Жизнь, между прочим, текла своим чередом.
Депутаты Госдумы вернулись наконец в Москву и приступили к своим непосредственным обязанностям, дни и ночи проводя в стенах огромного здания и бесконечно заседая во фракциях, комитетах, комиссиях и на пленарных встречах Палат.
Степан Николаевич согласился с предложением Птичкина, и на одном из первых же послеканикульных заседаний большинством голосов Комитет Думы по делам СНГ избрал нового председателя — Кравцова.
Он с первого же дня с яростью взялся за работу, благо времени на вхождение в курс дела Кравцову не требовалось, — еще на должности зампреда он фактически «тянул» Комитет. Но новое кресло все же давало Степану Николаевичу новые полномочия, и теперь Кравцов реализовывал все давно задуманное, с головой уйдя в работу, в документы и в реорганизацию, целыми сутками не вылезая из своего кабинета и зачастую даже оставаясь там ночевать…
Макар с нетерпением считал дни, оставшиеся до свадьбы.
Редактор, скрепя сердце, наконец-то дал согласие на предоставление отпуска («Макар! Ну как ты можешь жениться в такое время — Дума вернулась, Совет Министров готовит пакеты новых соглашений со странами СНГ, ЕС затевает вокруг нас какую-то непонятную возню, рейтинг президента падает с каждым днем, и народ все чаще поговаривает об импичменте — а ты! Ты в это время надумал жениться! Ну, дело, конечно, нужное… Но ты и меня пойми — кто работать-то будет?! До зимы не мог подождать? Летом не успел? Эх!..»), и теперь Кравцов-младший тоже много и плодотворно работал, подгоняя «концы», чтобы не нарушать раз и навсегда установленного самому себе правила не уходить в отпуск, не завершив всех дел…
Лолита, наоборот, совершенно забросила дела в агентстве, перепоручив их своему заместителю. Она впервые за целый год не удовлетворилась зарплатой, которую выписывала сама себе, а сняла деньги со счетов и забрала валюту, лежавшую в банках на депозитах. Вместе с накоплениями Макара набиралось чуть больше двадцати тысяч долларов, и этого, естественно, было совершенно недостаточно. Ведь они с Кравцовым решили купить хорошую трехкомнатную квартиру поближе к центру и оборудовать ее по-человечески, чтобы сразу после свадьбы вселиться туда и начать новую жизнь в собственном доме.
Им пришлось поговорить с родителями, и в качестве свадебных подарков старый Паркс и Степан Николаевич выделили им по десять тысяч каждый. Но и этого оказалось недостаточно для реализации их мечты, и Макар собирался уже продать свою квартиру и переехать на время к родителям, как вдруг пришла неожиданная помощь, разом снявшая все проблемы, — дядюшка Карл, которому Отто по телефону рассказал о близкой свадьбе своей дочери и о проблемах с квартирой, не только пообещал прибыть на бракосочетание лично, но и перевел на счет Лолиты полмиллиона шведских крон. «Это мой скромный вклад, племянница, — по-латышски сказал он позже Лолите, — чтобы ты могла пожить так, как заслуживает красивая и умная девочка нашей земли».
«Московская недвижимость» мгновенно предложила Лолите список из десятка квартир, подходящих под описание мечты заказчика, и Лолита угробила целую неделю на метания по Москве на своем «БМВ» — осмотр предложенных квартир и переговоры с агентами занимали, как ни странно, уйму времени.
Сделать окончательный выбор из трех лучших вариантов она, естественно, решила вместе с Макаром, и еще несколько дней они спорили, пока не решили, наконец, что наиболее удачный вариант — Сивцев Вражек, рядом с домом Герцена.
И спустя еще несколько дней они стали обладателями документов и ключей — ключей от собственного дома.
Впрочем, ключи эти им особенно и не понадобились — Паркс заказала и тут же установила двери-сейф, которые были подключены к сигнализации, и квартира сдана на охрану. Им некого было особенно бояться, но Москва с каждым днем становилась все более бестолковым и опасным городом, и обезопаситься на всякий случай молодые посчитали не лишним.
Квартира оказалась действительно неплоха. Огромный квадратный зал позволял расставить любую мебель и в любой комбинации.
Но особенно восхищала девушку кухня. Видимо, их квартира в свое время была частью единого помещения большой площади, и кухня была оборудована просто в одной из комнат. Лолита не могла налюбоваться на этот сказочный простор площадью почти в двадцать метров. С помощью дизайнерской фирмы она сделала из этой комнаты то, что хотела, — кухню-бар-столовую, оснащенную и посудомоечной машиной, и великолепной стойкой, разделявшей помещение на две ярко выраженные функциональные зоны, и итальянским набором мебели цвета белого перламутра. Строительная компания выполнила прокладку новых водопроводных труб, установила сантехнику, которую выбрала Паркс в салоне-магазине, выложила кухонную зону плиткой под белый перламутровый мрамор, а зону приема пищи и встречи гостей отделала натуральным деревом и красным бархатом.
В принципе, переделки или усовершенствования требовали все помещения их новой квартиры, и Лолита дни напролет проводила на Сивцевом Вражке, контролируя качество ремонта и отделки их квартиры. Макар, занятый работой, полностью доверял вкусу и способностям своей будущей жены и присоединялся к ней лишь по выходным, и то — если удавалось выкроить свободную минутку…
Когда рабочие установили, наконец, купленную девушкой спальню, наполнили матрац водой и ушли, Лолита осталась одна.
Она упала на кровать и мягко закачалась на нежно перебегавших под ней волнах водяного матраца. «Извращенка!» — пошутил Макар, узнав, какую кровать выбрала девушка. Но Паркс любила комфорт. Она любила красивые и удобные вещи, которые делали жизнь веселее и приятнее. И сейчас, лежа на спине и мягко покачиваясь в объятиях замысловатого матраца, девушка с улыбкой разглядывала свое отражение в зеркальном покрытии потолка.
И вдруг улыбка медленно сползла с ее лица. Лолита увидела, как одиноко, как покинуто выглядит та девчонка, которая, раскинув руки и разметав свои длинные, цвета спелой пшеницы, волосы, лежит посреди огромной кровати.
Она теперь вглядывалась в свое изображение иначе — пристально и оценивающе.
Она как будто спрашивала его: «Чего ты хочешь? Какую беду, какую тревогу ты яростно глушила в себе эти недели, упиваясь и по-мазохистски наслаждаясь бешеным темпом покупки и ремонта этой квартиры? Мысли, которые ты старательно пытаешься изгнать из головы?..
Неужели ты не успокоилась? Неужели тебе не все равно? Неужели ты до сих пор помнишь Степана, его глаза, его руки, его грудь?..
Неужели ты не смирилась? Не покорилась судьбе, которая распорядилась иначе, чем хотела ты?..
Дура! Чего ты ждешь?..
На что ты надеешься?
Неужели ты не поняла, что все находится в твоих руках? Неужели тебе не надоело звонить ему и молчать, слушая его голос в телефонной трубке?
Неужели ты боишься его?
Но ведь ты любишь его! Любишь!..»
И девушка заплакала, закрыв лицо руками и зарывшись в подушки. Она плакала долго и навзрыд — так, как плачут маленькие девчонки, у которых забирают любимую куклу или не разрешают съесть мороженое.
А выплакавшись, она подбежала к туалетному столику, вынула из сумки блокнот, вырвала листок, черкнула на нем несколько слов и вложила его в невесть откуда взявшийся в сумочке конверт, на котором ровными печатными буквами вывела:
«Госдума России. Председателю Комитета по делам СНГ и проблемам беженцев Степану Кравцову (лично)».
Затем позвонила в свое агентство и попросила Веронику прислать на ее новую квартиру курьера.
— И попросите его лететь как можно скорее, Вероника. Он мне позарез нужен. Хорошо?
— Да, госпожа Лолита. Он выезжает. А как ваши дела? С квартирой закончили?
— Почти, — Лолите почему-то не понравился интерес подчиненной к ее личным проблемам и делам. — А какая, собственно говоря, тебе, Вероника, разница?..
— Нет, что вы! Простите, пожалуйста, я просто так спросила, вас обидеть у меня и в мыслях не было!..
Но Лолита сама устыдилась своей грубости. Мысленно она обругала себя последними словами, ведь уже давно она взяла себе за правило никогда не вымещать на подчиненных свои личные обиды, заботы, огорчения и приступы плохого настроения. И она тотчас же взяла себя в руки, просящим голосом произнесла в трубку:
— Вероника, ради Бога, не обижайся! Я ни в коем случае не хотела говорить с тобой в таком тоне. Это ты прости меня… Знаешь, я, наверное, слишком устала.
— Да, конечно, вам надо отдохнуть, — лишь бы ответить что-нибудь, произнес девичий голос на другом конце провода.
— Ты точно не обиделась, Вероника?
— Нет, правда.
— Спасибо тебе, ты у меня прекрасный человек, — Лолита действительно растрогалась, — видимо, сказывались недавние слезы и общий лирический настрой, завладевший девушкой. — Ладно, Вероника, пока… Звони, если что… Ой! Подожди!
— Что?
— Посмотри, пожалуйста, чтобы курьера выпроводили ко мне, и как можно скорее.
— Хорошо, Лолита, не беспокойтесь. Через несколько минут он будет у вас. Обязательно…
Жизнь Степана Николаевича теперь оказалась построена по совершенно новому, куда более напряженному графику.
Будучи «работоголиком», он не мог уйти домой, не завершив всех срочных дел, и Володя, который остался водителем у своего шефа после перехода его на новую работу, проклинал тот день и час, когда Кравцова выбрали председателем: засиживаться в приемной, ожидая Степана Николаевича, теперь нередко приходилось чуть ли не до полуночи.
К этому времени Маша, естественно, уже уходила домой, и Володе было бы вообще непоправимо скучно, если бы не Сергей — новая фигура в окружении Степана Николаевича.
Этот парень почти двухметрового роста и необъятной ширины плеч появился за спиной Кравцова в тот самый проклятый для Володи момент, когда Степан Николаевич стал председателем Комитета. Отныне задачей Сергея стало одно — любыми методами, средствами и путями обеспечить безопасность Кравцова.
Сергей был личным телохранителем Степана Николаевича.
Раньше он работал в госбезопасности, в управлении, ведавшем охраной особо важных объектов, а в последнее время, в связи с тягой руководства к созданию целой сети независимых друг от друга служб безопасности, перешел в охрану Государственной Думы.
Он, несомненно, знал свое дело, а потому был строг и категоричен в отношениях с Кравцовым, как и подобает истинному телохранителю. И Степану Николаевичу это нравилось, потому что он, профессионал, любил профессионалов во всех сферах жизни. Кравцов понимал, что Сергей — на службе, а потому терпимо относился ко всему тому маскараду, как думал про себя Кравцов, который налаживал вокруг него личный телохранитель.
Но со временем присутствие тени за спиной начало раздражать Кравцова. Ведь действительно доходило до смешного — даже в бар Думы, пропустить для бодрости пятьдесят граммов коньяка, Кравцов спускался в сопровождении этого парня, который садился рядом с «объектом» на банкетку у стойки и внимательным взглядом обводил зал, выискивая потенциальную опасность для своего клиента.
Мало того!
Сергей проверял по утрам целостность замков к сигнализации в кабинете Кравцова, ежедневно осматривал сейф на предмет несанкционированного хозяином проникновения в государственные тайны. Он первым заходил в подъезд дома, где жил Кравцов, и первым ступал в лифт, проверяя его безопасность для шефа.
Временами Кравцов даже испытывал какое-то странное чувство — ему казалось, что его свобода ограничена, что он уже не принадлежит сам себе, а лишь слепо и послушно выполняет наставления Сергея.
Вот и сейчас, сидя за столом и покуривая в своем кабинете, Степан Николаевич ждал санкции на выезд от своего телохранителя. Двадцать минут назад он сообщил Маше о своем намерении съездить в Совмин, и Сергей тут же отправился проверять машину Володи на стоянке у Думы на предмет каких-нибудь взрывных и прочих вредных устройств.
Маша хорошо чувствовала, как «достают» шефа эти бесконечные предосторожности и ограничения, как раздражается он из-за необходимости подобного ожидания, а потому старалась, как могла, отвлекать и ублажать Степана Николаевича.
Она тихо приоткрыла дверь и внесла маленький поднос с чашечкой горячего черного кофе без сахара — так, как любил Кравцов. Поставив напиток на стол перед шефом, девушка вышла в приемную и тут же вернулась с пачкой свежих газет.
— Степан Николаевич, вот сегодняшняя пресса, вы еще не просматривали ее…
— Да, Машенька, спасибо… И, кстати, Сергей там еще не вернулся?
— Нет, еще не приходил.
— Как только появится…
— Конечно, Степан Николаевич, сразу же доложу.
— Ну, спасибо тебе еще раз.
Голос Кравцова помягчал, и Маша отправилась в приемную, успокоенная тем, что сделала все возможное. Она действительно была классная секретарша!
В дверь постучали, и в приемную вошел парнишка из аппарата Думы, который работал в отделе приема писем и обращений граждан.
— Здравствуйте, Степан Николаевич у себя?
— Да, пока что здесь, — кивнула Маша в ответ. — А что у вас там случилось?
— Приходил курьер из какой-то фирмы… сейчас, — парень взглянул на конверт, который держал в руках, — из рекламного агентства «СтарЛат». Он передал письмо для господина Кравцова. Сказал, что срочно, просил передать ему лично.
— Хорошо, спасибо, — девушка взяла послание.
Письмо было в фирменном конвертике агентства, а имя адресата было вписано красивым аккуратным почерком — явно женской рукой. Как секретарь-референт Маша, конечно же, знала, что никакой деловой переписки и никаких деловых связей их Комитет со «СтарЛатом» не имеет. Вряд ли, рассудила девушка, письмо относится и к разряду жалоб-обращений, горы которых ежедневно приходят в Думу. К тому же приписка «лично» после фамилии Степана Николаевича на конверте недвусмысленно намекала на особый характер этого письма. Да и способ доставки послания с требованием срочной передачи не мог не вызвать у Маши особенного интереса к письму. Женщины ведь по натуре весьма любопытны!
Девушка повернулась к окну и подняла конверт к глазам, пытаясь разглядеть, что там лежит. Но бумага оказалась слишком плотной и абсолютно непросвечивающейся.
«Да… — Маша окончательно была заинтригована, первый раз столкнувшись с подобной стороной деятельности своего начальника. — Интересно, очень интересно… Где же я слышала это название?»
Несколько минут она думала, вспоминая, при каких обстоятельствах могла сталкиваться с агентством «СтарЛат», но, ничего не придумав, разочарованно вздохнула, еще раз взглянула на конверт, борясь с неимоверным желанием вскрыть его, и вышла из-за стола, направляясь к Кравцову. В эту минуту двери приемной отворились, и на пороге возник Сергей, как всегда, невозмутимый и спокойный.
— Все? — спросила Маша.
— Да, все нормально.
И они вместе вошли в кабинет Степана Николаевича.
— Машина проверена, все в порядке, взрывчатых устройств не обнаружено, — Сергей, как всегда, отрапортовал так, будто Кравцов был армейским начальником или по крайней мере старшим офицером ГБ. И тут же добавил мягко, по-человечески: — Можем ехать, Сергей Николаевич. Володя ждет в машине.
— Хорошо, сейчас… Что у тебя, Маша?
— Простите, Степан Николаевич, может, не вовремя… Вот, — она положила на стол справа от него конверт надписью кверху, — только что принесли. Здесь написано «лично»… Добавили, что очень срочно.
Кравцов прочитал знакомое название фирмы, и тут же почувствовал, как сдвоенным ударом отозвалось в груди сердце, подпрыгнув от нахлынувших на него чувств.
— Кто принес?
— Парень из аппарата…
— Нет! — нетерпеливо перебил Кравцов. — Я имею в виду, кто доставил письмо в Думу? Он не сказал?
— Сказал. Курьер из агентства.
— Хорошо. Спасибо.
— Вы извините, Степан Николаевич, я подумала, раз это письмо такое срочное, дать его вам прямо сейчас… — Маша специально задерживалась как можно дольше, стараясь затянуть время, чтобы Кравцов вскрыл конверт при ней.
— Ничего, Маша, все правильно, — он уже разрезал конверт специальными маленькими ножницами. — Спасибо. Подождите меня в приемной. Я сейчас выйду, только прочитаю…
Из конверта выпал маленький, сложенный вдвое листок. Когда Маша и Сергей вышли, Степан Николаевич развернул его и прочитал:
«Сивцев Вражек, дом…, квартира… сегодня с 13.00 до 16.00».
Подписи не было, но сердце Кравцова дрогнуло и забилось в нетерпеливом волнении. Это была, без сомнения, Лита.
И он забыл все на свете. Он забыл сомнения, которые терзали его душу. Он забыл стыд перед женой, которая столько лет честно его любила, перед Наташкой, которая все великолепно понимала. Он забыл, как боялся сделать больно Макару, как не хотел терять его навсегда. Он забыл чувство неловкости и позора, которое испытал в такси, провожая домой старую Паркс.
Он даже не вспомнил, как жестоко и бесповоротно пытался обрубить все связи между собой и Лолитой, как не дал ей возразить ни слова, приняв решение единолично.
Он даже не попытался осознать, что же на самом деле произошло. Не понял толком, что Лолита все решила по-другому, за него, приняв решение совершенно противоположное тому, какое принял он.
Он даже не успел подумать о том, что девушка совершила в каком-то смысле подвиг, победив гордыню, обиду, страх и стыд. Что она первая сделала шаг, преодолевая все ради них, ради их любви, ради счастья быть вместе, видеть и слышать друг друга, ради радости обладать и быть желанным.
Кравцов даже не пытался думать обо всем этом.
Он знал только одно — она, его Лолита, женщина, ради которой он готов на все, зовет его, жаждет встречи с ним.
Она назначила ему свидание!
Он увидит ее через несколько минут!
Степан Николаевич взглянул на часы. Было без четверти час.
Он вскочил из-за стола, зачем-то начал собирать документы, с которыми собирался ехать в министерство, но тут же бросил их и быстрым шагом вышел в приемную.
— Едем!.. Маша, я буду, — он еще раз посмотрел на свой «Роллекс», — часам к пяти.
Они с Сергеем спустились вниз, подошли к машине.
Телохранитель привычным движением распахнул перед Кравцовым заднюю дверцу «Волги», настороженно оглядываясь по сторонам, а сам устроился спереди, рядом с водителем.
— В Совмин? — на всякий случай переспросил Володя, выруливая со стоянки возле Думы.
— Нет, на Сивцев Вражек, — Кравцов не заметил, как удивленно приподнялась бровь у его шофера и как недоуменно переглянулись они с Сергеем. — И побыстрее, пожалуйста!
Отпустив курьера с письмом Кравцову, Лолита снова вернулась в спальню, включила музыкальный центр, который они с Макаром вместе выбрали в «Панораме», и уселась на мягком кресле перед туалетным столиком с огромным зеркалом.
Девушка промыла лицо тоником, дала ему обсохнуть, и нанесла увлажняющий гель, отчего кожа ее лица, и без того великолепной белизны и бархатистости, стала еще более свежей.
«Так, теперь чуть-чуть пудры…»
Привычными движениями она совершала ритуал, который повторяют каждый день женщины, сидя у зеркала и рассматривая критическим взглядом свое лицо. Припудрив щеки и губы, девушка легкими мазками положила тени, помаду. Промокнув губы, она снова слегка напудрила их и положила второй слой своего любимого «Ревлона».
Затем, внимательно осмотревшись, Лолита открыла великолепно оформленный набор «Ланкома» и легчайшими касаниями чуть добавила румян, подчеркнув скулы, щеки и свои замечательные ямочки.
Она осталась довольна своей работой. Девушка сама себе улыбнулась.
«Нет, Степан, ты меня не бросишь. Я люблю тебя, и только тебя. А значит, ты не уйдешь от меня. Ты придешь обязательно…»
Вдруг она вздрогнула и нервно взглянула на часики, стоявшие на прикроватной тумбочке.
«Придешь, ведь правда?»
Часы показывали половину первого…