Обеты любви

7

– Конни, милая.

Констанс открыла глаза. Она лежала в объятиях Мэтта, положив голову ему на плечо. Его рука покоилась на ее талии.

Она прерывисто дышала, все еще находясь во власти столь острого физического наслаждения, что становилось даже немного страшно.

Раньше Констанс казалось, что она уже все знает о возможностях своего тела, все его порывы и желания. Но Мэтт сумел доказать, насколько далеки от истины ее представления о себе.

Мэтт отвел со лба Констанс пряди волос и нежно посмотрел на нее.

– Мне… мне нужно на работу, – пробормотала она.

Мэтт почему-то развеселился.

– Если судить по тому, как тяжело ты дышишь, ты уже достаточно поработала, – нежно поддразнил он и вдруг спросил: – Ты хоть представляешь, как я хочу тебя опять?

– Покажи мне как, – прошептала Констанс.

Удивительно, но она хотела того же, и, когда Мэтт начал ласкать ее, Констанс окатила теплая волна возбуждения. Любовная игра уже не имела того жадного и нетерпеливого оттенка, как в первый раз, но доставляла обоим не меньшее наслаждение. Констанс, изнемогая от нежности, которую дарил ей Мэтт прикосновениями своих губ и рук, предвкушала момент, когда он проникнет в ее лоно и они снова станут единым целым.

Подумать только, я собиралась лишить и себя, и Мэтта этой прекрасной близости, этого полного слияния душ и тел, этой любви!

Ее рука, гладившая спину Мэтта, вдруг застыла.

Любовь. Так я назвала то, что между нами происходит. А он? В его ласках есть все, что я мечтала получить от мужчины, но Мэтт еще ни разу не сказал, что любит меня. Однако и я не говорила ему этого.

Губы и язык Мэтта теперь ласкали живот Констанс, волнующе медленно опускаясь все ниже, и растущее желание лишило ее способности рассуждать.

Потом Констанс уснула в его объятиях, и во сне на ее губах играла удовлетворенная улыбка.

Мэтт долго смотрел на спящую Констанс, затем нежно поцеловал ее в висок. Он еще не встречал такой женщины. Мэтт дожил до тридцати лет, не желая связывать себя обязательствами, не позволяя себе любить по-настоящему. Многие его друзья рано вступили в брак, и большинство этих супружеских союзов быстро распалось. Мэтт считал, что умные учатся на чужих ошибках, а дураки на своих. Себя он явно относил к категории первых.

Но теперь… теперь все было по-другому. С этой девушкой, которую его любовь превратила в женщину, он был готов связать себя любым обязательством. Но готова ли она к тому же? Мэтт с самого начала почувствовал, что она испытывает к нему физическое влечение, но боится этого. Однако хотеть кого-то и любить – разные вещи.

Услышав, как зазвонил установленный в соседней комнате телефон, Мэтт осторожно выпустил Констанс из объятий, встал и пошел к аппарату. Взяв трубку и выслушав полицейского, который вчера приезжал в дом Констанс, он нахмурился.

Парня по имени Кевин Райли полицейские нашли и доставили в участок. Но Кевин оказался малым изворотливым и сумел бежать. Полицейский просил Мэтта проследить, чтобы Констанс не возвращалась домой одна: там, не исключено, ее поджидает Кевин.

Мэтт заверил, что Констанс туда не поедет, и, повесив трубку на рычаг, несколько обеспокоенный разговором, вернулся в спальню.

Констанс еще спала. Мэтту хотелось бы провести весь этот день рядом с ней, в постели. И не только этот день, но и много-много других. Однако ему нужно было сделать несколько звонков.

Он с улыбкой посмотрел на валяющуюся на полу голубую рубашку и поднял ее. Мэтту показалось, будто тонкая ткань пахнет так же, как кожа Констанс, и его тут же охватило желание.

Ему было досадно и смешно одновременно. Он же не мальчишка, впервые познавший женщину, а мужчина, которому за тридцать.

Мэтт на цыпочках, стараясь не разбудить спящую, пересек комнату, взял из шкафа чистую одежду и белье и направился в ванную.

Приведя себя в порядок, Мэтт спустился вниз и со стоящего в холле телефона сделал все необходимые звонки. Он также счел нужным сообщить родителям Констанс о неприятном инциденте и заверил, что теперь их дочь в полной безопасности. Мэтт взял на себя смелость предположить, что она заедет к ним сегодня во второй половине дня, и сказал, что отвезет ее.

Затем он отправился на кухню варить кофе и обнаружил, что банка пуста. Придется ехать в магазин. Мэтт раздумывал, будить Констанс или нет, чтобы его отсутствие не стало для нее неожиданностью, затем решил: пусть спит, ведь он очень скоро вернется.

Констанс проснулась и резко села на кровати.

Где я?.. Чья это комната?..

И тут она все вспомнила.

Констанс посмотрела на соседнюю подушку и дрожащей рукой провела по тому месту, где недавно покоилась голова Мэтта.

Значит, это было на самом деле. Мы с Мэттом занимались любовью. Сейчас его нет. Означает ли это, что он жалеет о случившемся? Может, хочет таким образом дать мне понять, чтобы я не придавала большого значения нашей близости? Чтобы не рассуждала по-детски и не думала, что заниматься любовью и любить – одно и то же?

Констанс, поежившись, подумала, что именно этого и боялась. Именно поэтому опасалась собственных чувств. Не хотела любить Мэтта, потому что боялась потерять его.

До нее донесся какой-то странный звук, Констанс не могла понять, что это. Словно на первом этаже разбили окно, но разбили очень осторожно, так, чтобы никто не услышал.

Она натянула на себя одеяло и испуганно позвала:

– Мэтт!

Констанс слышала, как кто-то поднимается по лестнице, и снова позвала Мэтта, на этот раз уже громче. Дверь спальни распахнулась. Когда человек вошел, она похолодела. Увидев один-единственный раз, в «Макдоналдсе», Констанс уже не могла его забыть.

В дверях стоял Кевин Райли. Одного взгляда на парня было достаточно, чтобы понять: он знал, что найдет ее здесь, и поэтому пришел. Констанс охватила паника.

– Сука. – Казалось, ему доставляет удовольствие произносить это слово. Даже не произносить, а скорее выплевывать. – Вы обе суки: и ты, и эта шлюшка Карен. Заложили меня легавым, да? Думаешь, ты самая умная? Черта с два! Ты… ты такая же потаскуха, как вы все. А твой… – он отпустил грязное ругательство, – в этом деле кумекает, да? Что, сумел довести тебя до визга или нет?

Констанс ощутила странную смесь страха, отвращения и стыда из-за того, что она, взрослый человек, позволяет маленькому подонку унижать и запугивать ее.

Ему только четырнадцать лет, напомнила себе Констанс, но тут же перед глазами возникла фотография, пришпиленная ножом над кроватью, разгром в ее доме… Констанс заставила себя посмотреть Кевину в глаза. Если она отведет взгляд, он почувствует себя хозяином положения и тогда…

Констанс чувствовала, как на лбу выступил пот. В ушах нарастал глухой шум, и она со страхом поняла, что близка к обмороку.

Но я не должна… не должна терять сознание, твердила Констанс, стараясь не слышать мерзостей и оскорблений, поток которых, подобно зловонной лаве из кратера вулкана, лился изо рта Кевина. Особенно унизительным было то, что он в самых гнусных площадных выражениях описывал произошедшее ночью в этой спальне.

Констанс попыталась убедить себя, что гадкий мальчишка просто несет что приходит в голову, повторяя слова кого-то из взрослых. Однако ее не покидало чувство, что этот парень был свидетелем того, как они с Мэттом занимались любовью, словно в то время он тоже находился в этой комнате.

Неужели все мужчины мыслят теми же категориями? Неужели и Мэтт такого же мнения обо мне? – с ужасом думала Констанс. Она с трудом подавляла желание заткнуть уши, чтобы хотя бы таким способом остановить обрушившийся на нее поток оскорблений.

Ни Констанс, ни Кевин не заметили появления Мэтта. Не проронив ни звука, он скрутил парня так быстро, что Констанс не сразу поняла, что кошмар закончился.

– С тобой все в порядке? – не выпуская Кевина, спросил Мэтт у Констанс.

Она, пряча глаза, с усилием кивнула. Слова Кевина все еще звучали в ее ушах, разрушая уважение Констанс к себе и вселяя уверенность, что произошедшее между ней и Мэттом не стало для него чудом и волшебством, как для нее. Мэтт просто удовлетворил свою похоть.

Констанс отрешенно наблюдала, как Мэтт потащил Кевина прочь из комнаты, слышала, как хлопнула входная дверь… Она словно превратилась в каменное изваяние.

Хотя Кевин даже пальцем ее не тронул, Констанс казалось, что своими словами он истерзал ее, убил ту радость, которая поселилась в ней после близости с Мэттом. И это было гораздо хуже угроз, написанных Кевином на стенах ее дома.

Может ли женщина вообще быть уверена в том, что мужчина понимает ее чувства и то, насколько она ранима? Что мужчина знает, чего стоит женщине довериться ему настолько, чтобы отбросить впитанную с молоком матери осторожность и позволить себе любить его, даже если потом придется заплатить за это обидой и унижением?

Или это часть мужской психологии – рассуждать о женщинах в тех же грязных, непристойных выражениях, что употреблял Кевин?

Думал ли Мэтт так же? Может статься, он про себя посмеивается надо мной и презирает за то, что я, подобно пороху, вспыхнула страстью и сдалась?

Неужели мужчины, все мужчины, на подсознательном уровне делят женщин на две категории – на шлюх и на святых? Неужели самозабвенно отдаться мужчине означает неизбежно уронить себя в его глазах? Но, если и так, это проблема мужчин, а вовсе не женщин. И их вина. Значит, я ни в чем не виновата. Но тогда почему чувствую себя так, словно Кевин изнасиловал меня?

Когда Мэтт вернулся в спальню, Констанс постаралась ничем не выдать своих чувств.

– С тобой действительно все в порядке? – глухо спросил он, приблизившись.

Констанс сделала над собой усилие, чтобы не отшатнуться – настолько противен стал ей этот человек, которому она позволила… как много позволила!

– Да, со мной все хорошо, – выдавила она.

Под проницательным взглядом Мэтта Констанс занервничала. Зачем он так смотрит на меня? И кого видит перед собой? Женщину, которая слишком быстро позволила уложить себя в постель и которую он теперь за это презирает?

– Где… где он? – пересохшими губами проговорила Констанс.

– Кевин? Я запер его в машине. Полиция уже едет. Кажется, он подслушал в участке какой-то разговор и узнал, что ты у меня.

Мэтт, желая успокоить Констанс, положил руки на ее плечи. Она вздрогнула. Боже, неужели еще несколько часов назад я радовалась каждому прикосновению Мэтта, просила об этом… даже умоляла? А теперь это доставляет мне такую муку, что внутри все переворачивается.

– Прости, я не должен был оставлять тебя в доме одну. Он, наверное, напугал тебя до смерти.

Констанс по голосу поняла, что Мэтт действительно волнуется и чувствует себя виноватым, но не стала с этим считаться, рассудив, что с нее хватит и собственных страданий, нечего взваливать на себя еще и чьи-то проблемы.

– Пожалуйста, не трогай меня, – спокойно сказала Констанс с ледяной вежливостью. Таким тоном обычно разговаривают с неприятными, полузнакомыми людьми.

Мэтт тут же убрал руки, словно обжегся.

– Констанс, я…

– Я хочу встать, – бросила Констанс и, невольно посмотрев на подушку, на которой сегодня ночью спал Мэтт, добавила: – Думаю, полиция захочет меня видеть, они могут приехать сюда, и я не…

– … Ты не хочешь, чтобы они знали, что мы любовники? – тихо подсказал он.

Констанс показалось, что ей не пережить такое отчаяние и обиду. Она хотела крикнуть, что не сможет вынести унижения, если еще кто-то будет говорить о ней или даже думать, как Кевин. Но гордость удержала ее от признания.

– Никакие мы не любовники! – с вызовом заявила она. – Мы просто переспали.

Констанс увидела, как краска схлынула с лица Мэтта. Значит, он тоже не хотел, чтобы нашу близость превращали во что-то низменное и грубое, лишали глубокой нежности и доверительности? Но что бы он делал на моем месте, если бы выслушал все то, что наговорил Кевин Райли?

– Констанс…

И тут они услышали, что к дому подъехала машина. Мэтт вполголоса выругался, заметив:

– Кажется, приехала полиция.

Констанс подождала, пока Мэтт выйдет, затем быстро побежала в ванную. Ее новое нижнее белье по-прежнему лежало там. Теперь у нее не оставалось времени, чтобы принять ванну, придется довольствоваться душем. Затем она наденет это совершенно чистое, не изорванное белье.

Разумеется, она уже никогда, никогда не сможет надеть что-нибудь из той одежды, которая валялась теперь грязной кучей на полу спальни в ее доме. Одна лишь мысль об этом уже вызвала у нее приступ тошноты.

Разговоре полицейскими получился недолгим. Офицер спросил Констанс, подверглась ли она физическому насилию. Констанс показалось, что при этом он отвел глаза. Она севшим голосом ответила, что Кевин оскорблял ее только словами.

Оскорблял только словами. Но какими! Констанс казалось, что эти ругательства теперь будут эхом отдаваться в ее ушах всю оставшуюся жизнь.

Перед тем как уехать, полицейские рассказали Констанс и Мэтту свою версию событий. Они нашли Кевина в Честере, в зале игровых автоматов. Его задержали, сославшись на необходимость побеседовать о разгроме в доме Констанс. Видимо, в машине по дороге в полицию или непосредственно в полицейском участке Кевин услышал, что хозяйку разгромленного им дома приютил Мэтт.

Когда подозреваемого уже привезли в участок, туда с воплями ворвалась группа туристов, требовавших, чтобы полиция незамедлительно приняла меры, так как у одной из дам украли сумочку. Началась суматоха, воспользовавшись которой, Кевин сбежал.

– Мне не следовало уходить, – с горечью перебил полицейского Мэтт. – Я должен был предвидеть, что этот парень может заявиться сюда.

– Откуда вам было знать? – пожал плечами офицер. – У нас и мысли не было, что Райли знает, где находится мисс Лэтем. Вы уверены, мисс, что с вами все в порядке? – обратился он к Констанс.

– Я в полном порядке, – солгала она. Может, этот офицер в повседневной жизни очень милый и приятный человек, но теперь одно его присутствие почему-то внушало Констанс страх.

Интересно, этот тоже мыслит так же, как Кевин Райли? Может, его забота и уважение показные, а в действительности он оценивает меня, употребляя те же слова и выражения, что и Кевин?

Она невольно шарахнулась от полицейского и не заметила, как помрачнел Мэтт, увидев это.

– Констанс, а что именно Кевин Райли сказал тебе? – спросил Мэтт, когда они снова остались вдвоем.

– Ничего особенного, – быстро солгала Констанс. Слишком быстро, так как по его глазам поняла: Мэтт почувствовал, что она говорит неправду. – Кевин просто угрожал мне, вот и все. Видимо, он все же узнал, что я жаловалась на него директору приюта. И ему было известно, что Карен мне все рассказала.

Лицо Констанс вдруг побелело… Карен! Я совсем забыла о ней!

– Что с Карен? – глухо спросила она.

– С ней все в порядке, – заверил Мэтт. – Наверное, до нее Кевин не добрался, потому что был одержим желанием напакостить тебе.

Констанс чувствовала, что Кевин устроил погром потому, что это доставляло ему удовольствие… Он наметил ее своей очередной жертвой уже тогда, когда увидел в «Макдоналдсе». Но Констанс не могла поделиться этими мыслями и чувствами с Мэттом. Теперь ей нечего было ему сказать. И теперь, и в будущем.

– Я хочу домой. К родителям, – быстро добавила Констанс на тот случай, если Мэтт решит, будто она хочет вернуться в свой разгромленный дом. Но для нее это был уже не ее дом и никогда не смог бы стать им снова.

– Конечно. Я звонил твоим родителям сегодня утром и рассказал о случившемся. Я предупредил их, что, возможно, сегодня привезу тебя к ним.

Значит, уже утром… уже утром он искал подходящий способ от меня избавиться! Мэтт получил от меня то, что хотел, как и говорил Кевин Райли. А теперь мечтает убрать меня из своей жизни.

Но я больше не позволю ни одному мужчине использовать меня, чтобы удовлетворить свои сексуальные потребности. Даже тому, кого люблю.

По дороге до дома родителей Констанс все время молчала. Ее молчание было каким-то враждебным. Мэтгу очень хотелось развернуть машину и отвезти Констанс обратно, к себе, но как он мог?

Смею ли я осуждать Констанс за то, что она считает меня виновным? Я ведь и сам так думаю. Если бы я хоть немного пораскинул мозгами, прежде чем ехать в магазин за кофе… Это был безответственный поступок. Я должен был догадаться, что Кевин Райли может разузнать, где находится Констанс. Но у меня от радости и счастья пошла кругом голова, вот я и не думал ни о чем, кроме нашей любви.

В моей голове не осталось никаких других мыслей, кроме как о том, чтобы быть рядом с Констанс, смотреть, как она просыпается, видеть, как ее глаза темнеют от страсти, и снова и снова заниматься с ней любовью. Но теперь все кончено. Я сам все испортил своим легкомыслием.

Разумеется, Констанс не хочет больше иметь со мной ничего общего и, совершенно естественно, во всем винит меня. Она решительно отдалилась от меня, отдалилась совсем. Конечно, она лгала, когда заявила, что произошедшее между нами, – секс, и ничего более. Просто, таким образом она словно возводила между нами непреодолимую преграду.

И мне ли винить ее за это? Я подвел ее так, как только может мужчина подвести женщину. Я предал ее. Пообещал, что в моем доме она будет в полной безопасности, и не сдержал слова. Я должен, должен был быть рядом, чтобы защитить ее. Никогда не прощу себе этой оплошности.

Современные женщины не хотят, чтобы их считали слабыми и беспомощными. В какой-то мере Мэтт разделял это стремление. Он относился к женщинам с уважением, признавал их право самим строить свою жизнь и рассчитывать на серьезное отношение к себе. Но все равно это ничего не меняет. У мужчин с древних времен сохраняется инстинкт защитника. Мужчина, если он настоящий мужчина, должен уметь защитить любимую. И он, Мэтт, обязан был защитить Констанс. Это вовсе не означает, что он рассматривал Констанс как существо слабое и беспомощное. Наоборот. Просто он должен был оберегать любимую женщину. А, когда ей угрожала опасность, его даже не оказалось рядом.

То, что произошло этим утром, сильно отразилось на самоуважении Мэтта. Не удивительно, что Констанс держалась теперь враждебно и не хотела его видеть.