Глава 33

Вечеря — сокровенное таинство, завершающее день.

Осторожно, чтобы не навредить левой руке, свесившейся на перевязи из платка, сестра Гидеон принялась надевать на себя платье для хорового пения из небеленой шерсти. До нее одеяние это принадлежало поочередно трем монахиням, каждая носила его на протяжении всей своей жизни. На изнаночной стороне был вышит номер 158. Номер также переходил от одной к другой. Одному Богу известно, сколько монахинь до нее числилось под этим номером. Он был присвоен ей в день вступления в орден, после того как ее имя было вписано в книгу. Опекунша объяснила, что, если ей взбредет в голову порвать с религиозной жизнью, номер передадут очередной послушнице. Но она твердо знала, что этого никогда не произойдет. Она останется под номером 158, даст Бог, до самой своей смерти.

В день, когда ее не станет — она горячо и неустанно молилась об этом, — ее душа воспарит на небеса. То, что останется от тела, завернутое в саван, будет лежать в сырой земле — именно таким образом погребают усопших в ордене. Без имен, без фамилий, без дат.

Ибо душа моя насытилась горем и жизнь моя приблизилась к вечности.

Есть религиозные ордены, в которых смерть вызывает чувства радости и удовлетворения, ибо душа, освободившись от земного плена, пребывает на пути к Господу. В монастыре знали, что смерть может сопровождаться страданием. Свое последнее пристанище монахини находили в конце фруктового сада, за малинником, даже после смерти оставаясь затворницами.

Когда она отойдет в мир иной, номер 158 будет записан рядом с ее именем на мраморных плитах папской курии в Ватикане.

Сестра Гидеон накинула тяжелое одеяние на плечи и соединила концы под горлом, воткнув длинную булавку с квадратной пряжкой. На протяжении многих веков фасон платья оставался неизменным. Двести, триста, пятьсот лет назад монахини носили такую же одежду, застегивая ее таким же образом.

За все эти годы ничего не изменилось. Это там, в другом мире, по ту сторону скалы, на которой была выстроена обитель Пречистой Девы в Снегах, вовсю бурлила жизнь. Мир сотрясали мировые войны, свирепствовал голод, наводила ужас на человечество ядерная угроза, разражались экологические катастрофы и делались невероятные открытия в области медицины. Но монахинь, живущих в своем замкнутом мире, это не касалось, они были Dieu seul. Принадлежали одному только Богу.

Недаром святая Тереза призывала кармелиток обратиться взором и сердцем в горы и не опускать глаз вниз, на равнину, где творится зло и беззаконие. В «Облаке неведения»[14] сказано, что молитва — наш долг перед Господом, ибо блажен всякий обративший на Него бескорыстные помыслы.

Воистину блажен, повторила про себя сестра Гидеон, зажигая толстую восковую свечу, одну из тех, что вручную скатали в свечном цехе. Растопив несколько капель воска в почерневший подсвечник, она прочно закрепила ее.

Длинный коридор наполнился звуком открываемых дверей: монахини покидали свои кельи, чтобы длинной процессией отправиться к молитве. Сестра Гидеон последовала их примеру и заняла место рядом с сестрой Розали.

Храни нас, Господь, в часы бодрствования.

Кремово-белые свечи. Цвета любви, думала сестра Гидеон. Все и ничто. Дым, подхваченный легким ветерком развевающихся одежд, плавно поднимающийся ввысь к старинным каменным сводам, отдавал легким запахом мускуса.

И в час, когда мы отходим ко сну.

Вместе с другими монахинями она опустилась на колени. Послышался знакомый мягкий шелест ткани — сестры осенили себя крестным знамением. Все они пребывали в смиренной молитве перед лицом Божьим.

Золотые чаши, полные фимиама молитвы святых.

Одни совершали молитву, преклонив колена, другие — распростершись на каменных плитах пола, третьи — облокотившись на деревянные станки для хора. Здесь, в часовне, происходило ежедневное молитвенное общение с Богом, и не было в нем ни тени смущения или напыщенности, здесь монахини испытывали величайшее духовное напряжение.

Сестра Гидеон уронила голову на руки.

Бодрствуйте на всякое время молитесь

Да сподобитесь избежать всех грядущих бедствий

И предстать пред Сына человеческого.

Сестра Гидеон открыла глаза. Склоненные фигуры монахинь в длинных одеяниях словно сошли со старинного полотна кисти испанского художника: серые и черные монашеские сутаны на фоне красных и темно-синих тонов убранства часовни.

Высокие чистые звуки антифона: Храни меня как зеницу ока.

Голоса слились в унисон: В тени крыл Твоих укрой меня.

Слова эти успокаивали и возрождали силы, так и должно быть. Так будет всегда.

Часом раньше матушка Эммануэль сообщила ей приятную новость: скоро, если все будет хорошо, ее отправят обратно, в Гватемалу. Так что домой она вернется не раньше чем через пять-десять лет. Жизнь ее целиком принадлежит ордену. Эти женщины — ее семья. Служение им и Богу — смысл ее жизни и предназначение.

Служба закончилась, вместе с другими монахинями сестра Гидеон направилась к выходу. Освещая себе путь, монахини парами пересекли внутренний дворик. Воздух был напоен тяжелым ароматом ночных растений и душистого табака. Подойдя к старому дому, матушка Эммануэль услышала в ночной тишине стройные и совершенные по своей красоте удары колокола. Они возвестили окончание вечернего богослужения.

Настало время великого молчания. Оно продлится до полунощницы в 4.45 утра.

Храни меня как зеницу ока, в тени крыл Твоих укрой меня.

Загрузка...