Обратимость

Снова ночь

Я открываю глаза – ночь

Я закрываю глаза – ночь

Мои легкие наполнены ночью, как темный колодец застывшей водой, в которую смотрит молчаливый месяц.

Я дышу ей, не чувствуя ничего, я смотрю в нее, как слепец, не видя ничего

Ничего вокруг, никого рядом…

В моем звенящем дне, полным голосов и шума, я вижу тихую ночь, в лицах близких – пустоту ночи.

Она, как многоликая царица, окутала меня звездной мантией, сделав своим избранником, своим фаворитом, заставив примоститься у ее царственных ног в покорности.

Я смотрю в ее глаза, полные звезд… Вот-вот они рассыплются звенящим блеском в моей душе, оставив в ней пустоту. Она уводит меня жестами своих прозрачных рук, побуждая повиноваться им, как безвольную марионетку. Она говорит со мной на разных языках, ни один из которых я не знаю. Она отражается во всех зеркалах неизвестными мне отражениями. Она оставит меня одного, но будет во мне, как есть: многоликая и изменчивая, как вода, резкая и улыбающаяся, как блеск кинжала, заботливая и холодная, царственная и требовательная в любви к ней.

Она выносит и родит во мне усталость – свое любимое чадо. И закрепит его во мне так, что я не замечу, и оставит со мною навсегда, как живой организм, как трепещущий полный нервных окончаний комок. Он будет биться во мне вместо сердца. Так, как я когда-то чувствовал живое сердце, я буду чувствовать усталость. Буду смотреть сквозь нее в день и видеть ночь, направлять сквозь нее чувства, что будут возвращаться ко мне, не найдя цели, говорить сквозь нее, но останусь неуслышанным, думать сквозь нее, но потеряю свои мысли, и они уже не принадлежат мне. Они отвергли меня, как недостойного.

Я несу на себе крест из страданий и несбывшихся снов. За мной тянется шлейф из безысходности и тишины. Впереди меня безводная пустыня, в которой я изучил каждую песчинку. Я знаю, что увижу, если подниму голову, а под ногами моими пропасть.

В глаза мои смотрят пустые глазницы Вечности, она всегда одна и та же… она всегда похожа на ночь… ее невозможно избежать и нет от нее спасения. Она вызвалась мне в невесты и ревностно охраняет мой взгляд и делает так, что я вижу только ее.

В уши шепчет дурманящий голос Очевидности. Он всегда один и тот же и никогда не поменяется. Я знаю, что он скажет мне завтра, через месяц, год, много лет и веков. Порой я путаю его с моими мыслями, настолько он сросся со мной. Порой я растворяюсь в нем, будто всегда был с ним одним целым.

Что я могу дать тебе? Оставшись со мной – ты будешь страдать, когда потеряешь – тоже будешь страдать. Ты не услышишь от меня ничего нового, каждый день будет один и тот же. Я буду с тобой как твое проклятие и оставлю тебя, проклинающей меня. Мои движения заучены, жесты не замечены, образы не меняются. Я передам тебе свою усталость, как новый плод, от моих рук не изойдет ничего, кроме холода вечности. Голос мой будет звучать поначалу в твоих ушах, но потом исчезнет, растворившись среди аромата дурмана. Ты будешь видеть моими глазами и слышать моими ушами, перестав отличать себя.

Равноценна ли жертва тому, что ты имеешь сейчас?

Жизнь изменилась.

Не просто изменилась – она треснула, как стекло под давлением, когда в наш город пришли вампиры. Они появились тихо, без предупреждения. Никто не видел их появления, но каждый почувствовал это. Воздух стал другим. Время словно застыло, а тени на улицах казались гуще. Никто не знал об их существовании в городе, но все знали – или хотя бы слышали – множество легенд о вампирах.

Широкой общественности, разумеется, никто ничего не сообщал об их приходе, но она сама обо всём вскоре узнала. Кто они? Сколько их? Как они выглядят? Все эти детали балансировали на грани небылиц, которыми нас пичкали газеты и бесконечные слухи. Последние доходили до таких нелепостей, что вызывали у многих реалистов кривые усмешки, а лично у меня – тошнотворные рефлексы.

Никто не знал, как они живут и опасны ли они вообще, потому что обескровленных трупов не наблюдалось (или о них просто умалчивали), а появление их где бы то ни было, даже мельком, рассматривалось на уровне пришествия мессии. Я где-то читала, что вампиры всегда жили среди людей, но очень хорошо скрывались и ничем не отличались внешне. Они отлично адаптировались к миру, в котором должны были существовать не один век.

Однако жизнь изменилась ещё более, обратившись почти в первородный хаос, когда позже появились другие вампиры. Также никто не знал, откуда они пришли и сколько их, зато все знали: эти существа опасны. Они нападали на людей, выпивая из них кровь, делая такими же, как они, или просто убивали. Никто не мог объяснить, почему так происходит, и никто не знал, отличаются ли эти вампиры от тех, кто пришёл раньше. Высшие власти молчали, скрывая всё за семью печатями, и было почему.

Тем не менее ещё позже стало известно, что вампиры, убивающие людей, – это другой “сорт” вампиров, другой класс или вид. Появилась обширная информация, будто один из представителей клана вампиров заявил, что они не имеют никакого отношения к тварям, убивающим людей. Однако откуда эта информация началась, что в себе заключала и где кончилась, неизвестно. Потому что всё интересное и насущное часто раздувают, переделывают и снабжают выдумками, в итоге становится неясно, где правда, а где ложь.

Я часто читала статьи об этих двух видах вампиров, и их было так много, что голова шла кругом. В конце концов я просто забросила это неблагодарное занятие.

И вот, чтобы как-то обозначить новый, опасный класс этих кровососов, их стали звать “твари”. Это действительно были твари, потому что по сравнению с благородными выходцами их вида первые не имели ни рассудка, живя лишь инстинктом крови, ни жалости и, в общем-то, никаких чувств, чем походили на животных.

Они нападали по ночам. Днём их нельзя было нигде найти (во всяком случае все боялись их искать). Они нападали резко, и жертва едва ли успевала понять, что произошло. Подобные объявления иногда появлялись в газетах, и запуганный народ, пробираемый ознобом ужаса, узнавал о том, как именно это происходит, чего ожидать и опасаться. А уцелевшие чудом очевидцы распространяли повсюду свои свидетельства.

Учёные в бешеных ритмах принялись изучать этих существ и изобретать средства для борьбы с ними. Так как их число изначально было невелико, потерь тоже особо не наблюдалось. Тем не менее борьба велась, выход нашёлся. Уж не знаю, помогало ли новое созданное оружие, но их число не увеличивалось, мне казалось, даже уменьшалось. С тварями боролись активно и серьёзно. Все средства массовой информации кишели очередными новинками и усовершенствованиями для борьбы. Постоянно выходили новые законы, подтверждения и соглашения между разными сторонами и организациями. Что происходило на самом деле, знали только избранные.

Что касается простых людей, то они впали в панику. По ночам город вымирал. Из звуков можно было услышать только редкое бурчание двигателя автомобиля или шорохи каких-то невидимых животных. Часто, глядя из окна, я наблюдала зыбкий дрожащий свет фонарей. Как светочи жизни, рядом с моим домом они освещали тёмную аллею. Свет серебристой дрожащей паутиной просачивался сквозь молочный, вязкий туман и обрывками висел вокруг. Иногда мне казалось, что там, за окном, другой мир… Настолько он становился чужим ночью.

Таково было моё частое занятие по вечерам.

Однако время шло, пытливое людское воображение на месте не стояло, жаждая узнать всё новые подробности об опасных гостях. В конце концов я узнала, что новое оружие, которым владели обычные обыватели, почти не спасает от нападения тварей. Они нападали так резко и неожиданно, что человек едва ли успевал среагировать. Если их зубы оказывались в твоей шее – бесполезно уже было применять что-либо.

Их число не увеличивалось. Всем стало интересно, почему это так происходит, поэтому вскоре кто-то, особенно пытливый, пустил новую сплетню, что твари боятся благородных вампиров как огня. Последние могли запросто уничтожить любое число тварей без вреда для себя. Однако в свете ходили и другие сплетни по этому поводу.

Опубликовывались и обширные рассуждения исследований учёных, что, мол, ДНК тварей или что-то там ещё имеют непостоянную, хрупкую структуру. У кого было время и желание разбираться в этих пространных, в большинстве своём необоснованных рассуждениях, разбирался и даже делал свои выводы – и тут же спешил поделиться с остальным миром. Так сплетни росли и множились, одна нелепее другой. Я уже давно перестала в них верить. Но я соврала, что прекратила читать статьи.

О благородных собратьях тварей было известно ещё меньше, чем о самих тварях. Сведения о них имели большую цену и собирались очень тщательно. Однако изыскания большинства оказывались тщетны. Благородные ревностно относились к изолированности своей группы и чуть ли не под страхом смерти не пускали туда посторонних и даже тех, кому доверили свою охрану (это я узнала позже).

Они жили закрыто. Где? Никто не знал или знали немногие. Говорили, что они не боятся дневного света, но всё же предпочитают сумрак. Говорили, что они ведут себя совсем иначе, чем люди: отчуждённее, высокомернее и грубее. Ещё бы – нагло посягать на личную жизнь и вперивать в неё свои любопытные праздные взоры, кому бы понравилось? Их можно понять и не обижаться на них. Говорили, что они гораздо красивее, и среди них нет старых. И ещё говорили много чего, едва ли в это можно было верить. Я не верила ни во что.

Находились те, кто верил во всё и, более того, объявлял себя преданным фанатом благородных. Куча таких фанатов рылась в сплетнях, отыскивала, видимо, успешно места обитания благородных и оккупировала их укрытия. Но вреда они никакого не доставляли. Какой может быть вред от безобидно жужжащей мухи? Разве только её хочется поскорей прихлопнуть. Эти фанаты открыто жаждали воссоединиться с вампирским кланом. Не видя их представителей, они уже любили их всей душой. Эти люди, на которых и смешно, и жалко было смотреть, хотели быть вампирами. Они витали в облаках любви, романтики: хотели, как говорится, жить в их кругу долго и счастливо и… вечно.

К сожалению, тех, кто хотел жить вечно, оказывалось гораздо больше, а всё остальное им было неважно. Эти люди находили огромное количество способов контактировать с вампирами, но так как я не слышала ещё о том, что кто-либо из смертных удостоился чести обрести вечную жизнь, то думаю, их попытки всё ещё терпят неудачу.

Меня лично слово “вечность” как-то не то напрягает, не то пугает. Я много думала, хотелось ли мне жить вечно, и приходила скорее к отрицательному ответу, чем к положительному. Или, точнее, не совсем так – я бы согласилась удлинить свою жизнь, но сделать её вечной? Вряд ли. Мысли о вечной жизни казались кощунственными, и я предпочитала не думать об этом. Единственное, относительно разумное объяснение, которое я находила для вечности: человек изначально не был создан для неё. С рождения он пребывал в каких-либо рамках. Он ограничен хотя бы даже физической оболочкой. И вырываться за рамки положенного (не зря ведь это “было положено” кем-то свыше) – по меньшей мере наглость, и вряд ли она приведёт к чему-то положительному. В конце концов, всё вечное когда-нибудь да надоедает. Его перестаёшь замечать со временем, зная, что оно всегда здесь, “под рукой”, и никуда не денется…

Своей наглостью и излишним любопытством люди сами настроили против себя благородных, как мне думается. Меня поражала их глупость в этом плане. Если они хотят понравиться, то такая настойчивость никому не придётся по душе.

Из-за таких вот фанатских поползновений, да и по другим причинам, о которых никто не знал, стали образовываться организации их защиты. Вскоре они объединились в одну большую. Организация приобрела такой вес и силу, что вышла на государственный уровень по важности, при этом оставаясь абсолютно закрытой от любопытных глаз. Именно она обеспечивала не только секретность себе и своей деятельности, но и секретность всего, что касалось вампиров. Не удивлюсь, если узнаю, что её работа уходит корнями в глубокое прошлое или же что у неё связи ещё и с другими странами, и она мастерски раздувает и распускает нужные сплетни про своих подопечных, чтобы сбить с толку тех, от кого она их спасает.

Итак, все знали о существовании “благородных” и о наличии организации, защищающей их. Больше никто ничего не знал. Или знали только избранные.

Я не верила сплетням, но это не значит, что меня не занимала судьба благородных. Конечно, хотелось увидеть их своими глазами. Я интересовалась ими, но не так рьяно и до одури, как это делали другие. Их навязчивость остужала мои порывы. В сердце жило чувство вины перед этими существами, чья природа принадлежала неизвестно какому разуму. Я интересовалась ими осторожно, ненавязчиво.

Но никто не мог заглянуть в мою душу, а в ней бушевал настоящий ураган. Я постоянно думала о том, какие они, как живут. Представляла, что когда-нибудь встречу их – и не просто увижу, а стану частью их мира. Руководствуясь самыми искренними намерениями, я допускала мысль: они не смогут оттолкнуть такого человека, как я. Хотя… чем я, в сущности, отличаюсь от остальных с их вампирской точки зрения? Ничем. Этот грустный факт заставлял меня стыдиться своих фантазий. Но запретить себе мечтать? Нет уж. Эту привилегию у меня никто отобрать не мог!

Я всегда была чутким и внимательным человеком. Видела то, что оставалось незамеченным для других. Речь не о даре ясновидения – мой “дар” был куда проще, но он был. Я чувствовала многое: опасность, если она возникала рядом, истинную суть человека за его внешней маской, атмосферу места – ту, что мистики назвали бы негативной энергией. Но эти ощущения жили где-то на грани сознания, поэтому трудно было объяснить, как они работали. Просто… я знала.

Часто мне снились сны о другой стране, далёкой, не принадлежащей нашему миру. Эти сны были только моими. В них всегда было чувство полёта. Они повторялись так часто, что стали привычными, и другие сновидения я уже не воспринимала всерьёз. Откуда они пришли, я не знала, но была уверена, что они что-то значат. Однажды я поделилась этими впечатлениями с человеком, и он сделал предположение:

“Может быть, тебе просто скучно здесь, на Земле, и душа стремится в другие миры? Во сне она исследует новые измерения, компенсируя недостаток впечатлений в реальной жизни. А твоя тяга к тому, что выше земного понимания, даёт ей полную свободу.”

Кто-то более приземлённый говорил, что всё это – от лёгкой жизни.

Возможно. Я была молода, только-только вступала во взрослую жизнь после окончания колледжа – и то без особого желания. Меня задевала жестокость и эгоизм людей. Не хотелось вливаться в это широкое общество. Хотелось жить своей, отдельной жизнью.

Эти убеждения вели к неизбежному одиночеству. У меня почти не было друзей. Я не стремилась к близким контактам, позволяя людям приближаться ко мне ровно настолько, насколько это касалось моих внешних интересов. И как бы странно это ни звучало, одиночество меня полностью устраивало. Я укрывалась в нём, как в коконе, и находила в этом вдохновение. Кто-то назвал бы это мизантропией, но ошибся бы. К людям я относилась нормально, без презрения. Просто не подпускала их ближе, чем считала нужным.

Но вернёмся к снам. Не случайно я вспомнила о них.

Когда появились вампиры, мне стали сниться и они. Правда, редко. Эти сны сразу забывались и никакого значения не имели.

Пока не произошло событие, которое всколыхнуло всё общество.

Стало известно имя клана, который до этого называли просто “благородные”. Имя было красивым – Керраны. Оно засело в моей голове, не желая оттуда уходить. Для меня оно стало почти заклинанием. И вновь мне стало стыдно за эту слабость.

Я чувствовала, как во мне живут две личности. Одна – рациональная, рассудительная. Другая – мечтательная, иррациональная, чувствующая тонкие связи этого мира.

Имя благородных всплыло неслучайно. Что-то произошло – неясное, но достаточно значимое, чтобы всколыхнуть организацию. Жизнь в ней забурлила, вырвалась наружу и дала людям какую-то размыто-причинную информацию о существовании Керранов. Нет, они не были опасны для людей, но им что-то угрожало. Люди зашевелились, бросились с горячей готовностью защищать благородных. Я тоже напряглась, но понимала: наши попытки помочь бессмысленны. Даже глупы. Снова стало стыдно за нас. Я чувствовала, как ненависть их к нам растёт.

После этого события сны стали меняться. Они приходили всё чаще.

Где-то среди леса маячили черные башни вампирского жилища, куда я никак не могла попасть, но знала, что абсолютно точно должна там как-то оказаться. Я видела вампиров. Всегда в темноте. Всегда на расстоянии. Они смотрели на меня грустными, роковыми глазами. Они знали что-то, но молчали. Я пыталась понять их тайну, но не могла. Они не разговаривали со мной. Между нами выстроилась стена. Отчуждение давило так, что иногда физически болело тело. Я не с ними. Чужая.

Иногда в темноте одна из фигур протягивала ко мне руку, как будто предлагая дружбу, но потом исчезала в тени.

Во снах они были необычайно красивы. Молодые. Все до одного – грустные. Их печаль убивала меня. Каждый раз я просыпалась с тяжестью в голове, с болью в сердце, со взмокшей спиной и чувством бесконечной усталости. Каждый раз ругала себя за впечатлительность, но избавиться от этих снов не могла. Они тянули меня в свой омут против моей воли.

Удивительно, но даже когда вокруг вновь воцарилось спокойствие, и люди либо забыли об опасности, либо она действительно отступила, сны остались.

Они не менялись. Ни по краскам, ни по ощущениям. Эта монотонность уже начинала утомлять. Радовало только, что они снились не каждую ночь. Иногда я возвращалась в мою волшебную страну, но почему-то её краски поблекли и стали второстепенными по сравнению со снами о вампирах.

Где-то в это время у меня появилась цель – проникнуть в организацию.

Звучит громко, но на деле ничего особенного в этом не было. Я – обычный человек. Без связей. Без сверхъестественных способностей. Можно только устроиться туда на работу. .

Назвать себя специалистом в какой-то области было бы неправдой. Но у меня имелись другие качества. И с некоторой долей честолюбия они могли считаться достойными для конкуренции с другими претендентами.

Я верила в свою полезность. Ощущала какой-то странный долг перед кем-то или чем-то. Эта мотивация казалась неоспоримой, хотя я до конца не понимала, в чём именно заключалась моя ценность.

Наверное, это во мне говорила вторая личность – иррациональная.

Я стала изучать всю информацию о деятельности этой организации. Как выяснилось позже, среди этого хаоса нашлось место и правде. Если бы я хоть немного больше доверяла внешним источникам, могла бы сделать массу полезных выводов. Но скептицизм прочно засел в душе. Легче было не верить ни во что, чем перебирать горы информации, выискивая, во что стоит поверить, а что оставить без внимания.

Вскоре мои старания стали настолько усердными и почти остервенелыми, что их невозможно было не заметить. Алекс, мой друг, который время от времени наведывался в гости, ухмылялся, глядя на мои попытки, и лишь пожимал плечами.

Долго я искала возможность попасть туда. Меня бы устроила даже должность посыльного для начала. Но попасть в организацию было почти невозможно. Вакансии они раздавали только своим – знакомым или проверенным людям. Со стороны – никак. Официальных объявлений о приёме сотрудников никто не публиковал.

Я нашла адрес и телефон организации и начала думать, как туда прийти и что сказать.

Выбрав наконец день, я собралась с духом и пошла, не имея чёткого представления удастся ли моя авантюра. Увы, поход не увенчался успехом. Можно было догадаться: там действовала строгая пропускная система. Меня отправили обратно, едва выслушав, да ещё и посмеявшись напоследок. Не получилось в первый раз? Может, получится в следующий.

Выждав ещё около месяца, я пошла туда снова. На этот раз мне повезло: охранник вышел на улицу покурить. Это облегчало контакт.

Я окинула его быстрым взглядом, пытаясь понять, как себя вести и чего от него ожидать. На вид он казался достаточно дружелюбным мужчиной, в отличие от тех, что дежурили при моём первом визите. К тому же, когда я немного замедлила шаг перед входом, он внимательно посмотрел на меня.

– Вы куда, милочка? – спросил он достаточно свободно.

Я вздохнула поглубже и начала:

– Иду по очень важному делу, – сказала я как можно серьёзнее, но в то же время напустила на себя беспомощный вид.

Он хмыкнул и спросил:

– Да? А пропуск у вас есть?

Я побледнела. Началось.

– Откуда ему взяться, если я иду устраиваться на работу?

– Ну как же. Вам должны были выписать пропуск. Вы должны были позвонить.

– Я звонила, но в таких случаях лучше сразу прийти.

Он посмотрел на меня с лёгким недоверием.

– Ну посмотрите на меня, – я сделала честные глаза, – разве я похожа на преступника? Я и мухи не обижу. Я хотела бы устроиться сюда на работу. Для этого мне нужно пройти в отдел кадров. У меня, к сожалению, нет пропуска.

– Почему именно сюда? – спросил он тоном, который ясно дал понять: я не первая, кто приходит к этим дверям без приглашения. стало стыдно. Видимо, здесь уже были такие самонадеянные, как я. Увы, дипломатическим талантом я не обладала, находчивостью не блистала. Всё, на что можно было рассчитывать, – это на собственную искренность. Наивно было надеяться, что она поможет.

Если это моя судьба – меня пропустят, – подумала я.

– Я хочу здесь работать. Пожалуйста, пропустите меня, – я посмотрела на него таким проникновенным взглядом, на какой только была способна. – Позвольте хотя бы спросить, не нужен ли им работник. От этого никто не пострадает. Очень вас прошу.

Охранник усмехнулся и пожал плечами.

– Не знаю, – бросил он и, развернувшись, пошёл в свою будку, крича другому:

– Слышишь, Эл, нам тут никто не требовался? Может, должность какая открытая есть?

Я затаила дыхание. С одним ещё можно найти общий язык, а вот на второго меня уже не хватит. Почва под ногами начинала разверзаться. Дело принимало нерадостный оборот.

– Не знаю, – откликнулся голос. – Меня в такие вещи не посвящают. А что такое?

– Да тут девочка пришла, просит, чтобы я её пропустил, – сказал он с усмешкой.

К горлу подкатил ком. Я закрыла глаза.

Ну вот, естественно, меня сейчас отправят восвояси. Но я решила попытаться ещё раз, не до конца понимая, что делаю.

– Пожалуйста, позвольте пройти. Я уверена, что найду здесь работу. Я могу быть полезной, – я замолчала, чувствуя, как краснею. Они тоже замолчали, переглядываясь полушутливо, полусерьёзно. – Я очень хочу здесь работать. Уверена, меня возьмут. Мне есть, что предложить. Они вам ещё спасибо скажут за то, что пустили меня.

Охранники переглянулись, и один из них усмехнулся.

– Ну что делать-то? – сказал один.

Другой пожал плечами.

Я повторила свои слова. В конце концов меня пропустили. Правда, очень неохотно.

Теперь главное – чтобы меня не выпроводили в отделе кадров, не дослушав. Иначе возвращаться назад будет трудно. Мои нервы не выдержат ещё одного провала.

Не буду вдаваться в подробности всех попыток получить должность. Скажу лишь, что это стоило огромных трудов. Я бледнела, краснела, ладони покрывались испариной, взгляд горел, сердце стучало как бешеное. Не знаю, заметили ли они эти признаки. Но меня взяли! Последнее слово оставалось за директором. Видимо, умилившись моей искренностью и наивными порывами, он приказал поставить меня на должность помощника секретаря в информационном отделе.

Сказать, что я была счастлива, – ничего не сказать.

Так началась моя работа.

Меня без проблем пропустили через проходную и направили в большое здание, больше напоминающее ангар с прямоугольными огромными окнами, как в спортзалах. В первые дни мне выдали кипу анкет, которые нужно было заполнить: анкета о себе, об увлечениях, какие-то психологические тесты и обязательные устные беседы. Меня проверяли на пригодность и серьёзность, чтобы заранее выявить возможные корыстные мотивы, если бы они имелись. Их не было. Во всяком случае, я сама так считала.

Коллега, сидевшая сбоку от меня, оказалась весьма осторожной и скрытной, хотя и пыталась выглядеть открытой и дружелюбной. Я наблюдала за ней и понимала: здесь не принято делиться личной информацией. Но при этом нужно было сохранять видимость тёплых отношений с коллегами – в общем, лицемерить, чего я терпеть не могла.

Я решила действовать осмотрительно. Никаких вопросов о роде Керранов. Просто с головой ушла в возложенные на меня обязанности. Увы, работа почти ничего не раскрывала. Я обрабатывала бесконечные письма и почту, писала на них стандартные ответы. Если попадалось что-то более важное, этим занималась коллега.

Всё, что удалось выяснить: они не называли себя организацией и не принадлежали ни к какому высшему органу власти. Они вели совершенно самостоятельную деятельность, готовую развалиться в тот момент, когда в ней отпадёт надобность. Они называли себя обществом, образованным на добровольной основе. Поддержку, видимо, черпали исключительно из собственных резервов.

Имели ли они связи с другими обществами у нас или за границей – оставалось неизвестным. Вся их деятельность хранилась в торжественной секретности.

К моему удивлению, общество не включало в себя огромного количества служащих и не обладало большим размахом. Все работники имели личную доверенность и прошли проверку временем. Только мой отдел оказался самым открытым и доступным для новых людей. Здесь работало большинство сотрудников, и все они занимались обработкой информации, которая, по сути, не имела особой ценности.

Ну что ж, я не теряла надежды и верила, что меня рано или поздно продвинут вверх, туда, куда имели доступ лишь немногие. Это, может, и звучало чопорно и самоуверенно, но если уж я ставила перед собой цель, то обычно её достигала от природы обладая силой воли и упорством.

Однако вскоре произошло одно событие, которое оставило след и, возможно, стало тем самым толчком, который помог мне подняться выше.

Однажды ко мне подошла Тэсс, секретарь, под началом которой я работала, и попросила пройти за ней. Она передала меня другому человеку, и мы пошли дальше по одинаковым серым коридорам. Я не решалась спросить, куда меня ведут. Тем более что незнакомец имел слишком серьёзный вид и не располагал к беседам.

– Проходите и садитесь на стул, – сказал он, пропуская меня вперёд.

Я вошла. Он захлопнул дверь за мной.

В комнате был только один стул. В стене за стеклом находилась маленькая комната, вроде наблюдательной. Тут же зашли другие люди и молча начали крепить ко мне какие-то приборы с проводами. Я испугалась.

– Что вы делаете? – спросила я, пытаясь сохранять спокойствие.

– Не бойтесь. Вам сейчас будут задавать вопросы. Надо просто расслабиться и отвечать честно. Это все ваши труды.

Ладони похолодели. Я чувствовала, как бледнею, хотя никакой причины для страха не было.

“Допрос” начался.

Вопросы были стандартные. Те же самые, что и в анкетах, которые я заполняла раньше. Я отвечала предельно честно. Со временем даже успокоилась, убедив себя, что бояться мне нечего. Люди за стеклом не проявляли ни малейших эмоций. Они просто наблюдали. Иногда смотрели вниз, словно что-то записывая.

Меня отпустили. Я вернулась на рабочее место.

Больше никто ко мне не подходил, и ничего странного не происходило. Видимо, мои ответы их удовлетворили. Вскоре я даже начала надеяться, что они оценят мою честность и искренность.

Я продолжала работать как прежде, но с каждым днём всё сильнее ощущала: я втянута во что-то большее. Не потому, что меня не отпустят, но потому что чувствовала внутри себя какую-то силу, как будто я на своем месте. Здесь царила особая атмосфера. Попав в неё, человек становился частью единого организма. Он впитывал в себя все его нюансы и детали, становился его клеткой.

Именно тогда я впервые заметила директора.

Видела я его редко. Обычно он стремглав пролетал мимо нашего отдела, не обращая никакого внимания на его сотрудников. Но в тот день всё было иначе. Он шёл медленно. Словно искал что-то – или кого-то.

Я смотрела на него внимательно. И вдруг – наши взгляды встретились.

Я дружелюбно кивнула. Он задержал на мне взгляд, потом перевёл его на мою коллегу. Она даже не заметила его присутствия, погружённая в работу. Директор снова посмотрел на меня и продолжил свой путь, всё так же медленно, обсуждая что-то с сопровождающими его людьми.

– Что это он? – спросила я, когда он скрылся за углом. – Как будто что-то потерял.

Тэсс пожала плечами и вернулась к своей работе.

Я почувствовала, как сердце забилось быстрее. Словно в предвкушении чего-то важного. И приятного. Всю ночь я не могла заснуть.

Неделя прошла как обычно. Рутинные дела, документы, никакой интриги. Но в понедельник утром ко мне подошла Тэсс и попросила пройти за ней.

– Мы идём к директору, – сухо сообщила она.

У меня перехватило дыхание. Колени стали ватными. В голове тут же закружились мысли и эмоции. Для чего? Он хочет сказать мне что-то важное или уволить?

Мы прошли в то крыло здания, куда допускались немногие. Интерьер здесь был совсем другим. Более уютным, продуманным до мелочей.

Из-под стенных панелей из тёмного дерева лился мягкий приглушённый свет. Коридоры стали уже, как будто рассчитанные на меньшее количество людей. Атмосфера напоминала дорогой фешенебельный отель, а не офис.

Мы вошли в приёмную. Там сидела одна-единственная девушка – секретарь.

Рядом с ней высились массивные дубовые двери-створки, обещавшие не менее впечатляющий интерьер за ними.

Тэсс кивнула девушке, молча вошла в кабинет, остановилась у двери и пропустила меня вперёд.

Я оказалась в просторном кабинете. Он был немного тёмным из-за закрытых тяжёлыми портьерами окон. Несколько светильников разливали мягкий золотистый свет по комнате, делая её уютной и камерной. В воздухе витал лёгкий аромат сигары, смешанный с кофе.

Мебель при беглом взгляде казалась скромной. Но стоило присмотреться – массивность и добротность поражали воображение. Всё выглядело так, как должно было выглядеть в кабинете влиятельного человека.

За столом посередине комнаты сидел он. Тот самый человек, которого я видела в день устройства на работу. Мужчина в возрасте, немного полноватый. Если бы не его серьёзный взгляд, он вполне мог бы сойти за Санта-Клауса.

Он молча указал на стул, приглашая меня сесть. Тэсс вышла, оставив нас наедине.

Мы смотрели друг на друга. Он – осторожно, оценивающе. Я – с горящими глазами и бешено колотящимся сердцем.

Его голос прозвучал тихо, почти шуршаще. Я даже не сразу поняла, не послышалось ли мне. Он начал с простых вопросов. Как у меня дела? Как продвигается работа? Довольна ли я? Я отвечала спокойно, стараясь быть искренней. Но сердце всё равно стучало так, словно хотело вырваться наружу.

Вскоре он замолчал и стал перебирать какие-то бумаги, как я поняла – имеющие ко мне отношение. Он задумчиво уставился на них, а потом произнёс:

– Дело в том, что у нас освобождается должность второго секретаря здесь, в приёмной. Могу я предложить её вам? Но учтите, что это тяжёлая обязанность. Это не работа, а скорее призвание, так как придётся отказаться от многих вещей.

Я словно не слышала его предостережения, но у меня хватило ума не броситься обнимать его в порыве несказанной радости. Я заставила себя помолчать минуту, а потом – с серьёзностью и небольшим показным сомнением согласиться.

– Ну, вы можете подумать, – добавил он. – Вас никто не гонит. Когда будете готовы – скажете. Повторюсь, что должность требует некоторой самоотверженности и полной серьёзности.

– Я уже готова, – выпалила я, тут же испугавшись его возможной реакции.

Он посмотрел на меня испытующим взглядом. Я боялась, что он примет меня за одержимую.

– Мне уже приходили такие мысли в голову, – честно призналась я. – И я представляю, что меня может ожидать. Но поверьте, я готова жить здесь и посвятить себя этой работе. Верю, что окажусь вам полезной. Более того, вы можете положиться на меня – заверяю, вы не разочаруетесь!

Мои слова, казалось, убедили его, хотя он и смотрел на меня с лёгкой снисходительной ухмылкой.

– Ну что ж. Приступайте тогда к работе хоть сегодня. Но учтите, работу как таковую вам никто сразу не даст. Вас будут вводить в курс дела постепенно. Кроме того, мы будем смотреть на вас, вы – на нас, и делать соответствующие выводы. У нас здесь нет ничего сложного, но есть много информации, к которой вы будете иметь доступ. Вы должны понимать всю ответственность, что ляжет на ваши плечи. Нужно быть предельно серьёзной и ответственной.

Я кивнула.

– Будут вопросы – обращайтесь.

Он позвонил, и в кабинет вошла секретарь, чтобы забрать меня.

Итак, я переселилась в другой отдел. Получила доступ туда, куда так долго стремилась, хотя пока и не осознавала всей этой “чести”. Всё происходило как во сне – сумбурном и волнительном. Сколько прошло? Мой ум в лихорадке пытался подсчитать: месяцев шесть-семь работы в информационном отделе.

Я познакомилась с секретарём. Её звали Криса. Она представляла собой очень серьёзную девушку, настолько серьёзную, что я сомневалась: улыбается ли она вообще когда-нибудь. В её глазах не было ничего, кроме отчуждённости и какой-то непроницаемой пелены, за которую невозможно было заглянуть. Она носила очки в тяжелой черной оправе, а волосы ее были уложены на косой пробор так идеально гладко, словно это был парик.

– Ты будешь находиться под моим руководством, – начала она без лишних приветствий. – Эта работа будет отличаться от твоей прежней. Информации у тебя поубавится, но то, что останется, потребует ещё больших раздумий. Учти, пожалуйста: ты должна быть максимально тактичной. Иначе тебя снимут с должности как неспособную справиться с ней.

Когда тебя брали к нам, задавали кучу вопросов и выдавали много анкет. Это не случайно, ты уже поняла. Избавь меня от необходимости объяснять, на что я намекаю. Также с твоей стороны не должно быть никаких удивлений, восхищений или испуга, если вдруг увидишь кого-нибудь из благородных. Ни они, ни мы этого не терпим. Они только потому и сотрудничают с нами, что мы предельно аккуратны и разумны по отношению к ним.

Запомни: мы работаем на взаимовыгодных условиях. Они для нас такие же клиенты, как и мы для них. Поэтому с тебя – максимальная тактичность и спокойствие. Кроме того, они легко читают души других. Даже если в твоих глазах будет хоть намёк на восторженность, они воспылают к тебе ненавистью, и нам придётся расстаться с тобой.

Это был человек-стена, из которого нельзя было вытрясти ничего, кроме рабочих вопросов. Итак, я не спрашивала у неё ничего (хотя меня так и подмывало это сделать), и она не лезла ко мне.

Увы, и здесь царила тайна. Я обладала только той информацией, которую должна была иметь для нормального выполнения своих обязанностей. Меня не посвящали ни во что больше. И, к сожалению, все ответы на свои вопросы пришлось искать самостоятельно.

Я работала честно. Мне не нужно было притворяться или заставлять себя играть какую-либо роль. Я хранила спокойствие, веря, что со временем смогу сблизиться с ними – нужно было только подождать.

Работы было совсем немного, и общество теперь казалось мне мизерным, если бы не тот огромный информационный отдел. Правда, я постоянно писала письма каким-то людям. Криса называла их агентами, но я не знала, сколько их у нас имелось.

Наш директор продолжал относиться ко мне настороженно – я чувствовала это, и не могла понять, доверяет ли он вообще Крисе. Всё скрывалось за толстым слоем тайны, к которой у меня выработалась привычка.

После недели работы под боком у директора мне дали нешуточный документ на заполнение и подпись. Я должна была согласиться с тем, что не уеду за границу более чем на три месяца, и уж тем более не перееду в другую страну навсегда.

Мой единственный начальник – это директор общества. Далее следовал длинный список того, что я должна и чего не имею права делать без его письменного разрешения. Потом – перечень требований о неразглашении информации и другие запреты.

Я подписала всё, даже не моргнув глазом.

Криса наблюдала за мной не скрывая удивления. Тем не менее она ничего не спросила – здесь не принято задавать вопросы не по делу. Только сам директор (что я усвоила из договора) может разрешать что-либо или посвящать в очередную тайну.

В один из следующих рабочих дней произошло событие, которое должно было бы иметь для меня огромное значение, но я не поняла этого из-за собственной оплошности.

Мы сидели за нашими столами, занимаясь каждой своей работой, когда дверь открылась и в комнату кто-то вошёл. К нам заходили нечасто, и если уж кто-то появлялся, то непременно останавливался у входа и с уважением испрашивал аудиенции у директора. Только после его согласия можно было пройти в кабинет.

Эти люди были другими. Они двигались с такой скоростью, что я едва успела вскочить, забыв свою робость, и броситься к ним с приказом остановиться.

– Какое вы имеете право входить к мистеру Баррону без доклада?! – прогремела я.

Краем уха я услышала грохот отодвигаемого стула. Боковым зрением уловила испуганный взгляд коллеги, которая, позвав меня по имени, шипела:

– Ты что делаешь, Эва?! – её голос дрожал от напряжения. – Сядь! Сядь на место!

Один из людей остановился. Трое других, уже открыв дверь в кабинет, задержались возле неё. Хотя я описываю это как замедленную съёмку, на самом деле всё длилось не больше пары секунд, происходя одновременно.

Я слышала злой шёпот Крисы, чувствовала ненавистный взгляд незнакомца, которого успела схватить за рукав и всё ещё не отпускала.

Тут же перевела взгляд на трёх других – и обомлела. В их глазах горела ненависть. Некрасивые ухмылки мелькнули на губах двоих из них, но они тут же скрылись в кабинете.

Я успела рассмотреть только того, кто стоял рядом со мной. Он резко выдернул свой рукав из моей хватки одновременно с тем, как Криса начала лепетать извинения. Именно они заставили меня побледнеть и отступить.

Незнакомец оказался рослым молодым человеком, одетым очень элегантно, но как-то по-вечернему, будто бы собирался на светский раут. Я не могла разглядеть его лица, потому что свет в приёмной всегда держали приглушённым. Зато хорошо видела ужасно глубокие тёмные глаза, словно омут. В них жило что-то страшное.

Я поняла, что он чужой, но мне и в голову не пришло, что он мог оказаться вампиром.

Наверное, я преградила путь каким-то очень важным таинственным персонам, которые, видимо, имели право входить к Баррону без доклада. На вампиров они совершенно не походили: обычные люди, только чересчур серьёзные. Впрочем, как и полагается тем, кто может вот так запросто являться к высшему руководству.

Я отошла на своё место. Эти двое тоже зашли в кабинет, захлопнув за собой дверь громче, чем следовало бы. Я перевела взгляд на Крису – и застыла.

Она сидела бледная как снег и явно пыталась успокоиться. Мне уже не нужно было ничего говорить. Я поняла, что совершила грандиозную ошибку.

– Извини… – зачем-то начала я. – Меня никто не предупреждал…

– Ты уже знаешь всех работников, которые могут явиться к Баррону. Они должны ждать здесь, пока босс не даст добро на их допуск. Есть ещё агенты. Они здесь почти не бывают, об их приходе я тебе сообщу. А всех остальных ты должна пускать. Без вопросов.

Речь Крисы прервал громкий голос одного из незнакомцев, который был явно чем-то очень недоволен. Волей-неволей я слышала почти всё, что он выкрикивал Баррону:

– Нам не нужны ваши подачки! Не надо бегать за нами, мы не малые дети!

Баррон говорил тихо и быстро, стараясь успокоить своего гостя. Затем последовало:

– Раз уж вы взялись за это дело, то и сами его решайте. Никто из нас не свяжется с этими мразями, и руки марать о них мы не будем!

Снова быстрая, почти невнятная речь моего босса, и тишина. Потом началась возбуждённая дискуссия, но разобрать её было уже невозможно – голоса слились в сплошной хор, и тон разговора значительно снизился, превратившись в неразборчивый гул. Я взглянула на Крису. Она вжалась в стул и делала вид, будто усердно работает. Я же не смогла сдержаться:

– Что-то они не поделили с директором, да?

Коллега оторвалась от бумаг и взглянула на меня пустым, отрешённым взглядом. Я уже могла догадаться, что она снова соврёт, как и всегда.

– Мне неизвестно, о чём они там говорят. У Баррона куча проектов и планов в голове, возможно, он сейчас обсуждает один из них.

Я кивнула, изобразив на лице скептическую гримасу, и отвернулась. Криса вновь погрузилась в работу, а я создавала занятой вид, искоса наблюдая за дверью.

Незнакомцы просидели в кабинете около часа и вскоре вышли. Я не удержалась и бросила косой взгляд в их сторону. Они шли друг за другом: двое уже оказались за дверью, а другие двое задержались. Один из них – светловолосый молодой человек с эгоистичным выражением лица и холодным взглядом – лишь мельком посмотрел на меня. Другой, шатен, которого я схватила за рукав, задержал взгляд куда дольше.

В одну секунду по мне пробежал разряд электрического тока. Я чувствовала, как его глаза пронзили душу и увидели там всё, что казалось даже скрытым от меня самой. Ещё мгновение, и мне почудилось, как по его лицу скользнуло еле заметное удивление. Но он тут же повернулся профилем и молниеносно вышел из комнаты.

После них остался холодный ветерок, словно несколько маленьких торнадо только что пронеслись по приёмной. Едва ли можно было осознать произошедшее.

– Как быстро они передвигаются, – пробормотала я себе под нос.

Криса не поднимала головы. Фух, она не видела, как я на них пялилась. Из груди вырвался глубокий вздох.

День прошёл без происшествий, но ночью, перед сном, я вновь мысленно вернулась к этим людям, в который раз спрашивая себя: не вампиры ли это были? Увы, всё тогда произошло так молниеносно, что моё чутьё не успело сработать и уловить хоть что-то. Однако незнакомцы ещё долго не выходили из головы.

После той встречи директор стал задумчивым и явно озадаченным. Он пытался что-то решить, но, похоже, не мог. Кроме того, он старался избегать меня, точнее – моих внимательных взглядов. Криса, казалось, не замечала ничего или специально делала безразличный вид. Я категорически не понимала эту странную девицу. Меня так и подмывало подойти к директору и вызвать его на открытый разговор. Надоело сидеть без дела. Все мои дела напоминали мышиную возню.

Я имею право знать больше, – думала я, учитывая, что от меня скрывали львиную долю информации. Я чувствовала, что смогу помочь, но не знала пока как.

В конце концов я не выдержала и в один из дней, глубоко вздохнув, отправилась в кабинет к боссу.

– Можно поговорить с вами, мистер Баррон? – начала я достаточно смело, хотя внутри всё клокотало от волнения.

Он изъявил готовность слушать, хоть и не особо охотно.

– Я работаю у вас не так давно, конечно, но и не так мало, чтобы вы не сделали обо мне все возможные выводы, – начала я. – К тому же я прошла все ваши тесты и… детектор лжи.

Я запнулась. Директор немного растерялся. Одного взгляда хватило, чтобы понять: он, прежде всего, человек, какую бы высокую должность ни занимал.

Человек добрый и дружелюбный. А эта наигранная серьёзность, строгость и холодность – лишь излишки его статуса, не более.

– Простите за смелость, возможно, я не имею права так говорить, учитывая, что подписывала договор. Но молчание убивает. Я вижу, вокруг что-то происходит, но понятия не имею, что именно. Вы сами говорили, я работаю в секретном отделе, и я думаю, имею право знать больше.

Не поймите меня неправильно: я не преследую корыстных целей и не руководствуюсь любопытством, но хочу работать нормально, быть полезной. Хочу помогать вам и чувствовать себя нужным сотрудником.

И, рискну сказать, вижу, как вам тяжело. Честно не понимаю, почему вы не распределяете часть своих обязанностей между помощниками. Прошу вас, не отворачивайтесь от меня. Мне тяжело работать, понимая, что моя деятельность – это лишь бутафория, в то время как рядом кипит нечто, чего мне не позволяют увидеть.

Каков тогда смысл моего присутствия здесь? Я пришла, чтобы сделать всё, что в моих силах. Прошу вас, доверьтесь мне и не отворачивайтесь.

Директор сник или, возможно, задумался. Он молчал. Я смотрела на него выжидающе, нервно перебирая пальцами.

– Ценю твою смелость, – вдруг сказал он, перейдя на “ты”. Это приятно удивило и позволило вздохнуть свободнее. – Вижу твою искренность. Более того, увидел её ещё в самом начале, поэтому и взял тебя сюда, хотя это и было рискованно. Новички не получают доступ так быстро, как получила ты. Я хотел бы сказать тебе одну вещь.

Он откинулся на спинку кресла и продолжил:

– Это не работа для меня, а призвание. Я отдаю себя ему целиком и без остатка. Поэтому все проблемы решаю сам. Они – часть моего долга. Всё не так просто, как тебе кажется. И рассказать всё я не могу. К тому же на мне лежит безопасность города и я единственный, кто является посредником между вампирами и людьми.

Он помолчал, а потом добавил:

– Род Керранов – это сильные потомственные вампиры. Я служу им, не преследуя никакой личной выгоды. Я понял их природу, как мне кажется. Они ценят это. Считаю своим долгом защищать их от воздействия внешнего мира. Хотя они понимают: без моей помощи им придётся несладко.

У меня есть связи почти во всех странах. Крупнейшие организации по безопасности готовы прийти мне на помощь. Исследовательские институты ждут моего разрешения на исследования. Но я молчу. Бездействую. Потому что не могу идти против вампиров и не хочу настраивать против себя упомянутые массы.

Я смотрела на директора, который казался почти исповедующимся.

А не пешка ли он у вампиров? – промелькнула мысль.

Чтобы узнать это, нужно было лишь наблюдать, как он ведёт себя с ними. Если наблюдения окажутся не в его пользу – это будет прискорбно. Люди не должны считать себя ниже вампиров, несмотря на все их “благородство”. Чтобы помогать им или хотя бы содействовать, управляя огромными силами, нужно быть равным. Иметь такие же права.

Возможно, он знал о них то, что держало его в постоянном напряжении. Если так – его поведение оправдано.

– Мы оказываем друг другу взаимовыгодные услуги, – попыталась я подсказать. – Так? Мы защищаем их от фанатиков и учёных, а они спасают нас от тварей. Всё вроде бы просто.

Баррон набрал в лёгкие воздуха и как-то неуверенно кивнул, избегая моего взгляда.

– Да, да… именно так, – пробормотал он.

Я нахмурилась. Набравшись смелости, задала вопрос, который давно вертелся у меня на языке:

– А хотят ли они, чтобы их защищали? Или как-то вмешивались в их жизнь? Может быть, их чувство гордости выше, чем инстинкт самосохранения, и они, возможно, просто не понимают многого?

Директор вздохнул, сжал голову руками, а потом провёл ими по лицу, словно пытаясь прийти в себя.

– О, боже мой, всё не так просто, как ты думаешь, – тяжело вздохнул Баррон, прикрыв глаза ладонью. – Я вижу, что ты внимательная девочка, и бы не хотелось объяснять тебе что-либо. Я не пытаюсь вызвать у тебя спортивный интерес, но просто не могу объяснить ничего. Ты вполне способна наблюдать и делать свои выводы. Может быть, увидишь больше моего.

– Но как я могу их делать, если неизвестно ничего?! – возмутилась я, едва сдерживая раздражение.

Босс понимающе закивал, изобразив на лице кислую гримасу.

– Я учту твои пожелания.

– Хорошо, – отрезала я, подняв подбородок чуть выше. – А от чего отказались те, кто приходил к вам на прошлой неделе? Простите, но один из них так громко негодовал, что не услышать его мог только глухой. Может быть, смогу вам помочь, если узнаю, в чём проблема?

Директор взглянул на меня невидящим взглядом, как будто обдумывал, стоит ли отвечать.

– Ну, во-первых, ты видела не людей. Это были Керраны. Представители их рода, точнее.

Я застыла ошеломлённая. Значит, тогда приходили вампиры, а я не смогла понять этого! Уже собиралась корить себя за невнимательность, но пришлось сконцентрироваться на рассказе Баррона.

– Они уничтожают тварей, верно. Но делают это с большой неохотой. Ты знаешь, они не выносят людей – это одна из причин, по которой не хотят утруждать себя спасением нас. Но в то же время Керраны приблизили меня к себе с целью помочь сохранить их секретность. Они не могут собственными силами отгородиться от натиска любопытных. Как видишь, приходится быть тонким дипломатом, чтобы держать ситуацию на плаву.

Баррон замолчал, видимо, обдумывая, стоит ли говорить дальше.

– Кроме того, внутри рода тоже существуют разногласия… Видишь ли, их не избежать, так как этот род включает не только выходцев из Керранов. Есть ещё потомки из других, более мелких родов. Керраны, как самые могущественные, объединили всех благородных под своим началом. Соответственно, недовольными могут оказаться потомки других линий. Это мои личные выводы, я могу и ошибаться. Они настолько ревностно опекают свои дела, что мне достаётся лишь поверхностная информация. Ничего больше я тебе сказать не могу.

Я, полностью погрузившись в его рассказ, вдруг почувствовала лёгкое разочарование. Я ожидала большего. Действительно ли он не лгал, или же просто недоговаривал?

– Если нужно что-то узнать, у меня есть для этого источники, – сказал Баррон, уловив мои мысли.

– Источники? – осторожно переспросила я. – А можно ли мне тоже обращаться к ним? Мне хотелось бы узнать как можно больше о Керранах.

Баррон посуровел, взгляд стал холоднее.

– Нет. К ним имею доступ только я.

Я вжалась в стул, понимая, что копаю слишком глубоко. Решила сменить тему:

– Чтобы заставить их помогать нам, нужно разобраться в их проблемах. Понять их. Уверена, многое нам недоступно лишь по нашей вине. Я не говорю, что они обязаны посвящать всех подряд в свои тайны, но должен быть человек, которому они смогут доверять. Кто-то достаточно умный и чуткий, чтобы понять даже то, что ему недоговорили.

– У меня нет телепатов среди знакомых, – отозвался Баррон с лёгкой усмешкой.

Эта фраза зацепила меня. Директор навёл меня на мысль.

– Это правда, что они тонко чувствуют окружающий мир? – спросила я.

– Правда. Но я не могу сказать, насколько тонко. Что-то им даётся хорошо, что-то плохо. Никто не может обладать сверхъестественными способностями видеть и чувствовать всё, даже такие необычные существа, как Керраны.

– Вопрос в том, одинаково ли у них развита эта чувствительность, или у каждого по-разному, – я уже больше говорила сама с собой, но Баррон всё же слушал. – Люди, допустим, не все обладают той энергией, которую называют космической или божественной. Те, кто удостоился чести чувствовать её, тоже делают это в разных степенях. Кто-то может лечить, кто-то ограничивается чуткостью к людям и миру. Можно ли то же самое сказать о вампирах?

Баррон смотрел на меня, словно не понимая, почему меня интересуют такие мелочи. Он пожал плечами:

– Всё, что касается вампиров, очень интересно. Это непочатый край. Но они не приемлют нашего любопытства и ревностно охраняют себя от любых посягательств, как ты уже знаешь.

– Чтобы как-то помочь вам, – сказала я, – мне нужно узнать их лучше.

– Они меня-то едва допускают к своим персонам, – с горечью заметил Баррон.

– Я не прошу у вас ничего, а просто констатирую факт, – произнесла я уверенно, не оставляя места для возражений.

Баррон сделал ещё пару замечаний по этому поводу, но разговор на этом исчерпал себя. Пришлось выйти из кабинета, хотя у меня оставалось ещё много насущных вопросов.

Всю ночь я ворочалась, не в силах уснуть. Баррон дал столько разрозненной информации, что я запуталась ещё больше. Скрупулёзно собирая в голове все детали, я пыталась сложить из них хоть какой-то внятный вывод.

Если они тонко чувствуют мир, то наверняка почувствуют и меня. За свою душу я была спокойна. В ней не было ничего такого, что могло бы вызвать у них опасения. Более того, мной двигали только искренние порывы. Главное, чтобы они не приняли это за жалость.

Нужно было доказать, прежде всего себе, что я не руководствуюсь жалостью. Но как выразить это словами? Чувства, которые я испытывала, были сложными и смутными, словно их границы расплывались, не давая ухватиться за суть. Я понимала, что тянусь к ним всей душой не из интереса и не из сострадания, но из другой причины, которая пока что оставалась где-то на задворках сознания.

Но оставался ещё один вопрос: почему они “неохотно” защищают нас от тварей? Если они гордые и едва замечают опасность, грозящую им самим, то неудивительно, что они не хотят спасать нас, смертных. При всей их ненависти к людям – с чего бы им рисковать ради нас?

Я снова вспомнила тех незнакомцев. Как же я, обычно такая восприимчивая, не смогла догадаться, что это они? Эта глухая стена моего незнания отделяла меня от них. Возможность узнать больше была упущена. Мне бы хватило одного внимательного взгляда…

Я ворочалась почти до утра, терзаемая то одной мыслью, то другой.

Баррон всё ещё выглядел озадаченным и на следующей неделе. Я видела, что он продолжает ломать голову над чем-то, но едва ли собирался посвящать меня в свои дела. Он, как любой хороший друг, старался решить их проблемы сам.

“Удивительно,” – думала я. Если у него есть доступ к ним, то он уже давно должен был бы понять всё, что его интересует. Неспособность решить настоящие проблемы скорее говорит об отсутствии чуткости или могущества. Глядя на него, я не могла избавиться от этих мыслей. Но потом осадила себя. Это слишком дерзко и ничем не обосновано. Баррон хороший человек. Он действительно переживает за своё дело.

Однажды Баррон вышел к нам и попросил меня с Крисой пройти к нему в кабинет.

– У меня слишком много дел, – начал он. – Прошу вашей помощи. Меня атакуют научные центры с просьбой взять пробу крови у представителей благородных. Они хотят проанализировать её для своих исследований.

Керраны отказали мне в этом, как всегда. Если у вас нет предложений, как их можно уговорить, то я возлагаю на ваши плечи обязанность написать отказы в эти центры так, чтобы не настроить их против нас.

Не забывайте, мы отвечаем за безопасность не только Керранов, но и обычных смертных. В наших интересах помочь вторым, не настроив против себя первых. И наоборот.

Он взглянул на Крису. Девушка сидела с таким серьёзным выражением лица, что мне стало смешно. Неужели она воспринимает вампиров как бизнес? Именно так она сейчас и выглядела. В её голубых радужках отражался холодный блеск раздумий, будто она просчитывала сделку с холодной точностью.

– Я полагаю, – начала она, голос её был ровным, без намёка на эмоции, – что не стоит так резко отказывать учёным. Нужно обождать ещё и подумать о других путях решения. Может быть, выстроить дела так, чтобы Керранам стало выгодно с нами сотрудничать. Вы имеете к ним доступ в любом случае. Что бы вы ни сказали и не сделали – они не рассорятся с вами.

Баррон нахмурился.

– Не делай таких скоропалительных выводов, – тихо, но твёрдо ответил он. – Я рискую потерять их доверие, что совершенно недопустимо. В общем, поразмыслите над поиском обоюдовыгодного решения…

Меня почему-то одновременно и оскорбляли, и смешили высказывания Крисы. Если бы я была вампиром, то громко рассмеялась бы над её предположениями. Шеф тоже сомневался. Вид у него был крайне озадаченный, и я понимала почему. Он знал, что Криса строит свои рассуждения, руководствуясь не психологией вампиров, а холодным бизнес-подходом.

– Они не согласятся, – вдруг выпалила я, сама не понимая, почему говорю это вслух.

Директор поднял на меня удивлённый взгляд.

– Во всяком случае, придётся очень постараться, чтобы они согласились, – добавила я, уже спокойнее. – Не знаю, каким влиянием вы пользуетесь, но оно должно быть поистине громадным, чтобы они пошли у вас на поводу.

Я покачала головой, не до конца осознавая, почему так уверена в своих словах. Просто… чувствовала это. Тем не менее Баррон прислушался. Озадаченность на его лице тут же сменилась грустью.

– В таком случае подумайте, как написать отказ в центры, – наконец сказал он.

– Не надо ничего писать пока, – авторитетно заявила Криса. – Я подумаю.

После того как мы остались вдвоём и заняли наши рабочие места, Криса вдруг бросила мне через плечо:

– Подчинённый не должен говорить директору, что он что-то не может сделать или что у него нет средств… или всё в таком духе. Мы должны быть всегда готовы ко всему. Только тогда нашу работу оценят по достоинству. Ты должна хотя бы попытаться решить задачу, прежде чем ставить на ней крест.

Возможно, её слова и имели значение, но точно не в этом случае. Керраны – это не люди, и к ним неприменимы все те уловки, которые наша доблестная наука выводила годами. Здесь нужно скорее чутьё, чем логика. Понимала ли Криса это? Или я сама ошибалась?

Для себя я решила так: если они откажутся стать подопытными орудиями, значит, правда на моей стороне. Если согласятся – я пошла по неправильному пути и ошиблась в причинах и следствиях.

Так я и начала размышлять. И грузилась этими мыслями так часто и так глубоко, что почти оторвалась от реальной жизни. Мой друг замечал, что хотя физически я была рядом, моё внутреннее “я” где-то далеко. Рассеянность и невнимательность, как две тени, следовали за мной повсюду. Его недовольные замечания я пропускала мимо ушей.

В конце концов, я начала оставаться на работе всё дольше, чуть ли не ночуя там. Хотя офис для этого не был предназначен, зато в ночной тишине можно было спокойно подумать, порыться в архивах или в папках, к которым у меня был доступ, и почитать записи внутренних журналов в поисках чего-нибудь любопытного.

Домой я возвращалась поздно. Сначала несколько раз в неделю, потом – почти каждый день.

По ночам город вымирал, как уже упоминалось. Все боялись тварей, хотя давно не поступало никаких сообщений о новых жертвах. Но я совсем не думала о них. Все мои мысли занимали либо вампиры, либо усталость после рабочего дня. Вообще, я твёрдо верила в известное: “со мной этого не случится”, как, наверное, думает каждый человек, когда опасность кажется слишком далёкой и будто бы должна обойти стороной. Но, увы, в наших силах только предполагать.

В одну из таких ночей я, как всегда, возвращалась с работы за полночь. Воздух, наполненный ночной прохладой, казался принадлежащим только мне одной – вокруг ни души. Звук моих торопливых шагов разрезал глухую тишину. Мёртвая ночь. Занятая своими мыслями, я не беспокоилась ни о чём вокруг. К тому же от автобусной остановки до дома оставалось всего пять минут ходу. “Ну что может случиться за пять минут?” – думала я всегда.

И вдруг – совершенно неожиданно – меня кто-то схватил. Скрутил так крепко, что я едва могла пошевелиться. Если бы суждено было умереть, я бы, наверное, даже не почувствовала этого. Ступор охватил тело и разум. В груди вырвался хриплый возглас.

Но в одно мгновение между мной и схватившим меня существом пронеслась резкая ударная волна. Нападавший отлетел метров на десять и с силой рухнул на землю. Меня же отбросило на пару метров, но осторожно, словно кто-то замедлил мой полёт. Я тут же вскочила на ноги и огляделась, пытаясь понять, что случилось.

Передо мной высилась чья-то тёмная фигура. Чуть дальше корчилась на земле тварь. Едва успев разглядеть её звериное лицо – то, что когда-то было человеческим, – и рваную, грязную одежду. Мгновение и её охватил огонь.

В кромешной тьме существо выглядело, как огромный факел. Ошарашенная, я стояла на месте, не дыша и не двигаясь. Несколько секунд – и огонь резко угас. На земле остался только прах, который тут же впитался в мокрую после дождя землю.

Всё. Светопредставление окончено.

Оно длилось не больше минуты. Я очнулась лишь тогда, когда осознала, что передо мной стоит человек и пристально смотрит на меня. Из темноты отделились ещё двое, но их я видела боковым зрением. Всё внимание было сосредоточено на моём спасителе. Его лицо скрывала ночь, и разглядеть его было тяжело. В любом случае он мог быть только вампиром.

Наше взаимное созерцание длилось всего несколько секунд, но казалось вечностью. Он шагнул ко мне. Но тут его остановил резкий голос из темноты:

– Пошли, Эдвард, чего ты мешкаешь?!

Двое силуэтов остановились и, развернувшись, вознамерились было удалиться. Тот, кого они назвали Эдвардом, приблизился, всматриваясь в моё лицо. Я горько пожалела об отсутствии способности видеть в темноте, в то время как он, несомненно, обладал ею.

– Ты не на Баррона работаешь? – осведомился он странно спокойным тоном, вполне дружелюбным. Блеск его глаз, прорезая плотную ночную завесу, удивил меня.

– Да, на него, – кивнула я и тут же поняла, что передо мной вампир во плоти. Надо бы срочно задать ему какой-нибудь животрепещущий, умный вопрос, хотя, следовало бы, для начала поблагодарить его за спасение.

Он наклонил голову и подошёл ещё ближе, так что в лунном свете я могла более или менее разглядеть его лицо. Оно показалось знакомым. Может, это тот шатен, которого я схватила за рукав в приёмной? Тот, что задержал на мне взгляд перед уходом.

– Вот так встреча! Как тебя зовут?

– Кеева, – выдохнула я, удивившись, что его вдруг заинтересовала моя персона.

Я всё ещё лихорадочно вспоминала, что бы у него спросить. Мне показалось, что он смотрит на меня с любопытством, будто стараясь разглядеть что-то скрытое внутри.

За его спиной послышалось недовольное фырканье.

– Не ждите меня! Идите! – крикнул он друзьям, не оборачиваясь. Почти сразу добавил, уже обращаясь ко мне:

– А ты… необычная. Не как все. В тебе есть что-то…

Я удивлённо распахнула глаза и хотела было спросить: “Почему?” Возможно, он хотел продолжить свою мысль, но в тот же миг его резко схватили за локоть и дёрнули назад.

– Пошли, говорю! – отрезал стальной голос. Вампир не стал сопротивляться. Повернувшись ко мне спиной и немного замешкавшись, пошёл за своими друзьями.

Я осталась стоять – удивлённая, шокированная, испуганная и бледная. “Удивительно,” – думала я, – “именно такими они мне и представлялись… именно такими они мне и снились.”

Медленно идя домой, я вдруг ужаснулась. Откуда тогда такие сны? Неужели это не плод воображения, а что-то большее? Сердце сжалось в тисках.

Если их окружают опасности, думалось мне, разве они недостаточно сильные, чтобы преодолеть их? В любом случае они сильнее меня, и я, не обладая никакими дарованиями, вряд ли смогу помочь. Но… так хотелось узнать их ближе. И, если возможно, смягчить их вампирские сердца.

Нападение твари тут же превратилось для меня в фантастический и ондновременно ужасный сон. В воображении никак не укладывался сам факт случившегося. И огонь, охвативший это существо, тоже казался чем-то из ряда фантастики. Всё произошло, как в молниеносном видении, в которое мозг отказывался верить.

В качестве напоминания осталась только нервная дрожь, долго не покидавшая тело и мешавшая заснуть. В себя я пришла только на следующий день, до этого почти всю ночь находясь в взбудораженном состоянии.

Новолуние

В один из дней, не предвещавших ничего интересного, Баррон позвал меня в кабинет и начал свою речь:

– К тебе есть небольшая просьба. Или, точнее, поручение. Дело в том, что у меня есть одна надоедливая лаборатория. Они проводят исследования вампиров. Стремятся поддерживать с нами отношения так рьяно, что каждый раз, когда считают нужным, приглашают меня посмотреть на плоды их исследований и выслушать научные идеи.

Не хочется портить с ними отношения, но они настолько надоедливы, что у меня больше нет ни сил, ни желания ездить туда и восхищаться. К тому же результаты их исследований ничего путного из себя не представляют. Хотел бы отправить тебя вместо себя. Съездишь туда, посмотришь…

Я испуганно раскрыла глаза:

– Но я же не уполномоченное лицо! Что им сказать? Я же не обладаю никакими научными знаниями! Они начнут задавать вопросы о вампирах, консультироваться, просить советы… Что я им отвечу? Это же серьёзно!

Баррон усмехнулся:

– Не надо паниковать. Всё гораздо проще, чем ты думаешь. Ты – мой уполномоченный представитель. Я снабжу тебя всеми бумагами, и у них не возникнет никаких подозрений. Они сами обладают не большей информацией, чем ты. Правда, если только в физике и химии ты не разбираешься… Но ты и не обязана.

Все твои обязанности заключаются в том, чтобы приехать туда, выслушать их речи, повосхищаться, сказать пару умных слов и уехать. Большего от тебя никто не требует.

Я пожала плечами и согласилась. Отказаться мне бы всё равно не позволили.

На следующий день, уже сидя в поезде, я еле сдерживала негодование. Не удосужившись узнать, где находится лаборатория, я уже оказалась в пути – и ехать предстояло целые сутки. Далее – два дня пребывания там, и обратно снова сутки в дороге. Почти потерянная неделя.

Ну что ж. Через сутки меня встретили представители лаборатории и повезли прямиком к месту назначения. Учёные, сопровождавшие меня на каждом шагу, оказались людьми милыми и не такими страшными заучками, как мне представлялось. Меня усадили на стул, рядом расположились несколько представителей лаборатории. Нам было предложено просмотреть слайды. Свет погас – и началось.

На меня обрушилась лавина научных и медицинских терминов, и вскоре я почти не понимала, о чём идёт речь. Уже через полчаса просмотра слайдов у меня разболелась голова. Когда одна часть “темы” наконец закончилась и свет включили, на меня устремились несколько вопросительных взглядов.

– Очень извиняюсь, – начала я, – но, к сожалению, не обладаю такими же глубокими познаниями в медицине, физике или чём-то в этом роде, как вы. Буду вам благодарна, если объясните всё то же самое, но доступным языком.

– Конечно, – отозвались мне. – Наше исследование посвящено происхождению тварей и их отличию от “благородных”. Ключевая гипотеза – наличие “плохой крови”, которая провоцирует животные инстинкты. У нас нет образцов крови “благородных”, чтобы подтвердить это, но мы предполагаем, что именно их кровь играет роль в передаче этих инстинктов.

Кровь тварей, как ни странно, схожа с человеческой. Мы предполагаем, что твари – результат союза “благородных” с людьми. Для человека такая кровь токсична, вызывая необратимые изменения. У вампиров, обладающих мощной иммунной системой, такие эффекты отсутствуют. Человеческий организм слабее вампирского, и укус вампира действует как мощная инфекция, наподобие вируса иммунодефицита.

Я с трудом выдержала длинную речь учёного, периодически кивая и осознавая, как мне это всё неинтересно. Потом меня вновь усадили на стул и стали показывать другие слайды. Их темой было очередное “новое оружие” против тварей. Тут уж я почти спала.

– Если бы вы могли поспособствовать нам в приобретении образцов крови “благородных”, – начал один из заведующих лабораторией после того, как просмотр закончился и включили свет.

Я глубоко вздохнула:

– Понимаю, что вы хотите сказать. Но попробуйте понять и меня. “Благородные” – не люди. К ним неприменимы привычные нам отношения. Вы задумывались, что они, возможно, вообще не понимают смысла ваших исследований? Для них мы – пыль под ногами. Они выше нас по развитию и разуму.

Они не обязаны потакать нашим желаниям. Понять их психологию и говорить на одном языке – это не вопрос пары лет, это дело всей жизни. Учёные ищут ответы в физическом мире, но вы не заглядываете глубже. Даже человек, помимо своей материальной оболочки, имеет душу, настроения, желания. Если человек отказывается от чего-то, вы не всегда найдёте причину на физическом уровне.

А для вампиров этот физический уровень вообще не имеет значения. Они не воспринимают наши исследования всерьёз. Мы не можем диктовать им условия, пока сами толком не понимаем, с кем имеем дело…

Я продолжала ораторствовать в таком духе, чувствуя при этом отвращение не только к этим людям, но и к себе. Никогда я не признавала каноны науки – всегда она казалась мне слишком ограниченной.

Почему бы не изучать всё сразу и в комплексе? К чему эти нелепые, искусственные разделения? По-моему, так они порождают ещё больше вопросов, уводя от ответов.

Не хочется говорить, как прошёл день в лаборатории. Более того, меня уговорили приехать туда ещё и утром. На работу я вернулась с огромной радостью и пообещала себе, что больше ни ногой ни в один научный центр.

Баррон встретил меня уставшую и поникшую. Я объяснила ему всё, что могла. Он, к моему удивлению, не стал допытываться до дальнейших подробностей и понимающе покачал головой, как если бы его устроили те крохи разрозненной информации, что я предоставила.

Неужели мы думаем с ним одинаково?

– Если хотите, посылайте, пожалуйста, Крису вместо меня. Она исполнит вашу роль лучше.

Оказавшись дома после отчёта директору, я наконец смогла спокойно подумать. Попыталась вспомнить наши беседы в лаборатории, но они все перепутались в голове.

Тем не менее меня совершенно не смущало беспамятство на этот счёт. Я удовлетворилась мыслью, что Баррон учтёт моё пожелание на будущее.

За текущую неделю мне раза три снились вампиры. Постоянно один и тот же сон: всегда темно, их чёрные силуэты маячат где-то рядом и вокруг, но лица – неуловимы, будто укрыты толстой вуалью. Я чувствовала их взгляды – грустные, несущие в себе какой-то роковой знак.

Я пыталась подойти к ним и так, и эдак. Тщетно. Пыталась поговорить, пыталась хотя бы почувствовать их – бесполезно. Между нами высилась такая крепкая, толстая стена, что для меня они стали похожи на манекены с грустными лицами-масками. Тот, кто когда-то тянул ко мне руку дружбы, исчез и больше не появлялся.

Я видела старый полуразрушенный особняк. Пустой и страшный, как из фильмов ужасов. Чей он? Почему такой древний? Возможно, я плакала во сне – утром глаза оказывались припухшими и открывались не так свободно, как обычно, словно чем-то стянутые. После таких снов меня всегда ожидала разбитость, головная боль и мысли, от которых не получалось избавиться в течение дня.

– Ты какая-то бледная, – заметил однажды директор. – Ничем не болеешь случайно? И тени под глазами что-то усилились.

– Что, правда? – изумилась я.

– Тебя никто не кусал? – попытался пошутить он. – А то уж очень ты походишь на них. Может, тебе отдохнуть стоит? Во сколько ты уходишь с работы? Криса сказала, что ты задерживаешься здесь после её ухода.

В организации везде стояли камеры наблюдения, а на проходной действовала строгая пропускная система: у каждого работника высших отделов были карточки с отметками времени приходов и уходов. Обманывать его не имело смысла.

– Ну, до ночи, – последовал мой виноватый ответ. – Но я просто сижу здесь. Так легче думается. Дома не дают.

Баррон изобразил на лице знак вопроса и уставился на меня.

– Я изучаю информацию, которая у нас имеется. Мне нужно знать о них больше, я уже говорила вам об этом. Здесь самое подходящее место для таких устремлений. Так что я прекрасно себя чувствую.

– Не стоит фанатствовать. Посмотри на меня. До добра это не доводит. Керраны – закрытый род, и я официально заявляю: тебе придётся потратить все свои силы, чтобы они начали доверять тебе. Они мне-то не доверяют. Ты думаешь, они вот так просто разжалобятся и станут верить тебе?

– Думаю, – отрезала я.

Возможно, не стоило говорить такие вещи директору. Задевать самолюбие начальника – опасно. Я тут же осеклась, но вылетевших слов уже не поймаешь. Он посуровел и с лёгким скептицизмом пожал плечами.

– Простите, – добавила я виновато.

Он вдруг стал каким-то отчуждённым и бросил мне вскользь:

– Можешь отдохнуть денёк-другой, пока я тебя не призову. Поправь своё здоровье и не засиживайся здесь. Видишь же, это тебе не на пользу.

Спорить с ним не хотелось. Не объяснять же, что мне снятся странные сны из-за которых такое плачевное состояние. Это глупо.

Я отправилась домой и попыталась отдохнуть. Не вышло. Весь день я сидела, рассеянно глядя по сторонам, не зная, чем заняться. На следующий день уже не находила себе места. Мысли-мысли, как тараканы, размножались в голове не единицами, а сотнями. Воспалённый мозг твердил, что Баррон хочет уволить меня за дерзость. Или что я пропускаю что-то ужасно важное, не появляясь на работе.

Алекс наблюдал за мной в моей горячке и нервничал.

– Ты уже с ума сошла с этой работой, – ворчал он. – Ты там уже живёшь. Я тебя скоро вообще видеть перестану. Если бы я только знал, что так будет, не пустил бы тебя туда. Мне всегда нравилось твоё благоразумие по отношению ко всем этим вампирским бредням. Нравилось, что ты не зависишь от них, как все эти шизики с горящими глазами.

Я лишь пожимала плечами. Пусть думает, что хочет. Мне, в общем-то, всё равно было: уйдёт он от меня сейчас или помучает ещё некоторое время. Я не слышала и не видела его – это он точно подметил.

Хоть он и был моим единственный другом, но уже порядком надоел.

На третий день, заявившись к Баррону и с опаской войдя в кабинет, я клятвенно заверила его, что мне уже лучше. Он разрешил остаться. Не знаю, были ли это плоды больного воображения, но мне показалось, что он отдалился. В любом случае, некое напряжение точно висело между нами. Его голос звучал сухо и неохотно, создавалось впечатление, что он не горит желанием общаться.

На следующий день он отправил Крису по делам, выделив ей сопровождение. Её всегда сопровождал кто-нибудь из службы безопасности или из других отделов, в то время как я всегда ходила одна. Странная у него политика. Возможно, он разграничивал обязанности: те, которые можно было поручить мне, и те, которые подходили больше материалистичной и деловой хватке Крисы.

В офисе я осталась одна и просидела до вечера, набирая какие-то незначительные письма. Я не знала, когда точно наступал вечер, так как в нашей приёмной не было окон. Нас окружали лишь четыре глухие стены. Время мы отмеряли по часам. Как раз пробило семь, когда меня вызвал к себе директор.

Войдя в кабинет, как всегда, я обомлела, застыв столбом. Передо мной стояли пять представителей вампирского рода!

Но как они сюда попали?! Не могли же они просочиться мимо или войти через окно. В любом случае факт оставался фактом: сколько бы я ни моргала, они не исчезали.

В воздухе висела жутко угнетающая обстановка. Как только я “очнулась”, заметила, что двое из них уже рассматривали меня оценивающими холодными взглядами, смешанными с плохо скрываемым пренебрежением. Скрестив руки на груди, они стояли по обе стороны от стола Баррона.

Другой вампир – девушка – вообще не взглянула в мою сторону, устремив серьёзный взор в окно. Её золотистые волосы поблёскивали в мягком свете бра. Двое других имели нейтральный взгляд. Расхаживая по углам комнаты, они, видимо, раздумывали над чем-то, каждый находился в своей реальности.

Все, как один, в тёмных одеждах. Все обладали дерзкой, пугающей красотой.

Баррон восседал посреди этого молчаливого, хмурого собрания, словно оракул среди жрецов, с таким же понурым видом. Он вскинул на меня взгляд и отчеканил, но как-то устало:

– Собирайся. Поедешь с ними.

Я стояла настолько удивлённая и испуганная, что не решилась задавать никаких вопросов. В присутствии вампиров я ощущала себя меньше микроба. Все, на что меня хватило, – это молчаливый кивок, после чего вампиры, словно по команде, устремились прочь из кабинета, по очереди обдавая меня леденящим душу ветерком. Каким бы невинным он ни был, если бы мимо прошёл обычный человек, фигура вампира, проносящаяся рядом, будоражила все нервные окончания разом.

Немного задержавшись, я вопросительно взглянула на директора.

– Иди, всё поймёшь по дороге. Там ничего сложного.

Я повиновалась. На улице нас ждали две машины. В одну поместились они, другая предназначалась для меня. Меня охватило удивление, когда я заметила, что со мной сидит ещё и какая-то женщина в медицинском халате.

– Беатрис, – представилась она серьёзно и спокойно, что резко контрастировало с моим глупым и испуганным лицом.

– Эва… Вы знаете, что случилось? – растерянно осведомилась я.

– Нет, думала, вы сами мне скажете, – ответила она с лёгким удивлением. – Подозреваю, кому-то плохо. У меня с собой пакеты с донорской кровью. Ну, в любом случае поймём на месте.

Наверное эта дама уже имела дело с вампирами. Она нацепила на себя беззаботность, какую только могла себе позволить в данной ситуации, и лениво поглядывала на сменяющиеся за окном автомобиля виды. Я же, не в силах унять учащённое сердцебиение, раскрыв глаза, украдкой смотрела то на неё, то на водителя за тёмным стеклом, то на машину, ехавшую перед нашей.

Нас вскоре привезли к небольшому домику, спрятанному в перелеске. Сквозь деревья виднелись другие дома. Уже опустились первые сумерки, и я не смогла разглядеть, где именно нас высадили. Мы вышли из машины и дождались компанию Керранов. Они, хмурые и молчаливые, с отчуждёнными взглядами, прошли в дом, не глядя на нас, напоминая ожившие мраморные изваяния греческих богов.

От них буквально веяло холодом и ледяной отстранённостью, смешанной с напряжением от того, что им пришлось вступить с нами в контакт. Мне стало обидно.

“Боже мой, – думала я, – насколько же надо ненавидеть людей. От их яда ненависти и умереть недолго, можно даже не кусать – одного взгляда хватит.”

Мы подошли к двери и замерли в прихожей – вампиры уже стояли там. Домик явно давно заброшен – о его запустении говорила каждая деталь. Видимо, вампиры заняли его временно.

– Делайте свои дела. Без лишних движений. Мы всё равно узнаем, – сообщил один из них, буравя нас ледяным взглядом. – Дождитесь, пока мы уедем, и начинайте минут через десять. Мы вернёмся и всё проверим. До этого времени не уезжайте.

Беатрис кивнула со спокойной готовностью и смело направилась в дом, а я не могла оторвать от них взгляд. Они не позволили мне рассмотреть их: после всех инструкций обошли меня и отправились к машине. Я глазела им вслед, пока они не скрылись из виду.

На мгновение стало страшно. Вдруг никогда не получится проникнуть в их души и я навсегда останусь для них таким же смертным, как и все остальные. Зачем я тешила себя напрасными надеждами? Моё больное воображение доставляло жуткие неудобства, ломало реальную жизнь, уводя меня всё дальше от неё.

Меня вернул в реальность звон стекла в комнате, где горела свеча и суетилась Беатрис. Приключения на этом не закончились. Бедные мои нервы в этот день! Удивительно, как я вообще пережила его.

В комнате среди хлама на столе в центре лежало нечто, похожее на вампира. Длинные блондинистые волосы и хрупкое телосложение подсказывали, что это женщина. Почему подсказывали? Потому что от её тела остались только кожа да кости – в прямом смысле этого слова.

По тому, что когда-то было кожей, разлилась ужасная синева, словно один большой кровоподтёк, оголяя слабые, хрупкие синие линии пересохших вен. Ещё страшнее был тот факт, что это существо дышало, иногда дёргаясь от нервных импульсов. Её глаза были полуприкрыты, полностью красные, а клыки, сухие и обескровленные, беспомощно впились в потрескавшиеся губы. Они явно мешали, так как она не могла закрыть рот.

Её били редкие мелкие конвульсии, будто вампирская лихорадка. При всей своей неосведомлённости я поняла: она обескровлена и умирает. Но кто же так с ней поступил?

В любом случае смотреть на этот ужас было невыносимо. Я едва сдержала подступающую к горлу тошноту и вросла в пол там, где стояла, сощурив глаза и закрыв рот ладонью, всеми силами стараясь успокоиться. Беатрис же, не теряя времени, суетилась возле тела, раскладывая приборы.

– Давай шустрей, чего стоишь? Помоги мне, – протараторила она. – У нас мало времени.

Невозможно было не поразиться ее спокойствию и сноровке. Если бы перед ней поместили расчленённый труп и попросили собрать обратно, кажется, она бы и глазом не моргнула. В то время как в моей голове царил непроглядный туман – вряд ли от меня вышел бы сейчас хоть какой-то толк. Приближаться к этому существу не хотелось абсолютно.

– Ну что ж ты стоишь? – отрезвила она меня. – Помоги же, ну! Возьми капельницу и поставь туда.

Она тянула мне стойку с пакетом крови, от вида которой мне тоже стало дурно. Я, как марионетка, взяла её и машинально поставила рядом. Беатрис с каким-то больным азартом и горящими глазами принялась раскладывать перед собой на столике разные колбочки с растворами. Все герметично закрытые. Она спешно подготовила шприц и принялась возиться с иглами.

– Так, давай, – начала она, – завяжи ей жгут на руке, вен-то у неё почти не осталось. Пусть пока появятся, чтобы я видела, куда ставить капельницу. Подготовь иглу и жди сигнала.

Она протянула мне иглу, которую я взяла трясущимися руками. Глупо уставившись на капельницу, я осталась бездействовать. Беатрис, справившись со шприцом, раздражённо приказала:

– Займись хотя бы колбами, надо их все открыть. Вижу, ты совсем ничего не знаешь. Ты не медик, что ли?

Я отрицательно качнула головой и принялась вскрывать колбы. Их закрывала тонкая алюминиевая пробка, которую нужно было поддеть ножом. Пока я возилась с колбами своими дрожащими руками, неудивительно, что поранилась. Край алюминия скользнул по пальцу, оставив небольшую, но глубокую ранку – как после пореза острой бумагой: рана крошечная, а крови почему-то течёт много.

Мне стало стыдно за свою беспомощность. Я нащупала на столе вату и какие-то остатки пластыря, пока Беатрис возилась с рукой вампира. Машинально забинтовав палец кое-как, я тут же забыла о нём.

– Так, всё? – осведомилась она, отстраняя меня в сторону.

Она схватила шприц и ввела его в вену другой руки вампира, принявшись забирать кровь. Я видела, как в резервуар шприца набирается густая, почти чёрная жидкость – да в таких количествах, что сделалось страшно. Как в этом истощённом теле могло остаться ещё хоть что-то? Опасения за вампира резко взметнулись внутри. Как бы эта дама не убила её прямо сейчас.

– Что вы делаете?! – возмутилась я. – Она же сейчас умрёт!

– Пускай, – отмахнулась она, кивнув на капельницу.

Я поспешно обернулась к прибору и нажала на единственный спусковой механизм. По трубке в вену вампира потекла кровь. Беатрис в это время забрала её столько, чтобы разлить по четырём колбам с растворами. Она не смогла сдержать довольной, кривой ухмылки.

– Давай, помоги закрыть их побыстрее.

Теперь я поняла, зачем она пришла сюда и что ей на самом деле нужно. Побледнев как смерть, пересохшими губами я вымолвила:

– Зачем вы это делаете? Это Баррон вам разрешил?

– Всё нормально, не беспокойся. Это ради их же блага.

– Но ведь это запрещено! Если они узнают – а они узнают, или, точнее, учуют, – нам не выйти отсюда живыми! Мы сильно рискуем.

– Не бойся, выйдем. Ещё как выйдем… Кровь они не учуют. Колбы герметично запакованы. Пока они сюда доедут, запах выветрится. К тому же они не питаются человеческой кровью, – добавила она бесстрастно.

– Как?! – я не поверила своим ушам. – А это что тогда? – последовал мой кивок в сторону капельницы.

– Это деликатес для них. Здесь он нужен был только для того, чтобы тело не зачахло. Не зря они уехали, иначе не выдержали бы, и тогда б она точно умерла. Они питаются таблетками-пустышками – имитацией человеческой крови, которыми снабжаем их мы. Конечно, цельную кровь ничем не заменить, все это прекрасно понимают. Но они вроде молчат, выбора у них нет.

Я ошарашено уставилась на доктора, которая так спокойно рассуждала об этом. Мне стало жаль Керранов. Их пичкают этими пустышками – вот вам ещё одна причина ненавидеть людей. И вообще, совершенно непонятна была логика событий: зачем устраивать этот карнавал, когда можно просто “одолжить” кровь у кого угодно? Почему они обратились к нам? Непонятно, почему они, существуя веками, не могли уничтожить нас или подчинить себе, обладая такой силой. Что удерживает их от убийств? Неужто их “благородство”? Я поймала себя на мысли, что совершенно не знаю, что входит в это понятие, когда речь идёт о вампирах. Может быть, стоило посмотреть на это с другой стороны?

– Она же слышит, о чём мы тут с вами говорим? Вы надеетесь на чудо? – мой голос заметно дрожал. Наверное, я выглядела жалко. Беатрис хмыкнула.

– Не волнуйся. Не слышит, хотя и в сознании. Если у неё открыты глаза и тело бьют конвульсии – это вовсе не значит, что она слышит наши тайны. Она в коме, но только вампирской, если можно так выразиться, – кивнув на колбы, врач продолжила. – Это для их же блага. Их кровь поможет нам усовершенствовать таблетки и избавит от потребности пить человеческую кровь и плодить низших вампиров.

– А вы думаете, это они их “плодят”? – выпалила я.

Она усмехнулась и ответила:

– Конечно. А кто же ещё? Не берутся же они из воздуха. Они, небось, и сами не рады, что производят таких существ. Вот поэтому и принимают наши услуги.

– Вы думаете, в итоге можно будет полностью заменить человеческую кровь таблетками?

Она пожала плечами.

– Всё возможно. Думаю, можно будет. Но кто знает, как поведёт себя неизученный вампирский организм.

– Боже мой, но это же издевательство. Их скоро в клетки посадят и будут любоваться, как на экзотических животных! – простонала я, чуть не плача. – Сам факт таблеток – это ужасно! Они уже не получают с этими пустышками того, что должны были бы с настоящей кровью. Что с ними сейчас происходит тогда, а?

– Это вы у них спросите. Они не идут с нами ни на какой контакт, как видите. Весь мир будет вам благодарен, если найдёте лазейку в их сердца. Видимо, всё нормально, раз молчат.

– А вы думаете, их гордость позволит им жаловаться?! Мир сам ведёт себя так, что они вынуждены всё больше закрываться от него! Вы хотите им помочь, а своими действиями только отталкиваете. Если вы хотите действительно помочь, возможно, пора оставить их в покое. Каша уже заварена…

Помолчав, я добавила:

– Неужели нельзя предоставить им настоящую кровь?

– Вы что, моя милая?! – воскликнула она. – Это дорогое удовольствие. Мы не напасёмся на них крови в таком количестве! К тому же они сами согласились на таблетки… С чего бы это вдруг?

Последнюю фразу она произнесла с нескрываемым сарказмом, сверкнув своими маленькими, шустрыми глазками.

– Ну конечно, – буркнула я, – у нас всё дорого, что жизненно необходимо.

На этом наш разговор оборвался. Тишина повисла в комнате, словно тяжелое одеяло. Врач молча собирала свои колбы, ловко перекладывая банки и склянки пухловатыми руками, при этом неотрывно следя за капельницей. Я сидела с опущенной головой, ощущая, как напряжение медленно накапливается в воздухе.

Звук двигателя за окном заставил нас обеих вздрогнуть. Через минуту они уже вошли в комнату, потягивая носом воздух, словно хищники, почуявшие добычу. Их ноздри дрожали – запах крови явно будоражил их инстинкты. Керраны посмотрели на свою подругу. Я невольно последовала их примеру и едва не охнула. Девушка выглядела почти как обычно, но остатки обескровленного состояния еще угадывались в её бледности и осунувшихся чертах. Стало заметно, как напряженность исчезла из глаз первых двух вампиров. Они словно обмякли.

– Спасибо, – бросил один из них, не удостоив нас даже взгляда. Я вздрогнула. Да, сложно, наверное, было сказать это унизительное слово.

Мельком оглянувшись, я заметила, как Беатрис незаметно выскользнула наружу. Она торопилась к машине, явно не желая задерживаться здесь ни на секунду дольше.

Пока двое вампиров наблюдали за восстановлением своей подруги, я решилась задать вопрос:

– Что с ней произошло?

– Не твоё дело, – отрезал один из них холодным тоном.

– Я интересуюсь не из любопытства. Мне нельзя ничего знать? – Я посмотрела ему прямо в глаза, стараясь удержать уверенность в голосе. Его взгляд на мгновение стал менее враждебным – я застала его врасплох своей смелостью.

– Спроси у своего господина. Может, расскажет.

– Он сам вряд ли знает больше вашего. Я не враг вам и не собираюсь им быть, как бы вы на меня злостно ни смотрели.

Его губы искривила пренебрежительная усмешка, едва ли он обратил внимание на мои многозначительные слова. Подняв девушку с кушетки, он, не обронив ни слова, вышел во двор, оставив меня одну. Я кусала губы от негодования, и волнение охватило меня, когда я поняла, что они снова исчезнут и неизвестно когда появятся.

Я выбежала во двор и увидела, как пятеро вампиров удаляются, а за ними шла Беатрис. Они направлялись к машинам. Нагнав молчаливую процессию, я пошла рядом. Один из вампиров носил широкополую шляпу. Я вспомнила, как он опускал поля шляпы, когда свет бил немного ярче. Странно, почему остальные спокойно шли, не думая прятать свои лица. Тот, кто скрывался под шляпой, имел лицо почти земляного оттенка и тонкие, малинового цвета губы, постоянно искажённые кривляниями. Жаль, не получалось заглянуть в его глаза.

Я всматривалась в каждого из группы так внимательно и осторожно, насколько позволяла обстановка, успевая делать для себя то одни, то другие мелкие выводы. Нервно перебирая пальцами, я жутко хотела заговорить с ними, но в душе клокотал страх. Вскоре тропа сузилась, и нам пришлось идти почти друг за другом или по двое. Так я оказалась рядом с Беатрис, а чуть поодаль шагал один из вампиров, в то время как остальные опередили нас на значительное расстояние. Тот, кто шёл рядом, периодически бросал на меня гневный взгляд, видимо, замечая, как я его рассматриваю.

– Не надо смотреть на меня с такой ненавистью, – не выдержала я. – Она совершенно необоснованна. Если бы ты только попытался заглянуть…

– Мне нет до этого дела, – резко перебил он.

Помолчав, я добавила:

– Чтобы помочь вам, нам нужно…

– Нам не нужна ваша помощь! – рявкнул он, окатив меня таким страшным взглядом, что я вздрогнула. В тот же момент получила локтем в бок. Пересилив себя, я повернула голову в сторону удара и наткнулась на суровый взгляд Беатрис.

– Не лезь, – прошипела она сквозь зубы, сжигая меня предостерегающим взглядом.

Ладони и спина покрылись испариной, а щеки наверняка вспыхнули. Я предпочла бы сейчас провалиться сквозь землю, жалея, что завела этот никчёмный разговор, и мысленно ругала себя за излишнюю самоуверенность.

Неожиданно рядом со мной очутился один из вампиров, который шёл впереди. Его взгляд горел, лицо исказилось ужасной гримасой, из гортани вырывался леденящий душу хрип. Не успела я опомниться, как он схватил меня за горло и поднял в воздух, как тростинку, тут же перекрыв доступ кислорода. На мгновение передо мной промелькнули налитые кровью, совершенно безумные глаза. Краем глаз я заметила испуг на лицах остальных. Их глаза странно засветились, а на губах появилось нечто похожее на оскал. Я слышала, как раздавались взволнованные возгласы: “Что случилось?”, и уловила суматоху вокруг. Все бросились к нам, а я ничего не понимала, не видела и чувствовала только животный страх.

– Декстер, ты с ума сошёл?! Что ты делаешь?! – кричали одни.

– Отпусти её немедленно! Что случилось? Что на тебя нашло?! – звучали другие голоса.

Множество голосов слились в хаос, никто не мог понять, что произошло. Рядом со мной оказалась девушка и с испуганным лицом пыталась разжать стальную хватку Декстера. Тут же подбежали и другие.

– Отпусти её! Ради своей же безопасности! Керран убьёт тебя! Вспомни Петру! Ну!

Я почувствовала, как вампир ослабил хватку.

– Чёрт подери, у неё рука в крови! – выкрикнул кто-то.

“Рука в крови!”

Эта фраза подействовала на всех как заклинание: они испуганно отпрянули, а Декстер, словно ужаленный, отбросил меня в сторону и скорчился, издавая страшные звуки. В полуобморочном состоянии, с бешено колотящимся сердцем, я начала кашлять, наблюдая, как Декстера скручивают, слыша краем уха невнятные голоса, призывающие кого-то перевязать мне руку.

Машинально поднеся руку к лицу, я заметила, что повязка на пальце давно пропала, и из ранки снова заструилась кровь. Пока я тупо рассматривала порез, ощущая пульсацию в висках, ко мне подлетела Беатрис с аптечкой и принялась обрабатывать рану, вертя мою руку, словно я была куклой.

– Вот, – приговаривала она. – Потерпи немного, сейчас спиртом обработаю. Они этот запах терпеть не могут. Сразу всю охоту отбивает кровь вдыхать.

И действительно, она щедро пропитала повязку спиртом и приложила её к пальцу. Тот вампир, который стоял метрах в пяти от нас, начал морщиться и отступил, тряся головой, как животное, когда ему не нравится запах. У меня не было сил удивляться. Я чуть не умерла. Того, кто на меня напал, уже увели. С нами остались двое вампиров, но и они держались на почтительном расстоянии, избегая запаха спирта.

– Ну что? Вот она, вампирская сущность? Как тебе? Не понравилась? – осторожно передразнила меня доктор. – Звери они. Звери как ни крути. Пригреешься к ним, а потом и не заметишь, как прикончат тебя.

Я молчала. На ватных ногах с трудом добралась до машины и без сил бухнулась на сиденье.

“Кто такой Керран?” – мелькнуло в голове. Но сил хватило только на этот вопрос.

Уже дома я заметила на шее ужасные красные следы от рук вампира. “Можно ли их скрыть теперь?” – с тревогой подумала я. Вся шея горела огнём и обещала болеть долго и нудно. Испустив несколько болезненных, безнадёжных стонов, я рухнула на кровать, свернулась калачиком под одеялом, словно надеялась спрятаться от всего мира и самой себя убаюкать.

На следующий день пришлось надеть кофту с высоким воротом. Решила ничего не говорить директору. Так я пришла на работу, нацепив боевой вид, и позже предстала перед Барроном. Он внимательно посмотрел на меня изучающим взглядом, сидя за своим столом, сцепив ладони в замок перед собой, как строгий профессор.

– Ну что, как ты себя чувствуешь?

Сообщили ли ему о моем приключении, было неизвестно, и поэтому я, устремив на него довольно растерянный взгляд, ответила:

– В общем, нормально. Всё прошло хорошо.

Он странно поморщился и добавил:

– Шею свою покажи.

Похоже, Беатрис уже успела позвонить и рассказать обо всём. Я виновато отодвинула ворот.

– Ого! – прогремел Баррон. – Да, сколько страху ты, наверное, натерпелась…

Он вдруг сник, и взгляд его потух. Уставившись на стол, он вздохнул.

– Ну что ты скажешь теперь? Какие у тебя настроения? Ты теперь ненавидишь их… или они вызывают у тебя страх, что ещё хуже?

Я пожала плечами, не понимая, к чему он клонит.

– Да нет.

Его светлые глаза поднялись на меня.

– Они не вызывают у тебя страх? Если вызывают, то боюсь, что мы не сможем дальше работать.

– Это почему же? – удивилась я.

– Страх жертвы для них – это второй знак для пробуждения вампирских инстинктов. Мы не должны их бояться, иначе не сможем с ними спокойно сотрудничать. Мне бы не хотелось терять тебя как сотрудника.

– Не потеряете. Я не боюсь их, и отвращения они тоже во мне не вызывают. О вчерашнем хотела было умолчать, но не получилось. Может быть, вы поднимите мне настроение и расскажете, почему на меня вдруг набросился вампир, в то время как остальные и не подумали об этом?

Баррон вздохнул и спросил:

– Кто тебя схватил?

– Они называли его Декстер.

– Ну, я так и думал. Есть у них один такой, Декстер-Гордон, слабый вампир. Я полагаю, что они все наделены разными силами. Развиты по-разному. Есть сильные вампиры, которые, допустим, могут переносить дневной свет, а другие начинают сходить с ума. Так и с кровью. Кому-то трудно себя сдерживать, а кто-то даже не заметит, что поблизости появилась небольшая её капля. Я думаю, у них такая же система восприятия мира, как и у людей. Кто-то может читать мысли и управлять себе подобными, а кто-то плохо чувствует окружающих и только подчиняется. Невозможно описать все их способности и подогнать под одну гребёнку.

Удивление захватило меня целиком. Баррон говорил такие очевидные вещи, а я даже не могла догадаться об этом сама. И этот Декстер, как раз носил шляпу. Не случайно же он прятался под ней.

Он смолк и сочувственно посмотрел на мою шею. Мне и самой было страшно на неё смотреть: вся красная, в кровоподтёках, которые явно превратятся в синяки позже.

– Не показывай её никому, – подытожил он.

– Кстати, это вы пустили Беатрис обманным способом забрать кровь у вампира? Могу я знать, кто она?

– Да. Она не доктор. Она сотрудник секретной лаборатории, находящейся под моим началом. Сейчас там заправляет доверенный человек, у меня просто не хватает рук управиться со всем. Тебе не сообщили, потому что ты наверняка была бы против и не позволила бы спокойно провести дело. У нас не было другого выбора. Я не делаю ничего, что могло бы повредить Керранам. Поэтому и тебе не нужно беспокоиться.

– Не делаете?! А как же те таблетки, которыми вы их пичкаете? И вообще, зачем вы меня отправили на это предприятие, утаив многое?

Баррон посуровел.

– Без тебя они бы напряглись. Беатрис они не особо доверяют, так как едва её знают. Ты там присутствовала для разрядки атмосферы, если можно так выразиться. Что насчёт таблеток – это было с их подачи. Я не навязывал им таблетки, но и не собирался отговаривать. Их кровь опасна. Что тебе наговорила Беатрис?

Действительно, вампиры начали отходить в сторону, морщась и втягивая головы в плечи, как дикие животные. Я не могла поверить в то, что только что произошло. Меня чуть не убили. И только запах спирта спас меня.

– Всё то же самое, что и вы. Она сказала, что они плодят тварей.

– Это ещё не доказано, но им действительно больше неоткуда взяться.

– А откуда пошло понятие “благородные”? Не из этого ли общества? В чём оно заключается?

– Это к чему вопрос?

– Хотелось бы знать, правильно ли я понимаю его суть или есть что-то, что мной упущено.

– Керраны – это закрытый дворянский род, существующий многие века и обладающий огромной властью и силой. Это мои личные выводы насчёт их влияния. “Благородные” не имеют права (могут, но не должны) смешивать свою кровь с кем-либо, кроме представителей своего рода, то есть должны блюсти правило “чистой крови.”

– Династические браки? – заключила я.

– Наверное. Я многого не знаю и могу ошибаться. Это я к тому говорю, что если они нарушают правило, то появляются твари. Не исключено, что они – их слуги в таком случае.

Мы проговорили ещё некоторое время. Я видела, что Баррон многое недоговаривает: он часто замолкал и тщательно взвешивал слова, будто хотел что-то сказать, но не решался. Недоверия в наших отношениях становилось все больше. Вскоре директор отпустил меня, но не на рабочее место, а домой.

Мне ничего не оставалось, как сказаться больной и залечивать свои “раны,” не допуская к себе никого. Увы, как бороться с краснотой на шее, я не знала, поэтому ограничивалась рассматриванием своего отражения в зеркале и содроганием от этого зрелища. Зато у меня появилось время прийти в себя.

Весь день в итоге я провела в раздумьях, вспоминая детали приключения. Обдумывала, взвешивала и анализировала. Надо было войти к ним в доверие, руководствуясь только искренними побуждениями. Но нужен ли им посредник из смертных? Задалась я этим вопросом. Какая им от него польза? Есть же Баррон, но, как он говорит, они не подпускают его к себе, только если речь идёт о делах особой важности и не касается их “семьи.” Возможно, Баррон просто не обладает той восприимчивостью и внимательностью, особенно на тонком уровне, чтобы найти общий язык с вампирами? Его простая доброта и самоотверженность, конечно, очень милые, но не для представителей рода вампиров. Может быть, им был бы нужен человек с более сильными способностями, тонко чувствующий мир?

Чтобы это понять, нужно было, чтобы со мной всё-таки поговорили, а не огрызались постоянно. Нет, мне не потребовалось бы задавать все эти вопросы напрямую, но необходимость в разговоре как таковом была. Неважно о чём. Хотя бы даже о погоде.

Столько вопросов накопилось! Чем глубже я во всё вникала, тем больше их появлялось. Все мои раздумья, как правило, заканчивались головной болью и немногими недоделанными выводами. Однако по-другому я уже не могла. Мысли составляли всю мою пищу. Нет пищи – нет жизни. Мне необходимо было постоянно думать, чтобы потом не сделать оплошностей, которые уже будет трудно исправить.

В течение недели мне снова приснился сон, но уже немного другого содержания. Видимо, под впечатлением от произошедших событий мозг стал выдавать такие плоды. Всё тот же фон и те же фигуры, и я так же старалась подойти к ним, заговорить. Но стоило только приблизиться, как тут же сыпался шквал агрессии. Меня отгоняли, гнали прочь, кричали, чтобы не вмешивалась не в своё дело и всё в таком духе. Среди этого бедлама я видела какого-то незнакомца, который смотрел на меня с пониманием, но грустно качал головой. Я чувствовала рядом с собой какое-то хриплое дыхание, словно кто-то дышал с трудом и очень тяжело, рывками и с сопением. Казалось, кто-то задыхался прямо под боком. От этого в горле поднималась кровь. Я хотела бы избавиться от этого дыхания, думая, что оно моё, но ничего не выходило. В конце концов наступило вымученное пробуждение, так как “терпеть” этот сон больше не было сил. Пробуждение принесло облегчение – наконец-то появилась возможность вздохнуть свободно и убедиться, что всё хорошо.

Глядя в темноту широко раскрытыми глазами и постепенно приходя в себя, я задавала себе вопрос: “Чьё это было дыхание? Моё ли? Или кому-то было настолько плохо, что это передалось мне?” Эти два предположения мне сразу не понравились, и я захотела подумать дальше. “Таблетки,” – вдруг пришла мысль. – “Неужели они задыхаются от них? Неполноценные эрзацы крови. Если бы меня пичкали полуфабрикатами или сухими кормами, уверяя, что там содержатся все витамины и микроэлементы, я бы тоже вряд ли протянула долго. В любом случае в организме произошли бы какие-нибудь необратимые изменения.” Это объяснение сна выглядело более приемлемым.

О, как я жалела, что не умею расшифровывать сны! Возможно, если бы я могла понять их смысл, жизнь значительно облегчилась бы.

Лежа в постели, в тишине, я прислушивалась к собственному дыханию. Из окна вскоре стал пробиваться слабый розовато-грязноватый свет. Рассвет. Подумав, что стоило бы все-таки еще поспать, я завернулась в одеяло, устроилась как можно уютнее, сомкнула веки, надеясь снова погрузиться в сон.

На следующий день, не выдержав одиночества, я отправилась на работу, предварительно замотав шею шарфом до самого подбородка.

Криса взглянула на меня с сочувствием, но промолчала. Ее тактичность очень подкупала, пожалуй, стоило бы поучиться у нее молчанию.

– Зайди к директору, он что-то хотел от тебя, – мягко промурлыкала она.

Прекрасно. Я тоже хотела его видеть.

Баррон поднял взгляд и первым делом поинтересовался, как поживает моя шея. Вместо ответа я сняла шарф и показала ему ужасные синяки, в которые превратились следы от пальцев. Он вжался в стул и ничего не сказал.

– Знаете, пока я была дома, то много думала… И теперь прошу вас: возьмите меня с собой как-нибудь в особняк. Для меня это жизненно важно! Я должна увидеть их в более дружелюбной обстановке. Без вашей помощи они не воспримут меня всерьез. Обещаю, что не скажу ни слова и не буду вам мешать. Мне просто нужно посмотреть на них в неформальной обстановке.

Я несла какую-то околесицу и жутко боялась, что Баррон либо не поймет меня, либо поймет, но неправильно.

– В общем, не могу объяснить это словами. Я могу быть вашей ассистенткой, помогать держать бумаги или быть вашей ученицей – как угодно. Я буду покорна и нема. К тому же они уже видели меня.

Баррон смотрел на меня недовольно – идея явно ему не нравилась. Чтобы не отвечать прямо, он коротко бросил:

– Посмотрим.

И тут же занялся своими делами.

– Вы же разделяете обязанности между мной и Крисой, верно? Или мне кажется? Она не имеет такого близкого доступа к ним, как я, так? Это случайность или нет?

Директор поднял на меня уставший взгляд, словно я была надоедливой мухой, жужжащей над ухом, и ответил осторожно:

– У Крисы хорошая деловая хватка. Очевидно, тебе нельзя доверить такие дела – ты все провалишь. Что не делает она, делаешь ты. Помимо вас двоих, у меня есть еще люди. Их немного, но они есть. Они тоже имеют доступ к вампирам, но действуют только в рамках своих обязанностей. Такой ответ тебя устроит?

Конечно, не устроит. Я осталась при своем мнении. Однако укол в мою самооценку оказался неожиданно болезненным, поэтому я просто поджала губы и промолчала.

Спустя несколько дней мы с Крисой сидели вдвоем, каждая занималась своими делами. Вскоре из кабинета вышел Баррон и сообщил Крисе, что ей пора собираться. Она молча кивнула и встала, не выразив на лице ни капли эмоций. Я удивленно взглянула на нее. Вскоре появился Баррон со своим чемоданчиком, и они, не сказав больше ни слова, направились к выходу.

Редко они уходили вместе. Если Баррон отлучался, то, как правило, направлялся в особняк.

«Неужели, – подумала я, – он взял Крису, чтобы уладить дела с лабораториями? Думает, что вампиров можно победить силой деловых доводов?»

Негодование взметнулось внутри, и оставшуюся половину дня я не находила себе места, ерзала на стуле, не в силах сосредоточиться на работе. В голове крутился один вопрос: куда они могли отправиться и почему Баррон не взял меня?

К вечеру, совсем исстрадавшись, я начала было успокаивать себя разумными доводами. Уже наступило мое обычное время ухода домой, но я продолжала сидеть и ждать неизвестно чего, рассеянно уставившись в раскрытый архивный журнал.

В одиннадцатом часу дверь приемной распахнулась, и вошел Баррон. Его взгляд дрогнул, когда он увидел меня. Видимо, не ожидал. Я внимательно посмотрела на него. Он отвел взгляд, попытался пройти мимо.

– Думал, здесь уже никого нет, – бросил он. – Ты что здесь делаешь?

– Занимаюсь делами.

– Иди домой. Нечего здесь сидеть, поздно уже, – сухо отрезал он и зашел в свой кабинет.

На следующий день явилась Криса, как ни в чем не бывало уселась на свое место. Спрашивать у нее что-либо было бесполезно. Пришлось удовлетвориться вздохом, который я даже не потрудилась подавить.

Ну вот, пропустила ли я что-нибудь важное?

Неделя протекла как обычно, за исключением того, что в голове не переставали роиться мысли, как бы подобрать удобный момент и напомнить Баррону о его обещании.

В один из обычных монотонных дней, ничем не отличавшихся от остальных, в приемную вошел мужчина. Я видела его впервые. Внимательный взгляд подсказал: передо мной человек, а не вампир. Он остановился у двери и тихим, мелодичным голосом вежливо спросил, может ли пройти к директору. Инициативу перехватила Криса, сообщив, что его уже ждут.

Я разглядывала его, пока была возможность. На вид – обычный человек, если бы не кожа неприятного желтоватого оттенка и странно затуманенный, расфокусированный взгляд, будто он намеренно отгораживался от мира. На нем был строгий старомодный костюм, некогда дорогой, но и сейчас безупречный: идеальный крой, благородная ткань. Костюм сидел на нем безукоризненно, и даже легкая полнота, обычная для мужчин его возраста, не портила впечатления. В руке он держал шляпу того же оттенка.

Запомнилась и его борода – угольно-черная, аккуратно подстриженная, по бокам рта сливающаяся с такими же безупречными усами.

– Могу я поинтересоваться, кто это?

– Конечно. Доктор Легран. Приехал из Франции к директору. Специализируется на мистике и паранормальных явлениях. Гость Баррона, так что будет здесь частым посетителем – имей в виду.

Доктор Легран провел в кабинете Баррона часа два. Меня, как всегда, жгуче интересовало, о чем они говорят. Криса же, как обычно, не проявляла ни малейшего любопытства.

На следующий день Легран снова появился у нас. После его ухода Баррон вызвал меня.

– Сегодня деловой ужин, – сказал он. – Я и господин Легран. Нужно кое-что обсудить. Если хочешь, поехали вместе – думаю, тебе будет интересно.

Естественно, я согласилась.

Ровно в шесть Баррон вышел из кабинета и кивком дал понять, что пора отправляться.

Ресторан встретил нас шумом и легким чадом из кухни, смешавшимся с сигаретным дымом. Воздух дрожал, искажая очертания зала. Легран уже ждал. Он сидел за столиком, медленно выпуская клубы дыма от сигары и рассеянно глядя в пол. Перед ним стоял бокал – коньяк или виски. Заметив Баррона, он поднялся, тихо поприветствовал его и лишь мельком взглянул на меня, едва кивнув, прежде чем полностью сосредоточиться на директоре.

Мы заказали ужин и обменялись парой ничего не значащих фраз.

– Теперь расскажите, какие новости, – начал Баррон. – Что-нибудь известно?

Легран, казалось, уже знал, о чем пойдет речь.

– Все спокойно, – ответил он. – Информация поступает из проверенных источников. Правительство молчит. Люди, разумеется, ничего не подозревают. А если и до них что-то доходит, то превращается в слухи и сплетни. Да и те редки.

"Так вот откуда всё берется", – подумала я. "Наша организация не только скрывает правду, но и распространяет выдумки".

– У нас тоже тихо, – продолжил Легран. – Сколько ни наблюдаю, сколько ни общаюсь с нужными людьми – никаких тревожных предчувствий. Так что лавры ваши. Наше правительство едва ли интересуется вашими делами. Как, впрочем, и другие страны. Похоже, они считают феномен вампиризма искусственно созданным бредом…

В таком духе Легран рассуждал еще с полчаса. Я уже начала скучать, ожидая, когда же беседа перейдет к делу. Затем, исчерпав тему, он и вовсе ударился в отвлеченные философские рассуждения.

Мое терпение иссякало. Я покусывала губу, переводя взгляд с доктора на Баррона. Они прекрасно чувствовали себя в этом разговоре, совершенно забыв о моем присутствии. Зачем тогда Баррон взял меня с собой?

После двух часов бесконечной беседы я не выдержала. Вежливо извинившись, вышла из душного зала в комнату отдыха. Там царил полумрак, мягко лился фоновый джаз, а глубокие диваны манили расслабиться. Я с наслаждением погрузилась в тишину, на двадцать минут забыв о никчемной болтовне и напряжении. Вернуться пришлось лишь из-за приличий – слишком долгое отсутствие выглядело бы невежливо.

Возвращаясь неспешным шагом, я заметила перемену: Легран теперь сидел вплотную к Баррону, оба повернувшись ко мне спиной. Приблизившись, я уловила обрывки доверительного шепота доктора, а на лице директора читалась необычайная сосредоточенность – будто речь шла о жизни и смерти.