Ошибок не избежать

ГЛАВА ВТОРАЯ

«Маму Эмили, как и вас, заботит только карьера».

Это мимолетное заявление два дня спустя еще звучало обвинением в голове Сидни. Она не отрицала верности сравнения между ней и его… Шейлой, кем бы та Люку ни приходилась. Хотя Сидни сознавала, что это не совсем так. Мать маленькой Эмили получила то, чего Сидни не досталось, — собственного ребенка. Как же могла эта женщина бросить свою дочь, словно заезженную пластинку?

Сидни шуршала бумажками на своем письменном столе, признавая, что неуместно было сравнивать ее и мать Эмили. Она решила, что поспешное умозаключение Люка все-таки легче проглотить, чем жуткий, ставший ненавистным вопрос: «Как вышло, что такая хорошенькая девушка не замужем и не нянчит, по крайней мере, двоих детей»?

Сидни испытала некое подобие материнства, воспитывая братьев и сестру. Но она была лишена возможности родить собственных детей. Суровая реальность угнетала ее душу и разбивала ей жизнь. Но это в прошлом. После многолетних попыток она, наконец осознав их бессмысленность, отказалась от мечты и полностью переключилась на карьеру. И с тех пор занималась только этим.

Боль сдавила сердце. Никакая карьера не заменит счастья согревать теплого, нежного младенца на груди… Но ничего уж не поделать. Думать о несбыточном — пустое занятие. Устройство собственной карьеры скрасит долгие и скучные дни в одиночестве.

— Доброе утро.

Сидни подняла голову и постаралась прогнать грустные мысли. Ей удалось улыбнуться Рокси, остановившейся у ее стола. Будущая мама прогибала спину, выставляя еще дальше вперед свой круглый живот. Почувствовав, что неудобно на него пялиться, Сидни снова сосредоточилась на бумагах, перелистывая их с таким видом, будто была занята серьезным делом.

Ей это утро не казалось добрым. Погода была под стать ее настроению, и наверняка скоро разразится дождь. Сморгнув слезинку, эту непрошеную гостью, Сидни проговорила сквозь зубы:

— Доброе?

— В чем дело? — Рокси оперлась бедром о край ее стола. — Встреча с Люком не удалась?

— А, это. Пожалуй, удалась.

— Тогда в чем дело?

Сидни потерла морщинку между бровями.

— Меня беспокоит младшая сестра. Как я могла воспитать такую вертихвостку? Она безответственно обращается с деньгами. Опять вышла из бюджета и просит выручить ее. А мне что теперь делать?

— Бросать спасательный круг, естественно.

Сидни криво усмехнулась. Вот еще одна причина желать этого повышения. Сама предложила сестренке оплатить учебу. Но расходы росли катастрофически быстро.

— Ты же знаешь меня.

Рокси кивнула.

— Точно. И еще я знаю, как ты любишь Дженни. Она молода, еще студентка. Научится.

— Даже если мне придется вколачивать эту науку в ее голову?

Рокси усмехнулась.

— Ладно, хватит. Давай хорошие новости. Как он тебе?

— Кто? — Цифры расплылись перед глазами.

— Люк. Люк Крандалл. Будто не понимаешь.

Сидни пожала плечами.

— Ничего. Приятный парень.

— Ничего? Приятный? Не сногсшибательный?

Сидни закатила глаза.

— Ну если тебе нравятся высокие сексуальные брюнеты…

— Нет, мне подайте толстого лысого коротышку. — Рокси обмахнула лицо и подалась вперед, насколько позволил живот. Глаза ее блеснули, как фольга на солнце. — Он тебе показался сексуальным?

— Я не говорила…

— Нет, говорила! — Рокси откинулась назад, удовлетворенно хмыкнув.

— Меня не интересуют мужчины. — Сидни давно надоела эта тема. — Я занимаюсь карьерой.

Рокси нахмурила брови.

— Вы договорились о чем-нибудь?

Огромный живот подруги как магнит притягивал ее взгляд. Она следила за движением руки, когда Рокси поглаживала его. По крайней мере, ей самой не придется надрываться, чтоб восстановить фигуру после того, как она раздуется, будто проглотила арбузное семя. В голове мелькнула картина улыбающегося Люка с младенцем на руках. Он так гордился тем, как его дочь, его пропуск в бессмертие, похожа на него. В груди появилась знакомая боль, но Сидни постаралась не обращать на это внимания.

— Как себя чувствуешь? — спросила она у Рокси.

— Как будто перехаживаю третий месяц. — Подруга погрозила пальцем: — Отвечай!

Зная, что ей не отвертеться, Сидни с раздражением выдохнула, и ее легкая челка взлетела надо лбом.

— Сегодня готовим десерт.

— Ого! — Рокси выпучила глаза, услышав собственное восклицание, и рассмеялась, закинув от удовольствия голову.

Сидни приложила палец к губам.

— Спокойно. Можно подумать, я сказала, что мы будем страстно целоваться.

— Но можно ведь надеяться?

Сидни вздохнула и откинулась на спинку стула.

— Ты неисправима. Я отказалась от мужчин. Некогда мне с ними возиться. — Она снова повернула стул к монитору. — У нас с Люком сугубо деловые отношения.

— Ну да. — Рокси покачала головой. — Ты же обручена с работой.

— Именно, — поддакнула Сидни. Но инстинкт подсказал ей, что искра страсти пробежала между ней и Люком. Эта мысль приводила в ужас. Чего ради снова заводить отношения, которые заставят ее в конце концов признаться в неспособности рожать детей, увидеть жалость в темных глазах и ощутить возникающее охлаждение? Опять переживать душевную боль отвергнутой женщины? Уж лучше оставаться одной. Здесь, в ее кабинете, неспособность иметь ребенка не играет никакой роли. Тут безопасно, тут она хозяйка положения.

Люк кормил, пеленал, укачивал Эмили, а в перерывах изучал оставленные Сидни поваренные книги. Понятно, почему эта женщина не способна готовить: она тупо пытается воспроизвести какой-нибудь рецепт. А между тем кухня гурмана требует души и вдохновения. И он решил, как всегда, импровизировать, ориентируясь на замысел.

— Как тебе понравилась Сидни? — спросила по телефону Рокси в понедельник после обеда.

— Ты уверена, что она разбирается в детях? — в свою очередь спросил Люк, ухитряясь поддерживать прыгающую Эмили и прижимать к плечу телефонную трубку.

— Да. А что?

— Нельзя сказать, что она проявила интерес к моей дочери.

Рокси рассмеялась.

— Может быть, она слишком потрясена папашей?..

Он подвинул трубку подбородком и утер дочери слюни посудным полотенцем.

— Что ты хочешь сказать?

— Может быть, ее сразил некий красавец холостяк? Ты же знаешь, женщины не в силах устоять перед мужчиной с ребенком.

— Нет, я не знаю. Думаешь, надо посадить Эм в колясочку и подкатить к бару для одиночек?

Рокси рассмеялась.

Вспоминая осторожную улыбку Сидни и ее нерешительное согласие, Люк понял, что должен пойти на хитрость. Предложить вина, заставить ее расслабиться, отвлечь ее внимание от кухни. Уж он-то умел обращаться с женщинами! Если удастся привлечь и удержать ее внимание, может быть, она не заметит его пробелов в кулинарном искусстве. Он воспользуется опробованным методом обольщения, в сочетании с эффектными манипуляциями кухонной утварью, которые покажут, как он умеет с ней обращаться, и предложит на дегустацию восхитительный десерт.

Люк решил приготовить свою особую шоколадную топленку, только надо придумать французское название. Ну, скажем, «Эклер а-ля Флер».

Тут он возьмет ее голыми руками. Она станет податлива, как пластилин, и легко согласится обучить его искусству быть родителем. Ну сколько времени может уйти на то, чтобы продумать меню для сугубо женского общества? Покончив с этим, они займутся куда более насущными проблемами: как заботиться об Эмили.

— Хоть одна из вас имеет представление о французской кухне? — спросил он в трубку.

— Нет, — ответила Рокси. — Мне однажды довелось отведать французского вина. И, судя по всему, именно благодаря ему я забеременела. — Она рассмеялась. — Видимо, я недооценила его крепость.

— Я учту это. С меня хватит сюрпризов. — Люк протянул Эмили ее плюшевого барашка. — Сидни, похоже, не из тех, кто проявил бы интерес к отцу-одиночке, согласно твоей теории.

— Ага.

Рокси повесила трубку, оставив Люка в сомнениях. Было ясно только одно: он попался на крючок Сидни Рид, проглотив и леску с грузилом. Какой мужчина не счел бы ее привлекательной? Это было так естественно. И так глупо.

Эмили закапризничала, и Люк запел ее любимую песенку, единственную, что способна была успокоить. Он напомнил себе, что в его жизни нет места такой женщине, как Сидни. Эмили перевернула его мир с ног на голову. Влюбиться, и таким образом окончательно запутаться, было совсем некстати.

Однако кстати была бы хорошая няня…

Она приехала точно в назначенное время.

Он задерживался.

Спустя полчаса, успев выложить продукты, Сидни, устав дожидаться, когда Люк уложит дочь в постель, скинула с ног лодочки и на цыпочках прошла по коридору. Чем он там занимается?

Воображение нарисовало картину: покрасневшая от плача девочка сопротивляется сну. Но Сидни не позволила себе помогать Люку. Он должен научиться всему сам. Нельзя допустить, чтобы он стал зависим от нее. Не останется она здесь и после вечеринки. Они договорились совмещать кулинарную и воспитательную практику в течение месяца, не дольше.

У порога детской бледная полоса света падала на ковровую дорожку, из комнаты доносился легкий скрип. Сидни заглянула в приоткрытую дверь и увидела, как Люк, покачиваясь в скрипучем кресле-качалке, держит на широком плече умиротворенную Эмили. В темном углу ворох подгузников вываливался из картонной упаковки. Игрушки грудами валялись по полу.

Скрываясь в тени, Сидни наблюдала за тем, как Люк широкой, загорелой ладонью медленно и ласково гладит спинку дочери. Он низким хрипловатым голосом пел что-то вроде колыбельной, но слов она не разбирала. Трогательная сценка умилила Сидни. Прислонившись головой к косяку двери, она думала, каково быть замужем за человеком, столь беззаветно любящим ребенка. Эта мысль больно кольнула ей сердце. Она откинула назад голову и заморгала, чтоб не дать пролиться проклятым слезам.

Что за дом, в котором она вечно готова расплакаться? Ей нравилась ее жизнь! Ей не нужны ни муж, ни ребенок. Она и без того чувствовала себя полноценной и счастливой женщиной!

Обрывки песни Люка проникли в ее сознание. Что-то о любви и об измене. Это ее удивило. Сидни с любопытством заглянула в комнату. Люк встретил ее взгляд, песня оборвалась, и его губы расплылись в смущенной улыбке.

— Чем это вы занимаетесь? — тихо спросила она.

— Укачиваю дочь, — пропел он на тот же мотив.

Сидни прошлась по пушистому ковру, перешагивая через пластмассовые кубики и барашка с мохнатыми ушами, и остановилась перед креслом-качалкой. Наклонившись, женщина стала разглядывать нежное личико Эмили, длинные шелковистые реснички, бросавшие тень на розовые щечки, влажные губки, приоткрывавшиеся с каждым вздохом. Она взяла в руку маленький кулачок.

— Все, отключилась. Наверное, надолго.

— На всю ночь? — В его карих глазах появилась надежда.

— Сомневаюсь, — ответила она. — Вам, вероятно, это уже известно.

— Еще бы. — Он откинул голову на спинку кресла. — Бывает так, что дети спят всю ночь?

— Этот вопрос задавали все и всегда. — Она сочувственно улыбнулась, отмечая следы усталости на его лице. — Кто-то спит, а кто-то — нет.

— Утешили. А как мне высыпаться?

— Попробуйте кофе.

Он нахмурился.

— И долго будет так продолжаться?

— Привыкайте. Чем скорее привыкнете, тем лучше. С помощью кофеина вам удастся пережить и момент, когда, уже в средней школе, начнутся свидания и ее станет подвозить поздно вечером паренек, одной рукой держащий руль, а другой обнимающий за плечи вашу дочь. — Ее губы растянулись в улыбке.

— Вам очень смешно, да? — спросил Люк дрогнувшим голосом, затронувшим что-то в глубине души Сидни. Он застонал и передвинул Эмили повыше. Ее головка приподнялась. Она поморгала и снова рухнула ему на плечо, и в тишине комнаты раздалось громкое сопение. Люк наконец выдохнул и легко прикоснулся губами к ее покрытому пушком темечку. У Сидни перевернулось сердце при виде этого проявления нежности. — Спит? — спросил он.

Сидни молча кивнула головой.

— Что теперь делать?

Она выпрямилась, слишком остро ощущая его мужскую притягательность. Она боялась поддаться его обаянию. Надо было держать дистанцию. Жестом указала на кроватку.

— Уложить ее.

— Я не могу шевельнуться.

— Не можете? — Ее брови сдвинулись у переносицы. — По-моему, вы справитесь.

Люк лишь хмыкнул.

Сидни проигнорировала его реакцию.

— А если я ее разбужу?

— Не разбудите.

— Это уже бывало.

Она вздохнула от нетерпения. Время идет, а они еще не приступили к кулинарии. Не успев подумать, Сидни протянула руки к ребенку. Отступать было поздно.

Ее рука едва прикоснулась к широкому плечу Люка. Но она явственно ощутила его жар, его силу, его мускулы, дрогнувшие от ее прикосновения. Сидни почувствовала спазм в животе. Она встретила его взгляд — и не смогла отвести глаза. Мощный разряд, как электрическая волна, пронзил ее и разбудил чувства. Надо было отодвинуться, но ее слишком ошеломила реакция мужчины и захватило головокружительное предвкушение чего-то сильного и яркого. Сидни не могла шелохнуться. В ее ушах звенели веселые намеки Рокси. Она решила доказать — себе, — что они не имеют под собой основания.

Сосредоточив все внимание на ребенке, она просунула руку между грудью Люка и животиком девочки и забрала на руки спящую Эмили. Не глядя на него, Сидни уложила девочку в кроватку и прикрыла мягким одеяльцем.

Отступая, она неожиданно наткнулась на Люка, тот стоял за ее спиной слишком близко, и хотя он не касался ее, Сидни почувствовала себя в ловушке. Ее сердце оглушительно стучало. Не надо было вообще приходить сюда. Ей захотелось сбежать, сейчас же. Но ее собственное вспыхнувшее желание не давало сойти с места.

— Впечатляет. — Голос нежный, как шелк, коснулся ее слуха, и по телу поползли мурашки. — Вы с ней вполне профессионально справились. Никогда не думали обзавестись своими детьми?

Тепло внезапно исчезло, уступив место холодной, болезненной пустоте. Она с усилием проглотила сдавивший горло комок.

— Нет. Я уже вырастила троих. Разве этого недостаточно?

Сидни выскочила из детской, будто за ней гнался призрак. Судорожно ища нейтральную тему, она брякнула:

— Что за песню вы пели, когда я вошла?

Он усмехнулся и потер рукой твердый подбородок.

— Так, ерунда. Мне только эта пришла в голову. Эмили ведь не понимает слов. — Вдруг он остановился и взял ее за руку. — Или понимает?

Эта неуверенность тронула и развеселила ее.

— Не беспокойтесь. Я уверена, что она не представляет себе, что такое измена и человеческие страсти.

Он с облегчением расслабил плечи.

— Пожалуй, мне надо поскорее выучить детские стишки и колыбельные песенки.

Сидни в очередной раз констатировала, что малышке Эмили повезло с отцом.

— Может быть, она сама вас обучит, когда попадет в ясли или когда вы наймете няню. Наверняка ваш ресторан отнимает слишком много времени, чтобы сидеть с ребенком самому.

— Да, это точно. Я просто разрываюсь на части, мне не справиться со всем этим.

Ну вот, начинается, подумала она. Теперь последует просьба, которой она так боялась. Разве она не ясно высказалась? Она не сиделка и не приходящая няня.

— Вчера вечером я брал Эмили с собой в ресторан. Ей там понравилось. Но там не место маленькому ребенку. Мне не удалось как следует поработать. — Он вопросительно вскинул брови. — Может, вы как-нибудь сходите туда с нами?..

— Вряд ли. — Неудержимое желание увидеть ресторан Люка подрывало ее оборону. Реальность заставила сжаться сердце: он не просил о свидании. Ему просто нужна была няня! — Пригласите своих родителей. Дедушки и бабушки превосходно присматривают за детьми.

— Только не мои. Они вечно путешествуют. Когда я был маленьким, им некогда было и мной заниматься. Вряд ли заботу о внучке они поставили бы на первое место. — От его печального голоса щемило сердце.

Пусть она рано лишилась матери, но отец-то всегда был готов уделить ей внимание. Он прижал ее к груди, когда она, накануне развода, пришла обратно в отчий дом. Он поддержал ее решение переехать в Даллас. Сидни не представляла, как можно ребенку расти без такой любви и поддержки.

— Вы заходили в ясли? — спросила она.

— Да. Они закрываются слишком рано. Расписание работы ресторана не совпадает с расписанием работы яслей.

— Вы могли бы нанять няню, — подсказала она.

— Я подумал об этом. Но…

— Что?

— В таком случае я поступил бы, как мои родители: сбагрил бы Эмили кому-нибудь. — Он опустил взгляд, и складки вокруг его рта стали резче. — Я знаю, вокруг много хороших людей, готовых помочь, но я считаю, что ответственность за ребенка лежит прежде всего на плечах родителей.

Сидни подавила вздох разочарования. Так он не хочет, чтобы она стала нянькой! Почему же она расстроилась? Ничего подобного! Кажется…

Ну, хорошо, допустим, ей это неприятно. Если честно, даже очень неприятно. Значит, он не хочет, чтобы Сидни приходила сюда по истечении срока, обговоренного «обеими сторонами». Что ж, замечательно. Это ей и надо.

— Ваша позиция достойна восхищения. Но она утопична.

— Может быть. Время покажет. — Он улыбнулся так, что холодок вокруг ее сердца растаял. — Итак, вам известны какие-нибудь детские стишки?

— «Есть на свете малышок, он зовется паучок», — подсказала Сидни.

Он кивнул с таким серьезным видом, будто собирался воспользоваться этим стишком немедленно.

— А что было потом, когда дождь смыл паука? Это мое любимое место.

Сидни рассмеялась.

— А потом выглянуло солнце.

— Почти как в жизни, да?

— В жизни по-разному бывает. — Сидни прибавила шагу и повернула за угол в конце коридора, направляясь на кухню.

Догнав ее, Люк похлопал в ладоши, потер руки и задорно подмигнул ей.

— Я проголодался. Вы ели?

Удивленная неожиданным вопросом, Сидни облокотилась на облицованный кафелем стол.

— Вообще-то нет. Я полагала, что сейчас начнется урок кулинарии.

— Непременно. — Люк подавил разочарование и приветливо улыбнулся. — Что будем готовить? Суфле? Крем брю-ля-ля?

— Вы хотите сказать, крем-брюле?

Он щелкнул пальцами.

— Именно. Прекрасно. Я вас экзаменовал. — Закашлявшись, он отвернулся и схватил со стеллажа над холодильником бутылку вина и откупорил ее медным штопором. Завороженная упругой игрой мышц под его футболкой, Сидни не сводила с него глаз, как глупая влюбленная школьница. — Хороший божоле подготовит нас к вкусовым ощущениям. Или вы предпочитаете пиво?

— Без креветок? — сострила она.

— Хорошая идея. — Люк подмигнул. Сердце Сидни немедленно отозвалось. — У меня, правда, они кончились. Так что в другой раз.

В другой раз? И сколько еще будет других раз? Всего один месяц, напомнила она себе.

— Нам не пора приступить?

— Хорошо. Итак, крем…

— Нет. Пахлава.

Его брови сдвинулись.

— Это что-то греческое?

— Наверно.

— Гм. — Он потер подбородок.

— Вы не умеете ее готовить?

— Запросто. — Он потянулся за бутылкой. — Давайте выпьем сперва по стаканчику, а я припомню. — Наливал он изящно, не давая упасть мимо бокала и капле с горлышка бутылки. Люк подал ей круглый бокал темно-красного напитка. — Не забывайте — когда готовите, нельзя спешить. Все ошибки совершаются в спешке. Расслабьтесь и наслаждайтесь.

Сидни поднесла бокал к губам. Люк остановил ее ласковым прикосновением.

— Подождите, — сказал он тихим шепотом. Его глаза потемнели. Люк не отрывал взгляда от ее губ.

Дурочка, ругала она себя, наверняка смотрит на бокал, видимо, заметил плавающий кусочек пробки.

— В чем дело? — с нетерпением спросила Сидни, нервничая от пристального, чересчур интимного взгляда. До нее доносился теплый мятный аромат его дыхания.

— Сперва взболтайте. — Он стал двигать ее рукой, державшей бокал. — Теперь вдохните.

Какое там! Люк был так близко, что стоило ей поднять лицо, и она могла бы поцеловать его. Сидни не смела вздохнуть. В ее груди разливалась боль, новая, неизведанная боль. Нарастало напряжение… возбуждение… она с ужасом поняла, что хочет, жаждет этого поцелуя.

— Ну, как? — спросил он интимным шепотом.

— Что? — У нее скакал пульс.

— Букет. Что вы ощущаете?

Тебя. Твой мускусный, чисто мужской аромат… Еще что-то необъяснимое, интригующее проникло в ее чувства. Она послушно вдохнула и выдавила:

— Вино.

С терпением опытного учителя он снова взболтал бокал.

— Попробуйте еще раз.

— Не угадала? — Чувство юмора отказало ей, как, впрочем, и все остальные, кроме одного, желанного и пугающего.

— Подробнее, — добивался он.

На этот раз ей удалось вдохнуть глубже. Ага, детская присыпка. Она уловила запах, исходивший от его теплой кожи. Это странное сочетание тревожило ее.

— Сладко? — Он придвинулся ближе и глубоко вдохнул, его широкая грудь поднялась и приковала к себе ее взгляд. Под белой футболкой Сидни разглядела завитки черных волос, спускающихся к плоскому животу.

Она с трудом подавила стон.

— Люк…

— Правильного ответа нет. Каждый улавливает свое. Я хочу, чтобы вы научились понимать, о чем вам говорят ваши чувства.

Поверь, я понимаю! Даже чересчур ясно.

— Пахнет виноградом, — снова попыталась она, надеясь прервать это подобие пытки.

Люк нахмурился. Но больше не томил. Он наклонил бокал к ее губам.

— Попробуйте.

Сидни закрыла глаза и отпила. Сладкий фруктовый вкус прошел по ее языку и просочился в горло. Она почувствовала, как изнутри поднимается тепло. Она не знала наверняка, это из-за вина или из-за Люка. Она предпочла бы первое.

— Послушайте, Люк. — Сидни отодвинулась на безопасное расстояние. — Давайте займемся… кухней. У м-меня собрание завтра, прямо с утра, и я бы хотела лечь в постель… пораньше. — Еще одна промашка. Она смущенно остановилась. В голове был туман. — Я пришла, чтобы заниматься кулинарией, вот и все.

— По-моему, мы как раз этим занимаемся, — сказал он голосом, от которого ее кинуло в дрожь. — Это первый урок.

— И чему он должен был меня научить? — резко спросила Сидни, раздраженная скорее своей реакцией, чем самим Люком.

— Тому, что еду и питье, будь это вода, вино или чай со льдом, надо смаковать, а не заглатывать. То же касается и приготовления пищи: это потрясающий эксперимент, а не труд. — Он налил себе бокал.

— Я просто хочу…

— Я знаю, чего вы хотите. — Он поставил бокал на стол. Тепло покинуло его взгляд, и теперь глаза обжигали холодом, как темная зимняя ночь.

— Вам кажется, что готовить — значит последовательно выполнять операции: раз, два, три. — Он быстро щелкал пальцами. — Если хотите поразить гостей, вам потребуется время и терпение. Не нравится, берите коробку смеси и следуйте инструкциям. Вот почему, — продолжил он, сделав еще один глоток, — французы умеют так хорошо готовить. Для них это искусство. Равно как живопись, скульптура… любовь. Разве французы не мастера в любви и романтических связях?

Она моргала глазами. Сердце стучало. Жар растекался по венам и, казалось, достиг точки кипения.

— Я бывала в Париже. У них много музеев, но ни один не посвящен любви.

Люк посмотрел на нее исподлобья.

— Любовь пронизывает все, чем они занимаются. — Он сделал шаг к Сидни. Она прижала ладони к груди. — Иногда хочется чего-нибудь на скорую руку. Быстрого и горячего. — (Женщина уперлась спиной в стол. Итак, она в ловушке.) — И каков результат? Плоть не удовлетворена, душа тоже. Верно?

Он взял у нее бокал, прикоснувшись пальцами к ее руке.

— Так вот, если пить медленно, — он провел холодным бокалом по ее щеке, — очень медленно, пока ваши чувства не взорвутся от голода и жажды, — говорил он, а его голос, глубокий, хрипловатый, эхом отдавался в ней, — тогда вы поймете, как надо… — взгляд Люка заставлял ее кровь бурлить, как водоворот, — готовить.

Сидни положила руку себе на горло и, почувствовав скакавший под кончиками пальцев пульс, поняла, что еще жива.

— Люк…

Он прошел в другой конец кухни и стал рыться в шкафчиках. Он вытаскивал миски, сито, мерные ложки. Кухню наполнил металлический звон, а сердце Сидни колотилось как бешеное. Что с ней?

Что за чертовщина в этом вине? — спрашивал себя Люк. Рокси предупреждала о его силе. Ему что, ударило в голову? Или это Сидни виновата? Он маскировал свое замешательство, поднимая ненужный грохот. В эту минуту ему было безразлично, проснется ли Эмили и станет ли плакать до утра. Так по крайней мере он бы спасся от самого себя и своего влечения к Сидни.

Он собирался флиртовать, дразнить, выводить Сидни из равновесия. И вот теперь сам судорожно ищет опоры. Его затея сбить ее с толку оказалась бумерангом. Пожалуй, он перестарался, вглядываясь в ее глаза, напоминавшие ему ягоды голубики.

— Наверное, мне надо было почаще бывать на кухне, пока я была замужем, — сказала Сидни, и грохот посуды сразу же прекратился. Люк обернулся и увидел ее распахнутые, выразительные глаза и зарево стыда на ее щеках. — М-мне трудно поверить, что я произнесла такое…

Она отвернулась. В его ушах гулко стучала тишина.

— Вероятно, это из-за вина, — попробовал он пошутить. Он продолжил перебирать миски. — Значит, вы были замужем. Рокси мне не говорила.

— И незачем было говорить. Это уже в прошлом.

— Слушая вас, не скажешь, что вы сторонница брака.

Она пожала плечами, как будто ей это безразлично. Но глаза выдавали ее. В них была боль. Или сожаление?

— Наверное, у кого-то это получается. У меня не вышло.

У Люка тоже ничего не вышло после того, как он долго наблюдал брак своих родителей.

— Почему? — Зная, что наверняка переступает тонкую границу, лежавшую между ними, он добавил: — Скажите, если считаете, что это не мое дело.

Прерывисто вдохнув, она покачала головой.

— Вы откровенно говорили со мной о себе и о маме Эмили. — Она снова отпила вина, а он старался не смотреть на ее губы и на длинную гладкую шею. Черт! Он резко открыл ящик и вытащил лопаточку, которая была совсем не нужна. — Похоже, что мы оказались не способны к компромиссам. А брак не может успешно существовать без компромиссов.

Его отец тоже был неспособным идти на компромисс. Интересно, не стало ли причиной развода стремление Сидни сделать карьеру? Эта мысль отрезвила Люка. Его молчание затянулось. Минута, две, три… Он снова наполнил свой бокал и сделал медленный, большой глоток. Он наслаждался теплом, разливавшимся по телу, от этого тепла вопросы становились менее острыми, напряжение — не таким тяжелым.

— Итак, это был первый урок? — спросила Сидни.

— Для одного вечера слишком много? Или вы готовы приступить ко второму уроку? — Опять ему не удалось избежать намека.

— Я готова.

Он чуть не поперхнулся. Снова между ними будто пробежал электрический ток. Люк приучил себя не играть с огнем. Но на этот раз не смог удержаться.