Ошибка Белой Королевы или Кто обидел попаданку? (СИ)

Глава 2

Зареченск, наш мир.

Даша Ковальская

Нынешние сборы Костика в дорогу на первый взгляд ничем не отличались от предыдущих. Алгоритм-то привычный: муж пятый год работал на дальних рейсах, возил в Питер соки и детское питание, а в ответ тащил на местный завод банку, и жил, можно сказать, на колёсах. Приедет, сутки отдохнёт, выспится — и опять в дорогу. Дежурная сумка наготове (смена одежды и всякие туалетные мелочи), в холодильнике опять-таки дежурные контейнеры с нарезкой и парой салатов плюс минералка без газа: в любой момент загружайся и езжай, разве что дождись от жены термоса крепкого кофе. У Даши всё было расписано так, чтобы Костик не заморачивался, в какое бы время суток его ни сдёрнули в рейс. А дёргали часто.

Что поделать, нынче многие так живут и работают. И до пандемии было нелегко, одно время Дашутка подумывала, глядя на мужа, предложить ему найти работу полегче… но потом её перевели на удалёнку и малость урезали в зарплате. Потом, по факту, оказалось, что не на малость, а чуть ли не на треть! А с учётом отмены радующих когда-то премиальных и доплат — считай, половину зажали. Тут о смене работы не заикнёшься, надо держаться за то, что есть. Костик вон держится, хоть и тяжело; значит, и она сумеет. Ради него. Ради Ксюшки.

В этот раз, как и обычно, содержимое дорожной сумки было обновлено с вечера, а сухой паёк добавлен утром, самым ранним: традиционно Константин выезжал затемно, часа в три, чтобы успеть проскочить по свободной трассе как можно дальше. Сборы как сборы, за исключением какой-то нервозности мужа. Да вот ещё странность: относя термос в прихожую, вместо одной дорожной сумки, кочующей из рейса в рейс, Даша обнаружила две. Вторая, объёмная, с которой когда-то молодожёны Дарья и Костик Ковальские объездили всё Черноморское побережье, приткнулась в углу, под дверью. Плотно набитая, светло-бежевая она почти сливалась с цветом обоев, а потому не сразу бросилась в глаза. В недоумении Даша потянулась к ней…

И тут из своей комнатушки отчаянно вскрикнула Ксюша.

Если в три часа ночи плачет дочь — неважно, сколько ей лет. Да, не грудничок, но в полновесные двенадцать своих проблем может хватать. Тем более что давно уже в их семье научились прислушиваться к каждому дочкиному вскрику или стону: было с чего. Последние полгода, правда, выдались спокойными, просто подарок судьбы, но Даша, как всякая мать ребёнка, опасно и долго переболевшего, всё это время жила как на вулкане, подсознательно ожидая: а вдруг…

— Ма-а… — икая от страха и кривя губы, пролепетал ребёнок, оттянув штанину пижамы и уставившись на собственную ногу круглыми от страха глазищами. — Это ведь не оно, а? Скажи, что нет! Это ведь не снова?

— Спокойно, детка.

Сказала-то Даша бодро, а у самой похолодело в груди.

Потянулась к настенному выключателю. Светлячок ночника тотчас потускнел и растворился в ярком свете, затопившем детскую. Кое-как — ноги вдруг стали негнущимися — Даша присела на корточки перед кроватью, обеими ладонями обняв детскую ступню, такую же белокожую как у неё… и с внутренним содроганием уставилась на покраснение чуть выше щиколотки, диаметром сантиметров пять. Пока только покраснение, без зловещего багрянца.

И с характерной такой, вполне безобидной, хоть и с подсохшими следами крови, полоской. Скорее всего, от жёсткого ремешка.

Её прошиб холодный пот. Точно ли от ремешка?

Она очень надеялась, что голос звучит спокойно и уверенно.

— Дружок, ты просто натёрла лапку в новых босоножках. Ты же сама с вечера пожаловалась на них, забыла?

Ребёнок шмыгнул носом и усиленно закивал. И Даша тоже энергично затрясла головой в ответ, давя в себе желание истерически разрыдаться. Давно уже они научились не плакать просто так. Плач всего лишь от абстрактного страха вытягивает силы, а те могут ещё понадобиться… Впрочем, нет, пусть накапливаются не для борьбы с новым кошмаром, а на что-то другое, полезное!

Хорошо, что тревога ложная. Плохо, что для общего спокойствия надо обняться, а руки дрожат. Заметит доча мамину панику, подумает, что та утешает её выдумками, сочинёнными на ходу, и заведётся…

Даша стиснула зубы.

Вдох. Выдох. Она умеет держать себя в руках. Нельзя пугать ребёнка.

Присела рядышком, обняла. Бестрепетно. Сильно.

— Всё хорошо, солнышко моё. Ты здорова. Просто… помнишь, как нам Татьяна Владимировна говорила? Лечение, такое, как у нас, часто сбивает иммунитет, и сопротивляемость у организма никудышная; любая царапина может воспалиться и долго не заживать. Завтра срежем нафиг эти ремешки. И вообще — чем так мучиться, купим новые босоножки!

Ксю порывисто вздохнула:

— Мам, не надо!

— Что?

— Не надо новые, мне эти нравятся. Я привыкну. Я их размягчу! Погуглю завтра в Интернете, почитаю, как это сделать, и буду носить. Ты прости, что я так… Я просто испугалась.

У Даши словно гора с плеч упала.

— Ничего! — зачастила она сквозь смех. — Подумаешь, ерунда какая! Я же всё равно не спала. Сейчас мы обработаем твою рану перекисью, и всё до свадьбы зажи…

Хлопнула входная дверь. Сильно, будто рассерженно. Мама с дочкой растерянно переглянулись.

— Папа уехал? — наконец спросила Ксюша. — Ой!

«И не попрощался?» — кажется, подумали обе.

— Ты же знаешь, он не любит задерживаться, — засуетилась Даша. — Ему техосмотр перед рейсом, надо пройти, мало ли что… В дорогу я ему всё собрала, дело привычное… Ничего, всё будет хорошо.

Не давая себе умолкнуть, а дочке отвлечься на сетования, что, дескать, из-за её паники папа рассердился на всех, она обработала потёртость перекисью водорода, затем, дав подсохнуть, собралась было нанести слой левомеколя… но вспомнила о настойке, привезённой от бабы Любы. Та хоть и предупреждала, что, дескать, средство это на крайний случай, но доводить до этой самой крайности Даша не собиралась. Мало ли, чем в их случае может обернуться простое повреждение на коже! А потому — достала из холодильника заветную бутыль тёмного стекла, плеснула на дно эмалированного ковшика пахнущей травами жидкости, подогрела… и сноровисто пристроила Ксюше на лодыжку компресс.

Потом, дожидаясь, пока дочь заснёт, и поглядывая на светлеющее сквозь занавески рассветное небо, вытянула из кармана халата мобильник, убрала звук, чтобы буквы не пищали при наборе, и отстучала мужу сообщение:

«Прости, что не проводили. У нас всё в порядке, просто Ксю растёрла ногу ремешком от сандалий и испугалась. Всё ОК. Хорошей дороги!»

Хотела ещё спросить про вторую сумку, явно набитую какими-то шмотками, но передумала. Раньше, чем на первой стоянке, Костик в телефон не глянет и не ответит, что грузить-то… Он и без того в последнее время сам не свой, дёрганный какой-то. Устал. Пандемия ещё эта… Обычно они каждое лето выезжали куда-нибудь отдыхать втроём, и полученного заряда бодрости хватало надолго. Но последние два года всё шло наперекосяк. Время и деньги ушли сперва на Ксюшино лечение, потом на её, Дашино, вовсе неожиданное… Впрочем, можно подумать, болезни и несчастья строго по плану случаются! Но Ксюшу они выхаживали вместе, а вот когда Дашу скрутило, Костик тянул их один, как мог. И спасибо великое всем вышним силам, что послали на выручку бабу Любу. А то ведь мужик или сломался бы тогда, или запил, сам как-то признался.

А ещё — долго и молча переживал, когда на курс дорогих лекарств для дочери пришлось разорить его личную заначку. Берёг для поездки в Испанию. Мечтал. Учил язык. Прокладывал маршруты… Здоровье ребёнка — это, конечно, святое, Костик не дрогнул, мечту заветную отодвигая надолго, может быть, навсегда. Но с тех пор в глазах его… Не отчуждение, но намёк на него нет-нет, да и проглядывал.

За последние спокойные полгода Даша так и не смогла, как загадывала после выписки, взять подработку, чтобы залатать брешь в семейном бюджете. Вот не смогла. Как-то жутко ослабла, и… Дело, в общем, не только в злосчастном аппендиците, а в том, что силы, моральные и душевные, были отданы на спасение дочки. Даше казалось, что она вычерпала себя до донышка. Спасибо бабе Любе, тётке Костика, что выходила их, двух болезных, и на ноги поставила. На ногу, которую Ксю грозились, в случае некроза, вообще… Нет, не будет она о такой жути вспоминать.

И без того Костик сам в себе замкнулся, сама Ксю на нервах, над малейшей царапиной рыдает… Им нужны только светлые эмоции. Только позитив. И тогда они дотянут как-нибудь до лета и… отдохнут, наконец. В этом году вряд ли удастся куда-то выбраться, с Ксюшиным-то никудышным иммунитетом на море, где людно и тесно, лучше не соваться. А вот к следующему лету, или хотя бы к зиме, наберут они как-нибудь на вояж в Испанию. Хотя бы на двоих: она, Даша дома посидит, на хозяйстве, ничего страшного, а папу с дочей отправит в путешествие. Зимой туристов почти нет, да и цены ниже…

Пискнул мобильник.

«Даша, я не в дороге. Вернее, не в той, что ты думаешь».

Встряхнув головой, прогоняя остатки дремоты, она вчитывалась, не понимая смысла.

«Я ушёл. Насовсем».

Задрожав, она села на кровати, слепо зашарила по дочкиному одеялу, не соображая, что, собственно, ищет. Прикусив сжатый кулак, подавила всхлип.

Нет. Это… Нет. Невозможно, её просто глючит со сна.

Сползла с кровати. На цыпочках прошла в кухню, прикрыла застеклённую дверь и рухнула на табуретку, страшась вновь посмотреть на экран и лелея надежду, что показалось, что буквы не так сложились со сна. Сообщений прибавилось. Но Даша тупо, слово за словом, перечитывала первые. И всё не могла поверить.

Ничего не изменилось. Только буквы отчего-то прыгали и расплывались на белом, режущем глаза фоне.

«Даша, я не в дороге. Вернее, не в той, что ты думаешь».

И острое, как гвоздь в крышку гроба:

«Я ушёл. Насовсем».

Что-то ещё. Что-то там ещё…

«Устал жить в вечном лазарете. Знаю, что подлец и сволочь, но ничего не могу с собой поделать. Я с вами задыхаюсь. Прости».

И опять:

«Прости».

Будто извинение смягчит удар. «Ах, дорогая, я только что убил тебя? Ну, прости, пожалуйста. Я ведь извинился, теперь я хороший, а ты успокоилась, да?»

Она попыталась набрать что-то в ответ, но левая рука — Даша была левшой — мелко и противно тряслась, светлое пятно экрана прыгало перед глазами, пальцы не попадали на нужные буквы… и, в пятый или седьмой раз затерев послание, она поняла, что закончить его не сможет. Да и ни к чему уже. Костик ушёл. Уехал навсегда на своей огромной «Скании». Бросил их с Ксюшей наедине с болезнью, которая затаилась где-то в параллельном измерении и наверняка только и ждёт, чтобы выскочить и нанести удар. Как вот он только что ударил.

Даша не металась по дому с всхлипами: «Нет, неправда, не верю…» И не потому, что давно приучилась сдерживаться. Просто всё это время, эти полгода затишья подсознательно ждала плюхи от судьбы. Не с её-то везением…

Она поморщилась от боли, обручем стянувшей голову. Отбросила на стол погасший мобильник и прихватила правой рукой левую, трясущуюся. Спокойно. Спокойно. Главное — с Ксюшей всё в порядке. Ей она скажет, что папа задерживается в командировке: типа, внезапный карантин… сообразит, что сказать. Костю ведь могло просто перемкнуть. Мужчины бывают слабы, не все справляются со сложностями в семье. Отсидится на стороне, подумает и…

Почему? За что? Из-за Испании? Или Даша стала забывать о муже, полностью уйдя в заботу о ребёнке? Но ведь это же их ребёнок! И Костик — отличный отец, просто идеальный, он ведь…

Ушёл. Бросил.

И сразу вдруг накрыло пониманием, откуда и для чего — вторая сумка, тайно собранная мужем. И почему из дома выходят, не прощаясь и хлопнув дверью.

***

Всё-таки в удалёнке есть большой и жирный плюс: не надо ходить на работу. Не надо сползать с кухонного диванчика, заглатывать, обжигаясь, лошадиную дозу кофе, дабы прийти в себя… но главное — не нужно тащиться на окраину города, в опостылевший офис автоколонны и притворяться, будто работаешь… Ага, притворяться. Ибо, если обычно Даша безропотно тащила на себе воз обязанностей — как известно, зам, и не только главбуха, а вообще заместитель, тянет на себе большую часть работы шефа — то сегодня… Никакая она была сегодня. С хрустальной, аж малость позвякивающей пустотой в голове. И от одной мысли, что, если бы не карантин — пришлось бы и в самом деле отрывать пятую точку от насиженного места и куда-то идти, общаться, не говоря уж о том, что ещё и вникать в ежедневные накладные, платёжки, отчёты… становилось дурно.

А ещё — рано или поздно придётся видеть сочувствующие или злорадствующие физиономии малочисленных, но очень отзывчивых и чутких коллег и как-то отбиваться от расспросов. Потому что…

Потому что Костик «поехал не туда, куда она думает». А куда, в таком случае, он подался? И на чём? И… оформлял ли вообще командировку? Ах, да, она же вчера сама визировала перечисления на банковские карты. Она в их частной лавочке и бухгалтер, и трудовик, и кассир, одна за всех. Ох, ерунда какая-то в голову лезет, вместо путных мыслей. А думать-то надо в первую очередь о том, что Ксюшке сказать… Ничего на ум не идёт. Или, как учила умница Скарлетт, подумать об этом завтра?

Неожиданно щемящая боль в сердце чуть отпустила.

И в самом деле: у неё ещё есть время всё обдумать. Как аккуратнее сообщить доче обо всём, хоть как-то смягчить, чтобы не… Вот чёрт. Это всё равно, что пытаться зарезать не слишком сильно, не до смерти. Не пугая, ха! Хоть как изощряйся, но когда Ксю поймёт, что папа их бросил…

…Год назад Ксюшка на уроке физкультуры неудачно прыгнула в высоту. По какой уж причине планка оказалась закреплена с одного конца намертво — никто так и не понял, почему, но только дитё зацепилось за неё ногой и рухнуло на маты, основательно подвернув щиколотку. И вроде бы отделалась малым — ни перелома, ни разрыва связок… Отёк, конечно, со всеми прелестями растяжения, но это ж не смертельно! Зато неделю отлежалась дома, отдыхая от школы.

А вот потом, когда покраснение чуть выше щиколотки так и не сошло, напротив — стало наливаться нехорошим багрянцем — Даша забеспокоилась.

Дежурный терапевт в поликлинике неопределённо пожала плечами, послала их на очередной рентген… и, обнаружив ещё одно подозрительное пятно, заодно посоветовала сходить к дерматологу.

Через неделю пятен стало пять, а самое первое, разросшись, принялось сжирать кожу, углубляясь в плоть. Язвочка вгрызалась в кость чуть ли не на глазах. И по изменению внешнего вида её соседок нетрудно было догадаться, что и они скоро засочатся сукровицей. Областные, а затем и столичные врачи разводили руками, сыпали терминами и диагнозами, один другого страшнее, назначали то один вид лечения, то другой, пытаясь хотя бы остановить процесс, пока тот не дошёл до необратимого и до некроза… Каким-то чудом Даше и Костику, уже вычерпавшим до донышка собственные финансы, удалось через пятых-десятых знакомых достучаться до крупного благотворительного фонда и пробить грант на оплату жутко дорогого курса в Германии.

Но тут «случилась» первая волна пандемии. И границы закрылись. Не уедешь, да что там — лишний раз к врачу на консультацию не сунешься. К тому же гигантские дозы медикаментов вкупе со странной болезнью подрубили Ксюшкин иммунитет на корню: ей теперь приходилось бояться малейшего чиха. Одно хорошо: из столичной больницы их отправили домой, отдохнуть, набраться сил и дожидаться открытия границ.

Ещё в междугороднем такси по дороге домой Дашу скрутила боль где-то в правом боку, то ли в паху, то ли в подреберье — кололо и там, и там. Она на автомате помогла перенести из машины в квартиру дочь, даже сбегала за вещами, даже мысленно ужаснулась бедламу на кухне — впрочем, что поделать, когда мужчина один и надолго остаётся наедине с хозяйством, бывает и хуже! Костик хоть посуду моет, правда, отчего-то не расставляет на полки, а пристраивает, где попало — на столе, подоконнике, даже на поверхности стиральной машины… Неважно, главное — поддерживал чистоту, как мог, да ещё по рейсам мотался… Но, кое-как скинув пальтишко и обувь, отмыв после поездки руки и переодевшись в домашнее, уложив Ксю в постель, Дашка вдруг почувствовала — самым натуральным образом, как внутри живота, почти в паху, лопнуло что-то горячее, обжигая болью… и потеряла сознание.

Очнулась уже на больничной койке, после операции. И пришла в ужас. Там же дочка, одна в квартире, без неё!

Этот могучий страх и поставил её на ноги. Вернее сказать — вздёрнул, поскольку, выйдя из больницы, Даша ещё не особо твёрдо держалась на этих самых ногах, но всё это была фигня. Потому что дома её встретили посвежевшая дочь, повеселевший муж…

И баба Люба.

Приходилась она Костику четвероюродной, а то и пятиюродной тёткой. Степень родства в небольшом селе, каковым числились Курапики, родина мужа, высчитывать было трудно и нудно, да и не нужно: всяк сосед приходился всем прочим соседям каким-то родственником или свойственником. Обычно нелюдимая, баба Люба не особо приваживала городскую родню в лице Костика и семейства, как, впрочем, и односельчан — но не по причине какой-то гордости или вредности, а скорее уж в силу характера. Тем не менее, когда, уже от отчаянья, племянник воззвал к ней, поскольку, только приехал, а, кровь из носу, нужно снова уезжать — он же один пока в семье кормилец — а тут дочка дома, практически лежачая, и жена в больнице после аппендицита… Любовь Павловна появилась на пороге их дома с первым же рейсовым автобусом. Железной рукой спровадила главу семьи туда, куда посылало начальство, освоилась, хоть и по-своему, в чужом хозяйстве, наладила Даше поток передач с соками и всякими мелочами, которые при авральном попадании в больницу с собой, разумеется, не успеваешь прихватить, поскольку не до того.

Но самое главное и потрясающее — за две недели она поставила Ксюшку на ноги. Какими-то пахучими травяными компрессами, обтираниями, настойками… и старинными заговорами. Что интересно: сроду Даша не знала, что мужнина тётка, оказывается, травница. Хоть в доме у той и висели в любое время года пучки-венички «сена», в котором Даша, как городская жительница, не разбиралась, но отчего-то ей и в голову не приходило спросить: а зачем столько? Для душистого чайного сбора на весь год хватит пары мешочков сухого сырья; а им тут все притолоки и стены увешаны! Ни во время редких приездов, ни потом, когда баба Люба увезла их обоих с Ксюшей к себе, «на поправку после больниц», никому и в голову не приходило заговорить на эту тему. Как память отшибало, что ли…

Тот грант, так и не пригодившийся, отдали другому ребёнку. И хорошо, пусть на доброе дело уйдёт… Вот только пришлось ещё поездить по врачам и пройти реабилитационный курс. На этом и баба Люба настояла. Дескать, нечего на неё, бабку деревенскую, рассчитывать, пусть профессионалы всё под контролем подержат. А вот после реабилитационного центра добро пожаловать снова к ней, на лето, всё здоровее будут.

…Притулившись в углу кухонного диванчика с мягкой вязаной сидушкой, Даша машинально помешивала кофе. Спроси её — когда успела сварить? Не скажет. Машинально, наверное. И думала.

Почему она вспомнила о бабе Любе лишь сейчас? Почему, стоило им с Ксюшей и радующимся их возвращению Костиком перешагнуть порог родного дома — и память о нелюдимой, скупой на слова, но добрейшей травнице словно колпаком накрыло? И ведь Дашка разобрала особую сумку с микстурами и настойками, полученную от родственницы как резерв на «всякий случай», но рассовала всё по аптечкам и — забыла. Если бы не сегодняшний случай…

Вот бы с кем ей поговорить, посоветоваться. И не только насчёт Ксюшиной ноги, а и о Костике поговорить. Что она проглядела, что упустила? Как его вернуть? Вдруг мужика просто закоротило, бывает ведь, а потом опомнится, вернётся…

Что сказать дочери?

«А ничего не говори, — вдруг прозвучал в голове знакомый суровый голос травницы. — Не надо».

Дашкина рука дёрнулась. На полотенце, расстеленном на коленях, стремительно расплылось кофейное пятно.

Даша поняла, что проснулась. Что, похоже, спала с открытыми глазами и даже слышала во сне какие-то голоса. А ещё — что прямо сейчас надсадно тренькает телефон в кармане халата.

Вновь задрожавшей рукой неловко выудила мобильник.

— Костя?

Осеклась, разглядев на аватарке опознавательный знак не кого-нибудь, а директора автоколонны.

— Слушаю, Андрей, — отозвалась голосом охрипшим, со сна каким-то не своим. И опять сердце защемило. Увольняют? Проверка с налоговой? Переделывать баланс?

— Привет, Дарья. Тут такое дело…

Шеф запнулся. Ну, точно, что-то стряслось.

— Ты дома сейчас? Ну да, где ж тебе быть-то с утра… В общем… Плохие новости, я так скажу. Даже и не знаю…

Телефон вдруг затрясся, ударяясь о серёжку в ухе, пришлось переложить его в другую руку.

— С Константином твоим нехорошо, — будто с неохотой выдавил директор.

«Уже знают!» — обречённо подумала Даша.

— В общем… Туман на трассе с утра жуткий. Дорога после дождя скользкая. Ему на встречку бээмвуха вылетела, автобус обгоняла. Дебил, бл…ть, какой-то за рулём, там вообще всё мутно… Короче, «Сканию» нашу повело при повороте и в кювет утащило. Кабину аж развернуло вверх колёсами…

— А Ко-остик? — еле выдохнула Даша.

Директор помолчал. Буркнул:

— Сразу. Насмерть. Держись, Дарья. Я… Мы приедем, всё расскажем. Всё устроим. Ты только держись.

Рыдание застряло в горле.

Даша давно привыкла «не плакать», что бы ни случилось, как бы страшно не было. Справится и сейчас. Иначе… завоет в голос и напугает Ксюшу.

У неё ещё нашлись силы ответить:

— Я держусь.