Обыкновенный, но любимый

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Дейзи знала, что Тиг не ожидал этого поцелуя. Он сердился на нее.

Дейзи никогда не поцеловала бы его с закрытыми глазами, приоткрыв рот, от всего сердца, если бы у нее был хоть какой-нибудь выбор.

— Дейз…

— Шш! — приказала она и повела Тига обратно по коридору, мимо гостиной, уютной небольшой комнаты и ванной. Ее дрожащие пальцы касались его волос, обвивали его шею, губы прижались к его губам так, словно она была клеем, а он маркой.

Она вовсе не собиралась заводить очередные отношения, из которых ничего не выйдет.

Но черт бы побрал Тига! Черт бы его побрал, черт бы его побрал! Дейзи поцеловала его снова, крепче, мягче, глубже, более дико. И как только она расстегнула пуговицы у него на рубашке, тут же сбросила с себя свитер — хотя в тот самый миг, когда она оторвалась от его губ, он снова попытался сказать:

— Дейзи…

— Шш. — Теперь перед ней была его голая грудь. Изгиб его плеч. Его руки с мышцами, напоминающими корабельные канаты. Пряди волос на груди жесткие, как его темперамент.

Это Тиг виноват — все из-за собаки. Он потряс ее, когда она убедилась, как сильно он любил свою собаку. Увидела этот ошейник, плюшевого медвежонка с отъеденным носом, керамическую миску с надписью «Хасси». В ней не было еды.

Но почему-то Тиг не смог заставить себя убрать ее.

Дейзи была так тронута, что едва не расплакалась. Потеряв собаку, он пришел в отчаяние.

Ей захотелось его поцеловать.

И поцеловать хорошенько.

Дейзи понимала, чем все это кончится.

Она займется с ним любовью по-настоящему.

— Э-э… Дейз… — Казалось, Тиг не возражал, когда она расстегивала его джинсы, но внезапно большие шершавые ладони обхватили ее лицо. Я не знаю, что на тебя нашло…

— Это из-за тебя.

— Хорошо. Я рад, что из-за меня. Но, кажется, ты сказала, что должна быть в кафе…

— Должна. Позже. Может, нам придется поторопиться.

— С этим… э-э… проблем не будет. Но…

— Никаких «но», тигр. — Она подняла голову, ее взгляд внезапно стал каким-то уязвимым. — Но если ты не хочешь…

— Я хочу этого. Я хочу тебя. Как ты пожелаешь быстро, медленно. — И как только она дотронулась до его спины, Тиг провел обеими руками по ее позвоночнику, до ремня, и начал стягивать с нее брюки, одновременно лаская Дейзи. Потом уложил ее на свою кровать.

Она никак не могла снять с него джинсы, поскольку он лежал на ней. Она охала под его весом, стонала от его прикосновений, требовала и того, и другого. Кровать была еще одной причиной, по которой Дейзи так захотела Тига. Весь его дом был чисто мужским. Дерево. Камень. В холодильнике стояла одинокая банка горчицы. На комоде валялись вилка, молоток, кипа книг и носки. Матрас был тверже бетона.

Но потом она увидела пушистый шерстяной плед и представила, как он мягко касается ее обнаженной кожи. Невероятно мягко. Дейзи чувствовала, что погружается в облако… Или, может быть, погружался в Тига. Пылкий, дикий Тиг, который, казалось, забыл о времени, месте и о том, что где-то в доме звонит телефон.

Шерстяной плед и собака были его слабыми местами, единственными, которые Дейзи обнаружила. Единственными намеками на то, как он одинок.

Это ее сломало. Точно так же Тиг относился к ней. Она пыталась вести себя неприветливо. Пыталась его отпугнуть, потому и повела машину так, чтобы ему разонравиться. Вмешалась в его деловые отношения с клиентом. Не очень-то хорошо поступила с ним. И оказалось, что она ему нужна.

Эти его джинсы! Наконец ей удалось их одолеть. Она жадно прикасалась к Тигу. Ее кровь закипела и быстрее потекла по жилам из-за его страстного ответа на то, что она делала. Он был готов на все.

Ее глаза горели от желания.

— Тиг… я тебя не люблю, — настойчиво прошептала Дейзи.

Его губы были влажными от ее поцелуев, глаза горели так же, как глаза Дейзи, и все же он ответил легко, как будто ждал этих слов:

— Думаешь, нет?

— Хорошо. Может быть, люблю. Но только сейчас. Это не означает ни уз, ни будущего, ни постоянства.

— Я знаю. Ты уезжаешь из города.

— Да.

— Как можно скорее.

— Да.

— И это именно то, чего ты хочешь. Мы можем заниматься любовью, заниматься любовью, заниматься любовью… И ты способна забыть меня, как только уедешь?

Она снова собиралась сказать «да», но не сказала. Он обнял Дейзи, лег, а потом вновь накинулся на нее в сгущающихся сумерках. Покрывал поцелуями ее шею, целовал грудь, пупок, живот. Он стремился…

Она собиралась объяснить ему, что он потерял направление. Но Тиг обвил ее бедра руками и приподнял их, опуская голову. Он двигался очень медленно. Медленнее теней в летнюю ночь. Она ощутила его жесткую щетину, его дыхание… и у нее захватило дух.

Она всегда чувствовала себя слишком… обнаженной в такие моменты. Ее считали дикой, она и была дикой, но не до такой степени. Было неловка и не по себе…

— Эй, Дейз, я никогда не остановлюсь, если ты будешь мне так отвечать. Уступи, пусть это случится. — Тиг не говорил, не шептал. Он словно напевал вполголоса.

— Я не могу…

У него вырвался смешок, тихое трепетание в горле, после чего он поцеловал ее в самую интимную часть ее тела.

— Что ж, хорошо. Сопротивляйся.

Дейзи почувствовала, что страсть сжигает ее, как огонь. Она попыталась сдержаться, но желание росло, поднималось… пока она не взмыла в воздух.

Тиг поднял ее ноги и крепко сжал ими свою талию, потом нырнул внутрь. Она ощутила, как отступает чувство одиночества. Ей очень захотелось, чтобы так и продолжалось, хотелось вечно быть с ним. Он шептал на ухо озорные вещи. Он держал ее в объятиях, так что ей пришлось снова подниматься, пытаясь высвободиться. Она вновь оказалась на вершине горы, а потом… будто свободно летела, летела через серебряный ветер, по светящемуся мягкому небу, паря… прямо назад, в его объятия.

— О, да, — ликующе прошептал Тиг, как будто именно этого ожидал с самого начала. Как будто, занимаясь любовью, всегда чувствовал себя так, словно качается мир.

Как будто он любил ее…

Наконец Дейзи снова начала дышать. И даже открыла глаза. Казалось, она обвила тело Тига крепче, чем обертка — рождественский подарок.

Ей захотелось пошевелиться, поднять голову и пристально взглянуть на Тига. Не то чтобы она раньше не получала удовольствие от секса. Но Тиг… Они занимались любовью во время метели, и она была совершенно уверена, что это лишь нечто мимолетное и что все осталось в прошлом.

Теперь ей стало интересно, как ему удалось поднять ее на высоты, которых ей никогда не доводилось достичь.

Но пора было возвращаться в реальность. Прямо возле ее головы тикал будильник.

— Я должна закрыть кафе.

— Да. Но ты обещала, что расскажешь о своем бывшем муже.

— Сейчас?

У него вырвался тихий смешок.

— Я не часто застаю тебя голой и беззащитной, а потому должен использовать это состояние, пока могу.

— Идиот, — нежно прошептала она. Тиг должен бы знать, что не может заставить ее делать что-либо против воли. — Я же обещала рассказать тебе…

— Да. Так что начинай болтать. Подробно: почему ты бедна, если твой бывший муж так богат и добился такого успеха. Почему не хочешь, чтобы тебе помогла твоя семья или чтобы они узнали, в какую беду ты попала. Почему ты получила развод.

— Мы можем обсуждать эти вопросы по очереди?

— Нет. Все вместе. Раз и навсегда закроем эту тему.

— Не знаю, с чего начать… Я всегда боялась быть заурядной.

— У нас очень мало времени, и незачем его тратить на изложение того, о чем я и сам знаю.

Дейзи ухмыльнулась.

— Но я действительно этого боялась, Тиг. Может быть, потому что единственная в семье носила такое заурядное имя. Но я помню, как стояла на своем, еще когда играла в песочнице. Мне хотелось отличаться от остальных. Мне хотелось увидеть мир. Жить необыкновенной жизнью. Делать экзотические, романтичные, удивительные вещи.

— Итак?

— Итак, я подумала, что нашла все это в Жан-Люке. Я считала его экзотичным, романтичным и удивительным.

— И он таким был?

— О да. Я помню, как Жан-Люк в первый раз продал картину за большие деньги. Он взял напрокат яхту. С экипажем. Мы отправились в плаванье, захватив с собой нескольких друзей, пировали четыре дня. Он купил мне сумку от Гермеса.

— Не знаю, как насчет сумки, но остальное было романтичным и щедрым.

— Да. Вот только когда мы вернулись домой, выяснилось, что он истратил все до сантима. У нас не было денег даже на комнату, не говоря уже о продуктах. Машину изъяли за неплатеж. — Она повернула голову. — Что-то ты замолчал. Понимаешь ситуацию? Но это только верхушка айсберга.

— Нехорошо.

— Нехорошо, — сухо повторила Дейзи. — Я привезла домой чемоданы, полные вещей. Но только вряд ли можно перепродать лифчик от известного дизайнера. И у меня еще осталось несколько капель увлажняющего лосьона, который идет по тысяче за унцию, но это тоже не продать. Я ношу хорошую одежду, так как это все, что у меня есть, а не потому, что пытаюсь произвести на кого-то впечатление.

— Но тебе важно, чтобы все считали, будто ты добилась успеха, — тихо сказал Тиг.

Дейзи не ответила. Он уже знал, что гордости у нее больше, чем мозгов. И ему хотелось услышать всю историю, а Дейзи мечтала с ней покончить.

— Я многое продала за время брака. Рассталась с желтыми бриллиантами, черными жемчужинами из Полинезии. И еще я мыла посуду в баре, чтобы внести арендную плату, и убирала после вечеринок такую грязь, что ты просто представить себе не можешь. Когда у Жан-Люка были деньги, он любил ими делиться со всем миром.

Его все считали щедрым.

— Похоже, у него практичности столько же, сколько у пня.

Она снова не удержалась от улыбки.

— Да, я тоже никогда не была практичной. Я хотела быть дикой, порывистой.

— Ты дикая, детка.

Дейзи закрыла глаза.

— Жан-Люк действительно творческий человек, талантливый художник, который достоин своей славы. Но для заботы о нем нужен целый гарем. По крайней мере три служанки, и еще кто-нибудь должен зарабатывать деньги. И телохранитель, чтобы не подпускать к нему посетителей.

— Похоже, ты жила с ним как в аду.

Она прошептала:

— Так оно и было. — Дейзи захотелось одеться.

Захотелось вернуться в реальность. И по какой-то глупой причине захотелось заплакать.

— Ты оставалась с ним так долго, потому что любила его?

— Нет. Конечно, сначала я потеряла голову. Но, по-моему, любовь начала умирать в первый же день, когда я проснулась голодной. Голодной по-настоящему. К сожалению, мы столько разъезжали, что я не могла работать. Мы все время ездили.

То жили у друзей, то снимали коттедж или виллу там, где им овладевал прилив творчества. Так что…

— Так что? — подсказал Тиг, когда она не закончила свою мысль.

— Так что… как-то он подарил мне желтый бриллиант, а на следующий день нам пришлось его заложить. С этого момента для меня все изменилось. Я наконец поняла, что Жан-Люк не порывистый, рассеянный и бесшабашный художник.

Он знал, что мы не могли позволить себе такие грандиозные жесты. Он знал, что отключат электричество. Он думал лишь о том, как меня потрясти. Точно так же он любил. То очень сильно, то на следующий день был готов заложить меня. — Она начала одеваться. Тиг по-прежнему лежал в постели.

— Но ты долго с ним прожила.

— Да. Из идиотской гордости. Мне просто было стыдно кому-то об этом рассказывать. Моя семья думала, что у меня богатая, потрясающая жизнь. Сестры считали, что всегда могут обратиться ко мне за советом. Я была знакома с известными людьми. Одевалась в костюмы от лучших модельеров. Путешествовала, видела мир. Тиг!..

— Что?

— Однажды я украла булку. Я хотела есть. И до сих пор представляю, как было бы стыдно моим маме и папе, если бы они знали.

— Черт возьми, давай найдем веревку и сейчас же тебя повесим. — Тиг только что был спокоен и вдруг одним быстрым движением вскочил с кровати, пересек комнату и, прежде чем она успела вдохнуть, поцеловал ее в губы. — Ты должна забыть о своей вине, — прошептал он.

— Тебе легко говорить. Возможно, дело было не только в булке. Но меня воспитали так, чтобы я ни у кого ничего не брала. Я до сих пор не понимаю, почему это сделала.

— Это потому, что ты жила в отчаянии. Не зная, где в следующий раз взять деньги. Иногда испуганные люди делают что-нибудь подобное.

— Это не оправдание. — Дейзи пыталась встретиться с ним взглядом в темноте и по-прежнему чувствовала тепло его поцелуя, его тела, всего, что они разделили недавно. — Я не знаю, зачем все тебе рассказываю. По-моему, просто пытаюсь объяснить, почему скрывала правду от моей семьи.

— Ты хотела, чтобы они не сомневались — у тебя романтичная, волнующая жизнь.

— Это звучит слишком легко… Просто мне не хотелось вернуться домой, поджав хвост. Не хотелось, чтобы меня считали неудачницей. Чтобы думали, что я всегда была дикой, безответственной и такая судьба — расплата за это…

Тиг еще долго стоял у окна после того, как Дейзи уехала, забрав его драгоценную машину.

Он и представить не мог, что ее бывший муж был таким эгоистичным ублюдком.

Все это время он думал, что Дейзи не хочет жить в Уайт-Хиллз. Теперь же засомневался. Она была смелая. Она справилась с метелью, справилась с безденежьем, несколько лет справлялась с таким человеком, как Жан-Люк. Она засучила рукава и стала поваром. А потом превратила тот ужасный чердак во что-то художественное, личное, приятное.

Он понял. Понял, чего добивалась Дейзи. Чтобы ее не считали практичной и ответственной.

Она хотела остаться экзотичной, веселой, романтичной и дикой. Ему это претило, но одно он знал твердо — Дейзи очень гордая женщина.

И за последние годы пострадала именно ее гордость. Теперь ей нужно снова стать самой собой и вернуть душевное спокойствие.

Тиг сообразил, что Дейзи может уехать, как только заплатит взнос за машину и накопит денег на дорожные расходы. Значит, он должен действовать быстро. Если уже не опоздал.

Мужчина редко в жизни испытывает такую сильную любовь, и Тиг не собирался швыряться сокровищем. Он сумеет показать ей, что она уникальная, чудесная и любящая.