Мари высунулась из окна, высматривая — нет ли кого во дворе и как лучше спуститься. Высокий кирпичный запор с железными коваными воротами пугал меньше, чем та же кухарка или другая прислуга, не вовремя выглянувшая на улицу. Почему-то внутри поселилась твердая уверенность, что за пределами особняка уже никто не сможет помешать сбежать.
— Мистер Неверти? — послышался удивленный голос госпожи Виктории из комнаты справа. Мари вздрогнула, услышав имя хозяина. — Что привело вас ко мне? О Боже!
Узнавать, что в облике мужа испугало хозяйку, хотелось меньше всего. Или она никогда не видела супруга до того, как он напьётся крови?
— Всё в порядке. Я сейчас видел…
— Вы открывали окна? — показалось, что голос госпожи и правда стал взволнованным.
— Да. Я устал от темноты, если хотите знать — она меня убивает сильнее, чем солнечный свет…
— Присядьте.
Тут же послышался скрип половиц и звук отодвигаемого стула.
— О чем я? Ах да! Я только что видел девушку, которой прежде не было в моем доме и хочу знать — кто она. Вы наняли новую прислугу?
— Да, — голос миссис Неверти дрогнул. Похоже, она не собиралась рассказывать мужу про покупку. Державший до этих слов в цепкий лапах ужас уступил Мари любопытству. — Это против ваших правил?
— Нет. Против моих правил — врать. Поймите, в этом доме от меня не скроется ничего. Даже если до поры до времени все будут молчать о случившемся. Кто она? — голос мистера Неверти стал строгим, даже властным.
— Моя прислуга. Выкупная, — нехотя добавила госпожа Виктория.
— Вы прекрасно знаете, как я отношусь к рабам, — каждое слово хозяина наполнилось льдом.
— Она не рабыня…
— Меня не волнуют детали. Я не потерплю такого отношения к людям. Если вы не дадите ей свободу — я сделаю это сам.
Мари готова была поклясться, что госпожа Виктория позеленела от злости. По крайне мере, воображение рисовала именно такой образ — исполненный праведного гнева хозяин и миссис Неверти, не имеющая возможности спустить пар. Этикет не позволяет перечить мужу. Вопреки недавним страхам, Мари стала испытывать к мистеру Альберту Неверти что-то вроде благодарности. Хотя, кто знает? Может, этот спектакль разыгран специально для нее? А стоит отпереть дверь, как в комнату ворвутся хозяева и растерзают на мелкие кусочки.
Тем временем послышался стук удаляющихся сапог, скрип двери, а потом — сдавленные всхлипы, словно кто-то рыдал, уткнувшись в подушку. Мари поспешно захлопнула окно, расставляя мысли по полочкам. Нет, убегать пока не стоит. Если мистер Неверти и правда окажется честным человеком, то скоро она получит свободу, а если нет… Ей все равно некуда идти. Мари догадывалась, что в очередной раз обманывает себя, но как и в прошлом, старалась верить людям, которых жалела.
Миссис Неверти хватило выдержки до следующего утра. Вчера она сталкивалась с Мари на кухне, но по-прежнему не произнесла ни слова. Даже старалась не смотреть в ее сторону. А вот кухарка — пышнотелая девица лет двадцати с отдававшими рыжиной волосами, торчащими из-под застиранного чепца — наоборот трещала без умолку. Про чудесную погоду, которой Бог редко баловал в октябре, про бакалейщика бесплатно отдавшего в довесок к окороку и головке сыра еще и пучок зелени, про воскресную проповедь преподобного Николаса. Мари быстро уплетала кукурузную похлебку с куском хлеба и удивлялась, с чего это произошли такие перемены?
Ночь пролетела одним мгновением, несмотря на то, что день изрядно убыл. Мари проснулась рано и первым делом заскочила на кухню, узнать — не нужна ли помощь. Нора ужасно обрадовалась и тут же поручила помешивать овсянку. Мари не сразу поняла, почему кухарка так счастлива, но потом догадалась — из прислуги в доме больше не держали женщин. Уборкой и то занимались мужчины. Выходит, бедняжке Норе просто не с кем было поговорить «о женском». Вот только почему откровенность и озарение снизошли до нее только после вчерашнего?
Сальная свеча, нещадно коптившая и распространявшая запах подгоревшего жира, едва стаяла наполовину, когда на кухне появилась хозяйка. Она быстро осмотрелась и жестом указала на Мари.
— Иди за мной, — коротко бросила госпожа Виктория, скрываясь за дверью.
— Иди, — Нора перехватила черпак, подталкивая Мари к выходу. — А то еще в обморок упадет от твоего непослушания.
Кухарка прыснула, видимо, недолюбливала хозяйку. Во всяком случае, явно не испытывала трепета перед миссис Неверти. Вздохнув, Мари нехотя поплелась следом за госпожой. Разговор не предвещал ничего хорошего — жесткий взгляд хозяйки говорил больше, чем она сама.
Миссис Неверти ждала в холле, стоя у окна и придерживая бархатную портьеру. Дворецкий, мимо которого Мари прошмыгнула утром, чудесным образом испарился.
— Зачем ты ходила к мистеру Неверти? — не поворачиваясь, произнесла госпожа Виктория.
— Я попала к нему случайно.
Мари не стала оправдываться, хотя тон, которым миссис Неверти задала вопрос, располагал именно к раскаянию.
— В любом случае, это тебе не поможет. — Хозяйка резко обернулась, изничтожая взглядом. — Я потратила на тебя немалые деньги…
— Я вас не просила меня покупать, — перебила Мари. Если госпожа Виктория думает, что благородная кровь дает ей право давить на других, то она сильно ошибается.
Миссис Неверти на миг потеряла дар речи, а потом криво усмехнулась.
— Ах да. Я забыла, что говорю не с ровней, а с выкупной девицей, уже побывавшей в мужских руках, — пригвоздила она. — Меня не волнует, что ты ему наговорила и о чем просила. Ты — моя собственность, и будешь при мне, пока я не решу иначе.
Мари показалось, что ей дали пощечину. Хотя, лучше бы миссис Неверти распустила руки, чем язык. Внутри все горело от незаслуженного оскорбления, обида рвалась наружу слезами, но именно этого нельзя было себе позволить. Мари гулко сглотнула, сцепляя руки на груди.
— Зачем я вам сдалась? Такая никчемная хамка?
Миссис Неверти сделала шаг вперед, придерживая край пышного платья бледно-серого цвета.
— Пока я не вижу другого выхода, а ты можешь исполнять желания, если верить слухам.
— Вам ли верить слухам? — Мари тоже пыталась уязвить хозяйку, но выходило совсем не так хлестко, как хотелось бы.
Но та будто и не слышала.
— В частности, мистер Джортан на днях стал невероятно богат. И это при том, что он безуспешно спустил вырученные за тебя деньги на скачках. Говорят, он просил тебя о деньгах? Это правда? Скажи!
Госпожа Виктория бросилась к Мари, мертвецки холодными пальцами схватила ее за плечи. Глаза хозяйки расширились, вспыхивая искрами зарождающегося безумия. Ее даже стало жалко, несмотря на попытки втоптать Мари в грязь.
— Успокойтесь, — сухо ответила она, не давая жалости взять власть над собой. — К богатству мистера Джотрана я не имею никакого отношения. И вам вряд ли буду полезна. Вы зря потратились.
Миссис Неверти не поверила — Мари видела это в ее глазах, как и то, что другой надежды у хозяйки не было.
«Что же ей надо? Тоже богатство? Или… — догадка поразила. — Или она хочет избавиться от мистера Неверти? Ведь не может красивая и молодая женщина любить такое… такого, как хозяин. Если так — она никогда не получит от меня помощи».
Молчание затягивалось. Госпожа Виктория продолжала вглядываться в ее лицо, словно еще ждала ответа.
— Иди, — выдавила она, наконец, опуская руки. Мари заметила, с каким трудом ей это удалось — пальцы дрожали, дыхание сбилось.
— Вам плохо? — Проклятая жалость! Не хватало еще, чтобы хозяйка расплакалась, тогда обманывать ее и перечить станет невозможным.
Но миссис Неверти сама излечила Мари от чрезмерной мягкости.
— Тебя это не касается. Иди, пока я не передумала и не приказала принести розги.
Спорить Мари не стала. Да и зачем? Пускай хозяйка исходит злобой, если хочется. Портить жизнь мистеру Неверти, каким бы чудовищем он не выглядел, ее никто не заставит. А розгами пусть пугает тех, кто никогда не жил в трущобах. Это их голубую кровь щадили тонкими прутьями. Мари же воспитывалась среди уличных крыс, которых боялись даже случайно заходившие коты, помоев, в коих нередко можно было отыскать рыбную кость или кусок плесневелого хлеба на ужин, и мальчишек с соседних улиц, самой безобидной шалостью которых было кидаться грязью и камнями.
Не дожидаясь, когда госпожа Виктория придумает что-то еще, Мари поспешила на кухню. Все-таки с делом в руках гораздо приятнее, чем изнывать от скуки и тоски в четырех стенах.