Омут твоих глаз

Глава 3

Первый рабочий день показал, что чай с особыми успокоительными травами пригодился. Если первоначально я хотела пить его сама, то теперь отпаивала начальника этим чудесным снадобьем. Орал он, конечно, знатно. Но не так сильно, как мой прошлый директор. Тот, наверное, иначе разговаривать и не умел. Врывался в кабинет с ором, в коридорах детей отчитывал тем же тоном, ну и, конечно, у себя в кабинете он мог и в выражениях не стесняться. Так что сегодняшняя агрессивная речь, направленная не на меня, даже не раздражала и не пугала.

Свой новый рабочий кабинет я успела за утро обустроить, сложила все нужные предметы в стол. Некоторые папки, что принесли мне заботливые сотрудники, были убраны на полки. И как только я получила пароль от почты, то сразу же стала распечатывать письма. Благодаря Яне, которая периодически забегала и интересовалась моим душевным спокойствием, меня добавили в рабочий чат, помогли записать все важные и нужные рабочие адреса, подсказали, как и что правильно делать. Радовало, что коллектив был единым целым, потому что стоило мне зайти в чат, как посыпались вопросы: «Лада? Жива?», «Сильно испугалась?», «Ты только не сбегай!».

Заверила всех, что со мной все отлично, но докупить в обеденный перерыв нужный чай было необходимо. Он довольно неплохо успокоил сложный нрав начальника, лишь бы никакой побочки не было. А то влетит на этот раз уже точно персонально мне.

В течение дня несколько раз писала дочери, интересуясь, как у нее дела. Вчерашний звонок из моего прошлого сильно подкосил внутренне. Я хоть и держалась, улыбалась и даже шутила утром с Агатой, когда собиралась на работу, но внутри у меня зияла пустота. Просто огромная дыра, которая забирала все мои жизненные силы.

Лёня ведь неоднократно говорил, что помешан на мне. А ведь взрослый мужчина, намного меня старше, что даже страшно произносить эту цифру вслух. А как мы познакомились? Я ведь приехала учиться с четким намерением выбраться из-под опеки родителей и доказать всем, что самостоятельная и ответственная. Вскружила наша встреча голову только так. Хватило меня всего лишь на несколько лет. А как поняла, что беременна, сначала сильно огорчилась. В городе живу на птичьих правах, снимая квартиру вместе с мужчиной, институт не закончила, а уже с ребенком. У меня даже никаких накоплений не было. Но Лёня тогда сразу же сделал мне предложение, нашел дополнительный заработок и привез к своим родителям знакомиться и жить.

Это было ужасное время, от которого меня до сих пор мутит. Так надо мной не издевался никто и никогда. Валентина Романовна специально читала мне нотации, прекрасно зная, как они меня доводят. Варила жирные куски мяса во время моего токсикоза, заставляла мыть полы. Благо была у меня голова на плечах, не поддавалась на все провокации, хоть и продержалась чуть больше месяца под одной крышей с этой тираншей. Все это время Лёня работал. Приходил поздно, уходил рано. На мои просьбы поговорить с матерью отмахивался. Ровно до того момента, пока я не стала собирать вещи, предварительно договорившись о переезде к подруге.

– Мам, я уже домой иду, – раздался голос дочери в телефоне.

– Хорошо, – выдыхаю, отворачиваясь к окну и растирая грудную клетку, где невозможно пекло. – Я после пяти подъеду, как рабочий день закончится.

– Постучи, – просит дочка, а я обещаю, что так и будет.

У нас есть свой перестук, секретный. Мы его придумали уже давно, потому что всякое в жизни было.

Рабочий день подходит к концу очень быстро, я даже не успеваю устать. Все довольно монотонно, не считая вспыльчивого начальника, но я нисколько не жалею. Пожалуй, такой ритм мне сейчас нужнее всего. Я ведь очень рано вышла на работу, отдав Агату в садик. Деньги были нужны на съем квартиры, ведь Лёня нас бросил, как только дочка родилась. Снял мне однокомнатную квартиру, перевез туда вещи и был таков. Зато исправно звонил и жаловался на свою несправедливую жизнь, а я концы с концами сводила. По ночам тексты переводила, контрольные за студентов писала, и без конца качала свою недоношенную дочурку. Обливалась слезами, когда у нее поднималась температура и резались зубы. Рыдала в подушку от несправедливости, а наутро улыбалась единственному своему счастью, которое смотрело на меня со всей любовью.

Работать я начала в саду. Нянечкой. К сожалению, взять меня в ту же группу, где была Агата, не смогли. Но я была рада и тому, что могла в любую свободную минутку добежать до своей малютки и внимательно посмотреть, как она кушает или играет.

Тяжелое было время. Било оно меня наотмашь. Именно тогда я стала понимать, с каким человеком связалась. Леонид то приходил, ползая на коленях и вымаливая у меня прощение, то через три дня уходил, устав от плача, домашних дел и хлопот. Так длилось – всегда. При этом я давно уже перестала носить обручальное кольцо. Сдав его и другие драгоценности в ломбард, просила его о разводе, даже подавала заявления, но нас разводили неприлично долго, потому что каждый раз муж всем вешал лапшу на уши, как сильно любит меня и дочь, что готов исправиться, что будет давать денег и покупать продукты. Его хватало на три дня, не больше. Лимит этого человека длился тридцать шесть часов. И не важно, что с Агатой на работу я уходила к семи утра, а возвращалась около восьми вечера. Мы все равно умудрялись его донимать.

Заехав после работы в магазин, я купила необходимый набор продуктов и только после этого смогла добраться до дома. Квартира, которую мы снимали, была рядом со школой, где теперь училась дочка. Мне спокойно, что идти недалеко, да и ей удобно.

Встав у двери и обернувшись, словно за мной мог кто-нибудь подглядывать, я сделала три быстрых стука, потом еще два, потом словно отстучала барабанную дробь. Но точно была уверена, что дочка сейчас подставит стул и заглянет в глазок, чтобы наверняка открыть мне дверь.

Так оно и получилось.

– Привет, – улыбнулась, протискиваясь мимо табуретки. – Как ты?

Агата пожала плечами и с гордостью сообщила:

– Приготовила нам чай.

– Тогда наступило то самое время для чаепития.

За тихими разговорами и чаем, а после и за совместным приготовлением ужина прошел еще один вечер. Телефон, к моему несказанному счастью, молчал. Лёня больше не пытался дозвониться, но еще и не поздний вечер. Вот сейчас дойдет до кондиции, и понесется душа в рай. А пока он может горевать, корить себя, или даже, наоборот, радоваться своей жизни. Кто ж его поймет. В последний раз, когда он радостно мне сообщал, что живет с матерью и не работает – его все устраивало.

Я радуюсь тому, как Агата улыбается. А ведь были времена, когда она супилась, смотрела в одну точку и могла даже со мной не разговаривать.

– Может, в кино сходим завтра?

Пока, как я поняла, на работе нет необходимости задерживаться, а значит, я могу посвятить этот вечер своей маленькой семье. Потому что я совсем не знаю, что будет потом. На почту приходят все новые и новые письма, в которых мне предлагают подработку. Но брать её или нет, все еще думаю. Хочется пожить для себя, для Агаты. Хочется почувствовать себя просто женщиной. Хочу смотреть в зеркало и улыбаться новому дню, своему отражению, а не видеть больные глаза и измученное лицо. Но подработку я возьму – это факт. Через несколько дней, когда обвыкнусь на новом месте работы, или через неделю. Деньги мне нужны для первоначального взноса, чтобы купить квартиру. У меня был шанс купить ее раньше. Точнее, взять ипотеку и потихоньку платить, если бы…

– Мам? – я поднимаю взгляд на дочь, которая положила свою маленькую ладонь на мою руку, – все хорошо?

– Да, – безбожно вру и даже не краснею.

– У тебя такое выражение сейчас было…

– Вспомнила, как сегодня начальник ругался по телефону.

– И как? – дочка вытягивает шею, как будто не расслышала моего ответа.

– Ему до нашего директора еще расти и расти!

Мы вместе смеемся, а я качаю головой, обещая самой себе в очередной раз не уходить так надолго в мысли. Бывает у меня редко подобное, но я держу ситуацию под контролем. Стараюсь держать.

– В кино мы пойдем, на какой фильм? – Агата от нетерпения елозит по стулу, а я достаю ноутбук, которому уже больше семи лет, но он продолжает работать и, не дай бог, сломается.

– А это мы сейчас и узнаем! – загружаю браузер и вбиваю название города, в котором мы теперь живем, и все его кинотеатры. Их достаточно много, какие-то находятся уж больно далеко от дома, а какие-то даже ближе. Я глазами натыкаюсь на название знакомой улицы и понимаю, что в том торговом центре напротив моей работы есть неплохой кинотеатр, в который дочка с радостью соглашается идти.

Там мы выбираем семейный фильм, вообразили, как купим по стаканчику кока-колы и вредного попкорна. Агата размечталась, даже не замечает, как прыгает по комнате довольная и радостная, а после забирается ко мне на колени и крепко обнимает. Вот за такие счастливые моменты я готова пройти весь свой персональный ад еще раз. Зарываюсь носом в длинные волосы дочери, вдыхаю запах ее шампуня и улавливаю нотки собственных духов у нее за ухом. Но молчу, потому что она девочка, которой тоже хочется быть красивой.

А поздно вечером я прокрадываюсь в ванную комнату, где забираюсь в горячую, почти огненную воду и прячусь за шапкой пены. Я готова вот так лежать сколько угодно времени, но понимаю, что завтра рано вставать на работу, необходимо готовить завтрак и выезжать, пока нет большого количества пробок.

Экран моего телефона загорается, и я судорожно набираю в легкие как можно больше воздуха и погружаюсь под воду, задерживая дыхание. А ведь я поменяла номер телефона, оборвала все контакты, грубо говоря, уехала в никуда. Тогда кто мог дать ему мой номер, если его знали только родители, с которыми я созваниваюсь три раза в неделю?

Я резко выныриваю, шарю рукой, находя полотенце, и оттираю лицо и руки, чтобы вода не мешала. Отключаю настойчивый вызов, блокирую номер телефона, который знаю наизусть, и быстро набираю матери.

– Лада? – удивляется мама, потому что мы с ней должны будем разговаривать только завтра.

– Ты дала мой номер Лёне, – я в очередной раз задерживаю дыхание и слышу в ответ тишину.

Глаза закрываются сами собой, а по щеке течет слеза, которую я даже не пытаюсь удержать. За ней следует вторая, потом третья. А сквозь шум в ушах я слышу сбивчивые объяснения, в которых мама пытается донести до меня страшную суть: Лёня отец, который имеет право видеться с дочерью.

– Отец, который бросил ее в роддоме, ни разу за все это время не платил алименты, несколько раз поднимал на меня руку, и каждый вечер рассказывает, как убьет меня, а Агату отдаст в детский дом.

– Он так не поступит! – слышу пылкий ответ, и механическим, полным боли голосом произношу.

– Рада, что сказала тебе только свой номер телефона. Но и его я завтра же поменяю. Я на тебя рассчитывала, видимо, зря.

Она ведь как никто другой знает, как я тянула все эти годы лямку, как нервничала, как рыдала, как снова и снова поднималась, чтобы идти вперед. И сейчас я получила сильнейший удар в спину.

– Лада! – кричит мать, но я беспощадно отключаю телефон и вынимаю сим-карту. В обеденный перерыв добегу до магазина, потом сразу же напишу дочери, которой я тоже поменяла номер, и никакие бабушки и дедушки ей больше не звонят. Агата даже сначала обижалась на меня, но пообещала, что как только встанет на ноги, позвоним сами. Боюсь теперь – не позвоним.

Выбираюсь из ванной, когда вода уже совершенно остыла. Нехотя вытираю тело, обматываю полотенце на голове и иду в комнату. Сейчас я похожа на старуху, которая с трудом переставляет ноги, которая сгорбилась, осунулась. Даже ночью меня мучают кошмары, которые не облегчают утренний подъем.

В зеркало страшно смотреть. Давно у меня не было таких синяков под глазами, давно не было такого взгляда – не затравленного, а убитого. Я старательно улыбаюсь, смотрю куда угодно, только не в глаза дочери. Даже сообщаю ей про смену номера, когда обуваю ботинки и наклоняюсь, чтобы завязать шнурки.

– Мы встретимся дома и сразу поедем? – спрашивает дочка, совсем на меня не обращая внимания.

– Да, я за тобой сразу заеду.

– Отлично!

Мы выходим на улицу, где целую дочь в кончик носа, а она меня в щеку. После этого мы крепко-крепко обнимаемся, а я еще стою какое-то время и наблюдаю, как ее фиолетовый портфель скрывается за воротами школы. Вот теперь можно и на работу ехать.

Ринат Тимофеевич сегодня прибыл даже раньше меня, настроение у мужчины более чем довольное. Мы быстро сверяемся с планом на день, а после я ухожу в приемную, где стоят совершенно новый стол со стулом и хороший мощный компьютер.

Сажусь за стол и на мгновение закрываю глаза, чтобы настроиться на работу. В тишине это сделать получается почти мгновенно: достаточно глубоко вдохнуть и медленно и не торопясь выдохнуть. Вот и все.

Первым же делом достаю из шкафа электрический чайник. Если бы я его не принесла в первый рабочий день, то обязательно бы притащила во второй. Не набегаешься до кухни, мне проще вот так, под боком. Так что совсем скоро и чай готов, и стратегический запас шоколада снова вскрыт.

Когда заношу на небольшом подносе напиток, то стараюсь сильно голову не поднимать. Следы вчерашнего расстройства я замазывала все утро, но припухшие веки меня выдают. Ринат Тимофеевич явно не заметил некоторых изменений во внешности, а если и заметил, то деликатно виду не придал. Он вообще сегодня одет как с иголочки: костюм насыщенного синего цвета, белая рубашка, модные часы на запястье. Да и парфюм у него чудесный, я еще в первый день нашего знакомства это почувствовала. На фоне этого мужчины я больше похожа на замарашку, нежели на секретаря достойного уровня. На мне обыкновенные черные брюки, которые не стесняют движения, белая рубашка, подпоясанная тонким ремешком. Волосы, как и обычно, распущены и перекинуты на одну сторону. А на ногах удобные туфли на устойчивом каблуке. Я в таком виде в школу ходила, а новых вещей купить не успела, но исправлюсь. Мне как женщине хочется выглядеть если не на все семьдесят, то на пятьдесят. Ведь до ста процентов мне еще очень и очень далеко.

– Лада Альбертовна, сегодня неуважаемый вами, да и мной Виталик Игоревич придет лично сюда!

– Памятник ему заказать? – на полном серьезе спрашиваю я, но вздрагиваю, когда кабинет заполняет просто заразительный смех начальника. Я и сама улыбаюсь, просто невозможно удержаться.

– Памятник пусть сам себе заказывает, – говорит Ринат Тимофеевич, – в кабинеты его не пустим, а вот в наш маленький конференц-зал пригласим.

– Вода, бумага, ручка? – ну, мало ли.

– Мне – да, ему нет! – улыбается мужчина, а сам мне в глаза смотрит очень внимательно, как будто по ним что-то прочитать хочет. Не нужно делать этого, Ринат Тимофеевич, захлебнуться можно тем болотом, в которое я угодила по собственной наивности.

– Сделаю, – заверяю и выхожу из кабинета.

Первым же делом достаю нужный ключик и иду проверять зал, в котором сегодня состоится очень неприятный разбор полетов. Надо бы сразу заварить успокоительный чай, чтоб крик на другие отделы не перебрался. А вечером Ринат будет встречаться на нейтральной территории с каким-то новым поставщиком. Слава Богу, моя помощь на этих переговорах будет не нужна, но вот некоторые документы подготовить необходимо.

До десяти дня время проходит быстро, словно кто-то щелкнул пальцами, а стрелка часов сама переместилась на нужную цифру, но у меня все готово. В конференц-зале протерты столы, стоит одна небольшая бутылочка воды и стакан. Набор ручек и несколько чистых листов. Три экземпляра договора, которые так тщательно нами вчера составлялись. Виталика искренне жаль, но сам дурак. Если ты понимаешь, что данная вершина не твоя, зачем лезешь?

В час «икс» из кабинета выходит собранный Ринат Тимофеевич.

– Пойдемте, Лада Альбертовна, будете сдерживать мой порыв.

– Помните только, что за убийство имеется реальная статья, – напоминаю, поднимаясь со своего места.

– А за моральное и словесное унижение? – уточняет он, прищуривая свои глаза.

– Не знаю, но можем проверить!

Кажется, я начала отходить, раз шучу. Хороший знак, который говорит о том, что депрессия мне не светит, совесть грызть не будет, и я все делаю правильно.

Конференц-зал находится через два кабинета от нас, но, выйдя из приемной, я закрываю дверь на ключ и убираю его в карман. Ринат Тимофеевич вопросительно поднимает одну бровь, но ничего больше не говорит.

– Прошу, – передо мной мужчина открывает дверь, позволяя первой зайти в кабинет. И это он делает зря, потому что здоровенный мужик бандитской наружности меня пугает сразу же. Я замираю, боясь идти дальше, а вот Виталик, которого совсем иначе представляла, подскакивает на ноги и суетиться.

– Он не кусается, – шепчет на ухо начальник, обходя меня и приглашая следовать за ним.

В кабинете уже сидит Антон Павлович, которого габариты нашего уже прошлого поставщика не пугают. Ладно, что я, больших мужчин не видела? Видела. Так что бери себя, Лада, в руки и садись на стул, желательно как можно дальше.

Переговоры, к моему искреннему удивлению и восхищению, проходят быстро. Виталик кается, опускает низко голову, но неустойку всю обещает выплатить за час. Деньги, по его словам, будут переведены на счет. Так что… я была тенью начальника, и лишний раз даже глаза не поднимала. На все про все у нас ушло не больше двадцати минут.

– А вы, Лада Альбертовна, трусишка! – Ринат Тимофеевич явно рад тому, как все прошло.

– Я в первую очередь женщина, – отвечаю спокойно, – такой страх обоснован.

На этом наши словесные перепалки прекратились, потому что я ухожу на свое рабочее место, а в обеденный перерыв бегу в торговый центр, чтобы купить новую сим-карту. Как только она заработала, пишу дочери, а после звоню.

– Привет, мам! – раздается голос Агаты.

– Привет, милая, у тебя все хорошо?

– Замечательно, сейчас факультатив, потом домой.

– Жди меня, я приеду сразу после работы.

И на этих словах замечаю, что не одна.

– Дочка? – уточняет мужчина.

– Да, – выдыхаю и смотрю строго в глаза начальнику, давая понять, что это тема для всех табу, но он словно и не замечает этого. Садится напротив меня и наклоняет голову набок.

Ринат вообще очень красивый мужчина. У него все так, как нравится нам, женщинам, особенно таким, кто счастья-то и не видел. Он хорошо сложен, уверенный в себе, у него красивые густые и чуть вьющиеся волосы. Но еще есть и растительность на лице – густая борода и усы. Раньше меня они бесили и раздражали, оказывается, я и не догадывалась, как это может выглядеть притягательно, когда мужчина умеет ухаживать за собой и своей внешностью.

– Трудный ребенок? – продолжает допрос Ринат, я сильнее сжимаю в руках телефон.

– Нет, с чего вы взяли? Агата у меня чудесная…

– Ваши глаза сегодня, – прерывает меня мужчина, – они и до этого были глубокими, внимательными и чуткими, но сегодня переполнены болью.

Я задыхаюсь. Мне не хватает слов, да и не получится их выговорить, потому что мой рот как у рыбы открывается и снова закрывается. Пальцы белеют, а глаза наполняются слезами.

– Это с ней никак не связано, извините…

Я подрываюсь на ноги, выскакиваю из кабинета. Каким чудом добираюсь до туалета, не понимаю. Лишь только когда умываюсь, когда прикусываю губу, чтобы не разрыдаться, успокаиваюсь. Точнее, хоть как-то контролирую ситуацию.

В свой кабинет возвращаюсь только через семь минут. Если допрос продолжится, то я просто не выдержу всего этого. Но Ринат Тимофеевич в своем кабинете. Дверь между нашими комнатами раскрыта настежь, и мне видно, что мужчина разговаривает по телефону.

Сажусь за стол, а перед моим носом лежит самая простая конфетка. Вот, казалось бы, ничего серьезного, а я гипнотизирую ее довольно долго.

– Лада Альбертовна, – слышу голос начальника, – подготовьте мне документы для нового поставщика, распечатайте все в трех экземплярах и вложите в папку.

– Хорошо, – кричу следом, утираю еще раз нос и прячу конфету в карман брюк.

Работа, работа и еще раз работа. А со следующей недели подработка, чтобы снова загрузить себя, иначе в голове будет слишком много ненужных мыслей. А к концу рабочего дня предупреждаю начальника о смене номера. Ринат Тимофеевич без лишних вопросов записал мой новый номер и, пожелав хорошего вечера, ушел.