От земли до рая

Глава 2

– Что там за шум? – выглянула я из ванной.

– А, – отмахнулась Сонька, – папа спорит с охраной по поводу наших планов. – Я сказала ему, что мы собираемся на Бурбон-стрит, и началось!

– Ну, зачем, Сонь? Я же просто погулять хотела. Без вот этого всего! Послушать уличных музыкантов, заглянуть в какую-нибудь галерею. Наверняка Яну Львовичу совсем не до этого, а теперь он вроде как должен.

Сонька скривилась:

– Ты можешь представить, чтобы папа дела то, чего не хочет?

Я занервничала. Повела плечами, соглашаясь с тем, что такое сложно представить, и подошла к зеркалу. М-да… Красный, обгоревший до корочек нос явно не добавлял мне шарма. Я выдавила на пальцы крем и принялась втирать его в кожу:

– Все равно. Как-то неловко.

– Это еще почему?

– Не знаю. Может, он хотел провести время только с тобой, ты об этом не думала?

– Об этом – нет. В последнее время я задаюсь совершенно другими вопросами.

– Это какими же? – заинтересовалась я, собрала волосы на макушке и повертела головой из стороны в сторону, прикидывая, как бы их уложить. Жарко было так, что умереть. И влажно, как всегда в Луизиане… Надеяться, что при такой влажности мои волосы останутся прямыми больше, чем на пять минут, не приходилось.

– Почему ты его избегаешь?

На секунду я замерла. Облизала губы и уронила руки вдоль тела, оставив в покое волосы.

– Кого?

– Не делай вид, будто не понимаешь!

Грациозной черной кошкой Сонька опустилась на кровать. Подперла кулачком щеку и уставилась на меня с легким прищуром. А у меня холодок по спине прошелся. Я совершенно не была готова к её допросу.

– Не понимаю, – соврала я.

– Ты избегаешь отца.

– С чего бы мне это делать?

– Понятия не имею. Но факт налицо.

– Не выдумывай. Я просто не хочу вам мешать. И только.

– Он тебя чем-то обидел? – допытывалась Сонька. – Я чего-то не знаю?

– С ума сошла?! – искренне возмутилась я. – Придумываешь тоже! Никто меня не обижал… Просто сама подумай, я ему кто?

Если мой вопрос и поставил Соньку в тупик, она не подала вида. Упрямо свела соболиные брови и со значением выдала:

– Ты – это ты.

– О, это, конечно же, все меняет! – фыркнула я.

– Мне не нравится, как ты себя принижаешь!

Прекрасно понимая, что Сонька теперь ни за что от меня не отстанет, я решила все для нее прояснить, чтобы уже раз и навсегда закрыть эту тему.

– Сонь! – сказала я, устроившись рядом с ней на кровати. – Я не принижаю себя. Нисколько. Но это все… – я взмахнула рукой, – твой мир. Не мой. И это твоя жизнь – не моя. Я не хочу брать на себя больше, чем смогу унести. Это ты понимаешь?

– Нет! Ты сейчас о деньгах? Так у тебя скоро не меньше будет! Осталось только папе пичнуть[2] твой стартап[3], и…

– Соня! Мы ведь сто раз обсуждали это!

– Ну, обсуждали, – промямлила та, – и что?

– Только не говори, что ты проболталась! Я же просила! Ты ведь знаешь, как это для меня важно. – мой голос зазвенел от слез. Телом прокатилась волна мерзкой противной дрожи и замерла на кончиках пальцев.

– Эй! Эй! Ты чего? – изумилась Сонька, – ничего я ему не рассказывала, хотя ты прекрасно знаешь, что я не понимаю этого твоего загона… – она не договорила, обхватила мои руки чуть повыше локтей ладонями. Тряхнула меня легонько, заглянула в глаза: – Да что с тобой такое?! – спросила тихо и очень серьезно.

Как объяснить девочке, которой никогда ничего и никому не приходилось доказывать то, как важно для меня… доказать. Что он не зря дал мне проклятые деньги на учебу. И что я… ну, ладно, если даже не ему под стать, то тоже чего-то стою? Что-то могу. Без помощи. Без протекции. Без связей.

– Я не хочу никаких привилегий.

– Это глупость!

– Почему же? Думаешь, наш проект не сможет привлечь его внимание?

– Я не понимаю, зачем все так усложнять! Протаскивать это через отдел инноваций и кучу идиотов, которым наверняка не хватит мозгов оценить то, что ты предлагаешь? Зачем? Ты хоть понимаешь, сколько им шлют предложений?! Да это затянется на месяцы, и неизвестно, в принципе, дойдет ли до отца. Все можно сделать гораздо проще! Привет, папа, у нас есть технология, которая сэкономит твоему бизнесу миллионы… К тому же мы просто не можем ждать! Нужно выходить на рынок, пока нас не опередил кто-то другой.

Я это все понимала! Понимала.

– Дай мне месяц. Если через месяц у меня ничего не выйдет, я позволю тебе все устроить.

Сонька не успела ответить, потому что в дверь постучали и, не дожидаясь ответа, вошли. И как-то сразу в просторной шикарной каюте стало тесно. В детстве я была уверена, что Ян Львович – настоящий великан. Таким огромным он мне казался.

– Вы еще не готовы? У нас столик на семь заказан.

– Думаю, щедрые чаевые скрасят негативные впечатления от нашего опоздания, – заявила Соня, вскакивая с кровати.

– Правда? Ну, а главная зачинщица этой авантюры чего молчит?

Гейман слегка повернул голову и бесстрастно на меня уставился.

– Наверное, потому что впервые слышу о ресторане, – ответила я, с укором покосившись на подругу.

– Вот как? Похоже, я испортил все твои планы?

– Да не было никакого плана, Ян Львович, – запротестовала, стараясь держаться максимально естественно. Дышать, например. Ага.

– То есть, как это не было?! – изумилась Соня. – Мы хотели перекусить в какой-нибудь забегаловке на Роял-стрит, послушать музыку и проехаться на старинном трамвайчике. Только теперь, похоже, и впрямь все накрылось.

– Это еще почему?

– Потому что у нас образовался очень своеобразный помешанный на безопасности кавалер, – закатила глаза Сонька.

Гейман провел по короткостриженой макушке ладонью в таком знакомом и забытом одновременно с этим жесте, что меня до костей пробрало. Накрыло воспоминаниями. Я будто вновь почувствовала под руками мягкость его волос, колкость щетины на шее. Весь тот ураган непонятных, сбивающих с толку своей остротой чувств, который однажды обрушился на меня всей свой мощью. Я зажмурилась, опасаясь, что он по глазам прочтет, о чем я думаю. Судорожно сглотнула. Ничего не слыша. Не понимая, почему Сонька радостно скачет.

– Ты слышишь?! Лилька! Ау-у-у! Папа дал добро! Ресторан отменяется! Мы идем гулять! Просто гулять, слышишь?

Я промямлила что-то невнятное. Вымученно улыбнулась, с трудом заставив себя посмотреть на Геймана. Ян Львович все так же стоял, подпирая спиною стену. И смотрел прямо на меня.

И тут я вдруг подумала, а что он видит? Да-да, что он видит? Маленькую девочку – дочь своей экономки? Неуклюжую подружку своей дочки? Или… девушку, которую он по нелепой случайности сделал женщиной?

А знаете, что самое смешное в этом всем? Ни до, ни долгое время после того, как это случилось, я не понимала, что толкнуло меня в его объятия. И не догадывалась, что то восхищение, которое я к нему испытывала, тот неприкрытый щенячий детский восторг и желание понравиться, в какой-то неуловимый момент переросли в чувство глубокой сокрушительной силы любви. Я так долго этого не осознавала. Понимание пришло позже. Гораздо позже. Впрочем, это было и к лучшему. Ну, что я, та… могла ему дать? Чем удержать интерес такого сложного и невероятно умного мужчины? Если это не удавалось сделать гораздо более успешным и состоявшимся женщинам. Чем?!

– Ну, что ты молчишь?!

– Извини, я обдумываю кое-какую идею. – я обшарила взглядом каюту, схватила ноутбук. – Сейчас только запишу, и сразу едем!

– Ты ненормальная, знаешь? – захохотала Сонька.

Может быть. Но я просто не могла, когда он так близко, что нависает. Дышать им… и не вспоминать. Не могла.

Он – мог. В этом я не сомневалась.

– Даю вам десять минут! – обозначил расклад Ян Львович.

– Что ж… тогда пойду, потороплю Дэвида.

Когда мы, наконец, собрались, у трапа нас уже поджидала машина. Шикарный представительского класса Кадиллак. Мы забрались внутрь, Дэвид, очевидно побаивающийся Геймана, вызвался сесть вперед. Мы с Сонькой и Яном Львовичем устроились сзади. Я думала, с этим не будет проблем. В конце концов, салон авто на первый взгляд казался просто огромным. Чего я не учла, так это того, что и Гейман – мужик немаленький. Сидеть так близко к нему было еще мучительнее, чем стоять рядом в каюте. Я честно старалась его не касаться, но все равно задевала то голой ногой, то рукой во время маневров.

– Что-то не так?

– Нет. Все в порядке. Не терпится уже выйти. – соврала я.

– Джек, становись где-нибудь здесь. – окликнул Гейман водителя, переходя на английский.

– Нет-нет, зачем? Что я, не дотерплю?! – с жаром возмутилась я, а Гейман в ответ посмотрел на меня так… снисходительно, что ли. И вышел первым, не дожидаясь, пока охранники сориентируются. Наша прогулка вообще выглядела довольно странно. Мы – истинные туристы, и мимикрирующая под «иже с ними» охрана.

Мы прошлись по красивым улочкам, залипая то тут, то там. Ни о чем толком не разговаривая, просто наслаждаясь моментом. Сонька с Дэвидом плелись впереди. Останавливались. Целовались, когда думали, что Гейман не видит. А тот все замечал. И недовольно поджимал губы. И я, наверное, тоже поджимала, чтобы не рассмеяться. Это было моим проклятьем. То, что я неосознанно, сама того не желая, перенимала его мимику и жесты. Сонька всегда хохотала над этой моей особенностью. А Ян Львович… даже интересно, замечал ли он? Наверное. Он вообще многое замечал.

Я чуть скосила взгляд. На его едва заметно покачивающиеся при ходьбе руки. Как это? Взять его за руку, переплести пальцы, чтобы почувствовать кончиками каждую выступающую вену на тыльной поверхности кисти? Чтобы ощутить подушечками шероховатость костяшек… Я закусила губу и отвернулась. А когда вновь посмотрела на Геймана, он смотрел на меня.

– Ноги болят, – опять соврала. – Может быть, где-то присядем послушать музыку?

– Почему нет? Мы же здесь для этого… вроде.

Я улыбнулась. Окликнула Соньку и качнула головой в сторону одного из ресторанчиков, на эстраде которого пела огромная негритянка в шикарном обтягивающем, сплошь расшитом блестками платье. Хорошо пела. Я даже зажмурилась. О том, что джаз – это исключительно живое пение, и никакая оцифрованная запись и близко с ним не сравнится, я узнала тоже от Геймана. Таких моментов, моментов, когда он обращал на меня внимание, в моем детстве было не так уж и много. Но я помню каждый. Каждый…

В скором времени к нам подоспел официант. Мы сделали заказ. И я снова сосредоточила взгляд на сцене.

– Не знал, что тебе нравится джаз, – перекрикивая голос негритянки, прокричал Дэвид.

– Шутишь? Да я сейчас бы оба уха обменяла на бокальчик розе. Это всё эти двое.

Я открыла глаза, чтобы что-то ответить Соньке. Но запнулась, увязнув в янтарной смоле его глаз. Гейман сидел, вольготно откинувшись в кресле. Тяжелые веки почти закрывали его глаза, отчего взгляд казался еще более проникновенным.

– Отпустим их, чтобы не мучились? – вскинул черную бровь.

– Что, правда?! Папочка, ты просто супер!

Я пролепетала что-то невнятное про трамвайчик и другие наши с Сонькой планы, отчего-то страшась остаться с Гейманом наедине, но меня уже никто не слушал.

– Возвращайтесь сюда через час. Игорь все проконтролирует, – скомандовал дочке Ян Львович, одновременно с этим отдавая взглядом приказ одному из охранников сопровождать парочку. Они ушли как-то неожиданно быстро. Как раз принесли бокалы, я вцепилась в один из них, ужасно нервничая, чтобы чем-то занять руки. Отпила… закашлялась, потому что коктейль оказался необычайно крепкий. Вытерла остатки рома с губ, вспомнив, чем дело закончилось, когда мы в последний раз пили с Гейманом, подняла взгляд и поняла, что он тоже этого не забыл.