Оживление

Максим ИСАЕВ

ОЖИВЛЕНИЕ

ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ ЛЮБОВНЫЙ РОМАН С ЭЛЕМЕНТАМИ МИСТИКИ

Московский Одиссей отправляется в жуткое и пикантное путешествие за неуловимой незнакомкой.

Пионеры, учителя, матросы, военные, милиционеры, музыканты, священники, красотки, аристократы и прочие проплывают мимо него, образуя яркий, местами до боли знакомый мир. Легкая "Книга Разврата" служит герою путеводителем и не позволяет заметить трагический финал основной любовной интриги.

Максим Исаев (Штирлиц) - сотрудник исследовательского центра, гений лирической разведки, автор 30 публикаций на русском и английском языках, сборника стихов "Encore Amour".

Предполагаемое издание pocketbook по объему, форме и содержанию ориентировано на массового читателя. Это, в основном, женщины молодого, среднего возрастов с высоким образованием, низким и средним уровнем доходов, а также интеллектуалы, озабоченные легкой эротикой. Подходит для чтения в пути, вечером, ночью, на отдыхе, на работе, в качестве подарка. По свидетельству некоторых очевидцев, повышает аппетит и общий тонус. Захватывающий и простой для восприятия, роман все же способен произвести глубокое впечатление.

Глава 1

Герцогиня

Она сразу же вызвала во мне непонятное чувство тревоги.

Правда, когда ловишь вечером пассажиров, может случиться всякое. Все стараются поймать богато одетых женщин, это наиболее безопасно и выгодно, я сразу же затормозил около нее, но что-то в ее голосе мне не понравилось.

Был прекрасный вечерний час, когда низкое красное солнце еще можно было видеть с мостов и на западных улицах Москвы, в стеклах высотных домов, но ледяной мартовский ветер уже почти застудил все дневные лужи, улицы подсохли и задеревенели, редкие прохожие балансировали на скользких тротуарах и жались друг к другу на разбитых троллейбусных остановках.

- Ваганьковский мост, пожалуйста.

- Садитесь.

Обычно я спрашиваю, сколько это будет стоить, но в этот раз почему-то у меня не хватило вызывающей наглости, необходимой в подобных случаях. Некоторых девушек, правда, можно иногда довести и бесплатно.

Я включил левый поворот, хлопнула дверь, в машине стало холодно и противно. Меня даже слегка затошнило, что часто бывает после целого дня езды через пробки среди грязных, брызжущих во все стороны грузовиков и среди молодых идиотов, выезжающих на встречную полосу. Днем надо было съесть еще одну сосиску, тогда было бы легче.

Она тем временем тряслась в ознобе и вся вжалась в сиденье. - Если вам холодно, можно закрыть окно.

- Ничего, с-спасибо, м-мне уже лучше.

Я включил печку. Хорошо, черт возьми, что наконец-то заменил этот гребаный кран, а то в прошлом году ездил зимой, как в холодильнике. Сколько, времени, интересно, он продержится, а то предыдущий потек уже через два месяца после замены.

На ней было темное пальто с капюшоном, лица разглядеть я толком не успел, да лучше этого и не делать, всегда ведь можно обнаружить какой-нибудь изъян. А так надеешься, что за капюшоном или прической скрывается что-то необыкновенное.

- Вы курите?

- Нет.

- Можно мне тогда у вас покурить?

Смотри какая вежливая попалась, теперь уж таких не встретишь, девушки закуривают без всякого стеснения, прямо как паровозы, а если их собирается несколько в одной комнате, так это просто кошмар - целое паровозное депо. Вот что значит детские комплексы и половая неудовлетворенность.

- А прикуриватель у вас работает?

- Да.

В темноте она стала искать кнопку, заблудилась, я решил ей помочь и случайно коснулся ее тонких пальцев. Меня будто ударило ледяным током, пальцы были такие холодные, будто кровь покинула их навсегда и осталась лишь где-то в глубине остывшего на ветру тела.

Конечно, наш климат вреден для девушек. На улице днем уже все тает, но надо по-прежнему на трусы одевать теплые рейтузы, штаны или что-то в этом роде, про юбку в такую погоду и думать нечего. Правда, у нее длинное пальто, в таком немного теплее, но на таком ветру уже все бесполезно. Тем более, я не знаю, что у нее одето под пальто. Бедная девочка!

С горки Рижской эстакады машина разогналась, я выключил передачу, мотор затих, и можно было любоваться розовыми сумерками. На юге сумерки длятся одно мгновение, а у нас зимой это удовольствие растягивается на несколько часов. Внизу уже загорались разноцветные огоньки, мигали семафоры, переливались названия богатых магазинов, а небо было уже совсем высоким и чистым, темно-синим на востоке, в заднем стекле, и желтым на западе, усеянном темными шпилями, башнями и церквями. Где-то рядом ударили в колокол, и моя спутница плотнее укуталась в пальто.

- Моя подруга подарила мне собаку, ротвейлера, как же я с ним намучилась! Не слушается, и все тут, как ляжет на диван, так невозможно его оттуда спихнуть. Только мужа и слушается, так ведь он бьет ее иногда ремнем, я же так не могу, а ко мне относится как к мебели, ну нет будто меня и все тут.

- Тяжелая у вас жизнь.

- Не то слово, а сколько денег уходит, так просто ужас, а вот нужных витаминов не найдешь. Представляете, сейчас витамины стоят так дорого, и то там не все, а только А2, В6, Е2 и Н4. Даже ошейник хороший, и тот не купишь, он все сгрызает.

- А сколько, наверное, белья рвет! - подкинул я ей темку.

- Да! - с жаром вступила она. - Недавно мужу на 23 февраля подарили галстук. Он говорит, пойди узнай, сколько он стоит. Ну, я пошла, оказалось, точно такой же галстучек висит в соседнем магазине за 70 долларов, представляете! Так это говно его нашло, все съело, что даже следов не осталось, муж меня чуть не убил, будто я во всем виновата! Все жрет, скотина, что попадается под руку.

- Кто, муж что ли?...

Она решила еще прикурить, смело нажала кнопку, и вскоре я почувствовал запах паленого. Может, предохранитель сгорел?

- Что-то не прикуривается.

Это, конечно, горел фильтр. Принцесса долго плевалась. Надо же, напилась как вокзальная проститутка. Оказывается, подруга специально купила Мартини, а она его очень любит, оторваться уже не может и т.д. Где, интересно, находят таких?

- Я не работаю, детей нет, но времени совсем не хватает - пока проснешься, оденешься, потом по магазинам, вечером телек, даже к подруге сходить и то некогда.

Помню, в гостях у одного знакомого миллионера я видел несколько таких разодетых пустых дамочек. То ли дело Надя Крупская или Роза Люксембург!

- Одно плохо, добираться до нее неудобно, каждый раз еле выберешься. - И она сплюнула себе под ноги. Мне стало совсем противно, надо было содрать с нее по-больше, но теперь уже поздно об этом. Заставить бы тебя работать или детей рожать - заговорила во мне кровь моего дедушки, красного партизана. Да еще чтобы на хлеб не хватало.

Но она уже не могла ничего слышать - ей снился, наверное, Мартини. Машина скользила по Сущевке, затем мост у Савеловского вокзала, Масловка, туннель под Ленинградским проспектом. Надо будет заменить глушитель, а то вибрация трясет сиденье даже на холостом ходу, сальник разбалтывается, в капоте все засрано маслом. Правда, в такую холодину неохота лезть под машину, пальцы застывают и никакого удовольствия.

- Уже Беговая, - разбудил я ее.

- Да? Сколько времени?

- Около семи.

У заправки машин мало, слава Богу, на обратном пути можно заехать, долить до полного.

Она сняла капюшон, белокурые волосы рассыпались по плечам, жалко, никак не получается рассмотреть ее получше. Она стала искать деньги в сумочке. Мы проехали над Белорусской дорогой, справа - темный лес кладбища. Здесь, кажется, у меня никто не лежит. Разве что Есенин с Высоцким и Андреем Мироновым. О, Рио, Рио! Мне опять становится нехорошо. Скорее бы домой!

- Сворачивайте направо и остановите у ворот. Что-то денег никак не могу найти.

- Так я и думал! - Вот черт, связался с какой-то дурой, потерял столько времени, и все задаром!

- Вы уж меня простите, может, сходим вместе за деньгами, я хорошо заплачу!

- Ага, чтобы меня там кто-нибудь прибил?

- Вы что, боитесь? Нечего тогда девушек вечером ловить!

- Учите своего мужа! Деньги с собой надо носить! - Я обозлился до предела и собрался уже разворачиваться, но она изо всех сил стала меня просить проводить ее до подъезда, тем более, что дорога идет через кладбище, уже темно, и она даже готова меня немного угостить. Я, наконец, смог разглядеть ее лицо в свете фонаря, и только поэтому согласился все же выйти из машины. Она оказалась немного лучше, чем можно было ожидать. К тому же я чувствовал, что если не съем сейчас же кусок хлеба, то до дома не доеду.

На кладбище было уже совсем темно и тихо. Последние посетители торопливо выходили на улицу.

- Можно, я возьму вас под руку, а то так скользко, я боюсь упасть.

Пьяный сторож, уже стоящий у ворот с ключом, казалось, не заметил, как мы проскользнули внутрь. Она как-то вся прижалась ко мне, и я хорошо чувствовал ее бедро, обжигающее меня ознобом на каждом шагу. Зачем я пошел тогда с ней?

Наверху, на ветвях исполинских черных деревьев виднелись силуэты ворон, глаза которых сверкали как разгорающиеся рядом звезды. Ночью будет совсем холодно. Мысленно я повторил процедуру запирания машины - окна, двери, крюк на руль, тумблер зажигания, сигнализация. Вряд ли, конечно, угонщики припрутся ночью на кладбище. Здесь все же безопаснее, чем во дворах жилых домов. Мы углублялись в мрачные дебри Ваганьковского кладбища. Дорожка становилась все уже, фонари - все дальше и дальше, и скоро лишь свет звезд отражался в желтом искрящемся снеге. Все могилы были покрыты глубокими сугробами, и только черные высокие памятники, обелиски и кресты торчали как небоскребы Нью-Иорка. Моя спутница рисковала ступить в сугроб, тропинка сужалась, и пришлось взять ее за талию. Она не сопротивлялась. Теперь ее белые волосы касались моего уха, локоть тесно прижимался к моим ребрам, будто мы ехали в час пик в вагоне метро. Что греха таить, это было приятно! Редко когда выпадает такая возможность, особенно в общественном транспорте.

Она уверенно двигалась вперед, ориентируясь, видимо, по надписям на гробницах. Кто, интересно, у нее здесь лежит? Ясно, что пользуясь своей внешностью, она легко завела меня черт знает куда и зачем. Теперь мне будет уже не просто вернуться назад, и пора бы уже подумать и о бегстве. Но простые мысли о грабителях почему-то не приходили мне сейчас в голову. Скорее, эта девушка должна быть больше похожа на ведьму. На всякий случай я сказал про себя "Во имя Отца и Сына и Святаго Духа, Аминь!" Правая рука, к сожалению, была занята и перекреститься я не смог. - Вы знаете, - будто угадав мои мысли, - об этом сейчас уже поздно думать, - почти шопотом произнесла она, остановилась, положила руки мне на плечи и сверкнула глазами. Поскольку к борьбе с нечистой силой я был уже не готов, мне пришлось далее мысленно, но не физически! - подчиниться дьявольскому искушению. И вот я вижу, как мы оказались в объятиях друг друга, она протягивает мне полураскрытые губы, я закрываю глаза, прижимаю ее к себе все крепче и крепче, чувствуя под пальто ее крепкую грудь и все-таки горячие бедра, в голове все шумит и кружится. Она оказалась в юбке, жалко было сразу дотрагиваться замерзшими руками до голого тела, поэтому я подождал, когда руки немного согреются и потом уже стал постепенно пробираться вглубь ее одежды, расстегивать пуговицы, застежки, ощупывая кружева и жаркие выпуклости, переливающиеся под ладонями в глубине пути. Наконец, я коснулся ее изогнутой талии, скользнул ниже и ощутил ее прекрасную упругость. Она явно старалась повернуться в наиболее выгодном ракурсе, подставляя мне разные стороны своего организма.

Оказалось, что мы уже давно лежим на ее мягком плаще, раскинувшемся среди большого сугроба. Мороза и ветра я уже совершенно не чувствовал, руки окончательно согрелись, голод пропал, и пальцы даже нашли в середине моей герцогини влажный источник тепла. Вскоре ей также удалось поймать желанный предмет, хотя мне тогда еще казалось, что момент для этого, может быть, выбран еще рановато, поскольку вокруг я видел лишь искрящийся снег, шатающиеся черные деревья и далекие звезды, проносящиеся мимо с огромной скоростью.

Наконец, кладбище озарилось диким нечеловеческим криком, я испугался, но в этот момент мне ничего уже не оставалось делать, как продлить эту сирену как можно дольше, а когда опять наступила тишина, я все еще был оглушен и потом уже не смог прийти в себя долгое время.

- Мой милый, ты уже забыл, куда мы идем? Я страшно хочу есть!

А у меня перед глазами все еще неслась Полярная звезда, Скорпион, Весы и другие созвездия. Подняться было нелегко, но, впомнив о брошеной за оградой машине, я начал постепенно возвращаться к реальной жизни. Скоро уже пойдут ночные новости, и заправка, наверное, еще работает. Мы прошли еще несколько шагов по снегу, как вдруг герцогиня начала спускаться куда-то вниз по небольшой лесенке, ведущей к деревянной дверце.

- Идем со мной, а потом вернешься к своему железу.

Ее плащ растянулся на несколько ступенек. За дверцей начинались полутемные сени с каким-то хламом, но герцогиня уверенно прошла дальше. В глубине открылась другая, уже более крепкая, дубовая дверь с медными ручками. Лимоном разлился входной колокольчик, и мы очутились в гардеробе, обитом бордовым бархатом, сочетающимся с черными лакированными панелями и зеркалами. Видимо, мои главные приключения еще были впереди. Швейцар в смокинге и седых бакенбардах, наклонившись, принял плащ моей дамы и мои дырявые перчатки. Приглядевшись, я узнал давече пьяного кладбищенского сторожа. Он что-то спросил тихим басом у моей спутницы, она кивнула и посмотрела на меня сияющими глазами. В открытом вишневом платье она была великолепна. На груди сверкало брилльянтовое ожерелье, из-под шлейфа виднелись туфельки, а сзади вырез был почти откровенным призывом.

Перемена, произошедшая с моей пьяной пассажиркой, должна была бы меня удивить, но я, видимо, тогда уже плохо соображал, и все представлялось мне в другом свете.

Повернувшись перед зеркалом, она поправила прическу и сказала:

- Надеюсь, пятна на этом платье ты мне пока не оставил.

- Возьми вот этот кусочек ваты, - можно подумать, что остальные платья я ей уже испачкал!

Приготовившись к приему, мы вошли в следующее помещение сквозь черные занавески, на которых были вышиты магические символы и непонятные буквы. На потолке этого небольшого зала не было никаких ламп, но синий свет проникал сквозь него, причем к этому искусственному небосводу были приделаны светящиеся, медленно двигающиеся камешки, планеты и звезды, будто потолок служил огромной линзой, поднесенной к ночному небу.

Платье моей дамы окрасилось в синий свет.

- Это моя любимая ночная комната. Здесь, как на ладони, можно увидеть будущее, ведь все на Земле определяется небом. Твой знак мне подходит сегодня, хотя для тебя все может плохо кончиться.

Сбоку раздвинулись занавески, и перед нами возник слуга в маске и с подносом. На нем был восточный костюм, чалма, туфли с загнутыми кверху носами и широкий пояс с большим дорогим кинжалом. На подносе стояло три разноцветных бокала - темно-красный, бесцветный как вода и ярко-зеленый. Честно скажу, мне этот маскарад и обслуживание очень понравилось.

- Это для тебя первое испытание.

- Кюшай, дарагой, кюшай, - лакей наклонился ко мне по-ближе. А если отказаться?

- Тогда он тебе сразу отрежет голову, - успокоила меня герцогиня. За занавесками слышались легкие звуки музыки, звенела посуда, пробивались низкие голоса и женский пузырчатый смех. Все-таки она решила не платить за проезд, а просто избавиться от меня по-быстрее. Вот что значит доверять женщинам!

Поскольку больше всего мне нравится красненькое, я взял соответствующий бокал и выпил его большими глотками. Напиток вначале сжал горло, но потом все тело будто наполнилось силой и легкостью. Герцогиня радостно взяла меня за руку.

- Я знала, что это тебе должно понравится. А вот предыдущий молодой человек взял зеленый ликер и не смог проглотить и двух глотков. Ахмет бросил его голову в мусорный бак рядом с рынком. Не давая мне опомниться, она потащила меня к портьерам.

- Теперь ты сможешь войти в наш главный зал.

Она повела меня по длинному коридору. Звуки становились все ближе. Под ногами что-то хлюпало, но ее настойчивые пальцы звали меня вперед. Где-то в середине пути она вдруг остановилась и обняла меня. Вино зашумело у меня в голове, и теперь мы уже по-настоящему поцеловались, хотя я и чувствовал ледяной ветер, бьющий вдоль коридора по ногам. Лишь адский напиток не давал мне опомниться и скорее бежать к выходу.

- Не бойся, сейчас мы уже придем, я смогу с тобой, наконец, расплатиться. Тебя там будут уговаривать остаться, но ты сразу не поддавайся, я хочу еще увидеть тебя наверху.

Глава 2

Полковник

Мы вошли в огромный зал. Потолка и стен не было видно, будто мы попали в огромную пещеру без огня. Сделав несколько шагов, я понял, что выхода уже не найти. Свет исходил лишь от свечей, окруженных черными фигурами. Вскоре глаза привыкли к темноте, и я разглядел в этой зале огромное количество столов, больших и маленьких, за которыми сидели самые разные люди. Между столами сновали официанты, вверху стояло эхо множества разговоров, чоканья рюмок и других звуков, характерных для большого ресторана. Клубы дыма всплывали кверху и сливались с духами декольтированных дам. Большинство присутствующих все-таки было по-проще, их столы практически ничем не освещались.

Я замер, очарованный пестротой костюмов сидящих. Фраки, веера, ботфорты, кафтаны, парики, халаты, доспехи и прочие виды одеяний, которые успело поносить человечество, - моя мечта о маскараде, наконец, воплотилась в жизнь, если этот подземный мир можно только назвать жизнью. Вот колоритный усатый мужчина с орлиным взором, затянутый алым шелковым поясом, поводя рукой с полным бокалом, заговорил на грузинском языке. Не зря все-таки рядом Малая Грузинская улица! Сидящие за его столом подхватили мелодию на несколько голосов, и полилась ветвистая мозаичная песня, которую я не раз слышал у себя дома на пластинке, купленной лет двадцать назад. Постепенно музыка уходила все дальше и дальше, а мое внимание приковал другой столик, за которым сидело несколько человек в гусарских мундирах. В середине этого стола вместо свечи в большой серебряной чаше жидким пламенем горел пунш, рядом с курчавым человеком на столе лежали дуэльные пистолеты, толстяк в очках, поднеся близко к глазам рукопись, пытался разобрать буквы, залитые чем-то красным.

- Однако покойники неплохо проводят время, - подумал я, глядя, как какой-то художник аккуратно обводил соски обнаженной до пояса натурщицы всеми цветами радуги. Где-то я уже видел эту даму, и сразу вспомнил, что она как две капли воды похожа на маху Гойи. Неужели она бывает здесь, в Москве?

За другим столиком сидел благообразный старик в парике и что-то писал на нотной бумаге, подыгрывая себе левой рукой, от движения которой пламя его свечи колебалось и костюм переливался дорогой вышивкой. Если и после смерти он продолжает сочинять, кто тогда сможет услышать эти вещи? Может быть, эти записи потом подбрасывают в библиотеки, а все думают, что они "случайно обнаружены"?

Я и раньше особенно не сомневался, что покойники выходят на поверхность. Про это столько написано! Иногда ночью, лежа в бессонице, я чувствовал в комнате присутствие невидимых духов, слышал их вздохи, сморкание, шаркающие шаги. Мне становилось страшно, я читал молитву, и все исчезало. Можно называть это бессмертием души, жизнью после смерти или вампиризмом, но чьи-то тени всегда рядом с нами. Даже занимаясь любовью в пустыне, нельзя быть уверенным в том, что за вами не подсматривает какой-нибудь отвратительный старец.

Я оглянулся, но княгини рядом уже не было. Что теперь делать? Пора бы мне определиться и хотя бы найти выход на улицу. Я бросился назад. На пути мне попадались пустые стулья, чьи-то портфели и чемоданы, тюки и узлы, расставленные в проходах между столами. Пирующие словно не замечали меня, будто между нами была невидимая стена, и к кому бы я не обращался с вопросом о выходе, кого бы не хватал за руки, за плечи, на меня никто не обращал внимания, будто я был просто назойливой мухой. Конца залу не было видно, и народу вокруг становилось все больше и больше. Ловкие официанты улыбались, словно набрав в рот воды, и проскальзывали мимо, виртуозно вертя подносами. В конце концов мое терпение лопнуло, и я решил вначале подкрепиться.

Выбрав на одном из столов блюдо с разным мясом, я выхватил у сидящего рядом джентльмена вилку и мгновенно схватил с блюда кусок карбоната. На каменном лице холодного денди не дрогнул ни один мускул, он лишь щелкнул пальцами, слуга сразу подал ему новый прибор, и джентльмен как ни в чем ни бывало потянулся за стаканчиком. "Они меня не замечают!" - осенила меня дерзкая мысль. Но тут официант остановился предо мной с подносом бокалов, будто предлагая запить сухость во рту. На этот раз я уже ничего не боялся, напиток не вызвал во мне бурной реакции и был скорее похож на лимонад.

Немного успокоившись, я решил найти себе тихое местечко обдумать свое положение. Моя дама исчезла, дороги на улицу не видно, кругом не поймешь кто, на вопросы не отвечают, как тут себя вести? Все стулья вокруг оказались теперь занятыми самым разнообразным сбродом. Наверное, нужно заказывать тут место заранее. Наконец, после долгих поисков я обнаружил маленький столик без свечки, и, не спрашивая теперь ни у кого разрешения, уселся за него, пододвинув к нему вместо стула чей-то тяжелый высокий сундук с выпуклой резной крышкой.

За столиком сидел пожилой седой мужчина в сюртуке, цилиндре и черных перчатках. Поверх перчатки на левой руке был одет перстень в виде черепа, к столику прислонилась трость с аналогичным набалдашником - видимо, они продавались в наборе. Из-за темноты лица моего соседа почти не было видно. Прямо перед ним в стакане с подстаканником дымился чай, который незнакомец помешивал маленькой ложечкой. Рядом лежала газета с ятями, название которой не было видно.

Я взглянул на часы. Было одиннадцать часов вечера. Закрыв на секунду глаза, я неожиданно провалился в странный сон. Сундук был весь какой-то скользкий, неудобный, я постоянно сползал с него вбок, незнакомец смотрел иногда куда-то сквозь меня, будто через стекло. Мне снилось, будто я попал в страшный лабиринт и ползу по нему в поисках выхода. Летучие мыши задевают мою голову пыльными липкими крыльями, по ногам снуют мокрые тяжелые крысы, я пытаюсь зажечь спичку, но она отсырела и огонь быстро тухнет, не успев разгореться. Наконец, кто-то подносит к моему лицу свечу, я просыпаюсь от света. Незнакомец, впившись в меня своими острыми глазами, поднеся к моему носу огарок, разглядывал мое лицо.

- Вы, кажется, не из нашего клуба, милостивый государь, не так ли?

При звуке его голоса я вспомнил пыльных летучих мышей и склизких крыс, несущихся по лабиринту.

- А что это за клуб?

- Это, уважаемый, знаменитый клуб "Ваганьково". Мы существуем уже давно, вряд ли кто знает наших первых членов, есть люди солидные, есть по-проще, но вы, конечно, тоже хотите принять участие в нашем деле? - он рассмеялся черным ртом и довольно откинулся на спинку стула, складывая руки на животе. Я замер, не зная, что сказать.

- На этот раз вам, к сожалению, не повезло. Сегодня ночью никого не принимают. Да, да, это не так-то просто, почти все места уже заняты, попробуйте записаться в очередь, заполните анкеты, соберите отзывы, две фотокарточки, паспорт, внесите вступительные взносы, а там - будет видно. Председатель сейчас в отпуске, будет недельки через три, его зам - в командировке, а секретарь - на курсах повышения квалификации, так что, милостивый государь, придется подождать, ничем вам помочь не могу, хотя ваша дама очень за вас и просила. В других местах, а вас уверяю, по-хуже. Шеф-повар уже не тот, официанты наглые, да и мебель гнилая, стулья трещат как в лесу. Он поглядел на мой сундук.

- А вот сундучок-то извольте на место поставить. Мой приятель отлучился на минуту к начальнику отдела по делу, сейчас вернется и вам задаст. Кого это ты, скажет мне, сюда посадил на мое место, а?

Незнакомец важно поправил галстук, достал зубочистку и, не обращая на меня никакого внимания, принялся ковырять в своем черном рту. Я вскочил с сундука и, пятясь задом, попытался затеряться в толпе. Но кругом были такие же холодные серые старики, желтые свечки и столы с грязной посудой и грудами объедков. Казалось, вся подземная нечисть, приклеевшись к своим стульям, начинает двигаться на меня, сыто повизгивая и прочищая после ужина глотки, протягивая ко мне свои когти, постепенно превращаясь в огромных крыс и тараканов. Ужас охватил меня, и я бросился бежать по узкому проходу между столами. Вокруг волнами набегали и откатывались чьи-то стоны, улюлюканье, урчание, мелькали лакеи, гигантские пауки, взрывались бутылки шампанского все завертелось вокруг меня в страшно кипящем водовороте.

Мне все время хотелось повернуть руль в другую сторону, нажать на педаль тормоза и ударить по кнопке звукового сигнала, я закричал, раздался удар, звон разбитого стекла, кто-то схватил меня за руку, в глазах потемнело, все, наконец, остановилось, и я очутился за столиком один на один с моей милой принцессой. Она была все в том же открытом платье. Это меня слегка успокоило.

- Ты много выпил, тебе надо теперь закусить. - И она принялась чистить мне мандарины, которые я, еще туго соображая, машинально отправлял себе в рот.

- А где ты была, дорогая?

- Ты же сам разрешил мне немного потанцевать. - Что-то музыки совсем не было слышно.

- Зал вальсов здесь рядом, за стенкой.

Я заметил, что мы сидим в углу, где черные стены закруглялись, образуя арку, совсем рядом вдруг заиграл венский оркестр. Мне показалось, будто мы в сумерках сидим на теплой улице какого-то города. Рядом даже зацокали копыта.

- А что, машин тут нет?

- Граф был очень добр к тебе, он приказал мне помогать тебе во всем, так ты ему понравился, особенно вот эти твои мясистые уши, - и она ласково потрепала меня за левое ухо. Мне стало не очень радостно. "Значит, она тоже из этих", - уныло заключил я. Ну что же, как говорится, любовь зла, придется смириться, уж больно хороша была моя королева.

- Ты все неправильно понимаешь, - гневно заверещала она и обиженно поджала губки. Ну вот и первая домашняя ссора! - подумал я и поцеловал ее ручку.

- Дорогая, что тебе налить?

- На этот раз придется тебе заплатить за мою маленькую обиду своей кровью, ну-ка, сожми-ка кулачок!

Подставив под мою руку хрустальную рюмку, она подождала, пока накапает половину. Я будто выжал сок из лимона. Ну и дела! - И сделай мне еще маленький бутербродик!

"Маленький бутербродик, орешки, глоток вина," - что еще надо простому человеку?

- Знаешь, мне сегодня хочется как-нибудь по-особенному развлечься. Что ты можешь мне предложить, мой рыцарь?

- Не знаю, что вам интересно. Раньше я очень любил выпиливать лобзиком, но сейчас лобзика у меня нет, и какая вам от этого радость?

- Почему же, лобзик такой красивый, и я страшно люблю запах опилок.

Она глубоко заглянула в мои глаза. Сквозь ее тонкую кожу на висках просвечивали сосуды, черные глаза сливались с мраком портьеры и бархатом кресла, и огонь свечи прокладывал в этой темноте путь куда-то в далекое прошлое. Она тоже ведь на кого-то похожа.

На кладбище я часто рассматривал портреты умерших, иногда попадались точеные черты лица далекой незнакомки, ее черные глаза впивались в память долгим пронизывающим взглядом, взглядом черной кошки, и казалось, будто ее когти проникают сквозь глаз в середину мозга, впиваются в клубок сосудов и вырывают их наружу. Говорят, некоторые таким образом могут выпить всего человека.

- Не бойся, ты нам еще нужен. Пойдем-ка лучше в отдельный кабинет и займемся чем-нибудь приятным. Может, сыграешь мне что-нибудь?

"Она уже все про меня знает, чем же я ей так понравился?" Обычно вампиры или оборотени специально подыскивают жертвы среди безработных и алкашей, заманивают их какой-нибудь ерундой, а тела потом легко прячут на кладбищах. Чеснок и крест мне могли бы пригодиться, но кто же знал, что так все получится? Правда, весной чеснок уже не такой вкусный, темнеет, так что я как-то даже им отравился, и целых три дня потом провалялся со рвотой.

В кабинете было тоже темно. Она опять взяла меня за руку и потянула куда-то в глубину комнаты. Видит в темноте как кошка. Почему это вдруг ей захотелось, чтобы я ей играл? Ведь это так скучно! Наверняка здесь бывают концерты каких-нибудь знаменитостей. Помню фотографию покойного Чайковского со страшным черным взглядом, будто затягивающего всякого, кто попадется, на дно. Наверное, в самый дальний подземный кабинет. - Он, кстати, иногда действительно у нас бывает.

- А как же он сюда добирается, ведь он вроде в Невской Лавре, если не ошибаюсь?

- Для наших людей нет границ! У нас тут есть такой удобный коридорчик, спустился по нему, потом первая дверь налево, и там идти еще минут десять, пятнадцать.

Воображение мое разыгралось! Наконец она отпустила мою руку, и я нащупал руками перед собой что-то круглое и твердое... От прикосновения предмет ожил, струны его очнулись и рояль стал тихо дышать. Фея зажгла свечу, и радость от присутствия знакомого инструмента вспыхнула в моей груди. Я стал медленно, лаская красное тяжелое дерево, раскрывать его внутренности. Вряд ли что может сравниться с этим изумительным механизмом! Можно долететь до Луны или нырнуть на дно впадины, но там никогда не найти все множество звуков, скрытых до поры до времени под крышкой. Вряд ли что-нибудь другое даст возможность соединить за мгновение тело, руки, уши и все внутренности сразу со всем миром, с облаками, птицами, лесом, огнем, снегом, любимыми...

Наверху таких инструментов не найдешь, да там они и не нужны никому теперь. Кое-где в чуланах спят вечным сном древние развалины, варвары с восторгом вырывают им жилы, пальцы, вырезают на коже имена своих идолов или просто отрубают им ноги.

- Ну что ты хочешь, здесь все же в массе своей другая публика, хотя тоже редко кто прикоснется к нему.

Я открыл клавиши. Если бы не она, вряд ли удалось потрогать такую радость.

- Давай разыграйся, а я скоро приду, - и она вновь растворилась в темноте.

Я нажал одну клавишу, потом педаль. Организм, отпущенный на свободу, задышал глубоким звуком. Потом я взял несколько интервалов, настройка была замечательная. В пустой комнате я наконец расслабился и стал вспоминать постепенно все, что когда-то играл. Меня всегда удивляла музыкально-механическая память: начнешь играть, собьешься, потом через какое-то время опять попробуешь, - и вдруг неприятное место осталось уже позади, пальцы играют сами по себе, как заводные, откуда они все это знают и помнят, как попасть на нужные ноты, когда они далеко и легато их не возьмешь, странно все это и замечательно! Совсем я забыл о времени, зачем тут торчу, зачем играю, а все же приятно. Может, кто-то даже слышит. Если бы мне сейчас сказали, что придется тут проиграть с ней целый месяц, я бы не поверил. Хлопнула дверь, послышались шаги, я остановился. За моей красавицей шел молодой человек с брюшком, во фраке и с букетом роз.

- Здравствуйте, здравствуйте, маэстро, - шумно заговорил он, подходя к роялю, надувая щеки и усиленно улыбаясь, - мы вас тут уже заждались, рассчитывали на пятницу, но раз уж такие обстоятельства, - он многозначительно взглянул на королеву, виновато поднял брови и снова растянул губы в улыбке, то дирекция, принимая во внимание, и прочая, и прочая, перенесла ваш выход на два часа. Он положил розы на пюпитр.

Я опустил голову в клавиши и молчал. Какой противный, болтливый тип!

- А вы с ним действительно похожи как две капли воды, будто и ста лет не прошло, - подходя с другой стороны рояля, сказала баронесса.

- Ну-ка, поднимитесь, поднимитесь, голубчик, возьмите-ка мой костюм на время вашего концерта, публика уже в зале, масса знакомых дам, придет сам гспдн Деловой, а также его првсхдт-во Иван Сергеич Важный.

- Давай, давай, милый, ты уже достаточно разыгрался, и твой дальний родственник любезно согласился помочь нам с костюмом.

- Какой родственник?

- Да посмотри на него, хоть он тут уже давно, а прекрасно выглядит, бороду бреет, подтянут, занимается спортом и даже скачет на лошади.

- Куда?

- Ну хватит, давай по-быстрее, мы тут приготовили тебе еще бисер, надеюсь, ты еще не разучился его метать?

- О наших лошадках, - тут он загадочно прищурил глазки и понимающе подмигнул мне, - мы с вами побеседуем в другой раз. Очень приятно, очень приятно, и костюмчик вам совершенно к лицу, вот вам еще расчесочка, вот платочек, а вот и маленькая конфетка.

Мы стали с ним рядом перед зеркалом. Хоть это и очень неприятно, но мы действительно похожи.

- Вот это удача! Давно у нас не было такого праздника, такого совпадения, теперь-то уж там наверху меня никто от вас не отличит. Кстати, а чем вы там занимаетесь? Есть ли жена, хо-хо, дети?

"Неужели он хочет выйти вместо меня?"

- Как ты догадался! но ведь ты сам всегда мечтал жить в прошлом веке фраки, кареты, дамы, обхождение. Денег тебе не понадобится, твой родственник человек со связями, фигура заметная, да и место у него подходящее для тебя. Попривыкнешь тут, подучишься французскому языку, по ночам будем кататься с тобой на ипподроме, глядишь, и уходить не захочется.

- А он что будет там делать?

- Э, батенька, все-то вам расскажи, все покажи, а концерт-то уже начинается, третий звоночек, если изволите слышать, публика на взводе, полный вперед!

- А как же моя жена?

- Дорогая моя, а вы разве ему еще не открылись?...

Тут стена раздвинулась, сцена с роялем осветилась, внизу, за столиками, оказались нарядные дамы с господами, сквозь звон рюмок и ножей послышались жидкие аплодисменты, вперед вышла моя дама и, поклонившись в разные стороны и даже помахав кому-то ручкой, объявила:

- Мне приятно предложить вам в качестве легкого апперитива несколько новых произведений молодого композитора Иоганна Баха. За дальним столиком поднялся парень с буклями и в сюртуке и помахал платочком над головой. Публика уставилась на него, заправляя салфетки за воротники.

- Изучайте меню! - и она порхнула куда-то в сторону.

Лучше уж заставили бы его самого играть! Я сосредоточился и начал тему. Как ни странно, но я хорошо чувствовал свои пальцы, но ими двигал кто-то другой. Колени, как обычно, сразу начали трястись от страха, но я долго не сбивался и упорно тянул до конца, даже усиливая звук. Парень с буклями спокойно поглядывал на меня и продолжал беседовать со своей полуобнаженной соседкой. Хорошо, что я все-таки успел разыграться, не так сильно ударил в грязь лицом. Леди объявляла все новые фуги, будто я дал ей список. Удобно, конечно, ничего не надо обсуждать, только подумай, и она уже повторяет вслух. А сны ей тоже такие же снятся?

Скоро на нервной почве мне захотелось есть, на столиках уже появилась пахучая индейка в яблоках, и моя дорогая объявила антракт. Я вытер руки платком. Аплодисментов не было - все продолжали кушать. Во фраке, кстати, довольно удобно, и сиденье приличное. Двойник, конечно, уже смылся. Что он там трепал, я так и не понял. Какая-то жена, дела наверху, замена, наследство... Ну уж машину открыть он не сможет, ведь я ему не сказал, где секретный тумблер, хотя найти его может каждый дурак. В квартире, как всегда, шаром покати, денег нет, что он будет там делать? Ну да мне-то на это наплевать, даже некогда о нем думать, надо пойти, перекусить что-нибудь. Вот чего у нас никогда не было, так это таких ресторанов, да еще бесплатно!

Кому-нибудь расскажи, так не поверят. Какие огурчики, какая картошечка! Официант подвел меня к столику, на котором уже дымилось блюдо с жареным мясом с луком и сыром. Какой там Сранкл Бенс! Всю бы эту вонючую рекламу изрезал бы ножиком, уже рвет от нее, вот ведь придумали средство людей злить!

Я удобно уселся на мягкий покрытый бархатом стул и принялся за мясо, запивая маленькие хрустящие кусочки красным вином. Шум вокруг заволокло пеленой, я расслабился и с наслаждением следил за перемещением еды и питья по моему пищеводу. К столику подошел военный в чине полковник в галифе, портупее и блестящих сапогах. Ему было лет пятьдесят, крепкая фигура дышала силой и уверенностью, на груди скромно виднелись планки с наградами, в волосах, аккуратно зачесанных назад, не было ни одного седого волоса.

- У вас свободно?

- Да, присаживайтесь, пожалуйста.

Военный сел, не касаясь спиной спинки стула, и разгладил китель под портупеей. Вскоре ему принесли стакан с водой на блюдце и кусочек бородинского хлеба. Полковник поправил стакан на блюдце и пододвинулся ближе к столу. Мне стало неудобно продолжать свою трапезу и я отложил вилку и нож. В молчании прошло несколько неприятных минут. Где-то я его видел? Наконец, мой сосед решил прервать молчание.

- Ну что, барчук, не стыдно? - Я оторопел. - В иных семьях дети кусочка сахара не видят неделями, а ты тут расселся во фраке и жрешь свое буржуйское мясо! И откуда ты только такой взялся? Вот у меня в жизни все было не так! - Я съежился на краешке стула, покраснев от стыда и опустив голову.

Полковник складывал суровые слова на стол тяжелыми гирями.

- Родился в 1898г. в г.Ревеле. Отец работал сверловщиком в морском порту до 1911г. В 1917 г. завод эвакуировался в г.Одессу. Мать была по профессии портниха, работала в швейных мастерских. Умерла в 1908 г. После смерти матери на иждивении отца осталось нас три брата и сестра.

Я жил при отце до 1918г. В детстве учился в приходской школе две зимы, после смерти матери пошел работать по найму. С 10 лет обивал котлы от накипи и нагревал заклепки для клепки обшивки кораблей в военном порту, потом поступил в качестве подручного клепальщика, затем подручным сборщиком.

В 1916г. в мае призван в Армию, был зачислен в укрепительную позицию механиком катера береговой обороны, с катером в 1916г. был направлен на остров Эзель, Рижский залив, где после сдачи острова немцам был переброшен на Румынский фронт, на котором и застала революция. Летом 1917г. по болезни был направлен в госпиталь, затем с партизанским отрядом на борьбу с немцами, раненый приехал в г.Севастополь. Поступил в Красногвардейский Черноморский отряд-1, командир Мокроусов. С отрядом участвовал против генерала Каледина, против татар в Крыму. Затем отряд повел бой с наступающим немцем. С захватом последними Крыма отряд ушел в Новороссийск-Екатеринодар-Ростов на Дону и под ст.Лозовой перешел в 5-й Заднепровский полк Крымской дивизии Дыбенко. С полком участвовал в захвате Генгарского перешейка, под ст. Владиславкой был контужен и направлен в г.Харьков, в эвакогоспиталь. По выздоровлении откуда в отряд особого назначения особой бригады, с бригадой участвовал в боях под г.Екатеринославлем, Ореховым, Мелитополь, Перекоп, Керчь. По ликвидации Врангеля отряд был брошен на борьбы с Махно.

Полковник посмотрел вдаль, будто вспоминая те бурные годы. Я похвастаться своим боевым прошлым, естественно, не мог. Хотя, кто знает, что еще с нами будет. Полковник продолжил:

- В 1932г. - командир парка Броне-Танковой Школы имени т.Сталина г.Горький. В 1933 г. окончил МКУКС мехвойск, возвратился в Школу, где работаю по настоящее время руководителем техники.

Член ВКПБ с 1924г., в партию вступил в г.Ленинграде, будучи в Школе, принят по первой категории. В 1927г. имел партвзыскание за пьянку - строгий выговор. В 1930г. - выговор за демобилизационное настроение. На чистке в 1929г. и 1934г. замечаний не имел. В других партиях не состоял. В 1924г. окончил 2 курс военной школы механической тяги в г.Ленинграде. Во время гражданской войны был награжден часами, револьвером, костюмом и т.д. За всю службу в РККА имел дисциплинарных взысканий: 3 суток ареста /в отдельности/, один выговор и наряд.

Под судом и следствием не был. Вот и вся моя биография. Да, тяжело прошла жизнь, и ради чего! Чтобы ты, сволочь, разъезжал на отцовской машине, жрал ананасы и бренчал на рояли всяким тут блядям! Не бывать этому!

Полковник вскочил, изо всех сил треснул кулаком по столу, выхватил маузер, подаренный Фрунзе и утопленный потом бабушкой в Черном море из страха, и выстрелил в меня три раза. Я упал под стол, обливаясь кровью и томатным соусом. Поднялся страшный шум, со всех сторон послышались свистки городовых, меня положили на носилки и понесли прочь. Еще несколько мгновений я что-то видел и соображал, но потом сверху на меня стали сыпаться бутылки и какая-то посуда, и полный мрак наступил на мою голову окончательно и бесповоротно.

Глава 3

Ночные скачки

Очнувшись, я решил не открывать глаза и не шевелиться, чтобы не потревожить рану. Где эта рана, и сколько их вообще, мне было непонятно. Вокруг никого не было, только тихо потрескивал огарок свечи. Издалека доносился приглушенный шум какого-то ресторана. Я принялся осторожно, чтобы не поехала крыша, припоминать вчерашний день.

Конечно, когда жена кричала, кидая в меня одну сковородку за другой, чтоб я провалился сквозь землю, она, наверное, не подозревала, что это произойдет так скоро.

- Хоть бы денег принес, бестолочь! - когда поток призывов слился в одну мощную ядовитую струю, я не выдержал и выскочил на улицу. В кармане остались только права и ключи от машины. Что мне было делать? Пришлось волей-неволей пуститься в странствие за презренным металлом - привычный для многих печальный путь. Поэтому дома пока не особенно беспокоятся. В прошлый раз в результате подобной стычки пришлось потревожить вечером тещу. Мы попили чайку на ее кухне, я с радостью сообщил, что "она выгнала меня из дому", теща сжалилась надо мной, отчитала по телефону дочурку, и когда я через полчаса въехал во двор на лихом коне, жена уже виновато выглядывала в окошко.

Теперь пусть думают, что я зарабатываю ночным извозом. Двойника они сразу должны раскусить, мне даже трудно было представить, чтобы кто-то другой сможет меня изобразить со всеми подробностями, да и вряд ли он попрется ко мне домой, что ему там делать?

Судя по всему, рана у меня не смертельная. Дедушка, видимо, палил больше для острастки, в воздух, просто я слишком перенервничал и сам опрокинул на себя посуду с соусом. Я попытался повернуться на правый бок, и тут острая боль в ухе заставили меня вскрикнуть. Все-таки задел меня мой родной красный партизан! Вот уж никогда бы не подумал, что увижу дедушку живым. Правда, не понятно, кто это был на самом деле, ведь я сам несколько раз красил ограду вокруг его могилы на кладбище. Значит, все эти тяжелые памятники сверху ничего не значат, а если крематорий?...В эти подробности лучше уж не вдаваться. Конечно, не надо было его сердить, но откуда я знал, что он окажется в этом месте! Он, наверное, и без меня все давно знает, раз у них все выходят наверх, да еще газеты приходят по подписке. А похож все-таки на портрет, который висит у бабушки в комнате! Правда, умер он за десять лет до моего рождения, может, я что-нибудь все-таки спутал?

Фрак теперь придется где-то добывать новый, этот весь засран, да и на сцену в повязке на ухе выходить совсем уж неудобно. Лучше уж по левой стрелял, не так было бы видно! А рояль мне очень понравился. Вот бабуля-то обрадуется, что внучек ее наконец-то с дедушкой повидался! Жаль, он не успел мне ничего передать наверх, письмецо какое-нибудь, или открытку. Может, еще встретимся? Надо бы мою новую девушку попросить, она-то с ним наверняка давно знакома.

- Конечно знакома, - вдруг сказала она, подсаживаясь на мою постель. Я ощутил прикосновение ее теплых рук и улыбнулся. - Твой дедушка прекрасно танцует, особенно вальс.

- Еще бы, они с бабушкой даже выиграли конкурс бальных танцев в Берлине, бабушка тогда еще с самим Жуковым танцевала.

- Это с Ванькой, что ли?

- Да нет, с маршалом. Ну ты даешь, не знаешь, что ли, проспекта Жукова?

- Я думала, это другой Жуков. - Вот дурочка!

- Сам дурак, нечего было с дедушкой ссориться, теперь он тебя точно где-нибудь подстрелит, уж больно он на тебя осерчал. - А у вас тут что, все с оружием ходят?

- Нет, только кому положено.

- А если я наследник?

- Чего ты хочешь, зачем тебе револьвер?

- Вот бабушка тоже так говорит, и с дуру утопила такую реликвию револьвер Фрунзе! Раз уж я тут отдуваюсь за всех буржуинов, должен же я хоть револьвер-то иметь!

Я даже приподнялся от волнения на постели.

- Я вижу, мой милый, что у тебя опять начинается какой-то бред. Вчера ты вдруг вскочил на стол посреди зала и принялся петь "Боже, царя храни!". Дедушка с трудом смог стащить тебя вниз, вы принялись толкаться, а потом и пальба началась. Давай-ка лучше покатаемся с тобой на свежем воздухе.

Я сел в постели, пытаясь прийти в себя. Голова действительно была как чужая, и ухо болело, будто его сначала оторвали, а потом приклеили на старое место. Правда, домой возвращаться не хотелось. Во-первых, наверняка у них здесь еще осталось после вчерашнего всякие салатики и мясо, которое мне очень понравилось, во-вторых, денег я не достал ни копейки, а в-третьих, дедушка. Надо все-таки попытаться привыкнуть к этому подземному положению, удрать наверх всегда можно, а здесь мне пока нравится, да еще такая новая подруга!

Я обнял ее и погладил по крепкой попе. Она оттолкнула меня и улыбнулась.

- Идешь ты или нет?

На этот раз дорога по лабиринту показалась мне короче. Отворилась последняя дверь и мы вдруг вышли на улицу из какого-то подъезда.

Опять была ночь, сияли звезды, прохожих совсем не было, и редкие машины шуршали где-то за домами. Пройдя через несколько переулков, мы очутились у здания ипподрома на Беговой. Казалось, внутри него все было темно и тихо, но иногда к окнам подходили какие-то люди со свечками, выглядывали наружу сквозь тусклые стекла и отступали назад, растворяясь во мраке. Так всегда кажется, когда идешь ночью мимо дома с потушенными окнами, что сейчас кто-нибудь выглянет из окна с того света. Наверное, они ходят туда развлечься. Скучно все-таки лежать все время на одном месте, нужно какое-то разнообразие.

Мы не стали заходить внутрь дворца, а пошли сразу к конюшням. По полю стлался низкий холодный туман, доставая примерно до пояса. На середине арены было совсем светло от неба и далеких прожекторов. Из конюшни послышалось ржание. Лошади забеспокоились, как и положено в присутствии нечистой силы.

- Никак не могу приручить их к себе, каждый раз они становятся просто бешеными. Недавно каталась в ночь перед скачками, так лошадь потом взяла все призы и к вечеру сдохла. Надо было сказать Герцогу, чтобы ставил на моих лошадей, да он сам катался на Лучистой, думал, она победит, но ошибся.

- А я думал, тут уже давно все куплено.

- Конечно куплено, только нашими. Они и берут все деньги, оставляя этим козлам только всякую мелочь.

- А вам-то на что эти деньги?

- Как на что! Ты думаешь, на этом свете все кончается и человеку ничего больше не нужно? Вот глупости, придуманные известно кем. Я, например, страшно люблю ходить на всякие показы мод и покупаю себе всегда самые дорогие платья. Сразу чувствуется, когда видишь действительно ценную вещь. Она всегда зашкаливает. Не могу тебе объяснить, чем они так отличаются, но я-то в этом разбираюсь!

Ну прямо как моя жена...Сторож в буденовке и с винтовкой отдал честь моей королеве, подозрительно взглянул на меня и открыл ворота.

- Ну как там мой Буцефал? - спросила его она, как старого знакомого.

- Ждет, ваше сиятельство, совсем измучился тут на привязи, уж больно горячий.

- И моему другу найди какую-нибудь девочку по-спокойнее.

- Как изволите, как изволите, ваше высокоблагородие, есть тут у меня на примете одна дамочка в белых яблоках.

Сторож ушел, и вернулся через несколько минут, ведя под узцы черного блестящего Буцефала и серую Француженку. Я, естественно, никогда в жизни не сидел в седле.

- Ничего, это особые лошади, не бойся.

Сторож помог вначале герцогине, потом подсадил и меня. Француженка, приняв груз, сразу понеслась вперед через поле к воротам. Буцефал не отставал.

- Куда поедем? - спросил я, охваченный восторгом движения и готовясь, наконец, свернуть себе шею.

- Куда глаза глядят! - весело прокричала она и вырвалась вперед. Мы выскочили на проезжую часть. Машин уже совсем не было видно. Вскоре мы повернули направо, к Белорусскому вокзалу. Вокруг Горького, вспоминая, наверное, пьесу "На дне", спали бомжи, редкие пассажиры разглядывали расписание. Было около трех часов ночи.

Следующим был Маяковский, он опустил руку, сел на постамент и что-то читал, болтая ногами. Во рту дымилась папироса. Рядом с ним сидела какая-то девушка в желтом платье. Я бросил в Маяковского огрызок яблока, но он ловко увернулся и швырнул в меня какой-то кирпич, или свою книжку. Я пригнулся, послышался звон разбитого стекла в ресторане напротив, кажется, в "Софии". Маяковский погрозил мне вслед чугунным кулаком.

Зато в Английском клубе - Музее Революции - окна горели вовсю. Наверное, там сейчас веселились всякие исторические деятели. Играла музыка, стреляли пушки, во дворе вокруг костров сидели революционные матросы, а на втором этаже кипел бал. Но мне туда зайти не захотелось, вдруг там сейчас мой дедушка, начнет опять палить в меня, а я пока оружием не обзавелся.

Площадь впереди нас переходил Пушкин, спотыкающийся на каждом шагу о свой плащ. Он спешил на бал и грыз по дороге яблоко.

- Хотите антоновку? - предложил ему я.

- Нет, у меня симеринка! - и он швырнул огрызок в какую-то форточку. Герцогиня подала Пушкину желтый конверт.

- Дельвиг просил передать, что сегодня не придет, у него насморк.

- Такой могучий организм!

Мы поскакали дальше. Медный князь Долгорукий упражнялся в рубке деревьев. Его меч сверкал направо и налево, круша ветки деревьев, фонари и троллейбусные остановки, попадающиеся под руку.

- Вот это мужчина! - восхищенно воскликнула моя королева.

- Не заглядывайся на посторонних! - прикрикнул я на нее.

- Сам ты посторонний, он меня уже два раза спасал от монголо-татарского ига, когда меня хотели забрать в гарем.

- Я уже боюсь и подумать, сколько времени ты здесь катаешься.

- Вот и не думай, думай лучше о том, что будешь сейчас играть.

- Опять играть, где, как? Мне уже как-то боязно, надеюсь, не в военно-революционном клубе имени матроса Железняка?

- Ты что же, простым народом брезгуешь? А вот Шаляпин любит петь прямо с балкона, а ты что, боишься?

- Потом на ухе у меня пластырь...

- Давай, давай, не расслабляйся, сейчас тут в одном местечке будет небольшой утренний концертик, тем более ты не сыграл еще все, что мог. - А что я буду делать, когда сыграю все, что могу?

- Будешь учить что-нибудь новенькое или повторять старенькое.

- А я уж подумал, ты заменишь меня на кого-нибудь другого.

- Что, тебе уже надоело?

- Да нет, я только начинаю входить во вкус.

По улицам начинал стелиться туман, у Центрального телеграфа мы свернули направо. Я вдруг вспомнил, что у меня в машине что-то стучит в правом колесе. Лазил вниз уже два раза, все шарниры вроде проверил, заменил две резиновые прокладки, а все равно стучит, если покачать ее справа, нажимая у фары. Может, гидравлический амортизатор?

В узком переулке стук копыт отражался от стен нависавших по сторонам домов и уходил вверх, в синюю мглу. Мы ехали теперь рядом. Ее бедра, повторяя форму седла, лежали свободной дугой и из-за раздвинутых ног казались больше, дивно спускаясь от узкой талии. Подъехав к ней по-ближе, я обнял ее, просунув руку под жилетку.

- Я хочу сойти с тобой.

Она посмотрела на меня туманными глазами. Мы слезли с лошадей. Я повел ее к какому-то полуразвалившемуся трехэтажному дому. По дороге ее бедро снова обжигало мой бок. Теперь у нее уже были каштановые волосы, распущенные по плечам. Вообще, она явно менялась в лучшую сторону. Я толкнул тяжелую дверь подъезда. Навстречу выскочили две кошки и исчезли в тумане.

- Пойдем наверх.

В подъезде было совсем темно, пахло котами, сыростью, но здесь все же теплее, чем на улице. Теперь уже я вел ее, дрожащую и испуганную, натыкаясь на паутину, пыльные перила и чугунные решетки. В доме, слава Богу, все спали.

Наверху, у двери на чердак, я ощупью нашел теплую батарею.

- Иди ко мне, - и наши губы слились в поцелуе. Я посадил ее на батарею и, продолжая пить ее рот, начал расстегивать кофточку. Все эти подробности особенно необходимы для читателей школьного возраста с методической точки зрения.

- Мне холодно, подожди чуть-чуть.

Тогда я стал согревать свои замерзшие пальцы на батарее, она гладила мои волосы и молчала. Потом я смог довольно быстро расстегнуть ей сзади лифчик и взял в ладони ее прелестные маленькие груди. Почему-то некоторые девушки думают, что чем больше, тем лучше, пытаются даже их увеличить, но это, по-моему, большое заблуждение. Она мне правда очень нравилась - тихая, покорная и страстная. Скоро она уже закрыла глаза, открыла рот, выгнула спину и протянула мне свою левую грудь. Я поцеловал ее и стал облизывать ее языком. Она закинула голову назад и закусила губы. Тогда я стал гладить ей спину и постепенно пробирался все дальше и дальше, отыскивая верхнюю резинку трусиков. Она подняла ноги так, что ее колени оказались у меня почти у плеч, и я смог спустить ей чулки и трусики. Совсем раздеваться в этой ситуации было бы неразумно.

Конечно, в этом вонючем доме было гораздо теплее, чем на кладбище, там у меня просто зуб на зуб не попадал, и ботинки были мокрые. Вообще, я заметил, что в холодное время года найти укромное место для такого дела гораздо труднее, но от этого желания только увеличиваются. Я продолжал ласкать мою герцогиню всеми возможными способами, а она тем временем расстегнула мне джинсы и освободила рвавшегося на свободу несгибаемого революционера. Мимо шарахнулась еще какая-то кошка. На улице послышался дикий визг. - Вставь в меня, пожалуйста, - спокойно сказала она, обняла меня ногами и притянула меня к себе. Этот момент я всегда стараюсь оттянуть как можно дальше. Но теперь медлить уже было нельзя. Я провел руками по внешней стороне ее бедер и нашел кончиками пальцев ее влажные нижние губы, слегка раздвинул их и подвинул ее всю ближе к себе. Она осторожно прижималась ко мне ногами, терпеливо ожидая, пока я смогу заполнить ее всю до конца. Мы стали тихо двигаться. Я держал ее руками за попу, я она сидела на мне верхом, я чувствовал весь ее сладкий вес, прижимая ее всю к себе, раскачивая ее за ноги и прижимая ее спиной к стене. Не помню, долго ли смог я вынести это сладостное испытание, но в конце мне уже казалось, что дикие кошки вопят совсем рядом, или это кричала моя королева.

Обессиленные, мы свалились на подоконник. Где-то внизу послышался лязг замочной скважины, шарканье тапок, и такой же скрипуче-шаркающий голос старухи произнес:

- Васька, а Васька, а ну марш домой, стервец ты эдакий, опять Элеонору накрыл, сколько раз я тебе говорила, не трогай ты эту дуру, а то Марь Иванна ругается, Васька! А Васька!

Хлопнула дверь подъезда, Васька мяукнул, потом хлопнула вторая дверь, и все стихло.

В окно еще светили звезды, наши лошади внизу заржали, зовя нас в путь. Я схватил принцессу на руки и понесся вниз, чувствуя себя Васькой или Мурзиком. Принцесса тоже мурлыкала.

- Хочешь превратиться в мартовского кота? Представляешь, сколько кругом пушистых гибких кошечек, и всем им очень хочется, чтобы ты им вставил ночью, да еще по несколько раз!

- Так они меня всего выпьют.

- Ну, тогда поехали дальше.

Рядом с Консерваторией в кирхе светились окна. Голоса хора, наполняя готические кирпичи, приподнимали здание над землей, и она парило над утренним туманом, слегка покачиваясь в разные стороны. Я тоже покачивался в седле.

- Никак не пойму, то ли тебя подменили, то ли ты успела срочно покрасить волосы, ведь вначале ты, кажется, была блондинкой.

- Да, но вначале тебе казалось, что мы вообще существуем в природе по-настоящему, а теперь вот даже и мне непонятно, когда это все происходит.

Мимо проплелся в Министерство какой-то заспанный серый чиновник в цилиндре и с тростью.

- Честно говоря, брюнетки мне нравятся больше, они контрастнее и ярче.

- Хочешь, я превращу тебя в попугая, и будешь жить с разноцветными по-пугайками?

- А они разноцветные или скучные, как курицы?

- Вот когда станешь попугаем, тогда и определишь, скучные или нет.

- Нет уж, спасибо, я и так уже превратился в какого-то живого покойника, чуть было кот в меня не залез, а тут еще какие-то попугайки.

Плохая, кстати, у меня гайка на тормозном цилиндре, не отвернешь ее просто так, и тормоза не прокачивал уже лет сто. Все-таки непонятно, или мы сто лет назад идем по улице, или сейчас. Дома-то вроде не изменились, ведь на Герцена мало что порушили. В какой склеп попадем мы на этот раз?

Моя спутница остановилась у последнего перед Манежем дома с высокими тяжелыми дверьми. Студенческий клуб МГУ, или университетская церковь.

- Знаешь, я страшно люблю вот после такого кутежа, после безобразного разврата прийти на заре в храм и простоять на коленях два часа в жаркой молитве.

- Слушай, но ведь все внутренности перестроены, вместо алтаря - эстрада, там, наверное, сейчас отплясывают полуголые студентки, а за кулисами просто бордель.

- Это мы сейчас посмотрим, храм там или бордель.

Привязав лошадей к телефонной будке, мы вошли внутрь. На вахте сидел какой-то хиппарь с длинными сальными волосами и в плейере. Взглянув на него, мне показалось, что внутри его головы поместился небольшой станкостроительный комбинат, металлургический заводик и мясоперерабатывающее объединение. Рабочие вначале никак не могли загнать в его мозжечок стальную балку, но после примерно двадцати ударов грунт поддался и балка пошла легче. Чувствовалось, что у фрезеровщика сегодня день рождения, настроение приподнятое и работа дается легко. Да и у сталеваров дела идут неплохо, только что отлили десятитонную чугунную чушку и скинули ее в пищевод. Что уж говорить про тружеников пищевой промышленности! Бойня хряков шла полным ходом. Счастливый визг, похрюкивание свинины раздавались во всех углах и закоулках прямоугольного, в сущности, помещения черепной коробки вахтера. Все-таки надо отдать должное современной молодежи - она бережет слух окружающих и старается спрятать все отходы внутрь своей головы. Я и сам люблю нечто подобное, но никогда не стал бы одевать на себя этот прибор.

Кстати, а Вы читали описание джаза в Кратком музыкальном словаре 1955 года издания (МузГиз, тираж 25000)? Там цитируется товарищ Горький, написавший, между прочим, специальную работу под названием "О музыке толстых":

"...точно кусок грязи в чистейшую прозрачную воду, падает дикий визг, свист, грохот, вой, рев, треск, врываются нечеловеческие голоса, напоминая лошадиное ржание, раздается хрюканье медной свиньи, вопли ослов, любовное кваканье огромной лягушки, весь этот оскорбительный хаос бешеных звуков подчиняется ритму едва уловимому, и, послушав эти вопли минуту, две, начинаешь невольно воображать, что это играет оркестр безумных..."

Естественно, "в СССР музыка буржуазного джаз-банда не привилась". Да, не зря поставили товарищу Горькому памятник рядом с вокзалом. И окружение у него подходящее.

Вот кого бы мне хотелось послушать, так это Армстронга. Его низкий голос рождает во мне ощущение мудрой и грустной улыбки, ну почти как у Моисея из песни "Let My People Go".

- Он только что был в соседней комнате.

- Ну, это уже слишком, может, ты спутала его с Полем Робсоном?

- Кого, Моисея?

Вахтер остался позади, мы свернули налево и спустились в небольшой коридорчик со сводчатым потолком. На дверях висели вывески: "Администратор", "Хор", "Английский", "Мужской", "Фортепиано", "Женский". Хорошо жить студентам, все главные желания сразу исполняются!

Мне лично понравилась дверь без вывески, и я, не задумываясь, толкнул ее.

Глаза долго не могли привыкнуть к темноте. Постояв несколько минут без движения, я, наконец, смог различить вокруг себя несколько согнутых в одну сторону молчаливых фигур. Прислушавшись, я уловил какой-то шепот, скороговорку, звяканье далеких колокольчиков и шелест страниц, но собрать куски слов в разумные фразы мне пока не удавалось. В темноте у меня скоро закружилась голова, я потерял равновесие и упал вперед на колени, подставив вперед руки. Оказалось, что все остальные стояли примерно в таких же позах. Ладонями я попал во что-то холодное и скользкое и поспешил сразу же вытереть руки об штаны.

Вдруг далеко впереди осветился проем двери, и лицом к нам вышел человек в высокой шапке, закрывая от ветра дрожащий огонек свечи. Все облегченно вздохнули и поползли на коленях вперед. Но человек тут же повернулся ко всем спиной и тоже упал вперед на колени. Он стал что-то говорить тоже скороговоркой, все стали повторять, а потом выстроились в цепочку и поползли к главному пошептаться о чем-то своем наедине, чтобы другие не слышали. Поговорив с ним несколько секунд, каждый протягивал руку и складывал что-то в широкую чашу, а в ответ человек в шапке рисовал в воздухе пальцами одну и ту же фигуру. После все по очереди отползали куда-то налево и исчезали в темноте. Наконец, в очереди остался один я и решил тоже подползти к человеку в шапке. Что привело тебя ко мне, сын мой?

- Честно говоря, не знаю, как это все получилось.

- Зачем же пришел ты сюда нарушать наш покой и тишину?

- Никак не могу понять, куда я попал и что будет дальше.

- Дальше опять будет борьба добра со злом, но победит все же добро. А попал ты сюда по велению свыше, и служишь проводником Жребия.

- Какой же жребий выпадет мне дальше?

- Частично это зависит от твоего согласия, но в конечном счете Жребий всегда выпадает, куда нужно и кому нужно.

- Я согласен на любой жребий, лишь бы моим близким было хорошо.

- Такие люди нам нужны. Что ж будем считать, что мы обо всем договорились. Время от времени мы будем встречаться и обсуждать детали нашей работы.

И тут я заметил поразительное сходство человека в шапке с ваганьковским графом и чиновником из министерства, которого мы встретили на улице. В этот момент граф дунул на свечу, комната погрузилась во мрак, моя спутница схватила меня за руку и потащила куда-то вправо. Я только успел заметить, что в противоположную сторону исчезали люди из очереди. Значит, у меня особое задание. Может быть, я уже продался дьяволу, или этот момент еще не наступил?

Каждому хочется кушать, да еще если дома голодная семья, пойдешь на все ради куска хлеба. Пока вроде я никого не убил, не ограбил, и то слава Богу! Конечно, убийцей и вором как-то не хочется быть. Если уж продаваться, то честно и подороже, чтоб уж уважали твой труд, и ты мог бы сам что-то решать. Вот один мой дружок устроился недавно в одну контору, так его там все по имени-отчеству называют, в гардеробе пальто подают, по праздникам - подарки всякие, все время советуются с ним по всяким важным вопросам, но уж он-то не халтурит, пашет на всю железку, и очень доволен таким соответствием его сил, способностей и зарплаты. Все честно!

Но мне-то попалось явно что-то темное. Вечно я влипаю в дурацкие истории. Кто, например, мне поверит, что Пушкина видел? Поддал хорошо, скажут, и уснул рядом с памятником. Ну ладно, а Чайковский? - И про него туда же, "все спьяну", и не докажешь им ничего.

- Докажешь, докажешь, - прошептала моя герцогиня. - Очень скоро всем все докажешь, не волнуйся, мой милый.

Все-таки приятно слышать такую уверенность от любимой женщины. Жена такого не скажет! "Какая от тебя польза, кусок идиота!"

Наконец, после долгой винтовой лестницы и запутанных переходов мы очутились на крыше дома у Никитских ворот. Над Москвой начинался рассвет. Внизу, вдоль тротуара, поехали уборочные машины. На скамейках досыпали редкие бомжи. Спортсмен легкой рысцой шуршал по гравию Суворовскиго бульвара. Прогудел первый пустой троллейбус в сторону Арбата. Небо было таким же высоким и ясным, как вчера вечером, только теперь уже над Кремлем вначале розовым, а потом красным и желтым.

- Ты сегодня родился заново, мой милый, - и она поцеловала меня в щеку.

- Пора уже домой, дорогая!

- Да, вид у тебя помятый, но ничего, зато не зря съездил. Вот и солнце, скоро детям в школу.

Моя машина стояла внизу у подъезда. До дома я доехал довольно быстро, улицы были еще свободными. Бак оказался полным, когда я успел его заправить, не пойму. В кармане я обнаружил стодолларовую бумажку. Вот жена-то обрадуется!

Глава 4

Задание колдуна

Если Вам приходилось когда-нибудь возвращаться рано утром в родной дом, Вы, конечно, поймете мои чувства. Я медленно въехал в наш маленький дворик. Собаки, узнав знакомую машину, радостно подбежали ко мне, помахивая хвостами. Заперев дверь, я посмотрел на окна нашей квартиры. Занавески не шевелились, но я знал, что там, под теплыми утренними одеялами, спит моя семья. Из соседнего подъезда вышел, зевая и потягиваясь, утренний физкультурник делать зарядку. Молодец, встал в такую рань! Было часов шесть утра.

Медленно понимаюсь пешком на третий этаж, осторожно открываю замок и...в лицо ударяет родной запах котлеток и хлеба. Все конечно, еще спят, хотя скоро уже всем надо просыпаться. Я сбрасываю с себя холодную одежду и забираюсь к жене под одеяло. Она спит, как всегда, на боку, свернувшись калачиком, укрывшись одеялом до ушей, на улице только косичка и холодный нос. Я прижимаюсь ногами к ее горячей попе. Она мычит.

- Какая ты тепленькая!

В ответ опять мычание. Тогда я кладу ледяную руку на ее теплое плечо. Она вздрагивает и пытается сбросить мою руку. Ладно, пускай поспит еще чуть-чуть. Я ложусь на спину, вытягиваю ноги и закрываю глаза. Господи, как хорошо дома на родной кроватке! Постепенно тепло волнами захлестывает меня, и я засыпаю так крепко, что еле слышу будильник, торопливые сборы в школу, звяканье ложек в чашках, хлопанье дверей в ванне и туалете (раз сто), и, наконец, последний хруст запирающего дверь ключа. Можно еще поспать...

На самом деле все было, к сожалению, совсем не так. Когда я открыл дверь, в лицо неожиданно ударил холодный утренний воздух, теплом даже и не пахло. Войдя внутрь, я остолбенел. Вместо родной квартиры со всей обстановкой кругом были лишь голые стены. Пройдя по комнатам, я обнаружил открытые окна, сквозняки и даже выкрученные лампочки. Куда же делись дети, жена? Конечно, они могли пойти ночевать к родственникам, я бросился к телефону, но провод был оборван, и трубка куда-то делась. Ну хорошо, если они у родственников, то оставили хотя бы записку, или жена обиделась на меня, что я не пришел ночевать, и решила мне отомстить таким образом? Но где же тогда вся мебель? Где пианино "Родина", которое продал мне один друг, уехавший в Америку, где стенка, кровати, картины, игрушки, так любовно расставленные по разным углам? На месте холодильников и шкафов на стенах кухни остались незакрашенные квадратные следы - это я во время последнего ремонта поленился их отодвинуть.

Даже обои были оборваны везде, где только можно. Может быть, жена решила сама сделать новый ремонт? Откуда она тогда взяла деньги? Может, в конце концов, я ошибся адресом? Но почему же тогда ключи подошли? Я решил осмотреть все более внимательно.

Но и смотреть было особенно нечего - потолок, пол и голые стены. В ванной все осталось по-старому - раковина, трубы, ванна, но ни полотенец, ни зеркал, ни всех наших вещей не было. В туалете, пожалуй, было меньше всего изменений, только бумага кончилась. Китайские акварели из старого календаря настраивали на философский лад. Оставалась кладовка. А может, все эти метаморфозы связаны с моими ночными приключениями? Может, это проделки двойника?

За семью я особенно не волновался - если бы что-то случилось, здесь была бы уже милиция, родственники, раз все тихо, значит они просто ночуют в другом месте. Попозже позвоню им. Я открыл дверь кладовки, и меня ожидал новый сюрприз. Хотя чему было удивляться после вчерашнего?

Вместо кладовки за дверью сразу начиналась черная винтовая лестница. Вот уж о чем я никогда раньше не знал, так это о том, что из нашей кладовки можно попасть в какое-то другое место. Дом у нас кирпичный, построен недавно, когда же успели сделать потайную лестницу? Может быть, так захотели соседи? Придется спуститься вниз и узнать, что же находится в конце этой лестницы. Через несколько минут этого низвержения в Мальстрем у меня закружилась голова, и я остановился передохнуть. Света на этом уровне было уже довольно мало. Внезапно порыв сквозняка захлопнул верхнюю дверь, все погрузилось во мрак и сверху неожиданно загремели чьи-то шаги. Я страшно испугался и бросился вниз изо всех сил. Пулеметная очередь шагов моего преследователя сливалась с моими шагами, и у меня было ощущение, будто я стою между двумя железнодорожными путями, и по ним в разные стороны несутся товарняки. Вот и попал в родную квартирку! Глубина моего погружения между тем давно стала ниже подвала и, наверное, теперь уже приближалась к метро. Железные перила были внизу теплее.

Скрипучий голос сверху прокричал:

- Стойте, стойте, дальше нельзя спускаться, там лестница обрывается, подождите, пожалуйста, меня, я покажу вам правильную дорогу в ...

Я остановился, чтобы услышать конец фразы, но грохот шагов заглушил последние слова моего охотника.

- Подождите еще минутку, куда же вы так понеслись, я совсем за вами не успеваю, а мне так нужно вам все объяснить и рассказать.

Может, он знает, куда делась моя семья? Шаги гремели все ближе и реже, видимо, это был уже пожилой человек, скоро я уже слышал его шумное дыхание.

- Ну вот, осталось четыре ступеньки, слава Богу, огонь не потух от сквозняка, куда же мы с вами успели спуститься?

Рядом со мной оказался очень странный старик в длинном черном халате с вышитыми на нем золотыми звездами, знаками зодиака, руническими символами, прямо как на портьере синей комнаты в Ваганьковском клубе. На голове его был высокий, наверное, метр длиной, бордовый колпак, тоже украшенный неведомыми мне рисунками. Лицо закрывала длинная борода, большой нос сгибался в букву С, а глаза под густыми зелеными бровями отражали дрожащее пламя свечи. Поднеся огарок к стене, он осветил маленькую деревянную дверцу, окованную железом в старинном духе.

- Ну вот, все-таки мы с вами вовремя остановились.

Пыхтя и звеня какими-то причиндалами, старик выудил из-под полы связку ключей, долго перебирал ее, щуря глаза, и, наконец нашел нужный ключ.

- Я вам не давал еще этого ключика?

- Да нет, такого мне вроде не попадалось.

- Ах да, я и забыл.

Он повернул ключик в скважине четыре раза, толкнул дверцу и сказал:

- Милости прошу в мой кабинет.

Мы очутились в просторном помещении с арочными потолками, сложенными из больших камней, в середине которого стоял дубовый стол, заваленный всяким хламом, напротив стола - камин, который хозяин сразу принялся разжигать.

- Люблю, знаете ли, тепло на старости лет.

Я принялся осматривать комнату, все-таки интересно, как раньше жили люди. Вокруг стола было расставлено несколько старинных прямоугольных стульев с высокими резными спинками и подлокотниками в виде львов, на стенах висели гобелены в темно-красных тонах, в углу, конечно, тяжелый сундук, покрытый засаленным бархатом, гобелен над сундуком изображал дичь и сцены охоты. В другом углу тикали высокие напольные часы с большим медным маятником и двумя цилиндрическими гирями, цифры римские, послушать бы их бой! Напротив стояла фисгармония с открытой крышкой, двумя бело-черными клавиатурами, на подставке я заметил открытые ноты, два сильно подтекших подсвечника, и, наконец, вдоль стены напротив камина до самого потолка простирались книжные полки. Рядом с полками даже была небольшая приставная лесенка, чтобы доставать книги сверху. На черном каменном полу в середине лежал рваный ковер. К счастью, ни телевизора, ни телефона нигде не было. По краю ковра смешно вышагивала черепаха, высоко поднимая лапы, как на параде, несколько пауков шевелились в темных местах - вот в такой изысканной обстановке мне бы хотелось провести остаток своей жизни!

- Да, никто из живущих сейчас на том свете, я имею в виду, на вашем, не догадывается, что попасть сюда ничего не стоит. Действительно - потайная дверца, пара ступенек в темноте, ключ - и вы попадаете в совершенно иной мир. Правда, мало кто к этому и стремится. Вот вы, например, встаете утром с тяжелыми мыслями о хлебе насущном, где бы чего достать, где бы подзаработать, как бы сэкономить лишнюю копейку, а потом опять нужда, и никакой надежды на сытую богатую жизнь. Что же тут хорошего? Только появилось немного денег, раз - и они уже все потрачены, и снова нужно их где-то искать, бегать, суетиться, неделю, месяц, десять лет - и всю жизнь, и что потом?

- Дети же кушать просят, и зимой без одежды холодно, и гостинец на праздник нужно.

- Я понимаю, я понимаю. А я вот решил жить один. Все теперь зависит только от меня, никто не мешает, и я спокойно могу продолжать свою важную работу. А работа у меня необыкновенная и очень интересная, потому что каждое стоит на своем месте, место найти легко, и сразу об этом можно все узнать, возьмем, например, вот эту книгу и раскроем на странице 367.

Старик схватил первую попавшуюся ему на глаза книгу, достал очки и принялся читать:

- Петровский Евгений Павлович, 1731- 1790 годов, село Бровки Тверской губернии, крестьянин, женат один раз, четверо детей, любил блины, рыбалку, хорошо плотничал - этим все сказано, ведь больше про него ничего известно и не было.

Он прочитал еще несколько подобных кратких биографий. Я слушал, зная, как нехорошо перебивать старших, и даже поддакнул: - Да, это очень, очень интересно и важно, ведь каждый из нас умрет, и что можно будет сказать про него? Вот если бы каждый написал о себе хотя бы страничку, вам было бы гораздо легче.

- Вот я вас и прошу, голубчик, сделайте милость, напишите мне что-нибудь про всех ваших, кого знаете, и мне будет хорошо. Начните с раннего детства, помните ли кого-нибудь? Близкие, детский сад, потом школа...

- Обязательно, обязательно! - с жаром согласился я, чтобы не обидеть старика, - это действительно очень важно, все эти мелочи, простые и великие люди, и про каждого, про каждого - хоть два слова, чтобы не забыть, а сколько я уже забыл, на имена у меня плохая память, что же делать, может, кто-нибудь другой помнит? Мне тоже надо завести такую большую книгу с алфавитом, и все туда записывать, записывать, а потом добавлять, что-то исправлять даже, мало ли какая ошибка выйдет, хочется, чтобы не было путаницы и ерунды.

- Давайте, давайте, голубчик, и начните прямо сегодня!

- Да?...

- Да, вот возьмите ручку, запасные стержни, книгу заведите потолще, и записи делайте аккуратно, чтобы другие могли прочитать. Помнится, в тринадцатом году, шестого октября, я проснулся очень рано, хотя до этого поздно лег, потому что был в гостях, и сразу оделся и выглянул в окно. Было довольно холодно, и я увидел, как из подъезда вышел красивый такой мужчина в длинной шубе, с усами и в сапогах. Тогда, знаете ли, носили крепкие такие высокие сапоги из толстой кожи, чтоб ноги не промокали, и вот он вышел из подъезда, а я пошел выпить чашку чаю, чтобы прочистить с утра горло, за ночь-то пересохло... Старик увлекся рассказом, а я, пятясь задом, направился к двери, нащупал ручку и тихонько вышел на лестницу. Вот так всегда - мечтаешь поговорить, услышать что-нибудь замечательное, прочитать какую-нибудь новую интересную книгу, - а потом оказывается, что где-то все это ты уже слышал или читал, и уже смотришь, сколько страниц и минут осталось до конца, ведь примерно уже знаешь, чем все это кончится, а Вы, кстати, уже догадались, чем все это кончится?

Старик всучил мне между делом какую-то толстую книгу "в качестве образца". Когда я уже приближался по лестнице к свету, на обложке проступили буквы, написанные от руки синими чернилами: "Книга Учета", и ниже: "Книга Разврата". Наверное, записи вел какой-нибудь другой придурок о своей бесценной для человечества жизни. Но о чем еще могут мечтать мертвые, если не о своем бессмертии в памяти живых?

Я открыл первую страницу, потом перевернул еще несколько. Книга состояла из разноцветных листков, исписанных разными почерками, видимо, разных авторов, но старик почему-то сложил все записки в одну кучу. Вернувшись в пустую квартиру, от нечего делать я принялся перелистывать этот бред. с утра горло, за ночь-то пересохло...

Старик увлекся рассказом, а я, пятясь задом, направился к двери, нащупал ручку и тихонько вышел на лестницу. Вот так всегда - мечтаешь поговорить, услышать что-нибудь замечательное, прочитать какую-нибудь новую интересную книгу, - а потом оказывается, что где-то все это ты уже слышал или читал, и уже смотришь, сколько страниц и минут осталось до конца, ведь примерно уже знаешь, чем все это кончится, а Вы, кстати, уже догадались, чем все это кончится?

Старик всучил мне между делом какую-то толстую книгу "в качестве образца". Когда я уже приближался по лестнице к свету, на обложке проступили буквы, написанные от руки синими чернилами: "Книга Учета", и ниже: "Книга Разврата". Наверное, записи вел какой-нибудь другой придурок о своей бесценной для человечества жизни. Но о чем еще могут мечтать мертвые, если не о своем бессмертии в памяти живых?

Я открыл первую страницу, потом перевернул еще несколько. Книга состояла из разноцветных листков, исписанных разными почерками, видимо, разных авторов, но старик почему-то сложил все записки в одну кучу. Вернувшись в пустую квартиру, от нечего делать я принялся перелистывать этот бред.

Глава 5

Книга учета. Книга разврата. Из рукописей, найденных на месте крушения корабля "Адмирал Нахимов". Записки Багрова-внука.

6 июля 1974 года из Ялты в Стамбул вышел пароход "Адмирал Нахимов". Матрос в дырявой тельняшке снял конец с огромной чугунной тумбы. За кормой "Адмирала Нахимова" всплыли несколько больших пузырей, корпус парохода дрогнул и стал медленно отваливать от берега, упираясь носом в старые камеры, развешанные вдоль пирса. Затем два черных буксира, выпустив немилосердно большие клубы дыма, принялись выталкивать бандуру за мол.

Вот она - мечта жизни - белый пароход, три палубы, каюта с двумя иллюминаторами и все прочее, связанное с Островом сокровищ и Наутилусом. Солнце лениво подбрасывало куски масла на сковородке залива, масло шипело и ныряло вглубь, а потом снова всплывало наружу. Прислонившись щекой к горячим стальным поручням, я прощался с пионерским лагерем "Алушта" и вспоминал месяц, проведенный в третьем отряде.

Самое сильное впечатление оставил, конечно же, фильм "Золото Маккены" с индейцами, ковбоями и двумя голыми женщинами. Сеанс проходил в летнем открытом театре под стрекот сверчков. Черное небо было усыпано тяжелыми южными звездами. В кармане было еще целых две сосательных конфеты, сворованные из девчачей палаты. На задних рядах целовались старшие пионеры с пионерками. Уже через пятнадцать минут после начала сеанса мне страшно захотелось писать.

- Посторожи место! - сказал я Валерке и побежал к ближайшему кипарису, где уже стоял такой же товарищ. Крымские горы оглашались дикими криками индейцев, пальбой и конским топотом. Непонятно было, кто кого любит, но это было не так важно.

- Некомпанейские вы люди! - фраза, запавшая в память на всю жизнь из уст плохого, наглого ковбоя Билла, предлагавшего всем купаться голыми.

Хороший, скромный ковбой Джон бросился в ледяное озеро прямо с горы в штанах и рубашке, чтобы постирать их заодно, и тут сквозь мутную воду все мы в первый раз в жизни увидели голую индианку, которая так и липла к бедному Джону, не давая ему всплыть на поверхность и глотнуть воздуху. Вначале мне даже показалось, что она хочет утопить или задушить его. У ней было все видно, и даже спереди! Правда, не очень резко, но волосы внизу живота все-таки были видны, и она вся прямо извивалась змеей, чтобы схватить его крепче. Потом, лет через двадцать, я узнал, что Джону в этом фильме было лет шестьдесят, и меня постигло жестокое разочарование.

Но тогда мы были страшно довольны. Сколько я видел фильмов и картин, где голых теток показывают сзади - подумаешь! ведь никакой разницы, если смотреть сзади, не чувствуется, - а вот спереди показывали в первый раз. Все пионеры затаили дыхание, а она все липла к нему и липла. За день до фильма мы соревновались - кто дольше просидит под водой, и сейчас я вместе с Джоном чувствовал, как все плывет перед глазами, начинает звенеть в ушах и хочется скорее добраться до поверхности.

Еще был классный фильм "Пятьдесят на пятьдесят". Ничего про него не помню, кроме конца, когда усталый, но счастливый советский разведчик, перебив всех американских шпионов, идет под дождем из самолета, или это уже было в "Мертвом сезоне", и сразу так сильно захотелось домой, в Москву.

Раз в неделю мы залезали на горку и подсматривали в девчачью баню, но ничего не было видно, один пар и визги, хотя мы очень старались.

Правда, однажды я так наелся черешни прямо с дерева за забором, что не вылезал из сортира целый день. Чуть было не получил холеру. Еще почему-то очень ценилась на вкус "Детская" зубная паста, которую мы пожирали вместо обеда целыми тюбиками. Вот и весь пионерский лагерь.

То ли дело плавание на пароходе! Я спустился в нашу каюту, где моя бабушка уже читала газету. Я решил сразу же пойти исследовать корабль дальше, но тут в каюту вошла загорелая девица, улыбнулась и сказала:

- Привет, я - Оксана с Одессы.

Она скинула туфли, вскочила на нижнюю койку и принялась запихивать вещи на антресоли, открывая длинные крепкие ноги, так что я даже успел увидеть кусочек белых трусиков в самом верху. Это было так сладко и заманчиво, хотя я из-за своего возраста не мог ей быть особенно интересен, что я прямо прилип к своему месту.

Дверь хлопнула, и в каюте остался волнующий запах.

Ужин давали в корабельном ресторане, украшенном зеркалами в деревянных оправах. Меню на четырех страницах включало неведомые блюда. Шипучий лимонад извергался из стакана облачком холодных щекотящих пузырьков, и еще было два эклера с шоколадным кремом. Потом я сожрал целую миску пьяной вишни до судороги во рту, когда тяжелый язык уже еле поднимался, прижимая очередную косточку к распухшему небу.

Вид вкусной еды после месяца в пионерском лагере мутил голову. Остановиться было невозможно. Малосольные огурчики, свежий мягкий хлеб с хрустящей корочкой, жареная картошка, салат...

Верхняя палуба отбрасывала свет на черные теплые волны, вдалеке горы Крыма сливались с небом и морем, береговые огни плавно переходили в звезды, и горизонт можно было определить только по мигающему маяку. Наверное, отсюда я бы уже не доплыл до берега, и как страшно, когда вода такая черная-черная, и со дна всплывают к поверхности колючие скользкие твари и затягивают вниз, опутывая руки и ноги холодными щупальцами. И всегда, заплывая на глубину, я ждал эти холодные щупальца, присоски, акульи зубы и прочую склизкую дрянь. Особенно страшно было купаться ночью голым, когда, казалось, рыбы должны были обязательно напасть на открытый и беззащитный кусочек тела, который от холода совсем морщился и убегал внутрь моего тела. Оксана танцевала, обнявшись без всякого стеснения с каким-то матросом, чуть не падая вниз. На танцах в пионерлагере мы с завистью смотрели на старших пионеров, которые приглашали девиц из средних и своих отрядов и запросто обнимали их так, будто играли в пионербол. Стоит, например, какая-нибудь девчонка одна, подходишь к ней, - и смело сразу берешь ее за талию, а она кладет руки тебе на плечи, и ты чувствуешь ее тело сверху до низу, - представлял себе я. Пора было уже спать, я спустился в каюту, разделся, открыл зеленый иллюминатор и тут же уснул на своей верхней полке, охваченный первыми морскими впечатлениями. Во сне я случайно ударился головой о стенку, поглядел вниз и похолодел: на нижней полке лежала совершенно голая Оксана.

Сон тут же пропал, мысли мчались, спотыкаясь о непонятно почему мешающий лежать на животе орган. Она, конечно, была не совсем голая, но только чуть прикрылась простыней, под которой легко угадывались все тонкости ее горячего тела.

Я решил тут же скинуть с нее простынь. Важно было только не разбудить при этом бабушку, спящую на другой нижней полке совсем рядом. Оксана лежала с закрытыми глазами.

Взглянув по сторонам, я обнаружил тяжелое одеяло и бросил его вниз с таким расчетом, чтобы оно стянуло с горячей незнакомки последнюю защиту. Стащить простынь руками я боялся, ведь бабушка может проснуться в любую минуту. Естественно, фокус с одеялом не удался, я позорно промахнулся, и одеяло упало в проход. Вот беда-то! Других предметов под рукой не было. Между тем шов посреди трусов больно врезался в меня, и я быстро сдвинул его в сторону. Оксана тем временем повернулась лицом к стенке, укрывшись тонкой простынкой почти до ушей. Это было почти поражение. Как же теперь перевернуть ее на спину, не дотрагиваясь до нее руками? Ведь так мне совершенно ничего не было видно! Я уткнулся в свою подушку, лихорадочно пытаясь что-либо придумать. Может, затаиться и подождать, пока она сама перевернется? Но тогда можно проспать этот момент, и будет поздно. Может, позвать ее, она не поймет во сне, кто ее зовет, и, может быть, ляжет потом на спину, но тогда может проснуться и бабушка.

Тогда, набравшись храбрости, я решил слегка толкнуть ее за плечо, а потом быстро вскочить назад на свою полку. Она проснется, ничего не поймет, и опять уснет, но уже, вероятно, лицом ко мне. Я тихо спрыгнул с полки, присел на корточки в проходе, чтобы меня было меньше видно, и стал тихонько трясти ее за плечо. Она не шевелилась. Спит как убитая! - обрадовался я. Вдруг, вся еще во сне, она перевернулась на другой бок, свесила руку вниз и наткнулась как раз на мою коленку. Ее рука скользнула вдоль моего бедра. Простыня сдвинулась вниз, и я впервые в жизни увидел так близко женские груди, блестящие коричневым шоколадом в сумраке душной каюты. Она даже пододвинулась к краю постели, ее грудь оказалась совсем рядом с моими глазами. Все это происходило как во сне, по крайней мере, глаза у нее были закрыты и дыхание было ровным и спокойным. Валерка бы не поверил, что мне так повезло!

В этот момент бабушка чихнула, Оксана завернулась в простынь и снова повернулась к стене, я вздрогнул и пулей вылетел из каюты, подтягивая трусы. Писать хотелось страшно, я еле сдерживался. Шлепая босиком по гулким лестницам, я, наконец, выбрался наружу и нашел рядом укромное местечко. Танцы давно кончились, пассажиры разошлись по каютам, наверху было тепло и легкий ветерок наполнял ноздри соленым запахом моря. Не успел я перевести дух и обдумать случившееся, как вдруг в тишине ночного моря откуда-то донесся пронзительный крик, будто где-то дико мяукнула и захохотала большая кошка. Потом все опять стихло. Корабль легко резал черную воду, оставляя за собой длинную белую полосу.

Иногда ночью в московской квартире я слышал такие вопли, вскакивал с постели, смотрел в окно на темную улицу, ища бандитов, но ничего не было слышно, скоро крик повторялся, но на улице опять никого не было видно, и милиционеры не бегали под окнами. Потом я догадался, что это вопили дикие мартовские кошки, гоняясь друг за другом, только было очень странно, что их крики так похожи на крики нашей воспитательницы из продленки, когда она собирала детей на обед в школьном дворе.

На верхней палубе прямо надо мной хлопнула дверь, кто-то тяжелый стал спускаться вниз по лестнице. Вспомнив, что на мне только одни трусы, я решил вернуться в каюту, тем более что уже скоро начнется рассвет, и мне страшно хотелось спать. Койка Оксаны была пуста. В иллюминатор смотрела какая-то рыба и что-то пережевывала. Я залез наверх и тут же уснул...

Утром в ресторане мы оказались с Оксаной за одним столиком. - Куда же ты убежал, миленький, я так хотела...

"Что кончить?" - подумал я, заливаясь краской. На завтрак давали кусок ветчины, сыр, пол стакана сметаны, творог с клубничным джемом, глазунью из двух яиц и кофе с миндальным пирожным. "Может быть, это она о завтраке?" Но ее ветчина лежала нетронутая, я жадно глядел на нее, и потом она все-таки отдала ее мне.

За соседними столиками сидело довольно пестрое общество. Я разглядел две-три семейные пары, несколько пенсионеров с внуками. Оксана вертелась в разные стороны, делая вид, что делает это с безразличием, но видно было, что она кого-то ищет.

- Ты знаешь этого мальчика? - она указала на сидевшего рядом черноволосого парня лет двенадцати, немного старше меня, который надувался уже второй бутылкой лимонада. Было видно, что пить газировку с такой скоростью ему нелегко, газ бил в ноздри, глаза слезились, но он не сдавался и вливал в себя остатки "Буратино". Оксана фыркнула:

- Надулся как индюк.

У парня лимонад лился уже из ушей. На днях рождения это было обычное соревнование перед тихими нарядными девочками. Очередной спортсмен заглатывал полный стакан пузырчатого напитка, торжествующе оглядывал всех присутствующих, тут шипучая волна докатывалась до его глаза, появлялись слезы, и вся публика начинала торжествующе хлопать в ладоши и реготать, подбадривая очередную жертву углекислого газа.

- Он из пятой каюты, - солидно ответил я.

- А с кем он там едет?

"Кто это ей нужен, и так уже нашла себе кавалеров с полкорабля". Оксана опустила кончик языка в чашечку, пытаясь достать им кусочек сахару.

- Наверное, со своим папашей, который не дает ему ключ от каюты, а ведь ему уже, наверное, очень хочется отлить часть лимонада.

Оксана невинно посмотрела на меня, дотрагиваясь под столом своей коленкой до моей ноги. В нашей каюте досыпала моя бабушка, и туда возвращаться не хотелось. Честно говоря, после такой бурной ночи я был не готов к новым приключениям, и лучше было бы полежать на солнышке где-нибудь на верхней палубе, тем более, что корабль стало покачивать сильнее, и внутри меня пробуждалось неприятное чувство приближающейся рвоты.

- Кстати, тут есть одна моя подружка, может, пойдем, поиграем у нее в карты? - Оксана сняла одну туфлю и кончиками мокрых от жары пальцев дотронулась до моей икры. В карты я играл плохо, но решил согласиться, думая, что подружка Оксаны тоже будет ничего.

Вот во что я любил играть, так это в шахматы! Но девчонки не играют в шахматы. Обычно на пляже или в скверике я находил каких-нибудь старичков (другие встречаются реже), согнутых в симметричных позах над блестящими лакированными фигурками, через несколько минут мне становилось ясно, что я могу каждого из них обыграть, и я терпеливо усаживался рядом с ними, дожидаясь, когда меня пустят "на победителя". В душе мне был неприятен и тот, кто двигал белыми, и его противник, но я предвкушал поражение их обоих, их растерянный вид, трясущиеся руки, долгое бесполезное обдумывание в однозначных позициях и глупые коментарии, оправдывающие их ошибки. "Вот мерзкий, противный мальчишка, ах ты говнюк!" - наверное, будут они вспоминать свой проигрыш за ужином, когда настроение уже испорчено с утра. А я бы улыбался, ел мороженное и гордо молчал в течении всей игры.

Самое ужасное, что часто после двух или трех партии между собой, когда терпение мое уже подходило к концу, пора было уже идти домой, а мне все так и не удавалось сыграть с ними ни одной партии, эти старые пердуны вдруг собирали фигуры в отдельную коробочку, аккуратно складывали газетки, заботливо подстеленные на скамеечки, и уходили прочь, а я оставался с носом, так и не обыграв ни одного из них!

Оксана дернула меня за руку, и мы оказались на палубе под сильным ветром, кидавшем в лицо теплые капельки моря. Она посмотрела на солнце, ветер плотно облепил платьем ее фигуру, и я снова, как тогда ночью, увидел ее красивую грудь. Край глубокого выреза зацепился за запретную точку, и казалось, еще чуть-чуть - и на улице окажется все, что только можно. Мы нырнули в коридор. Она повела меня, как бы случайно, только от узости коридора, касаясь меня своими качающимися бедрами, к каюте своей подруги.

Она сидела одна на разобранной постели в изумрудном открытом купальнике и расчесывала длинные черные волосы. Заметив меня позади Оксаны, она фыркнула и принялась хохотать радостным бархатным смехом. Я покраснел от смущения все-таки разница в росте сильно действует, а я был почти на голову ниже их обеих, но подружка Оксаны внешне мне тоже понравилась. Наконец, бросив расческу и распустив волосы, она ласково улыбнулась, протянула ко мне руку и сказала:

- Меня зовут мадемуазель Полина, я так вас ждала, идите же ко мне скорее!

Оксана тоже развеселилась, уселась на другую койку, а Полина потянула меня за руку к себе. Я сел на разобранную постель и уставился на маленький столик, где валялись карты, пытаясь определить вид игры.

- Во что будем играть? - осведомился я, нахмурив брови. Они снова зареготали.

- В маленького кругленького дурачка, - сказала Полина, - тебе раздавать.

Я принялся медленно раскладывать карты. Девицы терпеливо следили за моими неумелыми движениями.

- Только мы играем на крупный интерес, - сказала изумрудная русалка. Она подмигнула Оксане. - Первый разочек сыграем просто так, а потом уже всерьез.

- Какой же интерес? - спросил я.

- Интерес будет для первого и последнего выходящего. В первой партии поцелуй, во второй партии - час наедине в запертой каюте, а в третьей - целая ночь.

- А что надо делать наедине? - наивно поинтересовался я.

- Ну и кавалер нам сегодня попался, не то что в прошлый раз! - и они опять засмеялись как резаные.

- Веселенькое дело, а что я скажу ночью бабушке?

- Скажешь, что тебя попросили сменить капитана, - сказала Оксана, давясь от нового приступа хохота. Полина на этот раз не смеялась, а вся залилась густой краской, даже коричневый загорелый живот стал еще темнее.

- Вы просто издеваетесь надо мной, - обиделся я.

- Не бери в голову, давай, начинай!

Довольно быстро я понял, что во всех партиях я останусь дураком. Они просто разыгрывают, кому я достанусь. Девицы невинно щебетали о новых купальниках, подкидывали под меня невесть откуда взявшиеся сильные карты, и я стремительно набирал в свою колоду всякую дрянь. Зачем надо было браться за эту дурацкую игру, ведь еще в пионерлагере я часто кукарекал на тумбочке, ползал под кроватью и кричал маленьким луноходиком. Целоваться пришлось с Оксаной. Она загадочно взглянула на меня, откинула свои каштановые волосы, покорно опустила руки и закрыла глаза.

- Я готова. - Она сжала губы, чтобы опять не рассмеяться.

- Только пусть Полина отвернется.

Полина уставилась в иллюминатор, закрыв лицо сбоку левой рукой, но сквозь пальцы она, конечно, могла все видеть.

Я весь покраснел и стал приближаться к мокрым дрожащим губам Оксаны. В голове зазвенело, корабль перевернулся и поплыл под воду, дыхания опять не хватало, Оксана обняла меня за шею своей горячей рукой, и я опять почувствовал легкий приступ морской болезни.

- Ну хватит, хватит, а то вы что-то увлеклись! - ревниво заявила Полина. Я уселся на место. Полина достала из чемодана кулечек маленьких соленых орешков, высыпала половину и протянула их мне. Эти орешки очень странные - съел один, уже хочется следующий, и так до тех пор, пока они все не кончатся, потом хочется пить, а потом - снова орешки, потом - снова пить, и опять орешки.

- А вы слышали сегодня ночью какие-то крики? - спросила Полина.

- Такой крик может быть только если тебе очень хорошо, - мечтательно протянула Оксана. "Странно," - подумал я.

- Мне соседка за столом сказала, что ночью в какой-то каюте долго веселились, потом вопили как резаные, а потом выяснилось, что из другой каюты пропали драгоценности - цепочка, серьги и еще что-то, - сказала Полина.

- Может быть, там тоже играли в дурака? - ляпнул я без всякой задней мысли.

Девицы переглянулись и озабоченно уставились на меня.

- Что ты об этом знаешь?

- Ничего, только я тоже слышал вопли какой-то кошки, кажется, у моего соседа есть черная кошка, он выпускает ее ночью погулять по палубе. Говорят, в трюме водятся здоровые крысы, но кошка еще никого не поймала, - сказал я, умолчав о ночном походе в туалет и о тяжелых шагах по лестнице, спугнувших меня.

Тем временем я снова остался дураком, и мне предстояло уединиться на этот раз с Полиной. Она прятала глаза.

- Ну, Оксана, ты иди наверх позагорай, а мы тут с моим кавалером поговорим дальше.

Разочарованная Оксана поднялась, накинула на плечи полотенце и вышла из каюты. Честно говоря, Оксана была мне как-то ближе, роднее, но Полина мне тоже нравилась.

- Хочешь еще орешков?

- Нет, теперь я выпил бы лимонаду, - низким басом ответил я. - Тогда расскажи, что ты заметил ночью после того, как убежал от нее. "Она, оказывается, все ей уже рассказала, вот сплетница," - подумал я про Оксану.

- Я совсем даже не убегал от нее, просто бабушка проснулась. - Глупенький, она тут же заснула опять...Ну ладно, ты, наконец, напился или нет? - она придвинулась ближе ко мне, так что ее горячее блестящее бедро прижалось ко мне. Я не знал, что делать, но на всякий случай решил обнять ее за талию. Ее изумрудный купальник едва прикрывал ее большие груди, который почти касались моей руки, а из-под маленьких трусиков выбивались черные курчавые волосы.

- Поцелуй меня, милый мальчик!

Дальше я помню плохо. Вначале мы целовались, Полина гладила меня по спине, потом погасила свет, завесила темным иллюминатор, толкнула меня на спину и легла сверху, впившись губами в мой рот. Нейлон купальника царапал мне шею, потом вдруг на мгновение она остановилась, расстегнула застежку, и я почувствовал ласковое прикосновение ее нежной кожи. Руки Полины все искали и метались по моему телу, я не мог оторваться от ее губ, потом я вдруг ощутил, что ее курчавые волосы щекочут мне живот, мурашки побежали по моей коже, а Полина уже пыталась стянуть с меня плавки, я запутался и никак не мог их стащить, Полина морщилась и улыбалась, и тут в дверь постучали...

Глава 6

Дачники

"Хватит читать этот бред, пора бы что-нибудь покушать," - подумал я, захлопывая Книгу Разврата. Хотя можно, конечно, есть и читать одновременно, заедая, например, прозу легким изюмом, солеными орешками или леденцами "Монпасье". Леденцы "Монпасье" - это целое детство, разноцветное, прозрачное и блестящее. Бывали плоские круглые жестяные коробочки, бывали просто маленькие рассыпающиеся в кармане пакетики по 50 грамм и, наконец, высокие жестяные банки, полные изумрудной, лимонной и апельсинной прелести. Еще бывали сосательные конфеты "Взлетные". "Театральные" мне совсем не нравились из-за мятного привкуса, а "Взлетных" я мог съесть сразу штук двадцать без остановки.

На втором месте, пожалуй, стояли "Апельсинные и лимонные дольки" в чудесной цилиндрической картонной коробочке с синьорами Апельсинчиком и Лимончиком из "Чипполино", а также мармелад "Балтика" и "Желейный". Скажу честно, в то время я презирал шоколад всей душой, считая его чисто девчачьим кушаньем, а вот мармелад "Балтика" ассоциировался у меня с Революцией, крейсерами "Аврора" и "Варяг" и героическими революционными матросами.

Все же теперь мое задание становится мне более понятным. Действительно, Ваганьковское кладбище, Университетская церковь, летописный амбар, Книга Учета имеют нечто общее. Немного истории, разговоры с дальними родственниками, рукописи в библиотеках - и можно будет, пожалуй, что-нибудь добавить к этой книге человеческого разврата, каждому ведь хочется оставить о себе хорошую память. Все теперь говорят о жизни после смерти, а уж тем более про загробную жизнь, каждому хочется в преддверии ухода поделиться своими воспоминаниями, просто поговорить, рассказать замечательный случай из собственной жизни, пускай не подвиг, не легенду, пусть просто небольшой эпизод, окрашенный цветом времени. Вот вам и лишний повод повидаться со своими предками, пусть и на меня посмотрят, если захотят, про наследство, конечно, думать глупо, просто интересно, как же все-таки я такой получился, откуда взялся, вдруг с Луны свалился, а Вы-то знаете своего прадедушку? Хорошо бы найти на родословном дереве какую-нибудь выдающуюся личность, и прямо про нее и начать записки. Туманное прошлое! Вряд ли оно было хуже, чем сегодня, а может быть, оно было даже более романтичным, чем наше скучное время.

- Ну что, мой друг, ты готов? - вихрем влетела в комнату моя ваганьковская подруга, - а то уже так поздно, и мы можем ничего не успеть.

- Дорогая, опять ты меня торопишь, ну хоть сегодня мы можем не спешить и все сделать спокойно и с удовольствием?

- Какой ты медлительный, вечно везде опаздываешь и ничего не успеваешь! Вон, смотри, - и она подошла к окну, - Новиковы уже оделись и едут на дачу, а мы все теряем время, такой чудесный день, солнце, тепло, поедем скорей, ведь нас уже давно все ждут. Я тоже выглянул в окно. Был замечательный вечерний час, когда красное солнце озаряет небо, комнаты и двор нашего дома.

Голые деревья набрасывают на воздух паутину веток, старые листья мечутся по углам и поднимаются ветром почти до третьего этажа. На улице никого не было видно, будто все вымерли, и лишь моя подруга из-под земли оживляла пустоту пространства.

- Где же твои Новиковы? И куда вы дели мою семью?

- Подожди еще немного, скоро ты все поймешь. Я вижу, - она подняла с пола рукописную Книгу Учета, - ты опять занимаешься тут какой-то ерундой, что-то все пишешь и пишешь, вместо того, чтобы найти себе, наконец, приличную работу и начать зарабатывать деньги!

- Ну ты прямо как моя жена выступаешь!

- Я ее хорошо понимаю, надоедает ведь всю жизнь перебиваться без денег, ходить в старье и есть макароны с сосисками.

- Конечно, приятнее жить не как можешь, а как хочется, чтобы все было дворцы, путешествия, украшения, изысканное общество, свобода, наконец, ведь самые свободные люди на земле - это, конечно, богачи...

- Не смейся, болван!

- ...и покойники.

- Покойники, надо тебе сказать, живут неплохо, как ты сам потом убедишься, хотя и непонятно, за счет кого.

- Знаешь, мне давно хотелось познакомиться с кем-нибудь из вашего круга по-ближе. Пусть это будут, например, дачники, может, съездим куда-нибудь за город?

- Вот и отлично, меня как раз приглашали сегодня вечером в деревню, тут неподалеку, собирайся быстренько и поедем. Собираться долго мне было трудно вещей никаких в доме не осталось, поэтому я захватил с собой лишь Книгу Разврата - почитать на досуге, подал руку баронессе, мы спустились в лифте вниз и уселись в машину. Наверное, там нас все-таки покормят. "Почти как вчера," - подумал я, выезжая на Окружную дорогу навстречу заходящему солнцу. Моя дама опустила стекло, дав холодному встречному ветру возможность сразу заполнить кабину и остудить наши лица. Давно ли Вам приходилось ехать на большой скорости по хорошему пустому шоссе? У Гоголя скорость все-таки была меньше. Пейзаж за окном меняется быстро, я даже не успеваю разглядеть все новые дворцы, выложенные по индивидуальным проектам для каких-нибудь бандитов. А их становится все больше и больше, дома растут как грибы, и можно подумать, что все живут хорошо.

Как-то перед выходом из дому я долго перебирал старые ботинки, туфли, сапоги, что-то уже мало, или течет, или дырявое, или совсем протерлось. Складываю все это в пакет и несу на помойку. А там уже кто-то роется. Представляю небольшой диалог: - Здравствуйте, как поживаете? - Превосходно, а Вы как? - Женские туфли Вам не подойдут?... Я воровато, оглядываясь по сторонам, пока никого вокруг нет, ставлю пакет у бака, иду к машине, а к помойке тем временем подходит новая фигура, старушка, и моего пакета у бака уже не видно, кажется, его забрал первый старик. - Хорошая добыча! Мимо нашей помойки весь день ходят пенсионеры. Готовьтесь, товарищи, записывайтесь в очередь на посещение нашей помойки в следующем году! Я уже записался на всякий случай, но надеюсь, что конец придет быстрее.

А сейчас мы едем на дачу к новым знакомым, чтобы немного развлечься и поужинать. Дорога сворачивает в сторону, узкое шоссе закрывается сверху вершинами деревьев, машин совсем не видно, опять темнеет, как и вчера, и мне уже интересно, как нас встретят хозяева. В животе - приятная пустота, холод усиливает аппетит и желание сесть за красивый стол у камина. Дорога поднимается в гору от пруда, обсаженного разноцветными деревьями, через протоки перекинуты круглые мостики из нового некрашеного дерева, снега мало, и тонкий лед лежит сверху ровным полированным изумрудом. Наверное, здесь такая особая зеленая вода.

Неожиданно дорогу преграждает черно-белый шлагбаум. Какая-то запретная зона. Но моя подруга предлагает мне оставить машину у шлагбаума и остаток пути проехать в коляске. И действительно, недалеко от шлагбаума в кустах мы находим коляску с двумя лошадьми и спящей на козлах фигурой.

- Архип, проснись! - зовет его моя герцогиня, мужик на козлах вздрагивает и открывает глаза. Мне кажется, что это все тот же кладбищенский сторож, переодетый теперь кучером прошлого века. Мы усаживаемся на кожаные сиденья и медленно едем по проселочной дороге в густых сумерках. Такое чувство, что наша коляска действительно двигается назад по времени. Вскоре среди веток появляются огни, они зовут нас к себе, и вот мы уже у легкого двухэтажного деревянного дома, обитого деревом в финском духе, с двумя большими верандами и флигелем наверху второго этажа. Почти во всех комнатах горит свет, дымится печка, но нас никто не встречает. Кучер останавливается, буркает что-то себе под нос, герцогиня дает ему денежку, коляска растворяется в темноте, а мы поднимаемся на большое крыльцо горящего всеми огнями, но молчаливого дома.

- А где же хозяева?

- Не знаю, но нас приглашали на ужин к десяти часам. Наши господа обычно выходят после заката солнца. Здесь будут одни мои хорошие знакомые еще по Петербургу, мы встречались с ними у Н., потом вместе бывали на водах, он очень милый человек, правда, немного лысый, а она - почти красавица, но долго болела, безуспешно лечилась, и потом мы с ними не виделись много лет, и вот представляешь, три дня назад я получаю от них письмо с приглашением на этот ужин, как будто мы виделись недавно, будто не было всех этих событий. Наверное, они сильно изменились, но я очень скучала без них и даже должна была вернуть им одну книжку, которую тебе передал наш звездочет - Книгу Учета, но все не было возможности.

Мы позвонили. В доме никто не ответил.

- Куда же они подевались?

Я позвонил еще раз.

- Может, попробуем войти сами?

Дверь легко открылась, и мы наконец-то вошли в тепло. В прихожей на вешалке было пусто, я помог герцогине раздеться перед высоким зеркалом во весь рост - мечта моей жены, - и она принялась расчесывать свои длинные волосы. Мне особенно нравится этот метод, когда девушка опускает рывком голову вниз, открывая шею, и волосы струятся вниз водопадом.

Я поправил галстук, одел легкие лакированные туфли и приложил замерзшие руки к огромной изразцовой печи в углу прихожей. Тепло от ладоней побежало к плечам, по спине и дотронулось до пяток. Я улыбнулся, закрыл глаза и радостно потер руки. Принцесса была уже готова, и мы вошли в следующую залу. Там тоже никого не было.

- Наверное, мы пришли слишком рано.

- Ну что ж, ведь нам так сказали.

В этой старинной большой комнате на темных стенах висели такие же темные портреты незнакомых людей, между портретами я обнаружил две заколоченные двери, ведущие, наверное, в другую часть дома и на второй этаж.

- На этих портретах почти все их предки за последние два века. Про них известно еще с Петра. Не то, что где-нибудь в Голландии, там некоторые находят портреты своих дедушек, живших еще веке в пятнадцатом. Обрати внимание на разницу - ведь мы здесь стали изображать из себя христиан тоже лет на двести позже, чем в Европе. Так что по французским меркам у нас скоро должен появиться свой Наполеон.

Мы сели за деревянный овальный стол, за которым могло бы уместиться человек двадцать. Нынешние столы по сравнению с этим исполином - просто маленькие тумбочки. Да и гостей хороших сейчас в таком количестве не соберешь - обычно приходят человека два, три, не больше.

- Где же, в конце концов, твои Н.? Уже так есть хочется, а их все нет!

- Ну потерпи, потерпи, что ты как маленький, не можешь подождать и часу! Делай вид, что ты пришел сюда не ради еды. Походи вдоль стола с умным видом, заложив руки за спину, изучи картины или сядь просто в кресло с интересным альбомом с картинками.

- Хорошо еще, что телевизора нет, а то вечно - придешь в гости, и все хором смотрят телевизор или включают радио погромче.

- Поговорить-то не о чем, люди стали пустые, развлечься сами не могут, то ли дело у нас!

На столе, кстати, стояли только подсвечники.

Как я всегда любил, когда в нашем доме не было света! Вот, посередине какого-нибудь фильма или просто так, вдруг сразу все потухало, отключалось, и в доме воцарялась непривычная тишина. Вначале надо было найти спички. Дорога на кухню казалась бесконечной, и сзади все время слышались чьи-то шаги. Еще секунда, и сильные пальцы схватят за горло и будут душить, душить, скорее бы зажечь спичку, но вот - огненная полоса во мраке, вспышка, и свет отыгрывает кусочек комнаты у темноты. Но впереди еще долгая дорога до свечки! Один неверный шаг - и спасительный огонек погибает, и снова вокруг пляшут черные демоны, зачем-то оттягивая свою победу, чирк, - и снова можно двигаться медленно вперед.

Я даже специально днем долго тренировался, чтобы спичка горела как можно дольше, и когда огонь был уже посередине, пытался перехватить его за черный уголек, чтобы оставшийся кусочек драгоценного дерева не пропал даром. Зажечь заплывший воском фитиль тоже не так-то просто. Поэтому днем я заранее готовил фитили на разных свечках, чтобы они разгорались быстро и устойчиво. А воск, стекавший без толку вниз, я собирал в отдельную баночку и потом, когда накапливалось нужное количество, сам изготовлял свечи, выливая его в бумажную форму. Труднее всего было устроить внутри формы хороший фитиль из ниток, все мои нитки были тонкие и дурацкие, поэтому они шли не по середине цилиндра, а все больше сбоку, это меня страшно огорчало, я злился и в конце концов, весь залитый воском, с обожженными пальцами, выкидывал всю продукцию в помойное ведро.

Наконец, в прихожей хлопнула дверь, кто-то тяжелый постучал ногами об пол, стряхивая снег с ботинок, и зашаркал туда-сюда. Потом я услышал, как кто-то другой сморкается в маленький женский платочек. Я встал с кресла и принялся расхаживать по комнате. Через несколько минут дверь отворилась, и мы увидели худенькую бледную девушку в длинной бордовой юбке, вязаной жилетке и белой блузке с воротником. Она не улыбалась и смотрела куда-то перед собой, отводя глаза. За ней вошел ее муж, действительно лысоватый полный мужчина в костюме с бабочкой.

- Ну наконец-то, а то мы вас совсем заждались! - сказала моя подруга, быстро выходя им навстречу.

- Наша повозка сломалась, кучеру пришлось искать другую, я ужасно замерзла и сержусь на Поля. - Она повернулась к нему и улыбнулась. - Поль вечно такой бестолковый!

- Это ничего, - заступился я за него. Он тоже приятно и застенчиво улыбался.