Глава 1.

– Август месяц 2031- го, лето достигло своего знойного пика и все так непривычно, так по- новому в Сирии.... Я не была здесь три года после окончания стажировки в Дамасском университете, а кажется, что лет десять. Как было здесь тогда, еще в мирное время, когда никто и помыслить не мог, что все так стремительно завертится. Тихо, спокойно, красиво, мило, душевно… Эта страна была оазисом толерантности и спокойствия в арабском мире, уже не первое десятилетие сотрясаемого внутриполитическими пертурбациями. Впрочем, регион всегда представлял собой огромную пороховую бочку… А потом эта бочка в очередной раз «задымила», и в Сирии все стало стремительно нестись в пропасть. Знаете, как при горном обвале, при сходе сели… И Я оказалась в этой массе, среди обломков страны и судеб других людей. Гражданская война не щадит никого. Это худшее, что может произойти с государством. Когда брат становится врагом брату, когда ненависть везде, когда боль повсюду. Эта боль жжет тебе ноги, она втаптывает в грязь твое достоинство, она калечит твою судьбу вне зависимости от того, на какой ты стороне баррикад… Ты воюешь и горишь сердцем за свою правду, а когда пути назад уже нет, оглядываешься и понимаешь, что все то, за что ты воевал – нынче пепелище… И уже все равно, кто был прав, а кто виноват… Весь этот ужас свалился на Сирию совершенно неожиданно. Казалось, страна была намного более устойчива к внешнему воздействию, да и народ здесь жил неплохо., наученный тяжелым политическим прошлым – волнения там происходили далеко не первый раз. По крайней мере, всем со стороны так казалось… Я до сих пор пытаюсь понять, когда же был спущен этот курок национального раскола. Когда люди в Сирии начали разделять себя на религии, конфессии, кланы… Не было этого всего, а потом вдруг появилось – и в таком гипертрофированном виде. И вот, на этом пепелище оказалась и я… Хотя давайте по – честному, в августе 2031 года я прилетела в Дамаск, где все еще было относительно спокойно. Революция традиционно, как много лет назад, начала тлеть в сердце страны – Хомре. Всего каких -то 150 км пути по прямой дороге от столицы, а ощущение, что несколько тысяч километров, несколько лет… Дамаск все еще пытался жить своей привычной жизнью, хоть из пригородов уже доносились отзвуки боестолкновений. То и дело происходили теракты, одинокие минометные обстрелы могли накрыть один из центральных районов, а военных и блокпостов стало больше, чем магазинов с традиционными сирийскими лепешками. Теми самыми, которые являются прообразом итальянская питты, в свое время привезенной из этих краев Гнеем Помпеем Великим вместе с местными рабами и другими трофеями в Рим.


Так уж получилось, что особого выбора у меня не было. Я потеряла родителей, когда мне было всего два года. Да что там говорить, я их не знала. Из родственников на связи была только тетя – Бэлла Константиновна. Ну как из родственников, номинально. Родственного тепла я не чувствовала никогда. Росла в элитном интернате. Тетка время от времени меня там навещала. Приезжала всего на полчаса раз в месяц, холодная, надменная и богатая. Оценивающе смотрела на меня, разговаривала с классной руководительницей, потом подходила ко мне, брала за подбородок и вглядывалась в лицо… Всего пару минут – и вот, неприступная родственница опять упархивает в своем шикарном автомобиле с водителем в неизвестном направлении… Я никогда не была у нее дома. Ничего не знала о ее жизни. А та холодность и важность, с которыми тетка смотрела на меня, словно возводили неприступную крепость перед желанием попроситься уехать с ней, за пределы интерната… Я переживала и скучала… С самого раннего детства ни одной фотографии родителей, ни одной вещи, доставшейся от них… Из- за этого, наверное, я была тихой и нелюдимой, предпочитая компании сверстниц – сплетниц книги и фантазии.


Влада задумалась, слегка прикрыла глаза, вспоминала… Пациентам всегда очень непросто начать рассказ о своей жизни… За свою многолетнюю карьеру Анна Петровна не знала ни одного из них, кто бы не стал вдаваться в ненужные детали, упуская из вида главное. Всем хотелось объять необъятное и показать специалисту мир своими глазами, чтобы быстрее получить долгожданную «таблетку от всех болезней», пусть и душевных. Влада оказалась исключением – доктор была рада любым ее рассказам, потому что это все же лучше, чем многомесячная игра в молчанку…

– Я была прилежной ученицей, занималась спортом. Тетка настояла, чтобы в мою программу обучения ввели танцы и гимнастику. Я выросла в стройную гибкую девочку. Школа была позади – и благодаря усилиям Бэллы Константиновны и муштре учителей я поступила в институт… Я никогда не забуду тот день, когда впервые села к ней в машину. Думала, что, наконец, познакомлюсь с ее семьей, войду в ее жизнь, как родственница, но та лишь привезла меня на съемную квартиру и сказала, что отныне будет оплачивать мое проживание в доме недалеко от института, а в ответ ожидает от меня прилежной учебы и пристойного поведения, в том числе… никаких «мальчиков – сопляков», как она выразилась.

У тетушки, занимавшейся, с ее же слов, «формированием меня как личности», были связи в арабистической среде Москвы. Так я и попала на специальность журналиста – арабиста в институт Востоковедения. В 16 лет я плохо понимала, что вообще такое арабский мир. Понимала ли это она, я тоже не знаю. Сейчас догадываюсь, что, конечно, понимала, – сказала Влада с горькой усмешкой, потом задумалась.

– Мы мало разговаривали. За все эти годы помимо прочих своих навыков я усвоила главный – не задавать ей лишних вопросов. Арабский – значит арабский. Я выучила этот сложнейший язык путем многочасового просиживания своей задницы за столом. «Моим делом было учиться» – так говорила Бэлла Константиновна, а там она -де все решит. Решила. Преподаватели были ко мне лояльны и внимательны. В репетиторах, дополнительных занятиях, стажировках, в том числе и недешевых языковых курсах в Дамасском университете в Сирии, мне не отказывали. Еще в последний год учебы в магистратуре я попала на распределение в журналистское агентство «ЭРА», где традиционно нужны были арабисты. Так начался мой скромный путь в профессии. Азарт приходит во время игры. Я втянулась, увлеклась арабской культурой, танцами, искусством. Полюбила язык. Теперь хотелось большего – хотелось работать и расти карьерно. Благо, что примеров было много. Журналисты – арабисты легко и быстро делают себе имя, потому что Ближний Восток щедр не только на солнце, но и на «горячие точки». Но меня, неопытную и зеленую, не спешили отправлять в регион, да и серьезного повода не наблюдалось. Да, то и дело обострялись арабо -израильские отношения, но на этом направлении работали «свои», ничего нового там изобрести не получилось бы. Я сидела в Москве штабной крысой, занимаясь преимущественно переводами каких -то бесконечных арабских статей «в стол», хоть мой начальник и говорил, что это просто идеальная работа для молодого сотрудника – набиваешь руку, подтягиваешь язык… Я хотела в поле, я жаждала славы. Настал и мой звездный час. Здесь и сейчас.

Очередная арабская весна…Социальные противоречия, недовольство властью, религиозные конфликты – все это в одночасье прорвало плотину действовавшего на Ближнем Востоке уже не одно десятилетие статуса -кво. Целая плеяда стран опять, как много лет назад, были охвачены революционной горячкой с разной степенью интенсивности вооруженных действий. Для этих государств и проживающих в них людей эта арабская весна стала трагедией, а для нас, журналистов, неиссякаемым кладезем тем и информации для самопиара. Сколько новых имен заняли свое место на журналистском пьедестале благодаря молниеносному реагированию на происходившее. Да кого только здесь не было – штатные корреспонденты, стрингеры, блогеры, гонзожурналисты. Параллельно с традиционной войной, на Ближнем Востоке шла более изощренная и противоречивая – война информационная. Когда в марте 2031 года арабская весна началась и в Сирии, я поняла, что это мой лотерейный билет…

Загрузка...