Он опасен для меня (СИ)

Глава 1

Прошлое

Папа всю жизнь твердил мне, что семья — моя защита, опора и мое все. Только семья меня поддержит, когда другие отвернутся, примет любой и не отвернется, протянет руку, в какой бы я бездне не оказалась. Семья — вот что важно.

И в один день, когда отец сказал, что у меня есть старший брат, и он скоро будет жить с нами, я обрадовалась. Точнее, я была в растерянности, но молча приняла это. В нашей семье будет уже три человека и одна кошка. Разве не хорошо? Конечно! Больше любви и поддержки, а дом у нас большой. К тому же… теперь я не буду оставаться так часто одна.

Но как же я ошибалась! Ничего хорошего в наличие брата не оказалось. Только слезы и ненависть.

Тощий парень со сбитыми костяшками и взлохмаченными русыми волосами появился у нас спустя еще неделю после разговора с отцом. Его внешность сразу привела меня в восторг. Разве возможно, чтобы человек был настолько… идеальным? Я ходила в художку и не понаслышке знала о пропорциях и золотом сечении. Наверное, его мама такая же красивая. Может, красивее. Хотела бы я ее увидеть и нарисовать.

— Знакомься, Марк, твоя сестричка Полина, — папа старался выглядеть невозмутимым и весёлым, но я сразу заметила, что его что-то беспокоит. Как потом поняла: у новообретенного сына весьма скверный характер, и он успел наговорить отцу не самых приятных вещей. — Лина, а это Марк.

— Привет, — я дружелюбно улыбнулась и протянула ладонь.

Но и так хмурый Марк, насупился еще сильнее, кривя свое правильное и красивое лицо, и руку не пожал. Он не то что не ответил на рукопожатие, он даже "привет" не сказал. Смотрел насмешливо и зло на меня своими зелеными глазами с золотистыми искрами вокруг зрачка и… все. Под его взглядом становилось неуютно, хотелось укрыться пледом или же убежать, чтобы его не чувствовать.

Чуть позже до меня дойдет, что у него не так с глазами. Нет, безусловно они красивые, но слишком "взрослые" для четырнадцатилетнего мальчика. Марк будто видел мир иначе. Видел всю боль, отчаяние и страх, но не любовь, семью и поддержку, как я. Впоследствии я его всегда жалела, а он меня ненавидел. Считал слабачкой, неженкой и больно бил, обнажив мои слабые места.

— Раз вы познакомились, — нарушил папа напряженную тишину, — то, Поля, покажи Марку его комнату. Марк, а ты есть не хочешь? Можем заказать пиццу, например, или…

— Не хочу, — выплюнул он.

Папа сжал зубы, но позволил показать истинные чувства лишь на пару секунд, а затем снова благодушно улыбнулся и попросил меня сопроводить брата.

Я очень старалась понравиться Марку, пыталась увлечь разговором, но тот меня просто проигнорировал. Шел рядом, но такое чувство, что был непостижимо далеко. Бросив на него растерянный взгляд, замолчала. Возможно, ему надо успокоиться, немного освоится и…

Но едва мы дошли до нужной двери, парень холодно на меня посмотрел и произнес со злой ухмылкой:

— Ты меня бесишь. Не играй в милую сестричку, мы ведь оба понимаем, что вся твоя любезность — ложь.

Кровь прилила к щекам. Что?..

— С чего ты взял? — удивленного спросила я, не понимая, почему он испытывает ко мне такую неприязнь. — Я действительно тебе рада.

— Все четырнадцать лет была не рада, а теперь вдруг безумно захотелось брата? — на этот раз насмешка, но какая-то горькая. — Не смеши меня.

— Я о тебе узнала неделю как, — насупилась я. — И мне только двенадцать.

Марк отвернулся, не желая продолжать беседу, и взялся за ручку двери:

— Да мне плевать. Отвали от меня.

Я до боли сжала кулаки, но ответила как можно более спокойно и добродушно:

— Если будет нужна помощь — я в соседней комнате.

Думала устыдить его, но братец лишь распылился еще сильнее и, показав средний палец, он почти скрылся в подготовленной ему комнате. Я редко злилась и еще реже меня выводили из себя, однако тогда я не выдержала и бросила ему в спину:

— Мама меня учила, что нельзя отвечать на грубость грубостью. А если твоим воспитанием не занимались, то это твои проблемы.

Я первая убежала к себе, совсем не понимая, что натворила. Тогда я не знала, что каждое мое слово для него было похуже яда. Словно удар в кровоточащие раны. Словно концентрированная порция боли.

На следующий день я уже забыла о нашей стычке, потому что не привыкла носить в себе негатив, а вот Марк помнил. Он вообще ничего не забывал, особенно плохое — чтобы ударить в ответ.

Утром он не спустился завтракать, проигнорировав приглашение и от меня, и от папы.

— Поля, — отец, доев свою порцию блинчиков, отодвинул от тебя тарелку. Вилка, лежащая на ней, протяжно звякнула, ударившись о форфор.

— Да, па? — я оторвалась от книжки. У нас с папой была традиция читать по утрам. Конечно, каждый свою историю, но после прочтения мы всегда обсуждали и делились мнением о произведении.

— Я хочу поговорить о твоем брате, — он будто специально сделал акцент на последнем слова. — Понимаешь, Марк… очень сложная личность.

Запомнив страницу, на которой закончила читать, захлопнула томик и устроилась поудобнее, готовая слушать. Меня очень интересовал Марк. Почему он такой злой? И грубит все время?

— У него умерла мать, — после короткой паузы продолжил папа. Он говорил медленно, явно подбирая слова. Выглядел при этом озадаченным, хмурым… и виноватым? — Мы теперь одна семья и должны держаться друг за друга. Так что помоги ему… освоиться и немного прийти в себя.

Его мама умерла?..

Эта фраза просто вывела меня из равновесия. Вот и ответ. Я, как тоже пережившая потерю, его понимаю. И жалею, очень.

— А что случилось? Она… заболела? — в глазах защипало от нахлынувших вдруг воспоминаний.

Папа сжал ручку чашки и кивнул.

— А чем?

— Полина, это неважно, — поморщился мужчина. Ему точно не хотелось говорить о своей бывшей. — Главное вот что: подружись с братом. Мы семья, а семья…

— Самое главное, — закончила я, поднявшись, чтобы собрать тарелки. Сложила посуду в мойку, но замерла, так и не открыв воду.

"Все четырнадцать лет была не рада, а теперь вдруг безумно захотелось брата?" — в голове, как наяву, прозвучал насмешливый голос Марка.

— Пап, — позвала я тихо. — Скажи, а почему он только сейчас переехал к нам?

Папа долго молчал, я уже не надеялась на ответ, когда услышала:

— Я не знал, что у меня есть сын.

Он говорил вроде как простые вещи, но тоном, за которым скрывалось больше, чем он показывал. Целая бездна чувств, начиная от сожаления и заканчивая понимаем, что он столько всего упустил. Но тогда я не обращала внимания. В двенадцать лет редко кто ищет второе дно у людей. В двенадцать мир проще и легче… Так было донего.

С появлением Марка в нашем доме моя жизнь разделилась на "до" и "после". И я в этом удостоверилась вечером, когда тот отомстил в самый первый раз.

Уже больше месяца я работала над картиной, которую собиралась подарить отцу, и думала, что вот-вот на днях ее закончу. Но едва вошла в комнату, выделенную мне под мастерскую, ошарашенно ахнула.

— Что за?..

Медленно ступая, словно по битому стеклу, а не паркету, подошла к мольберту, до сих пор не веря своим глазам. Не может быть… Холст сначала намалевали непонятными символами, а затем просто покромсали! Обычный канцелярский нож валялся рядом с местом преступления — на столике с красками.

Пальцем коснулась разорванных разноцветных лоскутов, торчащих со всех сторон…

Зажмурилась до черных звездочек перед глазами, лишь бы сдержать слезы, вызванные безумной обидой, и резко развернулась. Есть лишь один человек, способный на это. Папа ни за что бы не устроил подобное, а Дуся, моя кошка, и подавно.

Я не стала закатывать скандал или угрожать тем, что расскажу все отцу. Нет, я задала лишь один вопрос:

— Почему?

Марк стоял, оперевшись на дверь своей комнаты и смотрел на меня снисходительно, немного насмешливо. Услышав мой вопрос, широко ухмыльнулся:

— Я так и знал, что тебе понравится мой подарок. Что там тебя учила говорить мамочка? — сделал вид, что думает, и затем прогнусавил: — Надо сказать "прости" и быть как можно более милой. Ха-ха-ха.

Поджала губы и, стараясь не расплакаться, произнесла:

— Я понимаю тебя, тоже потеряла маму, но…

Не успела договорить. Лицо братца словно окаменело, а зелёные глаза похолодели — от былой ухмылки не осталось и следа.

— Ты. Ничего. Не. Понимаешь, — прошипел. — Не смей пытаться меня жалеть. И отвали, я на доступном языке объяснил, что не желаю с тобой пересекаться.

Марк смерил меня ледяным взглядом, развернулся и захлопнул за собой дверь, оставив меня, растерянную и обиженную, стоять у порога.

Но не с этого момента началась его ненависть ко мне. Тогда брат меня еще "видел", я не была пустотой для него, потому он зло шутил и устраивал шалости. Ему явно нравилось манипулировать и выводить меня на злость, будто мои негативные эмоции — лучший десерт для него.

Наши отношения всегда походили на хроническую болезнь. С каждым днем они портились, становились хуже, а перед самой точкой перелома началась короткая ремиссия.

В пятнадцать Марк впервые напился. Его дружки притащили его до дома и бросили у крыльца. Я боялась, что они ему что-то так сломали, но нет, кроме царапин и синяков, ничего не обнаружила.

— Марик, миленький, потерпи! — я тащила его наверх одна. К счастью или несчастью сегодня у всех был выходной, и я не могла попросить помощи ни у садовника, ни у водителя с экономикой.

— Куда ты меня… неженка? Ответь, черт подери!

— В постельку. Куда еще-то? — ворчала я в ответ, пыхтя.

Отдыхая каждые пару метров, я все же дотащила Марка до его комнаты. Хуже всего оказалось на лестнице, где брат на несколько минут вырубился и я его едва не уронила, но справилась.

Ему было плохо: тошнило, знобило, поднялась температура. Мне стало так страшно, хотела вызвать скорую, но… Но понимала: отец тогда узнает, и Марку достанется. Папа и так держится из последних сил, а если узнает про эту выходку, то боюсь представить, что случится.

Мне пришлось прятать его от отца и сидеть у его постели всю ночь, не смыкая глаз. Я поила его водой, потратила на него весь активированный уголь из аптечки и безумно обрадовалась, когда его состояние хоть немного улучшилось. Спал он беспокойным сном: просыпался каждые полчаса, в полубреду звал маму, говорил, что любит ее или же наоборот, ругался матом. Убегал от кого-то во сне, плакал и просил остановиться.

— Мамочка, это ты? — хриплым от слез голосом говорил он, ловя мою ладонь и целуя сухими губами. — Мамочка…

Я смотрела на бледное красивое лицо и отчаянно думала, что же могло произойти с подростком, чтобы его… сломить. У Марка не было сил держать свою ледяную маску и плотную оборону из колючих фраз, и я видела его настоящего. Мальчика с кошмарами, со странным шрамом на ребре, который он даже в полубреду пытался скрыть от меня ладонью, и с кучей тараканов в голове.

В тот день я оставила его лишь раз, чтобы приготовить ужин и встретить папу. Конечно, он задал закономерный вопрос:

— Где Марк? Позови его, Поля.

Прикусив губу, замялась и осторожно ответила:

— Он спит.

— В половину восьмого? — не поверил мужчина. — Даже если и спит, то разбуди его. Нам надо поговорить.

Естественно, не пошла будить, села рядом с отцом и мягко спросила:

— Что-то произошло?

— Меня пятый раз за последние две недели вызывают в школу, — устало ответил родитель. — Снова отвратительное поведение, несколько драк и хамское отношение к учителю. Разбуди его, я сказал.

Я вдохнула побольше воздуха и впервый раз солгала отцу:

— Марк сегодня заступился за меня. Я гуляла, ко мне подошел какой-то парень и требовал отдать телефон, а тут брат и… И вот. Марку тоже немного досталось, — вспомнила синяк на скуле. — Он сейчас отдыхает.

На него мои слова произвели впечатление. Марк и встал на мою защиту! Па всполошился, хотел чуть ли не врача вызвать, но я уговорила дать брату поспать и заверила, что все хорошо.

— Ладно, значит, отложим разговор, — заключил Довлатов-старший. — И я рад, что вы с ним нашли общий язык, Поля.

Нервно улыбнулась. Когда Марк спит, то мы действительно находим общий язык. Язык обоюдного молчания.

Впервые мы с братом находились настолько близко столь продолжительное время, при этом не поругавшись. Он, успокоившись, крепко заснул, а я просидела еще немного, глядя на него, но затем и мои глаза закрылись. Совсем не помню, как перебралась в постель Марка, но проснулась я рядом с ним и укрытая одеялом.

Если бы кто-то еще неделю назад сказал, что мы с ним будем спать на одной кровати, я бы ответила, что у шутника больное чувство юмора. Серьёзно. А если бы кто-нибудь сообщил мне, что после этого случая между нами возникнет дружба, то я послала бы уже прямиком в Аркем*. Однако, как бы нереально это звучало, мы действительно внезапно сблизились. Медленно, по чуть-чуть, преодолели ту пропасть, что разделяла нас. Оказалось, что у нас с Марком немало общего: он любил читать и с ним всегда было интересно разговаривать, он фанател от тех же комиксов, что и я, интересовался астрономией, неплохо знал математику и начал изредка помогать мне с трудными задачами.

Марк стал моим другом. Возможно, даже кем-то больше, чем друг, потому что… Сложно объяснить, подобное только чувствуется. Когда сжимают твою руку, выражая поддержку, улыбаются — нежно, ласково, обнимают, будто пряча от всего мира, с интересом слушают, как прошел день, и дают советы.

А как-то он подошел ко мне после ужина и, походив вокруг да около и немного помявшись, спросил:

— Поля, а ты не можешь, пожалуйста… со мной поспать?

При этом он выглядел несколько смущенным, что для Марка совсем не типично. Да, он, конечно, поменял ко мне свое отношение, но сам абсолютно не изменился. Я его и не пыталась изменить, лишь просила быть более мягким и поменьше грубить.

— Мне иногда снятся… неприятные сны, — продолжил Марик. — А рядом с тобой мне всегда лучше.

"Рядом с тобой мне всегда лучше" — наверное, это самые милые и трогательные слова, что мне говорили.

— Могу, конечно, — я широко улыбнулась. — И мы будем сегодня смотреть…

— Никаких девичьих соплей! — предупредил меня брат.

Я закатила глаза:

— Я всего лишь раз захотела посмотреть подростковую драму, а ты уже перечислил меня к сентиментальным девам.

— Угу, — хмыкнул он. — Только забыла одну маленькую деталь: ты приобщаться к киношедевру пожелала со мной, и я терпел два часа концентрированную розовую чепуху.

— Да ну тебя, — отмахнулась я. — Ладно, сам тогда выберешь фильм.

— Я люблю выбирать, — ухмыльнулся Марик, явно задумав показать мне какой-нибудь ужастик.

— Только не… — начала я, уже понимая, что крупно попала.

— Поздно, Поля, поздно!

Потом мы не раз ложились вместе. Мое розовое одеяло уже привычно смотрелось на черном постельном белье Марика. Мне тоже с ним спалось спокойно и уютно, а его запах стал родным.

***

Я сидела на лавочке в кладовой школы и сквозь слезы смотрела на тетрадь с огромной двойкой. Моей первой двойкой.

Шлеп!

И большая капля упала на линованную поверхность, размазав красную пасту. Мгновенно стерла ее и отложила тетрадку, чтобы не портить еще сильнее.

Все плохо, все просто плохо…

Дверь скрипнула, заставив меня вздрогнуть, я резко повернулась, но выдохнула: это Марк.

— Эй, маленькая, ты чего сырость развела? — взгляд ярких зеленых глаз остановился на плохой оценке. — Из-за такой ерунды?

Я лишь всхлипнула.

Марик подошел ко мне, устроился рядом, обняв за плечи.

— Хочешь, мы вместе сегодня сделаем это задание, и ты завтра покажешь учителю? Обещаю, что он дар речи потеряет от твоего безупречного сочинения. Зуб даю… Хотя он мне самому нужен, потому дам зуб Алексея Михайловича, он учитель, ему и страдать.

— Ты невыносим, — фыркнула я.

— А ты плакса, — он осторожно повернул меня к себе и стер влагу с лица. — Вот так. А теперь улыбнись для меня. Давай, малышка.

И я улыбнулась ему. Для него я готова была на все, а улыбка — какая-то мелочь. За этот год он стал моим самым близким человеком.

— Умница, — похвалил брат, погладил мои щеки и приказал: — А теперь подвинься.

— Зачем? — удивилась, но послушно выполнила.

Марик улыбнулся мне и лег на лавку, устроив голову у меня на коленях. Блаженно прикрыл глаза и пробормотал:

— Как круто.

— А ты не офигел? — притворно возмутилась я, при этом запуская пальцы в его русые волосы.

— Офигел, — нагло ответил он. — И вообще, что за словечки, Поля? Это я так дурно на тебя влияю?

— Да иди ты!

— Увы, меня сдвинет сейчас разве что апокалипсис. И то не факт.

Мы некоторое время просидели в тишине, а затем я вспомнила недавно произошедшее событие:

— Марик, а ты мне не рассказал, куда ты ходил вчерашней ночью.

Его идеальное лицо скривилось.

— Давай не…

— Марк, я жду ответ. Куда ты ходил?

Парень взял в руку одну мою ладонь, погладил ее, немного сжал и, не отпуская, попросил:

— Пообещай, что не разочаруешься во мне. И что не будешь злиться.

Я нахмурилась. Что он натворил?!

— Марк…

На этот раз перебил меня брат:

— Пообещай.

Я не люблю давать клятв, если не уверена, что исполню их. Но произошедшее я точно должна узнать, чтобы в случае чего помочь Марику. Немного подумав, кивнула:

— Обещаю. А теперь рассказывай.

Он ласково погладил мои пальцы, немного сдвинул брови, отчего между ними залегли морщинки, выдохнул, словно не решаясь сказать правду.

— Вчера мы с компанией немного выпили, — неохотно начал брат.

После всего, что с ним произошло в первый раз, он снова взял в рот алкоголь?! Я зло на него посмотрела, но промолчала, ожидая продолжение.

— Поля, ты обещала не злиться, помнишь? — его руки снова погладили мои.

Нежно, мягко, с такой бережностью, будто не кожу, а драгоценный хрусталь, который может разбиться лишь от неправильного дыхания. Несмотря не некоторую неловкость, мне безумно… приятно.

С Марком вообще всегда приятно. Он словно луч яркого июльского солнца, который разбудил меня и вывел из анабиоза.

— Мы выпили и… Я дурак, признаюсь, раз поддался общей глупости. Парни поспорили, сможем ли мы залезть в закрытый киоск. Ну, знаешь, тот, который неподалеку от школы. И мы смогли… Замок хлипкий, один удар, и дверь слетела с петель.

Как же я терпеть не могу его дружков. Ненавижу! Они каждый раз толкают его на дно, пока я пытаюсь подать руку помощи и помогаю ему выплыть. Как же я ненавижу! Впервые испытываю столь негативные эмоции по отношению к незнакомым людям, но мне ни капли не стыдно. Будь они рядом, я бы и драться полезла.

— Вы что-то взяли? — я старалась оставаться спокойной.

— Денег в кассе почти не оказалось, но Серый остатки забрал, сволочь. И парни себе похавать взяли, а я… Я не вор, малышка.

— Марк, — мой голос звенел от негодования, — у тети Маши, она владелица ларька, маленькая дочка, которая все время болеет, а вы…

Я оттолкнула его со своих колен и поднялась. Но отойти далеко не смогла — он поймал меня за запястье и притянул к себе. Обнял, вытер выступившие на глаза злые слезы.

— Мне стыдно, честно, — прошептал он мне, пряча голову у меня на плече. — Я сегодня же пойду и все исправлю. Если надо, куплю новую дверь, верну то, что забрали ребята. Ну же, Поля… Вышло случайно.

— А деньги? Откуда ты возьмешь деньги? — спросила я. Его выходка выбила меня из колеи. Как он мог так поступить? Его приятели-мерзавцы очень даже могли, но Марик…

— "Любимый" папочка давал на карманные расходы, я еще подрабатывал по-тихому… Черт, Поля, деньги не проблема. Я заработаю и верну, только ты на меня не злись, хорошо?

Марк немного отстранился и приподнял мое лицо, чтобы вглядеться в мои глаза своей зеленой бездной. Меня всегда восхищали его глаза — светло-зеленые и с золотыми искрами вокруг зрачка.

— Поля, ну? Я был не прав, это ужасный поступок. Не злись и скажи что-нибудь. Можешь даже меня ударить, только перестань… разочаровываться во мне. Пожалуйста.

Он действительно был взволнован и боялся потерять то доверительное отношение между нами, что выстроились за относительно небольшой период.

— Нет, я не злюсь, просто сильно расстроилась, — заверила его, все так же хмурясь. — Но ничего, у меня тоже есть деньги. Сейчас сходим к тете Маше, объясним ситуацию и попросим прощения.

Марк несколько секунд растерянно на меня смотрел, а затем спросил:

— Мы?

— Ты и я, — широко улыбнулась я. — Я тебя ни за что не оставлю, Марик. Карина не говорила, как сложно от меня отделаться? Она вон третий год мучается со мной.

— Поля… — выдохнул он. — Ты…

— Самая крутая?

— Круче тебя уже не будет, — хмыкнул брат.

— Не заговаривай мне зубы, — решила добавить ложку дегтя. — Я тебя еще не простила.

— И что мне сделать для того, чтобы простила?

Я сделала вид, что задумалась, и предположила:

— Может, свернешь горы? Вон Уральские неправильно стоят. О, еще мне безумно нравится созвездие Северной короны, можешь достать мне ее с неба? Хотя… Просто будь собой и не совершай необдуманных поступков, Марик. Я знаю, что ты лучше всех на свете. Всех-всех, слово даю и…

И запнулась о его взгляд. Странный, пристальный. И я вдруг поняла, что Марк до сих пор держал меня. До этого его прикосновения почти не ощущались, я к ним привыкла, а сейчас… Словно моя кожа под его пальцами печет. Он настолько горячий? Или у меня лихорадка?

Я не успела ничего предпринять. Смотрела в его бесконечную зелень, пока Марик медленно склонялся ко мне…

То, что случилось дальше, сложно назвать поцелуем. Просто прикосновение губ, которое продлилось меньше двух секунд. Жар усилился, и я испуганно оттолкнула парня. Все мысли мгновенно смешались, словно несобранный пазл, части которого никак не хотели собираться в единую картинку — их слишком много, они все пестрые и с разными уголками для соединения. В голове столько ощущений и переживаний, что… Что я впервые не знала, как быть. Я попала в тупик, где единственный выход — пробить стену и убежать. Неправильный выход, но другой идеи нет.

И я, отчего-то прикрыв ладонью пылающие губы, убежала раньше, чем Марк успел мне что-то сказать. Он меня звал, но я не обращала внимания. Мне надо было подумать. Проанализировать. Принять. Что именно? Что Марк меня… почти поцеловал?

Что это вообще на него нашло?

И как теперь быть?

Еще я не понимала реакцию своего тела. Почему мне так жарко? Так удушающе жарко, будто стою под солнцем, а лучи касаются только тех участков кожи, где побывали пальцы Марка.

Сначала я хотела написать брату, что все в порядке, и предлагаю этот случай забыть, но не нашла свой телефон в рюкзаке. Оказалось, я его забыла в кабинете, а Карина нашла смартфон и отнесла охраннику. Забирала мобильный дрожащими руками и очень нетерпеливо — думала, Марик меня обыскался. Мы поговорим, и все снова будет хорошо. Я наверняка все не так поняла…

Но как же я удивилась, когда не смогла отправить ему сообщение.

“Вы не можете отправить сообщение этому пользователю, поскольку он ограничил круг лиц, которые могут присылать ему сообщения”.

Это ведь какая-то ошибка? Он не мог меня заблокировать…

Растерянная, раздосадованная и обиженная, я долго гуляла по полупустой школе и продолжила бы бездумно ходить с этажа на этаж, если бы не папа.

— Полина, где ты? — первым же делом спросил он недовольно. Судя по тону, он зол.

— Я еще в школе, па, — ответила я и осторожно задала вопрос: — Что-нибудь срочное?

— Неважно, — отмахнулся мужчина. — Лучше скажи, где Марк?

Мне стало нехорошо. Вдруг подумалось, что отец мог каким-то невероятным образом узнать о том, что… что чуть не произошло.

Нет, нет, нет.

Стыд накрыл с головой, отчего разгорелись пунцовым румянцем щеки.

— Я его не видела, — дрогнувшим голосом сообщила я.

— Вот паршивец, — прошипел папа. — Если встретитесь — пусть срочно идет домой.

Я пообещала, что так и сделаю, и, завершив вызов, направилась в сторону кладовой, по пути пытаясь дозвониться до брата.

Конечно, это было бестолку — он заблокировал меня везде.

Помещение, где хранили всякий ненужный инвентарь, было пустым, холодным и неуютным. Лишь на белой стене, еще два часа назад чистой, виднелись пара кровавых пятен. Точно от удара кулака…

Несколько секунд озадаченно смотрела на следы, а затем принялась искать свою тетрадь с двойкой, но не нашла.

***

— Марк, еще раз уточняю: это были ты и твои друзья? Ты в здравом уме ограбил магазин?

— Киоск, — тихо поправила я, но умолкла, едва отец строго на меня посмотрел.

Я перевела взгляд на брата. Тот стоял почти неподвижно и не уронил ни звука. Ему словно было все равно… Разве он может быть безразличен к своей судьбе? Папа же хочет его отослать в закрытую школу! И если сейчас сделать хоть что-нибудь, то, возможно, он передумает. Довлатов-старший отходчивый человек, надо просто найти смягчить его.

"Ну же, солги", — мысленно взмолилась я. Мне безумно хотелось подойти к Марику и взять за руку, поддержать. Он как только переступил порог, так отец и начал допрос. Откуда-то ему было известно о том, что творилось прошлой ночью, хотя я думала, что брат рассказал про это только мне.

— Марк, не вынуждай повторять уже трижды или повышать на тебя голос, — у папы уже сдавало терпение. Он хмурился, на лбу залегла жесткая складка, а голос обжигал холодом.

"Солги, Марик, миленький!", — повторяла я про себя, вслушиваясь в напряженную тишину и ожидая насмешливое "нет" и грубую шутку в стиле Марка.

Однако я получила иное. Прожигающий насквозь взгляд парня и бесцветное:

— Да.

— Что "да"?! — взревел отец. — Ты ограбил?

Я ведь знаю, что это не так, что он ничего не взял, но едва открываю рот, начинает говорить Марик.

— Я.

Мне в этот миг захотелось его стукнуть! Что за дурак? Зачем он так? Я ведь даже с тетей Машей договорилась о том, как отстранить от этой истории брата, а тут… Дурак, других слов нет.

— Ладно. А бутылки из-под виски? Тоже ты? — кажется, папа сам не желал рубить с плеча и ожидал хоть каких-то оправданий, чтобы не совершить то, о чем будет жалеть.

— Я. — Марик оставался невозмутимым. — И что?

Что он творит?! Злит родителя еще больше, вместо того, чтобы признать свою вину и рассказать правду.

— Вот паршивец! — прошипел вконец разъяренный папа. — Я тебе даю все, что в моих силах, чего тебе еще не хватает?! Что, твою мать, тебе не хватает, что ты начал выпивать в пятнадцать и воровать?! Может, ты еще и куришь?

— Может и курю, — безучастно отозвался брат. — А тебе не плевать? Как было плевать все четырнадцать лет до этого? Когда это ты успел стать любящим папашей, а?

О, Боже…

— Марик, замолчи! — взмолилась я. — Па, не слушай его, он просто с ума сошел, он говорит не то, что хочет. Ну па-а-ап, прошу тебя, давай он сначала успокоиться? Он же все врет, он не виноват…

— Поля, не вмешивайся! Иди в свою комнату! — впервые отец поднял на меня голос.

Я вздрогнула от неожиданности и сделала несколько шагов назад, беспомощно переводя взгляд с папы на Марка и обратно. Однако никуда не ушла. И не уйду. Я должна хоть как-то помочь.

Не смогла. Я ничего не смогла сделать, и из-за этого чувствовала себя отвратительно. После еще десяти минут тирады от родителя, который пытался до последнего достучаться до безучастного брата, он постановил:

— Мое терпение закончилось. Собирай свои вещи.

— Пап… — я со слезами на глазах посмотрела на него.

— Ни слова, Полина! Все уже решено.

А Марк обжег меня холодом своего взгляда, и в нем, среди арктического льда, я отыскала презрение… Ко мне. А затем он быстро поднялся по лестнице и скрылся в коридоре.

Я побежала следом, чтобы догнать и расспросить его, но от большой спешки я упала на ступеньке, разбив в кровь колени. Но даже боль меня не остановила, однако я все равно не успела. Марик запер дверь в свою комнату, и как бы я не стучала и просила открыть, он меня игнорировал.

— Марик, пожалуйста…

Он словно замуровал себя в непробиваемый кокон, сквозь который звук не доносился. И ни мои слезы, ни просьбы — абсолютно ничего он не слышал. А я просидела до позднего вечера у него порога, ожидая, что он выйдет, что мы снова помиримся, и все снова станет хорошо.

Не стало.

Ничего не стало хорошо.

Я много раз говорила отцу, что Марк не грабил киоск. Рассказывала ту версию, что он мне поведал, но, как бы сильно не старалась уговорить его изменить своё решение, он оставался непреклонным, да и Марик не сопротивлялся. Ему было всё равно, что его отправляют в исправительный центр для трудных подростков. Как позже выяснилось, надолго.

Он уехал рано утром, даже не пожелав попрощаться со мной. До этого все дни перед отъездом брат не выходил почти из своей комнаты и не сказал мне ни слова. Я не понимала, что не так, и до последнего пыталась с ним помириться.

Первые три месяца жизни без Марка дались тяжело прежде всего мне. Папа тоже волновался, но он в это время с головой ушел в работу, правда, неизменно каждый вечер звонил в центр и узнавал, как у его сына прошел день. И все три месяца ему очень скудно отвечали, что ребёнок неохотно идёт на контакт. Я же не могла себе позволить избавится от мыслей о нём. Мой день начинался с его имени и заканчивался им же.

Когда впервые было позволено посетить его… он просто не вышел. Это больно ударило, словно ладонью по лицу наотмашь. Понятно, что силой бы его никто не заставил, а значит, мы не смогли его увидеть.

Через месяц ситуация повторилась, но отец нашел точку давления. Оказывается, он выкупил квартиру его матери и поставил брату условие, что если он хочет её заполучить, ему придётся идти на компромисс. В противном случае она будет продана, и это сработало.

Но когда я встретилась с Марком, поняла, что он стал абсолютно чужим. Брат закрылся и не смотрел на меня, ведя беседу только с отцом, но и та казалась крайне напряженной. В последний момент папу позвала сотрудница центра, и мы с братом остались наедине. Не зная, что сказать, я ляпнула первое, что пришло в голову. Вопрос, который мучил каждый день просто сорвался с языка:

— Как ты?

Марик будто подобрался весь. Сунул руки в карманы толстовки и откинулся на спинку дивана. Он даже не взглянул в мою сторону. А я поняла, какая дура. Конечно, плохо! Четыре месяца вдали от дома, полностью оторванный от внешнего мира. Он вправе обижаться на нас с отцом, но… почему у меня такое чувство, что я одна виновата перед ним?

— Мари…

— Не смей больше называть меня так, — рыкнул он, порезав злым взглядом. — Ты для меня пустое место.

И я замолчала, закусив губу от боли, что вздулась в груди, как морской ёж, и царапала меня изнутри.

Но я не понимала, в чём моя вина. В том, что оттолкнула, когда поцеловал? Так ведь мы брат и сестра! Это… так не должно было случится.

Как итог, еще через несколько месяцев, я перестала ездить к нему. Не хотела наталкиваться на абсолютный игнор и те злые взгляды, что он бросал на меня при встрече. В центре он провёл два года. На выходные домой приезжал очень редко, но каждый раз умудрялся сбегать из дома. В один из таких дней у нас случилась первая за много месяцев стычка. Брат разбил одну из ценных вещей, что хранилась на кухне, на самой высокой полке. Мамина любимая чашка. Мы с отцом её не трогали, всегда бережно относились, и Марк был в курсе, как дорога нам эта вещь.

— Не будь придурком, Марк! Я же знаю, что ты не такой! — просила я, схватив его за рукав толстовки.

Он собирался уйти, прихватив с собой кухонный нож. Не ведала, зачем он ему понадобился, но мне стало очень страшно, что он натворит что-то ужасное.

Брат ухмыльнулся, протянул руку и просто стряхнул чашку на пол. Осколки брызнули в разные стороны, как драгоценный жемчуг. Потрясенно замерла, не в силах поверить собственным глазам и не в состоянии вымолвить ни слова. Он же осознавал, как дорога нам эта вещь!

— Не лезь ко мне, неженка, — усмехнулся брат и выдернул из моих ослабевших пальцев рукав толстовки.

И словно ничего не произошло, он спокойно направился к себе. А я встала на колени у осколков и, давясь слезами, собирала каждый из них. Поранила кожу, но это казалось пустяком по сравнению с тем, что творилось у меня внутри. Марк своим поступком всадил тот самый кухонный нож мне в сердце и душу. Глубоко. А затем провернул лезвие, чтобы мне было как можно больнее.

— Полина? — удивился папа, едва вошел в кухонную зону. — Что случилось, милая?

— Марк разбил мамину чашку, — прошептала я, стирая соленые капли с щек, при этом явно оставляя кровавое пятно на коже.

— Он случайно. Вставай, Поля, я обработаю твои пальцы. Ничего страшного, — голос отца дрогнул — солгал, — это всего лишь вещь.

Я знала, что не случайно. Он хотел и сделал.

— Да, пап, Марк случайно…

Склеить чашку мне не удалось — слишком мелкими оказались отколотые части. Вообще, фарфор очень похож на отношения между людьми. Такой же хрупкий, тонкий… и такой же не вечный. Разобьешь и потом не соберешь. А если попытаешься, то ранишь себя, умножая шрамы.

__________________________________________________________

Аркем* — вымышленная психиатрическая больница в городе Готем-Сити из комиксов вселенной DC Universe.