Законы безумия – 3. Одна любовь

Глава 2

Лас Вегас.

Богдан.

Знатная веселуха. Какой-то из клубов Вегаса. Музыка закладывает уши. Крутящиеся неподалёку девки. Охрана. Литры бухла. В сотый раз прокручиваемое на экранах видео моего выноса противника в позавчерашнем бое. Жизнь удалась. Тёмная ночь, освещаемая тысячами неоновых вспышек, огней вечно неспящего города. И ни одной звезды на таком, казалось бы, ярком от салютов небе. Жрущая внутренности боль. И она вовсе не физическая.

Душевная, и от неё не спрячешься за фальшивой улыбкой, заработанными миллионами, славой, уважением. От неё совсем не спрячешься.

Перед глазами все ещё её хрупкая фигура. Она мне снится. Она мучает меня кошмарами, в которых вечно исчезает. И это отвратительно. Мерзко чувствовать себя так даже во снах.

Гул толпы. Очередная порция поздравлений, моя улыбка. Обожание в их глазах…

А ведь совсем недавно всё было по-другому.

Но это уже почти не имеет значения. Есть здесь и сейчас.

Победа. Триумф. То, к чему я шёл столько лет. То, во что вложил всю силу воли.

Откидываюсь на спинку дивана, разводя руки, теперь пара предшествующих дней кажутся обыденностью. Но это сейчас.

А ещё несколько дней назад, в адскую ночь перед взвешиванием, я смотрел на весы и обессиленно сжимал кулаки. Семьдесят три. Еще три килограмма. Три килограмма, от которых мне необходимо избавиться. Чёртов весогон, от которого не уйдёшь.

Все гоняют вес, чтобы втиснуться в заявленную категорию, и я не исключение.

Ни еды. Ни воды. Только изнурительное кардио, сауна, не пропускающая воздух одежда. Тело кажется чужим, как и мозги. Иногда проскальзывают какие-то подобия миражей. Думать не хочется. На весах ещё два лишних кило.

Можно пожелать себе лишь удачи. Надеяться в этой ситуации стоит только на неё. На то, чтобы пережить эту ночь и восстановиться за последующие сутки. Это самая адская пытка.

Прижимаюсь затылком к холодной стене после сжигающего все внутренности парева и чувствую головную боль. Хочется пить, но сегодня это слишком большая роскошь. Нужно поспать. Иногда я слышу стук своих костей друг о друга. Весело. Слишком весело.

На кровати выжимаю в рот половину лимона. Кислый и сейчас больше похожий на яд сок стекает по горлу, разрывая глотку. Начинается озноб. Хочется выплюнуть весь ливер.

До взвешивания чуть больше шести часов, но они покажутся почти неделей.

Сегодня это лишь очередной этап к победе. То, к чему я шёл последние годы. Бой за титул.

Но тогда, когда я был уверен, что восстановился, когда UFC предложил контракт, было лишь марево. Заветная мечта, почти призрачная. И вот ты уже в ней. Но не все так сладко. Организм перемолол мою волю, словно через мясорубку. Хотелось орать, но понимание, что пропал голос и почти сел слух, вводило в состояние шока. Кости ломило, а собранную по частям ногу хотелось вовсе отрезать. Никаких обезболивающих, компрессов – ничего.

Только голые стены и бой с самим собой. Один судья. Я сам.

Меня выворачивало своими же грезами, и, как мне тогда казалось, закалённой силой воли. Наверное, я был готов сдохнуть, лучше сдохнуть, чем вновь про*рать свою мечту. Но у Всевышнего на всё иные планы. Я пережил ту последнюю ночь. Я смог. В очередной раз доказав себе, что могу большее. Могу!

Сегодня хочется вспоминать тот бой с улыбкой. Но, с*ка, явно не в эту минуту. Лимонный сок убивает последнюю жидкость в моем организме. Горло пересыхает. Временами не хватает воздуха, но это самообман. Толчок к тому, чтобы сдаться. Но цена слишком велика.

В голове лишь отголоски прошлых лет. Я помню её глаза. Губы. Злобный взгляд, то, как она запахнула свой пиджак и с воинственной уверенностью посмотрела на Сомова. Она тянула его за руку, а я, как идиот, не мог отвести от неё глаз. Залип. И, наверное, умер именно тогда. В ту минуту, когда погряз в этой девчонке полностью. Ставя превыше всего.

Словно заколдованные, вертящиеся по кругу слова лишь усиливают эффект миража, к которому я, как умирающий к воде, тяну руку.

« – Я Герда, – впивается в меня колюченьким, но таким забавным взглядом, а потом падает рядом, – Шелест, давай поцелуемся, – закидывает на меня свои ноги.

– Не, – задумчиво, – я с алкоголичками не целуюсь,– ржу над её вытянувшейся мордашкой.

– Вот за это я тебя и люблю, – улыбается».

И я улыбаюсь вместе с ней, чувствуя, как её образ тает, но быстро сменяется другим.

«– Не плачь, я тебя люблю, Умка, я тебя люблю».

«– Я тебя тоже люблю, – сквозь слезы».

«– Я тебе изменила, – холодно.

– Что ты несёшь?»

Сжимаю кулаки.

– Богдан, вставай. Пора ехать. Утро.

Киваю. А воспоминания и её голос исчезают. Освобождают. Мнимо.

Вся показуха взвешивания проплывает мимо меня. Ни хрена не запоминаю. Не чувствую ничего, хочется только пить и жрать. Улыбаться, хотя бы в камеру, не реально. Но и здесь приходиться выдавливать это подобие улыбки.

Кидаю футболку в зал, заводя толпу, и встаю на весы. Заветная цифра была достигнута этой ночью. Теперь главное – восстановиться.

По дороге в центр звонит мама. Она всегда так делает после взвешиваний. Особенно с тех пор, как их можно отсмотреть в инете.

– Привет! Ты как?

– Привет. Скорее жив, чем мёртв.

– Я… это просто кошмар, у меня слёзы на глазах от того, что ты с собой…

– Мам, перестань. Ладно?! Ну или хотя бы не сегодня. Ты когда прилетаешь?

– Завтра с утра.

– Окс звонила?

– Да, она всё подробно рассказала. Меня встретят, привезут в отель и перед самым боем заберут.

– Хорошо. До завтра.

Поворачиваю голову чуть в сторону.

– Богдан, сейчас обед, потом небольшой отдых. Я сам к тебе зайду.

Киваю тренеру и захожу в номер.

Доронин. Эта мелкая сволочь припёрлась в мой номер.

– Данилка, тебя не учили, что чужое брать нельзя? Шингарды положи, нечисть.

– Не нуди. Красава! Дрищ дрищом.

– Завались.

– Слушай, одолжи денег, а?

– Из дома выгнали?

– Да батя карту заблокировал, жду, когда отойдёт, а баблишко заканчивается. Зато, – поднимает указательный палец с деловым видом, – на будущее уяснил, снимать как можно больше налика. Чтоб не побираться.

– Обойдёшься.

– Злой ты, Шелест.

– Свали уже отсюда, мальчик-зайчик. И барахло своё не забудь.

– Ну ключи хотя бы дай, от виллы.

– Это к Окс.

– Слушай, а ты её тр*хал? Как она? Красивая такая девочка.

– Губу закатай, а то папеньке позвоню, он тебя быстро в Москву определит, а может, ещё куда.

В дверь стучат, а после заносят еду.

– Слушай, ты ж завтра его того… а то я на тебя столько бабла поставил, обидно будет.

– Зная этот факт, даже если я про*ру, сильно не расстроюсь.

– Пф.

Доронин дуется и сваливает на балкон. От него слишком быстро устаешь. Когда эта папочкина писюха въ*балась в мою тачку и искалечила ногу, ей было всего шестнадцать лет. За три года мозгов не прибавилось ни на грамм, зато вот моих от его присутствия, кажется, только убавляется.

Данилка – сволочь по натуре, но какая-то особенная, преданная и прилипающая как банный лист. Он ко мне как приклеился с ночи Гериной свадьбы, так и не отстает до сих пор. Тогда, когда он завалился ко мне в квартиру после того, что я видел в Гольштейновском особняке, я, конечно, задал ему трепку, во мне литры алкоголя и неуправляемая злость. Он после этого три недели в больничке отдыхал. Я, когда в себя пришел, думал, всё – аут. Его папаша меня отвендетит. А ни *ера подобного, Николаевич только довольненько поулыбался. Он Данилкину дружбу со мной лично одобрил, он одобрил, а отдувайся я.

Поначалу, я думал, прибью его по-тихому где-нибудь. Слишком много пафоса. И тормозов нет, от слова совсем. Лезет везде, куда не просят, словно ему позволено. Хотя, если смотреть на всё шире, ему действительно позволено. Пол его жизни – сплошной косяк, а вокруг целая команда людей, всё это умело развеивающая. Сказка!

Только вот, несмотря на всё, Доронин, наверное, единственный чел, с которым можно оставаться собой. Не прикрываться благородством, выдуманными мотивами. Не строить из себя праведника. С ним можно творить те вещи, которые хочется в данный момент, и никогда не бояться осуждения, потому что тот, кто кладёт на всё, осуждать не станет.

– Богдан, – хлопает по плечу, стирая свою улыбочку, – удачи. Уработай его в хлам.

Киваю, а Данилка испаряется в коридорах отеля.

….Возвращая мысли в здесь и сейчас, повторно обводя взглядом клуб, хочу улыбнуться и, наверное, сказать: жизнь удалась. Хочу, но, если искренне, это не так. Это суррогат. Видимо, то, чего я хотел на самом деле, заключалось вовсе не в деньгах и славе. Вовсе не в этом…

– Богдан, ты чего такой грустный? Всем весело.

Окс присаживается рядом. Она красивая. Да, определённо не уродина, и в ней, вероятно, есть особое очарование. Но вся особенность этого очарования в том, что разглядеть его может лишь истинно твой человек. Я не тот. И она вовсе не та.

– Это их проблемы.

– Что-то случилось?

– Нет, Окс, всё лучше, чем я мог бы себе представить.

– Знаешь …

Она подается вперед. Целует. Первая. Чувствую её прикосновения на своей коже, но мне плевать. Это просто прикосновения. Очередные, невзрачные и по факту слишком быстро забываемые.

Она пьяна и творит глупости, завтра будет жалеть. Но завтра будет другая история.

– Я так за тебя переживала, – шёпотом, смотря мне в глаза, – я рада, что ты победил, – касается руки, – очень рада.

Изображаю подобие улыбки, сейчас я могу её послать. А могу воспользоваться ситуацией. Её смелостью. Она явно долго её набиралась и напилась сегодня исключительно из этих побуждений.

Не дебил, вижу, как она на меня смотрит.

Утро бьёт по роже хлеще, чем мой соперник в октагоне. По телу словно проехались катком. Разлепляю глаза, Окса ещё спит.

Иду в душ, а когда возвращаюсь в комнату, вижу её взгляд. В нем плещутся надежды и мечты. Она явно себе что-то придумала. Но мне это не интересно.

– Слушай, у меня сегодня много дел.

– Прости? – хмурится. – Ты так просишь меня уйти?

Киваю.

– Богдан, я думала…

– Это только секс. Ты мой агент. Причём очень хороший, я не хочу тебя потерять из-за этого всего. Ты ждёшь извинений, я извиняюсь. Мне жаль. Всё было неправильным и лишним.

– Да, – улыбается. Фальшиво.

Подбирает с пола платье, прикрывая им грудь.

– Ты невероятно прав. Я пойду.

Она уходит, закрывает за собой дверь и плачет. Я об этом не знаю и не хочу знать.

Мне всё равно. Я её не вынуждал, это только её выбор. Она могла отказаться, но согласилась. Она знала, чем это закончится. Знала, но решила рискнуть. Риск – дело благородное, но оно же побеспокоит тебя сильной отдачей. Больше об этом не вспоминаю. Да и вряд ли вспомню. Мне не жаль. Мне никак. Она по-прежнему на меня работает. И как агент, именно в проф плане, она одна из лучших.

После обеда еду к Ма. Мы договаривались сегодня встретиться. Прогуляться. Она ещё не была в Вегасе. Вообще, это единственное, что меня воодушевляет, её улыбка. Её невероятные глаза и восторг от новых мест.

Я могу показать ей мир, и это уже победа. Значит, всё это не просто так, значит, смысл всё же был.

– Привет, – целую в щёку.

– Привет. Красавец ты мой, – смешок, – смотреть больно.

– Нормально. Может, пообедаем сначала? Ты как?

– За. Полгода тебя не видела, мог бы чаще маму своим присутствием радовать. Мама старенькая…

– Мама максимум на тридцатник выглядит и любит комплименты.

– Комплимент зачтён. Кстати, эта девочка, Окс, твой агент, так мне понравилась. Очень милая.

– Ага, – внутренне хмурю брови.

– У вас с ней роман?

– Эт с чего вывод?

– Она так о тебе говорит, с восхищением.

– Нет. У нас с ней исключительно рабочие отношения.

– Рабочие, значит…

– Именно, поехали уже.

– Мы же обедать собирались.

– По пути поедим.

Окс.

Возвращаюсь в свою квартиру и обессиленно сажусь на диван. Слёзы застыли в глазах. Боль окутала сердце. Глупая. Какая же я глупая. Зачем? Зачем я с ним пошла? Я же знала…

Да, я всего лишь на него работаю. Всего лишь…

Меня отравляет эта работа. Это больно – видеть его каждый день и знать, что я просто девочка подай-принеси.

Я отличный, востребованный специалист, я бы могла сменить клиента, могла бы многого добиться и без него, но это сильнее меня. Я не могу. Не могу его не видеть.

Он словно воздух. Чужой воздух.

Говорят, он был влюблён. Там, в России. А ещё говорят, что она предала… я бы никогда не посмела его предать. Никогда.

Глупая. Боже, почему я такая дура?

Как теперь жить? Как собрать себя воедино, не растеряв кусочков? Он разбил вдребезги, уничтожил мою душу, гордость, но мне даже не обидно.

Я его понимаю. Топчу своё я, во славу его, и радуюсь. Как безумная.