Окрыленная мечтой

Глава 1

Керри Кинкайд, в халате, маске и перчатках, заняла свое место по правую руку доктора Гамильтона. Макушкой она едва доставала доктору до плеча, несмотря на зеленую хирургическую шапочку. Сегодня она в первый раз должна была ассистировать знаменитому гинекологу в качестве операционной медсестры.

«Что я боюсь — это слабо сказано, — подумала Керри. — А если я ошибусь? Если подам не тот инструмент или замешкаюсь?»

— Я рад, что вы с нами, мисс Кинкайд. — Голос Гарта Гамильтона звучал уверенно.

Керри немного расслабилась. Когда в тебя действительно верят, это нетрудно понять. Пациентка доктора Гамильтона, двадцатишестилетняя роженица, умирала от обширного кровоизлияния и шока. Керри с благоговением наблюдала, как доктор Гамильтон начал кесарево сечение. Она никогда еще не видела такого умения и скорости.

Сейчас ловкие пальцы доктора Гамильтона раздвигали брюшные мускулы.

— Тупоконечные ножницы „ — Не отрываясь от пациента, он протянул правую руку, и Керри быстро и точно вложила сверкающий сталью инструмент в его ладонь.

— Умница, — отметил Гарт скорость маленькой медсестры.

Никакого колебания при выборе инструмента. Никакой потери драгоценного времени. Он удовлетворенно подумал, что Керри Кинкайд хорошо подготовлена.

Керри подумала о той маленькой жизни, освобождение которой было целью доктора Гамильтона. Жив ли еще ребенок или уже умер от удушья?

— Вот он.

Гарт, зная, что для всех людей таинство рождения удивительно, приковал к себе внимание. Его склонность к театральности была хорошо известна в Хартфордской мемориальной больнице, но — так объясняла Джина — он был слишком хорошим врачом, чтобы над ним за это насмехались.

Керри затаила дыхание, когда одна ладонь доктора Гамильтона скользнула под кукольную головку ребенка и осторожно приподняла ее, а другая обхватила его спинку.

— Он такой маленький!

Эти слова вырвались у Керри совершенно непроизвольно, вместе с выдохом. Она вздрогнула и посмотрела на доктора Гамильтона, ожидая, что он как-то выразит свое неодобрение. Медсестры не должны давать свои комментарии во время хирургической операции.

Если Гарт и был недоволен, он никак этого не показал. Зеленые глаза Керри сверкнули благодарностью, когда она брала со стола резиновый катетер, чтобы очистить от слизи рот и носовые каналы ребенка.

Другая медсестра, со стерильным полотенцем в руках, сделала шаг вперед и приняла маленькое мокрое тельце. В операционной стояла гробовая тишина. Все смотрели на Гарта, который прослушивал стетоскопом неподвижную грудь. Бьется ли сердце синего, будто мертвого младенца?

— Пульс есть. — В голосе Гарта было облегчение, выдавшее его волнение.

«Мне он нравится потому, что ему не все равно, — подумала Керри. — Может, это из-за того, что мне тоже не все равно».

Пронзительный, резкий крик окончательно снял напряжение. Ребенок вдохнул воздуха в легкие и теперь выражал свой устный протест.

Через секунду была перерезана пуповина. Здесь работа доктора Гамильтона была закончена. Теперь дело было за медсестрами из палаты для новорожденных. Они должны были сделать так, чтобы ребенок выжил. Нелегкая задача — маленький Квентин весил меньше двух фунтов.

Гарт переключил внимание на Лидию Квентин.

— Будем заканчивать. Добавьте кислород и начинайте переливание. Мисс Кинкайд, пожалуйста, считайте тампоны.

Когда был наложен последний шов и миссис Квентин была на пути в палату для послеоперационных больных, Гарт повернулся к Керри. Обычно он был скуп на комплименты, но маленькая операционная медсестра заслуживала поощрения. И то, что ее хрупкая красота будила в нем инстинкты защитника, не имело к этому никакого отношения, заверил он себя.

— Спасибо, мисс Кинкайд. Хорошая работа. Приятно было иметь с вами дело.

Керри, снявшая к тому времени хирургическую маску, улыбнулась ему и подумала, что он ужасно похож на одного актера — Стюарта Грэнджера. Даже волосы так же серебрились.

— Спасибо, доктор Гамильтон. Замечательная операция. Лучшая из тех, что я видела.

Гарт улыбнулся в ответ. Похвала девушки доставила ему удовольствие. Забавно, когда к тебе относятся с благоговением. Это очень полезно для мужского «я».

Керри выскользнула из бесформенного хирургического халата, надетого прямо на униформу, и сняла шапочку. Ее волнистые волосы освободились и охватили ее красивое худощавое лицо сверкающими волнами. Гарт замер. Зажегшийся в его глазах интерес был далек от профессионального.

— Что-то не так, доктор? — Керри прекрасно понимала, что значит его взгляд.

— Все так, мисс Кинкайд. Даже более того. — Его голос приобрел бархатистость, не оставляя сомнений относительно того, что он имел в виду.

Когда Керри уже повернулась, чтобы уйти, он добавил:

— Мне кажется, что такой девушке, как вы, больше пойдет домашнее платье, чем больничная униформа.

— Пусть вас не смущает мой рост, доктор Гамильтон, — ответила Керри. — Может, я и выгляжу хрупкой, но я гораздо сильнее, чем кажется.

Он рассмеялся:

— Готов поспорить, что вас может сдуть мало-мальски сильным ветром.

Сердце Керри сжалось от нежданного воспоминания. Ветер уже пытался. И волны. Те ужасные штормовые волны. Они обрушивались на нее сверху, вытягивая из тела тепло и приближая холодную агонию…

— Мисс Кинкайд, что случилось?

Кошмар ушел. Вернулся в глубины памяти, куда она с большим трудом загнала его всего лишь несколько месяцев назад. Керри пришлось солгать доктору Гамильтону — сказав правду, она ослабила бы лишь недавно обретенное желание жить.

— Ничего. Просто голова неожиданно разболелась.

Гарт удовлетворился этим объяснением.

— Ничего удивительного. Операция была напряженной. Чашка кофе — вот что вам сейчас нужно. Пойдемте, я угощу вас.

Керри бросила взгляд на висящие на стене часы:

— Нет, спасибо. Сейчас будет перерыв на ленч. У меня встреча.

— С мужчиной? Она улыбнулась:

— С женщиной. С Джиной Росси.

— Тогда, может быть, в другое время? — В его голосе был вопрос.

Керри кивнула и поспешила из операционной номер 3. То, что красавец доктор, кажется, заинтересовался ей, не должно иметь никаких последствий. Она еще не достигла того состояния, когда флирт не приносил бы боли. Для этого нужно задвинуть прошлое еще дальше в темный угол памяти.

Джина ждала ее в хирургии, где она дежурила. Это была высокая девушка с кремовой кожей, иссиня-черными волосами и фигурой, которую не мог не оценить даже умирающий пациент.

— Привет! Как там прошло у доктора Гамильтона?

— Удачно. Сказать по правде, я даже молилась, — ответила Керри.

Джина понизила голос. В Хартфорде не любили сплетниц.

— Ничего удивительного. Все знают, что с Гамильтоном тяжело работать. Он тебе выговаривал?

— Совсем нет. Даже похвалил, — сообщила Керри.

Карие, с золотинкой, глаза Джины зажглись удивлением.

— Ты шутишь? Подруга, ну ты даешь! Доктор Гамильтон ненавидит медсестер. Он мирится с их присутствием, как с необходимым злом.

— Да? Наверное, у него было хорошее настроение. Он даже предложил мне выпить с ним кофе.

Джина открыла рот от удивления:

— Ничего не понимаю! Хартфордский золотой мальчик, бог своих пациенток, доктор для богатых, красивых женщин — заинтересовался медсестрой!

Керри улыбнулась:

— Он что, действительно такой?

— Еще хуже. Можешь мне поверить. Я работала в гинекологической палате. Он обращается со своими пациентками так, будто они королевы. А они готовы хорошо платить за такое отношение.

Керри всего неделю жила с Джиной в одной комнате, но уже была знакома с ее прямотой, временами граничащей с сарказмом. Она отчасти знала и причину этого. Джина пробивалась наверх из чикагских трущоб, она долго боролась за лучшую жизнь. Полная стипендия в школе медсестер стала для нее началом надежды.

— Я все еще слышу шум и вонь Цицеро-стрит, — сказала она в ту ночь, когда они проговорили с Керри до утра. — Иногда от воспоминаний становится так плохо, что приходится идти в душ, чтобы снова почувствовать себя чистой.

Керри кивнула с молчаливым пониманием. У большинства людей есть часть прошлого, которую они хотят забыть. Плохие времена оставляют шрамы и изменяют судьбы. Джина помнит нищету и отчаяние. Она сама — авиакатастрофу над океаном… кошмарный момент, когда Джонни ушел под воду… она пыталась его вытащить… крики раненых и умирающих…

Однако, когда Джина спросила:

— А ты откуда, Керри? Глядя на тебя, не скажешь, что жизнь часто била тебя под дых, — она тихо ответила:

— Я выросла на ранчо в Орегоне. У меня замечательные родители. Я училась на медсестру в Портленде и затем работала там в городской больнице, пока не получила диплом.

Джина нахмурилась. В глубине удивительных глаз Керри угадывалась затаенная грусть. Тайна. Эти глаза как бы говорили: «Не пытайся заглянуть глубже, чем надо. Принимай меня такой, какая я есть, и не задавай лишних вопросов». Ладно. Раз прошлое Керри Кинкайд — запретная тема, она не станет ничего выпытывать. А если там была какая-нибудь темная история? Ну и что? Кто без греха? — рассудила Джина.

Мужской голос вывел девушек из задумчивости:

— Если каждый будет платить за себя, я, пожалуй, составлю вам компанию на ленч.

Это был Майк Девени, один из интернов Хартфорда. Он пошел с ними рядом — со стороны Джины.

— Конечно. Я знала, что ты появишься, поэтому прихватила с собой лишний сандвич, — ехидно ответила Джина.

Он улыбнулся:

— Как всегда, думаешь о моем пустом желудке и кошельке, милая? Неудивительно, что я тебя — так люблю.

Джина отвела глаза от его мальчишеского лица.

— Не принимай это на свой счет. Я всегда забочусь о голодающих интернах. Они будят во мне материнский инстинкт.

— Я знаю, как разбудить его совсем. — Майк почти мурлыкал. — Ты стала бы замечательной матерью.

Джина вспыхнула:

— Всему свое время, доктор.

Теплота покинула его голос.

— И это время настанет, когда на горизонте появится мистер Успех?

Вы поставили верный диагноз. А теперь, может, оставим эту тему? Он скривился, как от боли:

— Хорошо.

Они молча дошли до лифта и так же молча спустились на первый этаж. Керри отчаянно пыталась придумать, что бы сказать, но ей ничего не приходило в голову.

Помощь пришла со стороны.

— Это частные поминки, или я могу присоединиться к плакальщикам?

Керри оглянулась и задрала голову вверх, потому что рост доктора Тейлора составлял метр девяносто. Керри вновь подумала, как и в день их знакомства, что доктор Тейлор больше похож на плейбоя, чем на врача. Мускулистое тело, покрытое, по меткому замечанию Джины, «загаром пляжных мальчиков», уверенная манера держаться и открытая, вызывающая доверие улыбка — этот человек знал себе цену. И как сообщал беспроводной телеграф клиники, эта цена была высока. Бретт Тейлор был сыном миллионера.

Джина опомнилась первая:

— Поминки кончились, Бретт. — Она бросила на Майка многозначительный взгляд. — Предмет печали зарыт в землю. Можем немного посмеяться.

— Тогда я вам пригожусь. Я самый забавный мужчина в Хартфорде. А если вы наставите на меня пистолет, я даже могу начать шутить.

Керри улыбнулась. Доктор Тейлор, резидент по хирургии, умел понравиться. И хотя он не соответствовал ее представлениям о том, как должен выглядеть и как должен вести себя настоящий врач, она не могла отрицать, что общаться с ним очень приятно.

— Сделай это еще раз, — сказал он.

— Что сделать?

— Улыбнись. Ты еще красивее, чем я думал.

«Ты еще больший бабник, чем мне говорили, — подумала Керри. — Очаровашка со скальпелем. Так, по-моему, прозвала его Джина».

Джина предупреждала ее насчет Бретта: «Он цепляется к каждой новой медсестре. Ну, если она хорошенькая. За мной он в июне ухлестывал. Не принимай его всерьез. Бретт Тейлор — убежденный холостяк».

Они вошли в просторное, ультрасовременное кафе, которое, на взгляд Керри, было больше похоже на дорогой ресторан. Как и все в Хартфордской больнице, оно сочетало в себе красоту с функциональностью. В самом деле, когда на берегу Тихого океана строилась эта пятиэтажная больница, экономия была скорее исключением, чем правилом.

— Бретт, на тебя тут косятся, — заметила Джина, когда они сели за столик в углу.

Он проследил за ее взглядом. Перед прилавком раздачи стояла пепельная блондинка. Медсестра.

— Ева не имеет на меня никаких прав. Никто не имеет. — Он обратился к Керри: — Так что, если тебя это интересует, я свободен.

«Каким же ты можешь быть нахальным», — подумала Керри.

— Спасибо, но меня это не интересует.

«Я буду вести себя с ним так же бесцеремонно, как и он со мной, — подумала она. — Только так с такими типами и можно обращаться».

Но смутить Бретта Тейлора было не так-то легко.

— Я могу предоставить рекомендации. И гарантирую, что буду себя хорошо вести. Верно я говорю, Джина?

Он насмехался.

— Верно. Бретт ничего не просит и ничего не обещает. Так что, Керри, если ты не хочешь никаких обязательств, доктор Тейлор — мечта всей твоей жизни.

Если Бретт и понял скрытый сарказм, то не подал виду.

— Видишь, Керри. Во сколько за тобой заехать в субботу вечером?

Керри закусила губу. Она забеспокоилась:

— Извините, доктор Тейлор. У меня уже назначено свидание. — Это было свидание с книгой, но у нее не было никакого желания посвящать его в такие подробности.

Он улыбнулся ей — лениво и уверенно:

— В следующую субботу?

— Ну, я… — Керри не могла сказать ему, что не хочет стать его новой игрушкой. Или что пока еще не может доверить свое сердце другому человеку, даже только на один вечер. Стена, отделяющая ее от прошлого, была еще слишком хрупка.

Выручила Джина:

— Бретт, может, тебе будет больно это слышать, но у меня такое чувство, что Керри неинтересно твое предложение. Почему бы тебе не направить свои усилия на Еву Конли? Сдается мне, что она была бы более чем рада.

— Помяни черта… — едва слышно пробормотал Майк.

Ева направлялась к их столику. Изысканно стройная девушка со слегка раскосыми зелеными глазами и ярким макияжем. Глаза делали ее похожей на кошку — скоро Керри узнала, что наружность Евы вполне соответствовала ее характеру.

Она уверенно положила руку Бретту на плечо.

— Для меня здесь найдется местечко?

Бретт принес еще один стул и поставил его между Керри и Майком, а не рядом с собой. Ева прекрасно поняла намек. Ее глаза сузились от вспышки гнева.

— Бретт, дорогой, — сказала она медовым голосом, — я вижу, ты завоевал еще одно сердце.

Бретт знал, насколько она была ревнива, и не хотел, чтобы Керри каким-либо образом пострадала. Он сказал:

— Боюсь, что нет, Ева. У мисс Кинкайд оказался иммунитет к моим чарам.

В улыбке Евы было понимание… и обещание.

— Не расстраивайся, Бретт. Ты для меня все еще номер один. А мисс Кинкайд совсем не в твоем вкусе. Она смертельно боится летать. — Затем она обратилась к Керри: — С Бреттом так: любишь меня — люби мой самолет. Именно поэтому у нас так много общего. Я обожаю летать.

Керри пораженно смотрела в вызывающе накрашенные глаза. Как Ева могла узнать ее тайну? Как? Ведь доктор обещал не рассказывать никому о ее прошлом. А кроме него, никто не знал. Она почувствовала, как сжалось горло, а тело начало непроизвольно и неприятно вздрагивать. Ей нужно уйти до того, как Бретт задаст вопрос, который почти срывался с его губ. До того, как Ева выложит все, что она хотела скрыть. Это вскроет едва затянувшуюся рану, и перед Керри вновь появится та пропасть черного ужаса, к которой она так долго пыталась встать спиной.