Глава 15


Среди предметов роскоши, свалившихся на Одрианну после замужества, была новая карета. Спустя три дня она попросила приготовить экипаж и велела кучеру отвезти ее в «Редчайшие цветы».

Все обитательницы ее бывшего жилища находились в оранжерее: они рассортировывали горшки с лилиями и гиацинтами. Сквозь стекло Одрианна увидела, что сад постепенно оживает: из земли показались ровные ряды зеленых ростков.

Женщины не стали суетиться из-за ее приезда. Точно так же они вели бы себя, если бы Одрианна просто вернулась с одного из уроков музыки. Круг обитательниц «Редчайших цветов» разомкнулся и впустил ее, как будто она и не уезжала отсюда вовсе.

— Сезон начинается, и у нас полно дел, — сказала Лиззи, объясняя на ходу Одрианне, почему Дафна велела всем заняться горшками. — Нас попросили повторить в двух садах то, что мы сделали в церкви на твою свадьбу.

— Люди порой бывают такими неоригинальными, — заметила Селия. — Одна леди даже попросила поставить те же самые цветы. Дафне пришлось объяснять ей, что нелепо выставлять тюльпаны и нарциссы в горшках, когда в это время они уже могут спокойно расти в земле.

— После непогоды, случившейся два года назад, все боятся, что их собственные цветы будут маленькими или не вырастут вовсе. Да и нашему саду понадобится немало времени, чтобы прийти в себя. — Дафна имела в виду год, когда лета не было вовсе и им пришлось очень нелегко. Она пересчитала цветущие лилии. Довольная результатом, Дафна сняла с себя фартук. — Ну вот, цветы готовы, мистер Дэвидсон может отвезти их. Лиззи, проверь, чтобы он забрал все лилии, когда придет.

Потом подруги вернулись в гостиную. Селия пошла сварить кофе. Дафна внимательно осмотрела Одрианну с головы до пят.

— Похоже, ты вполне довольна своей семейной жизнью, — промолвила она. — Прошу тебя, скажи, что это так.

— Я довольна больше, чем ожидала, — кивнула Одрианна. — Разумеется, не обошлось без сюрпризов.

— Уверена, ты имеешь в виду вмешательство леди Уиттонбери в вашу жизнь, — сказала Дафна.

Одрианна говорила совсем не о вмешательстве леди Уиттонбери, а о чувственной стороне брака. И признаться, она привлекала ее больше, чем экипажи и шелка. Погружаясь в море наслаждения, она забывала о том, кем была. На время она даже забывала об обстоятельствах, уложивших ее в постель лорда Себастьяна.

— Да, порой она портит мне настроение, появляясь на небосклоне темной тучей, но, к счастью, эта туча не так велика, как могла бы быть. Да и маркиз стал мне добрым другом. — Честно говоря, он стал ее лучшим другом. Даже единственным во всем мире. А Себастьян по сравнению с братом все еще оставался для нее незнакомцем. Она не чувствовала себя с ним так же свободно, как с маркизом. Не забывала быть осторожной. Себастьян до сих пор настолько волновал ее и внушал ей благоговение, что она терялась в его присутствии, а ночами это чувство растерянности становилось еще сильнее.

— Маркиза пытается манипулировать тобой? — спросила Дафна.

— Конечно! Однако я пришла сюда не для того, чтобы плакать у тебя на плече или говорить о плохих качествах леди Уиттонбери. Я хочу побыть вместе с любимыми подругами, почитать газеты Лиззи с новостями и сплетнями.

Селия принесла поднос с кофе.

— Принеси газеты, Лиззи. У нее теперь целые пачки газет, ведь мы ездим в город очень часто. И все из-за того, что твоя свадьба намного увеличила наши продажи, Одрианна. И даже головная боль не останавливает Лиззи: она прочитывает все газеты, — промолвила Дафна с улыбкой.

Лиззи подошла к шкафу и вытащила оттуда толстую пачку сложенных газет.

— Мне нравится узнавать, что происходит в мире, — сказала она. — И я не понимаю, почему ты все время поддразниваешь меня, Селия.

— Потому что она тебя любит, — объяснила за подругу Одрианна. — Я рада, что сегодня твой недуг отступил, Лиззи. А я-то боялась, что из-за головной боли ты даже не выйдешь ко мне и мы не увидимся.

— Боль начинается внезапно, без предупреждения, ведь так, Лиззи? — спросила Дафна. — Думаю, иногда дело в перемене погоды.

Они пили кофе и болтали о всяких пустяках. Одрианна наслаждалась этим незатейливым разговором. Никаких правил этикета. Никакого будильника, призывающего ее поспешить на утренний визит. Никакого беспокойства о том, что кто-то смеется слишком громко, да еще в неподобающее мгновение.

Одрианна смотрела на своих подруг, и тут ей неожиданно вспомнились слова Себастьяна: «Отсутствие у тебя любопытства производит впечатление». Прежде ей тоже приходило в голову, что правило — это глупость, потому что она изнывала от любопытства. Однако потом она поняла: все, что ей хотелось узнать об этих женщинах и их прошлом, не имеет никакого значения.

Но сейчас, когда они так мило болтали, Одрианна подумала о том, как мало в действительности ей о них известно. Она ничего не знает о Селии и Лиззи. Даже о Дафне, а ведь та ее кузина. Правда, было время в юности, когда они с ней совсем мало общались.

А когда Одрианна подумала об этом, ей пришло в голову, что она — единственная обитательница этого дома, которая стала открытой книгой для своих соседок.

Селия взяла одну из газет.

— Что ты тут ищешь? — спросила она. — Зачем тебе эти газеты?

— Я знала, что у Лиззи должно быть гораздо больше газет, чем попадает мне в руки, — отозвалась Одрианна. — Но с моей стороны было бы нелепо просить слуг покупать мне каждый день целую кипу изданий. Мне хотелось бы увидеть, нет ли в них очередного послания от Домино. Он ведь уже дважды публиковал свои объявления, так что может сделать это и в третий раз.

— Не помню, чтобы мне встречалось это имя, к тому же в последний раз это был просто намек, — промолвила Лиззи. — Мы тебе поможем, так что тебе не придется тратить на поиски время. — Взяв стопку в руки, она передала ее Дафне.

Спустя полчаса они закончили, так и не найдя того, что искали. Несколько странных объявлений в газетах им встретилось, но не было никаких оснований считать, что их опубликовал Домино.

— А почему бы тебе самой не послать объявление в газету? — предложила Лиззи.

— Я думала об этом, но не могла так составить его, чтобы только Домино догадался, что это я, а кто-нибудь другой — нет.

— Она не может рисковать и допустить, чтобы объявление увидел лорд Себастьян, — сказала Дафна. — Разумный человек не станет расковыривать болячку.

Одрианна поняла, что это очень подходящая метафора. Она объясняла буквально все в ее поспешном браке. Желание и удовольствие превращались в бальзам для этой раны, но они ее не лечили. А ежедневные уколы в эту болячку не давали ей зарасти: какие-то неясные намеки окружающих на ее отца, на то, что Себастьян женился на ней по необходимости, ее уверенность в том, что муж, если бы мог, доказал обратное.

Одрианна подумала о том, каким был бы ее брак, если бы этой болячки не было. Бессмысленный, романтичный вопрос! Потому что если бы не эта болячка, то не было бы никакого брака, в этом нет сомнений.

— К тому же я поняла, что не могу организовать серию встреч, на которые не может прийти кто-то еще, — промолвила Одрианна. — Ведь теперь мое время принадлежит не только мне.

— Позволь ему прийти к тебе, — сказала Селия. — Напиши объявление и просто попроси в нем о встрече. А адрес укажи не свой, а магазина, чтобы не получить ответ на домашнюю почту. Так многие поступают — любовники, например. Для этого даже издатели и владельцы книжных магазинов предлагают свои услуги. Также можно воспользоваться адресами гостиниц и даже некоторых адвокатов.

— Возможно, я именно так и поступлю. — Одрианна заставила замолчать собственное любопытство по поводу того, откуда Селии все это известно. Конечно, она больше не одна из них, так что может не соблюдать правила, но поступить так значило предать их.

Однако может ли она написать такое объявление, чтобы его не заметил Себастьян и чтобы в то же время оно привлекло внимание Домино? Для этого понадобится поломать голову.

— Ты ведь можешь еще распространить свое объявление в таком месте, где собираются иностранцы, — предложила Лиззи. — Или договорись с тамошними служащими — заплати какому-нибудь клерку, чтобы он искал человека, которого ты ищешь, а тот потом пусть напишет тебе, если, конечно, появится в этом месте.

— Да уж, заплатить клерку — это лучше, чем болтаться у гостиницы, выискивая глазами Домино, — проговорила Селия с многозначительной улыбкой. Что ж, это прямо указывает на то, что ей известно об их походе в отель Миллера.

— Звучит неправдоподобно, но вообще-то такой ход может сработать, — сказала Дафна. — Ты предоставишь описание Домино. Твой нанятый помощник будет наблюдать. А если нужный тебе человек объявится, помощник прямо спросит, не Домино ли он. Если он ошибется, тот человек, разумеется, подумает, что ему задают какие-то нелепые вопросы, однако он быстро об этом забудет. Но если он действительно окажется Домино, то ему скажут, как с тобой связаться.

— Но где же мне нанять помощников? Наверное, в определенных отелях, — пробормотала Одрианна.

— Например, отель «Ройял иксченч», — сказала Селия.

— Или в местах, где люди развлекаются, — добавила Лиззи. — В театрах, например. Или в магазинах, где продают книги на иностранных языках. — Лиззи постучала пальчиком по подбородку. — Какие еще заведения, в которых можно хорошо провести время, отвлекают мужчин от дома?

— Бордели.

Деланный равнодушный ответ Селии заставил всех надолго замолчать.

— Между прочим, это весьма разумное предположение, так что не исключено, что стоило бы поискать и там тоже, — заявила после долгой паузы Дафна. — Однако есть одно «но»: Одрианна не может пойти туда, чтобы нанять себе помощника.

Селия пожала плечами:

— Какая неприятность! Скорее всего этот Домино посещает бордели, а в таких заведениях всегда можно кого-то нанять.

Приехал мистер Дэвидсон. Одрианна помогла подругам отнести горшки в повозку, чтобы мистер Дэвидсон развез их по лондонским цветочным магазинам, в которые «Редчайшие цветы» поставляли свой товар. Ей нравилось делать что-то вместе с бывшими соседками.

Тоска охватила Одрианну, когда она вышла из «Редчайших цветов» и возвращалась в Лондон. Оказавшись дома, она принялась составлять объявление в газету.

— Леди Офелия обратилась в «Редчайшие цветы» с просьбой организовать ей вечер в саду. Должна признаться, что они сумели превратить весьма унылый сад в настоящее чудо, учитывая нынешнее время года. Никто даже не заметил, как нелепо она подстригает самшит.

Леди Феррис настойчиво продолжала говорить о «Редчайших цветах», несмотря на усилия леди Уиттонбери сменить тему разговора.

Она и леди Уиттонбери вместе заехали к леди Феррис. Леди Уиттонбери заявила, что этот визит необходим для того, чтобы в свете лучше приняли Одрианну.

Леди Уиттонбери тщательно разработала тактику: свекровь Одрианны надеялась, что с помощью этой тактики Одрианна получит пропуск в «Олмак», однако сама она при этом не будет обращаться за протекцией к хозяйкам клуба. Дело в том, что маркиза не хотела мириться с мыслью о том, что другие леди обладают не меньшим влиянием в обществе.

Как подозревала Одрианна, леди Феррис была давней фавориткой леди Джерси, а слово, замолвленное этой дамой, могло стоить больше, чем все эти надоедливые и повторяющиеся утренние визиты.

— Я была там, когда миссис Джойс приехала, чтобы все устроить, — упрямо продолжила разговор леди Феррис, словно она считала, что менять тему разговора можно лишь в том случае, если больше не о чем говорить. — Такая элегантная и приятная женщина.

— Все, кто знакомится с моей кузиной, говорят о ее грации, — заметила Одрианна. — Однако ей все равно будет приятно, когда я расскажу, как вы о ней отзывались.

— Слышала, что несколько лет назад она была гувернанткой. Можно лишь посочувствовать тому, что обстоятельства вынудили ее заняться торговлей. Кстати, с ней была одна девушка. Очень хорошенькая хрупкая блондинка, — пояснила леди Феррис. — Я сразу поняла, что у нее очень живой характер, хотя она и казалась подавленной.

— Это Селия, — кивнула Одрианна.

Леди Уиттонбери наклонилась вперед, чтобы разделить их своей фигурой.

— А вы собираетесь устроить собственный вечер в саду, когда начнется сезон? — спросила она. — В прошлом году о нем с восхищением говорили еще долгое время.

— Да. В середине апреля, — ответила леди Феррис. —Я тоже обязательно обращусь в «Редчайшие цветы». — Помолчав, она добавила: — Я узнала ее. Ту, что помоложе, Селию.

Одрианна не знала, что и сказать. Леди Уиттонбери — тоже. Так они и сидели молча, пока леди Феррис не заметила предостерегающего выражения в глазах маркизы.

— Я однажды видела ее в экипаже, — промолвила она. — Кажется, это было год или два назад. Мы с леди Джерси гуляли в парке, и тут мимо нас проехал этот особенный экипаж. Он всем известен. Он принадлежит — уж простите меня, моя дорогая, надеюсь, вы не будете слишком шокированы — женщине, известной тем, что она выбирает себе высокопоставленных любовников, которые ее содержат.

— Уверена, что вы ошибаетесь, — промолвила Одрианна. — Несколько лет — достаточно большой срок для того, чтобы вспомнить лицо, которое вы мельком увидели в экипаже.

— Это была открытая карета — такие женщины всегда предпочитают передвигаться в подобных экипажах. К тому же лицо женщины трудно забыть. «Кто это такая?» — спросила я у леди Джерси, так сильно меня поразило лицо этой молодой красавицы. «Это ее дочь, — ответила мне она. — Девушка росла в деревне, но теперь, когда выросла, мать привезла ее в Лондон».

Даже леди Уиттонбери, умевшая держать себя в руках при любых обстоятельствах, не смогла полностью скрыть своего смятения. Ее спина оставалась прямой, на лице застыла дружелюбная маска, но все же любой бы заметил, что в ее глазах загорелись сумасшедшие огоньки.

— Поскольку миссис Джойс живет не в городе, а за городом, то вы все же, должно быть, ошибаетесь, — наконец промолвила маркиза.

— Может быть. — Леди Феррис удовлетворенно улыбнулась.

Глаза леди Уиттонбери словно метали маленькие кинжалы. Она нашла какой-то предлог, чтобы завершить визит.

Но как только они оказались в экипаже, ее самообладание испарилось.

— Это невыносимо! Ради твоих интересов я вынуждена якшаться с ничтожествами вроде этой леди Феррис, а она смеет унижать меня… — Маркиза воззрилась на Одрианну. — Ты порвешь сразу со всеми этими женщинами из «Редчайших цветов», — заявила она. — Мне следовало с самого начала потребовать этого. Господи, что будет, если все узнают, что ты жила с этой… Селией?! — Маркиза была в таком ужасе, что ее глаза широко распахнулись, а рот открылся.

— Леди Феррис ошибается, — промолвила Одрианна. Впрочем, она вовсе не была в этом уверена, ведь она ничего не знала о том, что было с Селией, пока та не поселилась у Дафны. По правде говоря, тот факт, что Селия была дочерью куртизанки, не был лишен смысла.

Этим можно было объяснить широту души Селии, ту уверенность, с какой она говорила о том, как в уединении люди нарушают правила приличия, соблюдая их в обществе. А когда Селия ездила в город, она всегда старалась какое-то время побыть одна. Может, для того, чтобы навестить свою мать?

— Ты порвешь с ними! Ты должна это сделать! И не думай, что мой сын будет с тобой заодно. Он привык с легкостью использовать таких женщин, но он никогда не вырывал из трясины греха ни одну из них. И он не позволит, чтобы ты общалась с ними.

— Но она же не говорила, что Селия сама… сама была куртизанкой, — промолвила Одрианна.

— Святые небеса, дайте мне терпения! Дочь шлюхи! Да-да, шлюхи! — выкрикивала маркиза. — Иначе зачем бы ее привезли в город? Только для того, чтобы показывать в парке вместе с матерью, то есть чтобы она и сама превратилась в шлюху!

Одрианна терпеливо выслушала всю эту яростную ругань. Она больше не сказала ни слова и едва сдерживала собственное смятение. Может, именно поэтому Селия не пришла на свадьбу? Что, если она вовсе не ухаживала за Лиззи? Селия могла опасаться того, что кто-нибудь в церкви ее узнает.

Однако Селия — не шлюха, что бы там ни подсказывала логика леди Уиттонбери. Селия — ее добрая, милая подруга. Она жила вместе с остальными женщинами в безвестности и мире. Селия даже ни разу не ушла из дома на ночь, как это произошло с Одрианной. А ее искренний и веселый нрав всегда освещал их дни, заставлял Одрианну смеяться и улыбаться.

Едва карета остановилась, Одрианна захотела поскорее выйти из нее. Однако леди Уиттонбери загородила ей путь зонтиком.

— В будущем никого из них не примут в этом доме, — заявила она. — Моя обязанность состоит в том, чтобы поднять тебя для исполнения твоей будущей роли. И я не позволю вместо этого затащить нас вниз.

Отодвинув зонтик в сторону, Одрианна вышла из экипажа. И убежала в дом прежде, чем леди Уиттонбери заметила ее слезы…

Себастьян вошел в комнату, где лежал больной. Он даже не вздрогнул при виде открывшейся его взору картины, ведь в конце концов у него был богатый опыт.

Взрыв едва не убил Гарри Андерсона. Бедняга лишился ноги и руки, а на его обезображенном черепе больше никогда не будут расти волосы. Гарри не было еще и двадцати, когда война сделала его инвалидом.

Увидев его, Себастьян невольно подумал о Моргане. Будущее этого молодого человека будет таким же ограниченным, как у брата, и так же, как Морган, он обречен на одиночество и изоляцию. Правда, Андерсон сам в состоянии заботиться о себе, но все равно у него и у маркиза Уиттонбери было много общего.

Андерсон приветствовал Себастьяна с равнодушием. Так ведут себя все калеки.

— Вы оказали мне большую честь, согласившись увидеться со мной, — сказал Себастьян. — Мне сказали, что вы не желаете говорить о несчастье.

Андерсон шевельнул своей культей. Рукав его куртки дрогнул.

— Вы — единственный выживший канонир. Вас отбросило взрывной волной, и это стало вашим спасением.

— Да уж, мне повезло. Само собой, французы целились в пушки, но они не знали, что от них было мало толку.

Себастьян расслышал в голосе Андерсона горькие нотки.

— А что вы помните об этих бесполезных пушках?

— Немногое… Мы, как обычно, зарядили их и правильно подожгли фитили. Но ничего не произошло. Возможно, к пороху примешался песок, так бывает. Но выстрелов не было, мы увидели лишь небольшой дымок. — Андерсон пожал плечами. — В общем, мы прочистили пушки, все сделали сначала, зарядили их порохом из других бочек, предварительно убедившись, что он сухой. Но все повторилось, как в первый раз. И все это под обстрелом неприятеля. Мы пали духом, ведь мы даже не могли ему ответить. Их пушки превратили нас в кровавое месиво, прежде чем командиры отдали приказ об отступлении. Я услышал этот приказ позднее, когда был уже полумертвым. А потом немногие выжившие отправились домой. И рассказали об этом происшествии.

— Вы можете написать обо всем этом? Чтобы ваш рассказ послужил официальным свидетельством?

— Так уж вышло, что я больше не в состоянии писать, сэр.

— Я приведу к вам писаря, который запишет ваш рассказ и засвидетельствует, что это именно вы диктовали ему, — сказал Себастьян.

Андерсон задумался.

— Сразу после ранения ко мне заходил какой-то офицер, — промолвил он наконец. — Я поведал ему, что произошло. Но он сказал, что война закончена и ничего хорошего не выйдет, если я стану всем рассказывать о произошедшем. Еще он сказал, что пусть погибшие спят спокойным сном.

— Вы считаете, он был прав? — спросил лорд Себастьян. — Если так, я оставлю вас в покое.

Андерсон уже не раздумал об этом.

— Просто мне кажется, что часть людей погибла от неприятельского огня, а часть — из-за чьей-то халатности, — сказал он. — И разве это правильно, что никто за это не заплатил? Впрочем, я слышал, что какой-то человек повесился из-за этого. Но я все думаю: а что, если эта ошибка повторится снова?

— Вы думаете так же, как мой брат и я, — произнес Себастьян.

— Что ж, в таком случае я согласен продиктовать свою историю, сэр. Пришлите ко мне писаря, я сделаю все, как надо, — пообещал Андерсон.

Себастьян поблагодарил его.

— У меня есть еще один вопрос. Я попросил бы вас описать эти бочонки с порохом — для меня. Поведайте мне все, что можете вспомнить. Постарайтесь, прошу вас. Особенно меня интересует, были ли на них какие-то надписи, маркировки.

Вернувшись на Парк-лейн, Себастьян сразу же отправился в покои брата. Наконец-то у него появилась новая информация, которая поможет сдвинуть с мертвой точки это дело о боеприпасах. И Себастьяну не терпелось поделиться этим с Морганом и обсудить с ним следующие шаги.

Доктора Фенвуда в прихожей не оказалось. А из библиотеки раздавались какие-то странные звуки. Приблизившись к открытой двери, Себастьян услышал тихие всхлипывания.

Он заглянул в комнату и увидел брата, низко склонившегося в своем кресле, а перед ним на полу — плачущую Одрианну. Морган что-то говорил ей, но так тихо, что Себастьян не мог расслышать. Зато он видел, как брат ласково поглаживает Одрианну по голове.

Эта картина ошеломила его. Опустошила. Несколько бесконечно долгих мгновений он молча наблюдал за ними. А потом в нем закипела ярость.

Себастьян пошел прочь. Дому этого не выдержать. Да что там дому — целый мир, должно быть, не справится с его гневом.

Он вышел в сад и направился к неухоженному участку в дальней части. И там, среди деревьев на изумрудной траве, он дал волю своему гневу.

Он выл, стонал и бессвязно что-то выкрикивал. Но не только ревность заставила его злиться. Себастьян понял, что какое-то особое безумие росло в нем с того самого дня, когда Морган купил это чертово офицерское звание.

Темный дождь ярости требовал правды. Он безжалостно должен был отмыть реальность.

Какого же дурака свалял Морган, купив звание. Идиот! Он же не солдат, у него не было опыта. И армия его ничему не научила, зато сразу сделала его ответственным за чужие жизни, как будто титул мог должным образом заменить военные навыки.

Сколько людей погибло из-за него? В чем истинная причина его интереса к делу о боеприпасах? Его ошибки стали причиной смертей, за которые никто никогда не отомстит, и поэтому он хочет, чтобы ошибки сами мстили за себя?

А теперь его полюбила Одрианна. Связь между ними была ощутима в библиотеке почти физически. Одрианна упала к его ногам со слезами, она принимала его утешения… Она принесла собственное несчастье к дорогому другу, потому что знала: рядом с ним она найдет тепло и сочувствие. Она смеялась, шутила и плакала с Морганом, а перед мужем она все еще приседала в реверансах.

Себастьян не мог поверить, что сцена в библиотеке так повлияла на него. Яростный гнев продолжал рвать его на части. Но вслед за гневом пришло чувство вины, ослабившее его. Вины за то, что он не избил Моргана до полусмерти тогда, когда тот впервые заговорил о том, что хочет купить офицерское звание. Вины за то, что он проживает жизнь брата. Вины зато, что завидует тому, как Одрианна привязалась к нему, несмотря на его жалкое существование, на которое Морган обречен.

Обычно Себастьян легко справлялся с чувством вины. Но сейчас он ненавидел его, ненавидел все, что имело к нему хоть какое-то отношение. Обязанности. Ожидания. Вынужденную осмотрительность. Потерянную дружбу и нудные компромиссы.

Но еще больше Себастьян ненавидел то, что они с братом разделили Одрианну, как делили все остальное. Послушно отдавая мужу свое тело, она от всей души делилась с Морганом своим сердцем.

Однако больше всего Себастьяну была ненавистна мысль о том, что это так много значило для него.

Загрузка...