Ожерелье любви

Глава 5

Они все ближе подъезжали к Шато-Байе, и Кассия, безусловно, убежденная в том, что спит и видит прекрасный сон, смотрела в окно кареты на расстилавшийся вокруг прекрасный пейзаж. С той минуты, как они сели в Саутгемптоне на яхту маркиза, девушке казалось, что она попала в волшебную сказку. Так много всего произошло за это время, что Кассия начала думать, будто прошлого не существует и она живет в будущем.

После отъезда маркиза и мадам де Сальре Перри немедленно занялся ремонтом и нанял всех рабочих в округе, так что в доме с утра до вечера царил хаос — чинили крышу, оконные переплеты, суетились обойщики, краснодеревщики и маляры. Кроме того, Перри начал чинить хозяйственные постройки и попросил Кассию составить список вещей, необходимых для коттеджей бывших слуг, живущих в деревне. И это оказалось самой трудной задачей, поскольку обрадованным старикам не терпелось поговорить с хозяйкой и беседы эти длились часами, а кроме того, пришлось размещать их в доме и на постоялом дворе, пока их домики практически перестраивались заново.

Прошла неделя, прежде чем Кассия поняла, что у нее не будет возможности заказать новую одежду в Лондоне. Даже если она и захочет сделать это, у Перри не будет времени везти ее в столицу.

Охваченная отчаянием, девушка уже подумывала, что нужно хотя бы найти минуту и переделать материнские платья. Но как-то днем, перед обедом, она возвращалась домой, расстроенная тем, что успела выполнить лишь половину всего, указанного в списке. Сознавая, что сильно опаздывает, Кассия погоняла старую лошадь, которая, однако, не слишком спешила прибавить шагу. Наконец девушка добралась до дома, спешилась и сняла с Доббина уздечку и седло, предоставляя ему самому доковылять до конюшни. Он уже не раз проделывал это, и теперь ему не терпелось добраться до кормушки.

Перри уже советовался с конюхами, собираясь приобрести лошадей в «Таттерсоллз», но сначала нужно было закончить ремонт.

Кассия переступила порог и с удивлением уставилась на огромную груду коробок на полу. Приглядевшись, она увидела на них названия модных магазинов. Кроме этого, было и несколько круглых картонок, без сомнения, шляпных. Кассия все еще недоуменно смотрела на все это богатство, когда Деннис, молодой человек, нанятый в помощь Хамберу, появился в холле.

— Что это? — осведомилась девушка. — И когда они прибыли?

Деннис, не отличавшийся остротой ума, явно не был способен ответить на два вопроса сразу и после долгих раздумий наконец объявил:

— Где-то с полчаса назад, мисс, и доставили их такой огромной каретой. Почтовой, кажется, сказал кучер.

— Почтовая карета! — воскликнула Кассия, зная, как дорого обходится пересылка почтой. Нагнувшись, она прочла на ярлыке одной из коробок:

«МАДАМ МАРИ БЕРТЕН, БОНД-СТРИТ, 26».

— Там и письмо было, мисс, — продолжал Деннис, — да только я его на столике оставил.

Кассия подошла к столу и, распечатав конверт, заметила, что на листке с виньеткой «МАДАМ МАРИ БЕРТЕН» было написано несколько слов:

«От мадам де Сальре, с благодарностью за теплый прием».

Внимательно изучив послание, девушка поняла, что почерк не мадам де Сальре. Француженка совсем по-иному расписалась в книге для посетителей.

Кассия подняла одну из коробок и велела Деннису отнести остальные в ее комнату.

— Ваш обед готов, мисс, — возразил он.

— Сначала внесите картонки, — повторила Кассия, сообразив, что не в силах проглотить ни кусочка, пока не удовлетворит своего любопытства. Поставив коробку на кровать, она приподняла крышку и ахнула. Внутри оказалось самое красивое вечернее платье, какое только можно себе представить. Она нашла на дне широкий воротник из тончайшего кружева с искусной вышивкой, усыпанный крошечными стразами, переливавшимися как капли росы. При ближайшем рассмотрении оказалось, что наряд был сшит по последней моде, с юбкой, еще шире, чем у мадам де Сальре.

Распаковав последнюю коробку, Кассия обнаружила, что стала владелицей трех вечерних и трех дневных туалетов и, что всего приятнее, дорожного костюма, к которому полагался еще и плащ в тон. Никогда еще не приходилось Кассии носить такую модную одежду, да еще сшитую француженкой-модисткой. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: только самые дорогие и очень известные портнихи могут позволить себе иметь магазин на Бонд-стрит.

Еще не открыв коробки со шляпками, дополнявшими каждое платье, она начала терзаться подозрениями, хотя понятия не имела, что теперь делать.

Девушка была абсолютно уверена в том, что мадам де Сальре, которая едва удостоила ее своим вниманием, да и то лишь в последний день визита, вряд ли преподнесла бы ей такой королевский подарок, даже если бы могла себе это позволить. Но и вернуть подарки, обвинив маркиза в неуместной щедрости, тоже невозможно: у Кассии нет доказательств, и кроме того, маркиз все будет отрицать и поставит ее в глупое положение.

Но, сколько бы девушка ни повторяла, что должна чувствовать себя оскорбленной таким поведением, сердце невольно трепетало: маркиз думает и помнит о ней! Он оказался достаточно проницательным, чтобы понять, как неловко Кассия будет чувствовать себя в старых платьях во время визита во Францию. А Перри? Поверит ли он в то, что благодетельницей сестры была мадам де Сальре?

Но тут Кассия сообразила, что, если не будет намеренно привлекать внимание брата к своим нарядам, тот и не заметит, что на ней надето, поскольку целиком поглощен перестройками и переделками, которые еще предстоит сделать. Он так радовался, что теперь можно позволить себе обновить дом и обстановку, что почти забыл об ожерелье и о том, что его необходимо везти во Францию. Но за день до отъезда ожерелье доставили почтовой каретой, и Перри, словно очнувшись, очень удивился:

— Господи Боже! Совершенно из памяти вылетело, что нужно везти ожерелье в Шато-Байе! — И, открыв крышку шкатулки, добавил: — Интересно, что будет, если мы просто оставим его себе вместе с деньгами?

Кассия в ужасе вскрикнула:

— Как ты можешь даже думать о таком!

— Шучу, шучу, — засмеялся Перри, — но хорошо было бы стать богатым, как Мидас[10]. Насколько я понимаю, он потратил и на оправу целое состояние.

Теперь ожерелье стало еще красивее — огромные бриллианты были окружены бриллиантами поменьше, и на цепочках между ними тоже сверкали прозрачные камни.

— Хочешь надеть? — предложил Перри.

— Нет, оно приносит несчастье, — покачала головой Кассия. — Лучше уж пусть хранится в музее, где ни одна женщина не очаруется им настолько, чтобы украсть, как графиня де ла Мотт.

— Если она получила за него столько же денег, сколько мы, — заметил Перри, — дело того стоит.

— Не смей говорить подобные глупости! — рассердилась Кассия. — Кроме того, нам оно все-таки принесло счастье.

— Ты права, — серьезно кивнул Перри, — из-за него маркиз пожелал окружить нас такими почестями во время путешествия!

И даже эти слова показались Кассии сильным преуменьшением, когда она увидела карету, запряженную шестеркой лошадей, прибывшую, чтобы отвезти их в Саутгемптон.

По пути они провели ночь в поместье друга маркиза, герцога Этелстоуна. Он был искренне рад видеть молодых людей и дал в их честь торжественный обед. На следующее утро они снова отправились в дорогу, но Кассия, вспоминая предыдущий вечер, сознавала, что радовалась не только вкусным блюдам и блестящему обществу, но и тому, что была одета лучше всех присутствующих дам. Впервые в жизни женщины смотрели на нее не с сочувствием, а с завистью.

Яхта маркиза оказалась большой и очень комфортабельной, и на переправу через Ла-Манш у них ушло всего три часа. Ступив на землю Франции, Кассия невольно задалась вопросом, уж не в этом ли месте высаживались когда-то викинги, от которых маркиз унаследовал синеву своих глаз. Он был так не похож ни на кого из мужчин, с которыми она встречалась раньше, и Кассия была уверена, что дело в его норманнском происхождении. Маркиз — потомок расы воинов, привыкших следовать инстинкту в битвах и на море, мужчин, которые постоянно боролись с силами, намного превосходящими их собственные. И это обострило их ум и, возможно, в то же время помогло развить интуицию. Смерть чаще обходила их стороной, чем остальных людей, которые не могли или не хотели использовать то, что египтяне называли «третьим глазом». И думая о том, как развито это свойство у маркиза, Кассия вздрогнула, не представляя, как бы он отреагировал, если бы узнал, что она его обманула.

— Не забывай, я твоя жена, — наставляла она Перри, когда они подошли к ожидавшей на пристани карете, запряженной четырьмя лошадьми.

— Хорошо, что напомнила, — отозвался брат, — и ради Бога, будь поосторожнее с маркизом! Гарри не зря меня предостерегал!

— Ты прав, — еле слышно пролепетала Кассия. Именно об этом она так часто думала, сознавая, что она одна из тех несчастных, что отдали свои сердца современному Казанове.

Они ехали совсем недолго, оглядывая окрестности, поразительно напоминавшие пейзаж, оставленный по другую сторону Ла-Манша. Но тут, словно впервые заметив шляпку Кассии, Перри воскликнул:

— Ты прекрасно выглядишь! Откуда такие наряды? Я думал, что ты хотела просить меня отвезти тебя в Лондон!

— Они прибыли из Лондона, — чистосердечно призналась Кассия.

— Значит, ты за ними посылала? — небрежно бросил Перри. — Весьма разумно. У меня все равно не нашлось бы времени везти тебя туда — дома было слишком много дел.

И начисто выбросив из головы не слишком интересующий его предмет, продолжал:

— Я вот о чем думал: если немного расширить кухню, слугам будет намного легче передвигаться, особенно если мы вздумаем дать бал или званый обед.

Кассия подняла на брата испуганные глаза:

— Бал? О, Перри, когда мы сделаем все необходимое; у нас денег не останется!

— Но я стараюсь не делать лишних трат, — возразил Перри, — просто подумал, что, когда приведем дом в порядок, неплохо было бы пригласить кого-нибудь из моих приятелей, и если маркиз может устраивать скачки с препятствиями, то и мне это под силу!

— Это будет весьма волнующим событием, — улыбнулась Кассия, думая, однако, что при такой расточительности они через год-два окажутся в том же положении, что и до продажи ожерелья.

Однако волноваться долго не пришлось. Как только вдали появились очертания замка, она забыла обо всем. Никогда не видела Кассия столь величественного и прекрасного здания. Подъехав ближе, они заметили, что перед огромным домом безупречных пропорций бьют пять фонтанов: один, самый большой, — в середине, и четыре остальных — в парке. До сих пор она знала, что такое фонтаны, только из книг, но в жизни никогда их не видела.

Широкое крыльцо вело к массивной входной двери, и сам маркиз вышел, чтобы приветствовать гостей. Кассия твердила себе, что должна быть очень сдержанной и спокойной и ни за что не выказать обуревавших ее истинных чувств. Но когда он снова поднял ее руку к губам и взглянул на девушку, она вдруг подумала, что совсем забыла, как красив маркиз, какой неодолимой притягательной силой наделила его природа!

— Вы приехали! — тихо сказал он. — И стали еще прекраснее с нашей последней встречи.

Кассия из последних сил старалась казаться равнодушной, но предательский румянец выступил на щеках, а ресницы затрепетали от смущения. Сама того не сознавая, она выглядела невероятно прелестной.

Маркиз проводил их в дом, и девушка начала с восторгом разглядывать расписной потолок, статуи, гобелены и великолепную инкрустированную французскую мебель. Кассия раньше представляла такую обстановку только в мечтах и очень хотела увидеть ее наяву. Все было необычайно красиво, но мысли девушки были больше заняты маркизом. В его глубоком завораживающем голосе звучала подчас такая искренность, что было трудно в нее не поверить, и Кассия, как ни старалась противиться его чарам, поделать с собой ничего не могла.

Девушка не удивилась, встретив в замке родственников маркиза. Ее мать часто говорила, что французы привыкли собираться вокруг главы семьи, а главой, несомненно, был маркиз. Он представил ее матери, все еще очень красивой женщине, бабушке, кузенам и кузинам. Наконец вперед выступила очень привлекательная темноволосая девушка.

— Это Лизетт, графиня де Морне, — объявил маркиз. — Она моя племянница и приехала сюда после того, как овдовела.

— Жить в замке куда интереснее, чем дома, кузен Вер, — улыбнулась Лизетт, — там нет ни одного человека моложе восьмидесяти лет!

Маркиз рассмеялся:

— На самом деле мы просто ближе к Парижу, чем твои родители, и потом здесь куда больше молодых людей, которые, конечно, рады ухаживать за тобой.

— А для чего же еще существуют мужчины? — пошутила Лизетт. Перри весело улыбнулся, целуя ее руку.

Кассию повели наверх, чтобы показать ей ее комнату. Переступив порог, она подумала, что маркиз скорее всего намеренно выбрал самую великолепную спальню, чтобы показать ей, как умеет принимать гостей. На потолке резвились купидоны, окружившие Венеру, а кровать с шелковыми занавесями и балдахином была похожа на папский трон. На обюссонском ковре сверкали розы.

Багаж девушки был уже доставлен, и Кассия пожалела, что у нее нет своей горничной, а Перри не успел нанять камердинера. Однако две горничные, хлопотавшие в комнате, очевидно, могли погладить и развесить ее одежду не хуже любой деревенской девушки. Другой Кассия просто не нашла бы за такой короткий срок. Но сейчас она слишком устала — почти день ушел на то, чтобы добраться до яхты, переправиться через пролив и прибыть в замок. Кассии захотелось немного отдохнуть перед ужином. К тому же ей слишком о многом нужно было подумать.

Она так и не заснула, поскольку постоянно повторяла себе, что должна быть очень осторожной и не дать маркизу заподозрить, что она интересуется им как мужчиной. В то же время ей хотелось наслаждаться каждой минутой своего визита во Францию, потому что другого такого случая может не представиться.

Она спустилась к ужину в одном из своих новых платьев, и выражение, с каким маркиз смотрел на нее, подсказало девушке, что именно он прислал ей эти дорогие туалеты.

Он не имел права делать такое! — твердила себе Кассия, хотя при виде нарядов, в которых блистали родственники маркиза, понимала, как стыдилась бы платьев, переделанных из материнских, — красивых, но давно вышедших из моды. Сегодня же на ней был наряд, который она распаковала первым, — с широким вышитым воротником. Платье было белым, но не того цвета, который не пошел бы даже дебютантке, впервые выезжающей в свет, а скорее жемчужным, переливающимся в пламени свечей.

Маркиз был во фраке и выглядел в нем великолепно, совсем как в тот вечер, когда гостил в их доме. Но его родственницы вовсе не были увешаны таким количеством драгоценностей, как мадам де Сальре, хотя Кассия понимала, что, бриллианты, жемчуга и другие украшения, сверкавшие в их волосах, были невероятно дорогими.

За столом в большом банкетном зале собралось двадцать человек, и в самом начале ужина маркиз пояснил Кассии:

— Я подумал, что вы устали с дороги, поэтому решил не приглашать гостей, а провести этот вечер в кругу родственников.

— Как вы, должно быть, счастливы, имея такую большую семью, — улыбнулась Кассия.

— Я счастлив, — покачал головой маркиз, — потому что знаю, что они беспрекословно мне подчиняются и никогда не спорят со мной, каковы бы ни были мои желания.

— Тогда вы, без сомнения, ужасно избалованы, — пошутила Кассия, — хотя любой англичанин, конечно, посчитал бы, что вам крайне повезло.

— Хотите сказать, что ваш муж и другие женатые мужчины под каблуком у своих жен? — поинтересовался маркиз.

— Я имела в виду старшее поколение, — ответила Кассия. — Хотя подозреваю, что для вашей матери и бабушки вы навсегда останетесь маленьким мальчиком, готовым совершить какую-нибудь проделку.

— Именно что-нибудь в этом роде я и намереваюсь совершить сейчас, с вашей помощью, конечно.

Кассии показалось, что именно в таком тоне он мог бы говорить с мадам де Сальре — двусмысленность была вполне очевидна. Девушка инстинктивно сжалась, и маркиз, осознав свою ошибку, начал рассказывать ей о картинах, висевших на стене, а потом поведал одну из легенд о самом замке.

Они были так заняты друг другом, что прошло немало времени, прежде чем Кассия поняла свою оплошность — она до сих пор не сказала ни слова джентльмену, сидевшему по другую руку, и, стараясь загладить вину, обратилась к нему:

— Пожалуйста, простите меня, я, кажется, совсем позабыла о вас, но я нахожу историю этого прекрасного замка такой занимательной!

— Как, без сомнения, и красноречивого рассказчика, — отозвался мужчина. Что-то в его тоне поразило Кассию, и, посмотрев на соседа, она подумала, что в его лице есть что-то несимпатичное.

— Извините, не напомните ли вы мне, как вас зовут? Я плохо запоминаю имена с первого раза.

— Я Орвил де Байе. Паршивая овца в нашем семействе.

— Но почему? — рассмеялась Кассия.

— Потому что неизменно попадаю в беду и, следовательно, приезжаю домой лишь в том случае, когда этого не избежать.

Кассия удивилась такой откровенности, но Орвил продолжал:

— В то же время не могу устоять перед скачками, а лошади Вера — лучшие во Франции, и, поскольку мне такие не по карману, я намереваюсь воспользоваться его гостеприимством. Кроме того, мне очень хочется выиграть один из призов, которые Вер так щедро раздает.

Последние слова прозвучали настолько издевательски, что Кассия с любопытством переспросила:

— Какие призы?

— Если вы думаете, что речь идет о серебряных кубках и тому подобной чепухе, — забудьте об этом! Я намереваюсь получить золотые луидоры, которые Вер презентует каждому победителю. Ничего, он может себе это позволить!

Он и не думал скрывать ни зависти, ни алчности, и Кассия невольно смутилась. Но Орвил, по всей видимости, заметив это, злобно рассмеялся:

— Поскольку вы почетная гостья, то, вероятно, будете помогать ему растрачивать фамильное состояние столь нелепым образом! И это в то время, когда мои карманы пусты и я не знаю, когда в следующий раз буду обедать!

— Позвольте вам не поверить! — покачала головой Кассия. Ей стало больно, что кто-то может так порочить маркиза, но Орвил, не слушая, продолжал:

— Но это правда, и моя единственная надежда на то, что Вер никогда не женится. Если он наконец сломает себе шею, я получу шанс унаследовать титул и поместье.

— Как вы можете говорить подобные вещи?! — негодующе выпалила Кассия.

— Так вы его очередная, защитница? — осведомился Орвил. — Значит, и вы такая же, как и все остальные женщины, которые роятся вокруг него, словно стервятники над падалью.

Кассия затаила дыхание, но Орвил не знал жалости:

— Если вы привлекли его внимание, тем лучше! Вы замужем и, с моей точки зрения, совершенно безвредны!

Он снова ехидно усмехнулся:

— Тетушка и бабка были вне себя от радости, когда он вернулся из Англии и объявил, что пригласил погостить еще одну красавицу! Они посчитали, что это будет милая невинная девушка, которую наш дорогой Вер собирается взять в жены, и некоторое время даже я боялся…

— Неужели вам нисколько не стыдно? — оборвала его Кассия.

— Но, оказывается, тревожиться не было причин, — не обращая на нее внимания, исповедовался Орвил. — Вы замужем и со временем надоедите ему, как и все остальные, а потом он снова отыщет какого-нибудь крольчонка, который будет заглядывать ему в глаза и ловить каждое слово!

Кассия не могла поверить ушам. Неужели он — двоюродный брат маркиза — может быть таким грубым и циничным?!

Но тут Орвил осушил очередной бокал вина, и девушка, решив, что он слишком много выпил, поспешно обернулась к маркизу. Тот, очевидно, все слышал, потому что в его глазах блеснул гнев. Но вслух маркиз лишь спокойно сказал:

— Я бы хотел показать вам после ужина некоторые картины из моего собрания.

— А я с удовольствием посмотрела бы на них, и завтра, если будет время, собиралась пройтись по замку.

— У нас всегда будет время заняться тем, чего мы действительно хотим, — кивнул маркиз.

Дамы и мужчины покинули столовую вместе, и, вернувшись в салон, Кассия увидела, что Перри, как и за ужином, целиком поглощен беседой с Лизетт.

— Какая хорошенькая у вас племянница! — сказала она подошедшему маркизу первое, что пришло ей на ум. — Как, должно быть, печально для нее овдоветь в столь юном возрасте!

— Возможно, это и было бы печально, — согласился маркиз, — если бы этот брак не принес ей одни несчастья!

— Несчастья? — повторила Кассия.

— Он был очень богат и очень испорчен; к тому же он был наполовину грек.

Кассия недоуменно подняла брови, и маркиз пояснил:

— Мать его была гречанка и немилосердно баловала своего единственного сына, так что тот ни с кем и ни с чем не считался, кроме себя и своих капризов.

— Значит, Лизетт пришлось много пережить, — посочувствовала Кассия.

— Зато теперь она счастлива, обретя свободу от брака по расчету, устроенного родителями!

— Понимаю! Я совсем забыла, что во Франции девушки нечасто выходят замуж по любви, но, по моему мнению, это неправильно и приносит людям одни лишь страдания!

— Вы правы, — спокойно подтвердил маркиз. Разговаривая, они подошли к противоположной стене, на которой висело замечательное полотно Пуссена.

Что-то в тоне маркиза заставило Кассию предположить, что, возможно, маркиз сам был когда-то женат — ведь помолвки между аристократами часто заключаются едва ли не с колыбели. И словно подтверждая ее догадку, маркиз признался:

— Когда мне было двадцать два года, отец нашел мне невесту и потребовал, чтобы я женился.

— И вы тоже были несчастливы?

— Свадьба не состоялась, и я крайне благодарен судьбе за это. Моя нареченная сбежала за две недели до торжественного события.

— Неужели? Вы, должно быть, ужасно расстроились! Какой удар!

— Скорее я чувствовал себя униженным, — возразил маркиз, — хотя с самой первой встречи подозревал, что она увлечена кем-то другим. — И, немного помедлив, добавил: — Правда, в то время я был достаточно глуп и позволял другим людям управлять мной, но, поверьте, с тех пор успел достаточно поумнеть, чтобы уже никогда не допускать ничего подобного.

Кассия почти с испугом вслушивалась в беспощадные слова:

— Тогда судьба оказалась ко мне милостива, и больше я никогда не играл со своим счастьем, считая, что риск слишком велик.

Вспомнив об Орвиле и его циничной исповеди, Кассия повелительно воскликнула:

— Но, конечно, вы должны жениться! И иметь сына, который унаследует этот великолепный замок. Столько женщин готовы ответить на ваши чувства! Вы, без сомнения, сумеете выбрать самую достойную.

Они остановились перед очередной картиной, и маркиз медленно произнес:

— Но, предположим, я влюблен в особу, на которой не могу жениться?

Кассия сразу же вспомнила о мадам де Сальре. Да, она скорее всего замужем! Несколько минут девушка даже пыталась придумать, каким образом мадам может получить свободу и стать женой любимого человека. Но стоило ей представить маркиза стоящим перед алтарем с другой женщиной, как невыносимая боль разлилась в груди девушки. С большим трудом она заставила себя небрежно бросить:

— А я-то считала вас настоящим норманном и, следовательно, непобедимым завоевателем.

— Вы действительно подстрекаете меня взять то, чего я так хочу, невзирая на последствия и скандал, который может разразиться?

Маркиз говорил по-английски, и слова звучали так зловеще убедительно, что Кассия засмеялась:

— Кто сможет противиться такому могущественному рыцарю?

— Я отвечу на ваш вопрос в другой раз, — пообещал маркиз, — а теперь прошу вас взглянуть на эту картину.

Кассия с усилием оторвала взгляд от маркиза, хотя ничего не сознавала, кроме неумолимой силы, исходящей от этого человека. В голове вихрем проносилась лишь одна лихорадочная мысль: ей нельзя, нельзя находиться так близко от него.

Она огляделась в поисках Перри, чувствуя, что должна немедленно искать у него защиты. Родственники маркиза собрались в другом конце салона, но брата с ними не было. Стеклянная дверь, выходившая на террасу, оказалась распахнутой, и Кассия без объяснения поняла, что Перри и Лизетт решили прогуляться при лунном свете.

— Хотите присоединиться к ним? — спросил маркиз.

— Нет, конечно, нет, — поспешно заверила Кассия. — Я ищу Перри, потому что знаю, как восхитил бы его этот великолепный пейзаж.

— Уверен, что завтра сэр Перегрин успеет рассмотреть его, — заверил маркиз.

Кассия ощутила, что он снова понял, о чем она думает, и неожиданно испугалась: вдруг он догадается о ее чувствах к нему? И хотя она не могла объяснить это даже себе самой и лишь испытывала неземное блаженство оттого, что стоит совсем рядом, все-таки сказала;

— День был слишком тяжелым, и я устала. Надеюсь, вы простите меня, если я поднимусь к себе?

— Да, конечно, — кивнул маркиз. — Я хочу, чтобы завтра вы чувствовали себя как можно лучше, потому что хочу пригласить вас прокатиться со мной верхом, прежде чем приедут остальные гости, которые участвуют в скачках.

— С удовольствием! — обрадовалась Кассия, но тут вдруг вспомнила, что среди нарядов, присланных «мадам де Сальре», не было амазонки. Девушка поколебалась, вспомнив об изношенной юбке и заштопанной блузке, которые носила дома.

— Мы… мы будем одни? — нерешительно спросила она. — Боюсь… что буду выглядеть… не слишком элегантно.

— Думаю, вы найдете наверху все необходимое, — пообещал маркиз, — и мне следовало бы сказать раньше, что вы выглядите именно так, как мне хотелось.

Кассия подняла на него огромные встревоженные глаза:

— Это плохо… ужасно… с вашей стороны, но я так и не сумела придумать, что мне делать.

— Ничего, кроме как быть самой собой — олицетворением красоты и прелести.

Кассия не нашлась что ответить. Она так боялась собственных чувств, словно зажигавших внутри крохотные огоньки пламени, пробегавшие по телу, что просто повернулась к двери.

— Если я тихо ускользну, возможно, никто этого не заметит?

— Я замечу, — вздохнул маркиз, — но завтра буду ждать вас в холле в семь утра.

Он открыл ей дверь и проводил в холл, где бессменно находились четыре лакея в роскошных ливреях, готовые выполнить любое приказание. Кассия подошла к лестнице и остановилась.

— Спокойной ночи, месье, — тихо прошептала она. — И спасибо за все то, о чем я не имею права упомянуть.

— Спокойной ночи, Кассия, — ответил маркиз, поднося ее руку к губам. Она снова ощутила жар его губ, но, затрепетав от невыразимого экстаза, все-таки нашла в себе силы вырвать руку и взбежать по лестнице. На верхней площадке ей захотелось обернуться, но Кассия подумала, что маркиз, должно быть, смотрит вслед и не стоит слишком явно выказывать свои чувства. Поэтому она, гордо вскинув голову, направилась к спальне.

Только когда девушка исчезла из виду, маркиз медленно, со странным выражением в синих глазах, вернулся в салон.