, она гордо выпрямилась.

– Тебе придется забыть о них. Я уже не один раз сказала, что никогда не выйду замуж.

– Ты имеешь в виду, что еще раз никогда не выйдешь замуж?

Она застыла на месте. Он знал?

– Ты вышла замуж, когда была еще совсем девчонкой. Он был англичанином, на шесть лет старше тебя. Я думаю, вы познакомились в Париже. Он что, тоже был художником?

Она медленно повернула голову, широко раскрытые глаза ее выражали ужас. Что еще было ему известно? Что еще ему сказали?

– Я не собираюсь обсуждать с тобой ни этого человека, ни мое замужество, – хрипло произнесла она. Брак с Джереми был ее величайшей ошибкой.

– Твой отец сказал, что тот мужчина охотился за твоим приданым.

– А разве ты сейчас занимаешься не тем же самым?

Ее темные глаза блестели. Она поняла, что от этого мужчины так легко не отделаешься.

Кристос обошел ее, и ей пришлось повернуть голову, чтобы видеть его реакцию. Бабочки летали около ее груди, своим трепетным полетом словно подчеркивая волнение Алисии. Он был высоким, намного выше всех мужчин, которых она знала, и солидным, с широкой грудью и мускулистыми руками.

Ее нервы были на пределе. Она ясно понимала всю невыгодность своего положения и судорожно искала ту соломинку, за которую можно было бы схватиться.

– Нормальный, уважающий себя грек никогда не согласится быть вторым мужем!

– Мы уже поняли, что я не обычный греческий мужчина. Я делаю то, что хочу, и так, как хочу.