Ода на смерть оборотня

История третья. О битве великой, о замысле хитром и что за сим последовало

В полночь бой.

А пока солнце жарит даже сквозь частые ветви. На полянах горят костры. Волхвы и те, кто в зельях силен, варят в котлах ядовитые смеси – запах жгучей волшбы щекочет ноздри, поднимает дыбом шерсть даже на расстоянии. Слышится бряцание оружия, хохот, выкрики. Оборотни, упыри, мелкие шишиги – заняты по разным поручениям, чтоб не загрызли друг друга. Собери в одном лесу духов и нежитей – получишь через пару дней поле с ямами и корягами.

Повезло же мне получить дежурство у землянки демона Филотануса! Зачем охранять, от кого сторожить? Демона даже безмозглые упыри сторонятся: всем своя шкура дорога, хоть и сгнившая да облезлая.

Про демона столько невероятных слухов и поговорок – не одну ночь рассказывать и на утро останется.

Говорят, ему подвластен огонь: однажды осерчал – одним взглядом спалил человеческую деревню. А в его подземной избе есть тайная горница с сундуками. В них колдовские вещицы: с таинствами береста, самострельное оружие, наряды, в которых даже иноземные боги не стесняются щеголять.

Демон – первый соратник Кощея. Мало того, что колдун высшего порядка, да ещё посол далёких земель. Призван в наши леса укрепить власть тёмных сил.

Эх, перекусить бы не мешало – в животе кишки другу друга грызть начали – но лесная живность попряталась, даже запаха не чую.

В солнечном мареве у входа зашевелились тени. Пять чёрных теней тащат тяжёлый свёрток. Да это же коргоруши – простые духи. Внешне похожи на крупных котов, только ходят на задних лапах и речи обучены. Издревле они служат помощниками домовых,

Время проявить служебное рвение:

– А ну, стоять! Показывай, что в свёртке. Если баранья нога или пирог, то вы уже пришли. – Пять пар больших круглых глаз уставились, не мигая. Ничего, сейчас их потороплю. – Не желаете делиться? Я – страж, Кощеем поставлен не для забавы.

Остановились. Странный такой свёрток: длинный, с одного конца торчат крошечные лапти. Откидываю льняную салфетку: мёртвый коргоруши. Голова на манер яичной скорлупы расколота: из трещины сгусток торчит. Шерсть сожжённая – на голове клок остался. На холке и спине волдыри до мяса и кости. Страшная смерть. Мучительная.

Кто посмел? Не советую против коргоруши в драку лезть. Магия них древняя, напрямую с Ядром Земли связана.

Прикрываю тело салфеткой. Молча поднимают тело с земли. Старший прижал к груди голову соплеменника. Смотрю вопросительно на старшего коргоруши:

– Что же не вступились за своего?

Не отвечают. Попеременно глазами поморгали и растворились, будто и не было.

За деревом мерзко захихикали. Узнаю смех: жернова сухой горох перетирают. Оборотень Иней прислонился небрежно к стволу ели. Серая шкура будто мукой присыпана, отсюда и кличка. Подхалим Полночи, её верный хвост, не появляется без стаи. Принюхиваюсь: другими оборотнями не пахнет. Вернее, пахнет, но поблизости нет. С чего это он пришёл один?

– Иней, заблудился? Отстал от мамочки?

Жернова остановились. Иней сыто потянулся, сплюнул сквозь губу:

– Хочешь знать о куске мяса? Это его хозяин поджарил…

– Брешешь! – По Инею не поймёшь, когда врёт, а когда врёт наполовину: блестящие разномастные глазки бегают, не уследишь. – Не бывало такого, чтоб Кощей слуг обижал. В крайнем случае, прикажет высечь у позорного столба.

– То не Кощей, а Владыка. Демон Филотану-у-ус – от где голова сметливая. Он штуку-у-у придумал: орудия для боли и пыток. Казалось бы еру-у-унда: пара палок, винт, острые колья, а какие чудеса. – Иней разговорчивый, смело без Полночи пасть разинул. – Развлечение, и в хозяйстве пригодится.

– Пошто в хозяйстве головодробительные орудия? Вот понимаю, мельницу улучшить или там плуг.

– Тень, Тень, Тень… – кривится Иней. – Мелко плаваешь: грудь широка, мысль узка. Хвост длинный, ум короткий…

Он не договорил, взвизгнул позорно, так что шишки с ели на макушку посыпались. А кто не взвизгнет, если костяной нож длинное ухо к стволу пришиб.

– У-у-у-убери! Пошутил я, пошутил.

– И я шуткую.

Спокойно нож выдрал из ствола, вытер неспешно о серую грязную шерсть. Надо бы нож непременно промыть, чтоб не портился: кровь мелкого оборотня едучая, как его язык. Известный пустобрёх, даже блохи на нём брехливые. Всякому известно: домовые друг друга в обиду не дадут! Не оборотни, чай. Хотя сам видел труп коргоруши в ожогах. Бр-р-р…

Иней тем временем косится разномастными глазами на нож. Потирает окровавленное ухо:

–У-у-у, собака… Коргоруши тот при демоне рабом числился. Подписал кабальный свиток.

Какой такой свиток? Рабы в наших краях отродясь только среди пленных встречались, да и то, ежели человек веры правильной, честь соблюдал, относились со снисхождением – иные рабы наравне со слугами числились.

– Магия свитка чу-у-ужая, с ней сладу нету-у-у. Котяра сдох, Владыке нужна новая кровь.

– Тебе что за печаль, Иней?

– Затем, что хозяин… в смысле, демон допытывался о тебе.

– Ага, ему только и дело до простого оборотня.

– Каждый день ты на поляне возился со свежим волчишкой и деревяшкой, Барабашкой…

– Шарашкой, – поправил машинально. Да, было дело: последнюю неделю леший Шарашка молодого оборотня Лучика тренирует. Ложными сучьями швыряется, учит отбиваться. Лучик неловок, мешает ущербная передняя лапа. Я же рядышком мышцы разминаю; втроем шуточные побоища устраиваем.

– Неважно: Шарашка, Болвашка. Хозяин… владыка Филотану-у-у-с, – Иней шустро облизал языком острые зубки, – спросил «Кто это?» и на тебя ткнул кнутом. Я всё по правде рассказал. Демон выслушал, и даже оглянулся два раза.

Я вспомнил: дней пять назад проезжала кавалькада. Впереди – демон, франкский посол. От его доспехов солнце так резануло глаза, так что я пропустил удар в лоб.

Потираю зажившую шишку: как бой закончится – сбегу подальше от свадебных церемоний, и тени моего хвоста не увидят.

– Чихал я на демона. И он сам и его орудия пыток дурно пахнут.

– Смотри, Тень, сам знаешь: в битве, хоть и праздничной, завсегда десятка три-четыре находят убитыми. Ещё больше покалеченными. Нам в том у-у-услада.

– Подобных себе не ем. – Куда клонит, этот любитель падали? —

Иней захихикал – снова жернова замололи сухой горох. Но резко оборвал:

– А ты запомни, кто первый о тебе хозя… демону-у сообщил. Когда взлетишь высоко, не забу-у-удь, кто помог.

– Не забуду, Иней, не забуду-у-у. – Как бы от поганца избавиться? – Скажу демону – из твоего хвоста знатная выйдет для бани мочалка.

С удовольствием наблюдаю, как серая шерсть на затылке дыбом встаёт:

– Вроде Полночь твоё имя кличет. – Делаю вид, что прислушиваюсь. Издалека доносится утробный рёв Боли-бошки – проказливого лесного духа. – Сердится: где прохвост?!

Иней уши приподнял, принюхался. Раненое ухо задёргалось. Боли-бошка заревел громче, вою вторил разномастный гогот. Закачались верхушки елей. У кого запасная жизнь шутковать с лесным духом?

– Неприятно было свидеться, – оборачиваюсь к пустому месту, но вижу только клочок шерсти на ветке.

Ну и ладно. Сел под ёлкой, задумался: битва шуточная намечается, скорее дань свадебной традиции – вроде как невесту завоевать надо. Так ведь в бою каждый сам за себя. Немало грязных дел в потасовке проворачивается. Прав Иней: трупы нередки, особенно среди молодой необстрелянной нечисти. Надо бы засветло отправить Луча с поручением подальше отсюда.

Но я-то здесь зачем? Что за чувство грызёт меня с того дня, как Кощей женихаться собрался? Звериный нюх подсказывает: не всё ладно с Грёзой. Полудница там, во враждебном лагере. Третьего дня виделись лишь мельком: у русалочьей запруды. Шепнула, что наблюдает за ней кто-то. Как мог, успокоил: свою колдунью в обиду не дам.

А у самого на душе шишиги скребут: тоже временами чую взгляд. Вчера даже в кусты ринулся, показалось – там незримый надзиратель. Принюхался, пригляделся – никого. Ух, попадётся мне шутник – выдранным хвостом не отделается!