Оператор моего настроения

10

«Я у Воронцовских. Хочу отоспаться. Позвоню, как проснусь.»

Маленькая ложь улетает в виде сообщения к ближайшей вышке сотовой связи, а через пару секунд оттуда возвращается отчёт о доставке. Убираю телефон в сумочку, предупредительно выключив на нем звук, и иду умываться, а потом на кухню. Поставить чайник, сварить яйца, гречу и куриную грудку, улыбаясь появляющемуся запаху жилого помещения и звуку шагов за спиной.

– С добрым утром. Иди умывайся, завтрак уже готов.

– Я… Чё за? Какого ты… Да похуй. С добрым.

Ставлю на стол тарелку, перекладываю в нее дымящуюся гречу и курицу, наливаю бульон в самую большую из найденных кружек, а очищенные яйца кладу на блюдечко.

– Ешь, – опускаюсь на табуретку и повторяю уже с нажимом. – Ешь!

– Да в меня столько не влезет, – Макс ошалело хлопает глазами, мотает головой и делает шаг к шкафам с кофе.

– Сел за стол и ешь!

– Не ори. Я раньше двенадцати не завтракаю, если что.

– Теперь завтракаешь. Каша, грудка, бульон и яйца, – пальцем показываю все стоящее на столе, а потом сдвигаю к себе пепельницу и сигареты, предварительно хлопнув по потянувшейся к ним ладони. – Хочешь курить? Сперва съешь свой завтрак.

– Чё ещё сделать? Может зарядку отпрыгать или вокруг дома кросс отмахать?

– Поумничай. Сам не съешь, один хрен затолкаю. Только уже через задницу. Вместе с кружкой и тарелкой. Поэтому лучше будь лапочкой и съешь все, что положено, если не хочешь попасть на прием к проктологу.

– Не влезет, – с усмешкой косится на тарелку, но после моего смешка все же берет ложку в руку и запихивает в рот яйцо целиком.

– Умница. Приятного аппетита.

– Угу. А сама че?

– Я у тебя потаскаю.

Отщипываю небольшой кусочек грудки и неторопливо ее патроню на волокна, перед тем как отправить в рот, не в силах сдержать улыбки – Клейстер орудует ложкой со все нарастающей скоростью. И дело тут совсем не в страхе обещанной казни. Не знаю, сколько он нормально не ел, но греча, запиваемая бульоном, улетает с тарелки полностью, потом исчезает второе яйцо и оставшаяся курица, а голодные глаза смотрят на плиту и вспыхивают, обнаружив остатки каши в кастрюле.

– Чё, я доедаю тогда, если ты не будешь?

– Конечно.

Подтянув колено к груди и улыбаясь от уха до уха, наблюдаю за тем, как с каким аппетитом ест Макс, а потом смеюсь вырвавшейся сытой отрыжке.

– Сорян. Я так обычно не делаю, если че.

– Ничего страшного.

– Кофе будешь?

– Одну кофе и половину ложки сахара.

– Окей, – открывает дверцу шкафа и, увидев коробки с кашами, на которые я налепила стикеры с днями недели, оборачивается в немом ступоре. – Это… это че за срань, а?

– Твой завтрак и дни, чтобы ты ничего не перепутал, – смеюсь ошалевшему выражению на лице и истеричному перелопачиванию остальных ящиков.

– Э! Че за херня! Ты че тут натворила? Где моя сгущенка!?

– Те сухари, что стояли на полке я выкинула, а новая в холодильнике на полочке.

– Только не говори, что ты и туда ползала! – открывает дверь и хватается за голову, – Да твою ж мать! На кой хер!? Я… Да бля! Еля, на кой? Ну на кой, Еля? Ты че? Я когда все это жрать буду? Мне некогда! У меня дел по горло, а ты… Так. Короче, сейчас берешь пакеты, собираешь все это и увозишь домой! Боречке своему скормишь.

– Если ты сейчас же не заткнешься, то Еля, – показываю пальцем на себя, – одному идиоту, – уже на него, – вырвет язык и пришьет ему на лоб крестиком! Кажется, кто-то собирался пить кофе? Так!? Вот тогда захлопни свой поганый рот, если не можешь при мне разговаривать культурно, и наливай нам этот блядский кофе! Доходчиво или объяснить по-другому!?

– Одна кофе и половинка сахара?

– Умница! Можешь ведь, когда хочешь. И лучше вместо сахара положи одну ложку сгущенки. Заодно заметишь, как удобно она ставится на полочку на двери, увидишь, что у нее закручивается крышечка, и, наконец, может даже допенькаешь своей башкой, что так сгущенка не засыхает! – практически выорала я последнюю часть предложения. Вытащила из пачки сигарету и, затянувшись, уже спокойным голосом спросила. – Ты рыбу ешь?

– Ну, видимо, с сегодняшнего дня, да?

– Хорошо. Тогда на обед будет уха, – выпустила дым в потолок и кивнула на морозильную камеру. – Достань треску, пожалуйста, и положи ее в раковину. И не пялься на меня такими глазами. Сегодня у тебя будет человеческий обед и ужин. Завтра сам. Узнаю, что не ешь нормально, на своей шкуре прочувствуешь, что такое центрифужная клизма. Гуглить видео не советую – зрелище мерзкое. А картинки и текст не передадут тебе всю прелесть.

Улыбнувшись своей самой кровожадной улыбкой, взглядом показала на чайник с кружками и чуть ли не извиняясь промурлыкала:

– У Ели далеко не сахарный характер, Макс. Издержки профессии.

– Я как бы это давно заметил, если что.

Самое странное, что он не обиделся. Даже бровью не повел, когда я с мусорным пакетом подошла к шкафу и начала перелопачивать его содержимое, выкидывая вещи, которые по хорошему еще пару лет назад нужно было отправить на помойку. Все дырявые носки я без жалости бросала в пакет, туда же отправляла те, к которым не смогла найти пару. В мусор улетели застиранные, бесцветные футболки, две майки с оборванными лямками и штаны с пятном от краски на причинном месте – хлам, хлам и еще раз хлам. Оставшуюся после такой пристальной ревизии одежду, я разложила по стопочкам и с довольным выражением на лице посмотрела на результат и потом на парня, внутренне приготовившись объяснять зачем и почему все это сделала.

– О'кей, – кивнул он, рассматривая куцые стопки и три абсолютно пустых полки. Щелкнул пальцами, притараканил из кладовки две коробки с музыкальными дисками и начал их выставлять в ровные стопочки.

– Не пробовал их скопировать на компьютер?

– Еля, это уже не то будет, – улыбнулся Макс и показал один из дисков. – Вот этот я купил в восьмом классе и с башкой провалился в рэпчанский. Этот с автографом Айс Кьюба. Прикинь, как я охренел, когда с ним в метро Нью-Йорка столкнулся! Это ж, блин, сам Кубик был! На запястье котлы за пятьдесят косарей зелени, а он без палева по городу катается. Я тебе за каждый диск могу такое рассказать, что у тебя волосы дыбом встанут. Это ж история, Еля. У кого-то она в фотографиях, а у меня в музле. О! Сейчас! – перелопатив уже сложенные диски, он вытащил один и поставил в музыкальный центр. – Просто послушай.

– Фил и ты? – спрашиваю, узнав в речитативе второго и четвертого четверостишия голос Макса, и парень буквально расцветает от счастья:

– Ну да. Фил меня на бэки развел, типа на слабо взял, что застремаюсь зачитать, а когда Мистик сводить начал, все переиграл в последний момент и вот такой варик в сеть запустил втихаря. Не, я не к тому, что теперь звезда и вся эта шляпа. Я про то, что ещё тогда про нас с тобой зачитал, Еля. Ну, типа, у тебя есть прошлое, у меня тоже, а вместе мы…

– Макс, я поняла, – обрываю на полуслове, не давая ему договорить, а себе обмануться тем, что услышу.

Глупый мальчик обязательно скажет о том, во что так сильно верит сам, а я ведь ему поверю, сегодня поверю, и завтра будет мучительно больно просыпаться дома. Ему здесь, а мне…

– Не говори ничего. Лучше скажи, что это за выставка? – и слава богу голос не дрогнул, не выдал моего состояния. Даже подобие усмешки на губах получилось изобразить, когда я опустила пальцы в воду аквариума и медленно переставила пару бутылок, внося в их ровный строй хаос, так похожий на тот, что творился у меня внутри.

– Ну… – жмёт плечами, запуская пальцы себе в волосы, и я цепляюсь взглядом за ещё один минус парня – поросль на подмышках. – У меня вроде как неадекватка к алкашке, а это че-то типа проверки. В одном фильме увидел и решил попробовать.

– И как?

– Пока просто покупаю, ставлю и смотрю. Не хочу бухать, Еля. Да сейчас и некогда. Я Филу пообещал не пить до первого гонорара, а сам… – мотает головой, сталкивает верхнюю стопочку, и она медленно опускается на дно, выпустив пузырь воздуха. – Вроде пока держусь, но боюсь сорваться после концерта. Еля… Я не буду бухать, если ты скажешь. И баб больше не будет. Никого, кроме тебя. Еля. Я…

«Пожалуйста, не надо, Макс! Все и так слишком сложно.»

– Если ты не сбреешь свои космы, я перестану брить там.

– Что? – хмурит брови, не понимая к чему я. – Какие космы?

– Терпеть не перевариваю мохнатость, – взглядом упираюсь в его подмышки, а после пальцами накрываю свой лобок. – Тебе же не хочется видеть здесь одуванчик?

Мотает головой и срывается в ванную, а я вздыхаю ему в след и шепчу, – Глупый мальчик, ну почему ты такой?

Я не хочу впускать его в свою жизнь дальше того, что уже есть, не хочу думать о нем и тем более о нас, но все, что делаю я и он, словно изначально пошло вразрез этим желаниям и не собирается останавливаться. Готовлю ему обед, смотрю с каким аппетитом он ест и улыбаюсь, когда Макс отбирает у меня губку и моет тарелки. После устраиваюсь на диване с пультом от телевизора, закидываю ноги на бедра Максима, разговаривающего по телефону, и жмурюсь от ощущений, которые вспыхивают от прикосновения его пальцев. Развернувшись и прижав мобильный к уху плечом, он подкладывает под мои колени подушку, и начинает медленно массировать ступни и икры, а сам в это время выговаривает кому-то про сроки и неустойки, потом договаривается о рекламе на радио, звонит каким-то лазерщикам и еще куда-то… Только все разговоры по работе, которые так бесили с Рокотовым, сейчас идут для меня фоном, белым шумом. Я плавлюсь в нежных поглаживаниях, забывая о том, что дома меня ждёт Боря, об обещанном ему звонке… Для него я все еще сплю и не хочу просыпаться. Не хочу думать о том, что завтра придется как-то выкручиваться и врать. Вообще не хочу думать о том, что будет завтра. Ведь у меня есть сегодня, есть взгляд темных глаз глупого мальчишки, для которого я на первом месте даже во время звонков по работе. И я как наркоманка – попробовала всего один раз и теперь хочу этого все больше и больше. Упираюсь стопой в грудь Макса, легонько толкаю, привлекая внимание:

– Поедешь со мной к Воронцовским? – шепчу, чтобы не мешать его разговору, а он, не раздумывая, кивает и показывает два пальца.

Две минуты. Ровно сто двадцать секунд на работу. Раз, два, три… сто пять, сто шесть. Макс откладывает телефон в сторону, тянется к толстовке.

Оказывается, бывает достаточно шёпота, чтобы тебя услышали.