Глава 3

На самом деле мне хватило двадцати минут, чтобы сдать горемык в кутузку. Честно сказать, я не ставила себе цель отправить хулиганов за решетку. У того и другого куча детей – мал-мала меньше. Жены по этой причине не работают. Водворение буянов на нары пусть и избавит их семьи от пьяных дебошей, но временно, а вот на семейном бюджете это скажется непременно. Сашка и Гришка трудились в местном лесхозе и деньги на лесоповале зарабатывали хорошие.

Впрочем, я не слишком забивала голову подобными рассуждениями. «Виновен? Понеси наказание, чтобы другим неповадно было! Не создавай своим близким и друзьям головную боль, отвечай за свои поступки, живи по совести и не завидуй. От зависти все болезни, несчастья и преступления». Бабушкины слова я запомнила навечно. Они для меня сродни библейским заповедям, и я стараюсь выполнять их неукоснительно. Хотя понимаю, что, по большому счету, все мои беды как раз от упрямства и нежелания действовать в обход неприятностей.

Я взглянула в зеркало, сообщила самой себе, что жизнь прекрасна, несмотря на разбитую губу, и постаралась сделать все, чтобы изгнать из памяти образ счастливой семейной пары. Наверное, от этого мое настроение улучшилось. Возможно, повлияло и то, что после недели проливных дождей небо наконец-то очистилось от туч, солнце сияло, будто в первый день Творения, и до конца лета так же далеко, как до гор, синевших на горизонте.

– Едем? – деловито поинтересовался Всеволод и открыл дверцу машины.

Я отметила, что теперь мне предстоит ехать на заднем сиденье, но вслух ничего не сказала, тем более что преимущество очевидно: можно вздремнуть, а Сева не будет досаждать разговорами. Судя по его счастливой физиономии, он весь в предвкушении встречи со своим бывшим командиром. Странное дело, наверняка во время службы крыл «батяню» последними словами, да и тот, скорее всего, ему немало крови попортил. А вот приезжает, и Сева радуется, словно пацан первому в жизни свиданию.

Помнится, бабушка говорила, что самые благодарные ученики получаются как раз из отпетых двоечников и хулиганов. Не знаю, насколько это верно. Возможно, бабушка слегка лукавила. На самом деле ее обожали все ученики, без исключения, хотя она никогда и никому не делала поблажек, не заигрывала, не лебезила, была строгой и требовательной учительницей. Строгой, но справедливой. А справедливость всегда ценится высоко и помнится долго.

У нее училась добрая половина нашего села и даже дети из Безенкуля, где жили одни староверы. Они – люди строптивые, и если отдали детей в мирскую школу, значит, безгранично доверяли учительнице.

Вспомнив бабушку, я чуть не всплакнула. Полтора года прошло, как ее не стало. Теперь у меня во всем белом свете нет никого, кому я могла бы пожаловаться на отдельные печальные обстоятельства или обсудить проблемы, которые нельзя развести одним движением руки. Но я борюсь, бьюсь, сражаюсь, иногда побеждаю, иногда нет, и тогда я лишь отражаю нападение, чтобы не погрязнуть с головой.

Подруг у меня нет, среди сослуживцев – большей частью мужчины, а те женщины, что имеются, старше меня лет на десять. Все они дамы семейные, затурканные нелегкой милицейской службой, детьми, мужьями и прочими родственниками.

Одна ровесница есть – Верочка Садовникова. Я недовольно поморщилась. Ведь это моя самая большая проблема.

Иногда мне кажется, что Борис намеренно перевелся в наш РОВД. Понимаю, что это ерунда. Он ни сном, ни духом не ведал, что я служу в милиции. В городе я работала в школе, учительницей начальных классов, и даже в дурном сне не могла представить, что сменю буквари и тетрадки на форму милиционера, да не какого-нибудь, а участкового уполномоченного, в чьем попечении находится территория, равная двум Бельгиям (или Голландиям).

– Маша, – голос Севы прервал мои мысли, – я у магазина приторможу. – И выразительно щелкнул себя по горлу: – Встречу с командиром полагается обмыть!

– Тормози, – ответила я. – Мог бы не спрашивать!

– Марья, – Сева укоризненно покачал головой, – что ты по всякому поводу огрызаешься? Понятное дело, не выспалась. Но на людях зачем дурное настроение срываешь?

– Ты меня в дурном настроении еще не видел, – пробурчала я в ответ.

– Прямо! Только при командире, прошу тебя, не опускай меня ниже плинтуса, а?

– Слушай, иди уже! – рассердилась я, потому что «Нива» на полном ходу чуть не врезалась в крыльцо районного магазина, а какая-то бабуся резво отскочила в сторону и погрозила нам сухоньким кулачком.

Сева вышел. С минуту я наблюдала, как старушка вправляет ему мозги, а Сева покорно кивает головой, и закрыла глаза. Тихо играла музыка. Нежная, чистая мелодия… Такая грустная, что у меня невольно сжалось сердце. Зачем я опять сорвалась, нагрубила Севе вместо благодарности, что он всю ночь не спал, помогал мне?

Я вздохнула. Что-то изменилось в моем характере за последние годы, и – самое печальное – в худшую сторону. Конечно, мне не хотелось связывать это со службой. Сильный отпечаток в душе оставили измена Бориса и смерть бабушки. И все-таки жизнь идет своим чередом, а горькие потери совсем не повод превращаться в злобную фурию. Умом я все понимала, но как переломить себя, как пересилить? Как забыть?

В душе что-то хрустнуло и разбилось, будто старая ваза, в черепки. Как же мне муторно! Сева точно заметил – все от усталости. В последнее время я почти не отдыхала. Хорошо хоть в школе начались каникулы, а то бы у меня окончательно снесло крышу. Если в будущем году районо не найдет учителя в нашу малокомплектную школу, мне снова придется вести уроки параллельно со службой в милиции. А это головная боль, причем сильнейшая! Ко всему прочему раз в неделю нужно непременно выкроить день, чтобы съездить на метеостанцию. У тамошнего начальника сын болен церебральным параличом и не может посещать занятия. В будние дни я частенько занята сутки напролет, поэтому навещаю мальчика по выходным.

Конечно, я могу отказаться, и когда-нибудь это придется сделать, но кто будет учить ребят? А их пятнадцать человек, да осенью добавятся четыре первоклассника. Если школу закроют, до ближайшей – три десятка километров по глухой тайге. Как детям до нее добираться, уму непостижимо, особенно зимой, когда зарядят морозы и задуют ледяные ветры.

Учителя к нам не едут. Что им делать в глухомани? Молодежи у нас мало, клуб не работает, медпункт держится на фельдшере Евдокимыче, которому пошел седьмой десяток. Порой для него самого приходится вызывать неотложку из райцентра. А она зачастую не может к нам пробиться то из-за дождей, то из-за снегопадов. Вот и лечится народ доступными средствами: медом да травами, а в большинстве случаев самогоном и водкой. И бабы, бывало, дома рожали, а мне приходилось выступать в роли повитухи. Правда, под присмотром Евдокимыча. У него воспалились суставы, так он советовал мне, что да как, а я принимала роды. Ничего, справилась, хоть и страху натерпелась. Зато по селу уже двое пацанят бегают, крестники мои, получается.

Хлопнула дверца машины.

– Ну, все, затарился! – бодро сообщил Сева.

Я не открыла глаза и не ответила.

– Спишь, что ли? – опять подал голос Сева.

– Теперь не сплю, – ответила я, стараясь, чтобы мой голос звучал не слишком сердито.

– Ложись на сиденье. Я тебя курткой прикрою, – не отставал Сева.

Делать нечего, пришлось открыть глаза.

– Ага, сейчас. Командир твой в машину сядет, а там баба на заднем сиденье валяется.

– Вот если б ты голая валялась, – захихикал Сева.

– Кто о чем, а вшивый о бане, – все же не сдержалась я. – В форме я ложиться не буду.

– Как знаешь, – ответил Сева и включил мотор. – Тебе не угодишь!

Я хотела ответить, что и не надо, но подумала, что этим вызову новую словесную перепалку, и промолчала.

Сева одной рукой передал мне джинсовую куртку.

– Вижу ведь, продрогла!

Я улыбнулась в ответ на его быстрый взгляд в зеркальце и накинула куртку на плечи.

– Спасибо, Сева, – сказала я проникновенно, – ты – настоящий друг!

Сева расплылся в ответной улыбке.

– Почему ты редко улыбаешься? – спросил он. – Такая девушка красивая, а как форму натянешь, сам не знаю, в кого превращаешься.

– Оставь, Сева, – сказала я тихо. – Я прекрасно знаю, в кого. В змею подколодную, в стерву. Ты это имел в виду?

– Маша, – снова посмотрел в зеркало Сева, – ты ведь знаешь, я так не думаю. Только обидно, со всеми ты лучше некуда, даже с этими поганцами, что машину чуть не заблевали, а со мной точно с врагом заклятым! Что я, рылом не вышел? Не пью, не гуляю, все в дом, все в дом… Жила б за мной, как за каменной стеной. Будто Марья-царевна!

– Сева, давай не будем! Зачем воду в ступе толочь? Не собираюсь я замуж.

– Не собираешься! – скривился Сева. – А если соберешься? За кого пойдешь?

Все мои благие намерения не грубить Севе вмиг улетучились. Кто ж его просил затевать этот разговор?

– Не твоя забота, Сева! О себе подумай! Вон сколько девок незамужних. Только свистни!

– И свистну! – с досадой произнес Сева и резко вывернул руль, отчего я чуть не врезалась головой в боковое стекло. – И женюсь!

– На здоровье! – буркнула я. – Буду очень рада!

– Ну и дура! – рявкнул Сева и выругался: прямо из-под колес метнулась рыжая дворняга и залилась вслед пронзительным лаем.

– Может, и дура! – согласилась я. – Ты прав, за тобой, как за каменной стеной… Молодая жена оценит!

– Так в чем дело? – воскликнул Сева. – Хоть сегодня ко мне переезжай! Там и свадьбу сыграем. Все честь по чести!

– Нет, Сева, не получится, – я виновато улыбнулась в ответ на его взгляд. – Не трать время. Женись и думать обо мне забудь!

– Тебя забудешь, как же! – насупился Сева. – Я ж в тебя еще в десятом классе втрескался. Из армии письма писал, только не отправлял. Знал ведь, все равно не ответишь. Фотокарточка твоя у меня в казарме на стенке висела.

– Откуда? – поразилась я. – Я тебе ничего не дарила.

– Так я у подружки твоей выпросил, у Верки.

– У Верки? – опешила я. – Она мне даже не сказала.

– Это я попросил, чтоб не говорила, – самодовольно усмехнулся Сева. – Я ведь тебя жутко стеснялся. Ты такая была… – Он повертел пальцами перед лицом. – Красивая, недоступная, на парней совсем не смотрела. Правда, и сейчас не смотришь… – вздохнул он и тут же хитро: – С Веркой поругалась, или как? Признавайся, что не поделили? Или кого?

– Отвяжись, а? – попросила я с надеждой. – Что ты в мои дела нос суешь?

– Да, бог с ней, с Веркой, – Сева подмигнул мне и снова ухмыльнулся: – Мужика она себе видного отхватила. Кто бы сомневался! Верка что схватит, то не выпустит! Пять копеек вход, рубль – выход! А комбат тогда твою фотку увидел и говорит: «Ишь, глазастая! Из таких, Всеволод, настоящие боевые подруги получаются».

– Он еще и психолог, твой комбат? – я решила перевести разговор в более нейтральное русло.

– Не ехидничай, – отрезал Сева. – Комбат мой мужик с понятиями, ему и тридцати не было, когда батальоном командовал.

– Сейчас, наверно, уже генерал, – улыбнулась я. – С чего его в нашу глушь потянуло?

– Генерал не генерал, а полковника точно получил. Ему досрочно майора дали. Правда, я уже дембельнулся к тому времени. Они группу боевиков в Дагестане обезвредили. Те хотели то ли школу, то ли клуб во время выборов взорвать.

– Герой твой батяня, – сказала я искренне. – Вот таких мужиков я уважаю.

– Спасибо на добром слове! – сверкнул глазами Сева и сообщил: – Приехали!

Впереди показалось низкое беленое здание станции. Сева посмотрел на часы.

– Минут пятнадцать до поезда. Я побежал.

– Беги, – кивнула я. – Только машину закрой. Я прогуляюсь за сигаретами.

– Не могла сказать, когда я в магазин заезжал? – Сева посмотрел на меня с осуждением. – Вечно все не по-людски!

– На пачку сигарет я заработала, – сказала я и вышла из машины.

Сева что-то буркнул под нос и тоже покинул машину. Заметно было, что он рассердился. Ничего страшного, не могла же я сказать ему, что помимо сигарет и желания подышать свежим воздухом у женщин бывают другие потребности?! Обратный путь был не близким. Не тормозить же мне машину среди тайги и бежать в кусты на глазах у мужиков?

Мы разошлись в разные стороны. Сева чуть ли не вприпрыжку помчался к станции, а я – в сторону привокзального кафе, где имелся туалет для посетителей.

Загрузка...