Осколки

Глава 1

— Мужчина! Мужчина! Нет, вы только посмотрите на него! Я вам говорю! Куда вы прётесь без очереди? Или вы думаете, мы тут просто так стоим?!

Агата хмыкнула, спрятав улыбку в упавших на лицо волосах, и мысленно зааплодировала стоящей впереди тётке. Пижона, который, видно, считал себя умнее других, она заприметила ещё на стойке регистрации. Где, кстати, очередью и не пахло, но этот гад умудрился отличиться и там, сунув свой паспорт зевающей сотруднице аэропорта как раз в тот момент, когда то же самое хотела сделать Агата. И даже глазом не моргнул. Хам…

— А ничего, что я здесь стою? — обалдела от такой бесцеремонности девушка.

— Да стойте на здоровье, — милостиво разрешил пижон, а потом, улыбнувшись на все тридцать два сверкающих зуба, обратился к девице за стойкой: — Эллечка, милая, можно чуть-чуть побыстрей? Посадка-то заканчивается.

— Это точно! — фыркнула Агата и с надеждой тоже уставилась на служащую. А та — нет чтобы проявить хоть чуточку женской солидарности — взмахнула длиннющими, как у Буренки, ресницами и взялась оформлять доморощенному сердцееду документы. И, надо отметить, дело двигалось бы гораздо быстрее, если бы эта курица то и дело не отвлекалась от процесса, облизывая пижона полными очевидного интереса взглядами. Агата обалдела. Мелькнула мысль устроить скандал, но имелся риск, что Эллечка в отместку закроет регистрацию прямо у неё перед носом. Агата этого допустить не могла. Пришлось идти на очередной компромисс с совестью и, скрипя зубами, смиренно ждать, когда эти двое намилуются, чтобы всё-таки получить свой посадочный. И вот снова он! Хорошо, теперь есть кому поставить гада на место. Храни господь вздорных тёток! И дай здоровья их голосовым связкам.

— Я опаздываю на свой рейс.

Голос пижона звучал так холодно, будто он планировал им заморозить набирающий обороты скандал.

— Так мы все опаздываем. Конец очереди там, — толстый палец тётки очертил дугу и остановился в сантиметре от носа умника. Тогда как сама женщина, чуть отойдя вбок, перекрыла ему проход собственной весьма внушительной, надо отметить, грудью.

Агата усмехнулась и, сложив перед собой руки, принялась с нескрываемым интересом наблюдать за разворачивающимся спектаклем. В конце концов, теперь ей можно было расслабиться и не волноваться, что самолёт улетит без неё. Было даже немного обидно, что представление в конечном счёте не состоялось. Видно, по достоинству оценив потенциал противника, пижон решил, что связываться с ним, точней с ней, себе дороже. Нахмурившись, он подхватил маленький чемоданчик и отошёл к концу очереди. Так-то! В победном угаре Агата едва не вскинула руку над головой.

— Верхнюю одежду снимаем и кладём в контейнер. Телефоны, ключи и прочее — на стол. Воду из ручной клади убираем, — гремел на весь зал голос таможенника.

К тому моменту Агата уже стояла, зажав тот самый злосчастный контейнер в руках. А пижону только предстояло разоблачиться. Тут ничего интересного вроде бы не было, но за неимением лучшего развлечения Агата не сводила глаз с нахала. Тот как раз скинул куртку и взялся за ремень. Фигура у него, конечно, была отменная. «Уж не спортсмен ли он?» – подумала Агата. В пользу этого предположения говорили некоторая скудость интеллекта и отсутствие хоть какой-то культуры.

— Какого чёрта ты мне купила билет в эконом? — донёсся до Агаты уже знакомый, кажется, вечно всем недовольный голос. Так-так, это было интересно! Она навострила уши. — Что значит — у этого перевозчика нет бизнеса?! Нахрена тогда я лечу им? Так. Ладно…

Шпионя за качком, Агата как-то упустила момент, когда тот ловко, будто между делом, вновь попытался пролезть вперёд.

— Чего это я… Скоро вообще будем на телегах ездить, — буркнул себе под нос, но она услышала. И хохотнула. Пижон резко вскинул взгляд. Агата закусила щёку. Ресницы у него тоже были длинные, короче, конечно, чем у девицы за стойкой, но всё же какие-то совсем не мужские. Чего не скажешь обо всём остальном — хищном профиле, упрямом, поросшем короткой ухоженной щетиной подбородке и циничном взгляде.

Не придумав ничего лучше, пойманная на поличном Агата нарочито почтительно поклонилась. И сделала дурашливый книксен.

— Милости прошу, барин… — взмахнула рукой, пропуская того перед собой. Уж лучше ему в спину смотреть, чем так… Так отчего-то неловко. — Извольте пройти-c. Мы — люди простые, потерпим.

— И надолго вашего терпения хватит?

— Как сказать. Иногда кажется, что бесконечное терпение — наша главная национальная идея.

— Печально.

— И не говорите.

Двусмысленный выходил разговор, но многообещающий. В сошедшем с ума мире было важно знать, что у тебя есть единомышленники. Даже среди вот таких гадов. Может, он всё-таки не спортсмен? Или из тех спортсменов, которым не успели отбить мозги? Не боксер, в общем, как можно было подумать, глядя на перекатывающиеся под рукавами поло внушительные мышцы. Может, гимнаст? Или гребец… Вообще есть такое слово? Ладно, что она про спортсменов? Им сейчас, бедным, вообще нелегко приходится.

Пока Агата размышляла, у нахала зазвонил телефон.

— Да? Да. Могу. Только быстро… Я? Я сейчас бы посмотрел в сторону GMT. Но не на покупки самого токена с расчётом на рост, он свой рабочий потенциал исчерпал и показывает признаки явного перегрева. А лучше бы сделать ставку на снижение и шорить токен, который уже учитывает позитивные новости о листинге… Да-да, просядет, по моим оценкам. Речь о краткосрочных решениях…

Только Агата подумала, что качок-то не так-то прост, как его умный монолог прервали:

— Мужчина! Телефон уберите. Вы вообще где находитесь?

Собственно, уже почти в рамке.

— Извините, — скупо заметил пижон, отбивая вызов и небрежно бросая телефон на столик между двумя лентами. Зря это он. Сейчас с техникой нужно было обращаться нежнее. Но что взять с пижона?

— А почему вы не разулись?

— Не разулся? – удивленно моргнул.

— Обувь снимайте. Я для кого по сто раз повторяю? Кладите в контейнер, надевайте бахилы. Вон, для особо одарённых, в корзине.

— Привет-привет, Родина-матушка… — выругался под нос пижон и плотней сжал челюсти. Вернулся, чтобы разуться. Наклонился. Без ремня в таком положении его джинсы сползли по узким бёдрам, демонстрируя резинку боксеров недемократичной ценовой политики. Впервые с момента их первой встречи незнакомец вызвал у Агаты искреннее сочувствие. Пройдя рамку, она зло уставилась на быдловатого служащего.

— С какой целью летите?

— С рабочей, — процедила сквозь зубы.

— С какой целью летите? — это уже подоспевшему нахалу.

— С туристической. Всю жизнь мечтал увидеть Самарканд.

— Проходите. А вы девушка, пройдёмте.

Двадцать минут (потом Агата узнала, что это далеко не предел) её расспрашивали на тему того, что ж у неё за работа в Ташкенте. Она уже сто раз пожалела, что вообще про эту работу ляпнула. Нужно было подобно пижону сказать «туризм» — кто бы в этом усомнился?

Наконец, отпустили. Злая, как фурия, Агата влетела в зал отлёта. Такой вот каламбур. Нашла свой гейт и, сверившись с часами, поняла, что у неё имелась ещё как минимум пара минут, чтобы выпить нормального кофе. Вокруг было непривычно пустынно и тихо. Табло вылета и прилёта опять же непривычно пусто. Здесь, в аэропорту, упадок чувствовался как никогда остро. В других местах всё ещё будто бы было по-прежнему. Здесь… уже нет. Уже нет.

Агата поморщилась. Выбрала кофе в автомате, чертыхаясь, вспомнила, что надо достать карточку. Открыла рюкзак. За спиной уже началась посадка, но она всё же не успокоилась, пока не получила свой латте. Прибавила шагу, а когда зазвонил телефон, отвлеклась, доставая тот из кармана, и на ходу врезалась будто в стену, хотя никаких стен (она ведь смотрела!) впереди не было.

— Моё поло!

— Мой кофе!

— Да твою ж мать! — это Агата в один голос с качком.

— А я уж было решил, что тебя сняли с рейса, – резко перешел на ты тот.

— За что это? — Агата слизала с руки горячие молочные капли. Остальное было не слизать. Остальное на его поло было… И ещё немного на донышке. Будто боясь, что и с этим «немного» что-то случится, Агата в один глоток осушила стаканчик и в блаженстве зажмурилась. Радостей в её жизни с каждым днём становилось всё меньше, так что упускать случай, пусть даже такой незначительный, как глоток хорошего кофе, было нельзя.

— Ну, не знаю. Какой дурак сейчас говорит, что летит куда-нибудь по работе?

— Дурак обыкновенный, наверное. Есть такой, знаете ли, довольно распространённый вид.

— Точно. Ты хоть новостные каналы в Телеге стёрла? Нет? Не додумалась? Ну ты даёшь.

— Новости читать не запрещается, — вяло огрызнулась Агата, протягивая свой посадочный.

— Да на словах у нас вообще полная демократия.

Агата хмыкнула, но пижону ничего не ответила, потому как у неё опять зазвонил телефон.

— Люсенька Львовна! Отчитываюсь. К рейсу успела. Вот уже сажусь, да… Как там Костик?

— Костик неплохо. Он никак не привыкнет, что Лизаветы Павловны нет.

Агата поморщилась. С тех пор, как бабуля умерла, всё и впрямь изменилось. Особенно для тех людей, которых она успела пригреть под крылышком своего фонда. Её смерть случилась внезапно. И как тут не вспомнить тех, кто говорит, что внезапная смерть — самая лучшая? Может быть, но исключительно для того, кто ушёл. Для тех же, кто остался, такая скоропостижность — всегда небывалый шок. И трагедия. Вот они ещё созванивались накануне вечером, договаривались где-нибудь поужинать, сходить в театр, и ничто не предвещало конца. Всё шло, как шло, устаканившись, и казалось, так теперь всегда будет. И звонки эти по вечерам, и смех, и театр, и вино вкусное, до которого бабуля всегда была охочей. А потом в один момент прежней жизни не стало. На Агату вместе с горем свалилась куча проблем. Пришлось очень быстро решать миллионы самых разных вопросов, начиная от погребения и заканчивая делами бабулиного фонда, который она не могла, не имела права бросить. Агата и не бросала. Она делала всё от неё зависящее, чтобы фонд работал как прежде. Но… В том-то и дело, что далеко не все зависело от нее. Просматривая последние отчёты, Агата чувствовала своё полное бессилие. И такую безнадегу, что хоть на стены лезь.

— То есть мы потеряли практически все пожертвования из-за рубежа?

— Мы знали, что так будет.

Да, конечно. Но она почему-то продолжала надеяться. Потому, что у неё на попечении дети-аутисты и аутисты-взрослые. Потому что у неё штат, которому нужно платить зарплату, да и себе хоть что-то платить. Ведь до смешного — на карточке остались какие-то крохи, мало совместимые с комфортной жизнью. Вот почему она, собственно, здесь, в этой точке.

— Ну, слава богу. А то он в меня вцепился. И голосит, и кричит «Не пущу». Пришлось сидеть с ним, пока не успокоился. Вы в курсе.

— Опять голодная, небось!

— Да нет, тут не до еды совсем.

— Лететь долго. Захочется. Я тебе обед заказала. Наш дворник… ты, должно быть, помнишь Умара… у него кто-то из родни летел на днях, так в самолёте даже напитки не предлагали! Вот такой сервис по-новому.

— Ничего, я бы купила. Но всё равно большое спасибо, — пропыхтела Агата, заталкивая чемодан на полку и садясь в кресло у окна. — Ну всё, я отключаюсь.

— Долетишь — отзвонись! Мы все как на иголках.

— Обязательно. Первым делом.

Агата перевела телефон в авиарежим и, откинув голову на спинку кресла, на секундочку прикрыла глаза. Она уже давно поняла — ей для существования нужно было какое-то дело. Чтобы руки и голова были постоянно заняты. Только так удавалось справляться и с преследующим по пятам чувством вины, и с паническими атаками, с которыми она вообще впервые в жизни столкнулась. С тех пор у неё не было ни секунды свободного времени. А тут четыре часа! Чем себя занять?

Кто-то опустился на кресло рядом. Ей бы было всё равно, если бы, садясь, этот кто-то не смахнул её локоть с подлокотника. Агата раздражённо вскинулась.

— Упс. Я случайно. Прости.

Да не может быть! Пижон! Как будто без него проблем мало.

— Ничего.

— А ты?

— Что я?

— Не хочешь извиниться?

— За что?

— Ты меня облила.

— Нет.

— Что нет?

— Не хочу.

Агата вновь положила руку на подлокотник и закрыла глаза.