Одержим тобой

Глава 6 Эллисон

Тепло, окутывающее моё тело, разливается по венам, готовое заполнить меня практически полностью, без остатка. Ровное дыхание, жаркие объятия, словно сладкая мука для моей души. Я чувствую себя такой любимой и желанной только в одних руках, поэтому не хочу двигаться. Хочется остановить пробуждение, отпустить контроль и оставаться в этом состоянии на всю жизнь. Тело откровенно желает большего, зная, кому оно принадлежит. Но мысли, все еще сбившиеся в стайку пугливых птиц, готовы разлететься в разные стороны. Солгать себе в том, что я не знаю, с кем сейчас рядом, невозможно. Он единственный в моей жизни, кто ведет себя подобным наглым образом, признать, что это правильно, – еще сложней. Не отодвигаюсь от него, еще сильней обнимаю голую грудь без единого волоска, вбираю в себя его любовное тепло, получаю взамен мягкое прикосновение к спине. Он гладит так, словно я крошечный котенок, пригревшийся на его груди, от этого я готова замурлыкать. Ни один из нас не начинает разговор, чтобы не смахнуть это утреннее великолепие. Темные шторы плотно закрывают лучи солнца, в квартире пахнет его мужскими духами Shaik 77. Благородный, статусный, какой-то европейский восток, не помню, как мы нашли для него этот аромат, но он не душит. Цитрусы гармонично контрастируют с древесными нотами, от возбуждения кружится голова, стоит ему пройти рядом, а находиться в его комнате, охваченной этим ароматом, можно сойти с ума. Любимая мной мужественность и сила – все сочетается в нем. Хочется дышать им, наслаждаться и не просыпаться. Но мимолетное движение моего тела, и у меня не получается скрыть то, что я уже проснулась. Досадное обстоятельство: наступило утро и волшебство рассеялось.

– Только не кричи. – Пальцами он проводит по моей голове, убирает пряди с лица. – Как ты себя чувствуешь?

Перекатываюсь на спину, закрываю плотно глаза. Так не хочется сейчас вести напряженную беседу, разбираться, каким образом он вновь затащил меня в постель. Я даже не хочу думать об использовании презервативов, он мне все равно не скажет. Единственное, чем я могу руководствоваться – это своими ощущениями, Доусон очень чистоплотный и найти на полу кусок резины с содержимым невозможно. Поэтому мне надо только догадываться по небольшой боли между бедер, что мы занимались сексом.

– Ты не ищешь легких путей, – лениво произношу я и чувствую его легкий поцелуй в лоб. – Думаю, это последний раз, когда ты украл мою невинность.

Кровать трясется под его весом от неслышного смеха. Возмущенно смотрю на него, белоснежная улыбка и красивый ряд зубов, красные опухшие губы после наших поцелуев, – этот вид заставляет моё сердце сделать кульбит.

– Я ее буду красть постоянно, ты только не спейся. Конечно, рад, что все так происходит, но мне не очень нравится, что ты звонишь мне только для того, чтобы я соблазнил тебя выпившей. – Он приподнимается на локте, одеяло опускается до уровня его бедер. Восемь нереально упругих кубиков на его животе, сильный бицепс и тренированные косые мышцы, – самое завораживающее зрелище, до такой степени, что у меня текут слюни. Сглатываю противное чувство, этого просто не может быть.

– Я не звоню тебе. – Морщу нос от отвращения, еще ни разу не бегала за мужчиной. – Ты меня в этом не убедишь!

– Так это не упрек. – Он протягивает мне телефон, я нажимаю разблокировку. Он до сих пор везде ставит мою дату рождения. Не веря, я листаю сообщения от меня! Их очень, очень много! И каждый раз содержание одно и то же.

– Ты два года хранишь каждое моё сообщение? – Я все еще листаю историю. Пьянчужка, пишущая ему, явно не я. Это моё внутреннее убитое эго, растертая в порошок гордость с кислым привкусом.

– Почти пять лет, старый телефон себя изжил, и я очень переживал, что все осталось там. – Он пожимает плечами, снова ложится на спину, убирает руки за голову, при этом обнимает подушку.

– Поэтому ты ходишь с этой рухлядью? – Кладу на его живот смартфон и вытягиваюсь на кровати. – Я все задавалась вопросом, зачем тебе Айфон 5, когда ты можешь себе позволить 8.

Он молчит, и поэтому я поворачиваюсь к нему, чтобы увидеть все в его глазах.

– Я еще не готов расстаться со своими воспоминаниями. – Он закрывает глаза и тяжело сглатывает. – А по поводу использования, о котором ты наверняка подумала. Мы не всегда занимаемся сексом. Только когда ты хочешь этого. Иногда ты блюешь, а я убираю за тобой. Можешь уснуть в машине, и мне надо только раздеть тебя и уложить на кровать.

– Это так глупо. А представь, я умру раньше тебя? – я сказала, не подумав, автоматически вырвалось. – Нет, конечно, нет никаких предпосылок, но все же бывает.

Он долгое время молчит, его грудная клетка поднимается немного быстрей, чем прежде, я даже слышу грохот его мужественного сердца. Кладу свою руку на его грудь и нежно успокаиваю.

– Все мы когда-нибудь умрем. Когда дует сильный ветер, не надо ставить преграждения. Лучше играть на его стороне и установить ветряную мельницу. – Его огромные руки сгребают меня в охапку, притягивают к себе и крепко прижимают.

– Я не дам тебе умереть, буду бороться за тебя до последнего. Ты когда-нибудь видела Меверик?

– Сомневаюсь, что знаю, что это такое, – отвечаю ему и удобней устраиваюсь на его груди.

– Это гигантские волны-убийцы. Почти восемь метров высотой. Отголоски штормов в Тихом океане. Они приходят к берегам Северной Калифорнии, и серферы играют с ними в довольно опасные игры, – отвечает он, чувствую, что не очень понимаю, как это связано со мной. – Так вот люди проходят это страшное препятствие и, победив Меверик, живут дальше своей счастливой жизнью. Что это, если не борьба? Как насчет того, чтобы поехать в Северную Калифорнию? Осталось пару недель до появления волн, увидим все воочию, может, тогда ты поймешь, что я чувствую, когда борюсь с тобой и за тебя. Ты моя гигантская волна, то теплая и нежная, то холодная, хлещущая по моему лицу со страшной силой.

– Я ненавижу тебя, Доусон, – всхлипываю я. – Почему ты такой ужасно романтичный и любящий? Почему каждое слово, предложение, фраза так важны!? Все, что ты делаешь, стирает все эти препятствия и расстояние, между нами.

– Потому что я хочу быть с тобой больше жизни. – Поднимаю голову и целую его в губы. Сейчас мне так нужна его любовь, устала бороться с ветром и волнами. Я просто устала быть сильной, отталкивать и делать глупые поступки. Каким образом он разбил последние камни на нашем пути, даже не прикасаясь к ним, я не знаю. Но мне надоело быть без него, обороняться и держать эту маску отрешения до трясущихся рук. Когда мы отстраняемся друг от друга, соприкасаемся лбами.

– Хочу быть с тобой, – шепчу я.

– Никак иначе и быть не может, – отвечает Доусон.

Он встает с кровати и идет в душ. Оставляет меня для принятия решения, кажется, мы давно уже все поняли и к этому шли. Как себя чувствует женщина, которая боится принять неверное решение? Отвратительно, если учитывать, что сердце рвется навстречу к любимому человеку. Сажусь на кровати, натягиваю одеяло на свое тело, открытыми остаются только колени и край бедра. Волосы копной рассыпались по плечам, сдуваю их с лица.

Где-то в груди ноющая боль, удушение от непрошенных слез и разрушенной временем души. Сколько я еще буду сдерживать себя, отстраняясь? Я устала от этого: от себя и своих переживаний. Просто хочу убить эту волну и встретиться с ней лицом к лицу. Могут ли люди любить друг друга настолько сильно, как он меня, и я его? Повторится ли это чувство однажды с другим? Знаю точно, что нет.

Доусон выходит из ванной комнаты в одном полотенце, повязанным на бедрах. Я рассматриваю его возмужавшее тело, как в первый раз, как из костлявого мальчишки он вырос в сексуального мужчину. Мокрые черные волосы топорщатся в разные стороны мягкими волнами. Капельки воды стекают по его груди, хочу облизать его с ног до головы, как сладкую конфету, усладить им свои губы. С одной стороны, на его теле маленькие пятна, словно от осколков стекла, они тянутся маленькой тропинкой от груди к боку и заканчиваются на обеих коленях. Он протягивает обе руки ко мне, и я замечаю эти следы на ладонях. Как стигматы, отмеченные на теле святого.

Доусон подходит вплотную, становится на одно колено передо мной, из прикроватного столика достает кольцо, которое однажды принадлежало мне, и я совершенно теряюсь в этой минуте.

– Доусон. – Я замолкаю, когда он целует моё колено, затем второе, все еще держит в руках кольцо. – Я не могу сейчас ответить.

Он опрокидывает меня на спину, покрывает поцелуями лицо шею, плечи. Капельки воды стекают на меня, действуя завораживающе.

– Я могу выбить из тебя согласие, но мне хотелось бы, чтобы ты стала моей сейчас. Чтобы помолвка была обещанием исправить то, что произошло тогда. Я пообещал тебе измениться, взамен твоей принадлежности мне. – Языком он облизывает мою грудь, задерживается на соске, уверенно его прикусывает. Я выгибаю тело навстречу к нему, приподнимаю бедра в немыслимом возбуждении, достигшем максимальной амплитуды.

– Это не честно, – стону я уязвимо. Кольцо, зажатое в его руках, он медленно надевает на мой палец и закрепляет поцелуем. – Словно не было расставания, – шепчу я. – Я так люблю…

– Знаю, что любишь. Страшный сон, потеря памяти, не более, вот что было с нами, – отвечает он, его поцелуи опускаются ниже по моему телу. Ласковые прикосновения к моему плоскому животу, небольшой укус от его зубов, маленькая метка моего мужчины поднимают меня все выше, предупреждая о скором падении. Коленом раскрывает мои бедра и становится между ними. Плотно закрываю глаза и отдаюсь чувствам, ноющее желание топит мою разгоряченную кожу. Звук отрывающейся фольги, и твердое тело между ног. Его проникновение медленное и томное, способное разрушить меня и собрать снова, как обещание, клятва. Каждый толчок, укус ореолы соска, мягкое поглаживание и поцелуй – все это воедино толкает меня к нему. Я приподнимаю бедра, погружаю его глубже в себя, отвечаю стонами и вскриками, достигнув своего апогея, обхватываю его за плечи и приподнимаюсь. Отдаю ему свою страсть и любовь, оргазменным поцелуем, воспламенившим моё тело, позволяю захватить меня в плен и сдаться этой мужской силе. Доусон кончает вместе со мной и жадно ловит моё дыхание, не переставая целовать мои губы. Тела трясет в унисон, воздух в комнате становится заполненным сексом и нашими флюидами. Тяжелое дыхание, и мой последний стон полностью расслабленного тела составляют последнюю нотную композицию виртуозного музыканта, играющего на моем теле.

Доусон ложится на спину, обнимает меня, заставляет лечь ему на грудь. Его подбородок дрожит после бурного оргазма, сердце глухо и быстро разбивает грудную клетку, пока я слушаю мелодию души. Замечаю свое скромное кольцо с бриллиантом на левой руке, меня снова охватывает жар. Доусон будто чувствует, что я рассматриваю его, обхватывает пальцы и снова тянет к своим губам.

– Я не позволю тебе снять его, – негромко говорит он. – Больше не переживу расстояния.

Сказать, что я рада, что он взял все в свои руки, означает полную капитуляцию. И я еще не успела до конца осознать, что же будет дальше. Одно дело, лежать в этой комнате, как в своем маленьком мире, огражденном от других людей. Наблюдать за его дыханием, красивыми руками. Заниматься всем, чем угодно, но не сталкиваться с реальностью. Сейчас моё тело все еще объято его пламенем, думать об остальном я не хочу.

– Оно мое, для чего мне хотеть его снимать? – хитро отвечаю я. – Не вижу твоего, или ты забыл, что я не переношу шовинистических действий.

Он привстает с кровати, чтобы устроиться надо мной.

– Для этого надо пройти обряд венчания, и больше никакого Вегаса. Не доверяю я этим лживым актерам. Их бумажка, как картонная коробка из-под бананов, ничего не значит. – Я снова обращаю внимание на кожные пятна и прослеживаю дорожку пальцами.

– Что это? – Аккуратно нажимаю, от чего он шипит. – Больно?

Я вижу его смятение, то, о чем он не хочет говорить, но в нашем случае не получится врать. Это основное правило, которым мы заручились уже давно. Он упрямо молчит, тогда я нажимаю на каждую крапинку на его теле, вызывая его рокот.

– Перестань. – Он встает и начинает собирать свои разбросанные вещи по комнате. Абсолютно не стесняюсь своей наготы, сажусь на кровати. Упершись в него требовательным взглядом, я жду, когда он расскажет все, что произошло.

– Я не хочу позориться перед тобой. «Ты психанешь», – глухо говорит он и натягивает трусы, потом джинсы. – И тогда снова собирать эти песчаные замки. Пусть все останется, как есть.