Освобождение

Глава 3

На следующее утро я просыпаюсь от звона будильника. Звук заставляет меня подскочить, а сердце бешено колотиться. Я не ставила его.

Я вообще не помню, когда в последний раз просыпалась от будильника. Должно быть до моего плена.

Плен. Я оглядываюсь в комнате и нахожу её пустой, думая над словом. Интересный выбор после прошлой ночи.

Как еще я могу относиться к своей жизни, будучи вырванной из Йеля? Нет подходящих эвфемизмов. Мне не нужны эвфемизмы. Они подразумевают страх. Они не отражают истинного смысла этого слова.

И все же..."плен" - неподходящее слово. Уже нет. Не после того, как Джереми - да, Джереми, не Стоунхарт - будучи агрессивным и доминирующим стал мягким и нежным прошлой ночью. Это произошло, когда никто этого не ожидал, когда эмоции вырвались наружу. Меня по-прежнему одолевает страх, а он до сих пор взволнован из-за встречи с Талией.

А затем мы занялись сексом...безумным, умопомрачительным сексом. Я думала это будет только ради его удовольствия, не давая ничего взамен.

Но всё было не так. Агрессия по-прежнему присутствовала. Это был своего рода выход всех наших эмоций, всех желаний, мыслей и страсти. Но секс прошлой ночью имел столько смысла, чего я никогда не ожидала. Он отличался от всего того, что было у нас раньше.

В прошлом секс со Стоунхартом мог быть жестким, быстрым и яростным. Он делал со мной всё, что хотел. Согласно контракта он насиловал мое тело. Он обращался со мной, как с пустым сосудом для своих извращенных фантазий.

Потом был секс с Джереми. В первый раз, когда это случилось (я не оценила перемену), он взял меня за руку и повел к себе в спальню. Той ночью, в самом начале моего пребывания с ним, он был мягким, нежным, и заботливым. Он показал мне ту сторону себя, которую я не видела в нем прежде. Сторона, о которой я и не подозревала, что у него есть, находясь в ловушке в солярии.

Далее секс строился исключительно на его настроении. Я могла заранее предугадать, какая его сторона будет превалировать сегодня. Я могла сказать это по тому, как он смотрел на меня, от того, как он действовал и реагировал на мои действия и комментарии.

Вот тогда всё стало ясно. Да, моя жизнь была окружена тревогой о будущем, о его намерениях, о том, что будет дальше. Но одно я знала точно. Если он был пьян, зол или в дурном настроении, я занималась сексом со Стоунхартом. Если он был спокоен, расслабен или беззаботен, я занималась сексом с Джереми.

Прошлой ночью линии были размыты. С тех пор, как я проснулась в спальне на том острове, с той ночи, когда он снял ошейник, он был так нежен и добр ко мне. С тех пор я имела дело только с Джереми.

До встречи с Талией. По дороге к отелю он был задумчив. Я чувствовала, как в нем закипает гнев. Молчание пугало меня. Я думала, мы вернемся к старым отношениям. Я думала он передумал, и я снова стану его заключенной, его пленницей и рабыней. Я думала все свободы были стерты, словно всё это было иллюзией. Он снова стал Стоунхартом.

Стал Стоунхартом и останется им навсегда.

Я боялась, что появление кого-либо из моего прошлого послужит для него спусковым механизмом. Что это напомнит ему о причинах, почему он делает это со мной - о которых я до сих пор не в курсе - и мы снова вернемся к непростому существованию, где я была заперта в его особняке и брошена на произвол судьбы.

Но этого не произошло. Джереми был возбужден. Он был в настроении для насилия. Сомневаюсь, что грубый секс насытил бы его. Я ожидала, что он возьмет полный контроль над моим телом точно также, как он делал это, когда я находилась в кресле в темноте.

Вот как всё началось. Но в какой-то момент его настроение изменилось. Злость, господство и агрессия по-прежнему присутствовали. Ты не можешь просто взять и задушить в себе такие эмоции в одиночку независимо от того, кто ты есть. Но он стал другим. И всё благодаря мне.

Или скорее благодаря его заботе обо мне. После вчерашней ночи у меня больше нет сомнений: на каком-то уровне Джереми Стоунхарт заботится обо мне.

Я тяжело вздыхаю и оглядываю комнату. Будильник давным-давно перестал звенеть. Должно быть я его выключила перед тем, как уйти с головой в свои мысли. Никаких признаков Джереми. Где он?

Я хмурюсь. Может именно ощущение того, что я одна проснусь в кровати, заставило меня подскочить, а не будильник. После тех слов, что он прошептал мне на ухо прежде, чем заснуть, я ожидала проснуться рядом с ним.

"Кажется, я влюбляюсь в тебя," - сказал он. Было ли это признание - его первое признание - любви?

Нет. Качаю я головой. Любовь и Джереми не совместимы также, как масло и вода. Он рассказал мне историю своей жизни. Всё, что он сделал, всё, что он создал для себя. Холодная, одинокая империя, что он построил, основана на точном отсутствии этого чувства. На полном его отрицании.

Интересно, сколько вреда ему причинили. Я мало что знаю о его детстве. Я знаю, что мать была важна для него. Я знаю, что он ненавидел своего отца и братьев.

Также я знаю, что глубоко укоренившиеся проблемы, которые проявляются в его поведении сейчас, должно быть берут свое начало именно оттуда. Чтобы понять Джереми...чтобы действительно понять человека...я должна точно знать, что произошло с ним в детстве.

Я заставляю себя подняться. Карибское солнце ярко светит сквозь окна комнаты. Прошлой ночью мне не удалось посмотреть, как высоко мы находимся. Но сейчас я замечаю красивый, сверкающий океан, величественные пальмы, выстроенные в ряд вдоль пляжа с белоснежным песком. Должно быть это один из самых высоких номеров в городе.

Я осматриваюсь вокруг в надежде найти хоть какую-нибудь одежду. Ничего не найдя, я заворачиваюсь в простыню и иду к окну. Касаюсь стекла. Оно холодное и гладкое под моими пальцами. Я даже чувствую, как тепло исходит от утреннего солнца. В комнате работает кондиционер.

Интересно, что случилось с остатками моего платья. Конечно, его уже не надеть, не после того, как Джереми разорвал его спереди. Но мне так оно понравилось.

Оно было дорогим не в денежном эквиваленте. В особняке Джереми я носила немало дорогих вещей. Дело даже не в его форме или разрезе.

Не поэтому оно мне нравилось. Думаю, всё дело в его значении. Это платье было первой вещью, которую я одела, когда вышла на публику с Джереми. Этого достаточно, чтобы сделать его особенным для меня. Если бы всё закончилось, как я думала, если бы ночь протекала по ожидаемому сценарию после того предупреждения в машине, я бы не хотела иметь ничего общего с этим платьем.

Но всё произошло иначе. И теперь, к лучшему или к худшему, я должна выяснить, где мы находимся с этим человеком.

Снова.

- Джереми? - кричу я, отворачиваясь от окна.

Я замечаю бетонный столб, где вчера вечером началось наше приключение, и подавляю смех.

- Джереми, где ты?

Я выхожу из спальни, напрягая слух. Может он в душе? После вчерашней ночи мне бы не мешало его принять. Ванная комната соединена со спальней, но я не слышу как льется вода.

Номер, конечно, впечатляет. Я не удивлюсь, если это самый дорогой в городе. Так живет Джереми. Комнаты просторные и с высокими потолками. Естественный солнечный свет добавляет ощущение пространства и высшей расточительности. Яркая деревянная мебель соответствует образу жизни на Карибах. На столиках и полках лежит по одному/два кокосу.

Мой желудок урчит, напоминая мне, сколько времени прошло с моего последнего приема пищи. Мне не помешал бы плотный завтрак, чтобы как следует подготовиться ко дню...

Черт. Я застываю на месте на полпути к холодильнику. Сегодня утром я должна встретиться с Фей и Талией. Мы со Стоунхартом должны встретиться с ними. Я понятия не имею, какие у него планы.

Мысли о еде забыты, я сажусь на стул и опускаю ноги на мраморный приступок.

Где Джереми? Он организовывает встречу. Всё зависит от него. И он до сих пор не озвучил свои правила или не дал знать о своих ожиданиях.

Сейчас самое время это сделать, пока у нас есть несколько часов в запасе.

Тревога ползет вверх по моему позвоночнику и оседает булькающим шаром в желудке. Я увижу Фей. Как она отреагирует, когда увидит меня с Джереми. Её мать, очевидно, уже рассказала ей, с кем она меня встретила...а может и нет...в любом случае последнее, чего я хочу, так это, чтобы она подумала будто бы я отказалась от своих друзей, чтобы "улучшить" свою жизнь до уровня Джереми Стоунхарта.

У меня есть некоторые предположения по поводу того, какие правила установит Джереми. Я не идиотка. Он попросит меня быть неконкретной и уклончивой. Он скажет мне, чтобы я не говорила о том, что происходило со мной после подписания контракта с Корфу.

Короче говоря, он скажет мне быть холодной и отстраненной стервой.

Коварная мысль проскальзывает у меня в голове. Смогу ли я обернуть эту встречу в свою пользу? Смогу ли я показать Фей, не дав тем самым знать Джереми, что мне нужна её помощь?

Но... дело в том...я не уверена, что мне нужна ее помощь. На самом деле нет. Не сейчас. Мои цели, желания и мотивы не так просты, чтобы взять и уйти от Джереми. Уже нет.

Если бы такая встреча подвернулась мне месяц назад, я бы сломала голову, но придумала, как попросить о помощи. Дать знать Фей истинную суть своей ситуации. Чтобы она сообщила куда надо о том, что Джереми Стоунхарт делает со мной.

Но мои планы на будущее стали намного коварнее. Я не забыла Пола. Одна ночь горячего секса не стерла из моего памяти всего того, что сделал Джереми Стоунхарт. Его привязанность ко мне не поколебит мою решимость.

Мне нужно как можно ближе подобраться к Джереми. Достаточно близко, чтобы он смог расслабиться. Достаточно близко, чтобы он начал чувствовать себя комфортно и в безопасности со мной.

Только в этом случае я смогу отомстить. Мне не нужно убегать. Мне нужно втереться в доверие.

И сейчас я нахожусь на правильном пути.

Это значит, что у меня есть единственный выбор касаемо того, как вести себя на встрече: Я должна притвориться зверюшкой Стоунхарта.

Я должна буду держать дистанцию с Фей. Я должна сделать это без правил Джереми. Может быть в какой-то степени её мать будет права. Должно быть это покажется, будто я бросила своих друзей, чтобы получить доступ к более привилегированной жизни.

Больно так поступать. Фэй и Соня были моими единственными верными друзьями. Я всегда была изгоем. Мы часто переезжали, меняли дома. Я не хочу сжигать мосты.

Но, в то же время, я должна верить в нашу дружбу. Надеяться и верить, что когда-нибудь в будущем, отомстив и заставив Джереми Стоунхарта опуститься на колени, когда правда выйдет наружу, дружбы будет достаточно, чтобы Фэй простила меня.

Я не знаю, каковы шансы. Но я не в силах контролировать это. Я должна полностью посвятить себя осуществлению своей цели. Без колебаний. Не сейчас. Быть решительной, чтобы получить то, чего хочу.

Удручающее начало дня. Я слышу, как дверь позади меня открывается. Я поворачиваюсь и слышу голос Джереми.

- Да. Да, всё верно. Он будет наблюдать. Я хочу, чтобы он гарантировал, что не будет никаких задержек. Я не могу рисковать, черт побери! Ты лучше меня знаешь.

Он не злится, но категоричен. Джереми, как правило, гневается, когда имеет дело с кем-то еще. Единственный раз, когда я слышала гнев в голосе Джереми, было в лимузине, когда я рассказала ему о его секретарше.

- Да, - продолжает он. - Смотри за тем, что ты делаешь. Я не потерплю неудачу в этом деле. Внешний вид намного важнее, чем когда-либо. Мы должны поднять наши акции до открытия. Любые промахи будут иметь пагубные последствия для всего, что мы сделали. Собери своих лучших людей. У тебя один час. Пока.

Джереми входит в комнату сразу после того, как заканчивает разговор. В его глазах темнота, но она исчезает, когда он видит меня.

Он выглядит...безупречно, как всегда. На нем белые льняные шорты и светло-коричневые туфли лодочки, без сомнения одного из самых дорогих брендов. Каждый шаг подчеркивает твердые мышцы на его загорелых икрах, которые выделяются на фоне белого.

Ремень из змеиной кожи такого же цвета, что и обувь, подчеркивает его узкую талию. Рукава оранжево-розовой рубашки закатаны, наполовину расстегнута.

Если это то, что он намерен надеть на встречу, то он определенно знает, как одеться для этого случая. Цвет его рубашки придает мягкий оттенок женственности, намекая на чувствительную натуру. Лицо, как у Джереми, пугает людей. Одежда же скрывает это. Довольно повседневный наряд, но всё равно впечатляет.

Вот почему для него важен внешний вид. Нет ни одного человека, кто бы выглядел также эффектно, как Джереми Стоунхарт в деловой одежде. Его рост, лицо, телосложение, манеры...всё это складывается вместе, чтобы создать впечатляющую фигуру.

Может он и не родился таким. Но он создал себя за многие годы. И этого не изменишь. Но иногда, имея такое влияние на людей, не дает ожидаемого результата. Иногда необходимо сделать шаг назад и впустить внутрь тепло.

Встреча, без сомнения, неформальная. Наверняка Фей и её родители расценивают её именно так. Мы все здесь находимся на отдыхе. Но ни время, ни место, как сказал вчера вечером Джереми в машине, не помеха для того, чтобы выглядеть хорошо. Но опять же это не значит, что он должен появиться на встрече в одном из своих темных костюмов.

- Доброе утро, - говорит он.

Он поднимает бровь, когда видит простыню, накинутую на мои плечи.

- Я думал ты уже одета.

- А должна? - спрашиваю я, поднимаясь со стула, и подхожу к нему.

Я позволяю простыне растечься лужицей у моих ног.

- Лилли..., - рычит Джереми.

Уголком глаза я замечаю, как его член дергается в шортах, отчего коварная улыбка появляется на моих губах.

Я кладу руки на его плечи и прижимаюсь к нему. Одна рука путешествует к его волосам и притягивает его лицо к моему. Я заставлю его поцеловать меня.

Сначала он не решается, даже слегка напряжен, но затем смягчается, когда наши губы соприкасаются вместе. Поцелуй медленный, своего рода ознакомительный. Уже позже я понимаю, что не почистила зубы. Вот идиотка. Но Джереми, кажется, ни капельки не против.

Он отстраняется.

- Боже, я так тебя хочу, - шепчет он мне на ухо.

Он изо всех сил сдерживает себя.

- Но мы не можем. Не сейчас. Завтрак через пол часа.

- Завтрак?

- С Талией и Фей, - говорит он. - Я всё устроил, пока ты спала. Тебе нужно принять душ, сейчас же, Лилли. Нам нужно обсудить правила прежде, чем мы уйдем.

Он обнимает меня за талию, притягивая к себе. Эффект от нашего поцелуя упирается мне в бедро.

- Встреча продлится недолго, - говорит он мне. - Но важно, чтобы ты знала, как вести себя. С моей стороны требуется огромное доверие, чтобы отпустить тебя...

Он замолкает. Одной рукой он пробегает по моему позвоночнику, оставляя за собой мурашки.

- Без ошейника.

Я задерживаю дыхание и теряю самообладание. В этот момент Джереми набрасывается на меня с диким поцелуем. Он берет на себя контроль в момент моей слабости.

Затем он снова отпускает меня. Перед глазами всё кружится. В голове всё спутано, мысли рассеяны. Он считал, что я пойду на встречу в ошейнике? Я думала, он обещал снять его навсегда.

Просто от мысли о том, что эта гадость снова будет обвита вокруг моей шеи, даже в качестве отдаленной возможности, даже как угроза, которая уже прошла, мне становится дискомфортно.

- Что...что заставило тебя изменить свое мнение? - спрашиваю я, задыхаясь.

- Я не передумал, Лилли. Это был один из доступных вариантов для меня, чтобы гарантировать, что все будет проходить без сучка и задоринки. В конечном итоге я подумал, что эта встреча будет служить истинным проявлением моего доверия к тебе. Я был зол вчера вечером. Не буду отрицать этого. Я не люблю, когда вещи выходят из-под контроля. Я не хочу, чтобы ты с головой прыгала в этот мир. Не так скоро. Не так быстро. Я думал мы вместе сделаем ряд шагов, гораздо больших, чем в прошлом, строящихся на доверии. Твое поведение на каждом из этих шагов будет определять, как мы будем двигаться дальше. Это нечто большее, чем шкала подарков.

Я вздрагиваю. Он это замечает.

- Я знаю, что тебе это не нравится, Лилли. Но для нас...для тебя и меня..., - он поднимает мой подбородок. - Чтобы иметь шанс двигаться дальше, нужно признать свое прошлое. Ты согласна?

- Я..., - я моргаю и отворачиваюсь.

Внезапно я жалею, что не одета. Я проклинаю себя за то, что поспешила сбросить простыню.

- Да.

- Хорошо, - Джереми отходит в сторону и отворачивается. - Теперь беги и быстро одевайся, моя Лилли-цветочек. Ты найдешь одежду на полотенцах в ванной. Я взял на себя смелость положить их туда. У тебя шесть минут. Не опаздывай.

***

Ровно через триста шестьдесят секунд я врываюсь в гостиную. Волосы еще мокрые.

Я нахожу Джереми прислонившегося к барной стойке. Его телефон лежит на столике, и он водит по экрану пальцем. Он замечает меня и расплывается в улыбке.

- Еще тридцать секунд, - говорит он. - Я впечатлен.

- У меня было много практики, когда ты оставил меня в темноте, - говорю я.

Слова не даются мне легко. Говорить о том, что он делал в прошлом, никогда не будет легко. Но я стараюсь не думать об этом, решив показать ему, что не буду обращать внимание на эти темы.

К такому решению я пришла в душе. Если он видит, что он может иметь больше, просто в силу того, что способен поднять темы, которые заставляют меня чувствовать себя некомфортно, его естественная склонность - не важно, какие у него другие желания - будет использовать это, чтобы подчинить меня.

Не думаю, что это когда-нибудь изменится. Джереми нравится быть властным. Если я покажу слабость, это поставит меня в невыгодное положение.

Я буду сильной и столкнусь лицом к лицу со своими страхами. Я столкнусь лицом к лицу с нашим общим прошлым и буду выкладывать в открытую всякий раз, когда возникнет необходимость также легко, как и он.

Его губы превращаются в твердую линию.

- Да, - говорит он.

Его глаза вспыхивают. Я вижу в них новый вызов.

- Я наблюдал за тобой каждый день. Я видел твои промахи. Хочешь кое-что знать, Лилли? Что-то больное и извращенное?

Волосы на затылке встают дыбом. Мне не нравится, каким голосом он задал этот вопрос. Это напоминает мне о Стоунхарте.

Но я расправляю плечи и с вызовом смотрю на него.

- Что? - говорю я.

- Ты думаешь тебе не хватало времени, чтобы добраться до кресла? - говорит он. - На самом деле у тебя оставалось еще сорок секунд.

Мои глаза расширяются. Я чувствую слабость. Я вытягиваю руку к стене, чтобы не упасть.

- Ты...лгал! - шепчу я.

Джереми плавно перемещается, как змея. Его глаза становятся черными, когда они останавливаются на мне.

- Да, - говорит он. - Видишь ли, Лилли, я не идеален. Несмотря на то, я стараюсь казаться таковым, особенно в твоих глазах, я всё же подвержен тому, чтобы совершать ошибки. Я грешен и у меня есть слабости.

Он останавливается в футе от меня. Воздух между нами потрескивает со странной смесью неприязни, настороженности и всегда сексуального напряжения.

- Ты возмущена этим? - спрашивает он.

- Тем, что поверг меня в шок? - начинаю я.

- Нет, - перебивает он меня. - За то, что лгал тебе, Лилли. Ты возмущена тем, что я лгал тебе?

Я смотрю на него и обдумываю вопрос. Мой разум сосредоточен исключительно на том, какую мучительную боль я чувствовала тем утром на полу. Когда ток проходил через мое тело. Тем утром я провалилась.

А может быть и нет. Я добралась до кресла вовремя. Просто Стоунхарт, наблюдая за мной через камеры, решил таким образом позабавиться.

- Ну? - давит он. - Ответь на вопрос, Лилли.

- Я..., - я качаю головой. - Я не знаю.

- Этого недостаточно, черт побери! - проклинает он.

Я подпрыгиваю, когда он ударяет кулаком в стену.

- Джереми. Ты пугаешь меня.

Он щурит глаза.

- Хорошо, - рычит он. - Это хорошо. Ты должна бояться меня. Это конечный результат всего того, что я сделал, не так ли? Естественное продолжение всего. Не так ли, Лилли? Не так ли, моя дорогая Лилли-цветочек?

- Я не знаю, - шепчу я.

На самом деле мне страшно. Мне хочется опуститься на пол и съежиться, как маленькая девочка. Сейчас, Джереми заставляет меня чувствовать себя маленькой, беспомощной и ничтожной.

- Ты знаешь, Лилли, - говорит он. - Не ври мне. Посмотри на меня! Скажи мне, что ты видишь, когда смотришь в мои глаза. Скажи мне, что ты видишь в отражении моих зрачков, когда они смотрят на тебя? Скажи мне, черт возьми!

Он хватает меня за шею. Мой затылок соприкасается со стеной. Он начинает сжимать.

Я с трудом глотаю воздух. Я не была готова к такому. Ничто в поведении Джереми не говорило о том, что он способен на такое. Не этим утром.

- Ты делаешь мне больно, - шепчу я.

Он не ослабляет хватку. Вместо этого он шагает вперед и маячит передо мной в образе мстительного бога.

- Отвечай на чертов вопрос.

Его лицо находится в дюйме от моего. Его взгляд нацелен на меня. В его глазах бушует ураган. Откуда всё это берется?

- Что ты видишь?

- Я вижу...себя, - говорю я и ахаю, когда он ослабляет хватку.

Кровь приливает к голове.

Меня захлестывает эйфория, когда мозг начинает наполняться кислородом.

- Ты видишь себя, - усмехается Джереми. - Очень буквальная интерпретация моего вопроса, Лилли, но вероятно я этого заслуживаю. Хочешь знать, что я вижу, когда смотрю на тебя этими же глазами?

Я сглатываю и пытаюсь отпрянуть, чтобы казаться невидимой на фоне белой стены.

- Я вижу...богиню, - говорит он мне.

Он не отступает.

- Я вижу такую силу. Такое великолепие. Такую чистую, невинную, неиспорченную богиню.

Он выдыхает. Плечи опускаются, и он смотрит вниз на свои руки. Он то сжимает, то разжимает кулаки.

- А когда я смотрюсь в зеркало...когда я смотрел на себя этим утром, знаешь, что я увидел?

Я качаю головой. Мой голос дрожит почти так же сильно, как и тело.

- Нет.

Он снова смотрит на меня. Когда он говорит, я слышу что-то несвойственное в его голосе: неопределенность.

- Не хочешь узнать?

Я сглатываю и киваю. Я хочу прикоснуться к горлу, где его пальцы без сомнения оставили след, но я не осмеливаюсь двигаться, чтобы не дай бог привлечь еще больше внимания к себе.

- Я вижу плохого человека. Недостойного человека. Человек, который относится к единственной женщине, которую когда-либо любил, как монстр.

Я падаю назад. У меня голова идет кругом от эмоций. Он...любит меня?

На глаза наворачиваются слезы. Мне хочется плакать. Но, я не хочу, чтобы он видел, как я плачу.

Джереми останавливается у окна. Он кладет обе руки на стекло над головой и прислоняется лбом.

Тишина затягивается.

- Ну? - говорит он, когда напряжение становится невыносимым. - Тебе нечего на это сказать, Лилли?

Я стараюсь собраться с мыслями. Еще раз прокрутить наш разговор в голове. Должно быть я что-то упустила. Проглядела какие-то нюансы. Где-то ослышалась. Что-то...что могло бы объяснить истинный смысл того, что Джереми только что сказал мне.

Но всё безуспешно. Слова прозвучали яснее некуда. Смысл их был ясен. Все понятно, черт побери. Я понятия не имею, что с этим делать!

- Этого не может быть, - шепчу я и морщусь.

Действия и слова Джереми могут иметь двойной смысл.

Он издает звук среднее между фырканьем и смехом.

- Всё так и есть, - говорит он, по-прежнему смотря в сторону. - Просвяти меня. Какая часть из того, что я сказал, вызывает у тебя недоверие? Та часть, где я сознаю, что я сделал и что вижу или..., - он смотрит через плечо на меня. - ...часть, где я сказал, что люблю тебя?

- Обе, - выдыхаю я и опускаюсь на пол.

Колени отказываются держать меня.

- Обе части, Джереми. Ты не имел в виду то, что сказал.

- Всё именно так, как я и сказал, - он снова смотрит в сторону.

Его плечи поднимаются и опускаются в огромном вздохе.

- Всё именно так, как я и сказал, и самое худшее, что я не знаю, что с собой делать. Я не знаю, что с этим делать.

- Когда ты это понял? - тихо спрашиваю я.

- Я носил это в себе несколько недель. Вот почему я сделал то, что я должен был, Лилли. Когда ты провалилась...я думал, что если накажу тебя, то это стабилизирует динамику отношений между нами.

- Какие отношения? Те, что изложены в контракте?

- Да, Лилли, - подчеркивает Джереми. - Да, это точно. Ты должна знать, что по этой причине я выбрал тебя. Конечно. Ты не дура. Я не раз намекал тебе. Газета, что я оставил тебе. Связь Стоунхарт Индастриз с Корфу Консалтинг. Черт, даже премия Баркера, Лилли. Всё это организовал я.

- Нет, - говорю я.

Я качаю головой, отказываясь принимать его слова всерьез.

- Нет, ты не мог. Не премию Баркера. Не это.

Он медленно поворачивается ко мне. Увидев меня на полу, он делает несколько осторожных, но решительных шагов, чтобы сократить расстояние между нами.

Он становится передо мной на колени. Его глаза находятся на уровне моих. Он протягивает руку, намереваясь дотронуться до моего лица. Я вздрагиваю. Такое небольшое, слегка заметное движение. Но Джереми замечает. Его глаза ничего не пропускают.

Он на мгновение оставляет свою руку в воздухе, а затем опускает её на мое колено. Я не против этого.

- Я должен был добраться до тебя, - говорит он. - Премия Баркера была единственным способом. Для меня это был лучший способ. Всё, что случилось после, привело тебя прямо в мою ловушку.

Я моргаю сквозь слезы и поворачиваю голову в сторону. Я не могу смотреть на него. Не сейчас.

- Зачем ты говоришь мне это? - я запинаюсь на середине вопроса. - Тебе нравится мучить меня, Джереми? Тебе приносит удовольствие выставить всё так, будто мои достижения ничего не стоят?

Я никогда никому не рассказывала об этом. Я гордилась тем, что выиграла премию Баркера. Второе достижение после поступления в Йель.

Премия показала, что я достойна находиться в Йеле. В конце концов, я просто человек. Увидев блеск моих одногруппников, особенно в первый год, у меня стали закрадываться сомнения о том, занимаю ли я свое место. Сомнения в том, что в приемной комиссии могли допустить ошибку.

Эти тревожные мысли стали причиной, по которой я усердно трудилась. Я не хотела закончить, как моя мать. Любой, отучившись четыре года и получив диплом Йельского университета, мог иметь всё необходимое, чтобы избежать такого рода жизни. Я знала это. Но мучительное чувство недостойности, небольшая тень неуверенности в себе заставили меня сделать так много.

Выиграть премию Баркера было вторым подтверждением моих способностей. Это доказало мне, что я действительно была одна из лучших.

Так что да, неважно, куда это меня привело, премия была чем-то, чем я всегда дорожила. Я бы рассмотрела возможности Стоунхарта - когда он был еще Стоунхартом - так или иначе манипулирующим вещами, но всегда отвергала это, как глупую теорию заговора.

Но сейчас...услышав, как он напрямую говорит мне это...что теория заговора на самом деле была правдой...это больно. Больно, как я и представить себе не могла. Больно, потому что это убирает чувство независимости, которым я так дорожила. Его глаза расширяются. Его рука сжимается на моем колене. Это своего рода жест сострадания, но после того, как та же рука была обернута вокруг моего горла, эффект, несомненно, уменьшается.

- Всё не так, Лилли. Нет. Ты по достоинству выиграла премию. Не сомневайся в этом.

- Разве ты не подразумеваешь обратное? - спрашиваю я.

Я не решаюсь смотреть на него. Но, я чувствую силу в своем голосе. Проще говорить о таких обычных вещах... особенно по сравнению с той альтернативой, которую мы обсуждали. Особенно по сравнению с...любовью.

- Были и другие компании, которые хотели тебя. Принять на работу победителя премии Баркера является огромным достижением само по себе. Каждый год консалтинговые и инвестиционные фирмы пытаются заполучить победителя. Думаешь ты получила только одно предложение? Нет. Но я сделал так, чтобы Корфу Консалтинг стало твоим единственным выбором.

- Сколько было предложений? - спрашиваю я.

Я смотрю на него.

- Сколько предложений ты скрыл от меня?

- Пять, предлагающих сопоставимые условия к тому, что Корфу мог дать тебе.

- Пять, - говорю я. - Пять предложений, которые я никогда не видела. Пять предложений, благодаря которым я могла бы быть вдали от тебя.

- Да, - говорит Джереми.

Он наклоняется вперед, достаточно близко, чтобы почувствовать притягательный мужской запах. Я стараюсь не обращать внимания, но он имеет естественное влияние на меня. Точно так же, как и его голос.

- Да, Лилли. Пять предложений. Но я убедил фирмы их отозвать. Это было нелегко. Я вынужден был заплатить большую сумму, чтобы сделать это, но это было необходимо...для меня, чтобы добраться до тебя.

- Сколько? - спрашиваю я.

На этот раз настала очередь Джереми выглядеть смущенным.

- Сколько чего?

- Сколько ты заплатил, чтобы сделать меня своей?

Я сердито гляжу на него.

- Сколько я стою для тебя, Джереми? Как далеко ты готов зайти?

- Я не буду отвечать на этот вопрос, - говорит он. - Потому что все, что я заплатил, меркнет по сравнению с тем, что ты значишь для меня сейчас. Ты, Лилли, и никто другой. Только ты. Не из-за того, кто ты есть, а из-за того, что ты сделала для меня. Ты изменила меня. Ты повлияла на меня так, к чему я не был готов. Чего я не ожидал.

- Ты спрашивала, сколько ты стоишь для меня? Ты бесценна. Всё, чем я владею, всё, что я построил, всё, чего я достиг...ничто по сравнению с тобой, - он протягивает руку и касается моей щеки. Его пальцы теплые на моей коже. - Ты моя Лилли-цветочек. Ты стоишь больше, чем что-либо в этом мире для меня.

Я не знаю, смеяться мне или плакать. Независимо от того, сколько времени я провожу с этим человеком, я никогда не привыкну к тому, как он способен вложить в разговор и столь ​​очевидную неподдельность, и в то же время враждебность. Я никогда не буду готова к его постоянной и внезапной смене настроения независимо от того, сколько я буду ожидать этого.

- Итак, ты выбрал меня, - говорю я, пытаясь уйти от темы чувств. - Почему? Почему меня, Джереми? Чего ты хочешь от меня?

- То, чего я хотел в прошлом, и то, чего я хочу сейчас, это две разные вещи, - говорит он.

- Еще один не-ответ.

- Смысл, который ты ищешь, не будет найден в ответе на вопрос "Почему?". Что более важно для меня, для тебя..., - он поднимает мой подбородок вверх. - ...так это то, что будет дальше.

Он снова смягчается. Его тело больше не натянуто, как лук. Он больше не похож на зверя, готовый к прыжку.

- И что же? - выдыхаю я.

- Не знаю, - признается он. - Но мы узнаем это вместе. Я не планировал этого, Лилли. Я не планировал влюбляться.

Он говорит слова с такой невозмутимой честностью, что я больше не могу сомневаться в том, что они являются правдой. Нет даже ни капли сомнения в его заявлении.

Если он хочет услышать такие же слова в ответ, ему придется ждать в десять раз дольше срока контракта прежде, чем появится хотя бы отдаленная возможность этого. Как я могу полюбить человека, который сделал так много ужасный вещей со мной? Как я могу примириться со скрытым насилием, которое он прятал глубоко внутри себя за нежным и заботливым Джереми?

Я не могу. И я не могу лгать ему. Во-первых, он видит насквозь. Во-вторых, мы пообещали быть честными друг с другом.

Даже если я не люблю Джереми Стоунхарта, я не хочу обнадеживать его пустыми слова любви.

Святое дерьмо! Мое сердце замирает в груди. Неужели я забочусь о Джереми Стоунхарте? Я делаю глубокий вдох, пытаясь снять напряжение и беспокойство, которое растет внутри меня.

Я опускаю глаза и вспоминаю вчерашний секс. Для него был этот переломный момент? У него наконец-то что-то щелкнуло в голове?

- Ты не можешь любить меня, - говорю я, смотря на пространство между нами. - В противном случае, зачем бы ты делал все эти вещи со мной?

С губ Джереми слетает шипение. Он яростно встает и отворачивается.

Мой взгляд по-прежнему сосредоточен на том же месте. Всё, что я вижу - это ноги Джереми. Он ходит назад и вперед, его шаги длинные и сердитые.

- Я не могу любить тебя, - повторяет он. - Я не могу любить тебя. Ты действительно так думаешь, Лилли, или это своего рода защитный механизм? Я не могу любить тебя. Ха! Кто ты такая, чтобы говорить мне, что я могу и не могу делать? Кто ты такая, чтобы отрицать правду, которой я поделился с тобой?

- Джереми. Пожалуйста, - тихо говорю я. - Не сердись. Ты неправильно понял. Я не это имела в виду.

- Нет? Я думаю это именно то, что ты имела в виду. И я думаю ты боишься правды. В самом начале ты спросила меня, почему ты? На это я могу ответить. Но не буду. Ты спрашиваешь, почему ты, действительно ты, украла мое сердце? Этого мне никогда не узнать.

- Я не могу любить тебя, - он продолжает бушевать. - Ты хоть знаешь, что такое любовь, Лилли-цветочек? Ты когда-нибудь находилась в тисках этих мук? Да, ты молода. Это лишь малая часть того, что привлекает меня в тебе. Хочешь знать, что ещё? Я перечислю. Твое мужество. Твоя сила. Твоя решительность и стойкость. Твой блестящий ум. Я знаю всё, что нужно знать о тебе. Я знаю, что девичья фамилия твоей матери была Баррс. Я знаю, что она была замужем один раз, прежде чем появилась ты. Ты знала это, Лилли? Она когда-нибудь говорила тебе правду?

- Ты лжешь, - говорю я.

- Нет. Нет, моя дорогая. На этот раз я не вру. Я виноват лишь в том, что умолчал об этом. Но лучше поздно, чем никогда. Это был последний секрет. Это съедало меня последние две недели. Теперь ты всё знаешь. Теперь ты знаешь, как я облажался. Теперь ты знаешь все мои стороны. То, что я скрывал, и то, чем я одержим. Ты заставила меня поволноваться, когда ты чуть не утонула неделю назад. А да. Я нарушил свои собственные правила. Я нарушил их единожды. Я был в шоке, когда ты появилась вовремя. Я такой, какой есть. И я люблю тебя. Ты когда-нибудь любила, Лилли? По настоящему, глубоко, невероятно? Я знаю, что сейчас у тебя плохие отношения с матерью. Жаль. До встречи с тобой моя мать была самой важной женщиной в моей жизни. Это были единственные истинные отношения, которые были у меня с женщиной без какого-либо скрытого подтекста. Я рассказывал тебе о другой женщине, которая чуть не погубила меня. Ради которой я рисковал всем. Это была катастрофа. Я поклялся больше никогда не быть таким безрассудным. Но с тобой...с тобой, Лилли, меня это больше не пугает.

Он останавливается прямо передо мной, что я вижу носки его ботинок.

- Так что не смей говорить мне, что я не могу любить тебя, Лилли, - бесится он. - Ты еще мало всего повидала. Сколько школ в детстве ты поменяла? Помнишь ли ты их вообще? Ну?

Он повышает голос.

- Сколько?

- Я...я не знаю, - говорю я.

Он не кричит, но близок к этому.

- Это был не риторический вопрос, Лилли, - рычит он.

Он устремляется вниз и поднимает мой подбородок.

- Перечисли их!

- Я не могу, - говорю я.

Мой голос дрожит.

- Ты не можешь, - смеется он. - Ну что ж, тогда я. Святого Мартина, Риджуэй, Остелли. Марексон и Аргайл. Хэндсворт, East BayPark, Eileen’s Mountainside.

Все эти названия...каждое из них...навевают давно забытые воспоминания. Он прав. Он перечислил их все.

- Я знаю, что ты пропустила выпускной, потому что кошка твоей соседки заболела. Я точно знаю, где ты была, когда получила письмо о зачислении в Йельский университет. Только я знал правду о твоем настоящем отце, пока не поделился этим с тобой несколько недель назад.

- Зачем...зачем ты рассказываешь мне это?

- Потому что, Лилли, ты могла бы подумать, что такая тщательность означает одержимость. Ты могла бы подумать, что, зная все это, преследуя тебя, я естественно влюблюсь в тебя.

- Я никогда бы так не подумала, - говорю я.

- И в очередной раз ты доказываешь, как молода. Есть разные виды любви, Лилли. Любовь, которую испытывает мать к своему новорожденному ребенку, очень сильно отличается от любви, которую испытывает сестра к своей двойняшке. Это отличается от любви сталкера к своей цели. Это всё разные виды, Лилли. И все они имеют место быть.

- Так вот о чем ты? Ты любишь меня, потому что следишь за мной уже довольно долго? И ты хочешь, чтобы я ответила взаимностью?

- Нет, - говорит он. - Всё совсем не так. Было столько всего, чтобы ты стала моей навязчивой идеей. Но я всё время сдерживал эмоции. Я знал о тебе всё, Лилли, но я не чувствовал привязанности к тебе. Поэтому мне было так легко делать с тобой все эти вещи. Поэтому я с легкостью заставлял тебя голодать. Держать тебя в темноте. Для того, чтобы научить тебя, что единственный человек, которому тебе суждено отдаться, это я. Но все изменилось. Ты вцепилась когтями в мое сердце. Я восхищался твоей силой и мужеством. Когда я наблюдал за тобой через камеры, я понял, что меня все больше и больше тянет к тебе. Я сожалею о том, что сделал. Но я должен был попробовать.

- Что ты сделал?

- Ударял током. Нарушал правила, которые сам же и установил. Я был напуган тем, что меня тянет к тебе. Я боялся стать жертвой...навязчивой идеи. Я бы не смог уважать себя после этого. Я должен был разорвать связь. Я пытался избавиться от той власти, что ты имела надо мной. Я пытался восстановить установленные мной границы, которые я поддерживал на протяжении многих лет. Но я был бессилен против этого. Я был бессилен против тебя. Почему ты думаешь я отказался от шкалы подарков, привез тебя в Портленд, сюда? Таким образом я пытался загладить свою вину. Я нарушил свои правила, так почему ты должна продолжать их соблюдать? Это было бы несправедливо.

Я чувствую отвращение.

- Значит, вот для чего все это? Таким образом ты пытаешься облегчить свою совесть?

- Да.

Джереми шагает ко мне, но я не отступаю назад. Я сталкиваюсь с ним лицом к лицу, направляя все силы, которыми обладаю.

- Всю дорогу до яхты. Черт, даже вино на пляже, в самом начале, даже тогда я пытался загладить свою вину, - он делает паузу, тщательно подбирая слова. - Но все изменилось в день, когда ты чуть не умерла. Несчастный случай... заставил меня осознать правду, которую я скрывал так долго.

- Да? - бросаю я вызов. - И что за правда?

Он делает последний шаг ко мне и заключает в объятья.

- То, что я люблю тебя.