Худший. Гребаный. День.
Нет, вычеркните. Дерьмовые дни в его жизни следовали один за другим, и сегодняшнему придется становиться в очередь.
Хадсон подцепил пальцем безупречный узел на шее и резко дернул за дорогую удавку, выходя из лифта в пентхаус. Тишина не стала сюрпризом. По правде говоря, когда-то он был бы ей бесконечно рад. Но теперь она его убивала. Его легкие кожаные туфли слишком громко стучали по деревянному полу, а галстук ощущался на шее точно наждачная бумага. Он подумал о бесчисленном количестве раз, когда он приходил домой, до чертиков уставший на работе, и обнаруживал ревущую музыку или гребаную видеоигру, занявшую весь экран домашнего кинотеатра. Вместо этого квартира превратилась в мавзолей. Боже, он бы что угодно отдал, чтобы пентхаус вновь наполнился этим шумом. Как минимум это приглушило бы его мысли, которые в данный момент были подобны оглушительным крикам, полосующим мозг точно нож.
Хадсон взялся за барный стул у стойки, подумывая швырнуть его. Он хотел нарушить тишину и пустоту, хотел вдарить кулаком по реальности настоящего и прошлому, дающему о себе знать, хотел изменить его курс. Если бы он только мог, его родители были бы все еще живы, Ник не был бы чертовым наркоманом, и... он уронил голову, резко выдыхая... он не стал бы по-королевски лажать с Алли.
Отпустив стул, который стискивал до побеления костяшек, Хадсон снял пиджак, повесил его на спинку стула и поверх бросил галстук. Сделав это, он вспомнил про телефон. Откинув лацкан, он достал аппарат, но когда от нажатия клавиши включился дисплей, он показал лишь огромное ничто. Ни сообщений. Ни пропущенных звонков. Какого черта он ожидал? Прошло две недели, и Алли ни разу не перезвонила.
Он уставился на экран, где светилась фотография Алли, которую он сделал во время их поездки на озеро Женева. Она сидела верхом на его Харлее, маняще улыбаясь ему, щеки все еще раскраснелись от вина. Но теперь вместо этой идеальной улыбки он мог представлять лишь то, какой хрупкой она выглядела, сидя перед двумя гробами, вцепившись в рыженькую рядом с ней. Страдание запечатлелось в изящных чертах заплаканного лица, и это рвало его на части. Когда ее плечи сотрясались от сдерживаемых рыданий, он должен был быть благодарен, что ее поддерживает подруга. Вместо этого он ей завидовал. Хадсон хотел, чтобы она стискивала его руку. Он хотел, чтобы она рассчитывала на него, на его поддержку, когда весь известный ей мир рухнул.
Он нажал клавишу, обрывая приступ мазохизма.
Черт, ему нужно выпить.
Засунув телефон в передний карман джинсов, Хадсон подошел к холодильнику и распахнул дверь, обнаруживая, что желанное пиво закончилось. Выругавшись, он захлопнул его обратно и пошел наверх, в игровую комнату. Он не потрудился включить освещение - света, исходящего сквозь стеклянную дверь холодильника, было достаточно для его цели. Схватив бутылку Heineken, он открыл ее и большим пальцем подбросил крышечку. Наблюдая, как она упала прямо в мусорное ведро, он внезапно осознал, где Ник научился этому искусному трюку.
Телефонный звонок, эхом раздавшийся по пустой комнате, заставил Хадсона вздрогнуть. Поставив бутылку на стол, он вытащил телефон из кармана.
- Чейз, - ответил он, не глядя на экран.
На другом конце трубки отозвался сиплый голос.
- Привет.
- Ник, привет, как...
Ник оборвал привет-как-дела.
- Это было в новостях?
- Пара строк в Трибуне, не более, - Хадсон не был удивлен. Мертвым наркодилерам не отдают первую полосу. - Ник облегченно выдохнул, но Хадсон все равно чувствовал скрытое напряжение. - Ты не должен об этом беспокоиться, понятно? Я позаботился обо всем.
- Что ты имеешь в виду? Копы будут меня искать. Ориентировки и прочее дерьмо, верно?
Хадсон провел рукой по волосам.
- Никто тебя не ищет.
- Почему ты так уверен? Что, если кто-то видел, как...
- Не так, Ник. Не по телефону.
- Почему? Ты думаешь, кто-то подслушивает?
- Нет. Но я...
- Дерьмо собачье, твоя линия прослушивается? За тобой следят? - Хадсон слышал мгновенно нарастающую дикую панику.
- Господи Боже, Ник, нет. Но меня уже вызывают в участок по поводу убийства Синклеров. Не хочу рисковать.
Ник фыркнул.
- Ну да, как будто ты убил родителей Алли.
- Они должны исключить меня из числа подозреваемых, и я намерен сотрудничать.
Все что угодно, лишь бы не давать им причины поглубже копнуть в его личную жизнь. Заглянуть в дерьмо, похороненное в его прошлом - это как потянуть за ниточку. Дерни за нее, и все вывалится наружу.
- Что, если они просто играют с тобой? Что, если им что-то известно?
- Как я уже сказал, не волнуйся об этом, - у Ника была сильная степень зависимости, и Хадсон меньше всего хотел, чтобы у него случился рецидив, и он умер у него на руках. Только не под его присмотром. Если понадобится куча курсов лечения в дорогостоящих клиниках, так тому и быть. Ни за что на свете он не станет биться головой о стену, когда дело касается спасения брата.
- Сфокусируйся на очищении, понял?
- Я чист как гребаный свисток, Хадсон. Так что заканчивай нести чепуху. Давай начистоту.
- Ну что ж, давай поговорим по-другому, - Хадсон стиснул телефон так, что тот скрипнул. - Протрезвей, Ник. Ты должен завязать с выпивкой, наркотиками, жизнью, которой ты живешь, - его голос повышался с каждым словом. - Проклятье, я не хочу хоронить тебя рядом с ними.
Между ними повисла тишина, наполняемая лишь белым шумом.
- Это была не твоя вина, - из телефона донесся тихий голос Ника. Он повторял одно и то же последние десять лет, но на деле Хадсон полностью нес за это ответственность. Он никогда не забывал долгий список своих провалов, и всякий раз, пытаясь заснуть, он видел перед глазами гребаную череду слайдшоу: Ника отрывают от него; кошмарные образы, полные красного цвета; холодное, безжизненное тело матери, глядящее на него; и наконец, двери лифта, закрывающиеся перед Алли.
Он не мог потерять брата или вытерпеть долгие мрачные месяцы незнания, жив Ник или мертв. Хадсон проглотил злобу, смешавшуюся со страхом.
- Я не хочу потерять еще и тебя, Ники.
- Не бывать этому, нихрена. Я начинаю новую жизнь, знаешь? - Ник хихикнул, без сомнения чтобы нарушить напряжение, повисшее между ними, но затем шагнул на другое минное поле. - Ты говорил с ней?
- Нет. Она не перезванивает.
- Ты ходил на похороны? Эта хрень во всех новостях. Даже в утреннем шоу.
- Утреннем шоу?
- Ага, одна леди здесь смотрит его, а у меня нет выбора. Хорошо хоть буфера у нее отменные.
- Охренеть, Ник! - Хадсон засмеялся впервые за последние две недели.
- Так ты говорил с ней?
- Нет, - Хадсон потер основание шеи. - Она даже не знает, что я был там.
- Чувак, почему блять нет?
- Не то время.
- Трусливая тряпка.
- Не все так просто, Ник.
- Ну да, куда уже мне там. Эй, бро, мне надо бежать, люди ждут очереди к телефону.
- Рад, что ты позвонил.
- Ага, - Ник прочистил горло. - Я тоже. Созвонимся позже?
- Конечно. Пока, Ник, - Хадсон подождал, пока брат повесит трубку, затем взял запотевшую бутылку и сделал большой глоток. Он обвел взглядом тускло освещенную комнату, от доски для дартса до бильярдного стола и бара, и наконец, до колонны. Этой гребаной колонны. Ее образы повсюду. Нет ни единого гребаного места, куда бы он мог посмотреть и не вспомнить ее. Алессандра Синклер не только вернулась в его жизнь, но и устроила себе резиденцию в его сердце.
И завтра он ее увидит.
Хадсон сделал еще один глоток пива. На собрании совета их может разделять стол для совещаний, но еще до заката он собирался увидеться с ней наедине. Ей придется его выслушать.
Он не примет отрицательного ответа.