Останься в Вейзене

Глава 10 Иди по пепельным следам

Изнутри академия казалась настолько пустой, будто последние студенты покинули её за десятилетие до того, как я зашла внутрь. Не горели фонари в главном холле, не гудели голоса вечно занятых студентов, и даже разноцветные камни под ногами не светились, будто вековая пыль прицепилась к ним намертво и подавила сияние.

Я шла по коридорам, слыша лишь собственные шаги.

Чтобы хотя бы немного разбавить их монотонность, стала их мысленно считать, но вскоре и счёл этот показался мне монотонным. Всё бесполезно.

А ведь там, в таверне, было так много движения, шума, огней. Столько эмоций, и все из них положительные. Но я сама взяла и разрушила всё это, так что и винить теперь могу только одну себя.

Безлюдно и до невыносимого тихо оказалось даже в блоке с общежитием, хотя тут-то уж всегда можно было хоть шорохи и шепотки, но различить. Не удивляюсь, если окажется, что преподаватели не вынесли этого утомительного бездействия и все до единого уехали в Вейзен, а я за ними последовать уже не могу, меня обратно ни один транспорт не повезёт, да и ни один человек, подозреваю, не примет.

Впрочем…

Я различила звуки — нечто на стыке щелканья и потрескивания. Чем ближе к нашей с Ирмалиндой квартирке, тем этот звук становился различимее. И тем сильнее мне это не нравилось. Приблизившись, я прислонилась к двери ухом и прислушалась.

Звуки мне не понравились. Слишком уж знакомы они тем, кто хотя бы немного прожил в каком-либо из миров.

Ещё больше не понравилось мне исходящее от двери тепло.

Я коснулась металлической ручки, но тут же отдернула ладонь. Горячо.

Нас учили — если дверная ручка обжигает, совсем не нужно идти туда, куда эта дверь идёт. Нужно бежать через окно; но ни одного окна в коридоре не было, а я слишком сильно не верила в происходящее, чтобы просто так взять и уйти. Я достала ключ, вставила в щель, попыталась провернуть — дверь оказалась открытой. Ещё интереснее.

Натянув на ладонь рукав платья, резко опустила ручку вниз. Дверь поддалась.

Этой своей глупостью я сделала одновременно и хуже, и лучше.

Теперь я знала, что наша квартирка действительно горит. Причём горит с коридора. Огонь уже почти переварил шкаф с верхней одеждой и обои на стенах, а ещё слегка покусал двери, ведущие в спальню Ирмалинды и в ванную комнату. Моя дверь пострадала больше. В дверном полотне огонь уже проел дыру, и сейчас со всей скромностью заглядывал во внутрь.

Но также я дала огню свободный доступ к кислороду, а оттого он на моих глазах начал становиться всё злее, агрессивнее и ярче. Если продолжу наблюдать, увижу, как он сжирает обе комнаты и выходит в коридор, и уже это может обернуться для Вейзена катастрофой.

И почему имя моё значит возгорание пожара, а не его тушение? Так я бы знала, что нужно говорить, и попыталась бы исправить ситуацию, но сейчас — я совершенно ничего не могу.

— Ирмалинда! — я произнесла это громко, чтобы перекричать огненный скрежет, и замерла, но не расслышала голоса соседки. Значило это одно из двух: либо Ирмалинда ушла из комнаты раньше, чем начался пожар, либо она не в состоянии ответить…

Мне срочно нужна помощь.

Дверь я захлопнула, не особо надеясь, что застану её нетронутой, когда вернусь. И побежала по коридору, куда глаза глядят. Куда все могли подеваться? Субботнее собрание? Вряд ли. Совместная прогулка по парку? Я на мгновение остановилась возле окна, но под светом фонаря не разглядела и одинокой фигуры. Даже ужин уже закончился давным-давно. А мой так и подавно был будто бы в прошлой жизни… Такой счастливой и, главное, беззаботной, не то что в нынешний момент!

Не знаю, как долго я ходила по коридорам. Мне-то начало казаться, что я никогда из них не выберусь, что я попала в свой собственный ад; но на деле могло пройти и всего лишь минут десять, прежде чем я наконец вышла к свету и голосам, когда проходила мимо трапезной.

Неужели ужин задержали?

Я ворвалась внутрь стремительным вихрем. И попала, кажется, в самый неподходящий момент. Впрочем, разве может идти речь о подходящих моментах, когда на кону, весьма вероятно, зависит жизнь человека? А то и нескольких.

Дверь за мной резко захлопнулась, хотя я сама не приложила для этого никаких усилий.

И все собравшиеся разом обернулись ко мне. Оторвались от множества закусок, которые совсем не походили на обычные блюда из столовой. И даже сервировка у столов была другой — белые скатерти, красные ленты, длинные свечи… Я отметила это лишь мимолётом — не было времени разглядывать. Я скользила взглядом по толпе, пытаясь разглядеть Ирмалинду… но не находила её.

А в центре застыл Эдвин в малахитово-зелёной рубашке. Видимо, именно его праздник я так беззастенчиво порчу. Именно в его глаза я смотрела, когда наконец начала говорить:

— В нашем коридоре пожар. Я боюсь, в комнате могла остаться Ирмалинда, но не могу войти внутрь и проверить.

И именно Эдвин отреагировал первым. Взгляд его из расслабленного стал серьезным — я разглядела это даже на расстоянии. Он устремился к выходу:

— Идём сейчас же, Варвара.

В голове промелькнуло — все-таки не зря я с самого начала решила ему довериться. Ведь даже в нестандартной ситуации Эдвин повёл себя именно так, как было нужно.

Зато подавляющее большинство зашумело вдруг нестройным хором чаек, пролетающих над морем. И громче всех среди этой стаи оказались приятельницы Ирмалинды, те самые, с которыми и я частенько сидела за столом во время завтраков и обедов. Загоготали неодобрительно, и, как бы я старалась не вслушиваться, все равно различила неприкрытое осуждение и злобу. И я не могла понять, почему.

Не все пошли за нами, но многие, и они в том числе. Рвались вперёд даже стремительнее нас с Эдвином, но всякий раз Эдвин просил их не мешать.

Мы быстро достигли крыла, в котором располагалась наша с Ирмалиндой квартирка. Даже слишком — кажется, хватило сотни шагов.

А обнаружить входную дверь тем более не составило никакого труда… Поскольку, когда мы пришли, она уже вовсю полыхала. Даже больше, пылали обои коридорных стен, и пламя было готово в любой момент залезть в другие комнаты — как раз те, жильцы которых полным составом собрались в трапезной.

Я отстала. Но Эдвин вырвался вперёд. Даже праздничная одежда ничуть не сковывала его движения.

Хватило трех взмахов рук и нескольких слов.

И огонь потух мгновенно, будто горел всё это время на острие спички.

Эдвин повернулся ко мне, но я не смогла прочесть отраженную в его глазах эмоцию. Бросилась вперёд, к комнате… Ещё пара слов и взмахов — исчез отходящий от обгоревших предметов дымок, и вокруг вдруг стало очень холодно.

— Я остудил, — объяснил Эдвин. И уже во второй раз за нашу короткую встречу пошёл следом за мной.

В прихожей не осталось ничего живого — только горелые руины. Как и в моей комнате: огонь поглотил и шкаф, хранящий мою немногочисленную одежду, и самодельную табуретку, и кровать вместе с лабораторным журналом и заметками, над которыми мы работали всю неделю.

Мне была знакома эта картина.

Я уже столкнулась с ней — в самый ужасный день своей жизни. И вот история повторялась.

В каком бы мире я не была, нигде мне будет счастья. Катастрофы будут преследовать меня повсюду. Во все места, куда ступит моя нога, я буду приносить одни лишь беды и горести. Я не знаю, как это исправить. Не верю, что это исправимо.

Картины настоящего и прошлого смешались, образуя поистине взрывоопасную смесь. Я обняла себя за плечи, пытаясь осознать себя в моменте «сейчас». Но запах обгоревшей мебели прочно застрял в носу и устремился в мозг, и картины продолжали возникать.

Я ведь однажды уже не успела. Поступила так, как повелело мне сердце, и не сдержала собственных слов. Хотя должна была следить за отцом… Мама вместе со старшей сестрой уехали — у мамы была плановая операция в соседнем городе, сложная и утомительная. Мама добавилась её несколько лет, и наконец добилась. А сестра поехала в сопровождении, в одиночку там было не справиться.

Меня оставили следить за отцом.

Хотя это обычно отцы следят за своими детьми, но наш случай был особенным.

У моего отца тяжелая работа, нервная — он начальствовал на предприятии, которое даже при большом желании не могло вывезти все требования и соблюсти тот уровень производства, что был необходим кому-то свыше.

Нервная работа довела до того, что отец начал пить.

Сначала по выходным, потом и по будням, переставая ощущать меру.

Когда мама была рядом с ним, то умела его вовремя остановить. Да, с криками и скандалами, иногда даже — с испорченной мебелью или разбитой посудой… И ещё — как итог — больным сердцем. И все-таки мама не бросала попытки его исправить. Сейчас, спустя несколько лет тишины между нами, я могу предположить, почему. Когда на свет появилась Ира, мама работу бросила, так что всю семью вывозил на себе отец. Найди работу попроще он не мог — тогда денег нам стало бы не хватать, нигде бы ему в те кризисные времена больше платить не стали.

Уезжая на операцию, мама взяла с меня слово, что я буду следить за отцом зорко и не позволю ему даже прикоснуться к алкоголю. А я продолжила жить, как прежде. Встретилась со своим молодым человеком — мы были из одного города, но и учились на соседних факультетах. Провели прекрасный день, и я ни единого раза не позвонила отцу, чтобы узнать, чем он занимается.

А когда вернулась, обнаружила, что картина наша горит. Дымом наполнилось почти всё воздушное пространство, а отдельные предметы и вовсе пылали, ничуть не стесняясь.

Отец, напившись, уснул с сигаретой в руках. Курил он с подростковых лет, работа здесь была ни при чем. А огню много не надо — лишь позволить, и он вырвется на свободу.

Отец, к счастью, почти не пострадал, только надышался токсичных отходов горения. Я вывела его из квартиры, сама наглотавшись дыма. Благо, и у меня, и отца обошлось без ожогов… Зато от квартиры почти ничего не осталось. Пожарная бригада добиралась до нас слишком долго. Был вечер. Час-пик. И даже пожарную машину не все желали пропускать.

Операция у мамы сорвалась. Не знаю, провели ли новую, но всё же надеюсь, что да. Они с сестрой стремительно вернулись в наш город, и я стала виновата. Они кричали на меня вдвоем, пытаясь объяснить, в чём именно я неправа. Прежде мама нам с сестрой пилила мозги по-другому, кричала только на отца, — но, видимо, внутри накопилась обида на младшую, бестолковую дочь.

Но ведь и во мне было нечто такое же буйное — перешло по наследству. Я начала кричать в ответ, у мамы прихватило сердце, и Ира со слезами на глаза вызвала скорую. А потом произнесла, почти не размыкая губ: убирайся.

Я и ушла. Без ничего, как была.

Шло лето после моего второго курса. Я вернулась в общежитие — благо, часть вещей хранилась у меня там — и больше не появилась дома. С родителями встретилась лишь единожды, когда выписывалась из погоревшей квартиры, которую решили продать. Мы не поздоровались друг с другом. Даже не обменялись взглядами.

Жалею ли я? О том, что так и не смогла поговорить с ними открыто, отбросив в сторону обиды и предрассудки?

И пожалели ли об этом они, когда узнали, что в нашем общем мире не существует меня больше?

Я бы и хотела узнать об этом, и нет. Не сомневаюсь, что в моём новом мире такое возможно — ведь прежде, чем забрать меня сюда, за мной некоторое время следили. Но не уверена, решусь ли посмотреть сама. Думаю, если увижу их улыбки, это окончательно разрушит мою веру в людей.

Они столько лет не желали знать, как я себя чувствую, как справляюсь, оставшись совершенно одна.

Значит, и у меня теперь есть право не знать.

…Я пришла в себя, почувствовав легкое прикосновение к плечам. Обернулась и встретилась взглядом со сосредоточенным Эдвином.

— Ирмалинды в комнате нет, — ответил он.

Я улыбнулась, и все-таки улыбка эта быстро потухла. Вслед за Эдвином прошла в комнатушку, где уже столпилось порядочное количество преподавателей — слишком большое для такого тесного пространства. Будто мы были не на месте пожара, а в автобусе, который нехотя развозит нас по домам.

По сравнению с моей погоревшей комнатой, комната Ирмалинды казалась раем — огонь её практически не тронул. Зеленели нежностью мяты стены, блестела глянцем мебель.

Но всё-таки — что-то в ней неуловимо изменилось. Пусть чужие спины и мешали это заметить.

У меня создалось ощущение, будто я попала в собственную комнату — ту, какой она была на первой нашей встрече. Даже я за эти три недели успела внести в комнату нечто своё, а Ирмалинда провела в собственном уголке уже несколько лет, она сама рассказывала мне об этом.

— Это всё ваши опыты, — заметила одна из приятельниц Ирмалинды — та, что была со мной милее прочих. Заметила уверенно, но с надрывом, и единственное, чего мне захотелось — сжаться в комок или вернуться в обгоревшую комнату, отбывая наказания за ошибки, которые я не совершала.

— Сами работаете с камнями этими проклятыми, и Ирмалинду втянули, — поддакнула другая.

— Где она теперь, что с ней?

И все-таки — слишком здесь чисто. До нечистого.

Шторы больше не украшены ярко-красными кисточками — я каждый раз, оказываясь в комнате, обращала на эти кисточки внимание, они казались мне идеальной ловушкой для котов. Со стола пропала ваза с сухоцветами, сплетением желтых и фиолетовых соцветий. Кровать больше не украшали вязаные подушки, сочетающие в себе всю палитру цветов.

Я не стала оправдываться — одно лишь заметила:

— Вещи исчезли.

Эдвин смотрел на меня без всякого удивления — будто всё шло так, как задумывалось. Зато толпа вдруг встрепенулась, принялась без всякого стеснения заглядывать в потайные местечки: тумбу, шкаф… Не удивлена, что Ирмалинда забрала вещи с собой, если сделала это всё-таки она. Я как наяву представила: кто-то слишком активный хватает высушенный букет, и хрупкие лепестки бисером рассыпаются по полу.

События, определившее дальнейший ход этой истории, происходили уже без меня.

С Феррантой связались почти сразу же, при мне, но приехать она пообещала лишь на утро, поскольку в данный момент решала другой вопрос. Ничуть не менее важный. Но пообещала отправить кое-какого посыльного, который обязательно ответит на все интересующие нас вопросы.

Приятельницы Ирмалинды смилостивились и стали поочередно зазывать меня в свои комнаты, но ни одно приглашение я не приняла. Не хотелось больше видеть их и слышать. Так что чужим комнатам я предпочла диван общего пользования, обнаруженный в одном из коридоров.

Эдвин посидел со мной некоторое время, но ни слова не сказал. Я заговорила первой:

— Извините, что испортила вам праздник.

— О чём бы ни шептались змеи, — без симпатии к собственным гостям заметил Эдвин, — вашей вины в этом нет. Только заслуга. Благодаря вашему вмешательству все остались живы и невредимы.

— А как же мои опыты?

— Вы проводили их в комнате? — спросил Эдвин. Я помотала головой из стороны в сторону. — Тогда опыты никоим образом здесь не причастны. Не нагружайте себя тем, что не обязаны нести. В вашем случае я винил бы скорее вашу соседку.

Мне не хотелось это обсуждать. Даже так, я не была готова об этом думать. Слишком многое свалилось на меня этим вечером.

— Что будет дальше, как вы думаете?

— Утро, — ответил Эдвин просто. — Ясная голова. И трезвая оценка произошедшего. Я оставлю вас ненадолго, Варвара. Хочу убедиться, что этот эпизод истории закончился.

А сама история продолжается. Убеждаться в этом нет никакой необходимости, потому что всё ясно уже сейчас.

Значит, было у этой истории начало, хотя не уверена, какое именно место на временной ленте оно себе облюбовало. Всё началось вместе с моим появлением? Чуть позже? Или куда раньше?

Всё-таки Гетбер оказался прав. Слишком много совпадений — они уже становятся закономерностью. Ни взрыв, ни взлом не были случайными. Все они старались меня задеть. Так что зря я смеялась.

Наедине с собой я осталась ненадолго. Успела лишь прикрыть глаза, чувствуя, как баюкают меня сонные волны. Но на то, чтобы порядочно уснуть, времени у меня не осталось. Надо мной вдруг нависла тень, заслонив слабое сияние разноцветных ночных фонарей. Всё-таки существовали в академии источники света…

Тень простояла пару мгновений в молчании, потом упала на диван рядом со мной. И заметила, будто бы вовсе не обращаясь ко мне:

— Вот мы и получили доказательства к разгадке.

— Моей тайны? — я мгновенно распахнула глаза.

Гетбер смотрел на меня осторожно и ласково. Хотя выглядел неважно — взъерошенный, потрепанный. Ему и самому не мешало бы поспать.

— Твоей тайны, — Гетбер кивнул.

— Расскажешь?

— Мы договорились, что сегодняшним вечером дела не обсуждаем, — Гетбер пожал плечами.

— Мы договорились об этом, когда были в другом мире, — заметила я, — радостном и безоблачном.

Он хмыкнул и заметил:

— Настроение месту создают люди. Чем чаще ты будешь улыбаться, тем счастливее станет жить в этом мире. Вот и все правила.

Гетбер сцепил руки в замок и устремил взгляд вдаль. Он вдруг показался мне безгранично уставшим, и в сердце затрепетала привычная уже нежность. Впрочем… Сегодня, пожалуй, можно. Вряд ли я своими действиями сотворю что-то ещё более невероятное, с чем мы имели честь столкнуться этим вечером.

Так что я придвинулась к Гетберу поближе, прислонилась к его плечу.

Он тут же обнял меня за талию, уткнулся подбородком в волосы, сделал шумный вдох. Признался:

— Пеплом от тебя пахнет.

— Варя-разрушительница.

— Со мной-то всё понятно… — произнес Гетбер. — Моё презрение к самому себе обосновано. Но что насчет тебя? Ты-то почему так к себе жестока?

Я прикрыла глаза. Стало тихо и спокойно, и я решила — сейчас не время делиться своими личными драмами. Пожала плечами в надежде, что Гетбер почувствует это неловкое движение через одежду.

И всё-таки была мысль, которая никак не оставляла меня в тишине. Скрипела над ухом надоедливым комаром — пока не возьмешься за неё всерьез, не оставит попыток выпить из тебя всё спокойствие.

— Скажи только, знаешь ли ты, что с Ирмалиндой? В комнате её не было. И непохоже, чтобы она просто уехала в гости к сестре, потому что исчезли вещи.

— Если скажу, на утро ничего не останется. Запасись терпением.

— Почему?

Гетбер вздохнул:

— С ней всё хорошо. Теперь спи.

— Прямо здесь? — я мгновенно распахнула глаза. — На диване посреди коридора?

— Спать на моей кровати ты отказалась, — напомнил Гетбер. — Видимо, диван посреди коридора тебя всё-таки манил больше. Впрочем, — заметил он как бы мимоходом, — если бы ты согласилась, нашей загадке потребовалось бы больше времени для решения. Можно сказать, сработала твоё чутьё. Которое потащило тебя на остановку…

Умеет же нагнать таинственности. Лучше бы вообще ничего не говорил.

— Я теперь не усну. После таких интриг.

— Как знаешь, — заметил Гетбер. Откинулся на спинку дивана, утянув меня следом за собой, и прикрыл глаза. — Но я бы на твоём месте вздремнул. Завтра утром нам, и, в том числе, тебе, нужно будет отправиться на серьёзный разговор. Лучше бы к тому времени обрести способность здраво мыслить. А потом за покупками — вещей-то, как я понимаю, у тебя не осталось… Когда совершаешь покупки, надо тем более быть бодрым, иначе в сон начнёт клонить от такого нудного занятия.

Шутит всё… А казался взрослым солидным человеком…

И всё-таки спорить я не стала. Скинула ботинки и залезла на диван вместе с ногами. Ещё сильнее прижалась к Гетберу, склонила в его сторону колени. Гетбер ненадолго отодвинул меня от себя, но лишь чтобы снять плащ. Накрыл нас, как одеялом, и я погрузилась в забытье, окруженная его запахом.

— Видишь, — шепнул Гетбер мне на ухо, — всё-таки суждено было нам провести эту ночь рядом.

— Конечно, — пробормотала я в ответ, — уйдёшь от такого… нудного…

Не знаю, когда уснул Гетбер, но проснулась я первой. И осторожно сняла с себя его руку, которая, по всей видимости, оставалась недвижимой целую ночь… Утро было ранним, за окном едва начинало дребезжать солнце. Оно же, видимо, меня и разбудило. Ну и хорошо, что не студент, который решил заглянуть в этот укромный уголок — иначе было бы, что обсуждать всю грядущую неделю.

И все-таки делать-то что-то надо.

Гетбер, конечно, хорош — наговорил про многообещающий разговор, а сам спит. Так, конечно, не пойдёт. Вот не надо было ему вчера меня встречать или, на худой конец, звать на ужин, спал бы сейчас в собственной квартире и не знал печали.

Так что в своих неудачах он сам виноват.

— Гетбер, — произнесла я тихо.

Он вернулся в сознание, будто только и ждал, пока я его позову. А-то и вовсе не спал, наблюдал за мной из-под ресниц.

— Доброе утро, Варя, — прошептал он. И улыбнулся совершенно бессовестным образом.

— Когда мы поедем? — Мне на месте совсем не сиделось.

Гетбер взглянул на меня недоуменно, будто слышал про поездку впервые. Видимо, всё-таки он спал по-настоящему, не притворялся… Впрочем, соображал Гетбер быстро, за это его можно похвалить. Не прошло и пары секунд, как он ответил:

— Как только встретимся с Ферр.

— Ты думаешь, она знает, где нас искать?

Гетбер вздохнул и пообещал:

— Мы найдём её сами. Покараулим по кабинету — она обязательно споткнётся о нас, ничтожных, когда соизволит прийти на работу.

— А с кем мы будем говорить? — продолжала допрос я.

— Я думал, ты уже догадалась… Чистая, светлая душа, — он покачал головой. Попробуй пойми, комплимент это или оскорбление. — Но раз нет, то узнаешь на месте.

Умывались мы в уборной такой холодной водой, будто её поставляли в академию прямиком из колодца. Я попыталась привести в порядок волосы, но у спутанной копны на моей голове были на этот счёт свои планы. Так я просто собрала их в один пучок — благо, резинку для волос ношу на запястье вот уже лет пятнадцать.

Из зеркала на меня смотрело уставшее, будто пеплом покрытое лицо, круги под глазами напоминали лесные озера. Одежда измялась, да и, будем честны, её давно следовало заменить на новую, ибо чего это платье только не успело увидеть: и танцы, и пожары…

Но всё-таки было во взгляде нечто — будто одна из вчерашних искорок отделилась от общей массы и приютилась внутри меня. И теперь отсвечивает ласково, не давая о себе побыть.

Кем бы ни был тот маг, что строит против меня козни, он ещё узнает, что так просто я не сдамся. Не время впадать в отчаяние. История продолжается.

— Прекрасно выглядишь, Варя, — заметил Гетбер будто в насмешку. И я улыбнулась — пусть знает, что шутку я оценила. А ещё улыбка хорошо работает, когда хочешь расположить человека к себе. Пока у нас есть передышка между тайнами, можно попытаться что-нибудь выяснить.

Мне нужно знать. Как можно больше обо всём, что меня окружает. И о всех.

В знаниях сокрыта великая сила, пусть её и очень часто недооценивают.

— Ты давно знаком с Ферантой? — поинтересовалась я.

— Лет двадцать, — ответил Гетбер. Мой вопрос он явно не ожидал, но всё-таки не стал отмалчиваться. — далекие времена моей молодости Вейзенской академии ещё не было, точнее, она существовала только в мечтах. Мы учились в столичной академии — и я, и она. Но Феранта — на несколько курсов старше.

Этот момент я тоже запомнила.

— Учёба в одном заведении — ещё не повод для дружбы, — заметила я.

Мы пробирались по пустым коридорам, но сейчас в них уже не было ничего пугающего. Напротив — жизнь просыпалась, и от этого на душе становилось радостнее.

— Не думаю, что дружба с Ферр в принципе возможна. Она уже в те, юные годы всем нам была кем-то вроде начальницы. Держала академию в страхе… Я не шучу. Ты пока далека от столичной жизни, и это даже хорошо, но, в целом, родители Ферр — не последние люди в империи.

— Расскажешь?

— Расскажу, — согласился Гетбер, — но не по тому, что хочу выставить секреты Ферр на поверхность, так низко я пока не опустился. Её родословная, в общем-то, ни для кого не тайна. Именно она, по моим предположениям, обеспечила ей теплое местечко во главе новенькой академии… Хотя и личных заслуг у Ферр достаточно… — Он вздохнул, закончив со вступлением. — Её отец входил в круг близких друзей прежнего императора, сейчас на престоле восседает его сынок. А матушка — двоюродная императорская сестра. Во дворце, подозреваю, её родители и познакомились… Помимо родословной, мир наградил Ферр огромным потенциалом к колдовству. Вот и получилось, что получилось. Отличная волшебница с отменным положением в обществе.

— И она пошла в академию? — уточнила я с сомнением. — Не нашлось ничего приличнее?

— Не просто в академию, — Гетбер тяжело вздохнул. — Она пошла в академию, которая за последующие десять лет существования затмила все остальные учебные заведения империи. Даже столичная академия на её фоне меркнет, как какая-нибудь телега в сравнении с полностью механизированной машины — задачи перед ними примерно одинаковые, да и результаты совпадают, но вот этот вот путь от и до… Вклад преподавателей в развитие академии, конечно, стоит здесь тоже не на последнем месте… Но, в целом, ты права. В столице Ферр успела тоже кое-чего добиться, и для многих её резкий отъезд стал неожиданностью. Но о личных заслугах она тебе сама расскажет, если захочет. Попробуй спросить, она в этом плане излишней скромностью не обладает.

— Попробую, — пообещала я. А Гетбер спросил внезапно:

— Ты не голодна?

— Подозреваю, времени до завтрака ещё слишком много. Не дождёмся.

— Вот и меня терзают такие сомнения… — Гетбер помотал головой, будто на волосы ему приземлился осенний листок. Но не волнуйся. Как только тот самый непростой разговор закончится, сходим в ещё одно интересное местечко. Оно, конечно, не такое колоритное, как вчерашнее.

Кабинет возник перед нами, стопоря движение. Я постучалась, дернула ручку, но кабинет оказался закрытым. Гетбер прислонился к стене плечом, я же — целой спиной, будто одних ног было недостаточно, чтобы меня удержать.

— А что будет дальше со мной? — спросила неожиданно для самой себя. — Раз уж выяснилось, что кому-то я по неведомым причинам мешаю. Разве я могу вот так просто продолжить работать здесь? Ведь буду знать, что в любой момент мне могут навредить. И ладно, если только мне, но вдруг заденет кого-то ещё?

Думаю, говорила я эти слова больше самой себе, чем Гетберу. Ему-то откуда знать, как дальше сложится моя жизнь? Если он в этом мире — такая же пешка, как я. Просто чуть лучше разбирается в правилах игры.

Зато ответила мне та, кто, пожалуй, имеет власти над моей судьбой больше, чем все остальные. Ещё не королева и тем более не рука, которая двигает фигурки согласно собственной воле. Но уже, как минимум, ладья.

— Никто не поспеет навредить ни вам, ни кому-либо ещё, Варвара. — Феранта плавно выскользнула из-за поворота. Я посмотрела на неё новым взглядом, учитывая то, что поведал мне Гетбер. И без труда представила, как Феранта выполняет задания от самого императора. Строго секретные, но государственно важные. — Как хорошо, что все уже в сборе. Но и плохо в то же время — я не успела взглянуть на вашу комнату, Варвара, хотя очень хочу это сделать; но вас делать это вместе со мной ни в коем случае не заставляю. — Она внимательным, цепким взглядом посмотрела на меня, и только через пару секунд смягчилась: — Как вы провели эту ночь, Варвара?

— В коридоре, на диване, — не стала таить я.

— А ведь я попросила Гетбера позаботиться о вашем уюте, и, конечно, зря — ты ведь никогда заботой не отличался? — Она покачала головой, потом вновь обратилась ко мне: — В академии достаточно свободных комнат. Новое место мы вам найдём без проблем.

И мы отправились туда, откуда не так давно вернулись.

Феранта — впереди всех. Расправленные плечи, гордо поднятая голова, строгий коричневый костюм с безупречными золотыми запонками, собранные в идеально гладкий пучок волосы, соединяющая кольцо и браслет тонкая цепочка. Феранта выглянула лучше нас с Гетбером, вместе взятых.

Зато вот дверь, ведущая в нашу с Ирмалиндой квартирку, вызывала одну лишь жалость. Обгоревшая, полуразвалившаяся…. Как и предложила Феранта, я не стала заходить внутрь. Осталась стоять в коридоре с самым равнодушным лицом, будто это не я, намеренно или нет, во второй раз за жизнь стала виновницей пожара.

Гетбер зашёл следом за Ферантой — он-то вчера до моей комнаты так и не добрался… Но шедевр пламенных рук они рассматривали недолго.

— Ещё раз, — произнесла Феранта строго — подозреваю, профессиональная деформация. — Опишите, пожалуйста, ваш вчерашний день. Я действительно рада, что с вами не произошло ничего страшного, но, подозреваю, мотив этого пожара был как раз в том, чтобы вас задеть. Не искалечить, ни в коем случае, однако — сильно напугать.

Мы плавно выдвинулись в сторону главного входа.

Я рассказала Феранте и про конспекты, которыми застелила кровать, и про пропущенный обед, и про Ирмалинду, заботливо предложившую мне перекус. Честно призналась, что решила быстренько сгонять до лаборатории, чтобы и поиздеваться над камнем с помощью моих новых молотков, и, банально, проветриться. Заметила, что центральная дверь фабрики оказалась закрытой (ни слова лжи) и что я решила поужинать, прежде чем вернусь (и снова — только правда). А потом всё же возвратилась в академию и столкнулась с огнём. Побежала отыскать помощь и наткнулась на Эдвина. Про праздник тоже умолчала — вдруг подобные собрания запрещены внутренними распорядками, о которых я не имею понятия?

— Ирмалинда, думаю, уехала вскоре после меня, к сестре. Она рассказывала, что часто уезжает к сестре на выходные. Только я не понимаю, зачем она забрала с собой вещи? Про переселение она меня предупредила бы. Может, незапланированный отпуск?

— Ты совсем ничего не рассказал, так? — Феранта укоризненно покачала головой. — Варвара, Ирмалинда была задержана вчера. Гетбером, неподалеку от Центральной площади Вейзена. Вскоре после того, как Вейзен покинула ты.

Феранта сказала это так, будто знала о моей жизни больше меня самой. И ни одна минута моего вчерашнего вечера не является для неё тайной.

Зато я, как сейчас выясняется, совсем ничего не знаю.

— Задержана? — всё, что я придумала спросить.

— За подозрение в шпионаже, в незаконном проникновении внутрь частной собственности и… — Феранта на мгновение замолчала. — И в связи с последними событиями — в покушении на здоровье. Хотя, в зависимости от показаний, может статься, что и на жизнь.

Я внимательно посмотрела на Феранту. Её лицо ничего не выражало, а глаза она старательно отводила.

Слишком громкие заявления. Особенно в отношении той, которой Феранта доверяла сама и велела доверять мне.

— Полноценный допрос будем проводить не мы, — добавил Гетбер. — Мы лишь выясним некоторые детали, чтобы прояснить общую картину. И знать, откуда ждать следующий удар, если он, конечно, будет.

— Подозрение — или уверенность? — уточнила я.

— Вот и убедимся, — ответил Гетбер. Он-то уж точно был уверен во втором варианте, весь его вид об этом говорил.

Больше мы не проронили ни слова. Молча покинули здание академии, дошли до парковки, к одному-единственному автомобилю, очень похожему на автомобиль Герты. Потом Феранта одними губами шепнула — поведёшь? — и Гетбер, на моё удивление, взял из её рук ключи и занял водительское кресло.

Не знала, что он умеет такое.

Впрочем, что я вообще знаю о Гетбере? Да и в целом о тех, кто окружает меня в этом мире?

Ирмалинде ведь доверяла не только Феранта, я тоже. Воспринимала её кем-то вроде своей старшей наставницы. Вместе с ней обсуждала студентов и ходила на завтраки. Более того, я привела её в лабораторию, и сейчас, наверное, должна радоваться, что не произошло ничего страшного, пока мы были наедине?

А малахитовое платье так и не успела вернуть. Жалко — ведь оно, в отличие от всех прочих вещей Ирмалинды, пожар не пережило.

Вёл Гетбер неплохо. По крайней мере, ничуть не хуже Герты, а больше ни с кем я в этом мире и не ездила. Чтобы отвлечься от плохих мыслей, я захотела спросить у Гетбера, как давно он освоил управление подобными аппаратами и почему до сих пор перемещается на омнибусе, но не стала — смутилась Феранты. Да и вряд ли он услышал бы меня — мы с Ферантой заняли заднее сидение, а он был на переднем в компании самого себя.

Едва заехав в Вейзен, мы свернули направо, в края, которые мне пока не удавалось видеть. Впрочем, от привычных городских пейзажей они мало чем отличались. Те же прямоугольные дома и изогнутые трубы. Разве что зелёный цвет в интерьере зданий преобладает над всеми остальными. Возможно, с этим связана какая-нибудь традиция? Но я и об этом не стала спрашивать.

Такая довольно оптимистичная зелёная улица обрубилась внезапно — огромным чёрным зданием. Будто оно тоже не так давно пережило пожар, который заменил все краски на угольно-чёрный. Добавить сюда остроконечные башни, и получится типичное поместье колдуна… Гетбер быстро, но плавно остановил автомобиль прямо перед крыльцом этой обители тьмы.

Мне не хотелось заходить внутрь, но иного пути не было.

Я выбралась из автомобиля прежде, чем кто-либо додумался открыть мне дверь. И сжала руки в кулаках, вынуждая себя собраться.

Разговор будет непростым, мне об этом сказали не единожды.

Сказали, подозреваю, напрасно, поскольку я уже испереживалась о том, что ещё не произошло.

Поднимаясь по блестящему чёрному крыльцу, я представила, будто это не я буду судить, а сама — осуждена. Вот-вот бессердечный палач исполнит приговор — затянется петля, которая завершит неровное полотно жизни. Я постаралась выбросить эти мысли из головы. Со мной всё будет хорошо. Как и с той, с которой мы будем говорить.

Как же так, Ирмалинда?..

Внутри оказалось на удивление шумно. Это только с улицы чёрный дом казался пустым и неживым, на самом же деле в нём копошилось множество людей. Едва мы переступили порог, как навстречу нам выскочила невысокая девушка в ослепительно-белой блузке:

— Господин Йенс, — она плавно кивнула Гетберу, затем перевела взгляд на Феранту. — Госпожа Клиншток.

Девушка бессильно посмотрела на меня, но я не стала представляться — моя фамилия будет смотреться слишком нелепо на фоне других, таких красивых и благородных. Надо бы придумать более подходящую. Интересно, положено ли мне что-то вроде документов? Подозреваю, что вряд ли, иначе Феранта давно спросила бы меня, что именно я хочу в них вписать. Видимо, это как с гражданством — чтобы получить, нужно родиться в конкретном месте, а иначе придётся переходить через череду заморочек.

Не представленные друг другу, мы с нашей встречающей лишь обменялись кивками. Она продолжила:

— Всё готово. Мы можем идти.

Гетбер посмотрел на меня предупреждающе — мол, ты идёшь с нами, в этом можешь даже не сомневаться. И я пошла, иного варианта в моей голове не существовало. Пошла, пусть и так сильно не хотела идти.

— Говорить будет Гетбер, — шепнула Феранта, пока мы поднимались по широкой лестнице, ступени которой, к слову, переливались всеми оттенками зелёного. — Мы понаблюдаем со стороны, без необходимости вмешиваться не станем. — Пару секунд помолчав, она добавила: — В любом случае, детали будут уточнять иные службы, к коим мы не относимся. Нам позволили совершить этот разговор лишь потому, что здесь работает мой старый знакомый.

Голос её был бесцветным, а лицо равнодушным. Но мне показалось вдруг, будто я вижу чуть-чуть больше. Бесконечную тоску, которая мелькает в глазах нежно-серыми бликами. Поэтому я постаралась перевести тему единственным способом, что пришёл на ум:

— Знакомый времён столицы?

— Бер, — Феранта покачала головой. В спину Гетбера полетел не самый добродушный взгляд. — Варвара, я с вами тоже как-нибудь поделюсь занимательными фактами из его прошлого… Нет. Это знакомый времён академии.

Закончив подъём, мы оказались в просторном коридоре. К потолку крепилось множество ламп, а стены были украшены дверьми, как шляпка мухомора — белыми пятнами. Поставь возле дверей нервную людскую очередь, и получится вполне стандартная больница. Но очередей не было. Люди шустро заходили внутрь кабинетов и покидали их, не стопорясь. Здесь всё действовало как точный, слаженный механизм.

Наша дверь располагалась примерно посередине коридора, в его правой половине. Мы втроём вошли внутрь, и кабинет покинул мужчина — один из двух мужчин, которых мы увидели, когда распахнули дверь. Подозреваю, это был кто-то вроде охранников. Но не понимаю, зачем охранять безобидную Ирмалинду таким количеством, да ещё и с настолько суровыми лицами.

Вчетвером мы оказались в тамбуре — узком помещении без окон, эдаком перевалочном пункте. Стены здесь были белоснежными, видимо, чтобы создать хотя бы иллюзию пространства. На самом же деле, тамбур был весьма тесным.

Слева от нас оказалась ещё одна дверь. Именно на неё указала наша сопровождающая, произнесла:

— Госпожа Вернес внутри. Как только кто-то из вас откроет эту дверь, стена станет проницаемой для картинки и звука. При этом сама госпожа Вернес вас слышать не будет.

Гетбер стянул с себя плащ — и вручил его почему-то именно мне. Впрочем, я-то с этим плащом уже как родная…

— Надеюсь, ей дали выспаться и позавтракать, — заметила Феранта.

— Конечно, — наша сопровождающая уверенно кивнула. — Госпожа Вернес — наша гостья. Я буду в коридоре, за дверью. Но Алоис, с вашего позволения, останется здесь, — она кивнула мужчине.

Не хотела бы я быть гостьей, что постоянно находится под охраной.

Гетбер ничего говорить не стал. И они с нашей сопровождающей одновременно покинули тамбур, хотя и сделали это через разные двери.

Стена вспыхнула, как телевизор; и спустя секунду шумов перед нами предстало убранство комнаты, что находится по ту сторону. Я ожидала увидеть нечто вроде отельного номера, но это была самая настоящая переговорная, какие показывают в фильмах о полицейских: огромный стол и два стула по сторонам от него. К счастью, вместо одинокой скрипучей лампочки комнату освещало окно.

Гетбер в самом деле пошёл говорить с Ирмалиндой. Это никакая не шутка и не розыгрыш, всё происходит по-настоящему. Хотя лицо Ирмалинды — удивительно спокойное. Лежащие на столе руки сцеплены в замок. На шее — любимая подвеска с разноцветными бусинами и серым пером. :Ч: и:т: а:й::на::К: н:и: г:о: е:д:.:н: е:т:

— Доброе утро, Ирмалинда, — произнёс Гетбер, склонив голову. — Сегодня сумасшедшее утро — едва успело начаться, как всем уже не терпится начать действовать.

— Присаживайтесь, Гетбер, — голос у Ирмалинды оказался равнодушным, совсем не похожим на тот голос, которым она обычно разговоривала с окружением. Из него ушла вся восторженность и любовь к жизни. — Я здесь не для того, чтобы говорить с вами о временах суток.

— Хотя, как я успел заметить, — как ни в чем не бывало продолжил Гетбер, — вы предпочитаете действовать в более тёмное время, ближе к концу вечера.

Он плавно опустился на стул, со скучающим видом облокотился о поверхность стола. Будто каждое утро участвует в допросах.

— Поэтому я туда и не пошла, — заметила Феранта. Она следила за событиями, что разворачиваются за стеной, даже не моргая. — Не умею играть эмоции.

А Гетбер, значит, умеет.

— Как, например? — спросила Ирмалинда. Рука её сорвалась с места, пальцы прикоснулись к перу. — Уезжать из академии в Вейзен, вы имеете в виду? Не знаю, чем именно вас это так сильно смутило, что я теперь сижу здесь. Если вечерние перемещения запретили недавним законом, сообщите мне об этом — буду знать и впредь воздержусь от нарушений.

— Пока вы перемещались, в вашей комнате произошёл пожар, — сказал Гетбер.

— Какой ужас, — она приложила ладонь ко рту. Будто бы и Ирмалинда была плохой актрисой, хотя уж она-то играла прекрасно, иначе окружающие не верили бы ей так самозабвенно… — Надеюсь, его быстро удалось потушить?

— Относительно быстро, — Гетбер качнул ладонью. — Благо, вовремя вернулась ваша уважаемая соседка. Заметив огонь, она сразу же позвала на помощь.

— Варвара?

— А у вас есть другие соседки? — полюбопытствовал Гетбер. — Именно она. Примерно в то время, когда вы сбегали в академию, она в неё возвращалась. Повезло, что вчерашним вечером Варвара решила уехать, согласны? Хотя до того весь день сидела в комнате, занимаясь работой даже в выходные. — Он бросил краткий взгляд на нашу стену, но, кажется, заметить это успела только я.

— Повезло, — Ирмалинда кивнула и вновь сцепила руки в замок.

Гетбер вздохнул. Ирмалинда, стоит отдать ей должное, держалась стойко. Так что я уже начала сомневаться, что она в самом деле хоть как-то причастна к этой череде событий. Если бы не внимательный взгляд Феранты, я бы поверила, что Ирмалинду обвиняют необоснованно.

— Останься она в комнате… Представляю ужас, который охватил бы её, когда она решила выйти из комнаты. Огонь бы вспыхнул мгновенно, пламенной стеной отгородив Варвару от спасения. Или ещё один путь развития: устав от работы, Варвара уснула бы, а дым проникнул сквозь щели в дверях и сделал своё дело. Вы знаете, от удушья дымом погибает не меньше людей, чем от ожогов. А то и больше: всё-таки дыхание сложно задержать надолго, а вот от огня ещё можно убежать. Если, конечно, есть, куда бежать. Хотя у Варвары, останься она вчерашним вечером в комнате, возможности убежать не осталось бы.

Гетбер описывал череду вероятных событий так, что мне и самой стало за себя страшно. Я-то знаю о последствиях пожара не понаслышке… Мысленно я поблагодарила его за то, что он задержал меня вчера. Не дал вернуться в академию сразу же, как я обнаружила, что субботним вечером поработать в лаборатории не удастся.

— Я рада, что с Варварой всё хорошо, — тихо сказала Ирмалинда.

— Подозреваю, её спасло внутреннее чутье. Как и вас — вы ведь уехали совсем немного раньше, чем начался пожар. Ещё и вещи с собой прихватили. Необычайная удача, согласны?

В этот раз Ирмалинда не стала ничего отвечать. Отвела взгляд в сторону — как раз на нас с Ферантой. Как будто подозревала, что в этом диалоге участвует ещё кто-то. Хотя, может, она и в самом деле знала, что мы стоим за стеной. Как минимум, о присутствии Феранты она должна была догадываться.

— Хорошо, — заметил Гетбер миролюбиво. — Тогда мы начнём с самого начала. Маскарад. Священный праздник Вейзена. Один из немногих праздников, которые отмечают здесь весной. Конечно же, на нём собирается множество людей. И, конечно же, вы не могли не посоветовать отправиться на него Варваре, верно? В обычные дни жизнь здесь скучная и бесцветная, так пусть хотя бы посмотрит, какой она может быть яркой. Верно?

— Верно, — согласилась Ирмалинда.

— Даже поделились с ней своим платьем. Платье красивое, я наблюдал издалека… Итак, площадь полнится людьми, и Варвара где-то среди них. Уйти далеко она не может — всё-таки совсем ещё не знает места. И тут некий доброволец решает показать ей, что же это такое — настоящая магия. И устраивает тот самый взрыв, который потом обсуждает весь город. Да вот только, какая оплошность, со временем этот доброволец ошибся. Произошёл он уже тогда, когда Варвара из Вейзена уехала.

— Молодёжь часто не сознаёт то, что делает.

Ирмалинда пожала плечами и застыла вновь, зато Гетбер вдруг решил размяться. Поднялся и обошёл стол по полудуге, не зайдя за спину, но приблизившись к Ирмалинде.

— И что же вы пообещали ему? Точнее, даже так: чем пригрозили? Что, не соверши он этот поступок, не сможет получить зачёт по вашим травкам? Первый в истории Вейзенской академии, и тем не менее, существует академия всего какой-то десяток лет. А уже там — позорное отчисление, и парнишка вернётся в свои трущобы. Чтобы в следующий раз не зазнавался.

Теперь мы не могли видеть лицо Гетбера, но я не сомневалась, что он улыбается своей коварной улыбкой.

— Меня обвинили в косвенной причастности к этому событию. — Ещё один краткий взгляд на стену, предназначенный, вне всяких сомнений, моей скромной персоне. — Сославшись на предмет, который я веду у учеников. Конечно, я не смог стерпеть такое оскорбление. И лично поговорил со свидетелем, натолкнувшим моего обвинителя на такую мысль. Подтвердились самые страшные догадки… не обвинителя, но свидетеля. Теперь же поинтересуюсь у вас, Ирмалинда. Чем же вас так обидел Хопберг, один из лучших учеников на потоке?

Хопберг…

Я вспомнила его заинтересованные глаза во время тех познавательных перемен, когда мы вдвоём пытались постичь тайны химии. Вспомнила нашу неожиданную встречу в городе и слова его матери: жесты, которые репетировал Хопберг, весьма походили на заклинание, вызвавшие взрыв.

Как всё просто и легко. Осталось лишь дождаться ответа Ирмалинды. Мне теперь и самой интересно его услышать. Хочется надеяться, что Ирмалинда станет отрицать свою причастность. Докажет, что Гетбер ошибся, ведь и он умеет ошибаться.

Но Ирмалинда ответила, не опуская глаз:

— Всё куда проще. Отчислением никто не угрожал. Я предложила, и Хопберг согласился.

— И как он обосновал своё согласие?

— Спросите у него. Я не несу ответственности за поступки взрослых людей.

Я пообещала себе спросить. Если, конечно, вдруг не случится очередное непредвиденное обстоятельство, которое этому помешает.

— Тогда продолжаем. Перейдём к взлому лаборатории… Забегая вперёд, замечу, что именно он вас и выдал. Вы действовали аккуратно, тщательно следили за тем, чтобы не оставить после себя ни физических, ни магических отпечатков. Не знаю, представляете ли вы, что вас подставило? Огонёк, которым вы освещали предметы. Он оставил след вашей магии. Едва уловимый… но всё же уловимый. Тогда я и начал внимательнее присматриваться к вам, но доказать ничего не мог…

Ирмалинда улыбнулась почти незаметно. Итак, ещё одно подтверждение её вины.

— В этот раз вы решили студентов не привлекать, — заметил Гетбер, — и, в целом, это неудивительно. Хочешь сделать что-то идеально — сделай это сам, так?

— Именно так, — согласилась Ирмалинда.

— Как мы видим, не совсем так… Вы прекрасно знали, где лаборатория располагается, ведь и сами участвовали в её создании. Единственное, что успешным этот взлом вряд ли можно назвать. Ведь вы так хотели отыскать камни, а нашли одну лишь пустышку. В этом моменте мне нужна ваша подсказка… зачем камни были вам нужны? И почему вы решили, что кто-то станет оставлять их в лаборатории, на которой даже нет магической защиты?

— Хотела посмотреть, что они представляют из себя, или это теперь запрещено?

— А посмотрели на безделушку. Хотя бы так… Спасибо Феранте, которая привыкла использовать один и тот же код во всех ситуациях.

Я взглянула на Феранту, и она пожала плечами. Но взгляд при этом был грустный-грустный. Вот так и задумаешься… Виноваты ли мы в том, что доверяем людям? Можем ли мы предугадать предательство?

— И тут удача вам улыбнулась, — продолжил рассказ Гетбер. — Варвара сама попросила у вас свою помощь… ни в чём ином, как в работе с камнями. И вы с радостью согласились — видимо, чтобы вдоволь насмотреться. Всю эту славную неделю вы проводили вечера в её компании… Спасибо и на том, что не решились напасть в открытую… Впрочем, вам бы не хватило смелости. К концу недели было получено достаточно результатов: постарались вы неплохо, будто и в самом деле хотели помочь. Варваре, конечно потребовалось время, чтобы привести их к должному виду… И вы сами наверняка убедились в том, что она безвылазно сидит в комнате. А после решили, что это прекрасная возможность устроить пожар.

— Я не хотела ничего плохого, — призналась Ирмалинда. — Просто напугать. Чтобы выиграть время. Пожар потушили бы почти сразу, это людное место. Значит, Варвара вернулась лишь немного раньше. Да, если вы именно это хотите услышать, я надеялась, что она будет в комнате, когда затевала этот пожар.

— Очередной промах, — заметил Гетбер. Он вернулся к стулу, сел и откинулся на спинку. Руки сомкнулись на груди, будто всем видом Гетбер пытался показать, насколько скептично настроен. — Тем вечером все обитатели общих комнат собрались в трапезной, на юбилее… Согласованном с Ферантой, а, значит, вы тоже должны были о нём слышать. Но либо забыли — то есть недостаточно тщательно проработали план. Либо сейчас вы совершенно наглым образом пытаетесь меня обмануть. В подтверждение второй теории говорит ещё и то, что вы прихватили с собой все вещи до последнего карандаша. Маленькая искра для запугивания никоим случаям бы им не навредила, и из академии никто бы вас не выгнал, вы бы смогли сочинить очередную красивую ложь. Если совсем углубиться в детали, то вы не проверили защиту от огня на комнате Варвары. То есть, ничего не мешало его беспрепятственному горению.

Вдруг установилось молчание. Гетбер не продолжал свой рассказ, а Ирмалинда не нашла, что на него ответить. Возможно, и потому, что всё до последнего слова соответствовало истине, спорить с которой трудно.

Было слышно лишь глубокое дыхание стражника по правую руку от нас. Больше своё присутствие он ничем не выдавал.

— Это всё, что вы хотели сказать? — полюбопытствовала Ирмалинда спустя пару таких напряженных минут.

— Именно так. Теперь я хочу послушать вас. Объясните, как именно ваши поступки связаны с волей Кан-Амьера?

Мне показалось, что Феранта плотнее приблизилась к стене, будто боялась пропустить даже случайно брошенный взгляд.

— Чтобы всё, что я сказала, было использовано против меня? — Ирмалинда улыбнулась. — Вы поступили хитро, когда взяли к себе наивную девчонку, которая только и твердит, что о пользе этих камней. Вылечить болезни, усилить талант… Я не могу сказать, что она хоть в чём-либо плоха — просто недостаточно хитра. В иных обстоятельствах из нас получились бы подруги… Но вокруг — куда более сообразительные и находчивые люди. И они прекрасно понимают, с какой целью вы взялись за изучение этих камней. Мы с моим мужем был уроженцами Кан-Амьера. Спросите у Феранты, как он погиб.

— Как? — шепнула я одними губами.

— Стычка на границе империй, — тихо, но серьёзно ответила Феранта. — Это было давно… Больше двадцати лет назад. Вскоре после этого я и познакомилась с ней.

Феранта застыла, будто в её голове соединились наконец две детали одной сложной головоломки.

И даже я, кажется, начала что-то понимать.

— Конечно, я не могла позволить, чтобы это повторилось. Я хотела напугать Варвару. Возможно, сильно напугать… Заставить уехать. И выиграть время на обдумывание дальнейших действий.

Вспомнились обрывки рассказов о моём предшественнике. Он тоже бежал. Не то был испуган, не то просто желал сбросить с себя груз. Груз бесконечной ответственности, который тем сильнее давит на плечи, чем дальше ты углубляешься в изучение камней.

— Действий Кан-Амьера, готового навести ответный удар? — Гетбер хмыкнул. — Что будет дальше, судить не мне. Совсем скоро вы расскажете следователям всё то, что только что рассказывал я, и уже они решат, какое наказание вам положено. Вряд ли наказание будет слишком уж суровым. Можно считать везением, что во время ваших опытов никто не пострадал… Но любую связь с внешним миром вам ограничат. Лишь чтобы сохранить в тайне всё то, о чём мы с вами говорили. На какой срок, я сказать не могу.

— Я поняла вас, — Ирмалинда кивнула. — Благодарю за познавательную беседу.

— И я благодарю вас — за то, что хотя бы в каких-то моментах вы были честны.

Гетбер покинул переговорную, и стена-экран мгновенно потухла. Я молча передала ему плащ, и Гетбер в таком же молчании принял его из моих рук.

Я почему-то думала, что Феранта тоже захочет поговорить с Ирмалиндой хотя бы пару минут. И даже была готова постоять за дверью, чтобы не вмешиваться в их личные дела.

Но Феранта первой покинула этот кабинет и ни разу не обернулась.