Очаровательная проказница

Глава 15 В которой Бонна сердится

— Мама, я же сказал, не хочу! — Лорд Роберт бросил кусок хлеба на тарелку и так стукнул вилкой, что лакей подскочил.

Зоэ подняла взгляд от маленького столика, на котором был сервирован завтрак, и сочувственно посмотрела на Джонет. — Тебе нужно есть, дорогой, — уговаривала мать.

— Я буду, есть то, с чем сам могу справиться. — Голос Робина дрогнул от боли, физической и моральной. — Ни один взрослый мужчина не захочет, чтобы мама намазывала ему хлеб маслом. Коул Амхерст решительно положил нож.

— Роберт, я знаю, нога и рука причиняют тебе боль, но я настаиваю, чтобы ты был любезен с матерью.

Робин понурился.

— Да, верно. Простите.

Он говорил искренне. Судя по его тону в последнее время, он был очень напуган собственными вспышками. Так продолжалось почти неделю. Телесные раны Робина заживали, и эмоции все больше прорывались на поверхность — остаточные явления сотрясения мозга, как сказал доктор Бевинс. Робин уже три дня спускался к обеду и с каждым днем казался все крепче. Но счастливее он не становился. И Зоэ тоже. Шрам на лице Робина, по крайней мере, заживал. Шрам на ее сердце — нет. Это было настоящее горе — сидеть рядом с Мерсером за завтраком и мечтать о его прикосновениях, даже тревожась о Робине. На самом деле она уже пресытилась беспокойством о Робине и все же не могла отделаться от мысли, что частично повинна в его состоянии.

Что касается Мерсера, он возобновил привычку отсутствовать за ленчем и обедом. Вспышка оспы затихала, но другие проблемы поместья требовали его внимания. Нрав его был резким. Он украдкой бросал на Зоэ взгляд, кипевший жаром и чем-то большим. Она думала, что взгляд его кипел желанием, которому мешают, а Мерсер не из тех, кто долго терпит помехи.

Этим утром, однако, он даже не вышел к завтраку. В комнате царило странное напряжение, Джонет и Амхерст двусмысленно переглядывались, их неловкость выходила за рамки беспокойства о Робине. Еще более странно, что никто не прокомментировал отсутствие Мерсера.

Возможно, это имело какое-то отношение к прибывшим ночью визитерам. Мучаясь от бессонницы, Зоэ около полуночи забрела в библиотеку и увидела в окно дорогую дорожную карету в окружении верхового эскорта и слуг с груженым фургоном позади. Но утром об этом ничего не было сказано. Визитеры, кем бы они ни были, вероятно, имели дела с Мерсером, а не с семьей.

Внезапно мистер Амхерст встал и, подняв бровь, посмотрел на жену.

— Дорогая, увидимся за обедом, — сказал он. — Мне нужно написать письма, а потом я поеду в Фромли, прослежу за приготовлениями к приезду нового священника.

— Сэр, — привстала Зоэ, — я могу чем-то помочь?

— О, мы всегда рады помощи, — слабо улыбнулся он. — Особенно нуждается в разборке кабинета. Прежний священник оставил книги и бумаги в беспорядке, но это пыльная работа, милая.

— Я ведь не хуже других могу разобрать книги и бумаги? — сказала Зоэ. — А потом вы могли бы высадить меня у Фитчей. У меня есть книга для детей.

Амхерст широко улыбнулся, его сияющая улыбка осветила комнату.

— Ничто не доставит мне большего удовольствия, дорогая. Встретимся внизу в одиннадцать?

Робин резко отодвинул стул.

— Я поднимусь с тобой, папа, — сказал он. — Извините, леди. У меня нет аппетита. — Когда Робин поднялся, один из слуг поспешил к нему с тростью. — Спасибо. — Поправив повязку на груди, Робин двинулся к двери, перенося большую часть веса на трость.

Но, взявшись за ручку двери, он повернулся, бледность лица делала рану более заметной.

— Простите, — сказал он ни с того ни сего. — За все. Я понимаю, что сейчас я для любого из вас неподходящая компания. Так что я подумал… и решил, что будет лучше, если я на время уйду.

— Уйдешь? — эхом отозвалась мать.

— Я хочу на несколько недель перебраться в летний дом, — продолжал Робин. — Мне просто… нужна тишина и покой. И когда я окрепну, когда снова смогу ездить верхом, на время отправлюсь в Килдермор.

— Хорошо, — пробормотала Джонет. — Кажется, ты все решил.

Робин перевел взгляд на Зоэ.

— Мы поженимся до моего отъезда, — сказал он спокойно. — Но ты не должна ехать в Шотландию. Я знаю, что ты ее не любишь.

Воцарилась тишина. Ничего больше не сказав, Робин вышел. Отчим с раздосадованным видом последовал за ним. Но когда дверь тихо закрылась за ними, Джонет повернулась к лакеям.

— Оставьте нас, пожалуйста.

Они исчезли в служебной двери, едва заметной в деревянной обшивке стен. Джонет уронила руки на колени.

— Как он несчастен! Зоэ, прости, дорогая.

— Я хотела поговорить с вами об этом, мэм, — спокойно ответила Зоэ. — Я собираюсь сказать Робину, что… я хочу отказать ему. — Опустив голову, она сжала салфетку. — Простите, Джонет. Я знаю, что обещала вам выйти за него.

— Ну, ты не совсем это мне обещала, — заметила Джонет.

— Я знаю, люди станут говорить, что я жестокая, — продолжала Зоэ, пропустив ее замечание. — Будут шептаться, что я отвергла Робина, потому что он… он не совершенен. Но для меня он такой же, как раньше. Он Робин, и я его обожаю. И все же ясно, что мы никогда не полюбим друг друга.

— Ох, Зоэ, — пробормотала Джонет. — Ты уверена?

— Да, абсолютно. — У Зоэ перехватило дыхание. — Меня больше не волнуют сплетни обо мне. Я только хочу, чтобы жизнь Робина снова стала правильной. Хочу… ох, Джонет, я хочу, чтобы мы все были счастливы! Но боюсь, этого никогда не будет.

Джонет удивила Зоэ, положив ладонь на ее руку.

— Ох, милая, все стало еще труднее, чем я представляла, — сказала она. — Ты имеешь полное право заставить Робина выполнить обязательство. Он действительно женится на тебе завтра, если ты попросишь.

— Я знаю! — пронзительно откликнулась Зоэ. — Он сделает все, что я попрошу. Именно из-за этого мы оба оказались в такой ужасной ситуации. Но я вижу, как гибнет мой старый друг, и не могу этого вынести.

Джонет сжала ее руку, и на красивом лице появилось сочувствие.

— Он сам себя губит, дорогая, — сказала она. — Боюсь, Зоэ, что Робин совершил одну ошибку, которой должны остерегаться молодые жизнелюбы: он влюбился в свою любовницу.

— И я не могу этого исправить, — прошептала Зоэ. Джонет откинулась на спинку стула.

— Может быть, когда он способен будет это сделать, он вернется к ней, будет умолять ее. — Мать Робина вдруг отвела взгляд. — Но я уже говорила, она теперь может не принять его. Шрам останется навсегда, и, возможно, хромота тоже.

— Он не пойдет к ней, — прошептала Зоэ. — Он поклялся, что больше никогда ее не потревожит. И… я знаю Робина… он этого не сделает. Возможно, именно поэтому он едет в Шотландию, подальше от соблазна. И миссис Уилфред… она не вернется к нему. Она именно это имела в виду, когда выставила его.

— Ты совершенно в этом уверена? — проговорила Джонет.

Зоэ не могла выдержать ее взгляд.

— Да, совершенно уверена, — шепотом ответила она. — Не спрашивайте меня почему.

— Господи! Что ты сделала, девочка? — всполошилась Джонет, вглядываясь в ее лицо.

Нечто невыразимо глупое, думала Зоэ. Словно того, что ее застали дезабилье с Робином, мало, она забила гвозди в гроб своей репутации, и если Мерсер узнает об этом…

— Твой отец сильно рассердится из-за твоего отказа Робину, — продолжала Джонет. — Молюсь, чтобы ты не совершила чего-нибудь необдуманно.

Зоэ не поднимала глаз.

— Я сделала то, что, на мой взгляд, лучше для каждого, — ответила она. — Я прошу вас, мэм, не спрашивайте меня. А я вчера написала папе, чтобы он прислал карету, так что я скоро вернусь в Лондон.

Джонет выглядела несчастной.

— Что скажет твой отец, когда ты сообщишь ему?

— Он сошлет меня в свое поместье в Пертшир, — ровно ответила Зоэ. — Но есть и худшие судьбы в жизни. Мне пришло в голову, что там я могу сделать много хорошего, если подумать.

— А как же мой сын? Что с ним будет?

Зоэ безучастно смотрела на нее.

— Я убеждена, что брак со мной только усугубит страдания Робина.

Слабая улыбка приподняла уголок губ Джонет.

— Я имела в виду другого сына.

Зоэ почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо. Робин всегда говорил, что его мать видит и понимает слишком много.

— Боюсь, Мерсер испытывал по отношению ко мне преувеличенное чувство ответственности, — пробормотала она, неловко поднимаясь со стула. — Мое присутствие здесь… то, что он стал свидетелем моей печали из-за Робина… просто пробудило его врожденное чувство благородства и рыцарства. И если он предположил нечто иное, то он… ошибается.

Джонет усмехнулась:

— О, Стюарт из тех, кто редко ошибается, моя дорогая. И он мне ничего не говорил. Оставляю вам самим разбираться между собой.

— Вы всегда были очень добры ко мне, Джонет, — сказала Зоэ. — Возможно, гораздо добрее, чем я заслуживаю. Так что можете быть уверены, я не сделаю ничего, что могло бы навлечь скандал на ваше семейство. Я надеюсь, мы понимаем друг друга?

— Ох, девочка, — рассмеялась Джонет, — это семейство уже сталкивалось со скандалами. Ты разве забыла, что половина светского общества в свое время верила, что я убила своего мужа?

— Но, по крайней мере, это был приличный брак, — понурилась Зоэ. — И вы были безупречны. Вы не принесли никаких проблем в свою семью.

— Действительно, это был очень приличный брак, — сказала Джонет. — И абсолютно несчастливый. А второй, как видишь, по любви! Злая маркиза вышла замуж за красивого армейского капитана, за духовное лицо, ни больше, ни меньше. Как ты думаешь, что об этом говорили?

— Тем не менее, вам не нужно лишних сплетен на мой счет, — попыталась улыбнуться Зоэ.

— Спасибо, Зоэ. — В глазах Джонет вспыхнули веселые искорки. — Твое сердце в правильном месте.

Зоэ тут же направилась к выходу, но, взявшись за ручку двери, остановилась.

— Джонет, можно спросить, чья карета приехала ночью?

Джонет промокала губы салфеткой, словно затягивая время.

— Ты имеешь в виду дорожную карету? — пробормотала она. — Это экипаж Стюарта. Из Лондона.

Зоэ не сразу сообразила.

— Я ее не узнала, — сказала она. — Карета без гербов. Джонет свернула салфетку и поднялась.

— Думаю, это карета, которую он держит в своем доме в Фицровии.

Тут до Зоэ дошло.

— Виконтесса де Шеро? — прошептала она. — Он… он ожидал ее?

— Боюсь, об этом тебе нужно спросить его, — спокойно ответила Джонет, шагнув к двери. — Но я сомневаюсь, что она тут задержится.

Щеки Зоэ запылали еще жарче.

— Это не мое дело, — едва сумела выговорить она. — Как я сказала, я скоро уеду. Джонет подошла ближе.

— Наш дом всегда открыт для тебя. — Она доложила руку на плечо Зоэ. — Конечно, делай то, что должна. Но независимо от присутствия Клер тебе не нужно покидать Грейторп, пока ты не почувствуешь, что готова встретиться с твоим отцом.

Зоэ, наконец, подняла глаза.

— Спасибо, мэм. Поверьте, я вполне готова встретиться с папой. И, надеюсь, наконец, готова справиться со всем, что преподносит жизнь.

— Милорд?

Маркиз Мерсер едва поднял голову от стопки бухгалтерских книг и корреспонденции, аккуратно сложенной на широком столе красного дерева.

— Что, Пейдж? — спросил он, подписав очередной документ.

Лакей шагнул через порог.

— Мистер Доналдсон велел спросить, не хотите ли вы, чтобы завтрак подали сюда?

Мерсер увидел, что лакей держит поднос.

— А, спасибо, да. — Он отодвинул чернильницу и указал на угол стола. — Что прислал Доналдсон?

— Ваше обычное, сэр. — Лакей поднял крышку. — Черный кофе. Три яйца, бифштекс с кровью, кровяная колбаса и помидоры. Ну… и копченый лосось. Что-нибудь еще, сэр?

Подняв глаза от следующего письма, Мерсер кивком отпустил лакея.

— Нет, все отлично Пейдж. Спасибо. — Взяв тарелку с рыбой, он поставил ее перед носом Бонни.

Собака проснулась и, подскочив, вцепилась в лакомство. Пока она ела, Мерсер поглаживал ее по шелковистой голове. Днем они с Бонни всегда проводили время вместе. Озорник, молодой и энергичный, предпочитал выбраться из дома, а Бонни нежилась на солнышке или у камина.

— Милорд, — медлил слуга. Мерсер поднял на него взгляд.

— Да, Пейдж?

— Леди, которая приехала ночью… Она уже поднялась, сэр, и прогуливается на веранде, несколько не в настроении. Думаю, она хочет как можно скорее увидеть вас.

— Да? — проворчал Мерсер, отодвинув счета, и поставил перед собой поднос с завтраком. — Пусть подождет. Терпение — это добродетель.

— Конечно, сэр. — Лакей вышел.

Мерсер ел с удовольствием, просматривая оставшуюся корреспонденцию. Он, безусловно, знал, что Клер, в конечном счете, поднимется к нему. Его интуиция в отношении нее за памятный совместный год стала безупречной. И все же он снова задавался вопросом, что нашел в ней. Она была красива, как ледяная буря, и так же опасна.

Покончив с лососем, Бонни облизнулась, прошлась по комнате и с довольным ворчанием улеглась на солнышке.

— Что посоветуешь, старушка? — посмотрел на собаку Мерсер. — Позволить ей протоптать борозду на веранде? Или положить конец ее страданиям?

Но Бонни мудро отказалась вмешиваться. Она всегда недолюбливала Клер, и это должно было послужить первой подсказкой для Мерсера, что ее красота лишь внешняя. Вздохнув, он доел завтрак, закончил просматривать бухгалтерские книги и, перед тем как часы пробили одиннадцать, велел Пейджу пригласить Клер. Он поклялся себе, что будет с ней любезен, по крайней мере, пока она будет таковой и пока он не выяснит то, что так отчаянно хочет знать. После этого все будет зависеть от Клер.

Она вплыла в кабинет в бледно-желтом платье, украшенном белоснежными воланами и оборками. Золотистые волосы уложены в высокую прическу. Если ожидание и подточило ее терпение, Клер мудро не показывала виду. На лице сияла приветливая улыбка, глаза деланно горели. Это выражение он хорошо знал.

— Мерсер, сокровище мое! Как ты красив! — воскликнула она, пересыпая речь французскими словами. Он поднялся и вышел из-за стола.

— Доброе утро, Клер. — По французской моде он подставил щеку для поцелуя. — Полагаю, ты хорошо спала?

— О да. — Гладя его по щеке, она положила другую руку ему на грудь и наклонилась ближе. — Этот чистый сельский воздух просто великолепен, Мерсер.

Он наклонился к ее уху.

— Какая ты лгунья, дорогая, — проговорил он. — Ты же ненавидишь провинцию.

Она рассмеялась звенящим смехом, словно он остроумно пошутил.

С него было довольно этого показного веселья. Мерсер отстранился и велел Пейджу закрыть дверь. Слишком поздно. Он заметил маленькую фигурку, застывшую в центре парадного холла с плетеной корзиной на руке. «Черт побери, — подумал он, когда дверь захлопнулась. — Только этого мне не хватало!»

Клер плавно кружила по кабинету, осматривая его, Бонни настороженно наблюдала за ней.

— Так вот откуда могущественный лорд Мерсер командует своей вселенной! — Она обернулась, выпятив нижнюю губку. — Поверить не могу, сердце мое, что ты никогда не приглашал меня сюда, и это притом, что мы друг для друга значим!

Мерсер прислонился бедром к столу и уперся в него руками.

— Перейдем к делу, Клер, — сказал он. — Что привело тебя в Грейторп? И со всем багажом, судя по всему?

Она опустила глаза и снова надула губки.

— Но этот ужасный человек сказал, что я могу обратиться к тебе, если мне понадобится твоя помощь.

— Какой ужасный человек? — спокойно спросил Мерсер.

— Тот, которого ты послал в дом! — воскликнула Клер, вскинув подбородок. — Стройный мужчина со злыми глазами, тот, кто принес мне мою сапфировую брошь. Он… подумать только, он сказал, что это подарок от тебя.

— Ах, тот человек, — сухо ответил Мерсер. — Ты ведь потеряла булавку за игрой у Крокфорда?

— Да, — тихо сказала она. — Но я не знаю, как она попала к тебе.

— Ты фактически спустила все свои драгоценности, — добавил Мерсер, все еще лениво опираясь на стол. — Или следует сказать — драгоценности Шеро?

— Брошь была моя! — На прелестном лице Клер промелькнуло раздражение и быстро исчезло. — Сапфиры мои, мой милый. Ожерелье, браслеты и кольца. Они никогда не принадлежали Шеро. — Сделав паузу, она притворно засопела. — И я так по ним тоскую. Мерсер, ты не представляешь, как это тяжело для меня!

— Но ты их все продала, — скучным тоном заключил Мерсер. — Или проиграла.

— Да, я поступила дурно. — Она снова потупилась с видом искреннего раскаяния.

— И теперь ты не можешь вернуться домой без драгоценностей Шеро, так? — Мерсер скрестил руки на груди. — А тебя ведь ждут новые замки мужа, его богатство, его виноградники, идиллический островок недалеко от берегов Испании… и не станем забывать о твоем новом титуле и месте при дворе. И ничем этим ты не можешь воспользоваться, пока ты не вернешься домой и не получишь прощение мужа.

Клер еще больше понурилась.

— Тот человек… тот, с ледяными глазами… он сказал, что ты мне поможешь. Что, возможно, мои драгоценности у тебя. — Она молитвенно сложила руки. — Я знаю, Мерсер, ты никогда не откажешься спасти твою бедную, несчастную Клер!

— Ты кое-что забыла, моя дорогая, — холодно произнес Мерсер. — Ты забыла о том, что действительно имеет для меня значение.

— Да? — Она невинно захлопала ресницами. — И что же это?

Он шагнул к ней и твердо положил руку ей на живот.

— Это, Клер, — прошептал он. — Мой ребенок.

— О Господи! — воскликнула она по-французски, отступая. — О, Мерсер! Такое несчастье! Ребенок потерян.

— Потерян? — Он последовал за ней, заставив ее вздрогнуть. — Что значит потерян? Клер, можно потерять шпильку, не ребенка.

— Такое случается! — В ее глазах вспыхнул страх.

— Я думаю, что ты лжешь, Клер! — прорычал Мерсер.

— Нет, нет! — отчаянно замотала она головой. Он почти прижал ее к стене.

— А теперь слушай меня внимательно и запомни хорошенько, дорогая. — Его голос был убийственно спокоен. — Тот человек с ледяными глазами найдет всех подпольных акушеров от Кенсингтона до Степни, и если один из них опознает хотя бы цвет твоих волос, видит Бог, я заставлю тебя пожалеть о том дне, когда ты увидела меня.

— Я уже сожалею об этом! — воскликнула Клер.

— И я тоже! — рыкнул Мерсер, подавшись вперед, и она прижалась к стене. — Так скажи мне, Клер, у тебя случился выкидыш? Ты избавилась от ребенка? Или его никогда не существовало? И прежде чем ответить, подумай, хорошенько подумай о своих замках, своем острове, о прекрасном французском дворе, потому что я имею власть погубить тебя.

Ее настороженный взгляд метнулся к нему.

— Ребенка не было, — прошептала она. — Я убита горем, Мерсер. Но оказалось, это просто задержка; Такое бывает.

Повернувшись к ней спиной, Мерсер отошел, говоря себе, что надо радоваться, что все кончено. И все же он не мог отделаться от ужасной правды: в глубине души он надеялся на другое, пусть это и осложнит его и без того уже непростую жизнь, свяжет его с этой женщиной, Которую он не любит, и которой никогда не будет доверять. Он хотел бы этого ребенка, если бы он существовал. Он мечтал о ребенке с непослушными темными кудрями, острым подбородком и необычными глазами. Да, терпение воистину добродетель.

Взяв себя в руки, он обернулся.

— Не стану спрашивать, Клер, как давно ты это знаешь, — сказал он, крепко сжав руки за спиной. — Надеюсь, ты не такая отъявленная лгунья, как я подозреваю. Надеюсь, Клер, потому что хочу идти по жизни дальше, и хочу, чтобы тебя в ней не было. Поздравь меня, дорогая. Я женюсь.

Она отпрянула, будто от пощечины.

— Женишься?! На ком? Ты же долгие недели торчишь здесь со своими коровами, свиньями… с навозом! На ком ты можешь жениться?

— На невесте моего брата, хотя он пока об этом не знает, — холодно ответил Мерсер. — И она тоже. Но верь мне, Клер, именно так и будет.

Клер не могла скрыть вспыхнувшее в глазах веселье.

— О, мой милый, ты хочешь жениться на девице в зеленых подвязках? — воскликнула она. — Украсть нареченную собственного брата? Да, Мерсер, я всегда говорила, что ты холодный. Ничто не стоит у тебя на пути?

— Уж ты-то определенно нет, — мрачно ответил он.

— Верни мне мои драгоценности, — огрызнулась Клер, — если они действительно у тебя.

— О, они у меня, дорогуша. Я прекрасно знаю, как ты расплачиваешься с долгами. — Мерсер подошел к столу и отпер ящик. Вытащив шкатулку в форме сердца, он открыл ее и подвинул к Клер.

— О Боже, моя парюра! — Округлив глаза, она уставилась на огромные изумруды. — О, пожалуйста, пожалуйста, Мерсер! — Клер потянулась к шкатулке. — Ты должен отдать это мне!

Мерсер захлопнул крышку.

— В свое время, — сказал он. — Может быть.

— Но, Мерсер, я… не могу вернуться к Шеро без этого! Она горестно воздела руки. — И ты… ты не хочешь меня! Я думала, ты собираешься помочь мне! Именно так сказан твой гадкий человек. Он лгал мне?

— Мистер Кембл? — пробормотал Мерсер. — Он действительно склонен приврать, когда ему это надо. И весьма ловок в этом, ты так не думаешь, Клер? В конце концов, мы судим по себе.

— Это правда! — Ее глаза налились слезами. — Не милосердный Мерсер! Вот как о тебе говорят за твоей спиной, мой милый! Клянусь, ты любишь эту… эту собаку больше, чем когда-либо любил меня. — Клер возмущенно ткнула пальцем в сторону Бонни.

Но Мерсер снова открыл шкатулку и разглядывал пресловутые, бесценные изумруды.

— Я знал, Клер, что, проиграв парюру, ты действительно впала в отчаяние, — сказал он. — Это ведь фамильные драгоценности семейства де Шеро?

— Да, — со слезами прошипела она.

— Я почти жалею, что не видел, как последние две недели ты мечешься и рвешь на себе волосы, думая, как выбраться из западни, в которую ты сама себя загнала, — пробормотал он. — Зная, какие богатства и почести ждут тебя, если ты сумеешь убедить мужа принять тебя… Нет, ты не можешь вернуться во Францию, дорогая. Только не это.

— Да. — Ее красивые плечи поникли. — Я не посмею поехать без них. Ты слишком жестокий.

Мерсер захлопнул шкатулку и, проходя мимо, бросил на стол. Клер тихо всхлипнула. Как будто смягчившись, он повернулся, взял шкатулку и протянул ей.

— Не топай от радости своими маленькими ножками, дорогая, — сказал он, вернувшись к столу.

Клер, прижав шкатулку к груди, рухнула в кресло. Мерсер сел и, сплетя пальцы, смотрел на нее.

— Я позволил себе смелость заказать своему ювелиру копию настоящей парюры, — спокойно произнес он. — Остальные драгоценности Шеро будут на туалетном столике, когда ты вернешься в свою спальню. Можешь забрать их как символ моего прежнего расположения. Но твоя парюра находится в моем сейфе. Я храню ее, как свой страховой полис.

— Страховой полис? — эхом отозвалась Клер, испуганно глядя на него. — Я не знаю, что это такое.

Мерсер положил ладони на стол и подался вперед.

— Это гарантия, милая, что ты не солгала мне о ребенке. И это обеспечит твое хорошее поведение… по крайней мере, на несколько лет.

— Я… я не понимаю, о чем ты говоришь! — кипятилась она.

— Это означает, что я буду следить за тобой, Клер, каждую минуту, — сказал он. — Я зашлю шпионов в дом Шеро. И, если понадобится, подкуплю его лакеев.

Она сжала кулак.

— Как это гадко!

— И если ты в ближайшие недели вдруг объявишь о беременности, — продолжал Мерсер, выходя из-за стола, — или станешь распространять мерзкие сплетни о моей будущей жене, я позабочусь, чтобы Шеро узнал, как новоиспеченная герцогиня обманула его дешевой подделкой. Я понятно изложил?

Клер грязно выругалась по-французски, ее красивые губы уродливо скривились.

Бонни поднялась и зарычала.

— Ай-ай-ай, Клер! — Мерсер взял ее за подбородок. — Я думаю, что Бонни понимает по-французски. Оставь ругательства. Мы заключили сделку? Или нет?

— Какой у меня выбор? — огрызнулась она, дрожа от негодования.

— Превосходно. — Он отпустил ее подбородок. — Через несколько лет, когда возраст и брак смягчат меня, а ты окажешься хорошей герцогиней, я пошлю тебе оригинал. А пока рекомендую ничем не вызывать подозрение Шеро. И настоятельно предлагаю бросить играть.

Клер нерешительно облизнула губы.

— А мои сапфиры, милый? Я получу их назад?

— Нет, увы. — Мерсер прислонился бедром к столу. — Кембл нашел покупателя, богатого американца, который заплатит двойную цену, потому что у него больше денег, чем ума. И это покроет только долю того, Клер, что я потратил за эти недели.

— Но… но что я скажу Шеро?! — вспыхнула она.

— Ты скажешь ему, дорогая, что продала их, — равно душно ответил Мерсер. — Тебе нужно было содержать дом, платить слугам.

Она нахмурила светлые брови. — Но я жила в твоем доме! И я не платила…

В глазах Клер медленно появилось понимание, Мерсер улыбнулся.

— Поверь мне, Клер, тебе будет легче сыграть кающуюся жену, чем отвергнутую любовницу.

Ее глаза вспыхнули от гнева.

— Отвергнутую?! — вскочила она. — Да как ты смеешь?! — И залепила ему пощечину.

Мерсер не шелохнулся, он по-прежнему опирался бедром на стол. Щеки Клер залила краска.

— Ну, милая, — спокойно сказал он, — это становится утомительным. Если ты уедешь завтра на рассвете, то, как раз успеешь на дневной пакетбот до Кале.

В странном, меланхолическом настроении Зоэ шла через лес, возвращаясь уже днем от Фитчей. Конечно, она радовалась, что сделала доброе дело, весь день, разбирая пыльную ризницу, и была счастлива, читая детям книгу. Но утреннее видение Мерсера в объятиях виконтессы постоянно всплывало в памяти, терзая ее.

Вероятно, это ничего не значит, твердила она себе, мягко ступая по прошлогодней листве.

Мерсер не любит эту женщину, в этом Зоэ была уверена.

И все же…

Она приехала в Грейторп. Она хотела вернуть Мерсера и не скрывала этого. Через несколько месяцев она может родить Мерсеру ребенка. Зоэ машинально положила руку на живот. Это был жест надежды, а порой и печали, за последние два года она так часто видела его у Федры. И хотя Зоэ прежде — до этого мгновения — не испытывала сильного желания, она понимала, что это означает.

Она резко остановилась и отдернула руку. Господи, она совсем поглупела? Летний ветер играл ветвями в кронах деревьев, солнечные блики и тени, падающие на тропинку, были столь же переменчивы и сомнительны, как ее будущее.

Та ночь на берегу, в объятиях Мерсера, теперь казалась Зоэ нереальной. Его слова любви вдруг превратились в несбыточную мечту, которую может унести порыв ветра. Теперь она поняла, что всю жизнь восхищалась Мерсером издалека, иногда даже преднамеренно досаждала ему ради нескольких мгновений его внимания. Сильный, суровый, надежный, он всегда присутствовал в ее жизни. Но всегда был недосягаем для нее.

Однако здесь, вдали от Лондона, поглощенная страстью к нему и тревожась о Робине, Зоэ утратила присущее ей чувство реальности и как-то сумела отправить виконтессу де Шеро на свалку забытой ревности. Но возможно, это весьма неблагоразумно. Виконтесса была высокая, светловолосая и ошеломляюще красивая. Она походила на принцессу из волшебных сказок.

Возможно, когда Мерсер вернется в Лондон… когда его ледяная принцесса пополнеет, вынашивая его ребенка, и надвигающееся материнство смягчит ее… да, возможно, тогда он может почувствовать всплеск того, что когда-то было глубокой привязанностью, если не любовью. Это возможно? Зоэ снова вспомнила, как губы виконтессы легко коснулись его щеки, вспомнила ее беззаботный смех и впервые за много лет вдруг почувствовала себя наивной и не знающей жизни.

Это ее совсем не радовало. Вместо этого она обижалась на себя и на Мерсера — за то, что он сделал ее такой слабо вольной и уязвимой.

Зоэ зашагала к дому, отогнав неприятное чувство бессилия. Она не ранимая, она осмотрительная. Она не беспомощная, поскольку давно научилась заботиться о себе. Она решила вместо этого думать о бедном мистере Фитче, который, наконец, отошел от пустой кровати жены и вернулся в поле. В его трудном и простом мире, родился человек или умер, урожай ждать не будет, и предстоял еще последний сенокос.

Она думала о Мэри, старшей из двух его девочек, которая училась держать дом опрятным, и о младших детях, у которых появились новые обязанности. По сравнению с тяжелым уроком, который преподнесла им жизнь, у нее вообще нет проблем, думала Зоэ.

Оставив младшим купленную в деревне книжку с картинками, Зоэ дала зарок вернуться к Фитчам на следующий день с мистером Амхерстом. Нужно взять с собой Труди и до отъезда из Грейторпа выскоблить их кухню.

Видит Бог, у неё нет таланта к уборке, но после сегодняшних событий физический труд стал притягательным. Какой странной она стала!.. Наверное, пора возвращаться в Лондон…

Сойдя с дорожки, ведущей в ухоженный сад Грейторпа, Зоэ повернула за угол дома и увидела у парадного крыльца фургон и лакеев, грузивших в него мебель. Джонет стояла под портиком, сжав руки. Развязав ленты шляпы, Зоэ поспешила по ступенькам.

— Наверху нет никакой мебели, — глухо сказала Джонет. Она смотрела не на Зоэ, а на матрац, который поднимали на груду вещей в фургоне. — Я имею в виду в летнем доме. В самом деле, о чем он думает, Зоэ?

Он хочет убежать, подумала Зоэ. Она мягко коснулась руки Джонет.

— Знаете, я, кажется, понимаю, — пробормотала она. — Он ушел?

Джонет сжала губы и кивнула, словно Робин отправился в Вест-Индию, а не в дом, стоявший на расстоянии в четверть мили.

— Идемте в дом. — Зоэ потянула Джонет к двери.

— Да, конечно, — печально сказала Джонет. — Мисс Адлер ждет меня в классной комнате.

— Я сбегаю вниз удостовериться, что у него есть все, что нужно, — заверила ее Зоэ. — И я… мне ведь нужно ему кое-что сказать?

Джонет кивнула и сжала ее руку. Но на пороге они наткнулись на лорда Мерсера, который; очевидно, наблюдал за ними из тени парадного холла. Он озабоченно посмотрел на мать, потом его жаркий взгляд переместился на Зоэ.

Джонет тоже это заметила.

— Добрый день, милый, — пробормотала она на пути к лестнице. — Что ж, я должна пойти к детям, которым я действительно нужна.

Но Мерсер все еще смотрел на Зоэ.

— Ты идешь туда? — потребовал ой ответа. — Почему? Зоэ не дрогнула.

— Потому что я сказала твоей матери, что пойду, — ответ ила она, — и потому что у нас с Робином есть незаконченное дело.

Она собралась, было уйти, но Мерсер почти собственнически поймал ее за руку, не обращая внимания на сновавших вокруг слуг.

— Зоэ, — буркнул он, — мне нужно поговорить с тобой. Наедине.

— Но у тебя ведь гостья? — неожиданно ощетинилась она. — Предлагаю тебе заняться своим делом, Мерсер, а я займусь своим.

Но Мерсер не выпускал ее руку. Он возвышался над Зоэ, как всегда мрачный и упорный, но сейчас казался усталым и странно непредсказуемым. Они стояли так близко, что Зоэ чувствовала тепло его тела и свежий соблазнительный запах его крема для бритья.

— Что ты намерена делать? — требовательно спросил он. Его властный взгляд одержал победу.

— То, что должна, — опустила глаза Зоэ. — Я сделаю то, что обещала тебе. Я сдержу слово, Мерсер. Прежде всего, я сдержу свое слово.

— И я сдержу свое. — Его голос был тихим и уверенным. Мерсер все еще держал ее руку.

Зоэ подняла взгляд и увидела в его глазах не презрение или неодобрение, но нежность, которая потрясла ее.

— Я знаю это, Мерсер, — наконец сказала она. — Никто никогда не сомневался в твоей чести. И уж тем более я.

Казалось, пространство между ними пронизали электрические разряды. Он, наконец, отпустил ее руку.

— Тогда иди, — сказал он спокойно. — Но если ты думаешь, Зоэ, что у тебя с Робином есть незаконченное дело…

Мерсер по непонятной причине оборвал фразу. У Зоэ сердце сжалось. Она пошла вниз по ступеням, едва разминувшись с двумя слугами, поднимавшими на фургон раму кровати. Развязанные ленты шляпки трепетали на ветру, Зоэ заспешила вдоль западного крыла и вниз по холму. Утки строем скользили по воде, малыши подросли и были лишь вдвое меньше мамы. Чудесный вид! Зоэ сосредоточилась на нем и на предстоящей трудной задаче.

На узкой каменной веранде летнего дома она остановилась, постучала и, не дождавшись ответа, подняла щеколду и осторожно шагнула внутрь. Она умышленно избегала возвращаться сюда с той роковой ночи с Мерсером, не позволяя себе помнить глубину и интенсивность того, что случилось, страшась того, что могла бы узнать о себе и о своей потребности в нём.

Зоэ медленно шла в темноте, ее шаги эхом отдавались в почти пустой комнате. Как она и опасалась, на нее нахлынули воспоминания, кожу вдруг закололо иголочками от внезапных плотских ощущений. Ее охватило чувство, более глубокое и примитивное. Ее взгляд сразу двинулся к камину, к потертому шерстяному ковру, где Мерсер уложил ее, мокрую, дрожащую, полную отчаяния, внутренне сломленную.

Слабый запах золы и трав все еще витал в воздухе. Даже аромат его кожи вернулся к ней, теплый и слабо мускусный. И на мгновение она почти увидела его, сидящего на старом стуле, серьезно смотревшего на нее, когда она проснулась, истомленная его любовными ласками.

Даже тогда она понимала, что Мерсер задавался вопросом, во что он впутался. О, он желал, ее, возможно, всегда. Но он не хотел желать ее… И для Зоэ это все изменило. Независимо от того, как он желал ее, она всегда будет неудобством для Мерсера, человека столь же собранного и с огромной внутренней дисциплиной, сколь она своенравна и непредсказуема.

Но сейчас речь о Робине, напомнила она себе и усилием воли отвела взгляд от камина. Они уже и без того причинили достаточно вреда — своим семьям, друг другу. Она не добавит боли. Зоэ прошла в опрятную кухню и столовую, но и там было пусто.

Открыв заднюю дверь, Зоэ осматривала сумрачный склад лодок. Сквозь тень она увидела на дощатом причале Робина. Он привалился к перилам, словно чтобы дать отдых покалеченной ноге. Его каштановые с красноватым отливом волосы шевелил ветерок, лицо было обращено к холмам. Хотя его лицо осунулось, а шрам был суровым свидетельством трагедии, Робин оставался поразительно красивым.

Зоэ бросила шляпку на перевернутую лодку и вышла на причал.

— Привет. — Подойдя, она встала рядом с Робином. — Могу я нанести дружеский визит? Я надолго не задержусь.

Выдавив смешок, он опустил голову.

— От тебя нигде не спрячешься.

— Грубиян! — Она притворилась, что хочет толкнуть его локтем в ребра.

— Ой, Зоэ! Я раненый человек.

— Да, — пробормотала она. — И я так об этом жалею. Правда.

Они молчали, глядя на воду.

— Здесь все так успокаивает, — тихо проговорила Зоэ. — В некотором смысле я тебе завидую.

— Получила жару на холме? — с сочувствием спросил он. — Мне нужно было уйти, старушка. Прости.

Зоэ пожала плечами.

— Твои родители добры ко мне, — сказана она рассеянно. — Вода в пруде… откуда она берется.

Подняв здоровую руку, Робин указал на север.

— Там есть источники железистой воды плюс влага, которая просачивается сквозь мел.

— Мистер Стокли на уроке говорил о железистой воде, — сказала Зоэ, наматывая на палец прядь волос. — Она содержит соли железа, марганца, кальция и магния.

— Да?!

Зоэ развела руками.

— Я просто кладезь бесполезной информации, правда? Робин обернулся, прищурившись от августовского солнца.

— Ты умная, Зоэ, — сказал он, — вот ты какая. Хотя притворяешься глупенькой. Ты получила прекрасное образование, чем не может похвастаться большинство мужчин.

— И что хорошего мне от этого? — повела плечом она. — Кстати, ты знаешь, что железистую воду прописывают безумным? Стоки сказал мне.

На этот раз Робин действительно рассмеялся.

— Думаешь, нам надо подлечиться? Зоэ посмотрела на него и улыбнулась:

— Весьма вероятно. — Она положила ладонь на его руку. — Давай, по крайней мере, поболтаем ногами в воде. Ты можешь спуститься?

— Да, если обхвачу тот столб.

Взяв трость, Робин похромал к привязанным лодкам и привалился плечом к дереву.

— Нога сильно болит? — пригляделась к нему Зоэ. Опустившись, Робин рассмеялся.

— Не хотелось бы открывать карты теперь, когда я встаю с постели, — ответил он. — Да, болит. Но я должен двигаться. Бевинс говорит, что иначе нога будет сохнуть или коченеть, то и другое одинаково страшно. Думаю, можно начать плавать, поскольку рука окрепла. Снять нагрузку с ноги и дать работу мышцам.

Зоэ, сбросив туфли и чулки, опустила ноги в воду. Робин был медлительнее, но и он закатал брюки до колен. Зоэ обрадовалась, услышав, что он говорит о будущем и о его желании выздороветь. Какое-то время она опасалась, что у Робина не будет такого настроя.

Робин полез в карман сюртука.

— Сигару?

Зоэ покачала головой.

— Нет, — хмуро отказалась она. — Я, кажется, потеряла к ним вкус.

Он засмеялся, его рука упала. Прохладная вода плескалась у лодыжек Зоэ, успокаивая уставшие ноги. Робин лениво вращал здоровую ногу, глядя в глубину. Сколько раз они сидели вот так у мельничного пруда в Элмвуде, думала Зоэ. Какое успокоение и утешение два друга могут найти в полной тишине. Она не знала, какое будущее ее ждет за пределами этого места после этого невероятно болезненного и удивительно прекрасного лета. Но даже если ее мечты о Мерсере никогда не исполнятся, если Робин в глубине души никогда полностью не простит ее, Зоэ молилась, что, по крайней мере, сможет спасти их дружбу.

Она хрипло вздохнула.

— Робин, — наконец сказала она, — я не собираюсь выходить за тебя.

Он искоса взглянул на нее.

— Не могу сказать, что я тебя осуждаю, старушка, — ответил он. — Но у Рэннока, полагаю, будет иное мнение. Нам лучше сделать это, Зоэ, и покончить со всем этим. Все будет в порядке.

— Ты слышишь, что говоришь? — хмыкнула Зоэ. — Покончить со всем этим! Робин, мы оба заслуживаем лучшего.

Он снова прищурился и смотрел на солнце.

— Я не заслуживаю, — сказал он тихо. — И не получу то, чего хочу. Так что я женюсь на тебе Зоэ, если хочешь. Вернее… если сдюжишь.

— Нет, я решила. — Она накрыла ладонью его руку, лежавшую на шершавых досках. — Но я люблю тебя, Робин, ты мой первый, мой самый близкий друг. Я всегда буду дорожить нашей дружбой. Но я не выйду за тебя. И это, кстати, никак не связано с твоими травмами.

— Зоэ, я это знаю! — сказал он. — Это имеет отношение к тому, что я шалопай, невежа, повеса…

— Прекрати! — Она зажала ему рот. — Мы тут до утра просидим, если ты начнешь перечислять свои грехи.

Он улыбнулся и немного стал похож на прежнего Робина.

Зоэ опустила руку, и они погрузились в молчание. Тишину нарушало только птичье пение в кронах стоявших у воды деревьев. Зоэ задела плечом Робина и подумала, как много раз она целовала его. О том, как ей это нравилось, не сам поцелуй, а дерзость поступка, какое-то извращенное удовольствие от того, что она столь испорченная, как все считают.

Но теперь она знала, что такое настоящий поцелуй, поцелуй двух взрослых страстных людей, отбросивших все барьеры. Теперь она знала, каково испытывать непрерывное желание, тлеющее внизу живота и готовое вспыхнуть огнем от малейшего прикосновения. Когда сердце подпрыгивает от одного вида любимого. Знала радость полного слияния с ним.

Не знай, она этого, она, возможно, вышла бы за Робина и была бы счастлива. Возможно, девичье обожание Мерсера, которое она так долго лелеяла, постепенно растаяло бы, превратившись в родственную привязанность. Видит Бог, это было бы легче, чем-то, что она порой испытывает сейчас. Но уже слишком поздно для нее… и для Робина. Каждый из них теперь связан, по крайней мере, в сердце, с другим.

— Прости, — снова сказала она. — Прости за то, что я причинила тебе…

— Зоэ, не глупи. — Робин приподнял поврежденную ногу. — Ты в этом не виновата.

— Не в этом. — Она закрыла глаза и покачала головой. — Миссис Уилфред… Если бы не я, ты, возможно, никогда не потерял бы ее, Робин.

— И возможно, никогда не узнал бы, что она значит для меня, — прошептал Робин. — Возможно, Зоэ, ты открыла мне это. Возможно, именно это я должен был узнать…

— И, тем не менее, когда все сказано, я буду помнить, что из-за меня мой самый верный, самый дорогой друг потерял то, что больше всего любит. Думаю, именно это я пришла сказать тебе.

Робин сглотнул и отвел взгляд.

— Она ведь потеряна? — прошептал он.

Зоэ смотрела на свои ноги в мерцающей воде. — Боюсь, да, Робин, — наконец сказала она. — Если бы я могла вернуть ее тебе, я бы это сделала, но я…

— Ты? Как ты вернула бы ее? — Он, тряхнул головой. — Это я во всем виноват.

— Ты слишком суров к себе, — пробормотала Зоэ. — Но я действительно думаю, Робин, что она… гм… в определенном смысле ушла.

Она чувствовала, что он усиленно моргает и прогоняет слезы.

— Если бы ты это видела, Зоэ! — выдавил он. — Как она меня срезала… словно лезвием бритвы. И я заслужил это, за то, как поступил с ней.

Зоэ сжала его руку.

— Робин, ты можешь поделиться со мной.

— Нет! — резко ответил он. Потом его тон смягчился. — Спасибо, Зоэ, но я теперь нахожу достойным восхищения молчаливый стоицизм моего брата.

— Хорошо, но если ты передумаешь, помни, я твой друг, — тихо произнесла она. — И я… я хотела тебе еще сказать о том, в чем… ты меня обвинял. Твои обвинения не беспочвенны. Боюсь, никто из нас не отличался безупречным поведением. Не только ты, с моей стороны было бы нечестно позволить тебе так думать.

Резко повернувшись, Робин смотрел на нее, его взгляд, пристальный и ясный, был полон боли, которую она слишком хорошо понимала.

— Зоэ, я не хочу знать, — сказал он устало. — И не могу понять, почему он пригласил сюда эту шлюху Клер, после того, что здесь произошло.

— Возможно, он ее не приглашал?

— Должно быть, он это сделал, — покачал головой Робин. — Она не посмела бы сунуться сюда без приглашения. Она не так глупа. Нет, думаю, старина Стью потерял разум. Так что мое предложение руки и сердца остается в силе, Зоэ. На всякий случай. Но избавь меня от подробностей, хорошо?

Теперь пришла ее очередь отводить взгляд.

— Хорошо. Но я не выйду за тебя, Робин. Несмотря ни на что.

Он пожал плечами и ничего не сказал.

— Нельзя практиковаться в стоицизме и самобичевании, если вваливаются гости. — Зоэ вытащила ноги из воды. — Я лучше пойду, Робин. Я написала в Лондон, чтобы прислали папину карету. Думаю, к концу недели я уеду.

Робин повернулся к ней, на его лице была странная задумчивость.

— Хорошо, — сказал он. — Жалею, что все так обернулось.

— Я тоже, Робин. — Она потянулась и поймала его руку. Он сумел улыбнуться.

— Тогда, моя девочка, подари своему бедному отвергнутому жениху последний поцелуй, — сказал он. — За добрые старые времена и все такое.

— За добрые старые времена, — прошептала Зоэ. Потом положила руки ему на плечи и на миг коснулась губами его рта. Но когда она отстранилась, он ухватился за нее, положив другую руку ей на щеку.

— Робин, что?

Он смотрел ей в глаза.

— Иди, Зоэ, — наконец сказал он. Никогда она не видела на его лице такой искренности. — Иди к Стюарту, если ты хочешь его. И устрой драку, если эта французская дрянь снова вцепилась в него своими коготками. Ставлю на тебя, старушка. Иди и будь счастлива.

Иди и будь счастлива?!

Учитывая то, что она видела утром, это казалось почти невозможным, И еще это письмо, проклятое письмо, написанное ею в порыве, которое ни на йоту не изменило участь Робина, но, вероятно, перечеркнуло судьбу Зоэ. Учитывая все это, его пожелание казалось почти насмешкой. Но Зоэ было не до смеха.

Она быстро поцеловала Робина еще раз, потом поднялась, подхватив чулки и туфли. Пройдя сквозь наполненный воспоминаниями дом, она босиком выскочила на солнце, борясь с подступившими слезами.