Охота на бабочку

1

…Коридор, по которому бежала Настя, был длинный и пустой. Это еще не факт, что теперь для нее открывался путь к спасению, но, во всяком случае, ей удалось вырваться из плена своего мучителя, и здесь ее больше не преследовал ужасный запах, стоявший в номере. Следовало еще избежать встречи с портье и каким-то образом добраться домой. Но как ей показаться на улице в таком виде?

И тут Настя вспомнила, что в этой гостинице снимает номер ее подруга Марина, такая же, как и она, девушка по вызову. Придерживая материю возле плеча, Настя метнулась к лестнице черного входа, одним махом преодолела два пролета наверх и, с отчаянно колотящимся сердцем в груди, остановилась возле обшарпанной двери на пятом этаже.

«Только бы она была дома и одна», — сверлила Настю единственная мысль.

На ее счастье, Марина оказалась у себя.

— Тс-с-с… — приложила она палец к губам, едва открыв дверь и ничуть не удивившись появлению Насти в таком странном виде. — У них проблемы…

— Ты о чем? — немного растерялась Настя.

Марина прикрыла за ней дверь, а ответом с ее стороны послужило лишь многозначительное молчание. Только тогда Настя наконец врубилась в ситуацию.

Марина среди других ее знакомых девушек отличалась не только незаурядной внешностью, но и необычным внутренним миром. Она довольно часто пребывала под наркотическим кайфом и тогда общалась с внеземными существами. В такие минуты Марине было не до клиентов. Вот и сейчас в комнате у нее царил полумрак, горели свечи, пахло благовониями. Это означало, что контакт с пришельцами из космоса уже установлен и хозяйка не станет отвлекаться по пустякам, задавать лишних вопросов. Уже хорошо.

Зеркало у Марины было только в ванной. Запотевшее, оно отразило сильно помятую, с синяками под глазами Настину мордашку. Ладно, хоть ненакрашенную, а то и подмазать нечем. Сумочка ее так и осталась в номере, а пользоваться чужой косметикой Настя не любила, брезговала. Пусть так. Она решительно отбросила в сторону штору и залезла под душ. И даже отважилась вымыть голову. Стало значительно лучше.

Выйдя из ванной, Настя застала свою подругу неподвижно лежащей на полу с раскинутыми в сторону руками. Губы ее что-то лихорадочно шептали. Они, пришельцы то есть, всегда являлись ей в виде голосов. Смотреть было нечего, только слушать.

И Настя присела рядом, тихо спросила, решив ей подыграть:

— Так в чем проблема-то?

— Говорят, что очень хотят домой, — тихо, не поворачивая головы, ответила Марина. — Уже который год торчат здесь, в Германии, а их не пускают назад.

— И кто ж их не пускает?

— Да все эти немцы голимые им пакости разные устраивают… Ну вот, спугнула!.. — Марина села на полу и с недовольным видом уставилась на Настю. — Вечно ты не вовремя и с дурацкими вопросами. Теперь они не скоро появятся…

— Ну, извини. Видно, не любят меня духи, мне бы с живыми разобраться…

— Я тебя умоляю… Не духи они, а пришельцы, сколько раз уже можно повторять… Ты ко мне по делу или как?

— У тебя есть во что переодеться?.. Вернее, одеться. Я совсем без ничего.

Марина лишь покосилась в сторону Насти. Ее ничуть не заинтересовало, зачем и, главное, откуда та к ней явилась в таком виде.

— Посмотри там, — она указала на платяной шкаф. — Выбери, что тебе подойдет, потом вернешь… Или, если понравится, оставь себе.

— Да, и денег я у тебя немного возьму, на такси?..

Марина лишь махнула рукой: дескать, сама знаешь, где что лежит.

Настя выбрала джинсы и батничек. Без зазрения совести разорвала упаковку с новыми трусиками — носить чужое белье, пусть и выстиранное, ей не хотелось. Перед тем как уйти, накинула на плечи куртку с капюшоном — осень на дворе.

— Пока, подруга. Ты меня очень выручила, — сказала Настя на прощание,

Марина не ответила. Даже не повернулась в ее сторону. Настя не обиделась, уходила от нее с легким сердцем. У Марины там свои пришельцы, ей должно быть с ними хорошо. У нее же одна задача — поскорей выбраться из этого логова и постараться сделать это незаметно.

2

На улице Настя почти сразу поймала такси, назвала адрес дома, где Рафик снимал квартиру. «Наконец двигаюсь, наконец свободна… наконец двигаюсь, наконец свободна…» — стучало у нее в висках, пока они ехали по городу, все дальше уносясь от ненавистного ей отеля.

Настя пока еще так и не успела осмотреть город и теперь невольно прилипла к боковому стеклу. В Гамбурге даже летом не бывало особенно жарко. Река Эльба, впадающая в море далеко за городской чертой, разнообразные каналы, небольшие пруды приносили с собой бодрящую свежесть. По городским улицам, продуваемым легким морским ветерком, можно было спокойно и с удовольствием прогуливаться пешком. Климат здесь мягкий, и даже теперь, осенью, деревья в многочисленных парках и садах не сбрасывали до конца свою листву. А на лужайках, вдоль озера, пробивалась зеленая травка.

Таксист вез Настю по набережной, опоясывающей гавань. На протяжении более километра тянулись вдоль берега фасады из темно-красного кирпича. Она уже знала, что это Шпайхерштад, самый большой в мире комплекс пакгаузов. Потом фасады старых домов сменили белоснежные виллы бюргеров, построенные в стиле модерн.

Центр Гамбурга напоминал ей сказку из детства. В озере Аубеналсте плавали лебеди, горел на солнце золотом шпиль ратуши, расслабленная толпа туристов валом валила на прогулочные теплоходы. А рядом с ратушей маячила миниатюрная копия американской статуи Свободы. Копия была живая — молодой итальянец, выкрасившийся зеленой бронзой, зарабатывал таким вот образом себе на жизнь. «Свободу» овевали запахи дорогого парфюма от останавливающихся зевак, экзотических пряностей из расположенного поблизости мексиканского ресторанчика, цветов с соседней клумбы.

Миновав центр, они постепенно углубились в район под названием Гарбург, где на неприметной улице Мариенштрассе, возле старого пятиэтажного дома из красного кирпича, Настя попросила водителя остановить машину. Расплатившись с ним, она подошла к входной двери подъезда и набрала электронный код, который помнила наизусть.

Где-то наверху слабо хлопнула дверь одной из квартир. Бесшумно, почти бегом, перепрыгивая через три ступеньки, она поднялась по лестнице на последний, пятый этаж. Здесь было всего две квартиры.

Настя остановилась, чтобы перевести дыхание, и нажала нужную ей кнопку звонка. Дверь сразу же отворилась, как будто ее здесь заранее поджидали. Но не Рафик, а другой, незнакомый ей человек, впустил ее в квартиру И не успела Настя опомниться, как оказалась в комнате, где стояли и сидели несколько мужчин. Одни были в полицейской форме, другие в штатском. Они оживленно разговаривали между собой, но при появлении Насти вдруг замолчали и с интересом уставились на нее. А она успела заметить, что все в комнате перевернуто вверх дном. Видно, здесь производили обыск.

Вначале ее попросили предъявить документы, которых, естественно, при ней не оказалось. Лица мужчин сразу сделались суровыми, непроницаемыми. Насте учинили самый настоящий допрос. Она еще плохо понимала немецкий, а никто из присутствующих не знал русский. Но кое-что Насте удалось разобрать.

Суть вопросов поначалу сводилась к тому, кто она такая, откуда родом, как и когда попала в Германию. И чем она занималась в стране все это время. Потом последовали более конкретные формулировки:

— Вы девушка господина Сафарова?

Настя кивнула.

— Он ваш сутенер?.. Заставлял вас заниматься проституцией?

Настя опять кивнула.

— В чем это конкретно выражалось? Где вы работали?

Она ответила, как могла, с трудом подбирая немецкие слова, что, дескать, клиентов ей поставлял сам господин Сафаров. А больше она ничего не знает.

— А где сейчас может находиться господин Сафаров?

Этого она тоже не знала, так как жила с ним только на этой квартире. А в свои планы он ее никогда не посвящал.

Больше вопросов к ней не было. Во всяком случае, здесь. Настю препроводили вниз, усадили в полицейскую машину и отправили в участок. Там ее еще раз допросили, но уже с переводчиком. Ответы тщательно занесли в протокол. Все это время с ней разговаривали учтиво, не перебивали и не угрожали. А после того как были закончены все формальности и сняты отпечатки пальцев, Настю отвели в одиночную камеру с узкой кроватью, умывальником и туалетом.

3

Наехав на Макса, потребовав с него за Настю крупную сумму денег, Рафик явно перешел границу своих полномочий. Так, во всяком случае, решили могущественные боссы, которым он ранее беспрекословно подчинялся и регулярно платил мзду «за доверие». Во-первых, он действовал по собственной инициативе, не посоветовавшись с боссами, что уже само по себе являлось нарушением неписаных правил. Во-вторых, полученная сумма ослепила его, и Рафик решил эти деньги целиком присвоить. И даже сумел их переправить за границу в надежное место. Хотел завязать с хлопотным и далеко не безопасным бизнесом и пожить в свое удовольствие. А такое в мафиозных кругах никому еще так просто не сходило с рук. Рафика попросту могли убить в назидание другим.

Настя, конечно, не знала всех подробностей, но кое о чем могла догадываться. Сам того не ведая, Рафик перебежал дорогу тому самому могущественному господину, к которому Настю несколько раз отвозили в «Мерседесе». Господин этот до того, как стать могущественным олигархом, свой стартовый капитал нажил не совсем честным трудом, с помощью криминала. Были там деньги, отмытые за счет торговли наркотиками, полученные в результате сомнительных сделок и махинаций и другим преступным путем. Но господин стремительно вознесся на вершину властной пирамиды, вращался в самых высоких кругах, и робкие попытки завести на него уголовное дело каждый раз терпели неудачу. Хотя было известно, что его состояние до сих пор поддерживалось на плаву благодаря различным криминальным источникам доходов, в том числе доходов от секс-индустрии.

Рафик служил лишь маленьким винтиком в этой огромной и разветвленной индустрии, но в своем отступничестве, как говорится, «попал под колесо». А когда понял, что из жадности совершил величайшую глупость, отступать было поздно. Кто-то из своих же, приближенных «шестерок», «сдал» его. Рафик запаниковал и решил податься в бега. В России и других республиках СНГ спрятаться ему было не так просто — щупальца его господина распространялись далеко. Единственный выход — податься за границу. Но и здесь, по странной иронии судьбы, Рафика ждал неприятный сюрприз. Деньги он вывез, но пользоваться ими открыто не мог. То есть не мог их тратить безнаказанно, чтобы не привлечь внимание полиции и Интерпола. Не мог также на законных основаниях открыть счет в банке. Уже давно канули в Лету те времена, когда из бывшего СССР привозили пару мешков с деньгами и сдавали их на личный счет в зарубежный банк. Слухи о русской мафии и отмывании денег в России стремительно распространились по всему миру. Открытие счета, превышавшего десять тысяч долларов, бралось властями всех цивилизованных стран под пристальный контроль. Да и засветиться перед «своими», навести братков, наемных киллеров на свой след можно было в два счета.

Недели две Рафик, спасаясь от возмездия, прятался, менял адреса. Он чувствовал себя в Москве, словно загнанный зверь, уже был готов явиться к своим боссам с покаянием. Но тут совершенно случайно, проезжая в своей машине по Петровке, Рафик увидел Настю. Шальная мысль тут же пришла ему в голову…

В своих действиях Рафик остался верен себе. Он затащил девушку в машину, вколол ей в вену большую дозу снотворного. И так, на уколах, в полуобморочном состоянии, продержал Настю два дня, пока не добыл для нее заграничный паспорт и краткосрочную туристическую визу в Германию. Самая большая трудность — провести девушку через таможенный контроль в Шереметьево, ведь Настя едва стояла на ногах и не могла связать двух слов. Но обошлось. Рафик дал «на лапу» знакомому таможеннику, сочинив по ходу дела историю о внезапной болезни, которая «перед самым вылетом вдруг поразила его невесту». Насте поставили штамп в паспорте, во время полета она спала, а уже в аэропорту Гамбурга немного пришла в себя, так что подозрений у местных таможенников ее состояние не вызвало.

Настя по-прежнему оставалась для Рафика единственным источником дохода, курицей, несущей для него золотые яйца, тем более на чужбине, в Германии. Здесь он сразу отобрал у нее паспорт и с первого дня заставил заниматься проституцией, хотя условия, да и конкуренция в чужой стране были гораздо жестче, нежели на родине.

4

Гамбург — второй по величине город Германии. Его называют еще «ворота в мир». Это город моряков, торговцев и… множества злачных мест. Туриста, оказавшегося в Гамбурге впервые, обязательно повезут во всемирно известный Рипербан — квартал красных фонарей, где искусство продажной любви превратилось в развитую секс-индустрию и крупнейшую туристическую достопримечательность. Это «гнездо порока» дает мощнейший энергетический импульс ночной жизни города с его фабрикой развлечений.

Ночью этот район выглядит особенно колоритно. Рестораны, заведения и театры заполнены публикой, всюду переливаются огни иллюминации и слышны выкрики зазывал. К полуночи открываются рок-пивная и секс-театр «Salambo». Тут много лет шел популярный бродвейский мюзикл «Cats». Обычно здесь происходит «разделение полов». Женщины отправляются в музей эротики, а мужчины — на улицу «красных фонарей». Конечно, комнатки за стеклянными витринами куда откровеннее в Амстердаме или Роттердаме, но в этом месте они обставлены гораздо шикарнее: кожаная мебель, гобелены, ажурные занавески, даже парча.

В основном Рипербан и прилегающий к нему район Санкт-Паули живут за счет туристов и особенно моряков, благо до порта отсюда пятнадцать минут ходьбы. Для особо любознательных гамбургское бюро экскурсий организует специальный тур по ночному Рипербану за 170 марок. В стоимость включены посещение трех ночных клубов, три выпивки и познавательная экскурсия. Автобус на этот тур отправляется с привокзальной площади в 11 вечера, а развозит туристов по их отелям рано утром.

Но не в этот сверкающий огнями, респектабельный и богатый мир привез Настю поздно вечером на такси ее бессменный сутенер Рафик. Рипербан промелькнул для нее сверкающей кометой и закончился буквально через пару минут, в одном из многочисленных грязных и темных закоулков неподалеку от порта. Возле едва приметного заведения, с вывеской над входом, выполненной банально и безыскусно — «Lady in Red».

Всю ночь и следующий день Настя отсыпалась в какой-то крохотной каморке, толком не понимая, где она находится. А вечером туда вошел Рафик, потребовал, чтобы девушка привела себя в порядок и спустилась в бар. То, что Насте довелось там увидеть, по пошлости превзошло все ее самые мрачные ожидания.

Заведение было оформлено в красных тонах, на стенах висели картинки неприличного содержания, за стойкой бара суетился одинокий бармен-коротышка, а на диванах восседали в самых невероятных нарядах, сверкая нижним бельем, дамы, человек семь. Все «отечественного разлива», из СНГ, за исключением одной, то ли польки, то ли чешки, Настя так толком и не поняла ее происхождения. Мужчин в обозримом пространстве почти не было. Царила атмосфера похоронного бюро.

Марина была самой нарядной среди них. В кожаных шортах, надетых поверх колготок, и обтягивающей водолазке. И, как и все русские девушки, которые думают, что они уже порядком пообтесались в чужой стране, первой бросилась к Насте с приветствием на смеси двух языков. Эффект типа «забыла, как это по-русски», но я сейчас, доработаю с клиентом и сразу вернусь. А ты тут попей чего-нибудь пока.

Настя уселась за свободный столик и с ленивым интересом стала наблюдать за происходящий вокруг. Все соотечественницы сидели за одним столиком на диванчике и креслах из красной кожи и бурно что-то обсуждали. К Насте интереса никто особо не проявлял, за исключением дежурных в таких случаях фраз: «Ну, как там, в Москве?.. Сколько теперь стоит трахнуть мужика?.. А минет на что потянет?..»

Девки на первый взгляд были просто ужасные. Ужасной представлялась Насте и их работа. Здесь девушки, помимо прочего, еще и разговаривали с клиентом за деньги. Сеанс такой связи назывался консумация — двадцать минут за десять марок. Час, соответственно, шестьдесят. За время беседы девушка обязана раскрутить клиента на шампанское, которое тут стоило больше ста марок за бутылку. Настя уже давно досконально изучила психологию мужчин, и ей показалось, что, например, в Москве с такими барышнями даже бесплатно охотников поговорить не нашлось бы. Но потом подумала с горечью: «Не мне их судить…»

Между тем Марина закончила консумировать клиента и вновь подсела к Насте.

— А что, клиентов всегда так мало? — интересовалась Настя у нее.

— Да сейчас подвалят, еще рано! — небрежно махнула та рукой.

И действительно, минут через двадцать начала потихоньку стекаться публика. Пришла группа юношей лет по двадцать. Марина сразу определила, что это студенты из провинции. Потом зашли какие-то грубоватые мужички преклонных лет. Пялились время от времени на девиц, словно не понимали, зачем они здесь. А девицы же всячески пытались завлечь клиентов, что-то им выкрикивали, кривлялись, задирали юбки. Одним словом, паноптикум. Но вот от кучки юнцов отделились трое самых смелых и взяли одну из девушек к себе на сеанс.

— У них денег в обрез, поэтому берут одну на троих, — прокомментировала Марина.

Когда девушка вернулась от парней, Настя решилась у нее спросить:

— Про что хоть спрашивали или о чем говорили?

— О разном, — девушка пожала плечами. — Один, например, достает член и спрашивает: гут?.. Я ему — гут, гут, ну а если мама узнает?.. Такой вот базар…

— А секс тоже бывает?

— Легально в зале нельзя, только в номерах. Но тут за ширмой есть кабинки. Там можно и потрахаться втихаря от хозяина…

— Да ладно тебе! — опять вступила Марина. — Босс всячески поощряет нас, чтобы мы занимались этим с клиентами за дополнительные бабки. Ему же это выгодно. Но никто нас не заставляет. Каждая работает, как хочет. Либерти!..

А вот и сам хозяин заведения, легок на помине. Это турок, невысокий, лысоватый, с круглым лоснящимся лицом. Подсел знакомиться с Настей. Она уже знала, что этот Ахмет — какой-то давний знакомый Рафика, еще по Москве. Вместе они там обделывали темные делишки, связанные, кажется, с наркотой.

Ахмет приветливо улыбается, рот его полон золотых зубов. Сначала коротко выясняет, откуда Настя, что она умеет — неужели Рафик ему не все еще о ней рассказал?.. Потом тихим голосом посвящает ее в правила поведения. Их немного. Главное — говорить с клиентом девушка имеет право лишь в том случае, если тот уже заказал выпивку. Всю выручку должна отдавать в бар, чаевые и подарки может оставлять себе.

Настя слушала, согласно кивала. Пожелав ей удачи и еще раз напоследок сверкнув золотыми зубами, Ахмет ушел. А его место опять заняли Марина и еще одна девушка по имени Наташка.

— Слушай, я, кажись, сегодня видела твоего за обедом. Такой черный, красавчик, но по глазам видно, что хитрый и противный, да?.. — Наташка еще жестами дополнила описание Рафика. — Ахмет его Ральфом зовет, на местный манер.

— Да, это он, — подтвердила Настя.

— Я так сразу поняла, что он педик.

— Ну, есть маленько… Я давно его знаю, но с виду не скажешь.

— С виду, может, и не скажешь, но Ахмет врать не станет.

— Ахмет что, его уже успел трахнуть? — тут же вступила в разговор Марина.

— Дура ты, Марина! — вспыхнула Наташка. — Тебе все неймется, шуточки шутишь. Но Ахмет зря врать не станет.

— Ахмет скотина, беззлобно заявила Марина, потягиваясь на стуле. — Ты хоть раз слышала, чтобы он о ком-нибудь хорошо отозвался?

— Говорил. Про меня, например.

— Чего он тебе говорил? — насмешливо передразнила Марина.

— Что у меня красивые ноги… — не ожидая подвоха, ответила Наташка.

— Он всем это говорит, когда раздевает! — Марина уже откровенно расхохоталась. — Вот дуреха лохматая!..

— Сама дуреха! — Наташка сразу надулась на нее. — А тебя он когда в последний раз раздевал?

— Когда — не помню. Только помню, что говорил!..

5

Наташка — еще одна девушка, с которой Настя подружилась в первый же день. У Марины своя история того, как она попала сюда, у Наташки — своя.

Марина была способна вскружить голову любому мужчине из сотен, ежедневно попадавших в поле ее зрения. Высокая, темноволосая, хорошо сложена. Длинные, прямые от природы, черные волосы всегда уложены в какую-то немыслимую прическу. Под блузкой с небрежной свободой покачивалась ее полная грудь, едва скрываемая тонкой, прозрачной тканью. Изящная, тонкая талия чуть ниже внезапно переходила в роскошные формы, и Марине не требовалась мини-юбка, чтобы заверить вас в том, что бедра у нее крутые и хорошо вылепленные. Мужское воображение легко могло бы нарисовать две соблазнительные ягодицы. Что касается щиколоток и пальцев ног, то они довольно выразительно торчали из незамысловатых сандалий. При взгляде на Марину каждый нормальный мужик обязательно заторчит и, естественно, прореагирует та его часть, над которой иногда не властен рассудок.

Марине было всего девятнадцать лет, но и за этот короткий промежуток жизни она успела повидать так много, как некоторым не удается и в двадцать восемь. Марина — девушка раскованная, родом питерская, из обеспеченной, интеллигентной семьи. Родители — оба врачи-дантисты, так что с малых лет ни в чем не отказывали капризному дитяти. Марина любила экспериментировать, наверное потому девственности она лишилась еще в четырнадцать лет. И с тех пор такого рода эксперименты ее настолько увлекли, что она гуляла налево и направо, с кем попало, но ради собственного удовольствия.

После окончания школы Марина завела небольшой салон, где практиковала контакты с потусторонними силами, чередовавшиеся с банальной групповухой. Но ей уже было тесно в родном отечестве, Марина созрела, чтобы выйти на международную арену. Так она оказалась в свободной стране Голландии, потом в Бельгии. Но, очевидно, не выдержав конкуренции или по другой причине, вскоре переехала в Германию, где обосновалась надолго.

У Марины тоже свой сутенер, Дитер, из местных. И тоже педик. Отламывал себе от ее доли «хальбе», то бишь половину. Однако же и комплекс услуг его был пятизвездочный. Клиентов сам доставал, сработал для Марины вид на жительство, обеспечил жильем в более-менее приличном месте, договорился в стремном отеле на комнату для встреч, что чрезвычайно трудно организовать. Дитер буквально боготворил Марину, разве что ноги ей не целовал (а может, и целовал, кто знает?). Но при том все равно продолжал оставаться педиком. Несчастным каким-то. Марина, как известно, была натурой эксцентричной, любила не только с духами пообщаться, но и выпить, и ширнуться как следует, и при этом устроить дебош. Дитера она по-своему любила и ревновала ко всему на свете. Он же этого не мог понять в силу своей недалекости. И когда после очередного погрома Марина в истерике заливалась слезами, а Дитер беспомощно вопрошал: «О, майн гот, алес капут?», она и сама не знала, «алес» между ними или просто очередной заскок. Но уже через день или два, когда Марина окончательно отходила от кайфа, все у них опять возвращалось на круги своя.

При таком сутенере Марина могла бы и не работать в заведении у Ахмета. Но ей, когда она не находилась под кайфом, было скучно одной. Она приходила сюда, как в родной трудовой коллектив, — потрепаться с подружками, обсудить последние сплетни, обменяться шмотками. Широкая это была натура, порой скандальная, порой непредсказуемая в поступках, но всеми обожаемая за искренность и простоту в общении.

Наташка — невысокая, плотная девушка лет двадцати двух с рыжими волосами и веселыми, живыми глазами — являлась полной противоположностью Марине. Она не была красивой, но казалась симпатичной, особенно когда смеялась. Говорила немного, но побеседовать с ней всегда приятно. Настя удивилась, когда узнала, сколько песен Наташка знает и как замечательно их поет — совершенно не стесняясь и не ломаясь. Наташка в чем-то совсем как ребенок, ее хотелось защищать, ласкать, делать ей только приятное.

Родом Наташка была с Украины — наверное, этим и объяснялся ее дивный голос, фанатичное пристрастие к пению. Так случилось, что в сексуальное рабство Наташку и с ней еще одну девушку продала собственная тетка. Наташка тогда только закончила школу, работы для нее, да и для большинства молодежи в их маленьком городке не было. А тут залетный московский коммерсант посулил сказочные горы — до трехсот баксов в месяц за работу официантками в его кафе.

Переговоры с ним вела Наташкина тетка, у которой тогда жила девушка, оставшись после смерти матери сиротой. Коммерсант отдал тетке стодолларовую купюру — плату за двоих. И девушки, Наташка и Валя — так звали подругу, — уехали с ним в Москву. Сперва жили в трехкомнатной квартире на окраине. Улыбчивый коммерсант по имени Арсен заявил им: работы пока нет, неувязочка вышла. Но волноваться им не о чем. Потом к ним подселили еще одну девушку, из Донецка. Поначалу землячки обрадовались, что будут жить и работать вместе. Никто не предполагал, чем им придется заниматься. Все раскрылось только неделю спустя.

Их благодетель явился на квартиру пьяным с еще каким-то мужиком и заявил девушкам, что это Вова, отныне он будет их охранять. А когда Валя опять робко поинтересовалась насчет работы, Арсен ударил ее по лицу и сказал, уже не таясь: «Вы будете работать шлюхами. А сколько заработаете — зависит от вас». И отобрал у них паспорта.

Арсен стал возить их по дешевым московским гостиницам, где девушки сами были обязаны находить себе клиентов. Выручку практически всю забирал себе, оставляя подопечным лишь гроши на питание. Так продолжалось примерно месяца два, и неизвестно, чем бы все кончилось, но к девушке из Донецка приехал ее старший брат с друзьями.

Парни быстро смекнули, в чем дело. Рано утром приехали к дому, где Арсен держал своих пленниц. По домофону связались с охранником Вовой и сказали, что познакомились с девушками возле гостиницы, а теперь решили воспользоваться их услугами. Ничего не заподозривший охранник открыл дверь. Парни сначала скрутили его, а потом справились и с Арсеном, который выбежал на шум из своей спальни. Мужчин связали, а жену сутенера заперли в туалете. Обыскав квартиру, парни нашли паспорта девушек.

На следующий день Валя и девушка из Донецка отправились домой, а Наташка осталась в Москве. После всего, что случилось, она не желала больше видеть тетку. Продолжала путанить в гостиницах, но уже самостоятельно.

Наташка имела способность к изучению языков, неплохо знала английский, а еще лучше немецкий. Будучи девушкой общительной, она в одном из ресторанов познакомилась с немцем. Завертелись отношения. Влюбленный Фриц предложил Наташке работу в Германии. Она сразу согласилась, ведь образования у нее нет, а надеяться на хорошо оплачиваемую работу в России тоже не приходилось.

В считанные дни были оформлены документы. И вот она, Германия! Работала Наташка в ресторане официанткой, жила у своего кавалера. По немецким меркам получала немного, но на жизнь хватало. Когда срок визы истек, девушка осталась в Германии. Однако вскоре полиция устроила облаву. Так впервые Наташка загремела в участок.

С ней долго не церемонились, отправили на родину, в Украину. Наташка помыкалась там без работы какое-то время и вновь отправилась в Германию. Границу пересекла с фальшивыми документами. Наученная горьким опытом, старалась как можно меньше показываться в людных местах, но ускользнуть от правосудия опять не смогла.

Две неудачи подряд не смутили Наташку. После депортации она снова, кружными путями, подалась в Германию и осела теперь в заведении у Ахмета. Здесь она чувствовала себя более-менее в безопасности. Ахмет, несмотря на строгость немецких законов, знал много путей, как да обойти, и всегда умел ладить с властями.

6

Сама же Настя, пробыв в заведении у Ахмета недели две, была отнюдь не в восторге от такой работы. Ей не нравилось жить в грязной конурке, где даже в душ нужно было идти через весь коридор и только в определенные часы. Противно было обслуживать клиентов, в основном грубых иностранных моряков с заходивших в гавань кораблей. Она поставила перед Рафиком два условия: тот должен снять для нее квартиру и находить более респектабельных клиентов. Рафик обещал подумать.

И вскоре Настя действительно переселилась в небольшую квартирку в доме на окраине за 700 марок в месяц. Клиентами теперь у нее были в основном местные немцы, не особо богатые, так что заработка едва хватало на оплату жилья и самые необходимые расходы. Рафик и здесь оставался верен себе, забирал из Настиных гонораров две трети и совсем ничего не оставлял ей на жизнь. Кормиться и содержать себя ей теперь предстояло самостоятельно.

Вскоре Настя поняла, что от Рафика ей теперь проку мало. В чужой стране, без знания языка и прежних связей он чувствовал себя не очень уверенно. Кроме того, Рафик вынужден был соблюдать правила конспирации, чтобы не светиться лишний раз в людных местах, справедливо опасаясь возмездия за свой проступок. В том, что московские братки продолжают его пасти даже здесь, за границей, он ни минуты не сомневался. То и дело в местных газетах можно было прочитать душераздирающие заметки о том, что русская мафия опять расправилась за какие-то старые грехи с одним из соотечественников. Текст подкреплялся снимками: труп с простреленной головой, преуспевающий коммерсант, задушенный в собственной квартире, взорванная машина…

Рафик прежде всего заботился о собственной шкуре и постепенно начинал терять контроль над Настей. Тогда она решила самостоятельно подыскать себе более выгодную работу. Вскоре такая вакансия ей представилась. Однажды Марина в разговоре с ней упомянула, что в гостинице, где у нее был снят номер для обслуживания клиентов, работает стрип-бар, туда проводится очередной набор девушек. Настя решила попытать счастья, приехала на просмотр, и ее сразу приняли на довольно выгодных условиях.

Принцип деятельности заведения оказался довольно прост. Посетитель приходил в бар и усаживался за столик. При входе плата с него не взималась. Далее он, заказывая коктейль или какое-то блюдо, мог потом наблюдать за шоу с участием стриптизерш. Дотрагиваться до девушки-стриптизерши, находящейся в нескольких десятках сантиметров от него, посетитель не имел права. Единственное, что мог позволить себе разгулявшийся клиент, оценивший достоинства той или иной девушки, это заткнуть за подвязку любую сумму денег. За дополнительную плату ему позволялось пригласить девицу исполнить эротический танец на его столе — не более того.

Настя сразу стала пользоваться успехом в заведении, исполняя популярный, так называемый lap-dance. Она исполняла его, опустившись на колени на подиуме и движениями тела имитируя половой акт. Мужчины, расположившиеся за ближайшими к подиуму столиками, должны были во время исполнения танца сидеть, сложив руки на груди. Никаких вольностей не дозволялось, охрана за этим строго следила и всякий раз выпроваживала вон любителей распускать руки.

Настя получала за вечер пятьсот марок. Рафик тоже стал заглядывать в этот бар и находил для нее клиентов, которым хотелось нечто большего, чем простое созерцание. Он был достаточно пронырлив и сумел завязать нужные контакты с администрацией заведения. Час, проведенный с клиентом наедине, в номере или в джакузи, приносил Насте дополнительно еще 150 марок. Но теперь она поставила перед Рафиком свои жесткие условия — могла отказаться от обслуживания, если клиент ей не нравился. И Рафик вынужден был с этим мириться, ведь Настя продолжала служить ему единственным постоянным источником дохода.

Но все-таки работать в стрип-баре было для Насти гораздо легче и престижней, нежели просто путанить. Удовольствие от шоу получали в основном вуайеристы. Некоторые из них влюблялись в девушку, становились завсегдатаями заведения, лишь бы только на нее посмотреть, Одним из таких постоянных Настиных обожателей сделался Давор — высокий, с довольно впечатляющей внешностью хорват, лет около сорока.

Давор довольно часто приезжал в Гамбург по делам. Он занимался продажей картин и антиквариата, имел здесь крохотную лавчонку на паях с немцем, но сам постоянно проживал в Загребе. Настю он боготворил, называл не иначе, как «мое солнце» или «моя русская царевна», не скупился при этом на щедрые подношения.

Они начали встречаться в каждый его приезд и очень скоро сблизились. Постепенно Настя узнавала о своем поклоннике новые подробности.

Давор, несмотря на респектабельный внешний вид, был неудачником. Неприятности преследовали его с молодости буквально на каждом шагу. Он начал учиться живописи, но как художник оказался бездарен. Потом долго не мог найти своего места в жизни, и в конце концов его бросила жена, прибрав к рукам основную часть наследства. С другими женщинами ему тоже не везло. Причина крылась в его мужской несостоятельности. Давор перенес какую-то сложную болезнь, сказавшуюся потом на его потенции, и Насте в первую ночь их интима пришлось затратить немало усилий, чтобы привести своего кавалера в нужную кондицию. Давор очень стеснялся своего недуга и едва ли не со слезами признался, что она — единственная женщина за много лет, с кем он вновь почувствовал себя мужчиной. Насте же внимание восторженного хорвата было приятно хотя бы потому, что нашлась одна живая душа в этой чужой стране, которая о ней искренне заботилась. Ни о чем другом она даже не мечтала.

Так она жила до той самой ночи, как оказалась в номере с морячком-садистом, а потом на квартире Рафика, где во время обыска Настю арестовала полиция. Рафику тогда удалось скрыться от немецких властей. Что уж он там натворил, каким образом засветился, Настя не знала. Как не знала, куда он мог податься сейчас.

Рафик вообще был человек крайне осторожный и никогда не посвящал Настю в свои планы. О них она могла только догадываться. Наверное, оказавшись в Германии, он хотел выждать какое-то время, год, два, может быть, и больше, пока на родине все уляжется, утрясется само собой, о нем станут забывать и появится возможность воспользоваться хранящимся где-то в одном из европейских банков чемоданчиком с деньгами.

Лишь однажды, в порыве откровения и находясь в сильном подпитии, Рафик рассказал Насте о спрятанном в только ему известном месте чемоданчике с деньгами. При этом вытащил на свет и продемонстрировал ей волшебный ключик от хранилища. На следующий день он спохватился, что сболтнул лишнее, пригрозил девушке, что вырвет ей язык, если она об этом разговоре кому-нибудь даже только намекнет. Где он хранил этот ключик, Настя не знала. Но во время допроса на квартире Рафика, когда ей позволили сесть на стул возле письменного стола, Настя, отвечая на вопросы полицейских, все время нервно гладила ладонью столешницу. В какой-то момент ее пальцы оказались под столом. Настя нащупала там небольшой пластилиновый бугорок, отлепила его и сунула в карман. Ее уже до этого успели обыскать, но так ничего предосудительного не обнаружили. Повторный обыск в участке не производили. В камере Настя спокойно, во всех подробностях, смогла рассмотреть свою неожиданную находку.

В пластилиновую мякоть был впечатан маленький ключик, который ей когда-то показал Рафик. Настя вытащила его оттуда и спрятала в медальон, постоянно хранящийся у нее на шее вместе с крестиком.

7

Утро выдалось на редкость холодным. Обычно на старой квартире в это время года уже давно включали отопление, полы тоже были с подогревом, и о наступлении осени с ее дождями и пронизывающими ветрами вспоминалось только на улице. Но в этом доме все было иначе, даже утренние пробуждения.

Он спустил босую ногу на пол. Холодно, но и лежать под одеялом невыносимо… Спустил вторую, отогнул край одеяла и вылез. Стал на пол. В голове гудело, к горлу подкатывал комок. Голый зад тоже мерз без одеяла, поэтому Макс вприпрыжку поскакал в ванную включать горячую воду… Чудесный поток обрушился на голову. Сначала теплый, потом горячий… Минуты летели, двигаться совершенно не хотелось. Глаза открывать тоже. Но надо, время идет, хочешь не хочешь, а на работу идти надо… Решительное движение руки — и струя иссякла. Нет уж, бриться сегодня он точно не будет. Может быть, вообще бороду отрастить? Забот меньше, да и согревает зимой…

Вялые мысли, вялые вождения щеткой по зубам, вялое растирание полотенцем. Бедная головушка… Кофе! Вот он, спаситель, но его же надо еще сварить. Ладно, прорвемся… Или «пробьемся»?.. Откуда у него это выражение?.. Прошло еще где-то минут сорок, и обновленный Макс, уже в джинсах, опять вошел в прокуренную комнату. Натянул поверх майки рубашку и повернулся к окну.

Там был виден серый двор, голые ветки деревьев, невидимый дождик пузырил лужи. Никого, ни единого человека там, на воздухе. Свинцовое небо и вопли телевизора за стенкой у соседей. Нигде не оказалось сигарет, даже в потайном месте, за солидным томом энциклопедии. Зажигалок недобитых штук восемь, а сигареты ни одной… Пустые бутылки, коробки из-под сока. Жуткий запах перегара и перевернувшаяся пепельница на полу. Обычное утро в ставшей с некоторых пор привычной обстановке. Но кроме похмельного синдрома, что-то еще не так. Но что же это?..

Макс еще раз обвел глазами комнату. «Вон в углу грязное полотенце — надо его в ванную, вместе с другим грязным бельем, и вообще, давно в прачечную пора… Бумажки какие-то рассыпались. Это не те, что с работы, их он так и не нашел… Одна подушка валяется на полу, рядом с ковриком. Вторая на месте. На ней, подсунув руку под щеку, спит… как там ее зовут? Валя… Надя… Света… а, какая разница. В его рубашке на голое тело. Пускай спит, будить все равно бесполезно. Надо записку не забыть написать, куда ключ повесить… Так, дальше, стул, на нем висит синий свитер, на подоконнике карандаш и разряженная телефонная трубка… Ладно, где тут куртка? Ага, вот, все, написал, пошел… Ключ, зажигалка… Похлопал себя по карманам. Деньги еще есть, ну и все, потопал, а то уже в ушах звенит без курева…»

Щелкнув замком, он затопал вниз без лифта. Семь этажей — каждая ступенька отзывается в голове. Дверь наружу — и вот он, день, вернее, утро. Холодное, серое. Ближайший ларек маячит на углу. Перепрыгнуть ту лужу, под деревом, потом налево, обойти облезлый «Москвич», вот тут не ступить бы в грязь…

Улица. Сорванные еще сто лет назад ворота беспомощно валяются под дождем. Кто их вообще сюда прилепил когда-то, в проходном дворе? Загадка социализма. Вроде разбитых лампочек в открытых настежь подъездах…

Девочка в синем плащике с мокрой собакой, бабуля со злобным взглядом. Он вспомнил другую девочку под дождем, из лета. Кажется, ее звали Настя… «Прочь это имя из головы! Зачем? Не надо, ничего уже не вернуть… Ларек, конечно, отстойный, но какая на фиг разница, главное — тут дешево. И пиво тоже есть всегда, несколько сортов, на выбор. Все, какое блаженство! Это так просто — отрываешь полосочку упаковки, открываешь, вытаскиваешь белую трубочку — и вот он, губительный горький свинцовый вкус! Сигарета так быстро закончилась, а пива еще полбутылки, можно не спешить. Зато дождь вроде не такой и противный уже. Время… Ага, еще час. Вот колбасит всего, это ж надо так рано на работу выйти. Значит, можно немного пройтись».

Шагнув в сторону, Макс двинулся в направлении аллеи. Там никого не было. Только груды мокрых листьев на земле и лавочки с грязными сиденьями. По привычке, выработавшейся за это время, он сел на спинку скамьи, облокотился на колени, опустил голову. Голова кружилась, но уже не болела при каждом движении… Как хорошо, главное, ни души тут нет. Только девчонка какая-то сонная с собакой ходит на той стороне. Собрав волосы двумя руками, он пригладил их назад. Теперь долго будут сохнуть. А уши-то как мерзнут. И пальцы. Зима на носу, пора покупать шапку…

Тупо уставившись на носки ботинок, он опять задумался. Не выключил в квартире что-то? Да нет вроде, все проверил. Плита залита кофе, но он ее точно выключил. Видимо, это все-таки вчерашняя пьянка давала о себе знать. Ему стало грустно. Угар вчерашней вечеринки, посиделки до двух ночи. Случайные приятели бегали за пивом раза три. С ними пришла эта девица. Шесть пачек сигарет на четверых курящих…

Дальше все, полная темнота и белый потолок утром. Что было между этим событиями — неизвестно. Но так бывает, хоть и не часто. С тех самых пор, как он продал свою квартиру вместе с машиной и поселился здесь.

Район назывался Свиблово, где-то у черта на рогах. Но это как раз нормально. Ненормально то, что нездоровый организм все еще отзывался на воспоминания о рубашке на голом теле девушки. Его вещи так любила носить дома девушка, воспоминания о которой он гнал от себя, но они все равно приходили, настигали его, в последние дни почему-то особенно часто…

Макс тряхнул мокрой головой.

«А дождь, оказывается, все идет, да еще и сильнее. Время?.. Так, уже надо бежать. Полчаса пролетело. А спал-то всего два с половиной часа, а пил с шести вечера… или даже с пяти?.»

Он соскользнул с лавочки, обогнул ее и в два счета преодолел полуметровое ограждение. Машин здесь обычно мало, пересек улицу наискосок. На углу сел в маршрутку и поехал. Голова была совершенно пустой, мысли закончились еще там, на улице. От волос пахло сыростью. Под расстегнутой курткой виднелось мокрое пятно на свитере. Руки пахли никотином. Крашеная мадам неопределенного возраста недовольно косилась, сидя напротив. Ее мелкие искусственные кудряшки тряслись вместе с машиной на безобразно большой голове. Толстые пальцы с облезлыми ноготками вцепились в ручку сумки, похожую на мешок. Маленькие серые глазки злобно сверлили его лицо.

Макс нагло уставился в ответ. Тогда она быстро отвернулась и стала смотреть через плечо соседа в окно, поджав ноги под сиденье. Девушка рядом надушилась так сильно, что ему захотелось открыть люк на крыше. Но кто же позволит в конце ноября ехать с открытым люком? Не жарко на дворе, скорей наоборот. Хотя, надо заметить, девушка славненькая, пухлые губки, носик маленький. Волосы по плечам завитые и политы лаком. Вся такая ухоженная, как пудель. Только ленточки не хватает.

Соскочив с подножки, он чуть не ушиб голову. Какой идиот придумал низкие двери в машинах! Как будто их строили японцы или корейцы. Куда тут человеку с ростом выше среднего спокойно зайти и выйти. Угрюмый водитель отсчитал сдачу и покатил дальше. Дождь на время прекратился. Но опять вспомнилась Настя…

Она бы без хлопот вышла из маршрутки, даже не пригнувшись. У нее такие маленькие, аккуратные ступни. Она обычно ходила в его тапочках, но все время выскальзывала из них. Она любила носить его вещи… Неужели он мог теперь спокойно ложиться в постель и спать там с другой девицей? Оказалось, что мог… И ничего, никаких особых угрызений совести. Наверное, потому, что даже не знал имени этой девицы или не запомнил. Зато в мелких подробностях выплыло для него сейчас воспоминание о том, как это у них было с Настей. Ее глаза, сияющие от счастья, ее шутки, движения…

Он зажмурил глаза и даже застонал.

— Что с тобой, Макс? — спросил сидевший с ним за одним столом парень по имени Кирилл. — Опять вчера случился перебор?

— Да вот, завис, собака!.. — Макс указал на стоявший перед ним системный блок. — Все виснет и виснет, а от чего — второй день не могу понять…

— Компьютер как член, — подхватил беседу сидящий за столом напротив Саша. — Если завис, пальцами теребить бесполезно… Но у тебя, Макс, видать, совсем другое… Неправильный опохмел с утра приводит к непредсказуемым последствиям… Хочешь совет? Даю сейчас совершенно бесплатно, с получки отдашь.

— Не хочу, — мотнул Макс головой, чтобы только отвязаться от него.

— Эй, вы там! — послышался голос из-за перегородки. — Кончайте базар!.. Скоро клиент приедет, а у вас еще ни хрена не готово!..

Это Игорь, шеф. Максу он ровесник, как, впрочем, и остальным ребятам. Но строит из себя фигуру, любит командовать, поучать. Макс устроился на работу в небольшую фирму, где собирали компьютеры на заказ. Работа не пыльная, даже порой отвлекала от лезших в голову назойливых мыслей. И платили прилично по нынешним временам. Хватало на выпивку и сигареты.

На какое-то время в комнате воцарилось молчание, нарушаемое лишь тихим, равномерным гудением приборов. Но Кирилл долго не выдержал, наклонился к Саше как можно ближе и спросил шепотом:

— А что за совет? Может, он мне больше пригодится…

— Почаще улыбайся, наш шеф любит идиотов!.. — охотно поделился сокровенным коллега, едва сдерживая при этом смех.

Кирилл, попавшись на удочку, тоже не остался в долгу:

— Ах ты наша умница! Видеть тебя одно удовольствие, а не видеть — другое…

И вот так каждый день, кроме, естественно, субботы и воскресенья. По выходным Макс предпочитал вообще не вылезать из дому. Заранее запасался водкой, пивом, креветками, другими продуктами и керосинил в полном одиночестве. Если, конечно, не беспокоили друзья. Хотя какие друзья?.. Одно название теперь.

До обеда он работал словно автомат и уже чувствовал себя вполне в норме, только вдруг заныл желудок. Нестерпимо захотелось есть, может быть, даже выпить еще пива. И глаза невыносимо болели от напряжения. Гул голосов в комнате убаюкивал. Игорь, шеф, долбал, как обычно, но в меру. Только Макс был все это время спокоен. Красотка бухгалтерша заглянула к ним насчет премии. Макс безрадостно выключил компьютер и пошел за получкой. Полпачки сигарет он забыл у себя на столе. Но курить хотелось не сильно. Впрочем, на улицу тоже не хотелось. Там сейчас шел снег вперемешку с дождем. Болело горло, простуженное еще три дня назад.

Под конец рабочего дня Макс уже полностью убедил себя, что если уж пить, то только в одиночку. Тогда можно хоть отоспаться как следует. И вот от этой трезвой мысли его отвлекли, позвали к телефону.

Звонил Федот. Сказал, что есть подвижки по вопросу, в котором у них имеется общий интерес. Поэтому надо встретиться. Лучше не откладывать, а прямо сегодня. Макс, не раздумывая, ответил согласием. Его собеседник уточнил место и повесил трубку.

8

Федот появился в поле зрения Макса не в самый лучший период его жизни. Смирившись с мыслью, что Настю ему уже не вернуть никогда, Макс дал объявление в газету о продаже квартиры и другого имущества. Федот оказался маклером по недвижимости, причем знал свое дело профессионально. Сделал все от него зависящее, чтобы клиента не «кинули» во время совершения сделки, порекомендовал надежный банк, куда следовало внести вырученные от продажи деньги, также нашел за умеренную цену эту однокомнатную квартирку в Свиблово. Он же помог Максу подыскать неплохую работу.

Когда обмывали сделку, Макс, что называется, «поплыл» и выложил новому знакомому свою печальную историю. Федот выслушал его внимательно, не перебивая. Потом сообщил, что все это дело рук Рафика и он знает людей, которым этот человек тоже порядком насолил. Они не прочь были поквитаться с прытким сутенером, и Федот готов был Макса с ними свести. Но требовалось немного подождать. В тот раз Макс не особенно ему поверил, подумал только — человек проникся к нему сочувствием и захотел утешить, чтобы он окончательно не разочаровался в жизни. Правда, Федот звонил ему еще пару раз, интересовался, как у Макса дела, но при этом даже не заикался о своем предложении. И Макс окончательно уверился в том, что его новый знакомый таким образом проявлял человеческое внимание, ничего больше. Но сегодня, когда Федот опять позвонил, странное предчувствие, смешанное с непонятной радостью, охватило Макса. Оставшееся на работе время он просидел как на иголках и, едва стрелки на часах показали семь вечера, почти бегом устремился на улицу ловить такси.

9

Встреча была назначена неподалеку от дома, где он теперь жил. В небольшом питейном заведении, довольно грязном и неуютном, которое местные обитатели, в основном пожилые опустившиеся люди «из бывших», за глаза именовали Бородавкой. Здесь обычно подавали дешевую самопальную водку и пиво в розлив под такую же незамысловатую закуску. Макс изредка, когда уж совсем иссякали деньги, а до получки оставалось еще несколько дней, забегал сюда с похмелья, чтобы освежиться. Публика была простая, никто не лез с вопросами, не нарывался на конфликт. Здесь не только выпивали, но еще играли в шахматы или домино, ставкой служила порция водки. Иногда, правда, устоявшуюся атмосферу будоражил своими воплями седой бородатый мужичок по кличке Бетховен, местная достопримечательность. Перебрав, он терял над собой контроль и пытался орать арии из опер, слов которых не помнил совершенно, потому в основном брал на голос. В таких случаях целовальник вызывал наряд милиции. Стражи порядка молча брали мужичка под белы руки и отволакивали в воронок. Все опять успокаивалось, жизнь протекала равномерно. Лучшего места для конфиденциальной встречи, чтобы лишний раз не мозолить глаза особо любопытствующим гражданам, придумать было трудно.

Федот уже ждал Макса, сидя у окна за маленьким столиком на двоих. Они заказали себе по пиву с порцией креветок и перешли к делу. Федот без предисловий сообщил, что теперь точно установлено — Рафик с девушкой отправился за границу, в Германию. В каком точно месте или городе они там обосновались, узнать пока не удалось. Но заинтересованные люди хотели бы точнее выйти на след своего обидчика. Здесь у них и у Макса имелся общий интерес. Вопрос лишь в том, захочет ли Макс им помочь разыскать Рафика и заодно вернуть себе девушку?..

Макс ответил согласием. Внезапная решимость пришла к нему. Он сделает все, что в его силах, даже если ради этого придется расшибиться в лепешку.

— Не горячитесь так, выслушайте сперва все до конца, — тихим голосом продолжал внушать ему Федот. — От вас требуется только одно. Поехать в Германию, использовать там свои бывшие связи и попытаться выяснить, где точно этот тип может скрываться. Девушка тоже сможет в этом помочь, ее вам будет разыскать гораздо легче. Сам род занятий, к которым Рафик наверняка ее там принуждает, заставляет вашу подругу постоянно находиться на виду. А жизнь там у нее не сахар, она будет рада вырваться из лап сутенера любыми способами, даже отомстить ему… Это основная причина, которая подвигла моих знакомых обратиться к вам. В случае удачи сами не предпринимайте никаких решительных действий, тем более не обращайтесь в полицию. Рафика это может только спугнуть. Позвоните по этому телефону и ждите сигнала, когда можно будет забрать девушку. Дальше распоряжайтесь своей жизнью, стройте планы, как вам заблагорассудится. Но, естественно, о нашем уговоре, при любом исходе, больше никому ни слова. Девушку тоже не стоит посвящать в детали. Вы не могли без нее жить, отправились на поиски и нашли ее по своим каналам — все…

Макс кивнул, скомкал в кулаке, а потом спрятал в карман листочек с телефоном, который передал ему Федот. Они допили пиво и поднялись.

— Когда вы смогли бы улететь? — спросил Федот уже на улице.

— Когда? — Макс задумался, но совсем ненадолго. — Думаю, в самые ближайшие дни. Мне только нужно будет договориться на работе. Что-нибудь придумаю.

— Хорошо, — кивнул Федот. — Поездку вам тоже оплачивают, вот… — он незаметно протянул Максу небольшой бумажный сверток, который тот сразу спрятал в карман куртки. — Здесь должно хватить на дорогу туда и обратно, перемещение и проживание в Германии, другие расходы. Но особо не шикуйте, чтобы не бросалось в глаза… И вот еще что… Советую вам на время завязать с этим делом, — Федот выразительно щелкнул себя пальцем по кадыку. — Если нам с вами повезет и все получится, как задумано, вы сможете вместе с девушкой начать новую жизнь. Потому лучше совсем забудьте про алкоголь… Ну, все тогда. Остальные детали мы обсудим перед вашим отъездом.

Они пожали друг другу руки и попрощались. Федот сел в свою машину и уехал, а Макс направился к себе домой. Девушки, имени которой он так и не запомнил, уже не было в его квартире. Макс вздохнул с невероятным облегчением. Но тут же прошел в комнату, остановился в углу, где висела икона.

Обновленный Спас Иммануил смотрел на него строго и, как показалось Максу, с некоторой укоризной.

— Господи, — прошептал он, склоняя голову перед иконой. — Ничего ради себя не прошу, но умоляю, помоги мне ее найти…

10

В камере полицейского участка Настю продержали три дня. Никто к ней больше не наведывался, на допросы тоже не вызывали, но продолжали кормить, регулярно, с немецкой педантичностью, три раза в день и довольно сносно. На четвертый день ее заключения Настю отвели к следователю. Тот сообщил, что для нее есть хорошая новость. Среди вещей на квартире Рафика обнаружили Настин паспорт с просроченной туристической визой. Теперь личность госпожи Снежинской окончательно установлена.

Если бы вся ее вина ограничивалась только этим, да еще незаконным занятием проституцией на территории страны, Настю, скорее всего, ждала депортация на родину в самое ближайшее время. Обычная в таких случаях мера, которую германские власти применяли к женщинам из бывшего СНГ, любыми правдами и неправдами проникавшими в ФРГ в поисках работы. Но имелось еще заявление российского моряка в местную полицию. Он якобы провел ночь в номере гостиницы с проституткой, которая его опоила, вколола ему наркотики, а потом обокрала и сбежала к своему сутенеру. Собственно, логово сутенера и обнаружила полиция по горячим следам, но его самого там не оказалось. Но вся эта история для ее участников пахла сроком, и немалым.

Внешность Насти в чем-то совпадала с описанием пострадавшего, а в чем-то нет. Устроить же очную ставку им не могли, так как морячок в тот же день отбыл из порта Гамбурга на своем судне и неизвестно теперь, когда он опять здесь появится, да и появится ли вообще. Одним словом, подозрения имелись, но без веских доказательств. И поскольку Настя все отрицала на допросе, даже связь с пострадавшим, окончательно ее судьбу должен был решить суд. Но вот когда должно было состояться заседание судебной коллегии, это уже не ему, следователю, решать. Потому оставшееся до суда время Насте предстояло провести в тюрьме.

11

Муниципальная тюрьма города Гамбурга по нашим скромным меркам могла на первый взгляд сойти за дом отдыха закрытого типа или санаторий для больных, с кем врачи не рекомендуют общения. Камеры благоустроены и всегда открыты, днем можно беспрепятственно гулять по территории в ограниченной зоне. Отдельный туалет с французской сантехникой. Ванна, душ, стиральная машина. Настольный теннис для всех желающих. Кормили заключенных тоже довольно прилично, почти каждый день давали фрукты, овощи, мясо. Еду приносили отбывающие срок немки под надзором женщин-полицейских, и помещения убирали тоже зечки. В тюрьме имелся свой магазин, где продавались продукты и практически все, что необходимо женщине в повседневной жизни. В комнате для свиданий стояли автоматы с напитками, конфетами, сигаретами.

Несколько раз для развлечения узниц к ним привозили местных рок-музыкантов. Концерты пользовались невероятным успехом. Женщины, в особенности молодые, на время забывали, где они находятся, и отплясывали под ритмы оглушительного рока не хуже, чем на обычных молодежных тусовках. Прошел даже слух, что к Рождеству, которое было уже не за горами, администрация тюрьмы готовит настоящий костюмированный бал с танцами и подарками.

Камера, куда определили Настю после душа и медицинского осмотра, состояла из двух жилых блоков. В каждом из них умещалось по двенадцать человек. Между блоками — туалет. На ночь камеры запирались на замок. В одиннадцать часов вечера во всех блоках отключали свет. Бывших соотечественниц вместе с Настей было здесь около двадцати. В основном все они тянули срок за одну и ту же провинность: просроченные визы, отсутствие вида на жительство, незаконное занятие трудовой деятельностью, проституция, мелкое хулиганство, воровство. Но были здесь женщины из других стран Восточной Европы, а также немки, сидевшие в основном за воровство.

Неуемная потребность русских всюду оставлять свои автографы привела к тому, что стены временного Настиного жилища напоминали причудливые обои. По ним можно было заново узнавать географию бывшей огромной страны. Женщины из разных уголков России, Украины, Белоруссии, Молдавии, некоторых других республик давали знать о себе, искали знакомых, угрожали кому-то, кому-то передавали приветы, оставляли о себе на память трогательные четверостишия и рисунки. Среди прочих были там предупреждения относительно нравов надзирателей, порядков и тюремного священника: «Девчонки, не верьте попу. Он шестерка». «Девчонки» особо с батюшкой не общались. И местную церквушку посещали не из религиозных чувств, а в основном чтобы украсть свечи. Тогда ночью можно было не сидеть в темноте, а устраивать себе маленькие развлечения. Например, устроить танцы со стриптизом.

«Конечно, если застукают на воровстве, карцера не избежать», — предупредила Галина, девушка с Украины, с которой Настя близко познакомилась в первый же день. У Галины был день рождения, и она попросила Настю помочь ей испечь торт. Сахар, муку, сгущенку для крема и некоторые другие ингредиенты можно было беспрепятственно приобрести в тюремном магазине. Но Галине этого показалось мало. Она набралась наглости и потребовала, чтобы надзирательница достала ей еще пятьдесят граммов коньяка «для вкуса». Удивительно, но коньяк она получила. За деньги, конечно, и по официальному разрешению начальника тюрьмы. Правда, надзирательница стояла и смотрела, чтобы девчонки употребили этот коньяк по прямому назначению.

Торт они дружно слопали вместе с сокамерницами еще до отбоя. Только трое немок не принимали участия в праздничной трапезе, с каменными лицами сидели по своим углам. А когда погасили свет и в тюремных блоках установилась тишина, девушки повыползали из-под одеял, зажгли свечи и, собравшись в тесный кружок вокруг Галины, с нетерпением стали ждать начала представления. А она, взобравшись на стол, прохаживалась по нему и все рассказывала, как путанила в Германии в течение полугода, какие наряды при этом носила, как приваживала кавалеров и какие все мужики одинаковые и глупые, их ничего не стоило обвести вокруг пальца.

Галина конечно же была артистка. То, что трудно было выразить словами, она дополняла жестами, не всегда пристойными, но зрительницы буквально покатывались от смеха, глядя на нее. Даже худая, хмурая старуха, неизвестно как и за какую провинность оказавшаяся в тюрьме, тоже улыбалась беззубым ртом, вытирала сухой ладошкой шершавые сморщенные щеки и глядела на Галину умильным взором.

Тут поднялась с кровати одна из немок, направилась к стоящей на столе Галине и что-то зло залопотала на своем языке. Всех слов в этой сердитой скороговорке разобрать было сложно, но смысл протеста немки Насте все же удалось уловить. Ее яростная тирада сводилась к тому, что русские мешают остальным спать, нарушают тюремный порядок и пора бы им угомониться.

— Да пошла ты!.. — Галина презрительно скривила губы и отпустила в адрес немки витиеватое матерное выражение на родном языке.

Однако немка поняла и взбесилась еще больше. Продолжая выкрикивать ругательства, она ухватила Галину за подол платья и потянула вниз. Материя затрещала и порвалась до самой талии. Галина не осталась в долгу и с ходу двинула немку ногой в плечо. Та завизжала страшным голосом, вытянула руки, стараясь ухватить Галину за ноги. На помощь немке со своих коек бросились ее соотечественницы. А еще через мгновение в центре блока образовалась куча мала. Девицы размахивали руками, колотили друг друга куда попало, визжали, царапались, плевались. В ход были пущены одеяла, подушки и другие предметы, которые попадались под руки. Насте тоже досталось в общей свалке. Вначале ей отдавили ногу, а потом пару раз больно ударили в лицо. Свечи попадали со стола, от их пламени вспыхнул газовый шарфик одной из девушек. Потянуло паленым, и это еще больше усилило панику. Теперь кричали уже все находящиеся здесь. Пробудились и вторили им запертые обитательницы из соседних блоков.

Тут ярко вспыхнул свет, лязгнул замок в двери, она распахнулась настежь, и в камеру влетели надзирательницы с дубинками в руках. Двое из них, широко расставив ноги, остались стоять по обе стороны двери, а старшая, по имени Эльза, ни слова не говоря, рванулась с дубинкой, воздетой кверху, в самую гущу дерущихся и визжащих женщин. Там надзирательница принялась раздавать удары налево и направо, свободной рукой хватала участниц драки и оттаскивала их друг от друга. Через минуту-другую ей кое-как удалось навести в блоке порядок и распихать девиц по разным углам. О недавнем побоище свидетельствовали лишь беспорядочно разбросанные повсюду вещи, ссадины и ушибы на телах сокамерниц, да еще вонь, идущая от дотлевающих на полу тряпок.

Эльза сама вершила свой суд и быстро определила виновных. Галину как организатора торжества и Настю, помогавшую в подготовке события, отправили в карцер. Это была узкая комната с высоким потолком и льющимся оттуда ярким светом, который никогда не выключали. Иностранцев сажали сюда не более чем на трое суток. И весь этот срок Настя провела вместе с Галиной.

12

Новая подруга восприняла наказание спокойно. Она сидела в тюрьме уже четвертый месяц и за это время успела побывать в карцере несколько раз. В основном тоже за драки. Потасовки между заключенными случались в камерах довольно часто и главным образом по инициативе немок. Те ненавидели приезжих иностранок, которые, по их мнению, отбивали работу у местных девушек, составляя им конкуренцию в таких видах деятельности, как стриптиз и проституция.

Как правило, девушки из стран Восточной Европы менее привередливы, чем немецкие, соглашались на любую работу, лишь бы им платили и обеспечивали жильем. За последние годы они, таким образом, сильно сбили цены и потеснили с панелей местных путан. Во всей многослойной и запутанной схеме секс-трудоустройства в Германии у приезжих девушек был только один недостаток: иностранки вынуждены были работать там нелегально, что делало их уязвимыми перед законом. А немки этим пользовались, всячески подставляли конкуренток и мстили им при каждом удобном случае. Вражда не утихала ни на мгновение.

Галина охотно делилась с Настей своими наблюдениями относительно местных нравов. Но о своей прошлой жизни рассказывала скупо, не вдаваясь в подробности. Видно было, что ранее она пережила какую-то личную драму, что потом определило ее дальнейшую жизнь. Настя это почти сразу поняла и не приставала к ней с расспросами.

Вообще Галина держалась молодцом и не теряла присутствия духа в любой ситуации. Поэтому Настя очень удивилась, когда, проснувшись, увидела свою новую подругу плачущей. Ее лицо было залито слезами, и слезы капали отовсюду — из глаз, из носу и из небольших морщинок в углах ее губ, которые делали ее рот трагичным.

— Галя, ты чего? — Настя придвинулась к ней, пытаясь успокоить. — Ты такая красивая. А столько восторга у всех ты вызвала, когда танцевала и рассказывала нам в свой день рождения!.. Ты всем нам дала от себя немножечко счастья…

— Ну что ты мелешь?.. — Галина вдруг резко оттолкнула ее от себя. — «Красивая, дала немножечко счастья»… Где ты видишь счастье? В чем оно у тебя?..

Настя сочла за благо промолчать. А Галина перестала всхлипывать, вытерла глаза и сказала, глядя куда-то в пустоту:

— Все на земле неверное, приходит и уходит. Красота тоже. Вот состаришься, и кому ты тогда нужна?.. Не надо привыкать к своей красоте, не в этом счастье. Надо искать для себя выход в чем-то другом…

Уже немного позже Галина призналась ей, что рассчитывает заработать денег, вернуться к себе на родину, поступить в университет на факультет журналистики и когда-нибудь написать обо всем увиденном и пережитом.

Незадолго до Рождества участь Галины решилась. Суд постановил депортировать ее на родину. К удивлению провожавших ее девушек, сама Галина восприняла такую новость без радости. Весь день перед выходом из тюрьмы она ни с кем не перемолвилась ни словом, пролежала на своей койке, отвернувшись к стене.

Утром Настя пошла проводить Галину до вахты. Они попрощались без лишних слов, лишь обнялись. Настя видела, как Галину почему-то провели в мужскую зону. И сразу же туда впустили какого-то парня. Был он какой-то маленький, невзрачный и тоже, как и Галина, с вещами в руках. Настя, заметив его во дворе, сначала даже не придала этому значения. Но вот парня подвели к Галине, и оказалось, что тот почти на голову ниже ее, хотя крепок и широк в плечах.

Как только Галина увидела его, с ней началась истерика. Она закричала что-то нечленораздельное и с кулаками набросилась на парня. Тот вяло уклонялся от ее ударов, отступая и затравленно при этом оглядываясь.

Двое охранников тут же повисли на руках Галины, пытаясь ее оттащить. Волосы ее растрепались, и она продолжала орать уже во весь голос:

— Пустите!.. Заберите меня!.. Заберите меня от него!.. Заберите меня!.. Пусть уйдет!.. Пусть уйдет!.. Пусть уйдет!.. Я не хочу, скажите ему, я не хочу его видеть!.. Пусть оставит меня в покое!.. Скажите, пусть уйдет!.. Пусть уйдет с моих глаз!.. Скажите, я ненавижу его, ненавижу!.. Пусть уйдет, скажите… Скажите!!!

Охранники уволокли ее куда-то в подсобное помещение, орущую до беспамятства, рвущуюся из рук. В последний момент Галина оглянулась еще раз, посмотрела на мир с такой беспросветной тоской, что Насте сделалось не по себе. Спустя минуту коротышку парня завели в ту же дверь.

Уже после Настя узнала некоторые подробности истории Галины. Коротышка оказался ее сутенером. На Украине, в своем небольшом городке, Галина была безумно в него влюблена. Как и большинство их сверстников, они были вынуждены прохлаждаться без работы. Парень уговорил Галину податься на заработки за границу. Но едва они пересекли границу Германии, как объект ее пылкой страсти заставил девушку выйти на панель. Их вместе и замели во время торга с клиентом, направили отбывать срок в одну и ту же тюрьму. А сейчас вместе депортировали на родину. Что было дальше, как поступила Галина с предавшим ее коротышкой, — Настя так никогда и не узнала.

13

Все время, пока Настя находилась в тюрьме, она не переставала удивляться тамошним порядкам. Вольности и льготы, которые по немецким законам предоставлялись заключенным, казались непонятными, а порой даже слишком либеральными человеку, выросшему и воспитанному в нашей стране, при наших законах и всеобщему негативному отношению к зекам.

Например, здесь на счет каждого заключенного ежемесячно перечислялась определенная сумма. Правда, на руки эти деньги не выдавали, лишь вычитали потраченное на продукты в магазине. Остальную сумму можно было снять лишь после окончания срока пребывания в тюрьме. Настя не знала толком, сколько у нее уже накопилось на счету, оставаясь к этому равнодушной.

В комнате свиданий работали телефоны-автоматы для заключенных. Покупаешь телефонную карточку за пятьдесят марок — и звони в любой город Германии. Правда, предоставлялась такая услуга только за наличные.

Поначалу Настя не думала никому звонить. Стыдно было, что кто-нибудь узнает о ее нынешнем месте пребывания. Да и знакомых здесь у нее не было, разве что девчонки из бара. Но что она им скажет?.. Залетела, мол, принесите вещи, продукты, косметику. Так этого добра хватало и здесь, в магазине. А выслушивать лишний раз охи, ахи и соболезнования, причем не всегда искренние, тоже претило. Поэтому Настя до поры никому не давала о себе знать, полагая, что так спокойнее.

Но тут она вспомнила о Даворе. Просто листала какой-то журнал, там ей попалась, заметка о продавцах антиквариата, и в памяти невольно всплыл ее восторженный поклонник из Хорватии. Не то чтобы ей очень хотелось его увидеть. Но Давор был не чужд сентиментальных настроений, вполне мог откликнуться на ее просьбу, приехать на свидание. А там… Можно было попросить его позвонить в Москву, Максу…

Мысль дерзкая, почти фантастическая. Настя уже давно научилась мыслить трезво, понимала, что была нужна хорвату, пока находилась на свободе. Как Давор воспримет ее нынешнее положение?.. У него свой бизнес, хоть какое-никакое, но положение в стране, репутация среди местных партнеров. Захочет ли он этим пожертвовать ради того, чтобы встретиться с девушкой, которая находится в заключении?.. А Макс?.. Вспомнит ли о ней, захочет ли понять, простить, броситься на выручку?..

Какое-то время Настя колебалась. Стоило ли все это затевать, чтобы потом испытать горькое разочарование, а вместе с ним еще один позор и унижение?.. И все же, и все же… Попытка не пытка — решила она. Теперь следовало раздобыть деньги, чтобы выкупить карточку и сделать звонок.

Одалживать деньги в тюрьме у своих товарок по заключению — дело, заранее обреченное на провал. Здесь можно было поплакаться в жилетку, облегчить душу, рассказав свою историю, которую выслушают с пониманием, а заодно дадут добрый совет, столь же щедрый, сколь и бесполезный. Но все, что касалось денег, находилось в этом мире под знаком табу. Потому что те, у которых водились деньги в заключении, попадали в высшую тюремную касту, имея за это дополнительные привилегии.

Настя сразу отбросила этот вариант и принялась обдумывать другие возможности. Она уже знала, что на территории тюрьмы находится церковь, где имелся также православный приход. Правда, священника заключенные не любили и опасались с ним общаться. Тот служил не столько Господу, сколько являлся для надзирателей дополнительным источником информации, попросту был стукачом. Выслушивал жалобы и тайные просьбы прихожан, а потом скрупулезно доносил обо всем в администрацию.

Настя всего лишь раза два или три посетила церковь. Но вспомнила, что кроме священника видела там пожилую женщину. Она продавала свечи и нательные крестики, помогала убираться в храме, выполняла другую мелкую работу. Заключенные отзывались о ней всегда только хорошо. Добрейшая душа, она как могла помогала заключенным, ведь у многих из них на воле совершенно не было знакомых, им некому было принести сменную одежду, деньги, передать письма родным или знакомым.

В ближайшее воскресенье Настя пришла в церковь. Женщину она увидела сразу, но не стала заводить с ней беседу, лишь купила у нее свечи, поставила их у иконостаса, постояла возле иконы Богоматери. И, лишь дождавшись, когда церковь почти совсем опустела, вновь подошла к женщине.

Настя не стала таиться, подступаться издалека. Она уже решила для себя — будь что будет, и потому сразу, в двух словах, изложила женщине свою просьбу. Ей нужны деньги, чтобы позвонить друзьям. Одалживать она не хочет, но может отработать. Помочь убраться в храме, например вымыть полы.

Женщина выслушала ее со вниманием, посмотрела своими добрыми глазами и сказала просто:

— Много не говори… Мы, русские, должны держаться друг за друга и друг другу помогать… Вот тебе деньги. Отработаешь за три раза. А если чего еще понадобится, приходи всегда, без стеснения…

Настя спрятала купюру достоинством в пятьдесят марок за лифчик и, как договаривались, вымыла в церкви полы. Покончив с уборкой, она прямиком отправилась в комнату для свиданий и купила в окошке карточку для переговоров.

С сильно бьющимся сердцем Настя набрала номер. Но волновалась она напрасно. На противоположном конце никто так и не взял трубку. Тогда Настя сообразила, что сегодня воскресенье и все конторы в городе закрыты на выходной.

На следующий день она опять подошла к телефону-автомату, но уже спокойно, без внутреннего трепета набрала нужный номер.

Мужской голос ей ответил по-немецки, что господин Давор в настоящий момент отсутствует. С трудом подбирая слова из своего скудного немецкого лексикона, Настя попыталась узнать, когда же будет господин Давор. Но ее собеседник пробормотал что-то невразумительное и бросил трубку.

Первая неудача не смутила Настю. Она знала, что Давор большей частью находится у себя в Хорватии, и решила повторить попытку через несколько дней. Главное, у нее теперь была карточка, с помощью которой можно было разговаривать еще почти двадцать минут. В следующий раз она позвонила и потребовала у невидимого собеседника, чтобы тот назвал точный срок приезда господина Давора.

На этот раз ее невидимый собеседник оказался более словоохотлив.

— О, да!.. — ответил он ей. — Давор будет через три дня. Вы по какому делу?.. Может быть, я смогу ему передать вашу просьбу или заказ?.. Как вас ему представить?..

Настя не стала себя называть, передавать тоже ничего не захотела. Сказала только, что желает сделать господину Давору сюрприз. А сама смотрела на счетчик в аппарате, отсчитывающий драгоценные секунды. У нее оставалось еще двенадцать минут на последующие звонки, поэтому следовало экономить.

Была пятница. Через день, в воскресенье, Настя опять сходила в церковь, чтобы отработать свой долг. Женщина накормила ее домашним обедом и поговорила с ней более подробно. Сказала между прочим, что если у нее есть знакомые на воле, то они могут внести в магистратуру соответствующую сумму и тогда, возможно, Настю смогут отпустить под этот залог.

В понедельник она опять пришла в комнату для свиданий. Привычно уже набрала номер и услышала в трубке знакомый голос Давора:

— Солнце мое!.. Моя царевна!.. Я так скучал без тебя!.. Как это будет по-вашему… много-много!.. Ты меня бросила, совсем разлюбила?.. О, чем я заслужил?..

Насте даже почудился слабый всхлип на противоположном конце провода. От смеха она удержалась, лишь глядя на мелькавшие перед глазами цифры счетчика.

— Давор, я тебя не бросила, я здесь… Но я сейчас не могу долго говорить, объяснять, у меня мало времени… Так что, если хочешь, приезжай…

— Конечно, я приеду, радость моя!.. А ты сейчас где?

— В тюрьме.

— Где, где?.. Тебя плохо слышно, еще раз повтори…

— В тюрьме… — повторила Настя.

В трубке возникла пауза.

— Ты шутишь? — спросил он совсем тихо, упавшим голосом.

— Нет, Давор, не шучу. Это чистая правда. Я в тюрьме, жду суда. С тобой разговариваю по автомату, и у меня заканчивается время…

Он опять замолчал. Так продолжалось секунд тридцать. Цифры на счетчике неумолимо отсчитывали своей бег. И Настя подумала, что на этом их разговор закончится, но не испытала ни малейшего сожаления, ей вдруг стало все безразлично.

— Я сейчас приеду!.. — словно сквозь вату донесся до нее голос Давора. — Жди меня, мое солнце, я скоро буду!.. Все сейчас бросаю и мчусь к тебе!..

Настя медленно опустила трубку на рычаг. И тут же прислонилась к стене. Она не знала, радоваться ей теперь или, наоборот, печалиться. Но дело уже было сделано. Она решилась на этот шаг отчаяния, и ей оставалось только ждать последствий.

14

…Перед глазами у Макса маячила гигантская, будто заслоняющая собою весь мир стена серого дома напротив. Окна были наглухо закрыты и за ними ни души. Только в одном слегка приоткрыта створка. Он сосредоточил взгляд на этом окне — ничего примечательного, просто темный квадрат в зыбком еще, утреннем свете с выбивающейся полоской тюля и пустой стеклянной вазой на подоконнике.

Странный, скрежещущий звук послышался снизу. Потом что-то глухо ухнуло, словно обвалилось на землю. Макс подошел вплотную к окну и посмотрел вниз. Он увидел узкий двор, похожий на пенал, и уборочную машину, в которую грузчики ставили мусорные баки. Секунду он оторопело продолжал наблюдать за их работой, потом выпрямился и плотно задернул шторы на окне. Вернувшись к столу в центре номера, Макс уселся в кресло и бросил взгляд на стоящий перед ним телефон. Аппарат молчал уже второй день подряд, с тех самых пор как он спустился по трапу самолета в берлинском аэропорту и поселился в этой гостинице.

В этот раз Германия встретила Макса совсем иначе, нежели в прошлый его визит в эту страну. У него здесь было много знакомых. Большинство просто деловые партнеры, хотя некоторые из них еще недавно признавались ему в своей дружбе. «С тобой приятно вести дело, Макс!.. Ты все понимаешь с полуслова!..», «Ты настоящий парень, я всегда готов пойти тебе навстречу…», «Мой дом — это твой дом!..», «Макс, мы ждем тебя! Приезжай скорей!..» — примерно такие фразы звучали в его адрес на переговорах этим летом или когда немцы провожали «своего русского друга» в аэропорт. Но теперь между ними и Максом словно выросла невидимая, непробиваемая стена.

Конечно, он не ждал, что здесь его опять встретят с распростертыми объятиями. Бизнес есть бизнес, эти люди привыкли ценить свое время, иметь дело с равными и себе подобными, а Макс для них был уже не президент уважаемой фирмы, просто турист, частное лицо, с собственными интересами. Он это хорошо понимал и надеялся только на сочувствие со стороны бывших партнеров, на то, что его хотя бы выслушают и помогут на первых порах разобраться в ситуации. Однако на месте его постигло горькое разочарование.

Макс, едва оказавшись в номере и кое-как бросив вещи, принялся звонить по телефону своим немецким знакомым. Но секретарши отказывались его узнавать, а на просьбу соединить со своим шефом заученно отвечали, что тот в отъезде, либо на совещании, либо просто никого не принимает в этот день, и даже чтобы поговорить с ним, нужно записываться заранее. С теми же, кому удавалось дозвониться напрямую, разговор был и вовсе коротким. «Да, привет… Ты откуда?.. Ах, здесь по делам!.. Рад, очень рад тебя слышать, но понимаешь…» — и далее следовали путаные объяснения с перечислением причин, почему его не могут встретить, принять, просто с ним поговорить по душам. И никто его не пригласил даже пообедать, хотя бы из вежливости.

Но не это сейчас заботило Макса. Он оказался здесь, в чужой стране, в совершенном вакууме, не зная, с чего начать, к кому обратиться. Не в полицию же, черт побери! Но тогда — куда?.. Впереди был полный тупик, как это здание, что напротив его окон.

15

Оставаться дальше в номере было невыносимо. Макс спустился вниз, наскоро позавтракал в гостиничном кафе, заказав себе кофе с бутербродами, после чего решил немного прогуляться по городу, чтобы привести мысли в порядок.

Моросил мелкий дождь, ветер срывал с ветвей деревьев последние листья. Большая стая ворон вспорхнула над Потсдамской площадью. Вдали виднелось здание библиотеки. Макс миновал цирк Алекан, вышел на набережную Ландверканала. Блики утреннего света отражались на поверхности воды, волны неслышно ударялись о каменный берег.

Макс повернул в сторону старого вокзала. В выплескивавшемся из подземного перехода со станции метро потоке служащих, учащихся и прочего торопящегося по своим делам люда он чувствовал себя совершенно затерянным. Взгляд его случайно задержался на витрине газетного киоска. Люди, нырявшие в подземку, спешили запастись свежими экземплярами утренних изданий. Как же это он сразу не подумал?.. В газетах могла быть хоть какая-то информация.

Макс подошел к киоску и, не глядя на заголовки, попросил у продавца продать ему все сегодняшние номера и даже те, что остались с прошлых дней. Продавец охотно исполнил его просьбу, с улыбкой отсчитал сдачу, которую Макс не глядя сунул в карман.

Вернувшись к себе в номер, Макс отбросил в сторону плащ, разложил газеты на столе и принялся их изучать одну за другой. Язык он знал неплохо и для начала решил сосредоточить внимание на скандальной хронике.

Здесь ему довелось узнать много любопытного.

Так, в федеральном центре по вопросам здорового образа жизни вычислили, что со жрицами любви регулярно сливается в экстазе каждый четвертый гражданин мужского пола благополучной Германии. А ежегодный оборот в сфере «любовной индустрии» составляет двенадцать с половиной миллионов марок, что вполне сравнимо с оборотом такого промышленного гиганта, как концерн «Адидас». Причем среди немецких шлюх немало таких, которые с трудом говорят по-немецки: бульварные газеты в разделе «услуги» захлебывались в экстазе интернационализма — «красавицы из Рио», «лолитоподобные польки», «сладострастные чешки», «не ведающие табу сибирские барышни»…

В Гамбурге, по сведениям властей, половина десятитысячной армии городских проституток — иностранки. В других эпицентрах продажной любви, таких, как Берлин, Франкфурт или Кельн, то же самое. Большинство «экзотических» жриц любви живут и работают незаконно, часто при этом попадают под арест. Но больше всего страданий им причиняют свои же сутенеры. Заставляют работать на потоке, обдирают при этом как липку, не редки случаи избиения и даже со смертельным исходом…

И тут сердце у Макса забилось. В небольшой заметке из «Гамбургер абендблатт» сообщалось о том, что полиция Гамбурга разыскивает некого Ральфа, сутенера, выходца из России. Он заставлял своих девушек не только обслуживать клиентов, но и воровать у них деньги. Полицейские вышли на след этого сутенера, но тому удалось скрыться…

Другие подробности отсутствовали, в том числе и те, что касались девушек. Но в голову Максу запало имя — Ральф. Возможно, что это кличка. Но странное для немцев имя Рафик вполне могло здесь трансформироваться в более привычное для слуха Ральф. И этот сутенер был выходцем из России.

Макс задумался. Конечно, не факт, что ему удалось напасть на след, но попробовать стоило. Тем более что Гамбург значился даже в туристических проспектах едва ли не главным злачным местом в Германии. Стало быть, надо ехать в этот город. Макс не очень-то верил в успех, но все равно так будет лучше, нежели томиться здесь, в гостинице, ждать неизвестно чего, у моря погоды…

Зазвонил телефон. Звук был резкий, так что Макс невольно вздрогнул. Первый контакт за два дня, посмотрим, кто это может быть…

В трубке он узнал голос Федота. Тот звонил из Москвы, интересовался, как дела и что удалось узнать. Макс не стал вдаваться в подробности. Сказал только, что есть кое-какие подвижки, но ему предстоит съездить в Гамбург.

— В Гамбург? — переспросил Федот. — Вы уверены, что интересующий нас субъект находится именно там? Откуда такая информация?

— На все сто процентов я гарантии дать не могу, — терпеливо объяснил Макс. — Но для того и еду туда, чтобы на месте убедиться.

— Ну, хорошо, — согласился Федот. — Мы вас не ограничиваем, действуйте на свое усмотрение, но только регулярно ставьте нас в известность о результатах.

На этом их разговор закончился.

И только уже в такси, по пути на вокзал, Макс вдруг подумал: а откуда Федоту стал известен его номер телефона в гостинице?.. Ведь кроме знакомых немцев он больше никому не звонил, тем более в Москву… Макс подумал об этом, но почти сразу же и забыл, погрузившись с головой в другие проблемы.

16

Настя была очень взволнована предстоящим свиданием с Давором. Если бы кто-нибудь до ареста сказал ей, что такое возможно, она бы рассмеялась этому человеку в лицо. Раньше Давор нисколько не волновал ее как мужчина. Она лишь умело пользовалась своим влиянием на него, как поступали почти все другие путаны со своими поклонниками, чтобы получить хоть какую-то малую долю радости в беспросветной жизни. И это было в порядке вещей. Но обстоятельства, как известно, нас меняют. Они не виделись почти два месяца, и потому Насте очень хотелось предстать перед Давором привлекательной и даже сексапильной, насколько это было возможно в условиях тюрьмы. Девчонки собирали ее на это свидание едва ли не всем блоком. Одна одолжила ей свое платье, другая — косметику, остальные тоже расщедрились по такому случаю. Только немки, как всегда, держались в стороне.

Они сидели друг против друга в комнате для встреч с заключенными, где их разделяла только невысокая деревянная перегородка. Передавать арестованным какие-либо предметы строго возбранялась. Общаться можно было только на словах, да и то не говорить ничего лишнего, за этим следила надзирательница. Но Давор пренебрег правилами. Потянувшись через перегородку, он взял Настины руки в свои ладони и уже не отпускал их все время, пока длилось свидание, нежно поглаживая или чуть сжимая ей пальцы. При этом старался заглянуть Насте в глаза.

После обычных для него сюсюканий, охов и вздохов Давор наконец перешел к главному. Ему удалось навести справки в полиции и префектуре. К делу Насти должен был в самое ближайшее время подключиться опытный адвокат.

— Как жаль, что ты мне сразу не позвонила, уже давно была бы на свободе… Они ничего не могут доказать, поэтому тянут резину. Есть заявление этого моряка, но нет свидетелей. А без свидетелей дело рассыплется, как карточный домик!..

— Надеюсь, ты не поверил всей этой чепухе, что я могла его обокрасть?

— Моя царевна!.. В жизни все случается. Даже если оно так и было, для меня это не имеет значения. Я от тебя не отступлюсь!..

— Нет уж, уволь! Если ты всерьез мог подумать, что я способна на воровство…

— Нет, конечно, нет! Это я так, к слову… О, бедняжка!.. Сколько же тебе пришлось пережить… Но я тебя отсюда вытащу, ничего для этого не пожалею. Внесу залог, и ты окажешься на свободе уже в ближайшие дни.

— Разве такое возможно?..

— Мы в Германии, солнце мое, здесь все возможно… Немцы уважают закон, но это не мешает им любить деньги, — Давор ей подмигнул. — Но все будет на законных основаниях. Наберись терпения, радость моя, уже недолго осталось…

После его ухода Настя почувствовала некоторое облегчение. Теперь, возможно, ей с помощью Давора все-таки удастся разобраться в том положении, в котором она оказалась, и исправить недоразумение. Хотя в то, что она сможет выбраться из тюрьмы с помощью залога, Насте верилось с трудом. Ей казалось, что закон предусматривает эту меру только для граждан Германии и не распространяется на иностранцев.

Но чудеса на свете, хоть и не часто, а случаются. Спустя два дня Настю вызвали в администрацию тюрьмы и объявили, что она освобождается под залог и подписку о невыезде. Насте позволили вернуться в камеру, чтобы собрать свои вещи и попрощаться с подружками. За ворота тюрьмы она вышла на ватных ногах.

И все дальнейшее происходило для нее как во сне.

Давор уже ждал Настю на своей машине и с огромным букетом цветов. Прежде всего он отвез ее в магазин, чтобы Настя выбрала себе одежду и другие необходимые на первое время вещи. Потом они обедали в ресторане. Настя заказала черепаховый суп, рыбные деликатесы, бифштекс с кровью и десерт.

Давор взял в руки бутылку шампанского из ведерка со льдом.

— За твое избавление из темницы, солнце мое!.. — он, как обычно, был верен себе и говорил несколько напыщенно.

— Сегодня ты сделал мне самый прекрасный подарок в жизни! — сказала Настя, беря в руки бокал.

И она не лукавила, потому что была ему искренне благодарна.

— О! Ты заслуживаешь еще большего!.. — чокаясь с ней, воскликнул Давор. — Главный мой подарок ждет тебя впереди!..

— Еще один сюрприз?

— Да! — Он выдержал паузу. — Мы покидаем эту страну!..

— Объясни поточнее.

— Я увезу тебя отсюда в Хорватию, к себе домой!..

— Ты шутишь?..

— Нет, это чистая правда! Мы едем в Загреб! Прямо сейчас!..

— Как это вдруг, — Настя даже растерялась от такой неожиданности. — Я дала подписку, меня просто не выпустят из страны…

— Я все предусмотрел, — перебил ее Давор. — Тебе ни о чем не надо беспокоиться. Только положись на меня. И будь умницей!

— Ты говоришь мне: будь умницей, а сам толкаешь на преступление. И сам при этом намереваешься нарушить закон.

Он взял ее руку через стол, крепко сжал ей пальцы, заглянул в глаза:

— Моя царевна!.. У тебя нет другого выбора. Нет другого пути вырваться на свободу, только ехать со мной… Не бойся, я все сделаю. Ты же видишь, как я тебя люблю…

17

Приехав в Гамбург, Макс поселился в недорогой гостинице, расположенной недалеко от центра, купил карту города, путеводитель и начал с того, что методически принялся обходить местные кабаки и другие злачные заведения. Это было не столь простым делом, как ему казалось поначалу. Знакомых в этом городе у него не было совершенно, Макс действовал наобум, полагаясь в основном на карту и собственную интуицию.

Большинство ресторанов, кафе и стрип-баров в районе «красных фонарей» открывались в конце дня и работали до самого утра. Макс сразу отбросил мысль посещать дорогие заведения. Ему было известно, что иностранному сутенеру и его девушкам, чтобы пробиться туда, надо было покрутиться здесь год, а может, и более. Поэтому он выбирал места попроще и подешевле.

Обычно это было насквозь прокуренное помещение, забитое почти до отказа разношерстной публикой, не отказывающей себе в удовольствии провести ночь в «веселом квартале». Макс протискивался к бару, заказывал себе что-нибудь выпить, а потом осматривался и исподволь начинал свое расследование.

В основном его интересовали девушки, работавшие здесь путанами или консумантками. Он выбирал одну из них, на свой вкус, приглашал к себе за столик либо подсаживался к ней сам, и после этого начиналась беседа «по душам».

Девицы с удовольствием пили за его счет. Обычно они просили заказать шампанское или что-нибудь, отдаленно похожее на шампанское, иногда приглашали потанцевать. Флирт с ними и прочие вольности были возможны и весьма желанны за определенную плату, но Макс всегда ограничивался только беседой. На его осторожные расспросы о человеке по имени Ральф девица, как правило, морщила лобик, честно стараясь вспомнить, довелось ли ей слышать о таком или даже встречать. А потом отрицательно качала головой и предлагала Максу подняться с ней наверх, чтобы расслабиться.

Макс вежливо извинялся, мотивируя свой отказ тем, что занят, и переходил в следующее заведение. Там все повторялось сначала и с прежним результатом. К утру Макс уже валился с ног от усталости, голова гудела от выпитого. Он с трудом добирался до своего номера в гостинице, падал в койку, порой даже не раздеваясь, и моментально проваливался в сон. К вечеру он кое-как приводил себя в порядок, крестиком отмечал на карте уже ранее обследованные притоны и отправлялся по новому маршруту.

Так прошла, может быть, неделя. Необследованных мест на его карте оставалось еще раза в три больше, чем отмеченных крестиками, Макс уже отчаялся достигнуть желанной цели и продолжал свои поиски скорее по инерции.

18

Это заведение не значилось в его списке. Проезжая мимо на такси, он увидел вывеску и решил на всякий случай зайти.

Макс с трудом протиснулся к стойке бара. Заказал себе пива и, пока бармен наполнял для него стакан, огляделся. Заведение было не ахти. Публика в основном арабы и турки. Стриптиз на подиуме и дым коромыслом. Было душновато. Макс снял плащ и перекинул его через руку. В своем костюме и галстуке он выглядел здесь белой вороной, на него уже начали понемногу коситься.

— Вы не знаете Ральфа? — спросил Макс бармена по-немецки, когда тот подал ему стакан с пивом.

— Ральфа? Кто такой Ральф? — бармен изобразил удивление на лице.

— Ну, он такой, вроде этих… — Макс указал на ребят-турок, которые стояли возле стойки чуть поодаль. — Только постарше их будет. И он из России.

— Нет, не знаю такого и даже не слыхал, — бармен потерял к Максу интерес, отошел к противоположному краю стойки и стал обслуживать другого клиента.

— А зачем тебе Ральф? — услышал Макс голос слева от себя.

Он повернул голову. Девушка. Симпатичная, только ярко накрашена и одета вызывающе. Впрочем, как и многие другие девушки в этом баре.

— Ты знаешь Ральфа? — спросил он с надеждой.

Девушка пожала плечами:

— Слыхала о таком, но лично не знакома…

— А что ты о нем слыхала? Расскажи! — настаивал Макс.

— А ты меня угости сначала, тогда, может, и расскажу…

— Сейчас… — Он сделал знак бармену и опять повернулся к девушке. Что тебе заказать? Пиво? Шампанское?.. Какой ты любишь сорт?

— Я не пью пиво, — девушка скривила губки. — И шампанское тоже терпеть не могу… А ты русский, я не ошиблась?

— Русский. Как ты догадалась?

Она засмеялась:

— Похож!..

— В смысле?

— Ну, похож, и все! Только русские так одеваются и задают дурацкие вопросы. У тебя акцент… Я, между прочим, тоже из России.

— Правда? — Макс посмотрел на нее с надеждой и решил перейти уже на родной язык. — Тогда ты должна мне помочь…

— Я ничего и никому не должна, — перебила его девушка тоже по-русски. — Это ты мне должен выпивку. Забыл уже?

— Извини, — Макс повернулся к бармену. — Будьте добры, для дамы…

— Двойной бурбон, подсказала девушка. — Только льда совсем чуть-чуть…

Макс подождал, пока бармен приготовит напиток. Расплатился с ним за себя и за девушку. Пододвинул к ней стакан и тогда спросил опять:

— Так что насчет Ральфа?

— О, ничего, забирает, — сказала она, пробуя напиток на вкус и косясь при этом на Макса. — Сначала ты мне ответь на мой вопрос.

— Какой?

— Зачем тебе Ральф?

— Ну, это долго объяснять… С ним еще должна быть девушка.

— Девушка?.. Так тебе кто нужен, он или девушка?

— Девушка…

— Что-то я никак в толк не возьму. То ты ищешь какого-то Ральфа, то мифическую девушку. А я чем не хороша?.. Всего сто пятьдесят марок за час удовольствия. Я тоже давно не трахалась с русским мальчиком и уже успела забыть, как это выглядит…

Макс начал терять терпение:

— Послушай, я здесь не по этому делу, и у меня мало времени… Если ты меня просто расколоть решила, на здоровье! Допивай свою дрянь и отвали от меня!..

— Фу, грубиян! — надулась девушка. — И это называется пообщалась с соотечественником… Хам! Подонок! Сам вали отсюда, пока еще морда цела!..

Назревал небольшой скандал, на них уже стали оглядываться другие посетители, в особенности молодые турки, которые до сих пор молча, но внимательно прислушивались к их разговору. Макс подумал, что ловить здесь больше нечего, а ввязываться в ссору тоже не входило в его планы. Поэтому он потихоньку стал пятиться от стойки.

Кто-то, проходя мимо, нарочно толкнул Макса плечом. Это был один из турецких парней, ранее стоявших с приятелями возле стойки. Турок остановился, посмотрел на него тяжело, исподлобья. Макс тоже посмотрел, но сдержался.

У выхода из бара Макс задержался. Внимательно оглядел небольшой холл, повернул направо, по ступенькам спустился вниз, в грязный туалет. Остановился возле писсуара, закурил, а уже потом, с расстановкой, принялся делать свое дело. Перед этим свой плащ он повесил на перегородку ближней кабинки.

В туалете было пусто, лишь толстый немец стоял в дальнем углу, покачиваясь, и все никак не мог пристроиться к писсуару. Струя беспрепятственно лилась мимо. Макс услышал сзади шаги. Посмотрел в зеркало и увидел за спиной турка. Невысокий, чуть грузноватый, он глядел на Макса внимательно чуть раскосыми азиатскими глазами.

Макс продолжал стоять к нему спиной. Не спеша застегнул молнию. Турок подошел и встал возле соседнего писсуара, слева от него.

— Ты ищешь Ральфа? — спросил он тихо по-немецки, не поворачивая головы.

Макс покосился в его сторону, ответил тоже тихо и по-немецки:

— Ищу. А ты можешь мне помочь?

— Могу… — Турок сплюнул ему под ноги густую зеленоватую массу.

Макс посмотрел сначала вниз, себе под ноги. Потом перевел взгляд на турка. Тот тоже смотрел на него — холодно, зло и решительно. В руке у турка блеснуло лезвие ножа. Какое-то время они продолжали так стоять не двигаясь.

Толстый немец у дальнего писсуара благополучно завершил свое дело, шумно вздохнул и, медленно, пошатываясь, держась за стенку рукой, стал подниматься наверх по ступенькам. Теперь в туалете оставались только Макс и турок.

— Чего тебе надо? — спросил Макс, одновременно перемещая центр тяжести на правую ногу и концентрируя внимание на руке турка с зажатым в ней ножом.

— Мне?.. Мне ничего не надо, это ты здесь ходишь, вынюхиваешь…

Турок сделал едва уловимый выпад ножом в сторону Макса. Но Макс был к этому готов. Он локтем отбросил руку нападавшего, а другой рукой ухватил курчавую шевелюру и, рванувшись вперед, двинул что есть силы голову противника о кафельную стену. Что-то хрустнуло, нож вывалился у турка из руки и заскользил по полу. Оба замерли не дыша…

Из носа турка вытекла маленькая темная струйка. Он стал медленно оседать на грязный пол туалета. Макс подхватил его под мышки, озираясь на дверь, затащил в кабинку. Заодно подтолкнул туда же нож. Здесь еще раз, для верности, он ударил турка головой о стену. Тот замычал от боли и повалился грудью на унитаз.

Послышались голоса. Макс защелкнул задвижку, отодвинулся как можно дальше от щели между полом и дверью, замер, стараясь даже не дышать.

Несколько человек одновременно вошли в туалет, о чем-то удивленно залопотали между собой по-турецки, потоптались на месте и снова поднялись наверх. Наконец все стихло. Макс осторожно сдвинул крышку бачка, ополоснул руки в воде, а потом тщательно вытер их носовым платком. Человек у него под ногами не двигался.

Прислушавшись, Макс открыл дверь кабинки, выглянул наружу. В туалете было пусто. Он надел плащ и тихо, на цыпочках, прошел к выходу и стал подниматься по ступенькам. Два силуэта молча загородили ему дорогу.

Макс ударил первым, с ходу и почти не целясь. В первого он попал. Человек заголосил, как баба, закрыл лицо руками, прижался к стене. Другой успел отскочить и в свою очередь нанес Максу чувствительный удар кулаком в лицо. Макс почувствовал, как из рассеченной брови хлынула кровь, пригнулся и нанес нападавшему удар головой в живот. Тот охнул, согнулся пополам и рухнул, скатившись по ступенькам вниз.

Путь наверх был свободен. Но Макс не стал суетиться, вышел спокойно, медленно, сдерживая себя, направился мимо вышибалы к входной двери. Тот с сомнением оглядел Макса с головы до ног, но отступил, пропуская к выходу.

Но тут снизу, со стороны туалета, послышался истошный вопль:

— Держите его!.. Не выпускайте!.. Это русский бандит!.. Он убил нашего друга!..

Поднялась суматоха. Из бара тоже начали выбегать люди, среди них были турки, очень решительно настроенные. Макс рванулся к двери, оттолкнул вышибалу, но кто-то все же успел сзади вцепиться ему в спину. Он выскочил на темную улицу, неся на себе противника. Зарычав, Макс развернулся на месте, и нападавший тут же сорвался, упал на асфальт.

Макс дико озирался по сторонам, ища такси или хотя бы какое-то укрытие. Тут он почувствовал, что кто-то тянет его за руку. Оглянулся, готовый отразить нападение, но увидел перед собой девушку. Ту самую, из бара.

— Пошли, — коротко бросила она, увлекая его за собой.

— Куда?

— Не задавай лишних вопросов!.. — Девушка оглянулась на дверь, откуда уже вываливалась возбужденная толпа. — Ступай за мной. Потом все объясню…

Она затащила Макса куда-то в темный узкий проем между домами, заваленный мусором и наполненный запахами гнилья. Там они еще пробежали шагов пятьдесят.

— Куда ты меня тащишь? — Макс встал как вкопанный, глядя на нее с подозрением. — Сдать хочешь местным браткам?

— Ну, я прошу тебя! Скорее! — Она продолжала тащить его за руку, но Макс стоял на ногах крепко и не двигался с места.

— Сначала скажи куда? — настаивал он.

— Господи! — простонала она. — Ну, к себе. Там нас никто не найдет. Ты доволен?

— Еще пока не знаю, — усмехнулся Макс.

— Черт с тобой! — Она выдернула руку. — Оставайся здесь, пусть турки сделают из тебя зразы себе на ужин!.. У меня и так теперь синяки будут на руке…

— Ладно, веди, — согласился Макс. — Только учти, без фокусов.

19

Она провела его черным ходом в гостиницу, находящуюся в том же здании, что и бар. Макс понял это, когда девушка завела его в свой номер на втором этаже. Сквозь неплотно прикрытые створки окна снизу доносились музыка и голоса.

Девушка заставила его сесть в кресло и какое-то время обрабатывала рану над бровью. Вытерла кровь, продезинфицировала, наложила пластырь.

— Ловко это у тебя получилось, — похвалил ее Макс. — Наверное, на родине закончила курсы первой помощи?

— Сиди! — Она слегка толкнула его в плечо. — Тебе надо во что-то переодеться. Пятна на плаще я замыла, он темный, их не будет видно… А вот пиджак и рубашка… Ладно, потом что-нибудь придумаем.

Макс уже окончательно пришел в себя и теперь с интересом оглядывался вокруг. В комнате повсюду виднелись огарки свечей, лежали какие-то листы с непонятными знаками или иероглифами. В нос бил резкий запах.

— А чем у тебя так воняет? — поинтересовался Макс.

— Дурак! — обиделась девушка. — Это благовония, специально для пришельцев.

— Каких пришельцев? Вроде меня?

— Нет, они приходят сюда из космоса, — ответила девушка серьезно. — Я с ними общаюсь… Но тебе все равна не понять, а мне сейчас лень это объяснять.

Макс решил, что она с приветом, и потому не стал расспрашивать о подробностях ее космических контактов. Только спросил:

— Думаешь, я такой тупой?

— Ты не тупой, ты любопытный не в меру! Зачем в баре с расспросами пристал? Там этого не любят. Могли запросто тебя кончить по-тихому.

— Могли, да не сумели! — усмехнулся Макс.

— А ты такой храбрый, что всегда лезешь на рожон?

— Может быть… когда мне это очень надо.

— А что тебе надо? Зачем ты ищешь Ральфа? Колись давай!

Макс оценивающе посмотрел на нее, задумался. Определенно, эта девушка кое-что знала. Даже наверняка. К тому же она выручила его из беды. Еще до конца не ясно, зачем она это сделала, но есть смысл ей довериться. Она могла ему помочь.

— Ральф, это его кличка, так? — спросил он.

Девушка кивнула.

— А настоящее имя?

Она промолчала.

— Ладно, я сам тебе его назову… Рафик?

По ее глазам Макс понял, что попал в точку. Но девушка не сдавалась:

— Послушай, ты кто такой? Почему здесь и на кого работаешь?

— Зачем это тебе?

— Если не скажешь, от меня тоже больше ничего не дождешься.

— Ну, хорошо… Я работаю сам на себя. Для меня этот Ральф, или Рафик, не так уж важен, хотя у меня с ним свои счеты. Я уже сказал тебе в баре, что ищу девушку. Это правда. Он должен знать, где она сейчас.

— А эта девушка… ее как зовут?

Вместо ответа Макс достал из бумажника фотографию и показал ей. Это был один из последних снимков Насти во время отдыха на море.

— Так это же… Настя! — Девушка подняла на него удивленные глаза. — Откуда у тебя эта фотография?

— Давай так договоримся. Пока вопросы буду задавать я, а ты на них отвечать. Говори, откуда ты ее знаешь?

— Она приехала сюда с этим… ну, Рафиком. Месяца три назад. Он ее сутенер. Я с ней успела немного подружиться за это время, только…

— Что — только? Говори!

— Она вдруг исчезла…

— Как это? Была и вдруг исчезла?

— Ну, может, и не исчезла, только я ее уже давно не видела. Наверное, месяц прошел, как она больше здесь не появлялась.

— А где она может быть?

— Знаешь, у нас не принято спрашивать о таких вещах, а то быстро язык вырвут… Может, вовсе захотела слинять от своего сутенера, он ее, кажется, сильно доставал. Вот и решила податься домой. Зачем кому-то об этом знать?

— Дома, в Москве, она не появлялась, иначе меня бы здесь не было… А Рафик? Он все еще здесь или тоже исчез?

Девушка помолчала, как бы решаясь, быть ли ей с ним откровенной до конца. Потом спросила:

— А ты точно приехал только за ней, а не по его душу?

— Я ведь уже сказал, сколько раз можно повторять? — рассердился Макс. — И потом, почему тебя так заботит его нетленная душа?

— Мне Настя как-то рассказывала вскользь, что он здесь скрывается. Кому-то там, в России, перешел дорогу и теперь боится, что его найдут и сведут счеты. Вот и велел всем, кто его знает, держать рот на замке.

— Правильно делает, что боится. Он успел порядочно наследить, многие на него зуб имеют, но Настя здесь ни при чем. Это только его дела.

— А Настя тебе кто?

— Какая разница?

— Нет, правда… Она твоя девушка?

— Она моя… почти что жена.

— Ого! А почему почти? Она клевая, я бы на твоем месте давно на ней женилась.

— Ты не на моем месте!.. Вот найду ее и тогда женюсь.

— Ладно, не горячись так… Тебя как звать?

— Макс. А тебя?

— Марина. Вот что, Макс. Допустим, я тебе поверю и скажу, где его можно найти. Но сначала поклянись, что ты не из этих, от мафии присланных…

— Бог мой! Выходит, ты меня с самого начала за мафиози приняла?.. — Макс невольно расхохотался. — Говори адрес, не томи!..

— Нет, ты сначала поклянись. Они сейчас нас слышат и скажут мне, правду ты говоришь или нет.

— Кто — они? — насторожился Макс. И даже оглянулся.

— Ну, пришельцы…

— А-а-а… Тогда клянусь, клянусь, клянусь!.. Жаль, Библии нет под рукой. Но этого, я надеюсь, для них будет достаточно?

Вместо ответа Марина легла на пол, раскинула руки по сторонам. Тело ее вытянулось, губы о чем-то шептали. Так продолжалось минут пять, и Макс уже опять начал терять терпение. Но тут Марина села на полу, посмотрела на него и сказала:

— Адреса, где он живет, я не знаю. Он не появлялся здесь какое-то время, но неделю назад вдруг опять заявился. Я тебе дам другой адрес. Попробуй его там попасти, может, тебе повезет. Только будь осторожен и не выдай себя ничем. Сегодня ты сам смог убедиться, какие здесь люди за ним стоят. Если что заподозрят, отрежут голову — сначала тебе, потом мне…

20

И Максу действительно повезло. Весь следующий день он отсыпался в своем гостиничном номере, а под вечер привел себя в порядок и отправился по адресу, указанному ему Мариной. Долго петлял узкими и грязными переулками, спускавшимися к порту, а когда наконец отыскал заведение с вывеской «Lady in Red», то едва нос к носу не столкнулся с выходящим оттуда Рафиком. Макса выручило то, что на дворе было уже достаточно темно, а на голову, чтобы не очень бросалась в глаза рассеченная бровь, он натянул специально купленную по такому случаю кепку.

Рафик лишь мельком посмотрел в его сторону и зашагал вверх по улице, в направлении Санкт-Паули. Макс чуть поотстал и двинулся за ним следом.

Вскоре они вышли на оживленную улицу со множеством ярких, светящихся разноцветными огнями витрин. Рафик шагал неторопливо среди оживленной толпы, обычный, ничем не примечательный молодой человек в бежевом плаще. Макс держался от него на почтительном расстоянии, видел только его спину и затылок.

По пути Рафик зашел в какой-то магазин. Макс закурил, встал вполоборота, искоса наблюдая за входом. А мимо все шли и шли люди, в основном туристы, разношерстная беззаботная толпа. И никто на него не обращал внимания.

Макс повертел головой, ища ближайшую к себе урну. А когда выбросил в нее окурок, замер, застыл на месте, чувствуя, как по спине пробежал легкий холодок. Рафик стоял у входа в магазин, поправлял галстук и внимательно смотрел в сторону Макса. Макс видел его отражение в темном стекле рекламного щита.

Потом Рафик сделал несколько шагов, но снова встал, обернувшись. Макс сделал вид, что внимательно изучает рекламу автомобилей «Фольксваген». Когда он, наконец, решился повернуться, Рафика нигде не было в поле зрения.

Макс занервничал, ускорил шаг, пробежал таким образом целый квартал. Но, не обнаружив Рафика впереди себя, вернулся опять на прежнее место. Он уже почти отчаялся и корил себя за нерадивость, как тут снова увидел мелькнувшую среди толпы его спину в бежевом плаще. Рафик покупал сигареты в киоске и терпеливо ждал, пока продавец отсчитает ему сдачу. И, уже не оборачиваясь, зашагал дальше.

Макс решил, что теперь следует соблюдать осторожность. Перешел на другую сторону улицы и уже оттуда следил за Рафиком. Вскоре тот свернул в переулок, а там снова зашел в магазин. Через витрину Максу было видно, как он зашел в отдел верхней одежды, поговорил там о чем-то с хозяином, скрылся на время за ширмой. А когда вновь появился, то был уже без плаща, в серой, неприметной куртке с капюшоном.

Макс дождался, когда он выйдет, и проследовал за ним проходными дворами в другой переулок. Там Рафик подошел к красному «БМВ», достал ключи и сел на водительское сидение. Макс понял, что это катастрофа, подонок сейчас улизнет.

Рафик завел мотор, но еще долго разворачивался в тесном переулке. За эту минуту Макс успел выскочить на проходящий рядом оживленный проспект и принялся голосовать, ловя такси. Он видел, как «БМВ» притормозил на выезде из переулка, ожидая, когда перед носом у него минует поток машин.

В этот момент рядом с Максом остановилось такси. Он шлепнулся на сиденье и указал водителю на выруливавший на главную дорогу красный автомобиль:

— Поехали. Вот за ним…

Таксист, не проронив ни слова и ничему не удивляясь, включив счетчик, поехал следом за машиной Рафика. Макс, сидя на заднем сиденье, глядел вперед на красные огни «БМВ», лишь изредка оглядываясь, чтобы запомнить дорогу.

Они ехали долго, куда-то на окраину. Макс совсем не знал город и потому пытался хотя бы запомнить названия улиц, мелькавших на табличках домов. Наконец красный «БМВ» свернул к старому десятиэтажному дому и сразу заехал во двор. Макс видел, как фары машины погасли, из нее вышел Рафик, захлопнул дверцу и направился к дому. Макс расплатился с таксистом, выскочил на тротуар и быстро пошел следом.

Рафик как раз подошел к подъезду. Но прежде чем войти, он на секунду задержался, оглянулся через плечо. Макс замер, прислонившись к стене.

Дверь подъезда хлопнула. Макс выждал еще немного, а потом крадучись пробрался к этой двери и тоже вошел в подъезд. Остановился, прислушиваясь в совершенной темноте и ожидая чего угодно. Но пока все было спокойно. Тишину нарушал единственный звук — скрип поднимающегося наверх старого лифта.

Макс поднял глаза и увидел цифры, мелькавшие на узкой светящейся панели. Лифт остановился на предпоследнем, девятом этаже. Вначале стукнула тяжелая металлическая дверь кабины, потом послышался более слабый хлопок двери, ведущей в квартиру. Он еще постоял какое-то время, прислушиваясь. Но было тихо.

Макс достал из кармана зажигалку. Слабый язычок пламени высветил доску на стене с номерами квартир и именами их хозяев. На девятом, этаже находилось три квартиры. Рядом с номерами «32» и «34» значились фамилии их хозяев, по-немецки. Бирка напротив номера 33 оставалась незаполненной.

Макс вышел из подъезда. Со двора он еще раз оглядел дом, нашел окна средней квартиры на девятом этаже. В них горел свет. Макс вышел на улицу и вновь остановился, чтобы закурить и собраться с мыслями.

Рафик наверняка жил в этом доме, в квартире на девятом этаже. Выходит, миссия Макса на этом заканчивалась. Теперь ему оставалось набрать но телефону московский номер и сообщить тем, кто его сюда послал, о своей находке. Это можно было сделать в ближайшем круглосуточном отделении связи. Оно находилось совсем недалеко отсюда, Макс видел вывеску переговорного пункта, когда они на такси свернули на эту улицу.

Он так и сделал. Зашел на переговорный пункт, который в это время был совершенно пустой, купил карточку, зашел в кабинку, набрал код, а следом за ним московский номер. Ответил ему не Федот, а незнакомый мужчина. Макс выложил все, что ему удалось узнать. Назвал улицу и квартиру.

— Очень хорошо, — похвалил его незнакомец. — Вы славно поработали и подтвердили уже имеющуюся у нас информацию. Большое спасибо. Теперь можете ни о чем не беспокоиться. Но лучше вам уехать из города.

Незнакомец первым повесил трубку.

Макс вышел на улицу. Постоял там немного, размышляя, что теперь делать. «Большое спасибо… Вам лучше уехать…», — вновь вспомнились ему слова незнакомца. И что означает это: «Вы подтвердили уже имеющуюся у нас информацию…» Выходит, информация о Рафике поступала к ним также из других источников. Зачем тогда им понадобился Макс?..

Что-то здесь не так. Они следили не только за Рафиком, но и за ним! Контролировали каждый его шаг! Вот чем можно объяснить внезапный звонок Федота к нему в гостиницу еще в Берлине. Определенно, у них был еще один план действий, но какой?.. И ведь он не сделал главного — не выяснил, где находится Настя!..

Эта мысль, словно током, пронзила его мозг. Как же он мог о ней забыть?.. Пусть эти люди поступают с Рафиком как хотят, но потом. А пока Макс должен добиться от него сведений о Насте. И он сделает это немедленно.

Макс опять оказался во дворе дома, где Рафик снимал квартиру. Задрав голову вверх, посмотрел на окна девятого этажа. В них по-прежнему горел свет. В подъезде Макс вызвал лифт и нажал кнопку нужного этажа. Выйдя из кабины, остановился возле двери с номером «33». Звонка рядом не оказалось. Тогда он решил постучать. Дотронулся до двери костяшками пальцев, и она вдруг сама распахнулась.

Перед ним зиял провалом темный коридор. Свет пробивался из-под двери в дальнем его конце. Макс немного постоял, давая глазам привыкнуть к темноте, потом вошел, стараясь ступать осторожно, на цыпочках. Под ногой скрипнула половица. Макс замер, но в квартире стояла ничем не нарушаемая тишина. Тогда он продвинулся дальше, уже смелее. Взялся за ручку внутренней двери и немного ее приоткрыл.

Вначале он увидел комнату, освещенную светом люстры под потолком. Все в ней было перерыто вверх дном, вещи в беспорядке валялись на полу, ящики комода и письменного стола были выпотрошены до основания. Посреди комнаты, разбросав руки по сторонам, в луже крови лежал Рафик. Голова его была откинута на сторону, грудная клетка рассечена наискось, и внутри ее, насколько можно было понять, теперь отсутствовало сердце. Окровавленное орудие убийства — финский нож с цветной наборной рукояткой валялось здесь же, рядом с телом.

Макс постоял несколько секунд, бессмысленно глядя на остывающий труп, потом очнулся. Дело принимало неожиданный и весьма нежелательный для него оборот, надо было выбираться отсюда как можно скорей.

Макс прошел в коридор и тут услышал, как на этаже остановился лифт. Открылась дверь кабины, и кто-то вышел на площадку. Макс затаился, спрятавшись в угол у самой входной двери. Дверь медленно отворилась, едва не придавив его к стене, и кто-то вошел в квартиру. Человек этот, осторожно ступая, прошел в комнату.

Вот самый подходящий момент, чтобы отсюда исчезнуть незамеченным. Макс выскользнул из своего укрытия и уже потихоньку стал открывать дверь, как в этот момент из комнаты с истерическим криком выбежала какая-то женщина, и они столкнулись друг с другом прямо в тесном пространстве коридора.

Макс невольно схватил ее за руки и тут увидел, что это была Марина.

— Марина?.. Что ты здесь делаешь?..

— Пусти!.. — Она рвалась у него в руках, царапалась, кусалась. — Пусти, а то сейчас закричу и подниму на ноги весь дом!..

Ему с трудом удалось скрутить ей руки и прижать к стене.

— Марина, не бойся, это же я, Максим…

— Что тебе от меня надо?.. Пусти!.. Зачем ты убил Рафика?..

Ему пришлось ударить ее по щеке, лишь тогда она немного успокоилась.

— Ты меня обманул, — заговорила она, тяжело дыша. — Сказал, что тебе нужна Настя, а сам нашел Рафика и убил!.. Зачем ты это сделал?..

— Выслушай меня… Я никого не убивал. Когда пришел сюда, он был уже мертв…

— Ты врешь!

— Нет!.. Тот, кто его убил, просто шел по моему следу. А я никого не убивал. Сама подумай, если бы это сделал я, зачем мне было здесь оставаться? Разве только чтобы вызвать полицию и самому отдаться ей в руки…

Сказанные им слова о полиции подействовали на нее отрезвляюще.

— Нам надо немедленно отсюда уходить, — заторопилась она. — Они могут приехать каждую минуту… Быстрее!..

— Погоди, — остановил ее Макс. — А ты как здесь оказалась?

— Потом расскажу… Скорее вниз, там у меня машина…

Они не стали спускаться в лифте, сбежали по лестнице, так и не встретив по пути никого из жильцов. От подъезда Марина вывела его проходными дворами в темный переулок, где до этого припарковала машину.

— Фу-у… — сказала она, усаживаясь за руль и включая зажигание. — Кажется, пронесло… Но ты, парень, теперь мой должник…

— Это с чего же я стал твоим должником? — удивился Макс.

— А с того самого, что ты мог запросто оказаться сейчас на месте Рафика, если бы пришел сюда немного раньше, чем он.

Она вела машину быстро и уверенно, на поворотах закладывала лихие виражи, безошибочно находя дорогу в лабиринте улиц ночного города.

— Ты что-то путаешь, красавица, я не мог… — начал было Макс, но тут его вдруг осенило. — Выходит, ты знала, где он живет?

— Молодец! И как ты догадался? — съязвила она, не отрывая глаз от дороги.

— Ну, положим, охотились-то не на меня, а на него.

— Верно, но могли перепутать как-нибудь невзначай…

У Макса внутри все похолодело от этих слов.

— Ты кому-нибудь еще давала этот адрес?

Она помотала головой:

— Никому больше. Но приходили люди, спрашивали…

— Что за люди? Когда?

— Не знаю, кто они. Зашли в бар уже после тебя, тоже интересовались Рафиком. Двое их было. Опять чуть драка не возникла… Мне сегодня утром бармен сказал.

— Ясно… А мне почему сразу не дала этот адрес? Заставила побегать за Рафиком по городу, высунув язык.

— Заладил, почему да почему?.. По кочану! Боялась. Все же грызли меня сомнения насчет тебя и подлинных твоих намерений.

— И ты решила поделиться этими сомнениями с Рафиком?

— Решила… Ой, я же совсем забыла! — Марина хлопнула себя ладонью по лбу. — Вот дуреха, совсем вылетело из головы!.. Настя нашлась…

— Как? — от волнения у Макса сдавило горло. — Где она?..

— В том-то и дело, что в тюрьме… Вот я и приехала к Рафику, чтобы выяснить.

— И ты молчала все это время? Тоже специально от меня утаила?.. Говори, в какой она тюрьме… Или нет, ты сама меня сейчас туда отвезешь!..

Макс схватил ее за плечо, так что она едва не выпустила руль. При этом машину повело в сторону, и ей с трудом удалось ее выровнять.

— Тихо, сиди и не рыпайся! — сказала Марина, сбрасывая его руку с плеча. — Сейчас ты ей ничем не поможешь, а вот сам можешь залететь в два счета. Я сама только сегодня узнала об этом, когда начала справки наводить. У нее там что-то серьезное, пока точно не знаю. Завтра вместе подумаем, как быть дальше…

Макс вжался в сиденье и невидящими глазами смотрел перед собой.

21

Деревья и дорожные указатели с нарастающей скоростью летели навстречу машине. Их отражение в ветровом стекле распадалось перед глазами Насти на мелкие пятна. Раскручивавшаяся впереди лента шоссе казалась бесконечной.

Давор спешил как можно скорее пересечь границу Германии, и по пути на юг они останавливались только раза три, чтобы залить в бак горючее и наскоро перекусить в кафе на заправочной станции. Такую спешку Давор объяснял тем, что на пограничном пункте у него есть знакомый таможенник, к услугам которого хорватскому бизнесмену частенько приходилось прибегать. Важно успеть попасть в смену этого таможенника.

В пути Давор рассказывал Насте, какой у него чудесный дом в Загребе, рисовал перед ней радужные перспективы предстоящей жизни. Они приедут к нему и сразу оформят официальные отношения. Там Настя сразу забудет обо всех прошлых кошмарах, у нее будет свое уютное гнездышко, любящий муж, готовый носить ее постоянно на руках, и все остальное, чего душа пожелает…

Тем временем сразу за Мюнхеном рельеф местности начал заметно меняться. Ровные германские пространства постепенно перешли в пока еще достаточно небольшие, но вполне крутые и поросшие лесом холмы, вершины которых были покрыты снегом. Ближе к австрийской границе дорога сузилась до двух полос в одном направлении и потеряла схожесть со школьной линейкой, запетляв по склонам холмов, а удлинившиеся подъемы заставляли использовать всю мощность мотора. Чувствовалось приближение гор.

Предположения Давора оказались верными. Знакомый таможенник был на месте. Давор вышел из машины, переговорил с ним, и их беспрепятственно пропустили за шлагбаум без досмотра и даже не проверив документы. На пропускном пункте в Австрии было еще проще. Местный пограничник тоже узнал Давора, улыбнулся ему и махнул рукой дескать, все в порядке, можете ехать дальше.

Чуть позже Давор открыл Насте свой секрет. Такое отношение к нему со стороны таможенников проявлялось отнюдь не бескорыстно. Давору частенько приходилось провозить через границу картины и антиквариат, которые облагались пошлиной либо вовсе были запрещены к вывозу. Поэтому раз в месяц он платил дань своим знакомым на пропускном пункте в размере полутора тысяч марок.

Австрию они пересекли с севера на юг за несколько часов, всего лишь раз сделав короткую остановку на заправочной станции. Но в Граце, куда попали уже затемно, Давор решил переночевать, чтобы, как он выразился, «накопить силы перед решающим броском домой». Они провели ночь в небольшом мотеле на окраине города. В номере Давор захотел заняться с Настей любовью, но она была измочалена дорогой и свалившимися на нее впечатлениями последних дней, поэтому попросила его подождать до того времени, как они приедут домой. Влюбленный хорват скрепя сердце отправился спать на другую кровать.

Утром они пересекли границу южнее Штраса и оказались в Словении. Здесь с местными пограничниками тоже не возникло никаких проблем. Они продвинулись дальше, на юго-восток, не задерживаясь, миновали Марибор. От Птуя прямая магистраль лежала через границу на Враждин, а это уже была Хорватия. Отсюда до Загреба рукой подать.

— Ну вот, осталось совсем чуть-чуть, и мы будем дома, — мечтательно произнес Давор. — Ты увидишь, как хорошо у нас умеют принимать гостей…

Однако здесь он почему-то не стал ехать к пограничному пункту, а свернул с шоссе на едва заметный проселок.

— Что случилось? — спросила Настя. — Мы заблудились?

— Нам будет лучше проехать здесь, — уклончиво ответил он, не отрывая глаз от дороги, петлявшей впереди среди деревьев и густого кустарника.

Они спустились под горку, с ходу проскочили мелкую речушку. Машина выползла на холм, поросший редкими деревьями. Здесь Давор выключил мотор, повернул голову к Насте и как-то странно на нее посмотрел.

— В чем дело? — спросила она, продолжая теряться в догадках.

— Мы дома, — с робкой улыбкой ответил он. — Это Хорватия.

— Я рада. А почему мы здесь остановились?

Давор взял ее за руку, попытался обнять. Настя отстранилась:

— Да что с тобой?

— Я хочу тебя, — тихо произнес он.

— Прямо здесь?

— Да…

— А тебе не кажется, что сейчас не самое подходящее время для этого? Не можешь потерпеть несколько часов?

— Не могу… Я так истомился, так соскучился по твоим ласкам, что решил сделать это, как только мы окажемся на моей родной земле… Ну пожалуйста, уступи мне сейчас…

Настя бессильно откинулась на спинку сиденья. У нее всегда вызывали презрение мужики, не способные сдерживать себя, распускавшие слюни под влиянием похоти. Давор относился именно к такому типу. А он принял спокойствие девушки за готовность уступить его желанию. Робко обнял дедушку и начал целовать. Она заученно отвечала на его поцелуи, но разжечь в себе страсть так и не смогла. Тем более не захотела помочь ему, когда у него долго ничего не получалось, и он, натужно пыхтя, глядел на нее умоляющими глазами.

Тогда он расстегнул на ней платье, стал целовать ее грудь, стараясь вызвать у нее ответное желание. Настя подняла глаза, посмотрела вдаль поверх его головы. Перевела взгляд в сторону и вдруг вся напряглась.

В нескольких шагах от их машины стояли трое мужчин в камуфляжной форме с автоматами в руках и молча наблюдали за тем, чем они занимаются в салоне. Настя тут же выпрямилась на сиденье, отбросив Давора от себя.

— А?.. Ты что?.. Зачем? — не сразу понял он и уставился на Настю обиженными, как у ребенка, глазами.

Но в следующий момент, проследив за ее взглядом, повернул голову. И сразу отпрянул от нее, словно его током ударило.

Тут же один из незнакомцев подошел к машине и, наклонившись к ветровому стеклу, заговорил с Давором по-хорватски. Видно, интересовался, кто они и что здесь делают, потому что Давор безропотно отдал ему паспорта.

Мужчина в камуфляже, очевидно старший по званию — Настя мысленно успела окрестить его сержантом, — некоторое время придирчиво изучал документы. Потом спросил у Давора еще о чем-то, более резко. Тот принялся что-то объяснять заискивающим тоном. Но, видимо, слова Давора не убедили мужчину.

Он спрятал паспорта к себе в карман, вернулся к своим спутникам и громко кого-то позвал.

Из-за деревьев тут же выехал открытый армейский джип. Неизвестные в камуфляже залезли туда и расположились на сиденьях сзади. Джип тронулся с места, а сержант с переднего сиденья жестом велел Давору следовать за ними.

Они спустились к подножию холма и вскоре выбрались на заасфальтированную дорогу, совершенно безлюдную, окаймленную по сторонам голыми тополями. Руки Давора, лежавшие на руле, заметно дрожали, но он еще пробовал бодриться.

— То плохие люди, — сказал он Насте. — Но ты не бойся. Они тоже любят деньги. Я дам им много денег, и они нас отпустят…

Но в его голосе она не почувствовала прежней уверенности.

По сторонам этой глухой и безымянной равнины, окруженной лесистыми холмами, открывались очень красивые виды. Справа мелькнуло голубое озерко, со всех сторон зажатое в долине отлогими горами. Но Насте было не до красот. Она чувствовала, что судьба готовит ей новое испытание.

Джип притормозил на окраине селения возле облезлого двухэтажного здания с черепичной кровлей. Сержант велел Давору выйти из машины.

— Вот увидишь, это всего лишь досадное недоразумение, и я совсем скоро вернусь, — успел он шепнуть Насте на прощание.

Давора заставили лечь лицом на капот и расставить ноги. После короткого обыска двое в камуфляже взяли его за локти и отвели в здание. Настя осталась сидеть в машине. На нее как будто совсем не обращали внимания, но от этого ей было не легче. Самые мрачные мысли лезли в голову.

Спустя примерно полчаса дверь открылась, но вместо Давора вышел уже знакомый ей сержант. Он открыл дверцу машины и сделал знак Насте, чтобы она вышла. Сержант провел ее внутрь здания, в комнату, где не было окон, а вдоль стен стояло несколько обыкновенных стульев. В центре, под большой лампой с рефлектором, располагалось кресло. Сержант уселся в это кресло, достал из ящика стола Настин паспорт, сличил фотографию в нем с оригиналом и задержал на девушке свой взгляд. То, что она услышала от него в следующий миг, повергло ее в смятение.

— Вы задержаны по подозрению в соучастии незаконного вывоза из страны культурных ценностей, — объявил ей сержант на довольно сносном русском языке. — Ваш сообщник давно находится под подозрением и уже во всем признался.

— Это неправда! — выдохнула Настя. — Я ни о чем таком не знаю…

— Кроме этого, — продолжал сержант, не слушая ее, — вы проникли на территорию Хорватии незаконным путем и по просроченному паспорту. По законам нашей страны вы подлежите аресту. Поскольку здесь нет женщин, я буду сам вас обыскивать…

Настя на мгновение потеряла дар речи. Паника охватила ее, по всему телу словно расползлись мурашки, ее заколотила мелкая дрожь.

— Встаньте лицом к стене, — распоряжался тем временем сержант. — Руки поднимите вверх и обопритесь ладонями о стену!

Видя, что Настя не двигается с места, он подошел к ней, развернул за плечи лицом к стене. Коленом левой ноги он проник между ее ногами и грубым движением заставил развести их в стороны.

Настя непроизвольно напряглась, она почувствовала его ладони на своей груди. Руки сержанта бесцеремонно ощупывали ее. Настя напряглась еще больше, потому что вдруг ощутила прикосновение его рук уже у себя под платьем. Он откровенно трогал ее, тяжело сопя и, очевидно, получая при этом удовольствие. Настя почувствовала, как краска стыда заливает ей лицо.

— Вы… вы не имеете права!.. — закричала она. — Немедленно прекратите!..

— Все в порядке, можете отойти от стены, — сказал он, с очевидным сожалением отрывая от нее руки.

Настя выпрямилась, обернулась. Смотрела, как сержант прошел к столу и что-то достал, нагнувшись, из нижнего ящика.

— Я должен доставить вас в наш штаб, — сказал он, вновь направляясь к ней. — В пути всякое может быть, поэтому я вынужден надеть на вас наручники.

Опять наручники!

— О, нет! Пожалуйста, не делайте этого! — взмолилась она.

Голос Насти задрожал, начал срываться, но разжалобить сержанта было невозможно. Ее тело в очередной раз напряглось, когда она почувствовала холодную сталь, охватившую запястья. Раздался сухой щелчок механизма блокировки.

Не говоря больше ни слова, сержант вывел ее из здания и через двор повел к джипу. При этом он не выпускал скованные запястья Насти из своих рук и по дороге держал их так высоко, так что ей пришлось идти в полусогнутом положении. Передвигаться так было ужасно неудобно, но еще ужаснее было осознавать свое унижение, ощущать на себе пронизывающие взгляды мужчин, находившихся в это время во дворе.

Сержант подвел Настю к автомобилю, одной рукой распахнул заднюю дверцу и втолкнул девушку на сиденье. Она скорее упала на него, чем села. Скованные за спиной руки не позволяли ей поправить платье. Оно высоко задралось, обнажив бедра и кружевные резинки для чулок. И это тоже было выставлено на всеобщее обозрение.

Сержант сел за руль, а рядом устроился другой мужчина, тоже в форме и, видимо, старший по званию, потому что сержант приветствовал его с явным почтением.

Машина тронулась. Они миновали селение и вновь выехали на безлюдную дорогу, петлявшую между лесистых холмов. Сидящие впереди мужчины громко беседовали между собой. По отдельным фразам и словам, которыми они обменивались, Настя могла догадаться, что речь шла о ней. Давор успел научить ее немного понимать по-хорватски.

— Ну как, что-нибудь нашел у нее? — спросил старший.

— Абсолютно ничего. Все осталось в машине и у того парня.

— А ты уверен, что как следует ее обыскал?

— Я ощупал ее с головы до ног! — усмехнулся сержант. — И, надо признаться, такая работа пришлась мне по вкусу!.. Я бы с удовольствием ее вообще раздел…

— Так в чем же дело? Что тебя остановило в таком случае?

Мужчины переглянулись. Сержант прижал джип к обочине и выключил мотор. Место было глухое и совершенно безлюдное. С двух сторон к дороге подступал лес. У Насти сжалось сердце. Она поняла, что все самое ужасное для нее только начинается… Сержант первым спрыгнул на землю и, неспешно обойдя джип, забрался к Насте на заднее сиденье, снял с нее наручники… И снова Насте пришлось пережить оскорбление, насилие, издевательство.

Через двадцать минут джип развернулся и уехал, скрывшись за поворотом. Настя осталась стоять одна на дороге, совершенно голая, только туфли каким-то чудом остались на ногах. Плечи ее мелко вздрагивали от слез и от холода. Куда ей теперь податься, без одежды, без документов, в стране, где нет ни одной знакомой живой души?

Вокруг, со всех сторон — только безмолвный, угрюмый лес.

22

…Ночью в горах опять стреляли. Эхо далеких выстрелов докатилось и до одинокого хутора крестьянина Мирко Шарича, затерявшегося в лесах. С вечера все семейство, наглухо закрыв в доме ставни и двери, расположилось на ночлег в большой комнате. Так можно было сэкономить тепло. Марта, жена хуторянина, теперь боялась затопить печь — вдруг дым из трубы заметят ночные люди и повадятся с визитом к ним в дом. От них можно ждать только плохого.

На рассвете набожная Марта проснулась первой и тихо молилась, прося Господа отвести беду от их хутора. Ее руки, загрубевшие в бесконечных стирках и приготовлениях пойла для скота, нервно перебирали черные четки, а увлажненные глаза то и дело устремлялись на висевшее в углу распятие.

Сам Мирко, крепкий, жилистый мужчина лет пятидесяти, тоже проснулся, но продолжал лежать в кровати, чутко прислушиваясь к тому, что происходило в горах, за лесом. Но там больше не стреляли. У подоконника ерзала на стуле тринадцатилетняя дочь Кристина, стараясь рассмотреть сквозь щель в ставнях то, что творится за окном. Под ее грузным, не по возрасту располневшим телом стул отчаянно поскрипывал, словно жаловался на свою невеселую участь.

Мирко какое-то время не без досады наблюдал за дочерью. Он понимал ее состояние. Живет здесь с родителями на отшибе, школу пришлось бросить этой осенью — далеко и опасно было ездить в ближайший городок. Сверстников рядом нет, никаких развлечений для девочки, только одна постылая работа по дому и в хлеву.

Мирко встал с кровати, подошел сзади к дочери и слегка шлепнул своей тяжелой, загрубелой ладонью по ее округлому боку:

— Чего там высматриваешь спозаранку?

— Там нимфа вышла из леса, — сказала Кристина, указывая на окно.

— Какая еще нимфа? — рассердился Мирко. — Что ты несешь?.. Лучше бы оделась и помогла матери накормить скотину.

— Самая настоящая, — не сдавалась дочь. — И совсем голая, как на рисунках в книжке. Можешь сам поглядеть, если мне не веришь…

Мирко прильнул лбом к холодному стеклу.

Щель между ставнями была совсем узкая, и поначалу он увидел только с детства знакомую поляну, раскинувшуюся перед домом, за изгородью. Туманный рассвет медленно проникал в лесную чащу за поляной. Постепенно начали проясняться контуры деревьев и кусты, а на самом краю леса маячил бледный силуэт. Приглядевшись, Мирко действительно различил в утреннем сумраке обнаженную женскую фигуру.

— Боже праведный!.. — Он осенил себя крестным знамением. — Что же такое творится в последнее время на белом свете?..

В этот момент он увидел, как женщина бессильно опустилась на землю.

— Может ей плохо? — забеспокоился Мирко. — Надо бы сходить, посмотреть…

— Ой, не ходи! — попыталась удержать его Марта. — Еще не известно, кто она такая. Беду накличешь на свою голову, да и на мою с дочкой заодно!..

Но Мирко уже не слушал ее. Накинув на плечи тулупчик, он вышел из дому и прямиком направился к лесу. На жухлой траве, покрытой утренним инеем, перед ним лежала девушка. Она действительно была совершенно голая, только туфли на ногах и православный крестик с медальоном на шее.

Мирко поднял голову, огляделся вокруг. По следам на траве он сразу определил, что она пришла сюда из леса. И, видно, долго брела сквозь чащобу, потому что лежала теперь без чувств, а ноги были исцарапаны до крови. Других следов или каких-либо предметов, которые могли прояснить загадку ее появления, он не обнаружил.

Мирко взял с травы ее тонкую руку, нащупал пульс. Девушка была жива, о чем свидетельствовало легкое подрагивание у него под пальцами. Тогда он не стал терять зря времени. Снял с себя тулупчик, закутал в него девушку и на руках отнес ее в дом.

— Марта, растопи поскорее печку и поставь воду! — еще с порога распорядился он. — Кристина, достань из погреба бутылку сливовицы!.. Ишь, закоченела совсем на холоде. Надо будет ее как следует растереть… Чего смотрите? А ну, живо шевелитесь!..

Он уложил девушку на топчан и принялся ладонями растирать ее посиневшее от холода тело. Он не задавался вопросами, кто она такая, как ее зовут и почему здесь оказалась. Перед ним сейчас был человек, попавший в беду. Ему требовалась помощь. И хорватский крестьянин Мирко знал, как следует поступать в подобных случаях.

23

Макса разбудил протяжный воющий звук электрогитары. Он с трудом разлепил глаза. Из иллюминатора сквозь занавеску на соломенный коврик падала полоска утреннего света, Макс поднялся, плотнее задернул занавеску и снова нырнул в постель.

Не успел он закутаться в одеяло, натянув его на голову, как звук повторился. К первой гитаре присоединилась другая, а потом вступили ударные. Грохот за тонкой переборкой стоял невероятный, и о том, чтобы поспать еще хоть немного, нечего было и мечтать. А ведь эти дремотные утренние часы были самыми прекрасными за те полгода, что ему пришлось здесь прожить.

Он медленно поднялся с крохотного диванчика, почесал голову и громко зевнул. Сунул ноги в штаны, натянул кроссовки и прошел в соседнее помещение. Это был небольшой зал, с помощью подручных средств и фантазии переделанный из корабельного трюма в музыкальную студию. Две гитары и ударник. Все инструменты с усилителем, от их грохота, казалось, вот-вот лопнут барабанные перепонки. Ребята молодые, азартные, еще не обремененные тяготами жизни. Единственная их страсть — это музыка. Все трое друзья Марины, приехали из Питера в надежде покорить Германию.

По ступенькам узкой лестницы Макс поднялся на палубу баржи и сразу ощутил на лице легкое дыхание ветерка, доносившееся от воды. Баржа была пришвартована в тихом затончике возле берега, куда вели деревянные сходни. Единственная улица, зажатая между берегом реки и железной дорогой, завершалась тупиком с площадкой для парковки автомобилей. Вся она была застроена кирпичными домами, напоминавшими армейские казармы. Макс знал, что это было продолжение портовых складов. На площадке возле железнодорожной насыпи стояли всего три автомобиля.

На корме баржи, под тентом, было устроено небольшое летнее кафе. Ветерок надувал полосатую материю над столиками. Сюда в обеденный перерыв перекусить и выпить пива приходили рабочие из порта, располагавшегося по соседству. Но пока было рано и кафе еще не открылось. Только Юта, буфетчица, уже хлопотала за стойкой, ставила на поднос пивные кружки кверху донышками, складывала бумажные салфетки.

— Привет, Макс! Как спалось? — поздоровалась с ним буфетчица.

— Отлично, Юта! — в тон ей ответил Макс. — Только вот некому было согреть этой ночью!.. Ты опять была с кем-то, но не со мной…

— Знакомая песня! — буфетчица кокетливо засмеялась. — Может, пропустишь рюмочку? Я слышала, это иногда согревает мужские сердца.

— Ну, разве что иногда… И потом, для рюмочки, пожалуй, будет еще рановато. Плесни мне пива. Вот столько, — Макс показал двумя пальцами от венчика на кружке.

Сидя за столиком, он не спеша потягивал холодное пиво. Какие-то подозрительные шорохи послышались за его спиной. Макс заглянул под навес. Трое серебристо-серых кроликов царапали проволочные стенки клеток, стучали задними лапками об пол. Не удивительно, ибо в четвертой клетке, сложив уши на спине и полуприкрыв розовые глаза, сидела крольчиха. Ее привезли сюда накануне вечером.

Пахло капустой, которая была запасена в ящике. Рядом лежал мешок с сухарями. Макс присел на корточки и принялся кормить кроликов, жадно набросившихся на угощение. Какое-то время он молча наблюдал за кроликами в клетках. Потом, чтобы в голове не возникали мрачные ассоциации, вновь вышел на палубу.

Макс облокотился на поручни и стал смотреть на реку. Эльба здесь расширялась и с монотонной стремительностью несла свои воды в море. Прямо перед Максом раскинулся старый городской пляж, а еще дальше, посреди реки, виднелся островок, куда летними вечерами, в предчувствии острых ощущений, любили вплавь добираться парочки. Справа виднелся лабиринт железнодорожных путей и товарная станция. С тех самых пор, как глубокой осенью прошлого года он приехал в этот город, баржа стала для него, по сути, родным домом. Поселился он здесь с легкой руки Марины. Она настояла на том, что Макс, после смерти Рафика и драки с турками, должен на какое-то время затаиться. Он достаточно засветился во время своих поисков, и полиция могла его задержать по подозрению в убийстве сутенера. А на барже, заверила девушка, он будет находиться среди друзей. Это едва ли не самое безопасное место в городе.

Но Макс сам в скором времени отправился в полицейский участок, чтобы получить сведения о Насте. Здесь его ждало разочарование. Следователь, не вдаваясь в подробности, сообщил Максу, что разыскиваемая им особа грубо нарушила немецкие законы, скрылась от правосудия, дав подписку о невыезде. Сейчас ее местопребывание неизвестно, она объявлена в розыск, и, если вновь объявится на территории Германии, ей уж точно не избежать длительного заключения.

Что оставалось делать после этого?.. Макс решил пока не возвращаться в Россию, а продолжить поиски Насти здесь. С помощью Марины удалось узнать, что Настю увез, уплатив за нее залог, некий Давор Рапаич, хорват по национальности, проживавший в Загребе. Вскоре оказалось, что на родине хорвата они не появлялись, следы Давора и Насти терялись сразу после того, как они покинули Германию. У Рапаича имелся в Гамбурге небольшой антикварный магазин. Но хозяин в нем не появлялся уже несколько месяцев, магазин пришел в упадок, и совладелец вынужден был его закрыть.

Макс остался жить на барже. Чтобы заработать средства к существованию, он помогал в кафе, занимался уборкой помещений и другой мелкой работой. За это его кормили три раза в день, предоставили ночлег в маленькой каюте и выдавали еще какие-то деньги на карманные расходы. Макс был доволен, такая жизнь пришлась ему по душе. В тайном месте он хранил карточку VISA, на которой у него оставались сбережения от продажи в Москве квартиры и другого имущества. Но он не тратил оттуда деньги, полагая, что они могут ему пригодиться, когда отыщется Настин след.

Марина навещала его всякий раз, когда у нее выпадало свободное время. Случалось, она привозила ему продукты, кое-что из одежды и, как Макс не сердился, не отказывался, заставляла его все это принять. Марина, используя свои многочисленные связи, принимала активное участие в поисках Насти. «Пришельцы» сообщили ей во время одного из сеансов, что Настя жива, хотя ей сейчас плохо. Но, как только положение чуточку выправится, она обязательно даст о себе знать. Это смешило Макса, но он делал вид, что относится к «предсказаниям» серьезно. Как-никак, а Марина ему помогала, причем делала это совершенно бескорыстно. Такое отношение не часто встретишь на чужбине. Между тем скоро будет уже восемь месяцев со дня его пребывания в Германии…

— Макс, к телефону!

Он всегда с трудом возвращался к реальности от своих мыслей. Не любил, когда его беспокоили в такие минуты.

— Макс! — снова крикнула ему буфетчица.

Он поморщился. Но делать нечего, его зовут. И медленным, ленивым шагом направился к буфетной стойке, где был установлен единственный на барже телефон.

— Быстрее, Макс! Там твоя подружка, — подмигнула Юта.

Макс взял у нее трубку. Все его ленивое настроение мгновенно улетучилось, как только он услышал там знакомый, чуть взволнованный голос Марины:

— Приезжай, Макс. Мне, кажется, удалось выяснить, где она…

Марина ждала его в своем гостиничном номере, который, казалось, за прошедшее время совсем не изменился. По пути к ней Макс опасался, что «информация» добыта хозяйкой с помощью пришельцев и его в очередной раз ждет горькое разочарование. Но Марина встретила его без ставшего уже привычным для нее лихорадочного блеска в глазах. Лицо у нее было серьезным, слова вполне осмысленными.

В номере Марины находилась еще одна девушка, Наташа, ее подруга. Наташа накануне вернулась из Италии, где собиралась продолжить занятия древнейшей профессией в провинции Равенна, что недалеко от границы с княжеством Монако. Но что-то у девушки там не заладилось. Она вступила в конфликт с местными путанами, те ее жестоко избили, и Наташа была вынуждена уносить оттуда ноги. Но главное не в этом. Девушка утверждала, что встретила там Настю. Будто бы та работала официанткой в одном из баров курортного местечка, что на пути из Римини в Равенну. Наташе даже удалось обменяться с Настей несколькими фразами.

По ее словам выходило, что чувствовала Настя себя там «конкретно упакованной» и не собиралась возвращаться в Россию. Они договорились встретиться на следующий вечер, но судьба распорядилась по-другому. Наташа запомнила название бара, в котором работала Настя, даже показала взятую оттуда фирменную упаковку спичек. Бар назывался просто и без затей, согласно месту, где был расположен, — «Адриатика».

Потом Наташа попрощалась и ушла, а Макс объявил Марине, что немедленно отправляется в Италию. Ему потребовалось лишь полчаса на то, чтобы сходить в магазин и там купить самое необходимое в дорогу.

— Я не стану заходить к себе за вещами, — сказал он. — Пусть никто, кроме нас с тобой, не знает об этой поездке. А ребятам на барже сама придумаешь, что сказать по поводу моего внезапного отсутствия.

— Хорошо, — кивнула Марина. — Я им навешаю лапшу, типа что ты лег в больницу. Лечить застарелый триппер. И очень стесняешься в этом признаться.

— Ничего лучшего в голову тебе не пришло?

— Тебе не нравится моя версия? Тогда придумай сам!

— Ладно, — сказал он примирительно. — Не будем ссориться перед дорогой. Лучше давай присядем и помолчим.

Но Марина долго не могла усидеть на месте просто так.

— Макс, я хочу тебя кое о чем попросить, — нерешительно начала она.

— Валяй, — ответил он, взвешивая в руке дорожный рюкзачок.

— Тебя ведь нельзя отпускать одного. Ты можешь наделать массу глупостей в пути… Возьми меня с собой, я тебе еще пригожусь.

— Я с удовольствием, с тобой, Марина, хоть на край света. Но как к этому отнесется Дитер? — спросил он с преувеличенной серьезностью.

— А что Дитер? — вспыхнула Марина. — Кто он такой, чтобы вечно держать меня при себе на привязи?.. И потом, мы с ним вчера поссорились!

— А завтра снова помиритесь, — подсказал он. — Но я тебе разрешаю проводить меня на вокзал. И даже поцеловать на прощание.

Он тихо засмеялся, увидев, как вспыхнуло от удовольствия ее лицо.

На вокзале, когда прощались у вагона, Марина вдруг расплакалась.

— Ты чего? — удивился Макс. — Радоваться надо, а ты потоп развела.

— Я радуюсь, — сказала она тихо. — За тебя с Настей. И завидую вам белой завистью. Такая, как у вас, любовь бывает только раз в жизни, да и то далеко не у всех…

Макс чмокнул ее в щеку и вскочил в вагон тронувшегося уже поезда. Боковым зрением он успел заметить, как какой-то парень, до того стоявший на перроне с газетой в руках, бросил ее в урну и поспешно запрыгнул на подножку соседнего вагона.

24

Макс сделал пересадку в Берлине, а оттуда взял билет на скоростной экспресс до Турина. Парень с газетой все время не выходил у него из головы. В Берлине у Макса оказались свободными несколько часов, и он вдоволь попетлял по городу на такси, а потом сделал несколько пересадок в метро, стараясь таким образом сбить с толку возможных преследователей. Но парня с газетой он больше не встречал. Не заметил ничего подозрительного и на перроне, когда садился в поезд. После этого Макс успокоился. Наверное, просто показалось — нервы.

От Турина до Римини Макс прокатился на рейсовом автобусе, а уже оттуда решил добираться к месту назначения на такси. Ехать нужно было километров сорок.

Если мчаться в вечернее время по шоссе из Римини в сторону Равенны, то где-нибудь после полуночи можно увидеть много девчонок разных национальностей, стоящих на обочине вдоль дороги. Водитель ему попался словоохотливый, знал французский, которым Макс владел почти в совершенстве, и объяснил, что это местные путаны. А увидев неподдельный интерес в глазах пассажира, выступил как настоящий гид.

Начиналось это представление на открытом воздухе сразу после поворота на Чезенатико, где дорога из широкой автострады превращается в узкую старенькую дорожку, которую проложили еще римские императоры. Равенна тогда была столицей империи. Называлась эта дорога «виа Адриатика». Потом Муссолини велел покрыть ее асфальтом, и затем на ней появились путаны. Сначала все они были итальянками. Когда в пятидесятые годы по настоянию папы римского запретили дома терпимости, девушки вышли на улицу, и полиция не слишком их тревожила.

Шли годы… Итальянцы начали прилично зарабатывать, и места путан достались незаконным эмигранткам из стран Восточной Европы и Африки. Сразу же после Чезенатико до Милано Мариттима располагаются «посты». «Постом» жрицы любви называют место, где, собственно, они и стоят в ожидании клиентов. Каждый «пост» стоит денег, которые путана отдает «папикам» или иным, более шустрым коллегам. Нельзя встать где попало — можно нарваться на неприятности.

— Но если ты заедешь на заправку, тебя ждет сюрприз. Вместо путаны к тебе может подрулить здоровенный транс с такими вот сиськами и предложит себя за пятьдесят тысяч лир! — засмеялся таксист. — С клиентами у трансов проблем нет…

Макс вполуха слушал его болтовню и не заметил, как промелькнуло сорок километров пути. Таксист привез его в Лидо Адриано, городок рядом с Равенной. Это оказался совершенно тихий райский уголок, где только летом бывает многолюдно, а в остальное время года — тишина. Теперь сезон только начинался.

Бар «Адриатика» располагался на берегу моря, по соседству с отелем Due Маге. Макс расплатился со словоохотливым таксистом и, подхватив свой рюкзачок, по ступенькам поднялся на открытую веранду бара. Часы показывали около одиннадцати вечера, время, когда народу в заведении уже набиралось достаточно. Гремела музыка. Макс подождал, пока его глаза привыкнут к густой, наполненной запахами моря и южных растений темноте, которую то и дело прорезали разноцветные вспышки света с дискотеки, и, медленно маневрируя между крошечными столиками с расположившимися за ними посетителями, направился к обитой по бокам кожей стойке.

Бармен любезно ответил ему по-французски, что да, синьорина Настя у них работает, но сегодня не ее смена. Господину, чтобы увидеть ее, нужно прийти завтра днем. На вопрос, где синьорина проживает, бармен лишь вежливо улыбнулся. Пусть господин не обижается, но посторонним они таких справок обычно не дают.

Максу ничего не оставалось, как уйти ни с чем и на ночь снять номер в отеле. Здешние цены его приятно удивили. Переночевать в номере стоило полтора миллиона лир. Но делать было нечего. Перспектива провести ночь на пляже Макса не устраивала. Он заплатил за номер с помощью карточки VISA, и, едва в нем оказавшись, тут же повалился на постель, мгновенно уснул, даже не успев толком оценить шикарную обстановку — просторную кровать с медными шарами и ванну ослепительной голубизны.

Бар открывался в полдень. Сюда можно было попасть двумя путями: прямо с улицы или через холл отеля, спустившись на несколько ступенек вниз. Солнце ослепительно сияло в безоблачном небе, и Макс выбрал для себя отдаленный столик в тени, которая почти полностью скрывала его лицо.

Посетителей в этот час было не так много, хотя народ постепенно собирался, занимая столики по соседству. Внимание Макса было приковано к двери, расположенной рядом со стойкой, откуда то и дело выходили официантки. Однако Насти среди них не было. Так прошло примерно полчаса. Макс начал терять терпение и уже хотел подойти к бару, чтобы навести справки, но тут он увидел ее.

Она шла прямо к нему, щуря глаза от яркого солнца. Один взгляд, всего один мимолетный взгляд вдруг заполнил этот мир. Исчезло все вокруг. На мгновение забылись постоянно лезшие в голову все последнее время докучливые мысли о том, как произойдет их встреча, обрадуется ли Настя?.. Словно поток, прорвавшийся через дамбу, свет ее глаз заполнил пересохшее русло реки его жизни, все остальное превращая в ничто.

Да, это была она. Ветер с моря задорно играл ее густыми волосами, развевал и сбрасывал их на глаза, отчего ей приходилось постоянно придерживать волосы руками, что придавало ее лицу милое очарование. Она опять была совсем молоденькой девчонкой, той, что пришла когда-то к нему в оранжерею…

Это была снова она, почти не изменившаяся и по-прежнему желанная. Свет ее глаз, ее губы, ее улыбка. Вот сейчас наступит этот долгожданный миг…

Но он, видимо, сидел за тем столиком, который она не обслуживала. Макс понял это, когда она прошла мимо, совсем рядом, так что он мог коснуться ее рукой. Он не сделал этого, а только сказал, пытаясь догнать ее, уходящую:

— Привет… — Он произнес первое, что пришло в голову, потому что другие слова сейчас застряли в горле.

Она замерла, словно на что-то наткнулась. Медленно повернулась к нему.

25

Два месяца Настя провела в доме крестьянина Мирко Шарича. Хозяева отнеслись к ней по-доброму, как к близкой родственнице. Выхаживали ее, пока она болела, кормили, снабдили одеждой. Они ни о чем ее не расспрашивали, удовлетворились рассказом, что она из России, а здесь ее настигла беда. Чтобы отблагодарить Мирко и его семью, Настя, как могла, помогала им по хозяйству. Убиралась в доме, ухаживала за скотиной и даже научилась доить корову. Руки у нее огрубели, кожа на лице обветрилась, но Настя не придавала этому значения, так как теперь почти не смотрела на себя в зеркало.

Мирко уговаривал ее остаться, пока, как он выразился, в стране не закончится военная заварушка. А там видно будет. Но ожидание не входило в ее планы. С наступлением весны Настя решила, что будет выбираться отсюда своими силами. Надо было лишь заработать немного денег, а как это сделать, она тоже знала…

Мирко отвез ее на своей развалюхе в Баня-Луку, городок, расположенный в Боснии, где недавно прекратились военные действия. Там размещалась миротворческая база военнослужащих стран НАТО, и те охотно пользовались услугами «ночных бабочек». Однако Насте «не повезло». Только она познакомилась с местными путанами, которые ввели ее в курс дела, как базу срочно прикрыли, а контингент отправили на родину.

Настя поселилась в доме местного жителя Предрага, который превратил свою обитель в подпольный бордель для военных. С ней здесь находились три девушки из Молдавии, украинка и русская. Выходить на улицу без причины девчонкам возбранялось, дабы лишний раз не светится перед соседями. Но к тому времени бизнес у Предрага треснул по всем швам. Он собрал девочек на прощальный ужин, от души напоил ракией и сообщил, что двоих продаст уже назавтра, а остальным, увы, работы нет, поэтому «до виджения». Кого продаст — пока не знал. Купцы приедут — выберут сами. Предраг был искренне опечален случившимся, на глазах у него стояли слезы…

Купцы появились у него в доме на следующий день. Один был здоровенный и лохматый, звали его Милорад. А с ним молодой симпатичный парень Желько, шустрый и веселый. Они присоединились к обеденному столу и стали живо общаться с девушками. Желько сразу запал на Настю. Сказал, что работать они станут в Италии, где денег загребут — море. А Насте было все равно. В Италию так в Италию. Ее согревало только одно — там можно прилично заработать и вырваться наконец на свободу.

Милорад выбрал девушку из Молдавии по имени Светлана. В путь отправились через несколько часов. На улице лил проливной дождь, двигались медленно. К утру добрались до Любляны, потом узкими горными тропками до маленького поселка в долине. Там их встретили какие-то мужики, девчонок разместили в стареньком домике, дали выспаться и привести себя в порядок. А наутро, после завтрака, стали инструктировать, как переходить границу. «Пойдем вчетвером, без проводника. Путь неблизкий, через горы, часов шесть. Поэтому кушайте сейчас плотнее, с собой ничего брать нельзя. Вещи тоже здесь оставьте — там быстро заработаете, купите, что душе захочется».

Так и двинулись, налегке. Где была граница, Настя толком не поняла. Шли какими-то горными тропами, долго и трудно. Девчонки сильно устали, и мужчины понесли их на руках. Останавливаться на отдых было опасно. И вот, наконец, после очередного перевала показалась долина, а в долине городишко с черепичными крышами. Италия…

Желько привез ее в Равенну, где достаточно хорошо был знаком с местными условиями. Но в первый же вечер, когда они появились на точке, Желько поругался с албанцами из-за «компенсации». Не придя к компромиссу, те всадили парню нож в живот, и его увезла «скорая» в одну из местных больниц. Что с ним стало дальше, Настя так и не узнала, потому что понятия не имела, где эта больница находится. Оставшись без сутенера, она решила работать одна, на свой страх и риск. Быстро познакомилась с местными путанами, среди которых оказалось немало девушек из России, и ей доходчиво объяснили, что к чему и где удобнее ловить клиентов, а главное — безопаснее.

Самым выгодным типом клиента считался тот, которого путаны между собой называли «меценат». Обычно это мужчина лет сорока пяти. Его можно было подцепить, останавливая пассаджо. Пассаджо — это попутка, которая отвозит девушку домой после работы, так как в Италии общественный транспорт почти отсутствует.

Меценат, как правило, начинал с расспросов: «А что ты делаешь одна на дороге?.. Неужели путана?.. Ах как это плохо!.. А почему?..» Девушка начинала ему рассказывать какую-нибудь жалостливую историю, придуманную тут же, на ходу. Меценат сочувственно качал головой и обязательно интересовался: «Сколько тебе надо денег, чтобы ты бросила эту работу к чертям и уехала в свою Россию? (Украину, Молдавию, Болгарию и т. п.)» Вот тут нужно правильно оценить ситуацию. Много скажешь, подумает — дура. Мало скажешь, тоже ерунда получится. После такого знакомства меценат будет регулярно подвозить до дома после работы и покупать подарки. А через месяц ему это надоест, и он все благополучно забудет. Ну а в общем, клиент всегда оставался клиентом, при всех его странностях.

Вот так однажды Настя ловила на дороге пассаджо, но было поздно и ей не везло. Прохладный ветер дул с моря в лицо, и вообще чувствовала она себя довольно неуютно. Но все-таки одна машина остановилась. В ней сидела шикарная дамочка — итальянские женщины умеют за собой ухаживать.

— Come stai, bella?..

Настя что-то пробормотала в ответ, так как толком по-итальянски пока не изъяснялась. С трудом удалось объяснить, куда и зачем ей надо, и они поехали.

Ее звали Лючия. Она всю дорогу что-то рассказывала, но Насте было трудно разобрать о чем. Но все равно она понимающе кивала в ответ. В конце концов, дамочка положила руку ей на коленку, лучезарно улыбнулась, и Настя наконец сообразила…

Наутро в ее кармане лежала купюра в пятьсот тысяч лир и адрес — бар «Адриатика», где требовалась официантка. Произошло и другое чудо. Используя свои связи, экзальтированная итальянка добилась того, чтобы Насте выдали необходимые документы и вид на жительство. Спустя три недели Лючия уехала в Рим к своему мужу-миллионеру, а Настя теперь могла жить в Италии вполне легально и работать в баре.

Владел этим баром Джованни, маленький итальянец лет сорока, который с самого начала отнесся к Насте очень хорошо и даже к ней не приставал, что было в таких случаях редкостью. Очень многие туристы знали хозяина лично и любили посещать его заведение. Оно отличалось необычайно хорошей кухней и непринужденной обстановкой, а в дискотеке, где всегда гремела самая модная музыка, можно было танцевать хоть до утра. Вечером здесь обычно собирались богатые иностранцы, которые не скупились на чаевые. Но Настя быстро уставала после ночной смены, ей больше нравилось работать в дневные часы, когда посетителей было не так много. С некоторыми, что приходили сюда постоянно, она была хорошо знакома, и они тоже не скупились на чаевые. Как, например, эта пожилая пара французов за столиком в дальнем углу открытой веранды, к которым она шла сейчас с приветливой улыбкой на лице.

— Привет. — Глубоко знакомый голос отвлек ее от намеченного маршрута.

Сердце подскочило в груди, дыхание сорвалось, кровь прилила к сердцу. Она еще не обернулась на приветствие, но уже знала, кому оно принадлежит. Оборачиваться сразу не хотелось, словно за спиной притаились детские страхи, когда-то пугавшие ее. Пересилив их, она все же заставила себя медленно повернуться.

— Привет, — сказала она. — Привет, Макс.

— Ну вот, я снова тебя нашел, уже в который раз…

— А я знала, что так будет… я этого ждала…

Она подняла на него взгляд своих красивых глаз, моргнула ресницами, словно приглашая продолжить, и неотрывно начала впитывать в себя все слова, которые лились из его глаз. Их было много, слишком много, чтобы выразиться в нескольких мало значащих фразах. Они были значительнее всех комплиментов на свете. Они были долгими, как сама жизнь, сладкими, как весенний мед, искренними, как сама любовь. Да разве можно описать радость и счастье этих первых минут их встречи?..

26

Они провели этот день у него в гостиничном номере, в кровати с медными шарами на спинке, разговаривали в перерывах между ласками и не могли наговориться, делясь воспоминаниями и самыми сокровенными тайнами души. Огонь внутри их, вспыхнувший еще там, на веранде бара, разгорался и пылал все сильнее. Их взгляды сливались в единое целое, а руки крепко держали в объятиях друг друга.

Вечером, когда все самые нужные слова были уже сказаны, а тела насытились друг другом после долгой разлуки, им стало тесно в номере и захотелось прогуляться к морю. Они гуляли под звездами возле самой воды и держались за руки, словно дети. Оба одновременно почувствовали голод, и Настя предложила зайти поужинать в один маленький уютный ресторанчик, находившийся неподалеку.

— Там очень тихо, и нам никто не помешает, — сказала она.

Но побыть в тишине вдвоем им в этот вечер было не суждено. Не успели они сделать заказ, как Макс услышал, что кто-то произнес его имя. Он повернул голову и увидел, что в нескольких столиках от него сидит компания мужчин и женщин, а среди них он узнал бывшего своего компаньона Витьку Лежнева.

Макс сразу помрачнел. Этого им с Настей только сейчас и не хватало. А Витька, напротив, казалось, обрадовался встрече и направился к их столику

— Батюшки, кого я вижу!.. Макс, Настя… Такие люди и без охраны!..

Он бесцеремонно, без приглашения подсел к ним на свободный стул. По очереди оглядел Макса и Настю:

— Нет, ребята, я тащусь… Правильно говорят англичане, тесен мир…

Настя и Макс напряженно молчали.

— А, понимаю, — сказал Лежнев со значением. — Ты не рад нашей встрече, Макс. Просто не ожидал меня здесь встретить и теперь испытываешь двоякое чувство. А что такое двоякое чувство? Это когда…

— Витя, у тебя там, за столиком, своя компания, — перебил его Макс. — Им, наверное, скучно без твоих приколов. Не испытывай их терпение. Да и наше заодно.

Лежнев продолжал смотреть, и странная улыбка появилась у него на лице.

— А вот я соскучился по тебе, Макс. Нет, серьезно. И тому есть причина… Ты ведь остался мне кое-что должен. А долги рано или поздно надо возвращать.

— Ты выбрал не самое подходящее время и место, чтобы напомнить о долге, — ответил Макс. — Который, впрочем, представляется мне весьма сомнительным.

— Правда? Ты до сих пор еще сомневаешься, что «кинул» бывшую свою фирму, обвел меня, а заодно других сотрудников вокруг пальца ради… — Лежнев не договорил и откинулся на спинку стула. — Ну ладно, обойдемся без подробностей. Я рад, Макс, что ты опять с Настей и вы приятно проводите время вместе. Это как раз кстати. У твоей девушки, Макс, как я догадываюсь, есть кое-что, одна вещица, которая принадлежит мне.

— Что за ерунду ты несешь? — нахмурился Макс. — При чем здесь Настя?

— Я постараюсь тебе доказать, Макс, что это не ерунда, а проза жизни. И Настя имеет к этому прямое отношение… Ты взял деньги из фонда, чтобы отдать их Рафику. Он сейчас, как мы оба знаем, беседует с Аллахом. Выходит, деньги по наследству от него достались Насте. Я всего лишь хочу, чтобы она мне их вернула.

Макс перевел взгляд с Лежнева на Настю.

— Бред! — коротко бросила она и отвернулась.

— Вот видишь, — сказал Макс. — Твои слова — шантаж и наглая ложь. За такие вещи, между прочим, бьют морду.

Лежнев вздохнул:

— Ну, хорошо, дети мои, я вас предупредил. Вы тут сами разберитесь между собой, где ложь, а где правда. Но я не шучу. Между прочим, Макс, тебя давно хотят видеть в прокуратуре, чтобы допросить, а ты скрываешься от правосудия. Это уже пахнет сроком, и немалым. Я тебя покрывал до поры, но всему есть предел. Честь имею!..

Он встал и прошел к столику, где сидели его друзья.

Вечер был безнадежно испорчен. Оставаться дальше здесь не имело смысла. Макс подозвал официанта, отменил заказ, и они с Настей отправились к нему в номер.

— И все-таки что Витька имел в виду, когда упомянул о Рафике, деньгах и приплел к ним твое имя? — спросил Макс, доставая из бара стаканы и бутылку вина.

— Может быть, это? — Настя открыла медальон, достала ключ и показала ему.

— Что это? — удивился Макс.

— Наверное, ключ от дома, где те деньги лежат…

И она рассказала, как обнаружила этот ключ под столешницей в квартире Рафика, когда там немецкая полиция проводила обыск. Ключ успел побывать с ней во многих передрягах и только чудом сохранился. А она даже не знала, что с ним делать.

— Лучше его отдать Лежневу, — сказал Макс после некоторого раздумья. — Я хорошо успел узнать Витьку за эти годы. Он упертый. И в чем-то, наверное, он прав. Я тогда совсем потерял голову и его здорово подвел…

— Но при этом ты спасал меня! — сказала Настя неожиданно жестко.

— Да, но деньги не принадлежали мне одному. Я как бы брал их в долг, собираясь потом вернуть, не вышло.

— Ты уплатил их Рафику за меня, — продолжала она стоять на своем. — Его больше нет в живых, выходит, эти деньги… принадлежат мне!

Макс оторопело застыл, пораженный ее логикой. А Настя уже шла в наступление:

— Ты подумал, на что мы будем дальше жить, как выберемся из того дерьма, в котором оказались?.. А я постоянно об этом думала. Я хочу найти эти деньги. Ими оплачены все мои страдания. Я хочу взять то, что мне принадлежит!..

Макс поймал себя на мысли, что она сейчас заговорила так, как накануне Лежнев. Но что-то в ее словах показалось ему не лишенным смысла и даже привлекательным. Наверное, по-своему она была права.

— Ты знаешь, где лежат эти деньги? В каком банке? — спросил он.

— Если б знала, то давно ими воспользовалась. Но я не знаю, где их искать. И думаю, теперь ты мне должен в этом помочь.

«Черт побери, как она изменилась!» — подумал он. А вслух сказал:

— Мне понадобится компьютер и подключение к Интернету. Сможешь устроить?

Настя утвердительно кивнула головой.

Весь следующий день Макс провозился у портативного компьютера, который Настя одолжила у Джованни, своего хозяина. А уже к вечеру он непроизвольно стал насвистывать марш из «Аиды».

— Принеси мне бутылочку кьянти, — потребовал он. — Там, в холодильнике…

Настя достала из холодильника запотевшую бутылку и поставила перед ним. Макс налил себе полный стакан и выпил его залпом. Второй — до половины.

— Не рано ли ты начал праздновать? — спросила она недовольным тоном. — Что-нибудь удалось выяснить?

— Что-нибудь… Этот Рафик успел хапнуть гораздо больше, чем мы с тобой предполагали. И, видать, не одних нас кинул.

— Сколько там у него? — Настя обняла Макса и посмотрела на экран компьютера.

— Много…

— Ну, хоть приблизительно?

— По самой грубой прикидке — что-то около миллиона.

— В рублях?

— Глупенькая… Зеленью!

— А в каком банке?..

Ее вопрос повис в воздухе. Вместо ответа Макс опять склонился над экраном компьютера, принялся щелкать на клавишах. Так продолжалось еще, может быть, час или больше. Настю он просто отгонял, едва она пыталась к нему подступить. От напряжения на лбу у него выступила глубокая складка. Вдруг он замер, глядя на экран примерно полминуты. Потом потянулся на стуле, с удовольствием расправляя затекшие плечи:

— Как обычно любил говаривать мой друг Кирилл, пьяный русский хакер практически непобедим!..

— Ты хочешь сказать… у тебя получилось? — спросила она, недоверчиво и радостно.

— Я хочу сказать… Дольче вита! Что в переводе на простой русский язык означает — собирай шмотки!.. Завтра мы едем с тобой в Швейцарию!

Она вдруг наклонилась к его лицу, поцеловала в щеку, а потом в губы. Он вскочил на ноги, схватил ее в охапку, повалил на кровать. Она визжала, заслонялась руками, извивалась по-звериному в его руках. А потом сама прижалась к нему всем телом, укусила за ухо. Они сплелись, исступленно, в грубой, бешеной ласке.

— Боже! — сказала она потом, тяжело дыша. — Неужели это правда?.. Неужели это не сон, и мы опять вместе?..

27

Утром следующего дня Настя взяла в баре расчет. Джованни, успевший проникнуться к Насте симпатией, был опечален ее внезапным отъездом, но выплатил всю до последней лиры причитающуюся ей за работу сумму и даже сверх того добавил премию лично от себя. Сборы не заняли много времени. Макс решил взять напрокат машину. Так ему казалось безопаснее. Он остановил свой выбор на «Фиате», но не с автоматической коробкой передач, а с обычной. В дорогу они запаслись продуктами и водой, чтобы зря не терять времени и не останавливаться в пути.

Выезжая со стоянки возле гостиницы, Макс едва не столкнулся с «Ауди» зеленого цвета, неожиданно вынырнувшим из-за поворота. Лицо водителя он разглядеть не успел, но разразился в его адрес всеми бранными словами, которые знал.

Настя чувствовала себя хоть и смертельно уставшей за эти дни, но невероятно счастливой. Едва они выехали за окраину Равенны, как она задремала на заднем сиденье. Иногда, открывая глаза, она смотрела на мелькавшие за окном пейзажи и мечтала. Мечтала, что именно теперь ей повезет. У них с Максом будет много денег, и они смогут жить в свое удовольствие где-нибудь в экзотическом месте.

— Куда бы ты хотел уехать, Макс? — спросила она.

— Пока что мы едем в Женеву, — откликнулся он, не отрывая глаз от дороги. — А там, дальше, как повезет…

— Я о другом. Когда у нас будут эти деньги, куда мы с ними отправимся?

— Их надо сначала получить…

— Какой ты скучный, Макс! С тобой невозможно даже помечтать!..

— Мне сейчас надо думать о дороге, а не мечтать…

— И все-таки? Давай поедем куда-нибудь в экзотическую страну. Где растут пальмы, много солнца и тепло…

— Например?

— Ну-у… Может быть, на остров Пасхи.

— Настя, что у тебя было в школе по географии?

— Не помню уже… Кажется, «хорошо».

— Тебе явно завысили оценку. Остров Пасхи продувается всеми ветрами, которые дуют с океана. И пальмы там явно не растут… Давай еще, с трех раз…

— Отстань! — надулась она, устраиваясь поудобнее на сиденье.

Они проехали без приключений на север до Турина и далее по магистрали А-5, через Аосту до туннеля Мон-Блан, где был расположен контрольный пост на границе с Францией. Здесь надо было уплатить пошлину за проезд. Макс вышел из машины и неожиданно в колонне автомобилей, ждущих очереди на заправке, увидел зеленый верх «Ауди». Это ему очень не понравилось. Он понял, что за ними увязался «хвост».

Насте он ничего не сказал, чтобы не беспокоить ее, но сам то и дело поглядывал в зеркало заднего вида. «Ауди» он увидел опять, когда они вынырнули на противоположной стороне туннеля. Седан зеленого цвета, не снижая скорости, двигался в общей череде машин метрах в ста позади их «Фиата».

Макс почувствовал уже нешуточную тревогу. Витька Лежнев претворял в жизнь свою угрозу. «Ауди» плотно сидел у них на «хвосте», и намерения сидевшего или сидевших там не вызывали сомнения. Их хотят проводить до конечной точки маршрута, а уже там действовать по обстоятельствам. Мурашки поползли у Макса по спине, когда он себе представил эти обстоятельства с последующими действиями. Надо было срочно отрываться, уходить от преследования, но как?

Он посмотрел на дорогу впереди. Четырехполосная магистраль уходила вдаль, ровная, как стрела. Посредине и вдоль обочины она была огорожена сплошным барьером из рифленого металла. Случались, конечно, по пути проемы для разворота или ответвления на боковые дороги, но что толку. Водитель «Ауди» видит их «Фиат» как на ладони. Ему не составит труда повернуть вслед за ними. Но все же попробовать стоило…

Макс увидел справа от себя указатель на Шамони. Отсюда магистраль стала постепенно уклоняться влево, в сторону от горной гряды. Надо было точно все рассчитать и не прозевать боковую дорогу.

Он в очередной раз посмотрел в зеркало. «Ауди» держался позади них на прежней дистанции. Очень хорошо. А вот и указатель. Справа должен быть поворот на второстепенную дорогу, ведущую на Шатильон. Макс не знал, что это за городок или просто селение, да ему сейчас это было безразлично.

Уже смеркалось. Он, как и другие водители, включил габаритные огни. Еще один указатель — до Шатильона два километра. Ну, сейчас или никогда!..

Он исподволь начал перестраиваться вправо, рассчитав таким образом, чтобы оказаться в крайнем ряду перед самым поворотом. Ему повезло. Магистраль в этом месте круто загибалась влево, и на какое-то время «Ауди» исчез из виду. А вот и поворот. Макс переключил рычаг на вторую передачу. Мотор взвыл от неожиданности, машину понесло, закружило, но Макс ловко работал рулем и точно вписался в правый поворот, на едва различимую боковую дорогу. Выровняв машину, он помчался вперед на бешеной скорости. Перед этим он выключил фары и габариты и молил Бога, чтобы никто не попался им навстречу, но пронесло.

Проехав еще километра два, Макс остановил машину и выключил зажигание. И только теперь, почувствовав тяжесть в теле, бессильно откинулся на сиденье, но тут же посмотрел в зеркало заднего вида. Погони не было.

Настя была в шоке и лишь сейчас подала голос:

— Ты с ума сошел! Чуть меня не убил!.. Что это было?..

— Все хорошо, — сказал он. — Уже все хорошо… Нас кто-то преследовал от самой гостиницы, но мне удалось от них уйти. Теперь они далеко, а мы здесь.

— Ты шутишь или тебе показалось? — спросила она неуверенно.

Пришлось ей все рассказать в подробностях. Собираясь в путь, Макс рассчитал по карте маршрут таким образом, что к утру они должны были приехать в Женеву. Но теперь решил изменить первоначальный план. Они проехали вперед еще километра три, пока на пути не возник этот сонный городишко Шатильон. К счастью, в нем оказалась гостиница. Маленькая, всего на десять номеров, но им другой и не требовалось.

Макс решил, что они здесь заночуют. На стоянке перед гостиницей было всего две машины. Он загнал свой «Фиат» в самый дальний конец и проверил, все ли дверцы закрыты как следует. Хозяин, даже не спросив документы, отвел им небольшой уютный номер, где они провели ночь. В четыре часа утра Макс разбудил Настю. Пока она умывалась и одевалась, он вышел на стоянку и тщательно осмотрел машину, особенно тормоза. Но повреждений не обнаружил и тогда успокоился окончательно.

Они выпили кофе, любезно приготовленный хозяйкой, и отправились в путь.

28

От Шатильона до Женевы оставался примерно час езды. Настя опять задремала на заднем сиденье, а Макс, вырулив на магистраль, все время осматривался по сторонам. Но в редком потоке машин в этот ранний час зеленый «Ауди» отсутствовал.

На пограничном пункте в Анмасе он не стал будить Настю, из окна машины предъявил пограничнику документы. Тот бегло их просмотрел и махнул рукой, давая тем самым право на проезд в Швейцарию.

Сразу за кордоном дорога круто пошла вниз, к Женевскому озеру, через густые сосновые леса. По бокам она была огорожена белыми и красными столбиками, которые зимой помогали водителям ориентироваться. Здесь машин тоже было немного, дорога хорошо просматривалась в оба конца, и ничего подозрительного до самой Женевы Макс так и не обнаружил. Теперь можно было вздохнуть спокойно.

Они въехали в город, пересекли мост через Рону и поднялись в Старый город. Здесь, согласно путеводителю, должна была находиться гостиница «Грассхопер». Макс увидел вывеску и припарковал машину рядом со входом. Потом он разбудил Настю, они взяли из багажника вещи и прошли в холл, к стойке администратора.

Документы и здесь им не понадобились. Макс попросил зарегистрировать их как семейную пару из Франции, назвав первую пришедшую на ум фамилию. В номере Настя сразу захотела в душ, а Макс в ожидании ее расположился в кресле у окна. Отсюда открывался чудесный вид на гору Монблан.

Зазвонил телефон. Макс решил, что это портье, и сиял трубку.

— Здравствуйте, Макс, — услышал он уже почти забытые интонации голоса Федота. — Надеюсь, вы хорошо устроились?

— Более-менее… — пролепетал Макс.

— Отлично! Надеюсь, и девушка тоже с вами?

— Да, здесь… Она в душе, — почему-то решил уточнить он.

— Ну конечно, ей надо отдохнуть с дороги и привести себя в порядок…

Макс промолчал.

— А знаете, Макс, — опять заговорил в трубке Федот, — я начинаю думать, что вы гораздо способнее, нежели показались мне сначала. Правда-правда… Я сужу по тому, насколько успешно вы справились с заданием. А вы все сделали блестяще, не ударили лицом в грязь. И девушку получили в качестве приза. Теперь осталась самая малость. Последний штрих. Я думаю, что вы и с этим справитесь не менее успешно.

— Вы о чем? — спросил Макс севшим вдруг голосом.

— Да вы и сами уже, наверное, догадались… Речь идет о небольшой вещице, которую у вас попросил ваш друг Витя Лежнев. Вы ему отказали, и, кстати, правильно сделали. Эта вещь принадлежит… другим людям, и вы мне ее отдадите.

«Вот оно что! — пронеслось у Макса в голове. — Значит, ключик этот действительно волшебный, раз на него претендуют еще одни хозяева. Впрочем, наверняка они и есть главные, а Витька просто шестерка с большой дороги. Но теперь они меня точно прижали, тут уж никуда не денешься… Да, правду говорят, от судьбы не уйдешь…»

— Где и когда вы хотите получить эту вещь? — спросил он в трубку.

— Знаете, где находятся цветочные часы?

— Не знаю, но найду, если надо.

— Правильно, это легко. И не надо будет лишний раз сверять время… Так вот, ровно в полдень подъезжайте на машине к этой местной достопримечательности. И девушку с собой берите.

— А ее зачем? — насторожился Макс.

— Да вы не бойтесь, просто очень хочется посмотреть, ради кого вы проделали столь длинный и тернистый путь… А если серьезно, то вам лучше сразу уехать из города. Куда — это уже ваше дело. Но лучше здесь не светиться лишний раз для вашего же блага. Так что сдайте номер в гостинице и приезжайте.

И Федот повесил трубку.

Ровно в полдень, как и было условлено, Макс остановил машину рядом с площадью, где располагались цветочные часы. Это было действительно уникальное творение — часы из цветов с самой большой в мире секундной стрелкой, длина которой достигала двух с половиной метров, а диаметр циферблата — целых пять. Для создания этих часов местные умельцы использовали шесть тысяч цветов.

В другое бы время Макс с удовольствием показал такое чудо Насте, но теперь он велел ей оставаться в машине, защелкнуть все двери и не открывать никому ни под каким предлогом. А сам отправился на встречу.

Федот опоздал на пять минут. Он появился в поле зрения Макса внезапно, словно и в самом деле выткался из жаркого воздуха. Очень простой и домашний, в потертых джинсах, в какой-то совсем несерьезной маечке и с кофром, в каком обычно фотографы или кинооператоры носят свою аппаратуру. И там у него действительно оказался фотоаппарат.

— Давайте я вас здесь сфотографирую, на память, — предложил он Максу.

— Нет уж, увольте, — отказался Макс. — Давайте сразу перейдем к делу.

— Ну пожалуйста, я вас очень прошу, — заулыбался Федот. — Вы мне мою вещь, а я вам — фотку на память о нашей встрече… Надеюсь, вещица при вас?

Макс похлопал себя по карману. И в этот момент Федот его все-таки щелкнул.

— Ах, жаль, что девушки с вами нет, — сказал он, вынимая из аппарата фотографию. — Ну да ладно, что ж теперь делать… Нет, нет, как договаривались, сначала вы мне мое, а уж потом я вам фотку, так будет по-честному… Будьте любезны…

— И охота вам комедию ломать? — процедил Макс, отдавая ему ключ. — Очень хочется еще раз унизить напоследок, да?

— Ну почему вы так? Сразу — унизить, — Федот говорил, а сам внимательно рассматривал ключ. Удовлетворившись осмотром, он спрятал ключ к себе в карман и продолжил: — У нас с вами изначально сложился джентльменский уговор. Вам была нужна девушка — вы ее получили и при этом помогли нам. Не за бесплатно, смею заметить… Но я вижу на вашем лице разочарование. Может быть, вы правы… И знаете что? Я хочу вас отблагодарить, а в качестве приза за хорошую работу вручить вот это…

Он достал из кофра массивный футляр с застежкой и передал его Максу.

— Это что? — удивился Макс и собрался было открыть застежку.

— Э, нет, — остановил его Федот. — Только не здесь. Я же сказал, это приз. Вашей девушке. Откроете, когда останетесь с ней наедине. Там очень дорогая, я бы даже сказал, уникальная вещь. Ей она понравится. Пусть для нее это будет сюрприз!..

Макс повертел в руках футляр и хотел его спрятать в карман. Но он туда не поместился, и Макс сунул футляр в целлофановый пакет.

— Ну что, будем прощаться? — грубовато спросил он. — Но руки я вам не подам!

— Как хотите, — согласился Федот. — Кстати, напоследок. Возможно, это вас несколько утешит… Ваш друг Витя Лежнев теперь у вас в вечном долгу. Если бы вы тогда согласились отдать ему эту вещь, его наверняка уже не было в живых.

На этом Федот повернулся и медленно, походкой скучающего туриста, пошел через площадь. Макс направился в другую сторону, к машине, где его ждала Настя.

Они ехали по дороге, огибающей с севера Женевское озеро. Разговаривать не хотелось, было только одно желание — мотать отсюда как можно дальше и быстрее. Но куда конкретно лежал сейчас их путь, никто не знал. Еще там, возле площади с цветочными часами, они решили, что заберутся тут, неподалеку, в какое-нибудь совсем глухое место, а уже там решат, оправившись от шока, что им делать дальше.

Настя сидела теперь рядом с Максом, на переднем сиденье. Она машинально включила магнитолу. Из динамиков полилась какая-то слащавая мелодия.

— Терпеть не могу эту музыку! — Макс раздраженно покосился в ее сторону.

Настя пожала плечами:

— Другой нет.

— Тогда выключи вовсе или достань из «бардачка» кассету.

Настя открыла крышку бардачка. Оттуда ей на колени вывалился целлофановый пакет, а из него футляр.

— Это что? — спросила она.

— Черт, совсем забыл… — Макс только теперь вспомнил о подарке. — Это Федот мне его подсунул, в качестве приза.

— Тяжелый, — Настя взвесила футляр на ладони. — Что там, внутри?

— Не знаю…

— Так давай посмотрим!

— Не здесь, — он отобрал у нее футляр. Остановимся и поглядим.

— Ты мне не доверяешь? — Она фыркнула и надула губы.

Макс ничего не ответил. Он как раз увидел сбоку от главной дороги едва приметный проселок, ведущий к обрыву на берегу реки, и решил, что это самое удобное место для временной остановки. Повернул в том направлении.

— Зачем он его тебе дал? — Настю уже разбирало любопытство.

— Говорил уже — не знаю! — ответил Макс, продолжая возиться с застежкой на футляре. — Вроде как подарок… Вернее, эту штуку он передал для тебя, но мы вместе посмотрим… Сказал, что тебе она понравится… Тугая, зараза!..

Застежка наконец поддалась. Макс приоткрыл крышку. На синем бархате он увидел дешевую ювелирную поделку — череп со скрещенными костями.

— Ну, и этим он хотел меня удивить… — начала было Настя.

Но Макс не дал ей договорить. Он к чему-то напряженно прислушивался.

— Вон из машины! — заорал он что есть мочи, одновременно швырнув футляр на заднее сиденье. — Прыгай за мной, скорее!..

И, увидев, что Настя замешкалась, с силой вытолкнул ее из машины. Выскочил следом, схватил девушку за руку, и они вместе кубарем скатились к подножию обрыва.

Через мгновение яркая вспышка взметнулась у них над головами, а за ней последовал страшной силы взрыв. Макс пригнул голову Насти к земле, сам упал сверху, прикрывая ее тело своим. На них обрушился целый водопад земли и срезанных веток соседних деревьев. Буквально в метре от себя Макс увидел, как прокатилось мимо горящее колесо их автомобили и с шипением упало в реку. Потом раздался еще один взрыв — это рванул в машине бензобак. И все стихло.

Они так и лежали какое-то время, оглушенные, присыпанные землей, не разжимая рук. А потом одновременно подняли головы и посмотрели друг на друга.

— Мы живы, Макс? — спросила Настя, выплевывая землю изо рта.

— Кажется, да… — он тряхнул головой, тоже освобождаясь от земли.

— А что это было?

— Взрывчатка. Мина такая, с секретом.

— А наша машина?

— Там, наверху. Догорает, наверное…

— Черт! Там же остались все мои вещи!.. Сумочка с деньгами, косметика… Абсолютно все! Даже трусы невозможно будет поменять в случае чего!..

— Бедняжка! А ты небось со страху описалась? Ничего, Настя, мы с тобой еще молоды, начнем с нуля. Как все миллионеры. Первое, что я сделаю, когда разбогатею, куплю тебе новые трусы…

— У-у, урод!.. Ненавижу!.. — Она заколотила своими кулачками по его голове и по плечам. — Зачем я только тебе доверилась?.. Зачем отдала этот ключ?.. Ты дерьмо, Макс! Ты полное дерьмо… Но я все равно тебя люблю!.. Не знаю, правда, за что…

Она упала ему на грудь и зарыдала, уже откровенно, не таясь.

— Ну, успокойся, — он погладил ее волосы. — Я ждал от тебя этих слов…

— Что ты дерьмо? — всхлипывая, она подняла голову.

— Нет, других. Что ты меня любишь.

— Это я погорячилась.

— Я тоже погорячился… Насчет ключа. Вот хрен он у меня получил, а не ключ!

Настя перестала всхлипывать и смотрела на него широко открытыми глазами, еще не веря. А он достал ключ и держал его перед ней на раскрытой ладони.

— Это… у тебя откуда?

— От верблюда!

— Нет, я серьезно… Этого не может быть!

— Может. Я ему всучил ключ от ячейки камеры хранения железнодорожного вокзала в Гамбурге. Там остались кое-какие мои старые вещи, я о них совсем забыл. Вот пусть он их теперь сдаст в химчистку.

— Макс, ты все-таки порядочная скотина! — сказала Настя, постепенно приходя в себя. — Почему мне сразу об этом не сказал, а стал с похоронным видом разыгрывать всю эту комедию с отъездом?

— Ну, я сам еще до конца не верил, что этот финт у меня пройдет. Хотел убедиться, что он не бросится нас догонять и не устроит нам маленькую аварию с двумя холодными трупами в салоне. Но про взрывчатку я не знал, честное пионерское!.. Он это здорово придумал! Сразу избавил нас от многих хлопот, связанных с переодеванием и игрой в прятки. Я готов ему аплодировать!..

— Выходит, те деньги теперь наши?

— Их надо еще получить, — напомнил он. — Не сразу, чуть переждем, пока все успокоится и в Москве эти фраера вставят в рамочку некролог с нашими именами.

Наверху послышался вой полицейской сирены.

— Мотаем отсюда! — Макс сразу сделался озабоченным и сменил тон. — Уносим ноги. Мертвецы не должны воскреснуть, не будем их разочаровывать…

— А знаешь, Макс, я тогда перепутала, — сказала Настя, когда они, обдирая руки, карабкались сквозь кусты на противоположный склон оврага.

— Что перепутала?

— Ну, то название. Я имела в виду не остров Пасхи, а Фиджи.

— Правда? Это в корне меняет дело, — ответил он серьезно. — Ты делаешь успехи в географии. На троечку с минусом уже сможешь потянуть…

29

…И спустя полгода. Где-то в экзотической стране.

Она загорала, совершенно обнаженная, в шезлонге на берегу океана. Над головой ярко светило солнце. Синие горы за ее спиной, покрытые дикой растительностью, своими вершинами упирались в такое же синее небо. Солнечные ванны сделали кожу молодой женщины равномерно смуглой и даже слегка позолотили ее. Брови, ресницы, рыжие волосы (она их недавно красила) и пушистый треугольный островок внизу живота были словно припудрены серебристым порошком. Вид и пейзаж, достойные кисти живописца. Или камеры фотохудожника — это уже как и кому больше нравится.

Она услышала шаги у себя за спиной. Кто-то подходил к ней сзади, невидимый, шлепая подошвами своей обуви по мокрому песку.

— Это ты, Макс?

Молчание.

— Макс, хватит. Я тебя слышу. И знаю, что это ты!..

Опять молчание.

— Так все-таки это ты или не ты?

— Глупый вопрос, — ответил он наконец. — А если я скажу, что это не я, ты мне поверишь?

— Конечно нет.

— Тогда зачем задаешь дурацкие вопросы?

— Чтобы получить не менее дурацкий ответ… Не смотри на меня так, я стесняюсь.

— Неужели?

— Честное слово… Ты пришел меня поцеловать?

— И не только. Я принес тебе подарок.

— Правда? — она приподнялась в шезлонге. — Дай взглянуть.

Он спрятал сверток за спину:

— Ты же меня стесняешься.

— Ради подарка я готова побороть стыд.

Тогда он отдал ей сверток, перетянутый алой ленточкой. Мучимая любопытством, она не стала возиться с этой ленточкой, а просто разорвала упаковку.

— Это что? — спросила она, разглядывая почти воздушный треугольный предмет. Ты принес мне… трусы!

— Я же обещал, — ответил он, скромно при этом потупив взор. — А обещания я привык выполнять. Меня так учили еще в школе…

— Как ты посмел!..

Она вскочила и, как была голая, бросилась на него. Он отпрыгнул в сторону, а потом побежал по кромке берега, в том месте, где ее лизала лениво набегавшая океанская волна. Она бежала за ним. Он давал ей себя догнать, даже коснуться кончиками пальцев, а потом опять убегал от нее, и она догоняла его снова.

Вдруг воздушное марево над ее головой преобразилось чудесным образом. Повалил снег, окутывая ее густым белым облаком. Она остановилась, подняла вверх лицо, подставила ладони. Белое облако повисло у нее над головой.

— Макс, гляди, снег! — закричала она радостно. — Прямо как у нас, в России. Там ведь сейчас зима… А тут снег среди лета, в самую жару, странно…

— Это не снег, — сказал он, подходя и обнимая ее за плечи.

— А что это?

— Ты разве не видишь? Это же бабочки!

Но она и сама уже это поняла. Бабочки кружились над их головами, присаживались на крышу дома, на деревья и другие экзотические растения, прятавшие в своей зелени этот дом, стоящий на берегу, — названия всех растений она так и не смогла запомнить — и, замерев на миг во влажном тугом воздухе, взмывали вверх и вновь устремлялись следом за женщиной и мужчиной, которые шли у самой воды, взявшись за руки, словно дети.