Соловьеву потребовалось несколько секунд, чтобы осмыслить эту фразу. «Мне надо работать».
Как бы звучал ответ при нормальном положении вещей? «Встретимся после работы?» и никаких проблем. В моем случае все сложнее. Он сам сказал. И я знаю, что все действительно чертовски сложно. Это не та профессия, которую можно уважать.
Есть большая разница между «Прости, сегодня не могу, мне надо писать диплом этим вечером» или «Вообще-то я должна сегодня поработать с вибратором на камеру. И лучше успеть сделать это дважды».
Он знал, кто я и обращался со мной в офисе утром так же, как мужчины обычно относятся к женщинам, торгующим своим телом. Не знаю, как узнал. Даже думать не хочу, хотя это и глупо. Все тайное становится явным, так учили в детстве рассказы Драгунского, и это действительно так.
Казалось, я успешно разделяю два мира – один онлайн, в котором я – голая искусительница. И другой – оффлайн, обычная студентка, в одежде и без вибратора в руке.
Он видел, как я делаю это. Не знаю, какую из сессий, но это ведь не то, о чем можно просто так спросить, эй, как тебе мои новые анальные шарики? Иногда я удивляла подписчиков. Не зря я продержалась столько лет в первых позициях чата. У меня не было выбора, но понимает ли это Соловьев?
Вообще не представляю, как говорить об этом открыто. Я ни с кем еще не говорила. Ленка работает в том же чате, она не в счет. Никто не знал о моей тайной ночной жизни. Не знаю, какой вообще нормальный парень готов смириться с этим.
Хотя… Наверное, ничего серьезного у нас и не будет. Не с такой профессией.
Только секс на одну ночь. Хороший, наверное, секс, но все же.
Я могла бы взять отгул на сегодня. Такое не поощряется, но всякое бывает, можно списать на технические неполадки, в конце-то концов. Выйти в сеть позже… Или отработать двойную смену после.
Я бы попросила Ленку заменить меня на одной из сессий, если бы Соловьев не знал правды. Тогда бы я врала напропалую, как делала это с тем парнем в августе, но не продержалась и две недели. Да и секс с ним был не тем, ради чего стоило терять деньги так часто.
Соловьеву врать бесполезно. Он знает, кем я работаю. И должен понимать, что даже после ночи с ним для меня ничего не изменится.
У него хорошая выдержка.
– Тебе надо работать, – только и повторяет он за мной, обдумывая каждое слово.
Чувствую, как он отстраняется. Вижу, как хмурится.
– Лера, я должен кое-что спросить, ладно?
Киваю.
– Ты всегда работаешь одна?
– Да.
И это честный ответ, по крайней мере, я так думаю. Пока не вспоминаю о справках и договоре с Серегой на воскресенье вечер. Ладно, сегодня суббота. Решаем проблемы по мере их возникновения.
– Только ты и твои пальцы?
– Иногда вибратор, иногда – два.
Соловьев нервно сглатывает.
– … Но всегда одна, – быстро заканчиваю фразу.
Он упирается одной рукой в капот, а второй ерошит собственные волосы.
– И ты не можешь сегодня пропустить? Никак?
– Могу, но я потеряю деньги. А они мне нужны.
Я хочу быть с ним честной. Теперь. Раз уж он и так знает правду. Не только про меня, но и про бабушку.
– У тебя были парни, которые знали… что ты делаешь?
– Нет.
Разговор дается ему с трудом, но ничего с этим не поделать. Не знаю, как об этом говорить иначе.
– Послушай, то, что я видел… Все это очень быстро закончилось.
Теперь ясно, когда он смотрел на меня. Мой единственный фиаско, по закону подлости сразу после нашей встречи.
– Да, вчера это было очень быстро, – киваю. Не уверена, но, кажется, у меня горят щеки. – Я думала о тебе.
Вот теперь у него отваливается челюсть.
Я тоже прекрасно понимаю, зачем мужчины смотрят такие видео. И ясно, чем Соловьев занимался до или после. Хотя не ясно, успел ли он вообще кончить за эту короткую сессию прошлой ночью.
Вид у него такой, как будто я своими глазами застукала его за мастурбацией.
Криво усмехаюсь.
– Ты ведь смотрел на это… с одной целью.
– Ага, – выпрямляется он, хватает за талию и притягивает к себе. – Хотел тебя забыть.
– Не вышло, судя по всему, – сжимаю его член через джинсы.
Он хрипло стонет.
– Не делай так, иначе я никуда не отпущу тебя сегодня, – шепчет он, поглаживая большим пальцем мои губы.
– Тебе и не нужно меня отпускать.
Соловьев отстраняется.
– Что ты сказала?
До меня с запозданием доходит, что я только что ему предложила.
– Э-э-э… – тяну я. – Ну я имела в виду, что…
Это самое безумное предложение, которое я когда-либо предлагала мужчине. Даже когда в садике предложила сбежать всей группой на Северный Полюс – это и то было реальней.
– Ты хочешь, чтобы я смотрел на тебя… В живую, – припечатывает Соловьев и вжимает меня в капот. – Серьезно, Лера? Ждать рядом, пока ты кончаешь для других? Это ты предлагаешь?
Он на взводе и едва сдерживается. А я не могу ответить, потому что он терзает мои губы прерывистыми поцелуями, а его рука пробирается под одежду, под лифчик, который он так и не расстегнул сегодня. Я вздрагиваю, когда его холодные пальцы касаются меня.
Низ живота пылает огнем. Если я коснусь себя сейчас, то кончу еще быстрее, чем вчера.
Хватаю его водолазку и заставляю нагнуться.
– Если ты так и не переспишь со мной сегодня, Соловьев, я тебя прокляну. Мне надо поработать, а значит, ты останешься рядом. Можешь не смотреть, если не хочешь. Но будь уверен, кончать я буду только для тебя.
Он натурально рычит и почти опрокидывает меня на капот, губы горят от его поцелуев. Щетина колется сильнее. Он ударяется бедрами о мои разведенные ноги.
– Это самая безумная вещь, которую я когда-либо слышал.
А потом он приподнимается, нависая над капотом и мной, и говорит:
– Но я был бы еще большим безумцем, если бы отказался. Так что не смей кончать, Лера. Ты обещала.