Мы подошли к наружной двери, ведущей в кухню. Она заперта, но, судя по ярко освещенному окну, внутри кто-то был. Я тихо постучала, открыла миссис Гиббонс. Она уже успела надеть платье и передник, но забыла снять ночной чепец. Этот белый фланелевый чепец, завязанный лентами под подбородком, придавал ей сходство с младенцем.
– Небеса Праведные, мисс Хьюм! Вы вернулись!
С этими возгласами она втащила меня за руки в кухню, Банни плелся сзади.
– Я знала, что это вы, – говорила добрая женщина, переводя взгляд с Банни на меня и не понимая, что происходит.
– Вот уж выдумали, мистер Депью, как же! Никто никогда и не слышал о мистере Депью. Я знала, что вы никогда не выйдите за первого встречного.
Она выжидательно улыбнулась Банни.
– Но мистер Смайт – ваш двоюродный брат, моя дорогая. Нужно разрешение епископа на брак. Такие браки запрещены. Наконец она обратила внимание на мои босые ноги и на то, что под накидкой не было платья.
– Боже Милосердный! Могли бы подождать, пока найдете постель, по крайней мере! Посмотрите на себя! Вы, наверное….
– Не говорите чепухи, миссис Гиббонс, – остановила я ее поток восхищений с самым авторитетным видом.
– Я не собиралась тайно венчаться с мистером Смайтом. Меня пытались похитить, а он меня спас.
Надо было как-то объяснить свой наряд. Ее изумление, казалось, возросло еще сильнее, но теперь она вздохнула с облегчением. Похищение ее устраивало больше, чем тайный брак, не освещенный церковью.
– Пойду позову вашу тетушку. Она в истерике. – Этот негодяй Сноуд прожужжал ей уши о вашем бегстве с Депью. Она немного успокоилась, только когда ей сказали, что Фарфилд помчался догонять вас.
Так вот, как объяснил отъезд Фарфилда. Что он скажет, когда прибудет Каселри и заберет меня в наручниках под арест? Или он хочет защитить меня, придумывая оправдывающие обстоятельства? Осталось ли в нем что-то от его чувства, или все просто игра в галантность?
– Это Депью вас похитил? – не унималась миссис Гиббонс.
Вопрос застал меня врасплох, и я сказала:
– Да, затем быстро перевела разговор на другую тему, чтобы избежать дальнейших расспросов.
– Я сейчас незаметно поднимусь к себе по черной лестнице и оденусь, а то тетя испугается, увидев меня в таком виде. Не могли бы вы принести мне в спальню побольше горячей воды? Я ужасно грязная.
Миссис Гиббонс заверила, что все сделает без промедления. Она уже пришла в себя настолько, что предложила Банни чай. Уходя, я слышала, как он с благодарностью согласился выпить чашечку и добавил:
– От этой тряпки у меня саднит горло.
Зря я предоставила Банни сочинять историю моего похищения. Он никогда не обладал богатым воображением.
Мне удалось пробраться незамеченной в холл, когда ноги отупили на ковер, я почувствовала несказанное блаженство, ступни были исцарапаны и кровоточили. Запястья тоже болели, там, где камень задел их, виднелись запекшиеся сгустки крови. Я подумала, что когда я буду мыться в горячей воде, боль будет нестерпимая. Я быстро затем вбежала по лестнице и влетела в свою спальню.
К моему величайшему изумлению в комнате находился Сноуд, Он держал в руках мой халат и смотрел на него так, словно ждал, что он заговорит. Не веря себе, он перевел взгляд на меня.
С минуту он молчал, я тоже не могла придумать, с чего начать объяснения. Так мы оба молчали, глядя друг на друга, слышно было только тиканье часов. Я чувствовала, что его взгляд проникает в самые потаенные утолки моего сердца. Никогда не забуду с какой нежностью и укором он смотрел на меня в тот вечер.
Затем, очнувшись, он бросил на пол халат и закрыл дверь.
– Вы все-таки вернулись, – произнес он хриплым голосом.
Слезы полились у меня непроизвольно. Не в силах сдержать рыдания, я пыталась объяснить, что произошла ошибка. Руки сами потянулись к нему, он крепко сжал их в своих ладонях, но тут же, вспомнив, отступил на шаг, словно перед ним была ядовитая змея.
Я в отчаянии наблюдала, как он воинственно выпрямился, губы сжались в узкую жестокую линию.
– Теперь вам нелегко будет меня снова провести, мисс Хьюм. Даже вам я не позволю дурачить себя. Вы знали, вы все знали. Иначе зачем обыскивали мою комнату? Зачем пытались отравить птиц? Как ему удалось убедить вас?
– Вы говорите о Депью?
– Разумеется, я говорю о Депью, – прорычал он и продолжал, не сдерживая негодования:
– Я ломаю голову, чтобы понять, почему вы это сделали, но не нахожу оправданий. Если бы вы были мертвы, как я думал, я еще мог бы простить вас, объяснить все молодостью, горем после смерти отца. Я говорил себе, что это ребячество, неудачная попытка отомстить за постигшее вас несчастье. Но теперь вижу, что вы не ребенок, мисс Хьюм. А ваш отец – не единственный человек, отдавший жизнь за свою страну. Другие не менее вас скорбящие жены и дочери, не стали на путь предательства. Скажите одно – вы продали душу дьяволу ради денег?
– Довольно! – закричала я.
Негодование овладело мною настолько, что я была готова выцарапать ему глаза. Сноуд удивился столь внезапной перемене.
– Если мои попытки помочь своей стране и были ребячеством, они, по крайней мере, не были подлостью. Я действительно согласилась помогать Депью, потому что была убеждена, что он делает это в интересах Англии. Он был одет в гвардейский мундир, он сказал, – и при этом присутствовал мистер Смайт, он может подтвердить каждое мое слово, – что он служит в Королевской Гвардии.
Сноуд внимательно слушал, но недоверчиво, даже не пытаясь скрыть подозрения.
– Он в ней служил, шесть месяцев тому назад, но попал под подозрение. Был младшим клерком, его поймали, когда он просматривал бумаги, которые не имел права читать. Установили наблюдение. Мы пустили слух, что Фарфилд испытывает денежные затруднения. Депью клюнул, предложил сотрудничать с ним в пользу французов. Фарфилду было поручено следить за Депью.
– Почему мне ничего не сказали? Я имела право знать, вы ведь пользовались моим домом.
– С разрешения мистера Хьюма.
– Что я должна была подумать, когда обычная поездка папа в Лондон на собрание любителей голубей заканчивается убийством в Брайтоне?
– Мы не могли разглашать тайну. Нельзя было привлекать внимание к Грейсфилду. Здесь на побережье много агентов. Когда вы задумали отомстить за смерть отца, мы решили, что вы слишком импульсивны, чтобы доверить вам столь важный секрет. В нашем доме горячие головы опасны.
– Вы мне не доверяли, потому что я женщина, – сказала я прямо, ибо считала, что в этом крылась основная причина.
– Простачку Фарфилду вы верили, а мне – нет. Его подозрительность мало-помалу улеглась, в голосе звучали нотки сожаления.
– Ваше поведение после возвращения из Брайтона вряд ли могло вернуть доверие. Первое желание было избавиться от голубятни. К чему было спешить, если вы не знали, с какой целью они используются? Зачем ваш покровитель Депью залез в дом?
– Ему незачем было проникать в дом украдкой, раз он был мне другом, как вы утверждаете.
– Вы тогда еще не вернулись. Думаю, он спешил, ему нужны были какие-то бумаги мистера Хьюма. И, кроме того, если вы хотели хранить знакомство с ним в секрете от меня, вы бы вряд ли осмелились пригласить его в дом.
– Он не хотел, чтобы кто-нибудь знал, что он здесь. Он называл себя мистером Мартином.
– Я видел, что все ваши встречи обставляются особой секретностью. Должен сказать, что с самого начала я подозревал, что Депью вас обманул, а вам просто нравится игра в шпионку. Разумеется, мы следили за Депью, обо всех его действиях наши агенты докладывали Фарфилду. Пока вы не задумали эту потасовку в Алтертоне. Я намеревался не придавать большого значения вашей игре. Но когда вы подстроили мое убийство…
Он осекся и зло уставился на меня.
– Как вы могли, вы ведь знали, как я к вам отношусь!
Мне стало невмоготу, словно я и в самом деле виновата в приписываемых мне злодеяниях.
– Даже не подозревала, что он собирался стрелять в вас. Он сказал, что хочет выследить, с кем вы будете встречаться, чтобы выявить всю цепочку.
Сноуд потер виски и глубоко вздохнул.
– Если это правда…
– Конечно, правда! – опять закричала я, оскорбленная упорным недоверием. Видимо, он поверил, я видела по его лицу, как сомнения, хотя и не сразу, уходили, появлялась уверенность в искренности моих намерений. Подобие улыбки мелькнуло во взгляде. В этот самый драматичный момент подошли к двери слуги с горячей водой. Предстать перед ними полураздетой в обществе мужчины… Боже, какой позор! Только теперь Сноуд обратил внимание на мой наряд и увидел, что на мне нет платья. Мы поняли друг друга. Я указала взглядом на платяной шкаф, и без лишних слов он спрятался там, а я пошла открывать дверь. Миссис Гиббонс прислала такой огромный бак воды, что его с трудом несли два конюха. Служанка Мэри, очень добрая и деликатная девушка, сопровождала их, понимая пикантность ситуации. Они налили ванну, я в это время плотнее закутывалась в пелерину и изо всех сил старалась, чтобы они не заметили мои босые ноги.
– Вам нужно что-нибудь, мисс Хьюм? – спросила Мэри, прежде чем уйти. Я оценила ее сдержанность, другая на ее месте задала бы много других вопросов.
– Спасибо, ничего не нужно.
Они вышли, а Сноуд появился из шкафа. Его хладнокровию можно было позавидовать, он даже не покраснел, хотя, видно, чувствовал себя несколько неловко и не знал, как вести себя в подобной ситуации. Но больше всего его интриговал мой вид. Он скользнул взглядом по моим растрепанным волосам, смятой пелерине и остановился на босых грязных ногах. Мне стало стыдно своего непривлекательного вида, я злилась на себя, и на него и спросила резко:
– Вы верите мне? Я не вру. Как вы могли подумать, что я способна на убийство? Или на предательство? Моя семья живет здесь, в этом самом доме, более двухсот лет. Мне здесь дорог каждый куст, каждое дерево и каждый камень на берегу. Я горжусь тем, как умер мой отец. Я готова была, рискуя жизнью, продолжить его дело, и вот благодарность. Я хотела отравить голубей, чтобы вы не послали ложные донесения, и вашу комнату обыскивала с единственной целью найти книгу с шифрами, мне это поручил Депью. Я думала, что вы сможете использовать код для дезориентации английского командования.
– Разумеется. Если Депью удалось убедить вас, что он работает на Англию, то я по логике вещей оказывался во враждебном стане. Вы обвиняете меня, что я вас безосновательно осуждаю, но вы делаете то же самое по отношению ко мне.
Он снова покосился куда-то в сторону. Я проследила взгляд и поняла, что его внимание привлекает комод. Из щели верхнего ящика высовывался клюв и видны были два блестящих глаза. Цезарь узнал Сноуда и начал беспокоиться.
– Что это у вас в ящике – голубь? – спросил он.
– А! Совсем забыла, это Цезарь, надеюсь, он не задохнулся.
– Цезарь? – воскликнул он. – Когда он прилетел?
Он бросился к ящику и вынул птицу. Странно, но голубь вел себя очень спокойно все это время, возможно, даже спал после долгого перелета.
Его хохолок несколько растрепался, но перышки выровнялись, как только его вынули из заточения. Сноуд вытащил из кармана горсть зерна. Он высыпал корм на угол комода, пока Цезарь клевал, Сноуд снял капсулу, он знал, как это делается, ему не потребовалось ни труда, ни времени, чтобы развязать проволоку.
– Когда он прилетел? – повторил Сноуд. Капсулу с запиской он опустил в карман.
– Когда вы с Фарфилдом оставили меня связанную на голубятне.
Сноуд посмотрел на меня недобрым укоряющим взглядом.
– Это была злая шутка, Хедер, заставить меня подумать, что я убил вас.
– Очень вам важно, жива я или нет. Пожалуйста, заберите отсюда птицу. Мне нужно принять ванну.
Он подхватил Цезаря и сунул его подмышку, словно мячик.
– Ухожу. Нужно послать ответ на записку. А потом… кстати, что мы скажем миссис Ловат?
– Правду. Идите же.
Он не спешил уходить.
Я зашипела на него, ему пришлось удалиться. Сноуда я убедила. Теперь от него зависело, чтобы Каселри поверил, что меня не за что отправлять на галеры. Но сначала нужно было ликвидировать следы ночной авантюры. В зеркале я увидела свое отражение – женщина, которая проползла по грязи не одну милю. Волосы висели слипшимися сосульками, пелерина была в грязных пятнах. Если бы кто-нибудь наблюдал за мной со стороны, его поразило бы, что это чучело еще чему-то улыбается. Я с наслаждением погрузилась в теплую ванну. Ссадины на ногах и руках больно заныли, когда на них попадало мыло. Это просто походило на пытку. Все же я вымылась, растерлась полотенцем и выбрала платье.
Мое единственное черное платье находилось у Сноуда, пришлось надеть светлое, пожертвовав правилами, приличествующими трауру. Я выбрала бледно розовое с пышной юбкой и бледно-зелеными лентами. Оно всегда нравилось окружающим. Мне хотелось произвести впечатление на сына герцога, когда спущусь в гостиную. Тетушка простит меня, если узнает, кто в действительности Сноуд. 2И все же его настоящее имя было мне неизвестно, хотя успокаивало, что это не Сноуд. Не хотелось всю оставшуюся жизнь быть миссис Сноуд, может быть мне предстояло стать леди Кервуд, все зависело от того, каким по счету сыном он был среди сыновей герцога. Когда я закончила туалет, солнце уже взошло, наступило утро. Я даже не прилегла в ту ночь, но спать совсем не хотелось.