Оплаченные долги

3

Силк в последний раз посмотрела на себя в зеркало. Сегодня ее так называемые друзья устроили в клубе в ее честь прощальную вечеринку. Рики наверняка уже слышал сплетни по поводу ее близкого отъезда и о его причинах. Холландер, надо полагать, танцует от радости, да и Рики с чистой совестью возносит благодарственные молитвы. Оба они не хотели, чтобы она принимала участие в их попытках поймать с поличным самого крупного наркодельца Восточной Пенсильвании. И только тот факт, что все ш расследования, начатые еще пять лет тому назад, позволили им выловить лишь самую мелкую рыбешку, убедило их предоставить ей шанс. Но теперь все было в прошлом. Расследование будет продолжаться, но ее здесь не будет, и конца она не увидит. Дело не в том, что ей хотелось славы, но она вложила в успех дела очень многое. Рики и Холландер не подозревали, что ей надо свести немало счетов. На секунду глаза Силк потемнели и стали напоминать червленое золото, а на лице появилось такое выражение, какого у нее не видел никто из посторонних: глубокое понимание человеческой натуры и жестокости, на которую он способен. Воспоминания, черные, как деготь, заливали ее настоящее, временами представлявшееся ей скорее сном, чем реальностью. У Каприс тоже имелись свои демоны: у всех четырех дочерей Сент-Джеймсов. Но Силк была рада, что ее собственные оказались именно у нее, а не у них. Никто не заслуживает таких воспоминаний. Но именно эти воспоминания заставили ее рискнуть всем ради таких, какой была она сама, продолжавших идти по пути, который она чуть было не прошла, ради тех, кто оставался в живых, и тех, у кого это не получилось. Ради тех, кто уходил из жизни. Ради тех, кто в конце концов начинал верить, что они действительно такие, какими их считают окружающие. Все они были детьми. Невинными существами, которых некому было защитить и спасти от сладкоголосых хищников с иллюзорными обещаниями.

Она цинично улыбнулась своему отражению. Странная из нее получилась мстительница: непокорная грива рыжих волос, чистая нежная кожа, кошачьи золотые глаза… Сегодня она надела платье из коричневого бархата с подчеркивающим грудь лифом и прямой юбкой до пола. Отделка чехла, выглядывавшая из-под материи, была из золотой нити и кружева. Экстравагантный наряд, немного варварский, притягивающий взгляды — как и все ее костюмы. Ансамбль дополняли серьги из чеканного золота с желтыми бриллиантами, цепь на шее, два браслета на одной руке и узкие коричневые туфельки на очень высоком каблуке.

— Может, я завтра днем и уезжаю, но не собираюсь вести себя так, будто вынуждена бежать из города, — пробормотала она, отворачиваясь от собственного отражения.

Дорога через город была короткой. Силк вела машину умело, плавно. Она старалась, чтобы все, что она делает, получалось хорошо. Клуб был полон огней, смеха и движения. Последнее представление начинается. Надев привычную маску, Силк остановила свой «Ягуар» у главного портика. Служащий стоянки бросился к ее машине и довольно улыбнулся, увидев, как она высовывает из машины не скрытые платьем ноги. Он заботливо протянул ей руку в жесте, который предлагал мало кому из женщин, неважно, молодым или старым. Грациозно поднимаясь с низкого сиденья, Силк улыбнулась ему.

— Спасибо, Майк, — негромко сказала она.

— Готов служить, Силк, — ответил он, занимая ее место в «Ягуаре». С остальными машинами он мог обращаться со свойственными всем молодым людям любопытством и бесшабашностью, но не с «Ягуаром» Силк. К ее машине он подходил с осторожностью и заботой, потому что, несмотря на все, что говорили про Силк, она ему нравилась. Она не обращалась с ним так, словно он был вещью, предметом обстановки. Когда она с ним разговаривала, то смотрела прямо на него. Она заметила, когда в прошлом году он был простужен. И каждое Рождество она давала ему немного больше чаевых.

Не замечая внимания Майка, Силк вошла в фойе клуба. Все повернулись в ее сторону. Ее окликнули одновременно с трех сторон, и все голоса были мужскими. Она ослепительно улыбнулась, опустила ресницы и начала свой последний спектакль.

— Почему ты так задержалась? — недовольно спросил Дрю, первым оказавшийся рядом с ней, бросив свою спутницу, которая недовольно маячила позади.

— Хотела выглядеть как можно более красивой, — проворковала Силк.

Рики присоединился к ним и обнял Силк за талию, чуть подтолкнув ее бедром. Это движение выглядело очень естественным, и только Силк знала его истинное значение.

— Извини, старик, но эта ночь принадлежит мне.

Дрю возмущенно посмотрел на своего соперника.

Рики кивнул в сторону женщины, стоявшей за спиной у недовольного ухажера:

— К тому же у тебя есть собственная дама.

Силк бросила быстрый взгляд на вторую женщину, а потом прижалась к Рики.

— Тебе следовало бы заехать за мной, пробормотала она, игнорируя окружающих.

Он заглянул ей в глаза, талантливо подыгрывая.

— Не смог освободиться. И потом — я сегодня за это извинюсь.

Она недовольно надула губки, уводя его от толпы остальных гостей в сторону главного зала, где должны были подать обед.

— Я предпочту, чтобы ты сделал это прямо сейчас.

Рики наклонил голову достаточно низко, чтобы прошипеть:

— Уменьши ток, ладно, Силк?

Он провел ее к укромному алькову и остановился так, чтобы ее спина была повернута в сторону комнаты: он хотел знать, не проявит ли кто-нибудь чрезмерного интереса к их разговору.

Улыбка ее была рисковой — под стать настроению. Она терпеть не могла, чтобы за нее принимали решения, даже если эти решения были правильными.

— Я просто выполняю свои обязанности.

— Ты просто пытаешься сквитаться, — со вздохом ответил Рики. — Тебя утешит то, что Холландеру будет действительно не хвастать твоей помощи? Нам всем будет тебя не хватать.

Она прижалась к нему всем телом, одновременно внимательно всматриваясь ему в глаза. Но с тем же успехом он мог быть и алебастровой фигурой, настолько мало ее интересовала эта поза и этот мужчина.

— Ты это честно?

— Мы все так считаем. Пока ты не дала нам возможности войти в свой круг, мы и близко не могли подступиться к этой компании, а среди них — самые крупные потребители нашего города. А еще они настолько уверены в том, что держат своего поставщика в руках, что готовы болтать тогда, когда им следовало бы бояться даже открыть рты. — Наклонив голову, он прижался губами к ее шее. — Ты открыла нам дверь, Силк. И если все пойдет так, как мы рассчитываем, через неделю, если не раньше, главарь будет у нас в руках. Мы уже сейчас готовим операцию по его аресту.

Торжество и удовлетворение были лучше любой еды и питья. Силк смаковала их: одно мгновение тьмы в ее прошлом стало чуть светлее.

— Только позаботьтесь, чтобы взять их всех.

Она подставила губы для поцелуя, который и получила, но страсти и возбуждения в этом прикосновении было не больше, чем если бы она поцеловала собственную руку.

Рики поднял голову и улыбнулся ей: на секунду в его взгляде появилась искренняя симпатия.

— Холландер считает, что сегодня нам следует публично поссориться. Примерно в таком духе: я потребую, чтобы ты осталась здесь, а ты возмутишься тем, что я висну у тебя на шее, словно мокрая тряпка.

Силк чуть заметно поморщилась, оценивая план действий, который выглядел вполне осуществимым.

— Мне не слишком нравятся выражения, которыми пользуется Холландер. Но сама мысль понятна. — Она запустила руки в его пышную шевелюру. — Когда?

— Решай сама. Надо рассчитать все так, чтобы тебе не пришлось отбиваться от какого-нибудь дурня, которому вздумается занять сегодня же мое место в твоей постели. Но ссора должна быть достаточно бурная, чтобы, когда я начну приводить сюда твою замену — одну из наших, — никто бы не удивился.

— Хорошо. Дай мне примерно два часа. Думаю, я успею поднять среди мужской части компании достаточно большую волну, чтобы это получилось убедительно.

Силк глубоко вздохнула, мысленно прикидывая, кто именно должен оказаться в главном зале. Сколько бы спектаклей она ни играла, она продолжала тщательно подбирать своих партнеров, что заметил бы каждый, кто потрудился внимательно за ней понаблюдать. Она никогда не выбирала тех, у кого были прочные узы с кем-то, или тех, кто видел в ней не только привлекательное тело, которое приятно было бы занести в свой невидимый список побед. Считая необходимым очистить от скверны свой небольшой уголок мира, она вынуждена была использовать других, но всегда выбирала тех, кто был достаточно стоек, чтобы вынести ее внимание, или тех, кто сам бесцеремонно пользовался окружающими.

Вечер прошел именно так, как запланировал Рики. Ссора была достаточно публичной, чтобы всем понравиться, и наверняка попадет в колонки утренних сплетен. А близкие снова — в который раз — осудят ее. Силк вернулась к себе, измотанная происшедшим. В пустой квартире она включила стереопроигрыватель, заварила чай и выключила свет, чтобы он не мешал ей любоваться из открытого окна гостиной звездами и луной. Было уже почти три часа ночи. Ей следовало бы лечь, но она знала, что пытаться заснуть бесполезно. В этот час сон всегда ускользал от нее. Внизу расстилался город, заполненный голосами тех, кто обитал в нем в ночное время. Луна с небес благосклонно взирала на таившиеся в нем опасности. Но не здесь, в ее квартире, среди карамельного мира атласных простынь, изысканных туалетов и дорогих духов. Завтра она начнет новую жизнь. Чего она хочет от этой жизни и от себя? Ее крестовый поход, движущая сила почти всей ее взрослой жизни, фактически закончен — и победу в нем одержат другие. Она чувствовала себя опустошенной, одинокой. У нее не было новых чувств, только прежняя боль стала сильнее.

А как же ее близкие? Что она натворила своим выбором? Как им пришлось страдать? До этой минуты Силк не позволяла себе задумываться над этим, ведь, признавая, какую цену пришлось заплатить им, она никогда не смогла бы пойти по избранному ею пути. Теперь ей предстоит расплачиваться еще по одному счету. Но как? Она нахмурилась, на секунду вспомнив ледяной взгляд незнакомца, глаза, в которых горело презрение — почти такое же сильное, как и желание. Странно, насколько хорошо она его помнит, ведь в тот вечер она почти не смотрела на него. Силк неловко пошевелилась в кресле и покраснела, вспомнив, как он наблюдал за ее игрой. Она знала все уловки, чтобы привлечь и обольстить. То, чему учишься чуть ли не с колыбели, остается с тобой навсегда.

— Зачем мне новая жизнь, если я потащу в нее старую? — спросила она вслух. — А что, если другие мужчины, глядя на меня, будут видеть то же, что увидел тот незнакомец, осуждать меня так, как осудил он, вынесут мне приговор, не выслушав правды?

Она содрогнулась, впервые четко осознав, что может принести ей следующий год. Ведь, будучи одной из наследниц Сент-Джеймсов, она была защищена от ударов и укоров тех, кто мог бы ее порицать.

Лоррейн предложила ей непростую задачу. Сможет ли она принять всю полноту мира? Сможет ли навсегда расстаться с грузом прошлого, оставить прежнюю Силк позади? Она допила чай и отодвинула чашку. Другого выбора у нее нет. Долги прошлого скоро будут уплачены. Это обошлось ей очень дорого. Но завтра ей предстоит уплатить еще больше. Она расскажет родителям долю правды относительно последних нескольких лет. Они заслуживают того, чтобы она была с ними откровенна. Да, риск будет велик, но она приняла его, как принимала и другие опасности, на которые шла. Она всю жизнь ходила по краю, сохраняя верность самой себе, когда гораздо проще и безопаснее было бы предать свою честь. И сейчас она не согласна на меньшее.

— Да, в чем дело, Граймс? — спросила Лоррейн, поднимая глаза от утренней газеты, где была расписана последняя эскапада Силк.

— Мисс Силк пришла, мэм.

Это известие заставило Лоррейн удивленно приподнять брови. Она посмотрела на Джеффри, потом на заметку, где подробно излагалась сцена, которую Силк устроила в клубе накануне вечером.

— Попросите ее войти, Граймс, — пробормотала она.

Силк вошла в комнату, где, сколько она помнила себя в этом доме, ее родители каждое утро встречались за завтраком. В жизни Лоррейн и Джеффри, до отказа заполненной общественными, деловыми и личными встречами, это были заветные минуты, посвященные друг другу. Только в очень редких случаях кому-то разрешалось потревожить их в это время. Едва Силк переступила порог, как Граймс закрыл за ней дверь. Лежащая на столе рядом с их приборами утренняя газета ясно давала понять, что она опоздала. На лицах Лоррейн и Джеффри читалось разочарование — умело скрываемое, но тем не менее заметное.

— Я надеялась успеть, пока вы еще это не увидели, — тихо сказала Силк, садясь напротив.

— Это неправда? — осведомилась Лоррейн, изящно выгибая бровь и выражая заинтересованность.

Силк покачала головой.

— Нет, правда, хотя и несколько драматизированная. — Вглядевшись в лица родителей, она прочла там печаль, а не осуждение, которое в подобной ситуации выразили бы многие другие. — Я пришла, чтобы объясниться, если вы мне позволите.

— Объясниться?

Лоррейн посмотрела на Джеффри, убеждаясь в том, что он не меньше ее удивлен подобным поворотом событий.

Силк поморщилась.

— Я понимаю, это для вас неожиданность. После того, как каждая из нас достигла совершеннолетия, вы не требовали, чтобы мы объясняли свои поступки.

— Дочь, я не знаю, что сказать, — признался Джеффри, увидев, что Лоррейн не пытается вступить в разговор.

Силк отмахнулась от его слов.

— Просто выслушайте меня, пожалуйста. — Глядя на отца, она дотронулась до руки матери. — Как вы делали это всегда. Я не могу рассказать вам всего. По правде говоря, я не имею права ничего вам рассказывать, и если хоть что-то из моего рассказа выйдет за пределы этой комнаты, многим людям, включая меня, будет угрожать серьезная опасность.

Джеффри сел в кресле прямее — стареющий орел, у которого еще доставало сил не пугаться опасностей.

— Во что ты впуталась, девочка? Нам не нужно пригласить Симпсона? — открыто спросил он, имея в виду семейного юриста. Лоррейн передвинулась на краешек сиденья, встревожившись серьезностью Силк. Подобного тона они от нее еще никогда не слышали.

— Нет. — Помолчав, Силк добавила: — Как бы ни выглядело со стороны мое поведение в эти последние годы, я не сделала ничего противозаконного. По правде говоря — наоборот. Я помогала людям из отдела по борьбе с наркотиками собирать сведения об одном из самых крупных наркодельцов штата.

— Силк! — испуганно ахнула Лоррейн, даже не заметив, что Джеффри поймал ее свободную руку и крепко сжал ей пальцы.

— Не надо так на меня смотреть, мама. Если не считать того, как это повредило моей репутации, лично мне опасность не угрожала. В конце концов, кто бы заподозрил девицу, переспавшую с половиной города, и к тому же выпивоху, в том, что ее интересует что-то помимо секса и того, где выпить следующую рюмку?

В ее словах ясно слышались гнев и горечь.

— Это правда? Я имею в виду твою репутацию, — прошептала потрясенная Лоррейн. Ей хотелось верить в то, что Силк говорит правду, и страшно было принять реальное положение дел и тот риск, на который она шла.

— Нет, неправда, — мягко ответила Силк, ласково сжимая Лоррейн руку. Заглянув в глаза матери, она нашла там любовь, которой, ей казалось, не заслуживала, и полное доверие. — Я не могу сказать вам, почему я это сделала. Но это было для меня важнее всего на свете. Несколько лет тому назад я случайно оказалась свидетельницей одной сцены, узнала вещи, которые не должна была знать, и начала копать. Сделала несколько анонимных звонков, и дело пошло. А потом однажды ко мне подошел человек и предложил купить наркотики. В моей компании все предпочитали спиртное, поэтому я сразу заподозрила неладное. Не скажу вам, как, но мне удалось узнать, кто он и на кого работает. В конце концов я начала работать на того же человека, у нас была одна цель: призвать к ответу главаря и уничтожить сеть торговли в этом районе. Теперь меня хотят вывести из игры. Цель, ради которой мы все работали, близка, и мой босс хочет устранить все лишние звенья. Ваша просьба дала мне возможность уехать отсюда. Это, — она кивком указала на газету, — было тем способом, который мы выбрали для того, чтобы прервать контакт между мной и моим нынешним напарником.

— Нынешним напарником? — Джеффри пристально смотрел на Силк.

— Трое из моих шести женихов тоже были моими напарниками. Остальные трое — маскировка.

Лоррейн молча уставилась на Силк, едва веря масштабу дела, которым та занималась.

— И ты не могла нам об этом рассказать? — спросил наконец Джеффри.

Силк почувствовала его обиду и не пыталась оправдываться.

— Будь я свободна, я все рассказала бы. Но я не могла рисковать остальными.

— А теперь?

— Вы предложили мне новую жизнь. И я сделала здесь все, чтобы распроститься со старой. Я причинила вам с мамой боль, хотя не видела от вас ничего, кроме любви. Я не имею права просить вашего прощения — и не стану. Но я могу дать вам правду и обещать, что собираюсь воспользоваться тем шансом, который вы мне предоставили, и стать такой, чтобы вы могли мной гордиться. Я не возьму с собой в Атланту то, чем я была здесь… И могу гарантировать, что не стану приносить семье новые неприятности. Это не загладит того позора, что я на вас навлекла, но даю вам слово, что больше подобного не повторится.

Джеффри покачал головой, остро ощутив груз прожитых лет.

— Не знаю, что и сказать, дорогая моя. Не могу отрицать — мне было больно, как и твоей матери. Не могу также отрицать, что слухи, сплетни и сенсационные статьи в газетах были нам очень неприятны. Но знать, что ты подвергала себя опасности, что тебе и сейчас может угрожать опасность… от этого ненамного легче.

— Ты так рисковала, Силк. Почему? — настоятельно спросила Лоррейн.

— Этого я тебе сказать не могу, мама. Проси от меня чего угодно — только не этого. — Силк посмотрела Лоррейн в глаза, безмолвно моля ее о понимании. — Все позади. Я сделала то, что должна была сделать — и теперь все позади.

Лоррейн пристально вглядывалась в лицо Силк, читая на нем силу характера, которую прежде не замечала. Она считала Каприс самой сильной из четырех, но теперь поняла свою ошибку. Что бы Силк ни скрывала в своем прошлом, Лоррейн вдруг поняла, что это должно остаться похороненным. У нее на глаза навернулись слезы. Хотя она никогда не знала темной стороны жизни, долгие годы работы в приюте дали ей возможность узнать, какие зверства творятся над слабыми и ранимыми.

При виде слез матери, Силк переменилась в лице. Неимоверная боль угрожала ее самообладанию. Из-за нее еще никогда и никто не плакал!

— Не надо, мама! — севшим голосом взмолилась она.

Лоррейн встала, открыв ей свои объятия. Сама не замечая, что делает, Силк бросилась к ней. Старая и молодая. Благополучная и исстрадавшаяся. В это мгновение различия между ними были смыты слезами любви. На одно иллюзорное мгновение прошлое, настоящее и будущее вдруг засияли — нетронутые, не имеющие ни единого изъяна.

— Мы но можем этого сделать! — возражала Лоррейн. — Ты же слышал, что сказала Силк. Она говорит, что, уехав, будет в безопасности. Ты не имеешь права нарушит! конфиденциальность, рассказав обо всем Киллиану!

Джеффри повернулся к жене. Он принял решение, и ничто не могло заставить его передумать.

— Возможно. Но я не отправлю наш дочь в чужой город от той защиты, которую мы можем ей предоставить здесь, не приняв никаких мер. Я не собираюсь рассказывать Киллиану правду. Мы воспользуемся репутацией Силк и пустим слух о каком-нибудь назойливом поклоннике или еще о чем-то том же роде.

Лоррейн озабоченно нахмурилась.

— Но она хочет начать новую жизнь. Чистую.

— Киллиан все о ней знает. Этого нам не изменить. Но мы можем позаботиться о том, чтобы Киллиан знал, что ей грозит опасность. К черту ее репутацию. Теперь мы оба знаем, что это — ложь. Наша семья выдержит любые пересуды. На протяжении многовековой истории в ней уже попадалась пара-тройка заблудших овец.

— Ты начинаешь говорить, как Силк. Послушать тебя, так все очень просто, но мы оба знаем, что это не так. А что, если эти люди попробуют ей отомстить? Я видела лицо Киллиана. Я знаю, он принял Силк от кого-то другого, чтобы заниматься ее делом самому. Он не уважает ее. И она ему не нравится. — Лоррейн начала растирать виски. — Может быть, нам вообще следует все отменить.

Джеффри сел рядом с Лоррейн на диван и взял ее руки в свои.

— Этого мы сделать не можем. Подумай только, сколько вопросов это вызовет, дорогая. Силк нужно иметь убедительный повод для отъезда — и мы ей его дадим. И что там бы Киллиан ни думал, свою работу он выполнит. Мы можем ему доверять.

— А мы ему уже доверили — жизнь нашей дочери.

Стоя позади колонны справа от дверей, Киллиан наблюдал за тем, как Силк прощается с родителями. Он делал вид, будто читает газету, но на самом деле наблюдал за тем, какие нескрываемые тепло и любовь существуют между этими людьми. Три остальные дочери уже улетели — каждая своим рейсом. Силк была последней: он цинично подумал, что ей купили билет на поздний рейс с учетом ее привычки спать допоздна.

Киллиан беспокойно пошевелился, сосредоточив взгляд на той Силк, которую только что увидел. Эта казалась мягче и моложе остальных ее ипостасей. Она была одета удобно, а не с расчетом на то, чтобы привлекать окружающих — но даже мужская рубашка и бежевые брюки в стиле сафари не могли скрыть ее женственности. Ее кожа сияла — на этот раз на ней не было заметно следов косметических уловок, которые она демонстрировала на той вечеринке, когда он ее увидел впервые. Волосы по-прежнему были собраны — прирученное пламя, — но, тем не менее, притягивали к себе взгляд. Киллиан глубоко вздохнул, ощущая, как его тело поет от радости при виде этой женщины и нескрываемой любви, которую она выказывала супружеской паре, поднявшей ее из темноты ее прошлого. Как одна и та же женщина могла воплощать в себе два столь различных образа? Смятение было для него столь же нехарактерным чувством, как и другие эмоции, которые эта женщина будила в нем одним своим присутствием. Он не любил вопросов без ответа, и ему определенно не нравились факты, которые не складывались в четкую картину. Силк должна была попасть в определенную категорию. А вместо этого она заставляет его менять свои взгляды, сомневаться в собственных суждениях. Это было неприятное чувство, ничего подобного ему еще не приходилось испытывать. И вдобавок к этому она даже не подозревала о том, какие неприятности ему устроила! Это, пожалуй, раздражает его сильнее всего, мысленно признался Киллиан, глядя, как Силк направляется к выходу на посадку.

Сунув газету под мышку, он вошел в коридор следом за Силк, постаравшись так глубоко погрузиться в раздумья, чтобы никто не удивился его невниманию к своим давним друзьям Сент-Джеймсам. Если за этой сценой кто-нибудь наблюдал, в особенности преследователь Силк, Киллиан хотел, чтобы между ним и Силк не было установлено никакой, даже самой поверхностной связи.

А кроме того, ему действительно было о чем подумать. После того, что объявил ему этим утром Джеффри, большую часть планов пришлось отбросить. Шансы на то, что ему достаточно будет присматривать за Силк с безопасного расстояния, исчезли с той минуты, как появилась опасность, которая могла бы последовать за ней в Атланту. И то, что она видела его на той вечеринке, стало лишним осложнением. На три тысячи долларов можно позволить себе только самое простое жилье — если, конечно, Силк знает, как найти такое. Он устроился в своем кресле, мысленно проклиная задание, которое, похоже, превращалось в настоящий кошмар.

Когда самолет провалился в очередную воздушную яму, Силк оторвалась от журнала мод, с помощью которого пыталась убить время. Поначалу ее сосед пытался завязать с ней разговор, но потом погодные условия резко ухудшились и самолет стало качать. Все застегнули привязные ремни. На этом рейсе почему-то оказалось много детей самого разного возраста и характера. Трое сидевших впереди Силк вели себя спокойно, но последние несколько минут младший начал плакать — громко и без передышки.

— Малый, заткнись, — раздраженно буркнул сосед Силк, бросая на малыша злобный взгляд.

Силк запихнула свой журнал в кармашек на спинке переднего кресла и перегнулась через нее.

— Разрешите вам помочь? — негромко спросила она, постаравшись говорить так, чтобы ее голос звучал как можно мягче.

Раскричавшийся малыш уставился на нее, раскрыв рот для очередного вопля.

Силк погладила его по щечке и улыбнулась сердитому личику.

— Привет, парнишка. Хочешь со мной поиграть?

Малыш втянул в себя воздух. Сосед Силк поморщился. Мать оглянулась через плечо, и на ее хорошеньком личике отразилось изумление.

— Что вы! Я не могу вас обременять. И потом Дэнни не признает чужих.

— Но я ведь не чужая, правда, золотко?

Силк протянула руки к малышу.

Дэнни по каким-то своим соображениям ответил Силк беззубой улыбкой и протянул к ней пухлые ручонки.

— Право, мне это не в тягость. А вам и без того хватит хлопот с остальными двумя.

Женщина нерешительно осведомилась:

— Вы уверены?

Сосед Силк раздраженно нахмурился:

— Леди, лучше отдайте ей мальца. Не знаю, как насчет остальных пассажиров, но для меня чертов полет и без всех этих воплей достаточно неприятен. А когда мы наконец приземлимся, я должен буду работать! Имейте совесть.

Силк с большим удовольствием отвесила бы ему оплеуху, но подобные действия вряд ли смягчили бы сердце встревоженной матери.

Дэнни взял решение в свои руки. На него обратила внимание милая леди, и он не намерен был его терять. Вывернувшись, он вцепился изо всех своих силенок в протянутые к нему тонкие руки, а потом рванулся вперед, через спинку сиденья, не дав никому времени его поймать. У Силк не было выбора. Она поймала малыша, летевшего ей прямо на грудь.

Дэнни запрокинул головенку, победно ухмыльнулся Силк и моментально начал что-то лопотать.

— Похоже, ты сам знаешь, чего тебе нужно, — пробормотала Силк малышу, и как раз в этот момент самолет снова рухнул в воздушную яму. Дэнни уцепился за нее, и его улыбка погасла. Она прижала его к себе, нашептывая какие-то глупости.

Сидя на два ряда дальше, у того же прохода, что и Силк, Киллиан уставился на нее, потрясенный и ее предложением, и тем, как она держит ребенка. Он поставил бы все свои деньги на то, что она ничего не знает о детях и нисколько ими не интересуется. А оказалось, ее совершенно не волнует, что малыш обслюнявил ей плечо и дергает за волосы: она улыбалась — улыбалась такой улыбкой, которой он у нее еще не видел. Мягко, ласково. И в глазах ее светилась нежность. Куда исчезла соблазнительница? Та женщина, которая не оставляла мужчин в покое даже в их снах?

Он едва замечал, что самолет бросает все сильнее, что пассажиры жалуются, а некоторых рвет… Он был полностью поглощен тем, как Силк забавляет малыша, не обращая внимания на своего недовольного соседа и тяжелый полет. А когда его чуткий слух уловил негромкое мурлыканье, он окончательно оцепенел. Голос у нее был слабым, но удивительно успокаивающим — не только для малыша, припавшего к ее плечу, но и для вех вокруг. Мистер Недовольство рядом с ней со вздохом откинулся на спинку кресла и казался теперь более умиротворенным. Мать и двое детей, сидевшие впереди, перетали ерзать, а Дэнни сунул пальчик в рот и заснул.

— Желаете что-нибудь выпить? — спросила стюардесса, остановившись рядом с Киллианом.

Не отрывая взгляда от Силк, он сделал заказ.

— Удивительно, как у нее получается, правда? — тихо заметила стюардесса, незаметно оглядываясь. — А я уж думала, он никогда не успокоится.

Киллиан кивнул, но вслух ничего говорить не стал. Он по-прежнему пытался сложить целостный образ Силк Браун Сент-Джеймс из множества самых разных кусочков. Общая картина каждый раз получалась другой, и это не давало ему покоя. Прошлый опыт преподал ему слишком много уроков. у каждого человека есть определенные черты, свойства, которые всегда ему присущи, будь он героем или убийцей. Но Силк не проявляла таких черт. Любительницам увеселении нет дела до малышей, нуждающихся в утешении. Хотя всегда можно сказать, что даже у самых плохих людей иногда есть в душе что-то хорошее. Возможно, этим все и объясняется.