Опасная связь

ГЛАВА III — Наложница дьявола

Деклан

Мой член давит на ширинку так сильно, что она вот-вот лопнет. Я тихо рычу себе под нос.

Тот факт, что она трахнула дубинку в Rolls Royce, потягивая шампанское, был спланирован, но я не ожидал, что это ударит по мне так сильно, пока я наблюдаю. Хотя, наверное, должен был. Это же, в конце концов, Миа Роджерс, женщина, которой я одержим уже семь лет.

Я не дрочил в машине с тех пор, как ночами торчал возле ее общежития в колледже, следя за ее окном, но придется сделать это сейчас. Мой член стал твердым, как гребаный бетон. Я сжимаю его через брюки, давлю так сильно, что костяшки белеют.

Я поклялся себе, что сначала измучаю ее до предела, заставлю умирать от желания, прежде чем вогнать свой член в ее киску. Я даже специально вставил себе стальной шип — ради того дня, когда преподам ей последний урок. Урок, который она получит только тогда, когда станет умолять об этом. Но я, черт возьми, не продержусь так долго.

Не без того, чтобы преподнести ей головы ее ухажеров на золотом блюде. Или душить их одного за другим прямо перед ее глазами, пока они не закатятся, а языки не вывалятся.

Мой член дергается при одной только мысли. Заставить ее мастурбировать, пока я душу этого ублюдка Никко, просто чтобы показать ей, что значит даже посмотреть на другого мужчину, — это новый уровень извращений. Идей у меня еще вагон и маленькая тележка, а я не тот, кто будет колебаться.

Я ублюдок, который получает удовольствие, делая все самым сложным способом. Если бы я не научился наслаждаться тем, как уничтожаю людей, я бы не дожил до своего десятого дня рождения. Именно чувство жестокости спасло мне жизнь. Оно же привело меня на вершину игры и удерживает меня там.

Мой отец был монстром, но он преподал мне пару ценных уроков. Например, о том, что в мире есть только два типа капитала — деньги и страх. Освоишь оба — и человечество у твоих ног.

Зарабатывать деньги и держать людей в страхе стало для меня второй натурой. А мы все начинаем любить то, в чем хороши.

Вот он я, извращенный ублюдок, который точно знает, на какие струны нажать, чтобы подчинить людей. Просто потому, что я принимаю истину — под кожей мы все монстры. И я получаю удовольствие, играя на этих струнах. Какую же прекрасную музыку они издают, особенно когда я затягиваю их вокруг чьей-нибудь шеи, выдавливая из него жизнь. Эта музыка — моя любовь.

Я наклоняю голову, как хищная птица, обдумывая это слово — «любовь». Осколки чувства, которое я никогда по-настоящему не испытывал. Кажется, я был близок к нему с Мией Роджерс, но это была искаженная версия того, что я видел у других пар. Ее изуродованный кислотой двойник.

Именно поэтому она никогда не выберет меня по собственной воле. Вот почему ее нужно настроить. Если у нее когда-нибудь появится возможность уйти от меня, она обязательно ею воспользуется.

Я вспоминаю ту ночь семь лет назад, когда преподал урок ее обидчику прямо у нее на глазах. Именно тогда она увидела настоящего меня. Реальность Деклана Сантори далека от красивой маски миллиардера, на которую такие женщины, как Лукреция Стейнард, мастурбируют. И только Миа Роджерс знает об этом.

Единственная, кто когда-либо понимал меня, еще до того, как узнал. Она почувствовала мою тьму так же, как я с самого начала ощутил маленькую извращенку в ней. Именно это притянуло нас друг к другу задолго до того, как мы произнесли первое слово на кампусе.

После Мии Роджерс у меня было много женщин. Бесчисленное множество. От самых роскошных моделей до самых желанных светских львиц, многие из них умели влезать мужчине под кожу. Но ни одна не смогла пробудить мои чувства так, как это сделала моя маленькая шпионка. И ни одна даже близко не сравнится с тем, каким фантастическим трахом она является. Один раз попробуешь ее — и пути назад уже нет.

Нет. Эта женщина либо моя, либо ничья.

Я провожу пальцем по экрану, разблокирую телефон и нажимаю вызов.

— Чем могу помочь, сэр? — раздается голос моего ассистента.

— Разошли приглашения, — говорю я. — Мы переносим мероприятие на две недели раньше.

Пауза. Он не может мне отказать, но я знаю, что требую невозможного. Для кого угодно другого это было бы неподъемной задачей. На мероприятие приглашены крупнейшие игроки, самые влиятельные люди мира. Их время — это священный ресурс, с которым не шутят. В совокупности мы обладаем такой мощью, что, объединись она, мир взлетел бы на воздух, как от ядерной бомбы.

Но они не пропустят The Rite, даже если это убьет их.

Для многих The Rite — это главное событие года. Это время, когда они могут отпустить контроль и удовлетворить свои самые темные желания, те тайные страсти, которые они держат под замком. Иногда их истинные желания шокируют даже их самих. Это и есть мой талант — я знаю, на какие кнопки нажать, еще до того, как они поймут, что такие кнопки у них вообще есть. А когда они понимают цену, которую за это придется заплатить, уже слишком поздно.

Для остального мира The Rite — это элитный бал, возможность для сливок общества блеснуть самыми экстравагантными нарядами и насладиться зрелищем, которое может соперничать с любым фестивалем в Монако. Но то, чем The Rite кажется, и то, чем оно является на самом деле, — две совершенно разные вещи.

The Rite — это моя персональная ловушка смерти.

И теперь Миа Роджерс получает VIP-пропуск — прямо туда, в ад.

Миа

ВСе УТРО Я НАХОЖУСЬ в состоянии раздрая, прокручивая вчерашний разговор с Декланом в машине. Чертова пробка делает передвижение по съемочной площадке настоящей пыткой, а ведь приходится таскаться туда-сюда, выполняя кучу идиотских поручений для Лукреции.

Она буквально не в себе после шоу с Декланом. Он явно задействовал какие-то сверхвлиятельные связи, чтобы меня не уволили, потому что сомнений нет — Лукреция наверняка пыталась вышвырнуть меня с работы. Но поскольку у нее это не вышло, она срывается на каждом шагу, делая жизнь невыносимой не только мне, но и всем остальным.

— Теперь она хочет, чтобы я заменила эту пуговицу, что просто бред, потому что это чертовски дорогой Dolce на заказ, — в отчаянии пищит Кристен, держа одну из блузок Лукреции в одной руке, а другой подталкивая свои огромные очки на крошечном носу. Они все время сползают. Она обычно светлый лучик на площадке, поднимающий всем настроение, но в последнее время она сама на взводе. — И еще она хочет, чтобы ты позвонила парню, который занимается люстрами, чтобы заменить маленькие лампочки на более яркие. И чтобы все было сделано до прихода ее гостя!

Я ругаюсь себе под нос. Конечно, еще одна невыполнимая задача.

— Это нельзя организовать так быстро, — говорю я скорее, чтобы выпустить пар. Мы все прекрасно знаем, что я сделаю все возможное и невозможное, чтобы это произошло. — Эти чертовы лампочки вообще не влияют на освещение, у нас для этого есть прожекторы.

— Полный бред! — доносится голос с другой стороны съемочной площадки.

Кристен украдкой бросает взгляд в сторону гримерной Лукреции, словно та может услышать даже на таком расстоянии.

— Она как с цепи сорвалась после шоу с Декланом Сантори, — говорит Кристен, заправляя за ухо прядь густых каштановых волос. — Ей ненавистно, что он выбрал тебя, даже если только, ну, ты знаешь… ради того, что произошло.

— Да, — выдыхаю я, чувствуя на себе взгляды и слыша перешептывания за камерами и оборудованием. Группы людей, с которыми я раньше смеялась, весело проводила время и ради которых хотелось приходить на работу, теперь говорят со мной через сжатые губы.

— Кажется, даже говорить со мной для них теперь проблема, — тихо бросаю я.

Кристен поднимает на меня взгляд, и я спешу поправиться:

— Кроме тебя и Лиама, конечно. Вы всегда были потрясающими.

Как по сигналу, Лиам появляется с основного съемочного места, таща огромный штатив, который явно должен был оставаться на месте. Его медвежья фигура согнута под тяжестью конструкции, и он ругается, когда ставит ее рядом с нами. Клянусь, земля чуть ли не содрогается, когда он его опускает.

— Эта женщина совсем свихнулась, — бормочет он, его лицо заливается красным. Сделать Лиама злым — почти невозможная задача. За все время, что я его знаю, я ни разу не видела, чтобы он терял самообладание, но, похоже, Лукреции удалось это сделать. — Какого черта этот штатив нужен где-то здесь, в заднице мира? Если он ей больше не нужен, она могла просто приказать отправить его на склад. Она специально издевается над нами.

Попытка зафиксировать штатив проваливается, и тот с грохотом падает ему на ногу. Лиам ругается, как миллион чертей, хватаясь за ногу, но его живот мешает нормально ухватиться. Он скачет на месте, еле удерживая равновесие, пока в комнату не заходит директор съемок.

Его взгляд скользит по нам, и он явно хочет что-то сказать, но в итоге передумывает. Мы все втроем выдыхаем с облегчением. Нам точно не нужны дополнительные задания к идиотским требованиям Лукреции, и это понимают даже такие придурки, как директор съемок.

— Одно я поняла про таких, как она, — шепчу я. — Они не остановятся, пока не поставить их на место. Пойду поговорю с ней.

Глаза Кристен расширяются за ее очками, и она идет за мной, пока я направляюсь к гримерной Лукреции быстрыми шагами.

— Миа, а что если она тебя уволит?

Я фыркаю, ставя одну уверенную ногу перед другой.

— Ну, пусть попробует меня уволить, посмотрим.

Я даже не утруждаюсь говорить тише, чтобы все знали, куда я направляюсь и зачем. Их взгляды преследуют меня. К своему удивлению, замечаю на некоторых лицах странное выражение. Если бы я не знала лучше, сказала бы, что это уважение. Мои брови хмурятся, и решимость только крепнет.

Деклан, возможно, использовал меня на глазах у моих коллег, и те, кто не видел, уже все узнали, но он также использовал свою власть, чтобы защитить меня от утечек. Лукреция вряд ли сможет меня уволить хоть в какой-то реальности. Ему нужно, чтобы я продолжала стремиться к славе и успеху, чтобы он мог мной манипулировать. Поэтому люди не смотрят на меня, как на его шлюху. Они смотрят, как на его протеже.

Ну что ж, почему бы это не использовать?

Я поднимаю руку, чтобы постучать в дверь Лукреции, но тут же меняю решение. Зачем стучать? Она все равно меня не уберет. И сейчас я позабочусь о том, чтобы она больше не нагружала меня и моих коллег бессмысленными заданиями.

Я распахиваю дверь и вхожу внутрь, высоко подняв подбородок, выпрямив спину.

Лукреция сидит за туалетным столиком в красном шелковом халате, работая с планшетом, пока команда визажистов хлопочет вокруг нее. Несколько стажеров из отдела костюмеров перебирают наряды, она без сомнения на них наорала. Они выглядят абсолютно напуганными. Ее волосы наполовину уложены в ниспадающие блондинистые волны с одной стороны, другая половина еще в бигуди, за которыми возится стилист.

— Да, Миа? — лениво говорит она, не отрываясь от планшета.

— Это нужно прекратить. Прямо сейчас.

Она поднимает бровь и ухмыляется, прекрасно понимая, о чем я говорю.

— Ну надо же, — произносит она с притворным удивлением. — Маленькая мышка наконец попалась на крючок.

Мои губы сжимаются в твердую линию, челюсть напряжена.

— Крючок?

Она откидывается в кресле, разворачиваясь ко мне лицом. Одним движением руки она разгоняет весь персонал, словно кто-то дунул в кучку пыли. Демонстрация силы исключительно для меня.

— Если это место становится для тебя проблемой, ты всегда можешь уйти, знаешь ли. Никто не держит тебя здесь силой.

— Ты не можешь меня уволить, поэтому пытаешься заставить меня уйти самой, — делаю я вывод.

Она выдавливает из себя фальшивый смешок.

— О боже, конечно же нет. Просто жизнь в этой индустрии — это испытание, и честно говоря… — она медленно оглядывает меня с ног до головы, изображая жалость, — …мне кажется, ты для нее не подходишь.

Моя ладонь начинает чесаться от желания влепить ей пощечину, но я делаю глубокий вдох и сдерживаюсь. В одном она права: эта индустрия действительно сложная, и чтобы выжить, нужно держать себя в руках. А это нелегко в мире, полном подонков, из которых Лукреция Стейнард— одна из худших.

— И если уж мы заговорили о слоне в комнате, — продолжает она, — ты человек без принципов. Ты готова переспать с кем угодно, чтобы пробиться наверх. Я должна сказать, что не одобряю такого поведения. Это нечестно по отношению к твоим коллегам.

Она делает паузу, явно играя на публику.

— Все здесь так усердно работают.

— Я тоже работаю на износ, — слова вырываются из меня, даже несмотря на то, что моя челюсть сжата до боли. Черт, как же я ненавижу стоять здесь, словно на суде, пока она восседает в своем красном шелковом халате, как гребаная королева.

Она медленно кивает, изображая на лице поддельное сострадание.

— Конечно, работаешь. Но конкуренция здесь жестокая, и ты поддалась искушению найти короткий путь.

Ее фальшивая доброжелательность становится еще более раздражающей, как будто ей это вообще неважно, будь обстоятельства другими.

— Я понимаю, многие так делают. Но не все из нас используют такие методы. И несправедливо позволять оставаться в игре тому, кто так поступает.

В комнате становится душно от напряжения, взгляды коллег тяжелеют, словно обвинительные приговоры. Раньше они так не думали, ведь они знали меня, знали, как я выкладываюсь. Но эта стерва сумела подбросить червячок сомнения в их головы.

Мне нужно ударить в ответ, но возмущение душит меня. Я сжимаю кулаки так сильно, что ногти впиваются в ладони, пытаясь удержать себя от дрожи. Я не могу двинуться ни на дюйм, не говоря уже о том, чтобы заговорить, зная, что она заметит, насколько сильно она на меня влияет.

— Это ведь не первый раз, когда влиятельный мужчина обеспечивает тебе место, правда? — продолжает Лукреция, чувствуя, что почва под ее словами уже подготовлена. — Твоя лучшая подруга замужем за Джаксом Воном, самым богатым человеком в Америке. Единственный, кто может сравниться с его властью, — это тот, чей член ты сосала пару недель назад.

Вот она, ее первая настоящая злобная атака. Стилист вздрагивает.

— Признайся, Миа, твое присутствие здесь несправедливо по отношению ко всем.

Лукреция обводит комнату жестом, словно указывая на остальных за ее спиной, но в ее движении чувствуется презрение, которое невозможно не заметить.

— Ты готова идти по головам, чтобы достичь своих целей. По нашим головам. Мы думали, что ты другая, но теперь все видят, кто ты на самом деле.

— А что будет, если я не уволюсь? — говорю я, стараясь удержать голос ровным.

— Что ж.

Она переводит внимание на открытые косметички на своем туалетном столике перед зеркалом, обрамленным лампочками.

— Тогда, полагаю, мне придется терпеть очень напряженную рабочую обстановку, а это никому не идет на пользу. Нервный босс, нервные сотрудники.

Давление, которое она оказывает на всех, чтобы добиться моего увольнения, буквально осязаемо. Я чувствую страх и ненависть, нарастающие в воздухе, исходящие от людей, которые раньше ко мне хорошо относились. Черт, я раньше приносила всем кофе из кафешки на первом этаже, а теперь они находят миллион причин, чтобы отказаться. Завтра, наверное, они просто швырнут его мне в лицо, даже не пытаясь быть вежливыми. С каждым днем ситуация будет только ухудшаться.

Разве что, конечно, как и Лукреция, они опасаются, что может сделать Деклан.

Я нервно закусываю внутреннюю сторону щеки, не зная, как реагировать. Кажется, что любое слово, которое я скажу, будет использовано против меня. Вся эта ситуация — как тяжелый груз на груди, и, во второй раз в жизни, я начинаю паниковать. В прошлый раз я видела выход — я сбежала от мужчины, который одновременно пугал и безумно возбуждал меня. Но теперь все выходы перекрыты, и моя сучка-начальница умело этим пользуется.

— Подумай об этом, Миа, — заключает она, ее голос медовый, но с явным привкусом яда. — Возможно, начать все с чистого листа где-то еще — не такая уж плохая идея. Где-нибудь, где люди не знают, ну, об… инциденте.

Я мечтаю, чтобы земля разверзлась и поглотила меня. Между этой мерзкой женщиной и пробкой, которую мой заклятый враг засадил мне в задницу, я полностью затрахана со всех сторон. Я сильная женщина, но чувствую, как начинаю трещать по швам. Никто не может выдержать такое давление. Мне нужно уйти отсюда, прежде чем я сорвусь и расплачусь прямо перед Лукрецией Стейнард, унизив себя перед ней и всеми остальными.

Я все еще стою лицом к Лукреции и остальным, чувствуя только стыд, когда мой телефон издает звук уведомления, и сердце подскакивает к горлу. Это тот самый особый звук, который я настроила для Деклана, поэтому мне даже не нужно доставать телефон из заднего кармана джинсов, чтобы понять, кто это. Да, в последнее время я хожу на работу в джинсах. Я уже деградировала даже по сравнению с невзрачным черным костюмом, потому что перестала чувствовать себя достойной носить что-то подобное. С тем образом, который у людей теперь сложился обо мне, продолжать носить костюмы казалось просто нелепо.

— Прошу меня извинить, — выдавливаю я, не дожидаясь, пока Лукреция даст мне уйти. По крайней мере, это не выглядит, как побег.

Я вытаскиваю телефон из заднего кармана джинсов, направляясь в темные углы съемочной площадки. Руки дрожат так сильно, что мне приходится несколько раз приложить экран к лицу, чтобы Face ID наконец сработал.

МЕРЗКИЙ УБЛ$$ОК: Тяжелый день на работе?

Я замедляю шаг, мои глаза нервно бегают по сторонам, проверяя, нет ли скрытых камер или шпионов. Затем снова смотрю на экран. Большими пальцами быстро набираю ответ.

Я: Благодарю моего заклятого врага.

Намеренно избегая места, где остались Кристен и Лиам, я пробираюсь мимо зрительских кресел и нахожу укромный уголок в тени. Здесь, за кулисами, темно, и это место особенно уединенное. Я сажусь на колонку с табличкой «Не работает» у занавеса, который отделяет съемочную площадку от комнаты для персонала. Вся взвинченная и согнувшаяся над телефоном, я начинаю ощущать, как пробка творит в моей заднице еще более странные вещи. Неприятными их не назовешь.

В напряжении, сидя здесь на корточках и скрытой от шума голосов из комнаты персонала, я чувствую нестерпимое желание мастурбировать.

Конечно, я этого не сделаю, особенно зная, какова вероятность, что Деклан как-то за мной наблюдает. Я не дам ему увидеть, как я кончаю из-за того хаоса, который он устроил в моей жизни. Но больше всего меня бесит, как его тотальный контроль и абьюз пробуждают во мне возбуждение.

Я давлюсь собственными слезами, кусая губы так сильно, что чувствую вкус крови.

Как ни стараюсь, я все равно начинаю всхлипывать впервые за долгие годы. Мне нужно выпустить это напряжение, иначе я просто сломаюсь.

МЕРЗКИЙ УБЛ$$ОК: Ты же знаешь, чего тебе хочется. Так что вперед, не стесняйся.

Я: Я тебе не марионетка, как Лукреция.

МЕРЗКИЙ УБЛ$$ОК: Если ты про тот разговор с ней, который был у тебя сегодня, я тут вообще ни при чем.

Тыльной стороной ладони вытираю сопли с носа, а затем снова зажимаю телефон в ладонях.

Я: У тебя же осведомители повсюду, да?

МЕРЗКИЙ УБЛ$$ОК: И даже больше.

Пауза. Я уставилась на три прыгающие точки, показывающие, что он печатает. Эти секунды кажутся вечностью. Когда сообщение наконец появляется, жар пробегает от сердца по всему телу.

МЕРЗКИЙ УБЛ$$ОК: Но ты все равно моя любимая маленькая шпионка. И ты никогда не бываешь одна. Я всегда с тобой. Всегда наблюдаю за тобой.

Я пытаюсь игнорировать волну возбуждения, пробегающую по телу, но больше не могу отрицать, что мне нравится, как этот ублюдок за мной следит.

Я: Ты ведь в топе одного процента самых богатых людей мира. Разве у тебя нет дел поважнее?

МЕРЗКИЙ УБЛ$$ОК: У меня полно дел. Например, управлять этой страной. Но ни одно из них не лучше, чем наблюдать за тобой. Это стало моей новой зависимостью.

Мои губы приоткрываются, я выдыхаю, взгляд бегает по сторонам, проверяя, есть ли кто рядом. Это безумие, но я реально думаю о том, чтобы засунуть руки в свои джинсы.

Я: Ты же не собираешься дать мне возможность отказаться от этого, да?

МЕРЗКИЙ УБЛ$$ОК: Ты же знаешь.

Я еще раз обвожу взглядом помещение, пытаясь понять, откуда он может за мной наблюдать. Здесь слишком темно, чтобы что-то разглядеть без прожектора.

Я: Лукреция начнет меня искать.

МЕРЗКИЙ УБЛ$$ОК: Тогда советую перестать тянуть. Убедись, что тебя не застукают за этим. Хотя, если честно, это только сделает твой оргазм сильнее.

Меня бесит, насколько хорошо он знает мои слабости. Но я тоже знаю его. Когда я кладу телефон, прислонив его к куче смотанных кабелей, до меня доходит: он, должно быть, установил жучок. Это единственное объяснение, как он может наблюдать за тем, как я расстегиваю джинсы, чуть приподнимая бедра, чтобы добраться до нужного места.

Я вспоминаю нашу первую ночь в его братском доме, когда он снимал меня на телефон, пока грязно использовал.

Может, я сделаю это таким же грязным.

Мои пальцы скользят по влажным лобковым волосам, а потом проникают внутрь. Я срываюсь на тихий всхлип от божественного ощущения, и дело не только в пробке, которая добавляет пикантной остроты. Все дело в нем, в масштабе того, как Деклан перевернул мою жизнь вверх дном — от карьеры до моих мыслей.

В том, как он загнал меня в угол здесь, заставляя заниматься этим самой, рядом с колонкой, за одними только шторами, отделяющими меня от зоны персонала.

Его имя — МЕРЗКИЙ УБЛ$$ОК — появляется на экране, когда телефон начинает звонить. Я наклоняюсь вперед, чтобы провести пальцем и ответить на видеозвонок, и пробка так идеально дополняет мои пальцы, что я не могу удержаться от стона, как раз в тот момент, когда его лицо появляется на экране. Клянусь, этого достаточно, чтобы я кончила, но я сдерживаюсь.

Его раскаленные черные глаза приковывают меня к колонке, изгиб его губ вызывает жажду. Я просто обожаю форму его острого, словно лезвие, подбородка с тенью щетины. Его лицо — воплощение недосягаемой божественности, но что-то в его взгляде, может быть, отсутствие моргания, придает ему нервный, безумный оттенок, который я нахожу пугающе привлекательным. Это всегда сводило меня с ума, и сейчас не исключение.

Решив заставить этого сексуального ублюдка страдать так же, как и я, я откидываюсь назад, выталкивая вперед бедра, чтобы он мог хорошо рассмотреть, как моя рука движется внутри джинсов. Мои костяшки периодически появляются в прорези расстегнутой молнии.

Он издает протяжный стон, его губы изгибаются в той самой знакомой манере, от которой мурашки пробегают у меня по спине.

— Только представь, насколько все станет интереснее, если ты выпустишь эти красивые сисечки, — говорит он, голос низкий и тягучий, как грех.

— Интереснее? — выдыхаю я, задыхаясь.

— Подумай, каково это было бы, если бы твои коллеги застукали тебя вот так. Как ты дрочишь по видеозвонку с ублюдком, который трахал тебя в рот в примерочной. Представь, если бы они нашли тебя с пальцами, глубоко погруженными в твою мокрую киску, и сисечками, подпрыгивающими от резких движений.

— А-а, черт… — слова сами срываются с моих губ, а Деклан отвечает низким, мужским смешком. Он прекрасно знает, что его слова и этот насмешливый тон делают со мной. Насколько меня заводит его унижение. Для всех остальных мужчин в моей жизни я всегда была дерзкой доминатрикс. Но для него я бы ползала на четвереньках с ошейником на шее и высунутым языком, готовая отсосать ему в любую секунду, как только он захочет, и при этом кончила бы так сильно, как сучка в течке.

Он наклоняется вперед, ослабляя галстук и расстегивая воротник рубашки. В этом положении я вижу намек на его мускулистую грудь под тканью. Его взгляд в камеру — как у вампира, изнывающего от почти неконтролируемой жажды, — заставляет мою руку двигаться быстрее. Мой клитор опухший, мокрый до безобразия, а пальцы буквально скользят в сливках. Бедра сами тянутся к руке, пробка в заднице доводит до полного безумия, пока я предлагаю себя экрану.

— Давай, покажи мне эти красивые сисечки, — мурлычет он.

Господи, я не выдержу. Вопрос не в том, сломаюсь ли я, а в том, когда это случится, — и мы оба это знаем.

— Покажи мне эти торчащие сосочки, Миа, — его голос сочится властностью. Но ему нравится то, что он видит, и это тоже его ослабляет, что подстегивает меня еще больше. — Готов поспорить, они стоят для меня. Я даже не буду говорить, чтобы ты представила мой рот на них, потому что я бы сделал совсем другое, если бы был с тобой сейчас. Нет, я бы зажал их пальцами, а потом надел бы металлические зажимы, пока ты трахала бы себя для меня, всем телом умоляя о моем. Я бы запустил прямой эфир на порно-сайте, чтобы люди смотрели, как ты стонешь и кончаешь ради меня. Чтобы видели, какой ты стала шлюхой для меня — по своей воле. Чтобы понимали, что тогда ты сбежала не от меня, а от себя самой, от своих желаний. Давай, обнажи их для меня.

Моя черная майка плотно облегает подтянутую грудь, подчеркивая бесчисленные часы, проведенные в спортзале. Внешне я — идеальная версия того, кем когда-то хотела быть, но внутри до сих пор чувствую себя тем неуверенным подростком. Вот же я, вонзаясь в саморазрушение, повинуясь жестокому хозяину, цепляясь рукой за свою черную майку и стаскивая ее вместе с лифчиком, чтобы обнажить грудь перед ним.

Соски так тверды, что болят, мои щеки горят, а опухшие губы покалывают. Деклан выпускает ядовитый смех.

— Ах, как же ты любишь подчиняться моим извращениям. Признай, в глубине души ты жаждала того дня, когда я снова найду тебя.

Я облизываю губы, двигая пальцами быстрее, толкая бедра ближе к камере, пока трясусь на колонке. Я собиралась делать это на мьюте, но не могу сдержать стоны, когда наслаждение захватывает меня изнутри, грудь трясется, а зубы впиваются в нижнюю губу. Деклан смотрит, не моргая, наслаждаясь шоу с этой дьявольской ухмылкой на лице.

Скоро я уже извиваюсь, как похотливая змея, опираясь локтем на колонку, чтобы Деклану был виден весь процесс, как я ублажаю себя для него.

Голоса становятся все ближе, и ухмылка Деклана расползается еще шире.

— Как раз вовремя, — говорит он, и на секунду мне кажется, что он, каким-то образом, все это спланировал. Что он специально устроил так, чтобы мои коллеги вышли сюда из служебной зоны. В конце концов, для великого Деклана Сантори нет ничего невозможного.

Но что сбивает меня с толку снова и снова, так это то, насколько он меня знает, словно чувствует меня на уровне костей. Я слишком близка к сокрушительному оргазму, чтобы остановиться. Я двигаюсь быстрее, сильнее, костяшки пальцев появляются в расстегнутой молнии джинсов, даже несмотря на приближающиеся голоса. Даже если каким-то чудом я успею кончить, прежде чем они отдернут черную занавеску и обнаружат меня здесь, я не смогу сдержать крик, застрявший в горле.

— Они идут, Миа, — его голос льется, как раскаленный металл. — Они застанут тебя, играющую со своей жадной маленькой дырочкой, и решат, что я плачу тебе за это.

Эти слова окончательно обрывают тонкую нить контроля, за которую я пыталась держаться, и я резко кончаю на своей руке, наслаждение разрывает меня на части. Моя спина выгибается дугой, глаза закатываются, и я откидываю голову назад, отдаваясь этому ощущению, как будто в мире остались только я и мой мучитель. Он хочет, чтобы я служила его извращенным желаниям, и я вся здесь для этого, чертовски счастливая это делать.

Моя киска сжимается вокруг трех пальцев, которые я загнала внутрь, задница стягивается вокруг пробки, создавая напряжение в центре, от которого я схожу с ума.

— О чем ты сейчас думаешь, что у тебя внутри — мои пальцы или мой член? — подначивает Деклан, но он не успевает закончить фразу, как музыка взрывается во всех колонках вокруг, оглушая меня.

Я дергаюсь от неожиданности, но занавеска, которую я ожидала увидеть отдернутой с секунды на секунду, остается на месте. Если за ней кто-то и был, я больше не слышу их из-за оглушающего звука. Музыка продолжается всего несколько секунд, но они кажутся вечностью, пока мой взгляд лихорадочно мечется в поисках причины этого сбоя. Уверена, что все остальные сейчас делают то же самое.

Когда шум наконец стихает, в ушах все еще звенит, а в голове туман от растерянности.

Не сводя глаз с занавески, я быстро заправляю все обратно, убедившись, что все закрыто, и поднимаюсь на ноги. Если кто-то действительно шел сюда, этот сбой, оглушивший всех, теперь явно занял их внимание.

Но если в этом мире есть голос, настолько глубокий и мощный, чтобы достичь меня даже после такого хаоса, то это голос Деклана.

— Они были всего в паре шагов от того, чтобы застать тебя, как ты ублажала себя ради меня, — говорит он, а ямочки на его щеках становятся глубже от широкой ухмылки. — Но тебе бы это понравилось, правда?

Я открываю рот, чтобы возразить, но он перебивает:

— Не ври, — предупреждает он.

— Мы не виделись семь лет, Деклан. Люди меняются. То, что было правдой обо мне тогда, может быть неправдой сейчас, — говорю я, тяжело дыша, пока остатки оргазма все еще разливаются по телу.

— Может быть. Но это не так, — его уверенность заставляет меня замолчать. — Ты забываешь, маленькая шпионка, что наша связь не от мира сего. С самого начала нас тянула друг к другу какая-то космическая сила. Я совсем не мистик, но иногда мне кажется, что мы вместе уже не одну жизнь, обречены находить друг друга снова и снова, пытаясь замкнуть петлю, которая отказывается закрываться.

— Может, если петля замкнется, мы взорвемся, — шепчу я. — Может, мы просто уничтожим друг друга, как материя и антиматерия. Не можем существовать друг без друга, но и обречены… — Я вовремя останавливаюсь, прежде чем начать звучать слишком романтично и полностью себя опозорить. Скрещиваю руки на груди, вдруг чувствуя себя еще более уязвимой, чем секунду назад, пока я трахалась ради него.

— Мои коллеги, — меняю тему. — Они наверняка слышали, как я вскрикнула, до того как музыка включилась на всю. Ты ничего мне не спас. Не строй из себя того, кто заботится обо мне, это смешно.

В его глазах блеск интеллекта, острый и пугающий.

— Они подумают, что это было частью сбоя. Твой голос затерялся в шуме, — он подмигивает. — Поверь мне.

Я действительно доверяю. С Декланом я всегда знаю, на чем стою. Более того, я доверяю ему больше, чем кому-либо еще в своей жизни, разве что, может быть, Адди. Даже больше, чем своей матери, которая была слишком занята собой и своими бесконечными токсичными романами, чтобы обращать внимание на мои потребности. Про отца даже нет смысла упоминать — он с самого начала дал понять, что дети ему не нужны, был эмоционально отстранен и полностью поглощен своим бизнесом.

Но, похоже, сколько бы я ни старалась быть всем тем, чем не была моя мать, я в итоге оказалась точно такой же, как она. В токсичном, опасном романе с Декланом Сантори, который не прекращает унижать меня.

— А теперь выйди туда с телефоном в руке, делая вид, что ты тоже напугана, и посмотри, что случилось. Не заканчивай звонок.

— Ч-что?

— Просто сделай это, Миа. Просто выйди туда, оставаясь на видеозвонке со мной.

С коленями, все еще подгибающимися от слабости, пульсирующей киской и влажными насквозь трусиками, я отодвигаю занавеску и иду в сторону остальных. Звукотехники и осветители бегают по съемочной площадке, остальные стоят группами.

Чем ближе я к ним подхожу, тем тише они становятся, особенно когда замечают, с кем я на видеозвонке.

— Как приятно видеть столько твоих коллег, собравшихся в одном месте, — его голос трещит из динамиков, раскиданных по всему залу.

Изумленные головы вертятся туда-сюда, пытаясь понять, что происходит, но долго им гадать не приходится. Для них, как и для меня, это не сюрприз — один из самых влиятельных людей в мире способен взломать систему штаба. Но, как и я, они, вероятно, задаются вопросом: зачем?

— Давайте воспользуемся моментом и сделаем все официально, — продолжает он, даже не утруждая себя объяснениями. — Как думаешь, это хорошая идея, маленькая шпионка? Давай скажем им, что мы решили вывести все на новый уровень.

Я уставилась на экран с выражением лица, которое буквально кричит: «Какого черта ты несешь?», но в ответ получаю лишь его насмешливый смешок, раздающийся из всех динамиков.

— Что, если мы объявим всем радостную новость на The Rite в пятницу вечером?

Шепот начинает гулять по большому залу, все больше людей стекаются сюда из разных уголков съемочной площадки.

Постой-ка.

Деклан все это спланировал.

В зал заходят еще те, кто видел, как я делала ему минет в примерочной пару недель назад. Лукреция врывается первой, за ней Кристен и Лиам. Следом появляется Сиренна — она пришла, чтобы забрать меня на обед. Я совсем забыла об этом. Ее брови сдвинуты над умными миндалевидными глазами, а темно-красные губы сжаты в тонкую линию, пока она оценивает происходящее.

— О, прекрасно, твой босс тоже здесь, — произносит Деклан, и гнев, с которым Лукреция влетела в зал, готовая разнести всех в клочья, исчезает с ее лица, как волна, уходящая с берега.

— Л-лорд Сантори, — бормочет она. — Я не думала, я, я, я не предполагала…

— Я не мог придумать лучшего способа сообщить важные новости всем сотрудникам вашего шоу. Прошу прощения за неудобства. За мой голос, раздающийся из всех ваших динамиков, — добавляет он с извинительной ноткой.

— Нет, я думаю… — Ее накладные ресницы трепещут, а надутые губы то открываются, то закрываются, прежде чем появляется неуверенная улыбка. Ее глаза мечутся от телефона в моей руке к моему лицу, она явно не понимает, что происходит. Она слышит его голос через динамики, но не может связать это с тем, что он говорит через мой телефон.

Теперь моя очередь одарить ее легкой ухмылкой. Как ни крути, это небольшая победа.

— Я пригласил всех присутствующих на The Rite, — объявляет Деклан. — Ты, Лукреция, дорогая, разумеется, тоже приглашена. Я собираюсь сделать важное заявление, и без твоего присутствия это не имело бы смысла.

Она хихикает, изображая застенчивую школьницу. Я сжимаю зубы, едва сдерживая ярость, и задаюсь вопросом, понимает ли она, насколько глупо выглядит.

— The Rite, — повторяет она, с таким благоговением, что становится ясно: она прекрасно знает, что это такое. И чувствует себя до невозможности польщенной.

The Rite — событие настолько элитное, что даже звезды не могут похвастаться тем, что они там были. Для большинства из нас в HQ, несмотря на то, что это один из самых влиятельных медиа-холдингов, это просто миф. Мы слышали байки о роскоши: реки жидкого шоколада, хрустальные люстры, бассейны с самым дорогим шампанским и декадентские удовольствия.

Но почему это «важное заявление» не имеет смысла без Лукреции?

— Если ты думаешь, что я пойду на The Rite, зная, что она там будет, ты спятил, — рычу я в микрофон телефона.

— О, ты будешь там, маленькая шпионка, — и сыграешь очень особенную роль, — произносит он так, чтобы все могли это услышать.

Мой взгляд обводит зал, замечая, как все смотрят на меня.

Нет. С меня хватит этого дерьма. Я выбираю чувствовать себя сильной и контролировать ситуацию — это единственный способ противостоять издевательствам Деклана. Я расправляю плечи, заставляя себя выдерживать взгляд Лукреции. Я не позволю ей увидеть, как меня это задевает.

— Для меня это честь, лорд Сантори, — говорит Лукреция, улыбаясь. — Я постараюсь выглядеть фантастически ради вас. — Затем, словно спохватившись, она оглядывает зал. — Мы все постараемся. В конце концов, The Rite — это The Rite. Уникальное событие, шанс, который бывает раз в жизни.

— Разумеется, никаких электронных устройств. Никаких записей. Только опыт, который вы никогда не забудете.

— Разумеется, — соглашается она.

Последний смешок разносится по залу из динамиков, прежде чем раздается щелчок, и на моем телефоне снова появляется заставка.

Он закончил звонок.

— Пожалуй, я отложу свое заявление об увольнении до The Rite, — говорю я Лукреции, достаточно громко, чтобы все услышали, с натянутой улыбкой на лице. Я не могу не заметить, что приглашение от Деклана перед всеми, через мой телефон, было пощечиной для нее — только вот она не смогла ее почувствовать.

Второе противостояние за день между нами в обычных обстоятельствах было бы для меня перебором, но сейчас я благодарна за этот шанс. Я ни за что не уйду, поджав хвост. Даже изощренные игры Деклана не заставляли меня чувствовать себя такой униженной, мое эго не было разорвано в клочья так, как сейчас.

— Он, должно быть, планирует еще одно шоу, как то, которое ты устроила в примерочной, — ее губы изгибаются в ядовитой улыбке. — Только на этот раз для большей аудитории, наверное.

Она скользит по мне взглядом, заставляя чувствовать себя полным дерьмом. Я уверена, что привела себя в порядок, прежде чем выйти из-за занавески, но все равно, должно быть, выгляжу так, словно меня только что использовали.

Я открываю рот, чтобы ответить чем-то, что стоило бы мне работы, если бы Лукреция добилась своего, но тут Сиренна обходит моего босса и направляется ко мне. Ее каблуки стучат по полу, пока она уверенно шагает вперед, поднимая подбородок. Ее черты лица застыли в выражении, которое заставило бы любого гангстера дважды подумать, прежде чем встать у нее на пути. Такова Сиренна Картер — скоро уже бывшая жена Джозефа Картера. Уважение, которое она вызывает, неизменно.

Она останавливается рядом со мной, обвивая мою руку своей, ее взгляд скользит по всем присутствующим, особенно задерживаясь на Лукреции.

— Если вы думаете, что у Мии Роджерс есть талант заводить влиятельных друзей, вы правы. Да, Джакс Вон вмешался, чтобы перевести ее с бесконечного стажерства на полноценную должность. Интерес, который сейчас проявляет к ней лорд Деклан Сантори, может быть грязным, но, по-моему, он чертовски серьезен. И так же, как Джакс и Деклан, я готова заступиться за нее и защитить перед всеми вами, заявив, что если у вас есть проблемы с ней, значит, у вас проблемы со мной. Но вы когда-нибудь задумывались, почему так происходит? Почему влиятельные люди хотят быть рядом с ней? — Сиренна делает паузу, давая время для ответа, но если кто-то и подумывает открыть рот, то быстро передумывает.

Большинство здесь не знает о ее планах разобраться с мужем и о том аду, через который она прошла с этим монстром, поэтому никто не решается ее провоцировать. Они не догадываются, что ее сила — лишь дымовая завеса, ведь ее мерзкий муж не пошевелит пальцем, чтобы ее защитить, если дело дойдет до крайностей.

— Потому что мы чувствуем, что находимся в хорошей компании, — продолжает Сиренна, прожигая взглядом Лукрецию. На ее лице нет и следа уязвимости, только непроницаемая маска сильной Сиренны Картер. — Волк узнает другого волка, а Миа рождена, чтобы бегать с волками. На вашем месте я бы очень тщательно следила за тем, как обращаетесь с ней. Рано или поздно она будет править этой индустрией. Возможно, она забыла, кто она, немного утратила равновесие, но не заблуждайтесь — эта волевая богиня в красном вернется, и вернется с местью. И, насколько я ее знаю, она не из тех, кто прощает.

— Я рискну, — выплевывает Лукреция с торжествующей интонацией. Она бросает на меня еще один злобный взгляд, резко разворачивается на каблуках и уходит к себе в гримерку.

Она, скорее всего, воспринимает приглашение Деклана куда серьезнее, чем следует. Думает, что оно ставит ее на пьедестал выше всех остальных, и никто не сможет ее оттуда сбросить.

Или, может быть, я сама слишком уверена в своем собственном приглашении. До того, как она сюда вошла, он уже успел сообщить всем, что собирается сделать «великий анонс» о нас двоих. Это почти звучало, как помолвка.

А потом он сказал, что мероприятие не имеет смысла без нее.

Сложно поверить, как ни крути. The Rite — это событие, которого весь мировой элитный круг ждет целый год, уникальный опыт, который запомнится навсегда. Оно будет эпичным, и точно не станет зависеть от меня или Лукреции.

Нет, у Деклана наверняка какой-то макиавеллистский план. Я только надеюсь, что он не потащит за собой всех остальных так, как это сделал со мной, что он не играет с надеждами и энтузиазмом этих людей. Мои коллеги явно выглядят взволнованными и напряженными: перешептываются, переминаются с ноги на ногу. Только несколько человек идут за Лукрецией по коридору в ее гримерку, хотя обычно они бы стремительно потянулись за ней всей толпой.

Сейчас же они выглядят так, будто не знают, на чью сторону встать, их взгляды мечутся между местом, где исчезла Лукреция, и тем местом, где стою я.

Уголок моих губ поднимается.

Игра началась.

— Похоже, на сегодня ты закончила, — говорит Сиренна, поворачиваясь ко мне. — Может, устроим шопинг?

На принятие решения мне требуется всего несколько секунд. Я качаю головой.

— На самом деле, у меня сегодня больше работы, чем когда-либо, — говорю я достаточно громко, чтобы привлечь внимание всех. Мой взгляд встречается с каждым из присутствующих, пока я продолжаю: — Лукреция уже слишком долго портит нам всем жизнь. Сегодня она выкладывается больше, чем когда-либо, чтобы загрузить нас дерьмовыми, бессмысленными задачами только потому, что встала не с той ноги. Думаю, пора это остановить. Работать усердно, чтобы что-то произошло? Иногда, если ситуация требует, задерживаться? Да. Пропускать дни рождения детей и ужины с семьей и друзьями из-за того, что Лукреция Стейнард ведет себя как тиран? Черта с два.

Я поворачиваюсь к Сиренне, которая смотрит на меня с приоткрытыми губами, будто не знает, как реагировать. Но вскоре ее озадаченное выражение сменяется хитрым.

— Мы все-таки пообедаем, как планировали, — говорю я. — Адди, должно быть, уже ждет.

Джакс категорически настаивает на том, чтобы ее сопровождал десяток телохранителей, куда бы она ни направлялась, а сама она не хочет создавать мне неудобства здесь, в HQ, поэтому сразу пошла в ресторан.

— Но мне нужно вернуться обратно через час, максимум. Моим коллегам я нужна.

Возгласы и хлопки разрывают зал. Конечно, это Лиам и Кристен, вдохновляющие остальных поддержать меня. Многие кивают с улыбками на лицах, если не хлопают. Это странно, ведь я не произнесла речь века, но, похоже, наши общие раны слишком глубоки. Долгие часы работы, зачастую бессмысленные, язвительные замечания, угроза увольнения, которая постоянно висит над головой. Каждый хотя бы раз страдал от жестоких капризов Лукреции.

Но я привыкла к тиранам. Я годами терпела самого худшего из возможных, и теперь, когда все накалилось, у меня нет права быть слабой. Или испуганной. Тем более скромной или запуганной. Нет, если я собираюсь пройти через это, как та самая волчица, которой Сиренна меня назвала, мне придется собраться.

Странное ощущение — идти среди коллег по коридору к лифтам и встречать только дружелюбные кивки и даже рукопожатия.

— Вот как ты из аутсайдера превращаешься в неожиданного лидера, — говорит Сиренна, когда двери лифта наконец закрываются за нами.

— И все это всего за час, — тихо отвечаю я, положив руку на грудь, пытаясь унять бешеное сердцебиение. Старая Мия возвращается.

— Может, завтра ты наконец снова начнешь носить красное. Постой… почему за час?

По дороге вниз я рассказываю ей, что произошло в гримерке Лукреции, заканчивая историю как раз к моменту, когда лифт достигает первого этажа.

— Она, должно быть, видит в тебе серьезную конкуренцию, раз так рвется раздавить тебя, как жука, — усмехается Сиренна, ее веселый смешок эхом раздается в облицованном мрамором холле. Еще несколько пар глаз обращаются к нам. Сегодня точно что-то витает в воздухе. Или это просто наши вечные сучьи лица.

— Я в этом не так уверена, — задумчиво говорю я, подходя к вращающимся дверям. — Она никогда меня не любила. С самого начала. Ей пришлось согласиться на мою стажировку и взять меня в команду, потому что я знала город как свои пять пальцев, у меня были нужные связи, и не было ничего, что я не могла бы достать или решить для ее команды. Она никогда не была со мной доброй, но когда совет директоров решил дать мне постоянный контракт, она стала просто отвратительной. Она всегда говорила, что это потому, что Джакс за меня заступился, а ей пришлось "все самой".

— Сама? Да кому она заливает про «сама», — фыркает Сиренна, выходя со мной на улицу, залитую золотым осенним светом. — В этой индустрии никто не добирается так далеко без поддержки. Я слышала, она отсосала половине верхушки, прежде чем «сделала все сама», — она поднимает пальцы, рисуя кавычки в воздухе, с ключами от машины в руке. — А вот ты? Тебя взяли на стажировку благодаря твоей компетентности. И, возможно, это настоящая причина, по которой она тебя ненавидит.

— Да, но именно влияние Джакса помогло мне получить постоянный контракт, — говорю я.

— Тогда нужно сделать так, чтобы это влияние и сила встретились с твоей компетентностью, и подняли тебя прямо на место Лукреции, — отвечает Сиренна, обходя машину и с вызовом добавляя: — Ее шоу все равно умирает. Вот почему ей понадобился Деклан, чтобы снова поднять аудиторию.

Я на мгновение колеблюсь, прежде чем распахиваю дверь и опускаюсь на сиденье.

— Захватить шоу Лукреции? — я раньше об этом не думала, но мне чертовски нравится эта идея. — Вот это амбиция.

— Если кто и может, и заслуживает заменить ее, то это ты.

— Моей мечтой всегда было стать ведущей или телеведущей новостей, — признаюсь я, и только теперь осознаю, что эта мечта умирала понемногу каждый день с тех пор, как я начала работать за камерой. Работа втянула меня, я стала хороша в ней, потом еще лучше, и, похоже, забыла, как мечтать.

Вся та каша несколько месяцев назад со Snake и клеточным клубом только добавила проблем. Мне нужно было восстановиться после всего этого и удостовериться, что моя личность не всплыла. Мы всегда носили маски, когда танцевали в тех клетках, но никогда нельзя быть уверенной.

Я уже смирилась с мыслью, что должно пройти время, прежде чем я снова появлюсь где-то на публике.

Тем не менее, я не жалею о своем прошлом. Я не из тех, кто принимает решения, чтобы потом корчиться от сомнений. Тем более, что именно тогда я встретила лучшую подругу, о которой только могла мечтать. И хотя Сиренна замужем за одним из самых влиятельных банкиров, познакомились мы вовсе не на благотворительном вечере. Это было на подпольной арене, где Джакс устраивал свои нелегальные бои. И какое-то время она была Дакотой, моим тайным источником информации.

У нас с ней была своя грязная сделка — она помогала мне раскопать правду о Джаксе для Адди, а я помогала ей собирать компромат на ее мужа, чтобы у нее было чем вооружиться, когда она уйдет от него. Без этого компромата он бы раздавил ее. Однажды, будучи пьяной, она призналась, что не исключает, что он может ее убить. Я до сих пор содрогаюсь, вспоминая ту ночь.

Мои глаза поднимаются к зеркалу заднего вида, и я замечаю черный внедорожник, следующий за нами. Сердце трепещет так, как бывает только тогда, когда я думаю о Деклане. Интересно, это его люди? Но, почему-то, этот «хвост» кажется другим. Может, моя паранойя берет верх.

— Серьезно, разве у него нет дел поважнее, чем следить за мной все время? — пробормотала я раздраженно.

— Кто бы мог подумать, что великий Деклан Сантори потеряет голову из-за такой женщины? — произносит Сиренна, с руками на руле и взглядом, устремленным в зеркало заднего вида. — Красавчик, который блистает на красных дорожках, тот, кого хотят все топ-модели Америки, зациклился на одной-единственной женщине — моей подруге Мии Роджерс. — Она смеется, но это правда.

Это до сих пор сбивает с толку — почему он так зациклен на мне? Я даже не должна быть в поле его зрения.

— Я все еще не понимаю, чем заслужила такую честь, — думаю вслух.

— Просто существовала… и следила за ним в душе.

— Ах, это, — фыркаю я. Мы обе смеемся, напряжение немного спадает.

Я смотрю в окно, наблюдая, как город всех возможностей проплывает мимо. Когда я вернусь в HQ, мне нужно будет взять себя в руки.

С Декланом Сантори я ничего не могу сделать, но черт побери, я не позволю Лукреции Стейнард меня запугивать.

Нет, я разверну ситуацию, и когда закончу, она больше никогда в жизни не сможет травить никого.

Я знаю, как это сделать, потому что училась у лучших.