Оковы счастья

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Скрестив ноги, Карин сидела на одеяле, расстеленном на траве. Рядом с ней лежала Эми, болтая ручками и ножками и глядя в голубое небо.

– Видишь? – раздался неожиданно голос Рэйфа. – Она наблюдает за облаками. Интересно, о чем она при этом так сосредоточенно думает?

Карин подняла голову, и ее сердце как всегда забилось сильнее при виде мужа. В поношенных джинсах, пропотевшей рубахе и рабочих ботинках он выглядел мужественным, немного грубоватым и… неотразимым.

– Привет, – поздоровалась она и улыбнулась. Рэйф улыбнулся в ответ.

– Привет, дорогая. – Он наклонился и коснулся ее губ своими. Карин протянула руки, схватила его за рубашку и притянула к себе для более долгого поцелуя. – Мне нужен душ, – прошептал он у самых ее губ. – Я весь пропотел.

– М-м-м… – пробормотала Карин, не отпуская его. – Мне кажется это очень сексуальным. – Она провокационно провела языком по губам. – Я соскучилась.

Рэйф усмехнулся и опустился на одеяло рядом с ней. Взяв руку жены, он поцеловал ладонь, затем каждый пальчик.

– Еще бы ты не соскучилось, ведь мы не виделись целых два часа.

– Какая самонадеянность!

Рэйф хмыкнул, взял ее за подбородок и снова поцеловал нежным томительным поцелуем.

– Я просто предположил, поскольку сам очень соскучился по тебе.

– Неужели?

– Ты же знаешь, что да, дорогая. – Рэйф снова поцеловал ее и повернулся к дочери. – Как наша маленькая принцесса? – Он взял Эми на руки. На лице малышки появилась широкая, вполне осмысленная улыбка. – Видишь? Она уже узнает своего папу. Посмотри, как улыбается.

Она не стала разочаровывать его словами, что широкая улыбка вызвана не его появлением, а незадолго до этого выпитым молоком. С другой стороны, может быть, он не так уж не прав? Рэйф умеет очаровать любую женщину.

Иногда Карин с содроганием думала о том, как близка была к тому, чтобы разлучить их – свою дочь и мужа, изгнать его из своей жизни и жизни Эми. Невероятно, как изменилась ее жизнь всего за пару месяцев!

Ее дни были долгими и наполненными счастьем. По утрам Рэйф работал в своем офисе, она занималась малышкой или проводила время на кухне, осваивая под руководством Елены премудрости бразильской кухни.

После обеда Рэйф приглашал ее на верховую прогулку и показывал свои любимые места: маленькую, окруженную лесом поляну, узкую долину, где он однажды, как ему показалось, видел ягуара, озеро с изумрудно-зеленой водой, в котором они купались обнаженные, а потом предавалась любви на заросшем травой берегу.

Иногда, с извинением, он говорил ей, что будет занят целый день.

– Но ведь ты и так каждое утро работаешь в своем офисе, – в первый раз возразила Карин.

Да, согласился он тогда, но у него много и другой работы. Нужно отремонтировать насосы, проверить лошадей, поменять крышу на нескольких хозяйственных постройках.

Карин была уверена, что он хочет отдать распоряжения и проследить за их выполнением, но, зайдя на конюшню, увидела Рэйфа в самом маленьком загоне, чистящим лошадь. На следующий день она застала его за ремонтом насоса. В ответ на ее недоуменный вопрос, он пожал плечами и сказал:

– Физический труд полезен для мужчины. Он прочищает его мозги, поднимает настроение и облагораживает душу.

Кроме того, позволяет сохранить великолепную физическую форму, мысленно добавила Карин, наблюдая за раздевающимся перед сном Рэйфом. Его атлетическая фигура дала бы фору многим профессиональным спортсменам и кинозвездам. Много позже, когда уставшая и пресыщенная любовью, Карин привычным жестом клала голову ему на плечо, а руку – на грудь, она не могла представить, что можно засыпать как-то иначе.

Наблюдая за тем, как он обращается с Эми, ловя на себе его взгляд и видя быструю улыбку, она думала: «Я счастлива!»

И это было так. Она никогда в жизни не была так полно, так глубоко счастлива. И влюблена.

Она больше не могла притворяться перед самой собой, что это не так. Она любила Рэйфа, любила с той самой ночи, когда он спас ее от самой себя. Впрочем, неважно, когда это произошло. Жизнь, грозившая стать тюрьмой, невыносимым существованием рядом с жестоким высокомерным незнакомцем, стала счастьем, раем на земле.

Час спустя они снова лежали в постели. Рэйф обнял ее и притянул поближе.

– С каждым днем ты становишься все красивее. Карин лениво улыбнулась.

– Это наша дочка с каждым днем становится все прекраснее.

Рэйф прижался губами к ее макушке.

– Это точно. Наша малышка вырастет такой же красавицей, как и ее мама. – Он театрально вздохнул. – Это сулит мне большие проблемы.

– Проблемы?

– Конечно. – Он поднял голову и поцеловал Карин в губы быстрым поцелуем. Она почувствовала, что он улыбается. – Я буду из тех сумасшедших отцов, которые мучают кавалеров дочери своими подозрениями. Каковы его намерения? Какую машину он водит? Не штрафовали ли его за превышение скорости? Пьет ли он? Куда он везет мою ненаглядную дочь? Во сколько он возвратит ее домой?..

Карин от души рассмеялась.

– Я слыхала о таких безумных папашах.

– Твой отец вел себя именно так, когда ты начала ходить на свидания?

– Он уже не жил с нами, – со вздохом сказала Карин, кладя голову Рэйфу на грудь. – К тому времени мои родители развелись.

– Я не знал этого.

– Откуда ты мог знать? Ведь мы никогда не рассказывали друг другу о своем детстве.

– Да, – согласился он после паузы, – не рассказывали. Знаешь, Карин, я удивлен. Твои родители развелись, ты росла без отца… Это должно было сделать тебя более…

– Более какой, Рэйф? – Карин подняла голову и посмотрела ему в лицо.

– Более сговорчивой, когда я уговаривал тебя выйти за меня замуж.

– Когда ты приказал выйти за тебя замуж.

Она произнесла это легко, потому что в последнее время так же легко вспоминала об этом. Теперь для нее не имело значения, как она вышла замуж за Рэйфа, но он напрягся.

– У меня не было выбора.

Ощущение счастья стало медленно покидать Карин, уступая место тревоге.

– Я знаю, что ты думал в то время…

– Я продолжаю думать так же. – Рэйф вытащил руку из-под ее плеч и головы. Он резко сел, спустив ноги с кровати. – Как женщина, выросшая без отца, могла желать такой же судьбы своей дочери?

Карин тоже села. Одеяло соскользнуло с ее груди, и она почувствовала неловкость. Каким, оказывается, уязвимым бывает обнаженный человек, подумала Карин, натягивая одеяло до самого подбородка.

– Для моих родителей было бы ошибкой продолжать жить вместе.

– Очень современный и удобный подход у вас, американцев…

– Что ты хочешь этим сказать?

– А разве требуются разъяснения? – Рэйф поднялся и, достав из ящика белые шелковые боксерские трусы, надел их. – Если двое зачали ребенка, эти же двое должны вырастить его.

– Не обязательно. Если родители не любят друг друга…

– Для брака не требуется любовь, – перебил ее Рэйф холодным тоном. – Двое взрослых людей всегда могут договориться.

Значит, он продолжает считать, что для брака не нужна любовь. Эта мысль набатом гудела в голове Карин. Глубоко внутри нее зародилась нервная дрожь.

– Как мы, ты хочешь сказать.

Ее голос был ровным, но Рэйф чувствовал ее взгляд на своем затылке. Она злилась, но почему? Это ему следует злиться. Она росла без отца, как и он, и должна понимать всю аморальность своей попытки вычеркнуть его из жизни дочери. Она же, наоборот, превращает в злодея его, который как раз и заставил поступить ее правильно.

Впрочем, все это осталось в прошлом. Они женаты, и – как это ни странно – счастливы вместе. Им нравятся одни и те же вещи, нравится общество друг друга в постели и вне ее. Что еще нужно, если только забыть о сентиментальных сказках его матери, что нужна любовь?

Любовь – химера, и судьба его матери тому подтверждением. Разве плох брак без любви? Их с Карин брак, например? Разве Карин не понимает этого?

Сделав вздох, Рэйф обернулся и посмотрел на Карин. Она была очень бледна, но глаза ее горели опасным огнем. Он вдруг понял, что она не злится, а испытывает боль. Но разве он мог причинить ей боль, сказав то, что она и без него знает?

– Да, как мы. Чем плох наш брак?

Карин не ответила. Рэйф, откашлявшись, заговорил снова:

– Не помню, говорил ли я тебе, что тоже вырос без отца?

– Да. – Голос был ровным, лишенным каких-либо эмоций.

Немного растерявшись, Рэйф замолчал и решил надеть джинсы и футболку.

– Думаю, нам следует обсудить это.

– Что?

– Наше детство.

Карин скрестила руки на груди.

Господи, что он делает? Рэйф чувствовал, что ступил на зыбкую почву, но уже не мог остановиться.

– Надеюсь, это поможет тебе понять, почему для меня так важно, чтобы у Амалии… у Эми был отец. – Рэйф раздвинул стеклянные двери и вышел на террасу. Карин, поколебавшись, последовала за ним. – Я просто думаю о ней как об Амалии.

– Ты уже говорил, но я не давала своей дочери бразильского имени.

– Оно не бразильское. – Он посмотрел на нее, затем на простирающиеся перед ним просторы. – Оно итальянское.

– Как бы то ни было, мою дочь зовут Эми.

– Нашу дочь. И это был удачный выбор, поскольку Амалией звали мою мать.

Этого Карин не ожидала услышать. Она опустилась на один из плетеных стульев и посмотрела на мужа.

– А вот об этом ты никогда не говорил.

– А ты никогда не говорила о своем отце. – Рэйф прислонился к стене и посмотрел на нее. – Моя мать была танцовщицей.

– В Италии?

Он отрицательно покачал головой.

– Ее родители переехали в Бразилию еще до ее рождения, так что она была бразильянкой. Она мечтала о большой сцене… Не получилось. Она работала в клубах Рио-де-Жанейро. – Рэйф нахмурился и засунул в карманы сжатые в кулаки руки. – Там она и встретила моего отца.

– Каким он был?

– Эгоистичным, высокомерным ублюдком. – Губы Рэйфа искривила горькая усмешка. – Узнав о беременности, он бросил мать.

– Ох… – вздохнула Карин сочувственно.

– Именно что «ох». – Рэйф вытащил из карманов руки, скрестил их на груди и снова прислонился к стене. – Она пыталась с ним связаться… Она любила его, понимаешь? Но ему не была нужна ни она, ни ее ребенок.

– Мать одна растила тебя?

– Да. И все эти годы рассказывала мне о том, как любит мужчину, бывшего моим отцом, пока я не возненавидел его всем сердцем за то, что он отвернулся от нас. – Рэйф кивком указал куда-то вдаль. – Все это принадлежало ему.

– Он передумал? Он оставил это тебе в наследство?

Рэйф горько рассмеялся.

– Он ничего мне не оставил. Он разорился и умер в нищете, а ранчо превратилось в руины. – Он выпрямился, взгляд его пылал. – Я купил эту землю и собственными руками построил все, что ты видишь. Его поражение стало моим успехом…

– Рэйф… – Карин поднялась со стула, подошла к нему и положила ладонь на его руку, почувствовав, как напряжены все его мускулы. – Мне так жаль…

– Напрасно. – Он отпрянул от нее. – Я презираю хныкающих мужчин и ненавижу жалость. Я рассказал тебе это, потому что, глядя иногда на Амалию… Эми, думаю, какой бы стала ее жизнь и твоя жизнь…

– Не надо сравнивать! У меня была карьера, семья. У нас с Эми все было бы нормально.

– Разве что у нее не было бы отца, а у тебя – мужа.

Она хотела ответить резкостью, сбить с него спесь, но вовремя вспомнила, сколько боли довелось ему испытать в жизни.

– В этом ты прав. Мне повезло больше, чем твоей маме. Отец моего ребенка оказался хорошим и порядочным человеком. Он не отвернулся от нас, а женился на мне.

– Это звучит так, как будто я принес себя в жертву.

Карин подняла на него глаза и спросила, страшась услышать ответ:

– А разве не так?

– Нет. Я рад, что мы поженились.

Сердце Карин сделало перебой. Может, она ошиблась?

– Ты правда так думаешь? – На ее лице появилась робкая улыбка.

– Правда. Это было самым правильным выходом из положения.

Улыбка погасла. «Правильный выход из положения» и больше ничего. На глаза Карин навернулись слезы.

– А Клаудия знает о твоих родителях?

– Клаудия? А какая разница?

– Просто ответь. Знает? Рэйф кивнул.

– Да. Я рассказал ей, когда сделал предложение. Я решил, что моя невеста должна знать правду обо мне.

– Для невесты это действительно важно, но, как оказалось, не для меня. Не для твоей жены.

– Карин… – Он попытался взять ее за руку, но Карин резко выдернула ее.

– Полагаю, она знает также, что ты был вынужден жениться на мне, поскольку это был «правильный выход из положения»?

– Не понимаю, к чему ты клонишь? Карин задержала дыхание.

– Знает ли Клаудия все обстоятельства нашего брака?

– С какой стати я должен был посвящать ее в это?

– Но она знает, что ты женился на мне уже после рождения Эми.

– Полагаю, любой, кто умеет считать…

– Ты прав. Любой, умеющий считать… Странно, ты говоришь точно, как Фрэнк…

– Фрэнк? – Он посмотрел на нее, как на сумасшедшую. Впрочем, похоже, она действительно сошла с ума. Все, не только Клаудия, знают, почему он женился.

– Да, Фрэнк, – с быстрой улыбкой подтвердила она. – Помнишь его?

– Да. – На скулах Рэйфа заходили желваки. – Я хорошо помню. И что же Фрэнк?

– Да ничего… Я просто вспомнила, как однажды лежали с ним в постели и болтали… ну, знаешь, как иногда болтают после секса… Так вот, я упомянула общих знакомых, которые неожиданно решили пожениться, Фрэнк быстро отсчитал назад девять ме… – Карин вскрикнула, когда пальцы Рэйфа больно сжали ее плечи. – Ты делаешь мне больно!

– Как ты осмелилась рассказывать мне, о чем ты говорила в постели с другим мужчиной? – Он тряс ее как тряпичную куклу. – Ты считаешь, что я хочу слышать это? У тебя есть стыд? Или уважение ко мне?

– А что тебя так задело? Ведь Фрэнк уже давно в прошлом. – Она сделала паузу. – В отличие от твоей дорогой невесты.

– Клаудии?

– Клаудии. Которая считает себя вправе являться без приглашения, часами просиживать в твоем офисе, пить кофе, звонить по сто раз в день… Вы даже дверь офиса запираете…

Рэйф что-то пробормотал по-португальски, убрал руки с плеч Карин и отошел.

– Не понимаю, в чем дело? Клаудия больше не играет моей жизни никакой роли.

– Так же, как и Фрэнк в моей.

Скрестив руки на груди, Рэйф холодно и настороженно посмотрел ей в лицо.

– Тем не менее, его имя сорвалось с твоих губ.

– Это естественно. Он… он много значил для меня. Например, когда ты говоришь, что любишь футбол, я сразу вспоминаю Фрэнка. Он тоже любил футбол…

Бедняга Фрэнк не отличал футбольный мяч от теннисного, да и в постели они не обсуждали ничего подобного, но Карин уже «закусила удила». Она любила своего мужа, а он – свой кодекс чести и, скорее всего, женщину, на которой по воле обстоятельств не смог жениться.

– Надо понимать, ты жалеешь, что вышла замуж за меня, а не за своего бывшего любовника.

– К чему этот разговор? Ведь ты не оставил мне выбора.

Губы Рэйфа сжались в тонкую полоску.

– Это был единственный правильный вы…

– Если ты еще раз, – дрожащим голосом воскликнула Карин, – скажешь о «единственно правильном выходе», я… я в тебя что-нибудь брошу!

Лицо Рэйфа потемнело.

– По-моему, мы сегодня сказали много лишнего, – осторожно произнес он.

Тем не менее, Карин знала, что он в ярости, но изо всех сил старается держать себя в руках. И ему это пока удается в отличие от нее.

– А по-моему, нам следовало сделать это намного раньше.

– Карин, я понимаю, все это для тебя нелегко. Ты оказалась вырвана из привычной жизни… – Он замолчал, надеясь, что она опровергнет его слова, но она не сделала этого.

– Ты прав. Жить непонятно где, вдали от дома, от друзей… – Она всхлипнула. Ложь давалась ей все труднее, ведь она любила это место, этот дом и этого мужчину. – Но тебя никогда не волновало это.

– У меня не было выбора!

– Не кричи на меня!

– Я и не кричу! – прорычал Рэйф. – И не забывай, по чьей вине мы оказались в такой ситуации. По вине твоего любовника, который бросил тебя!

– Это почему?

– Потому что, обезумев от горя, ты легла в постель с первым встречным. И им оказался я!

– Нет!

– Ах, извините, если я ошибся в мелких деталях. Ты можешь освежить мою память. Ты слыхом обо мне не слыхивала, но, решив повеселиться на всю катушку и немало выпив, была готова переспать с любым мужиком…

– Неправда!

– Нет? Давай по-другому: ты выпила, немало выпила, а когда ты пьяна, переспать с любым для тебя не проблема…

Карин с размаху ударила его по щеке. Он схватил ее за запястье, вывернул руку ей за спину и резко притянул к себе. Она слышала, как неистово колотится его сердце, чувствовала исходившую от него ярость.

– Я была несчастлива. – Голос Карин прерывался. – Ты сам знаешь, как все было…

– Я и говорю, что тебе было все равно, с кем лечь в постель.

– Нет! Зачем ты все извращаешь? То, что случилось между нами, было особенным…

– Да неужели?

– Да, – опустошенно сказала Карин. – Было. – Рэйф пристально смотрел на нее, ожидая еще каких-то слов, но Карин больше ничего не сказала.

Он почувствовал, как к горлу подкатывается тошнота.

Почему она сказала, что произошедшее между ними было особенным? Что она хотела этим сказать? Что любит его? Или что он любит ее? Нет, потому что чувства под названием «любовь» в природе не существует. И если она скажет, что любит его, что то, что произошло и происходит между ними, есть любовь, он скажет ей… скажет ей…

– И почему же ты считаешь это чем-то особенным? – иронично спросил он, ненавидя себя за эту иронию, за этот холодный тон. Сердце его колотилось где-то в горле, потому что он вдруг почувствовал, как много значат для него ее ответ. – Ну же, – грубо поторопил он, – скажи мне, чем же отличалось занятие сексом со мной?

Карин стояла перед ним, расправив плечи и гордо вскинув голову. У ее ног корчились в агонии ее мечты и надежды. Оставалась только гордость.

– Тем, что ты сделал меня беременной.