Ореол смерти

Глава 8

Ева без труда выявила то общее, что было у Сесили Тауэрс и Ивонны Меткальф. Первое: обе были убиты. Одним и тем же способом и, вероятно, одним и тем же человеком. Обе были знаменитостями, женщинами, уважаемыми и любимыми публикой. Каждая достигла успеха на избранном поприще, и обе любили свою работу. У обеих имелись родственники, для которых страшным ударом была постигшая их утрата.

Но вращались они в совершенно разных кругах. Среди друзей Ивонны были актеры, художники, музыканты, а Сесили общалась с юристами, бизнесменами и политиками.

Сесили была деловой женщиной, тщательно оберегавшей свою личную жизнь от посторонних взглядов.

Ивонна была актрисой, очаровательной и безалаберной, и вся ее жизнь была на виду.

Но кто-то знал их обеих, обеих хотел убить и убил!

Единственным именем, присутствовавшим и в четких записях Сесили, и в небрежных — Ивонны, было имя Рорка…

Третий раз за последний час Ева проглядывала оба списка на компьютере, пытаясь найти хоть какую-то связь между именами, профессиями, адресами. Кое-что отдаленно перекликалось, но этого было явно недостаточно, чтобы вызывать людей на допрос.

Однако придется вызывать и беседовать, потому что иначе остается только Рорк.

Ева снова обратилась к записной книжке Ивонны.

«Почему, черт подери, она не писала имен?!» — тихо возмущалась Ева. Только время, даты, иногда инициалы и какие-то одной Ивонне понятные пометки.

«9.00 — ленч в „Краун Рум“ с Б. С. Йиппи! Не опаздывай, Ивонна, и надень зеленый костюм с мини-юбкой. Ему нравятся стремительные женщины с красивыми ногами.

День в салоне красоты. «Парадиз». Слава Богу! 19.00. Постараться успеть в «Фитнесс-клуб» к восьми. Ох!»

Роскошные ленчи, думала Ева, лучшие косметические салоны, потом тренировка в фешенебельном спортивном клубе. Совсем неплохая жизнь! И кому эта жизнь понадобилась?!

Она перешла к записям, сделанным в день убийства.

«8.00 — диетический завтрак — надеть голубой костюмчик с голубыми туфлями. ХРИСТА РАДИ, БУДЬ НА ВЫСОТЕ, ИВОННА!

11.00 — Офис П. П., обсудить условия контракта. Может, перед этим пробежаться по магазинам. РАСПРОДАЖА ОБУВИ В «САКСЕ». Не пропустить!

Ленч — без десерта. Сказать миленькому, что в шоу он был великолепен. Вранье актерам законом не карается. Боже, но какой это был ужас!

Позвони домой.

Зайди в «Сакс», если раньше не успеешь.

О напитках. Держись, детка, минералки. Слишком уж ты много болтаешь, когда выпьешь. Будь блистательной! Раскручивай «Все танцуют в такт». $$$! Утром не забудь взять фото и — не пей вина! Пойди домой, поспи.

Полуночное свидание. Может, это серьезно? Надень красно-белый комбинезон и улыбайся, улыбайся, улыбайся… Что прошло — то прошло, так? Но не закрывай эту дверь. Ведь мир такой маленький. Кретинчик!»

Значит, она собиралась с кем-то в полночь встретиться. С кем, где, зачем — неизвестно, но она хотела одеться поэффектнее. Этого человека она знала, с ним у нее что-то было. И прошло. Может быть, остались проблемы?

«Любовник? — подумала Ева. — Вряд ли. Ивонна не рисовала рядом сердечек и не советовала себе быть „секси“. Еве стало казаться, что она начинает понимать эту женщину. Ивонна обожала себя, любила веселиться, ей вообще нравилась собственная жизнь. И она была честолюбива.

Скорее всего, она велела себе улыбаться, поскольку речь шла о карьере. Отзывы в прессе? Новый сценарий? Влиятельный поклонник?

Интересно, что бы она написала, если бы имелся в виду Рорк? Наверное, пометила бы его заглавным «Р», а около записи нарисовала бы сердечки, доллары или улыбки — как делала за восемнадцать месяцев до смерти…

Еве не надо было просматривать ранние записи: она отлично помнила, что писала Ивонна о Рорке.

«Ужин с Р. — 20.30. Ням-ням. Надень белое атласное платье и к нему такое же белье. Будь готова! Вдруг повезет? Тело у парня потрясающее, жаль только — непонятно, что у него в голове. Ладно, надейся и мечтай — а там посмотрим, что получится».

Еве не очень хотелось узнавать, повезло ли Ивонне. Очевидно, любовниками они стали — Рорк сам так сказал. Тогда почему же больше ни одной записи о новых свиданиях?

Это придется выяснить — в интересах расследования.

А пока что — опять идти в квартиру Ивонны, снова пытаться воссоздать ее последний день. Еще надо опросить свидетелей. Родители Ивонны звонят каждый день, так что сегодня с ними снова придется беседовать.

Еву не пугало то, что опять придется работать по четырнадцать-шестнадцать часов. На самом деле сейчас — это единственное спасение. От собственных мыслей…

Через четыре дня после убийства Ивонны Меткальф Ева поняла, что зашла в тупик. Она опросила множество людей, опросила подробно и внимательно. Но в результате не только не узнала ни о каком возможном мотиве, она не встретила ни одного человека, который относился бы к жертве без восторга.

Впрочем, какого-то безумного поклонника у Ивонны тоже не было. Ей присылали кучу писем, и Фини все еще сидел за компьютером, сканируя и просматривая корреспонденцию. Но в том, с чем он успел ознакомиться, не было ни угроз, прямых или скрытых, ни сомнительных предложений.

Зато была масса предложений руки и сердца, и Ева их отсортировала.

Имелся крохотный шанс, что кто-то, писавший Ивонне, писал и Сесили. Но время шло, и надежды на это становилось все меньше.

Ева делала все, что полагается делать, когда происходят серийные убийства — во всяком случае, все то, что полагалось делать на данной стадии расследования. Но эту встречу она назначила через силу.

Ожидая в приемной, Ева боролась с противоречивыми чувствами. Конечно, доктор Мира — женщина замечательная, умная, понимающая, всегда готовая помочь. Но именно поэтому Еве было неспокойно. Она напоминала себе, что пришла не по личным причинам и не потому, что ее послали к психотерапевту. Ей не надо проходить тесты, они не будут обсуждать ее мысли и чувства, не будут копаться в ее памяти.

Они просто собираются создать психологический портрет убийцы.

И все же сердце у нее бешено колотилось, руки словно оцепенели. Входя в кабинет доктора Миры, Ева сказала себе, что ноги у нее дрожат только от усталости.

— Лейтенант Даллас! — Мира взглянула на бледное лицо Евы, заметила усталость в ее глазах. — Извините, что заставила вас ждать.

— Ничего страшного. — Ева предпочла бы стоять, но заставила себя сесть в кресло напротив доктора Миры. — Спасибо, что так быстро откликнулись на мою просьбу.

— Каждый из нас делает то, что может, — сказала Мира своим обычным спокойным тоном. — Я с большим уважением относилась к Сесили Тауэрс.

— Вы были знакомы?

— Мы были ровесницами, и она консультировалась у меня по нескольким делам. Я часто давала показания по просьбе обвинения. По просьбе защиты — тоже, — добавила она, слегка улыбнувшись. — Но вам это известно.

— Да, доктор. Я это прекрасно помню.

— И талантом Ивонны Меткальф я восхищалась. Она была прелестна. Многим будет ее не хватать.

— Но кто-то решил, что мир прекрасно обойдется без них обеих…

— Вы правы. — Мира обернулась к электрическому чайнику и нажала на кнопку. — Я понимаю, что времени у вас немного, но за чаем мне работается лучше. Судя до вашему виду, вам тоже нужно взбодриться.

— Со мной все в порядке!

Заметив, как встрепенулась Ева, Мира сказала спокойно:

— Вы, как всегда, слишком много трудитесь. Но это беда всех хороших работников. Я прочитала ваши рапорты, ваши допросы свидетелей и ваши замечания по их поводу. И вот какой психологический портрет я составила, — она протянула Еве дискету.

— Вы уже все сделали?! — В Еве боролись удивление, благодарность и непонятное раздражение. — Надо было просто переслать информацию на мой компьютер, это сэкономило бы кучу времени…

— Я могла сделать и так, но мне хотелось обсудить это с вами лично. Ева, вы имеете дело с кем-то очень опасным.

— Я об этом догадалась, доктор. Он перерезал глотки двум женщинам.

— Пока что двум, — сказала Мира тихо. — Боюсь, будет новая жертва. И скоро.

Ева вздрогнула: доктор Мира как будто прочла ее мысли.

— Почему?

— Все очень понятно. И просто. Дело удалось, а это всегда приносит удовлетворение. И внимание публики привлечено. Тот, кто совершил эти убийства, может сидеть дома и смотреть представление: репортажи, статьи, горе родственников, похороны, расследование… — Она с удовольствием прихлебнула чай. — У вас, очевидно, есть своя теория, Ева. Я хочу сначала выслушать вас.

— У меня несколько теорий, доктор, и я не знаю, на какой остановиться. Давайте лучше рассуждать вместе.

Мира улыбнулась — спокойно и понимающе.

— Ну что ж… Прежде всего следует определить, что общего между этими двумя женщинами кроме того, что обе они — известные личности. У них были совершенно разные круги общения. И очень мало общих знакомых, даже случайных. Они не посещали одних и тех же магазинов, косметических салонов, спортивных клубов. Общее только одно — слава, признание и сила, которую они дают.

— Чему убийца и завидовал.

— Скорее всего именно так. Это его бесило, и он хотел, убив их, почувствовать на себе отблеск их славы. Оба убийства — жестокие и в то же время совершены очень аккуратно. Нет никаких повреждений ни на лице, ни на теле. Только перерезано горло. Спереди. То есть — лицом к лицу. Надо еще учесть, что нож — очень личное оружие, он — как продолжение руки. Это не револьвер, бьющий с расстояния, и не яд, наносящий опосредованный удар. Убийца хотел сделать это своей рукой, увидеть кровь, насладиться ее запахом. Он, очевидно, очень ценит то, что контролировал ситуацию, что действовал по плану.

— Значит, вы не думаете, что убийства были заказными?

— Такая возможность есть всегда, Ева. Но, по-моему, убийца хотел быть именно непосредственным исполнителем. И потом — эти сувениры, которые он прихватил на память…

— Зонтик Тауэрс?

— И правая туфля Меткальф. Как вам удалось скрыть это от прессы?

— С трудом. — Ева вспомнила Морса и его команду, примчавшихся на место преступления. — Наемнику действительно сувениры ни к чему. И это на случайность не похоже: оба убийства выглядят слишком хорошо спланированными.

— Согласна. Мы имеем дело с человеком рациональным и очень амбициозным. А когда убийца доволен своей работой, это значит, что он пойдет на новое преступление.

— Или она, — вставила Ева. — Если дело в зависти, то убийцей может оказаться и женщина. Не исключено, что ей не удалось стать в жизни тем, кем она хотела. А обеим жертвам — удалось. Они были красивыми, удачливыми, знаменитыми, сильными. А убивают часто слабые.

— Да, довольно часто. Пока что у нас недостаточно данных, чтобы с уверенностью определить пол убийцы. Мы знаем одно: жертвами выбираются те, кто завоевал известность.

— И что мне делать со всем этим, доктор Мира? Установить аппаратуру наблюдения за всеми знаменитыми женщинами? В том числен за вами?

— Странно, а я как раз подумала о вас…

— Обо мне?! — Ева, взявшая было со стола чашку, поставила ее обратно. — Но это же смешно!

— Не думаю. Вы тоже стали знаменитостью, Ева. Особенно после дела Дебласс. Вас уважают коллеги, о вас пишут в газетах… Но главное, — продолжила она, не дав Еве себя перебить, — у вас есть нечто общее с обеими жертвами. Все вы имели некие отношения с Рорком.

Ева почувствовала, что бледнеет. Увы, настолько контролировать себя она не могла, но приложила все усилия, чтобы хотя бы голос не дрожал.

— Связи с Тауэрс у Рорка были сугубо деловые, причем весьма незначительные. А интимные отношения с Меткальф прекратились довольно давно.

— И все же вы стараетесь защитить его — даже передо мной…

— Я его не защищаю! — резко сказала Ева. — Я просто констатирую факты. Рорк сам в состоянии себя защитить.

— Без сомнения. Он человек сильный и умный. Но тем не менее вы о нем беспокоитесь…

— Вы считаете Рорка возможным убийцей?

— Никоим образом. Хотя если бы я составляла его психологический портрет, то почти наверняка обнаружила бы в нем потенциального убийцу. — Доктор Мира подумала, что с удовольствием бы покопалась в мозгу Рорка. — Но его мотив был бы весьма определенным. Сильная любовь или сильная ненависть. Сомневаюсь, чтобы что-нибудь еще могло толкнуть его на убийство. Не волнуйтесь, Ева, — тихо добавила Мира. — Вы любите не убийцу.

— Я никого не люблю. И мы здесь не для того, чтобы обсуждать мои чувства.

— Разумеется, нет. Но уверяю вас: состояние души следователя всегда очень важно. И, если мне потребуется дать оценку вашему состоянию, мне придется сказать, что вы крайне измучены, очень обеспокоены и эмоционально нестабильны.

Ева взяла дискету и встала.

— Слава Богу, что у вас не потребуют оценки моего состояния. Я абсолютно пригодна к работе.

— В этом я не сомневаюсь. Но какой ценой вам это дается?!

— Если бы я была не в силах работать, это обошлось бы мне дороже. Я собираюсь найти того, кто убил этих женщин! И я хочу, чтобы какой-нибудь хороший прокурор — вроде прокурора Тауэрс — был обвинителем на процессе. — Ева сунула дискету в сумку. — Кстати, у обеих жертв есть еще нечто общее — то, что вы, доктор Мира, упустили, — Ева смотрела на Миру холодно и сурово. — Семья! У обеих есть семьи, с которыми они были тесно связаны. У меня этот фактор отсутствует, так что вряд ли я стану следующей жертвой.

— Возможно. А вы думаете иногда о своей семье, Ева?

— Только не начинайте опять играть со мной в ваши игры.

— Вы сами об этом заговорили, — заметила Мира. — А поскольку обычно вы следите за тем, о чем говорите со мной, единственный вывод, который я могу сделать, — это то, что вы думаете о семье.

— У меня нет семьи! — отрезала Ева. — И думаю я об убийствах. А если вы хотите доложить майору Уитни, что я не способна исполнять свои обязанности, что ж, это ваше право.

— Когда же вы наконец поверите, что мне можно доверять?! — Впервые Ева услышала в ее обычно спокойном голосе нотки раздражения. — Почему вы не хотите понять, что я искренне к вам расположена? Да-да, расположена! — повторила Мира, заметив Евин удивленный взгляд. — И понимаю вас лучше, чем вы хотите думать.

— Мне не нужно от вас понимания! — Ева не могла скрыть волнения. — Я сейчас не на тестировании и не на психотерапевтическом сеансе!

— Поэтому и запись не ведется. — Мира отставила чашку, а Ева засунула руки в карманы. — Вы что, думаете, только вам одной в детстве пришлось пережить унижения и издевательства? Что только вам пришлось учиться преодолевать страх?

Что-то в голосе Миры заставило Еву насторожиться. Вернее — она просто удивилась.

— Мне не надо ничего преодолевать. И я не понимаю…

— Мой отчим насиловал меня с двенадцатилетнего возраста, — спокойно сказала Мира. — Три года. Три года я жила, не зная, когда это случится в следующий раз. И никто не хотел меня выслушать.

Ева почувствовала, как на нее накатывает приступ тошноты, и стиснула руки.

— Я не хочу ничего об этом знать! Зачем вы мне рассказываете?

— Потому что я смотрю вам в глаза и вижу себя. Но у вас есть человек, который готов вас выслушать.

Ева облизнула пересохшие губы.

— А почему это прекратилось?

— Потому что я наконец набралась смелости, пошла в Центр по защите подростков, рассказала обо всем психологу, прошла медицинское и психологическое обследование. Это казалось мне ужасным и унизительным, но альтернатива была еще страшнее.

— Зачем вы заставляете меня вспоминать?! Все давно кончилось, и я…

— Почему вы плохо спите?

— Потому что расследование зашло в тупик, потому что…

— Ева!

Услышав этот ласковый голос, Ева закрыла глаза. Труднее всего противостоять состраданию.

— Меня мучают картинки из прошлого, — прошептала она, ненавидя себя и свою слабость. — Кошмарные сны.

— О том, что было до того, как вас нашли?

— Это только какие-то обрывки, отдельные вспышки…

— Я могу помочь вам воссоздать всю картину.

— Зачем мне это?

— А разве вы сами уже не начали это делать? — Мира встала из-за стола. — Когда-то давно вы вытеснили прошлое из своего сознания, вы умеете собраться и работать. Я видела, как многие годы вам это удавалось. Но счастье ускользает от вас, и так будет продолжаться, пока вы не убедите себя, что заслуживаете его.

— Это была не моя вина!

— Нет. — Мира ласково взяла Еву за локоть. — Нет, это была не ваша вина.

Ева почувствовала, как к глазам подступают слезы, и ей стало мучительно стыдно.

— Я не могу об этом говорить…

— Дорогая моя, вы уже начали! Когда вы будете готовы продолжить — знайте: я всегда здесь.

Ева кивнула и подошла к двери.

— Можно задать вам один вопрос?

— Вы всегда задаете вопросы.

— Такая уж я, — улыбнулась Мира. — Вы бываете счастливы с Рорком?

— Иногда. — Ева зажмурилась и мысленно выругалась. — Да, да, он делает меня счастливой! Когда не делает несчастной…

— Прекрасно. Я очень рада за вас обоих. Постарайтесь выспаться, Ева. Если не хотите принимать таблетки, просто представьте себе что-нибудь хорошее.

— Буду иметь это в виду. — Ева открыла дверь и обернулась. — Спасибо.

— Рада вам помочь.

Представить себе что-то хорошее было довольно трудно — особенно после того, как пришлось перечитать результаты вскрытия.

В квартире было слишком тихо и пусто. Еве стало жаль, что кот остался у Рорка. Будь Галахад здесь, ей было бы не так одиноко.

Глаза у нее болели от усталости, и она наконец оторвалась от компьютера. Искать Мевис сил не было, а смотреть видео не хотелось. Она включила музыку, послушала секунд тридцать и поняла, что любые звуки раздражают.

Можно, конечно, отвлечься и поесть, но, войдя на кухню, Ева вспомнила, что уже несколько недель не загружала холодильник. А заказывать что-нибудь было лень.

Решив расслабиться, она включила блок с виртуальными развлечениями, который Мевис подарила ей на Рождество. Последней его включала сама Мевис, поэтому Ева тут же очутилась в ночном клубе, где на полную громкость грохотала музыка. Она поморщилась и быстро переключилась на тропический пляж.

Ева чувствовала раскаленный песок под ногами, лучи солнца согревали лицо, веял ветерок с океана, кричали чайки. Она пила какой-то ледяной напиток с ароматом рома и фруктов.

Кто-то положил ей руки на плечи. Она откинулась назад и почувствовала спиной сильное мужское тело. Где-то у самого горизонта виднелся белый парус яхты.

Так хотелось обернуться, прижаться губами к губам, жаждавшим ее губ, лечь на песок, слиться с его телом, которое было создано для нее…

Волнение, охватившее Еву, было легким и приятным. Ритм движений совпадал с ритмом бьющихся о берег волн. Она отдалась наслаждению, чувствуя его дыхание на своей шее, его руки, грудь… Имя его само вылетело из ее уст:

— Рорк!

Разозлившись на себя, Ева отшвырнула виртуальные очки в сторону. Он не имел никакого права вторгаться сюда, в ее мысли! Не смел доставлять ей ни боли, ни удовольствия! Она хотела побыть наедине с собой, хотела расслабиться, а он…

О, Рорк всегда отлично знает, что делает! — думала она, расхаживая по комнате. Отлично знает! Этому нужно положить конец. Они должны разобраться. Раз и навсегда!

Ева выскочила из квартиры, хлопнув дверью. И, только очутившись у его ворот, вдруг подумала, что Рорк, может быть, не один.

Эта мысль настолько взбесила ее, что она помчалась к входу, перепрыгивая через две ступеньки, и, поднявшись, принялась изо всех сил стучать в дверь.

Соммерсет открыл почти сразу.

— Лейтенант, сейчас двадцать минут второго! — недовольно проговорил он, загородив собой лестницу.

— Я знаю, который час! Давай-ка выясним отношения, приятель. Ты ненавидишь меня, а я — тебя. Разница между нами только в том, что у меня есть полицейский значок. Так что — прочь с дороги, иначе я привлеку тебя к ответственности за оказание сопротивления офицеру полиции!

— Означает ли это, лейтенант, что вы явились сюда в такой час как представитель власти? — спросил он с неподражаемым достоинством.

— Думай что хочешь! Где он?

— Если вы изложите суть дела, я выясню местонахождение Рорка и узнаю, сможет ли он с вами встретиться.

Ева, окончательно потеряв терпение, саданула ему локтем в живот и, освободив себе дорогу, кинулась вверх по лестнице.

— Я сама его найду!

В спальне Рорка не было — ни одного, ни с кем-то еще, — и Ева вздохнула с облегчением. Она не знала, что стала бы делать, если бы обнаружила его в объятиях какой-нибудь блондинки. Ева молча развернулась и направилась к кабинету, где ее и настиг Соммерсет.

— Я подам на вас жалобу за злоупотребление властью!

— Прочь с дороги! — бросила она через плечо.

— Вы не имеете права вторгаться в частный дом посреди ночи! Я не позволю беспокоить Рорка!

Соммерсет раскраснелся и дышал с трудом. Ева никогда не видела его таким: вся хваленая невозмутимость куда-то исчезла. Он схватился за ручку двери, но Ева успела-таки нажать на кнопку, и дверь отъехала в сторону.

Соммерсет попытался ее задержать, и Рорк, стоявший у окна, обернулся. Он наблюдал за их дракой со спокойным любопытством; кажется, все это даже доставляло ему удовольствие.

— Дотронься до меня еще раз, сукин сын, и я тебя по стене размажу! — пригрозила Ева. — И пусть мне придется расплатиться за это значком полицейского.

— Соммерсет, — невозмутимо произнес Рорк. — Боюсь, она действительно способна на это. Оставь нас одних.

— Она злоупотребила властью…

— Оставь нас, — повторил Рорк. — Я разберусь.

— Как вам будет угодно. — Соммерсет оправил пиджак и удалился.

— Если не хочешь меня пускать, — заявила Ева, направляясь к столу, — заведи охранников получше.

Рорк сложил руки на груди.

— Если бы я не хотел тебя пускать, ты бы не прошла через ворота. — Он взглянул на часы. — Поздновато для официального визита.

— Мне нужно срочно поговорить с тобой. Я не могу ждать.

— Ладно… — Рорк пожал плечами и уселся в кресло. — Чем я могу тебе помочь?