Охота на герцогиню

Глава 1

– Юджина, душечка, а вы уверены, что тот симпатяга Сиборн, от которого мы все едва не сомлели еще на нашем первом балу, был похищен или убит герцогом Деттингемом? – нервно хихикала молодая матрона на одном из последних приемов лондонского сезона.[1]

– Наши джентльмены сейчас заключают пари, долго ли он еще будет морочить всем голову, Лотти, – внушительно добавила возбужденная доносчица. – Но, разумеется, ставки не записаны, все конфиденциально, иначе герцог обязательно вызовет на дуэль любого, кто отважится прилюдно обвинить его в таком ужасном преступлении, а он первоклассный стрелок. Несомненно, злодей, устранивший своего наследника, всадит пулю и глазом не моргнет.

– А герцог, между прочим, весьма обаятелен, – задумчиво улыбнулась Лотти, найдя зерно истины среди плевел. – Он смотрит так, словно ему и плюнуть лень на наши пересуды, даже сердце замирает. А стоит ему взглянуть на меня… О, вот как сейчас… Своими пронзительными зелеными глазами… У меня начинают дрожать коленки и в голову не приходит ни одной путной мысли.

– Не одобряю бессовестных повес, – чопорно ответила Юджина.

– Порой и жемчуга не жаль за один лишь танец с ним. А то и душу заложить за нечто более стоящее.

– Все это для меня означает только одно – он бессердечный эгоист, – безапелляционно заявила светская сплетница.

– Представьте, он мог бы поволочиться и за вами, – возразила Лотти.

– Позволить такое? Чтобы быть убитой в своей постели, после того как он натешится мной? Избавьте, – холодно ответила Юджина и отправилась искать более доверчивые уши – надо же куда-то вылить свой яд.

Джессика Пэндл всегда знала, как тяжко высиживать здесь, сохраняя внешнее спокойствие и делая вид, что оглохла и поглупела – в дополнение к своей хромоте.

– Джессика!

Она услышала в этом возгласе невысказанные опасения матушки, та опасалась, что сейчас ее дочь не выдержит, вскочит с места и объявит во всеуслышание, что все басни о Джеке Сиборне, герцоге Деттингеме, злонамеренно разносятся этой светской львицей.

И Джек, и его кузен Ричард никогда не навредили бы друг другу, даже во спасение собственной жизни, и все, кто близко знал их, радостно поклялись бы в сем непреложном факте. Тем не менее ни одна леди, даже в таких преклонных летах, как она, не способна свидетельствовать в пользу постороннего джентльмена, а лишь способна ухудшить его положение.

– Да, мама? – рассеянно пробормотала она.

– Сделай вид, что не расслышала их болтовню, – настойчиво шепнула леди Пэндл.

– Было бы что слышать. Полная бессмыслица. – Джессика едва шевелила губами. – Джек и так герцог, к чему ему убивать кого-то из-за титула, тем более кузена? Неужели они всерьез полагают, что Джек нацелился извести всех мужчин семейства Сиборн, потому что ему пришла в голову сумасшедшая идея устранить возможных конкурентов?

– Неужели ты думаешь, что эти сплетни распространяют ради правды, милая? Так бездельники от скуки сочиняют плохие романы и сами же ими упиваются. Но что толку, если мы обе ринемся защищать Джека?

– Никакого, – согласилась Джессика. – Правда, эта дама с начала сезона из кожи вон лезла, чтобы заполучить Джека в мужья, – я не удивлюсь, если он теперь озлобился и надел кольчугу. Если кого ему и суждено убить, так ее в первую очередь.

– Отвергнутая женщина очень опасна, однако мы обсудим это дома, без посторонних, разве что папа пожелает нас выслушать. Сейчас лучше всего сделать вид, что мы ничего не слышали, – посоветовала мать.

– Но Джек благородный человек. Хотя когда он спесиво задирает свой длинный нос, мне ужасно хочется иногда всыпать ему как следует. Но я уверена в его порядочности. Он не способен на злодейство, – настаивала Джесс, смущенно качнув головой.

– Ты сама даешь ему повод поддразнивать тебя – вспыхиваешь при малейшем намеке, милая, – нежно заметила мать, и Джессика припомнила, что в обеих семьях никогда не находили ничего предосудительного в герцогских замашках Джека.

– Зачем ему выказывать свой великосветский норов, если он не записной повеса, как о том говорят – конечно, не в моем присутствии – с тех пор, как он приехал из Оксфорда? – пробормотала она и поймала удивленный взгляд матери.

– Порой ты так рассудительна, голубушка, словно в бабушки Джеку годишься, – чуть улыбнулась мать, но Джессика не успела заметить ее лукавства, поскольку расстроилась не на шутку.

– Неужели я похожа? Да? – Она представила безобразное лицо старой аристократки и поморщилась. – Ни за что в жизни. Больше не буду отшпиливать его, – добавила она и примолкла, призадумавшись: с чего это вдруг мама просияла?

Долго думать не пришлось, публика у входа оживилась, и по бальной зале побежал восторженный шепоток – явилась некая важная персона. «Неудивительно», – подумала она, наблюдая, как непринужденно герцог Деттингем прошел в залу, словно забрел в собственный сад, затем криво улыбнулся и с шутливой грацией поклонился хозяйке. Хозяйка – светская матрона в годах – все корчила из себя стыдливую девицу, какой была лет двадцать назад, и жеманно улыбалась, когда герцог по-рыцарски старомодно целовал ей ручку.

Джессика хмурилась, наблюдая, как Джек постепенно втирается в неприятельские круги, привычно ловко и самоуверенно. Она окинула его критическим взглядом: похоже, он одевался в потемках – сюртук немного не впору и элегантный шейный платок повязан небрежно, однако эта небрежность придавала ему некую мрачную загадочность. Видно, герцог не гнался за модой и всякий раз предпочитал создавать свой собственный стиль, снисходительно позволяя светской молодежи тщетно копировать своего кумира. «Он неподражаем, – подумала она, – в нем есть та естественная грация, которой лишены многие».

Между тем герцог Деттингем слегка удивленно, словно обозревая расфуфыренных обезьян на подиуме, окинул взглядом ассамблею, затем, когда заметил в толпе немногочисленных друзей и направился к ним, взгляд его потеплел. «Да, его невозможно потерять из виду, – раздраженно думала Джессика, – даже если бы он не был таким рослым – на голову выше всех остальных лордов. Где бы он ни появился, тут же раздаются громкие приветствия, он будоражит всех, этот герцог, словно ему и невдомек, что многие только что злословили о нем и о пропавшем преемнике его титула».

Разумеется, он из древнего и влиятельного рода, с рождения обладает привилегиями, и многие оспаривали бы справедливость его статуса, однако ныне здравствующий герцог Деттингем, титулованный глава рода Сиборн, высок, подтянут, силен и умен, к гордости весьма придирчивых родственников. Пожалуй, было бы лучше, если бы он не претендовал на роль вожака и не лез в дела всей их стаи, поскольку многие из клана Сиборн унаследовали свободолюбивый характер своих предков, промышлявших пиратством. Но при всем их желании подрезать ему крылья, Джессика не сомневалась, ни один из них не способен распускать оскорбительные слухи о Джеке и Риче.

Джессика не придала никакого значения дурацким басням – тем более что герцог держался совершенно невозмутимо – и прислушалась к своему внутреннему голосу. Присутствие Джека всегда приводило ее в волнение, хотя он сам нисколько не старался понравиться ей. Стоило ей завидеть его, надменно сияющего, как она – несчастная глупышка – начинала трепетать всем телом, но никогда и виду не подавала, что он ей небезразличен. В ее окружении, помимо Джека, были и другие симпатичные и деятельные джентльмены – истинные лорды, умеющие кончиком пальца властно повелевать остальными. Умом Джессика понимала – он равный среди равных, однако ее упрямое сердце нашептывало: «Джек особенный, он покоряет своей естественной властностью, не будет изворачиваться ради самоутверждения, у него врожденное чувство мужского достоинства, и он не уронил бы своего лица, даже если бы ему повезло в свои шестнадцать оказаться сыном сапожника, а не герцога».

В детстве она была отчаянным сорванцом и стремилась принимать участие в мальчишеских забавах Джека и Ричарда: играла в их подчас жестокие игры, участвовала в скачках на лошадях, но подростки – ему тогда было уже шестнадцать, а ей двенадцать – обычно не принимали ее в свою компанию. Джессика припомнила, как упрямо взбиралась на холм и спускалась в долину, пытаясь обнаружить мальчишек, они нарочно улизнули из дому на рассвете и вернулись уже в сумерках, чтобы она не увязалась за ними. Можно было бы стыдливо покраснеть при этом воспоминании, но теперь она достаточно стара для таких эмоций. Тем более надлежит не терять бдительности и оставаться холодно-сдержанной, когда на нее поглядывает некий легкомысленный аристократ.

– Ричард всегда тревожился, ибо, если что-то, не дай бог, случится с Джеком, ему самому придется принять бремя герцогства, – пробормотала она вполголоса и услышала удивленный вздох матери – неужели ее дочери не о чем больше подумать сейчас.

– Джессика, прежде чем высказываться об отношении своих друзей к внезапному поводу для приема наследства, будь любезна припомнить, где ты находишься.

– Я совсем не то имела в виду, к тому же никто не обращает на меня никакого внимания. Все теперь слишком заняты Джеком – там свои интриги и скандалы, разве им есть дело до того, как выскажется ничтожество, подобное мне.

– Ты, как всегда, недооцениваешь себя, – укорила мать, и Джессика уловила заботливые нотки в ее голосе.

Она постаралась изобразить интерес к происходящему, наблюдая, как Джек по-хозяйски обходит бальную залу.

Ей даже удалось вытерпеть беседу с неким амбициозным выскочкой, делавшим политическую карьеру и искавшим себе жену с нужными связями в обществе. Джессика знала, что у нее хорошая родословная и много родственников в свете, но никак не могла взять в толк, отчего этому прилежному джентльмену вздумалось подбивать к ней клинья. В свои двадцать три года ей пора угомониться, как-никак восьмой ребенок в семье, и заботливые, щедрые родители уже выделили долю семерым старшим, улетевшим из отчего дома. Нет, та новая родня, конечно, не богата и не влиятельна. А ей напоследок мало что досталось, разве что заурядная внешность и поврежденная левая щиколотка. Она, правда, рассчитывает на скромное наследство, оставленное двоюродной бабушкой, – та беспокоилась, что внучка не выйдет замуж и будет нуждаться в средствах. Да, ее отец – виконт, а крестная – любимая тетушка герцога Деттингема, вдова брата его отца. К счастью, Джессика догадалась не обнадеживать несимпатичного ей господина Следжема этой родственной перспективой, весьма желанной для него, несмотря на темные слухи насчет Джека.

– Что вы хотели сказать, мисс Пэндл? – Негодник тем не менее не отставал, и ей стоило усилий не смотреть на него как на пустое место.

– Благодарю, пустяки. – Твердый, но благовоспитанный отказ, хотя его мало чем смутишь.

– Тогда позвольте мне принести прохладительные напитки для вас, леди Пэндл? – вежливо осведомился господин Следжем у матери, и Джессика вздохнула свободно.

– Не беспокойтесь, мистер Следжем, однако благодарю вас за любезность и за компанию. – Мать произнесла это так слащаво, что навязчивый тип справедливо расценил ее тон как намек на отставку и немедленно исчез.

Джессика представила себе скучное замужество с этим недотепой и внутренне содрогнулась, но Джек Сиборн собственной персоной уже маячил перед ее колючим взором, и мистер Следжем был немедленно позабыт. Сердце ее зачастило от волнующей близости, но она приказала ему вести себя достойно. Он, разумеется, сейчас подойдет полюбезничать с ними, если, конечно, в настроении этим вечером. Леди Пэндл давно дружит с его тетей Мелиссой, а Джессика и вовсе приходится той крестницей, потому вряд ли сей джентльмен обойдется простым кивком, как с остальными знакомыми.

Джек вручил ей бокал с лимонадом, даже не испросив предварительно ее согласия. Похоже, он вооружился этим бокалом на тот случай, если она начнет выказывать излишнее рвение, завидев его подле себя. Затем он осторожно уселся на chaise[2] с таким видом, словно сам удивлялся, что удалось втиснуться между Джессикой и ее матерью.

– Ваша светлость, – промямлила она, чопорно кивнув, и это можно было понять как «спасибо за лимонад», если у него достало воображения.

– Мисс Пэндл, – вкрадчиво произнес он и слегка наклонил голову – галантен до тошноты. – Не сомневаюсь, вы в добром здравии и бодрости вам не занимать? – спросил он так, словно девице не двадцать три, а лет этак сорок.

– Благодарю, весьма довольна, – ответила она сдержанно.

Ему всегда доставляло удовольствие позлить ее и затем наблюдать, как она пытается не выдать своих эмоций. «Досадно и совсем не по-мужски с его стороны». – Она со свирепым видом, молча высказала ему эти мысли, маскируя их слабой улыбкой. Он усмехнулся и вытянул перед собой ноги, словно ему и дела нет до ее переживаний. Джессика невольно восхитилась элегантностью его лосин, хотя ей было неловко чувствовать близость гладко-стальных мускулистых мужских ног. Угораздило же его сесть рядом! Его черные как смоль, слегка длинноватые кудри мерцали и переливались под мятущимися отблесками свечного пламени, твердо очерченный рот, вместе с лучистыми золотисто-зелеными глазами, чуть улыбался. Да, он весь – воплощенная девичья мечта, но ей не приходится мечтать о том, о чем грезят остальные благородные светские леди.

Она почти убедила себя в том, что он – заурядный джентльмен, вежливо присевший рядом ради светской беседы, поэтому нечего ей краснеть из-за этого, как идиотке, он всем так улыбается. Джек Сиборн не пожелает ее, даже если ему поднесут ее на блюде нагую, словно вепря на рождественском столе – с яблоком в зубах. Она представила его падающим ниц подле своих далеко не совершенных ног и едва не прыснула со смеху, но тут же опомнилась, уловив его недоумевающий взгляд. Он пристально рассматривал ее растягивающиеся в улыбке губы.

– Вот и хорошо, – вежливо отреагировал он, и она насторожилась. – А я должен преподнести вам категорически дружеское приглашение погостить в Эшбертоне. Моей милой тетушке вздумалось этим летом созвать гостей в наше поместье. Мы все надеемся, что мисс Пэндл и ее прелестная матушка с ее обворожительным известным сиром заедут в наш недалекий Херефордшир[3] на пару недель по окончании этого провального сезона.

Он произнес все это шутливо, но взгляд его, устремленный на Джессику, был серьезен, в нем читалась даже некая мольба, но она-то знала цену и себе, бедняжке, и ему, герцогу, самому завидному жениху в королевстве.

– Вы желанны, как весенние цветы, гуманно строги со мной – не ради герцога, но ради человека. Милости просим в нашу обитель, вы оживите наше доморощенное представление. Вы согласны? – бесстыдно улещивал он.

– С одним непременным условием, ваша светлость, – откликнулась Джессика, подкупленная серьезным выражением его глаз. – Я должна быть уверена, что вы и без нянек умеете позаботиться о себе.

– Не тот случай, Принцесса. Есть подозрение, что бабушка – мой адмирал – издала указ женить дражайшего внука как можно скорее, ведь мне скоро тридцать – вот-вот впаду в детство.

В его звучном голосе послышались горькие нотки, и Джессика осмелилась, теперь уже пристальнее, вглядеться в его лицо: около губ обозначились жесткие складки, а под глазами залегли тени – явная печать усталости и нервного напряжения.

– Так вы не откажетесь погостить в Эшбертоне несколько недель, Принцесса Джессика? Ваше присутствие добавит перцу нашей серенькой компании, – продолжал он урезонивать ее. – Радостно будет развеяться в вашем обществе, я по горло сыт приторно-сахарными дебютантками, которых грозится пригласить тетушка, – взмолился он почти всерьез.

Джессика помялась, обдумывая, прельщаться или оскорбляться его доводами. Несомненно, он подмешал в свои медовые речи ложку дегтя, когда вспомнил прозвище Принцесса. Он нарек Джессику так после того, как тетушка, не желая утруждать свою гостью лестницами, отвела ей нижние апартаменты королевы Эшбертона.

– Я просила вас не упоминать этот титул так часто, иначе скоро буду выкрикивать его во сне, – едко отговорилась Джессика.

– Обещайте этим летом погостить в Эшбертоне несколько недель, я приложу все усилия, чтобы не повторяться, мисс Пэндл, – настаивал Джек.

– А вы обещайте не высмеивать меня?

– Я не способен на такие недружественные поступки, – произнес он так твердо, словно его лояльность к ней была вне подозрений всегда. И это после всех его былых дразнилок! – Вы – почетная гостья, и всякий, кто осмелится оспорить ваш статус, не замедлит почувствовать свою ошибку, вынужденный держать круговую оборону.

Такие слова должны были бы пролить бальзам на ее душу, но, как ни странно, ей хотелось плакать. «А все потому, – думала Джессика, – что редкая леди удостоивается чести быть приглашенной на роль придворного шута». Вслух же, холодно пожав плечами, сказала:

– Сомневаюсь. Папа вряд ли согласится покинуть Уинберри-Холл, едва вернувшись к делам после долгой столичной сессии. У нас в Нортгемптоншире[4] скоро сенокос.

– Сенокос – это, конечно, не причина остаться дома. Но не забудь, дорогая, на свет вот-вот должен появиться его очередной внук, а твой отец – кто бы мог подумать! – весьма заботливый дедушка, – вставила мать свое жалостливое слово.

– Да и нам нельзя сейчас покинуть родных, Ровена ждет своего первенца, и наша помощь будет ей весьма кстати, – возразила Джессика.

– У Ровены еще много недель до родов, и она, как всегда, вполне бодра и не так хрупка, как мнит ее муж, даром что они женаты уже больше года, – выдала мать свою сентенцию. – Что он, что твой отец – те еще наседки, но я не собираюсь сидеть и кудахтать вместе с ними, нечего им потакать. А отдохнуть пару недель в Эшбертоне в качестве особо уважаемых гостей – дельное предложение, тем более что мне предстоят заботы с новорожденным внуком. Так что весьма признательна вам за приглашение, ваша светлость, – вынесла окончательный вердикт леди Пэндл.

Итак, если он правильно понял, этим летом в Херефордшир прибудут лорд и леди Пэндл с их младшей незамужней дочерью, понаблюдать, как его светлость герцог Деттингем выбирает себе герцогиню, и не имеет значения, как на то посмотрит их дочь.

– Что ж, буду весьма признателен, если ваша закваска взбодрит наше пресное тесто. – Джек усмехнулся.

Такая усмешка приручила бы и горгону Медузу. Джессика поняла, что на этих смотринах надежды увидеть его поверженным у ног одной из приглашенных кобылок напрасны, поскольку дешевкой его не купишь. Джек Сиборн дьявольски привлекателен, и любая разумная женщина, которой он не предлагает руку и сердце, обязана обходить стороной это искушение ада, но сама Джессика не могла проигнорировать его мольбу о помощи.

Все же почему он так покорно согласился сыграть роль жениха в спектакле, задуманном его бабушкой? Его вечная гримаса разочарованного циника до сих пор надежно отпугивала почти всех рьяных охотниц за мужьями, а сам он старался держаться подальше от неопытных юных дев, даже самых прелестных. Отчего же он внезапно решил изменить свой статус?

Джессика вздохнула – неисповедима душа Джека Сиборна, но в ближайшее время она постарается разгадать его думы и постичь смысл его поступков.

– Пожалуй, я могла бы остаться дома на тот случай, если Ровене понадобится моя помощь, – предприняла она последнюю отчаянную попытку увильнуть от разгадки чужих тайн.

– Зачем ей ваша помощь, если у нее под боком заботливый муж? Вряд ли он позволит вам отбивать свой хлеб. А вот нам вы нужны, Принцесса. Уж если вы забрали себе в голову помогать всем и вся, почему бы не уделить толику вашего внимания семейству Сиборн? – Стальные нотки пробились сквозь бархат его голоса. Очевидно, и в самом деле этим летом он почему-то отчаянно нуждается в ее присутствии на этих смотринах.

– К чему мое присутствие на столь высоком собрании в качестве белой вороны? – Внутренняя тревога все нарастала.

– Да нет же, – отрывисто бросил он и так в упор посмотрел на нее золотисто-зелеными глазами, что по ее спине пробежал холодок.

Похоже, она начала догадываться, и предчувствия были самые мрачные.

– Я не юная дебютантка, у которой нет своего мнения, – напомнила она.

– Разве вы когда-нибудь выступали в таком амплуа, Принцесса? – Его улыбка почти обезоруживала.

– Да, но теперь у меня не такие наивно-доверчивые глаза.

– Мы все тоже не слепые.

– Тогда в Эшбертоне известно, что я не та особа, которую можно приглашать в дом, ежели вы вознамерились устроить массовые смотрины и найти свою избранницу среди гостий. – Она рубила сплеча и вдруг поняла, что высказалась негуманно, дерзко.

Зеленые глаза потемнели, рот сжался в тонкую линию. Он смотрел холодно и высокомерно, и обычно только это раззадоривало ее. Однако сейчас его невысказанное презрение пугало, казалось, отныне она навсегда потеряла его уважение, более того, он даже не счел нужным объяснять почему. Ее рука дрогнула, и она запнулась, затаив дыхание, словно боялась, что с губ вот-вот сорвется мольба о прощении.

– Может статься, вы как раз и нужны мне там для того, чтобы отыскать мой идеал женщины, прямо противоположный вашей натуре, мисс Пэндл, – наконец произнес он, но эта пауза лишь усугубила жестокость его слов.

Он явно обиделся и рассвирепел, но ей, по крайней мере, удалось скрыть свое разочарование. Горько представлять, как он выбирает себе в жены добродетельную юную прелестницу. Некогда в свои шестнадцать она так страшилась лицезреть эту сцену. Неужели же она до сих пор осталась той же романтичной идиоткой? Нет, если взрослой Джессике Пэндл предстоит воочию увидеть некую невинную жертву его остроумия, импозантности и мужского обаяния, необходимо заранее ожесточить свое сердце, чтобы юная мечтательница Джесс унеслась далеко и надолго от недалекого Херефордшира. Скажем, на Гаити.

– Перед вами антипод вашей избранницы, – равнодушно подтвердила она. – К чему лишнее беспокойство?

– Меня в дрожь бросает при мысли, что вы вдруг решитесь выйти из роли мученицы, тогда вас следует опасаться, Принцесса, вы можете далеко зайти, – ответил он загадочно.

– Верно, – вмешалась леди Пэндл, глубокомысленно кивая, и Джессика невольно обратила на нее свирепый взгляд, который изначально предназначался Джеку.

– Полагаю, в таких ситуациях я вполне могу рассчитывать на поддержку моей матери. – Она постаралась сказать это твердо и с достоинством.

– Всегда и везде, милая, – отозвалась леди Пэндл. – Однако тебе пора становиться на крыло.

– На сломанное? – От смущения Джессика высказалась слишком резко.

– Чепуха, поврежденная лодыжка придает вам благородное изящество, – быстро нашелся Джек.

– Вы редко ошибаетесь, но сейчас более чем, ваша светлость, – угрюмо заметила Джессика.

– Не более чем вы, когда уничижаете себя перед голосистыми глупцами. Уж если на то пошло, вы в таком случае не умнее этих петушков, – добавил он грубо.

– Неужели? – спросила Джессика тоном, достойным королевы.

Ей ли не помнить эти нескончаемо продолжительные вечера в душных залах? Натянутые беседы, участливые взгляды, нечаянные знаки внимания его светлости герцога Деттингема, на минутку оторвавшегося от стайки бойких девиц. Это и единственные ее увечные радости в долгие присутственные вечера. Она не позволит уточнять свой статус этому мужчине, которому стоит только пустить слух о женитьбе, и стаи лучших невест Британии ринутся на его зов.

– Да, – односложно ответил он, словно сомневался в своем всемогуществе и ее тупости.

– Но я, по крайней мере, не присваиваю себе право распоряжаться чужими жизнями.

– Вы нагнетаете страсти, мисс Пэндл. Неужели вас так волнуют мои грехи или вы не задумывались об этом? – лукаво поинтересовался Джек.

– Нет. Моей жизни не хватит, чтобы перечислить ваши прегрешения, – отрезала она и слегка улыбнулась, маскируя свои гневные эмоции.

– Вы споетесь с моей бабушкой, если только у нее достанет сил поучаствовать в этой забавной интрижке, а тетушка Мелисса и вовсе прилежно старается ради меня, – сказал Джек.

Джессика припомнила вдовствующую герцогиню Деттингем – авторитарную и в общем-то резкую и грубую особу. Можно было бы посмеяться над этим вздорным предположением, но, странно, оно совпадало с мнением ее матери…

– Что ж, не я одна вижу вас изнутри, – надменно произнесла она, стараясь не расплакаться.

– И ваша прекрасная внешность вполне соответствует вашей душе, мой мальчик, – снова вмешалась леди Пэндл и бросила на дочь предостерегающий взгляд. – Передайте тетушке Мелиссе, что мы конечно же приедем. Если же мне удастся вытащить господина Пэндла с полей и оторвать его от нашей милой Ровены, он тоже поспешит оказать вам поддержку в таком важном деле.

– Благодарю, миледи, весьма признателен, – ответил Джек, и на Джессику внезапно нахлынуло ужасно неженственное желание как следует пнуть его благородную лодыжку, чтобы он, а не она хотя бы раз в жизни неловко захромал прочь.

Но мать уже поднялась с места, опираясь на услужливо протянутую руку Джека, это означало окончание раунда. Теперь противники могут разойтись по своим углам.

– Рад буду снова приветствовать вас в Эшбертоне, Принцесса, – шепнул он на прощание, ловко подсаживая их в экипаж.

Джессика расстроилась окончательно.

– Вы и не заметите меня среди множества благовоспитанных юных красоток, – нарушила она этикет.

– Ах, Принцесса, вас-то я всегда выделяю, – ответил он так, словно напрашивался на благодарность.

Он отступил, и на его симпатичном лице заиграла уже знакомая невыносимо высокомерная улыбка. Лакей захлопнул дверцу, Джек небрежно махнул рукой в прощальном жесте и скрылся в темноте, вооруженный всего лишь прогулочной тростью. «Верно, еще и насвистывает, словно нарочно приглашает ночного вора отважиться напасть на него», – сердито думала Джессика.

– Если ты и далее будешь так же прилежно выполнять свои обещания, мы с отцом, пожалуй, вынуждены будем отречься от тебя, – едко сказала матушка.

– Что вы имеете в виду? Я всегда придерживаюсь своих обетов, – возразила Джессика, задетая за живое гневным тоном матери.

– Всего полчаса назад ты клялась, что будешь ласкова с Джеком, и в конце концов повела себя с ним как разобиженный ребенок. Скандал, да и только!

– То-то у меня предчувствие, не остаться бы сегодня без ужина. – Джессика постаралась свести все к шутке.

Она понимала, что мать в общем-то права. Поддавшись унынию, представив, что Джек женится и это событие разрушит ее привычный мирок до основания, она позволила этим эмоциям подавить все навыки добропорядочного поведения.

– Придется заложить за щеку камешек, чтобы не распускать язык, – пообещала Джессика, внутренне приготовившись блюсти данное слово хотя бы в течение двухнедельного пребывания в доме Джека.

Джек Сиборн – достаточно воспитанный джентльмен, и у нее нет причин держать камень за пазухой, да он и не расстроился – какое ему дело до нее? Он не злопамятен, и в дальнейшем, после этого визита, им суждено видеться лишь случайно, на каких-нибудь особо официальных мероприятиях. У нее семеро братьев и сестер, у него пять двоюродных, впрочем, нет – четыре, исключая Рича, плюс куча более дальних родственников. Скорее всего, им предстоит раскланиваться на крестинах и помолвках – «герцог Деттингем с супругой – мисс Пэндл», – после чего старая дева, предпочтя хорошее лучшему, увянет где-то позади праздничной толпы.

Разумеется, она заранее жалела ту бедняжку, которая обманется блестящей внешностью герцога Деттингема и не распознает его подлинной сущности. У него повадки тирана и неистребимое желание решительно перекраивать судьбы людей из своего окружения для их же блага. Нечего и сомневаться, такой муженек съест бедное дитя с потрохами. Однако помочь ему рассудительно выбрать невесту – вовсе не муки ада, скорее, ее долг. После такого испытания она спокойно сможет удалиться в деревню и разводить свинок или, скажем, вложить свои деньги в строительство каналов или паровых машин. Подобное предпринимательство прославит ее имя, и она прослывет богатой чудачкой.

– Разве может мать просить даже о такой малости, как твое обещание не проявлять свой норов и потерпеть всего лишь две недели? – иронически рассуждала леди Пэндл вот уже битый час, а Джессика под ее взглядом сидела на добротных кожаных подушках, как на иголках. – И не вздумай в Эшбертоне изображать из себя старую деву, будь самой собой, веселись, как всегда. Это поместье прелестно в любое время года, но в разгар лета там особенно приятно, – наставляла мать.

Можно подумать, что наслаждение гармонией природы и архитектурными изысками для Джессики – утешительная награда за ее отказ грубить хозяевам по любому поводу и без оного.

– Но мне и в самом деле всегда приятно гостить в семье тети Мелиссы, – заметила Джессика.

– Да, все будет почти так, как в старые добрые времена, – радостно вещала леди Пэндл.

– Почти, – прошептала Джессика, вспоминая те времена. Тогда она настолько обожала Джека, что принимала на ура все его затеи и была готова повсюду следовать за ним, как преданный щенок.

Тогда она нисколько не сомневалась, что они – друзья навек и, может статься, нечто большее свяжет их. Именно он был ее героем, когда она грезила о сказочном замужестве и вечном счастье. Но все рухнуло в одночасье. Она умчалась на любимом отцовском гунтере навстречу летней грозе и искалечила жизнь обоим. Навсегда. «Лучше не вспоминать те капризы, они так дорого обошлись», – сказала себе Джессика. Совершенно ясно, они с Джеком стали бы наихудшей парой в бурной истории рода Сиборн. А погостить летом в Эшбертоне – прекрасная интерлюдия перед обретением своего истинного пути. Не стоит, конечно, придавать этому событию особого значения, поскольку оно ничем не отличается от остальных доступных ей светских развлечений, вроде сегодняшнего бала. Пройдет и забудется.