Обещай мне

4 глава.

Утром я быстро искупалась и потренировалась держать голову, намеренно избегая смотреть на ужас, который, уверена, отображался на моей бледной коже.

Я зашила платье, как приказал Уинстон. В спальне, в кедровом шкафу висело еще несколько платьев ручной работы. В то время как в Хейл, мне было разрешено одеваться в общественную, хотя и скромную, одежду, чтобы не провоцировать вопросы. Но так как я соблюдала требования Долины Иерихон, то мне для церкви нужны были платья до пят с длинными рукавами. Теперь-то, в такой одежде, я осознала, что значит быть угнетённой.

Кто-то, вероятно, одна из жен-сестер, наполнила холодильник. Свежие яйца из одного семейного курятника лежали в корзинке на столешнице. В шкафчике уже было несколько чугунных сковородок. Я взяла одну и начала готовить яйца, мои плечи сжались, когда я услышала, что Уинстон пошевелился в соседней комнате.

— Доброе утро, жена, — весело сказал он, целуя меня в щеку с любовью так, что я посмотрела на него в шоке.

— Доброе утро, Уинстон, — тихо сказала я.

Уинстон взглянул в сковороду и усмехнулся. — Яичница?

— Да.

Он стоял у меня за спиной, когда я попыталась сосредоточиться на приготовлении яичницы.

Когда я услышала, как его дыхание начало учащаться, я закрыла глаза, мой разум уже знал, что придется вынести моему телу снова.

В дверь резко постучали. Я выдохнула с облегчением, радуясь даже временной передышке.

Уинстон пошел открывать, и я услышал шепот нескольких низких мужских голосов. Мне показалось, что среди них был голос моего отца.

— Промиз! — Позвал раздраженно Уинстон.

Я выключила плиту и вытерла руки о платье. Я двигалась медленно и неуклюже, от ударов, нанесенных мне.

В небольшой гостиной стоял мой муж, отец и мой дядя. Все трое выглядели мрачными и серьезными.

— Наши гости хотят пить, — пояснил Уинстон, не глядя на меня.

Я вернулась на кухню и налила три стакана воды и быстро отнесла их, возвращаясь обратно в гостиную. Мой дядя заговорил.

— Жаль, что ты так скоро покидаешь свою новую жену.

Уинстон покачал головой: — Я возьму Промиз с собой.

Эштон Тальбот был недоволен. — Ты не должен позволять ей возвращаться в Мир так скоро. У неё появляются фантазии, после долгого времени, проведённого вдали.

Уинстон властно привлек меня к себе, после того, как я молча подала стаканы с водой. — Ерунда. Промиз — послушная, — сказал он, проводя рукой по моей талии.

Я вздрогнула, и не только потому, что он говорил обо мне так, как говорят о собаке. Боль в моем теле возникала даже от малейшего прикосновения. Смутно я решила, что одно или несколько моих ребер были сломаны.

Мой дядя заворчал и покачал головой, но больше не возражал. Однако мой отец смотрел прямо на меня. Я смотрела на него. Что-то вроде печали окрасило его лицо, но я не дала ему и намека на улыбку, увидев которую, он поверил бы, что все в порядке. Всё в порядке не будет никогда. Наконец, он отвернулся.

— Упакуй необходимую одежду на три дня, — сказал мне Уинстон вскоре после того, как мужчины ушли.

Я была сбита с толку. — Куда мы едем?

Уинстон сидел на диване с открытым портфелем и перебирал бумаги. — Феникс, — рассеянно сказал он.— А потом в Лос-Анджелес. У меня бизнес в обоих городах, который требует определенного внимания. Мы выезжаем в течение часа.

— Бизнес? — Я нахмурилась. — Ты о садах? — Насколько я знала, Уинстон Оллрид владеет и управляет огромными ореховыми садами пекана (Примеч. разновидность ореха) за пределами Долины Иерихон. Он нанимал женщин и детей в городе на период уборки урожая.

Уинстон медленно поднял голову и посмотрел на меня. — Ты просто делай то, что я говорю, женщина.

Он не позволил мне остановиться у дома матери. Я откинулась на роскошное пассажирское сиденье Кадиллак Эскалэйд, интересно, но это было лучше в любом случае. Было бы трудно скрыть физическую и душевную боль от моей сестры. Для меня было легче уехать на несколько дней.

После того, как мы покинули Долину Иерихон, Уинстон стал почти дружелюбным. Мы не останавливались, пока мы не достигли Флагштока, где он купил мне обед в симпатичной столовой. Я заметила, что остальные посетители уставились на убогий и длинный дизайн моего платья и на мои простые черные туфли. Некоторые женщины с жалостью рассматривали меня.

Все они были одеты в удобную повседневную одежду. Я задавалась вопросом, мог бы кто-нибудь из них предположить о пережитом ужасе моей брачной ночи и помогли бы они мне, если они действительно знали о ней.

— Промиз, — строго сказал Уинстон.

Я обратила на него внимание.

Он нахмурился и откусил кусок от ростбифа, медленно прожевав, прежде чем проглотить и продолжил говорить. — Я надеюсь, что не ошибся, взяв тебя с собой. Ты должна будешь вести себя соответствующим образом.

— Конечно, — пробормотала я, глядя на тонкое золотое кольцо на левой руке.

Уинстон слегка похлопал меня по руке. — Хорошо. Тогда давай больше не будет никаких недоразумений, которые потребовались прошлой ночью.

Я выпила воды, снова чувствуя смущение. Я видела, как заблестели его глаза, когда он коснулся темы о том, что уже сделал со мной. Это не было его «недоразумением».

Но я вынуждена и дальше играть свою роль вместе с ним. Я накрыла его руку своей. — Я очень хочу, чтобы мы счастливо начали нашу совместную жизнь.

Он кивнул и еще раз откусил кусок ростбифа.

Я поджала губы. До этого, ночью, когда я лежала с болью, в темноте, я репетировала, что скажу, когда придет время.

— Уинстон. — Мой муж посмотрел на меня. — Я верю, что сейчас я — счастливая невеста, потому что у меня были те года в колледже. У меня было достаточно времени, чтобы увидеть, является ли эта жизнь той, которую я действительно хотела. Иначе, как бы я могла быть уверена, что это праведный путь.

Его глаза сузились. — Я знаю, что ты колебалась вчера утром, Промиз.

Я опустила голову. — Иногда дьявол находит нас, независимо от того, насколько мы готовы к встрече с ним.

Уинстон кивнул. — Он таков.

Я подарила ему улыбку, которая на каждый дюйм была лживой. — Я благодарна, что ты на моей стороне и будешь наставлять меня, — казалось, он был доволен, поэтому я продолжила. — Хорошо, если будущий муж Дженни даст ей такую же возможность найти собственный путь.

— Дженни, — Уинстон нахмурился.

— Да, — я ухватился за его толстую руку. — Пожалуйста, подумай об этом. У тебя есть огромное влияние в церкви.

Его глаза, казалось, потускнели. Он отдернул руку, и его тон стал ледяным. — Ни одна женщина не может говорить, что я должен делать и чего не должен.

Я закусила губу. Я не хитрила, как большинство женщин, и я ошиблась насчет Уинстона Оллрида. Он не был рассудительным, как большинство мужчин. Или, скорее всего, он был точно таким, как большинство мужчин.

Когда я вышла из машины, в Фениксе, оказалось невыносимо жарко. Был июль, лето было везде, но тут, в пустыне, лето было особо изнуряющим. Я почувствовала слабость, когда следовала в комнату Уинстона в роскошном отеле, где он, по—видимому, останавливался прежде, во время других таинственных командировок.

Как только дверь в комнату открылась, я сразу же направилась к кровати и села расслабившись. На моем теле были места, которые ныли и болели, требуя отдыха, но вот мои ребра, беспокоили меня больше всего.

Я осторожно коснулась места слева от моего позвоночника, откуда исходила самая острая боль. Пытаясь сидеть прямо в течение всех этих километров, дорога оказалась сущим адом. Я думала, что если бы я только смогла отдохнуть, то это было бы совсем другим делом. Я надеялась, что тайные встречи Уинстона могут пройти без меня.

— Ну что ж, — сказал он тихо, покачиваясь в мою сторону, держа руки на пряжке ремня. — Ты очень нетерпелива.

Я знала, если заплачу и буду сопротивляться, он только сделает еще больнее. Смирившись с судьбой, я лежала на кровати с мрачным отрешением, когда он поднял мое платье. Вторжение его толстого тела было резким, и болезненным, как никогда. Я уставилась на стену на Гранд-Каньон на картине и, молча, молилась Богу, я больше не верила в то, что это быстро закончится.

Этого и не случилось.

Уинстон дал ясно понять, что он не позволит мне оставаться в комнате одной. Я хотела сказать ему, что ему не нужно беспокоиться о возможности того, что я ускользну. Нет, если есть шанс, что, выдержав, я смогла бы помочь моей сестре.

Я сидела в кресле в углу роскошного конференц-зала на первом этаже отеля. Трое мужчин, которые сидели вокруг стола с Уинстоном, были одеты небрежно, но часы на запястьях и аромат власти, который они источали, выдавал их, как мужчин при определённых средствах.

Сидя в этом кресле, стараясь не облокачиваться, я была настолько поглощена затмевающей болью, что не могла уловить смысла их напряженной беседы. Я поняла, что эти люди требовали некоторые гарантии от Уинстона, который уговаривал их ровным, уверенным голосом. Я уловила одну загадочную фразу, которая была произнесена многократно.

«Правоверный Кооператив».

Я смотрела на других мужчин. Они были не от церкви, я была уверена. Один из них, самый молодой, посмотрел на меня с любопытством несколько раз, и, казалось, хотел сказать что-то. Человек, сидящий напротив него, поймал взгляд и категорически покачал головой, свирепо глядя на молодого человека. Я закрыла глаза и вызвала счастливые воспоминания. Солнечный свет. Зеленый луг. И сбор полевых цветов с моей сестрой.

Я, должно быть, слегка задремала потому, что резко очнулась от грубого сжатия моего локтя Уинстоном. Остальные мужчины уже покинули комнату.

— Пойдем, Промиз. Я покормлю тебя ужином.

Я болезненно поднялась. — Уинстон, — я покраснела. — Мне нужно в туалет.

Мало того, что мой мочевой пузырь кричал, что он переполнен, так ещё теплый ручеек между ног предупредил меня о кровотечении.

Уинстон был нетерпелив. — Ты сможешь подождать до того, как мы поужинаем и вернемся в наш номер.

Я с трудом подавила желание ударить по его потной руке и послать в ад. Это было трудно.

Уинстон тащил меня с собой, как будто я была не более чем богатый аксессуар. Он заказал еду для меня, а затем критически оценивал, что я не ела, к его неудовольствию

Уинстон вытер креветочный соус со рта с белой салфеткой. Я смотрела на красное пятно на чистом льне. — Промиз, — сказал он строго. — Тебе нужно будет научиться заботиться о своем теле, если ты хочешь иметь полный дом детей.

Я уронила ложку, которую сжимала и прикусила язык так сильно, что почувствовал вкус крови.

Но слова вышли в любом случае. — Позаботиться о своем теле? Было бы легче "заботиться о своем теле", дорогой муж, если бы ты воздерживался от использования его в качестве боксерской груши, чтобы удовлетворить свои порочные желания.

Я сразу поняла, какую ошибку я сделала. Уинстон бросил салфетку, побледнев от ярости, кинул на меня убийственный взгляд. Я смотрела на него, зная, что он не мог прикоснуться ко мне посреди переполненного ресторана.

Он тоже это знал. Наша официантка, красивая, молодая женщина азиатской внешности, вернулась и радостно наполнила наши стаканы водой. Уинстон не сводил глаз с моего лица.

— Я хотел бы счёт сейчас, пожалуйста.

Официантка чирикнула веселым голосом. — Могу ли я заинтересовать вас нашим десертным меню?

— Нет, — сказал Уинстон с холодной улыбкой. — Мы закажем десерт в свой номер, спасибо.

Я смогла заставить себя пойти с ним обратно в комнату, и у меня была уверенность, что я продолжу покорно отдавать себя. Это было ради моей сестры. Я хотела сделать то, что должна была, чтобы не допустить этого для неё.

На этот раз Уинстон Оллрид не будет удовлетворен, нападая на меня физически. Он заставил меня раздеться догола и стоять перед зеркалом в ванной. Освещение отбрасывало суровый оттенок на синяки, которые покрывали меня ниже шеи. Он стоял рядом со мной и приказал мне смотреть на себя, говоря грязные вещи.

И все это время я думала, как я могла так ошибиться? Я полагала, Уинстон был просто человеком, как мой отец; властный и влюбленный в себя, но никогда по-настоящему жестоким.

Но Уинстон был хуже. Он был тираном, монстром. Может быть, мой отец тоже был монстром. Может быть, все мужчины тайно были такими.

Я не позволила себе слез унижения, которые грозились пролиться. Но когда он снял ремень и начал битья меня по ногам, несколько слезинок скатилось против моей воли.

Когда его рука устала, он схватил меня за длинные каштановые косы, которые висели на спине.

— Сейчас ты будешь проявлять уважение к своему правителю и мужу.

Я слабо кивнула, чуть вскрикнув, когда он хмыкнул и яростно толкнулся в моё изможденное тело.