Отбитая. Том 2

Глава 1. 3 сентября

Вадим опаздывал, что было на него совсем непохоже. Катерина сидела у окна, листала ленту новостей в телефоне, улыбаясь себе под нос, вспоминая их последнее свидание — белые розы, опера, они оба красивые и счастливые, ночь, полная нежной страсти. Наверное, лучше свидания у них ещё не было.

Последние дни они с ним не виделись наедине, только на работе — перекидывались парой фраз, дежурный поцелуй и в разные стороны по своим кабинетам и домам. Вадим вошёл в двери ресторана, Катя подняла на него глаза и широко улыбнулась, откладывая телефон в сторону. Он шёл навстречу уверенным шагом, возвышаясь над всеми своим высоким ростом.

Её добрый Великан сел напротив — не улыбнулся, не поцеловал, как обычно делал это при встрече. Улыбка медленно сползла с её лица.

— Привет, что-то случилось?

— Нет.

Вадим молился, чтобы голос его не подвел, чтобы ни один мускул на лице его не выдал. Лучше всего, чтобы метеорит врезался в Землю прямо сейчас, и ему не пришлось всё это говорить. Они бы провели последние минуты жизни в объятиях друг друга.

— Я всегда старался быть с тобой честным, — ровным голосом сказал Вадим. — Может, не всегда получалось до самого конца, но сейчас я честен и с тобой, и с собой. Ничего не выйдет, Катя. Между нами всё кончено.

Она молча смотрела на него, затем слегка приподняла брови и выдала:

— Ясно.

— Между нами была сильная страсть, меня к тебе тянуло. Тебя ко мне, но страсть поутихла, держать тебя я больше не хочу.

— Страсть? Ясно. Ты вроде как-то сказал, не подумав, что любишь меня. Соврал?

— Перепутал.

— Меня с кем-то? — хмыкнула Катя.

— Вспышку страсти с серьёзными чувствами.

— Ладно, не осуждаю, момент был эмоциональный, — махнула она в его сторону рукой. — Ничего, бывает. Я вот педали газа и тормоза иногда путаю.

Скандал и измена, побег, отказ выйти замуж — список способов расстаться у Катерины был небольшой. Сейчас её впервые бросал мужчина, как-то даже по-нормальному — «между нами всё кончено». Ни дать, ни взять. Отношения Отбитой и Великана не протянули и года.

Вадиму по-хорошему надо было уйти, самое главное он сказал, но ему захотелось выговориться.

— Я давно был один и никого в свою жизнь не впускал, с чего то решил, впустить в неё тебя. А что сделала ты? Приоткрыла дверь и не дала сделать за порог и шагу. Когда ты пускала меня к себе домой, я видел, как тебе неуютно, как ты хочешь, чтобы я поскорее ушел.

— Это не так.

Эта фраза была единственной, которая была похожа хоть на какую-то попытку отрицания или оправдания. Зная её, он и не предполагал, что Отбитая из тех женщин, которые при расставании падают на колени со словами «вернись, я всё прощу».

Истерика и рукоприкладство было бы больше на неё похоже. Вадима задел её довольно скучающий тон ответов и, казалось, полное равнодушие, которое будто давало ему зелёный свет, чтобы идти дальше.

— Правда? А мне так всегда казалось, а что за странная твоя привычка, ты всегда приносила свои вещи ко мне и тут же уносила с собой, зачем? Чтобы уйти в любой момент и собирать ничего не надо? Да и у тебя дома нет ни одного напоминания обо мне, ты ничего не разрешала оставлять у себя.

— Теперь думаю, это был мой самый дальновидный поступок за наши отношения, — задумчиво произнесла она, глядя в потолок.

— Я устал от тебя, Катя. «Дай мне побыть одной», «у меня сегодня планы и завтра тоже, и послезавтра». Постоянно уезжала к родителям, брату, но меня с ними так и не познакомила. Будто держала меня на привязи около дома, но внутрь так и не пустила. Макс с Павликом с твоими родителями знакомы, и братом, и племянниками. Вот настолько я для тебя был важен. Зачем скрывала? Стыдилась?

Катя молча смотрела на него и всем своим скучающим видом показывала, что оправдываться и объяснять она ничего не собирается.

А ему это было нужно?

Да, чёрт возьми, он этого от неё и ждал! В глубине души он пришёл не расставаться, а выяснить отношения через кризис.

— Мне иногда казалось, что я не знаю о тебе ничего, а ты обо мне и не спрашивала. Если только у кого-то другого, но не у меня. Я тебе вместе жить предложил, ты отказалась. Я всё понял, мне сто раз повторять не надо. Я устал от твоих выходок, твоего вечного оправдания: «это тебя не касается». Теперь да, больше не касается. С тобой было трудно. Трудно каждый день, мне и так нелегко.

— Ну, теперь то полегче будет. Отбитая с возу — Великану легче, — её лицо было спокойно, как никогда, его это сильно взбесило, но он сдержался.

— Признайся, Катя, тебе ведь и одной хорошо, — покачал головой Вадим. — Зачем тебе кто-то ещё рядом?

— Так я этого и не скрывала никогда. Мне и одной нормально. С тобой тоже было хорошо, если тебе интересно, сейчас вот как-то плохо стало, — пожала плечами Катя и будто с насмешкой глянула на свои часы на руке и покачала головой. — Если ты хочешь высказать свои претензии, то не зачем, причины мне знать не обязательно. Работу над ошибками я делать не стану, — подвела итог их разговору Катерина. — Мы ведь расстаёмся по-хорошему, да, как взрослые адекватные люди?

— Ты не взрослая, ты избалованный ребёнок. Ты не адекватная — ты Отбитая. И я от этого устал.

— Я была такой до тебя и буду после.

— Меняться не пробовала?

— Пробовала, никто не оценил.

— Понимаю, — усмехнулся Вадим. — Твои ключи верну потом, с собой не взял.

— Какие ключи? Я же тебе их не давала, — нахмурилась она.

— Вот именно, Катя. Мои вернёшь потом. Я вот думаю, если бы ты забеременела, ты бы и тогда меня на порог не пускала? Жили бы по отдельности?

— Я не забеременела, не стоит об этом думать, — покачала головой Катя.

— Ну, ещё бы, как бы ты залетела, ты ведь сто раз перестраховывалась, — усмехнулся Вадим. — Такую истерику устраивала каждый раз.

— Истерику? — подняла брови вверх Катя. — А что мне надо было её от двух полосок тебе сразу устроить? Слушай, Вадим, давай как-то закругляйся, тебя по-моему немного не туда понесло. Всё так всё, что тут мусолить? Что я не соответствую твоим ожиданиям? Так это я уже слышала. Ты часто это повторял. Давай не будем, пожалуйста, дальше повторять. Повторение мать раздражения.

Он смотрел в её пустые безразличные к нему глаза. Хотелось встряхнуть её хорошенько, чтобы отключила режим «равнодушие» и проявила хоть немного чувств. Или их всё же у неё не было?

— На наших рабочих отношениях это никак не отразиться, всё по-прежнему. Мы партнёры.

— Ну ок. До завтра тогда, увидимся на работе, — кивнула она.

— Я уеду на пару недель, вся ответственность остаётся на тебе. Но не думай, что тебе разрешено творить, что вздумается, я оставил тебе и братьям чёткие инструкции, они у твоей секретарши.

— Есть, босс.

— Я всегда на связи и знаю, что вы делаете.

— Вы просто мастер контроля, Вадим Алексеевич, — ехидно усмехнулась Катя. — Счастливого пути. Не кисни — больше вместе не зависнем.

— Не создавай себе проблем, Катя, — напоследок сказал Вадим. — Я их больше решать не буду. Надоело.

Вадим не дождался её ответа и ушёл. Каждый шаг от неё вместо облегчения приносил только боль. Он уходил от женщины, которую любил всем своим каменным сердцем, но его чувства постепенно превращались в опасную одержимость. Разрушать ни себя, ни её он не хотел. Вадим вынашивал решение о расставании несколько дней, взвесил все за и против. В итоге: он был за, Катя вроде тоже.

Их последний разговор казался ему таким глупым, скомканным, непонятным ни ему, ни ей. Гораздо проще было бы сказать — «у меня другая женщина». Объяснять ничего не надо, да он и не объяснил толком.

Он обещал себе уйти и не оборачиваться, но его машина как на зло стояла почти напротив окна её столика. «Не смотри в окно, не смотри» — повторял он себе раз за разом.

Но он всё-таки посмотрел, Катя лежала на столе, вытянув руку и отвернув от окна голову в сторону. Вадим с силой несколько раз ударил руками об руль и возненавидел себя за всё, что сказал ей. При этом он испытал какое-то садистское удовлетворение, что он всё-таки чем-то её задел, а, значит, он ей небезразличен.

Он не был с ней честен, все слова были правдой лишь отчасти. С ней было трудно, временами, но не настолько, чтобы затмить тот факт, что он был счастлив, каждый день.

Вадим готов был взвалить все её проблемы и тот груз, который она несла в себе и от него скрывала, к себе на плечи и нести его до конца дней своих. Только ей это не нужно — она Отбитая, которая гуляет сама по себе.

Когда её Великан ушёл, тело будто переломило пополам и оно рухнуло кучей костей на стол, повернув голову в сторону, она смотрела в одну точку. Катя слишком долго держалась. Она не плакала на похоронах Игоря, который стал причиной того, что Отбитая и Великан, два человека из параллельных Вселенных, пересеклись в одной точке и потянулись друг к другу.

Не плакала и потом, когда постепенно пришло осознание, что это не сон, что её опоры и столпа безопасности больше нет. Она поневоле ближе притянулась к своему Великану, спрятавшись у него на груди, но не плакала. Плакать нельзя, это не поможет, она ведь всегда это приговаривала сама себе минуты личных катастроф.

Катя прижала ко рту ладонь, чтобы не закричать, и зажмурила глаза, позволяя себе плакать. Теперь уже можно. Но просто слёз ей было мало, её хрупкие плечи начали содрогаться от рыданий. Ей было всё равно, что её увидит кто-то из персонала, что Вадим может её увидеть. У нее не было сил чтобы дойти до туалета и спокойно порыдать там, где-нибудь в уголочке на грязном полу кабинки.

Крохотная надежда ещё теплилась в осколках её искалеченной души, что Великан за ней вернётся, возьмёт её на руки и унесёт отсюда. Куда угодно, лишь бы прижаться головой к его плечу и обнять шею руками. Ей не нужны были никакие оправдания сказанных им слов, они оставят их здесь и уйдут вместе.

Великан не вернулся.

Через десять минут она спокойно подняла голову, вытерла слезы и вышла навстречу новому дню. Дальше без него.

Без того, кому она так и не сказала, что любит. Просто любовь у неё отбитая на всю голову, как и она сама.

Вадим ни разу не спрашивал её о том, хочет ли она семью и детей, и она была ему благодарна. Что она скажет? Про своё маленькое кладбище нерождённых детей? Она должна была сразу ему сказать, в самом начале про ее отношение к деторождению. Вот только что именно? Что она до ужаса боится забеременеть снова? И при этом ровно до такого же ужаса хочет взять на руки своего малыша. Она запуталась. В себе, а потом в нём. Не спрашивала и она его. Ей казалось, он не хотел. Иногда она представляла, какой будет их жизнь через десять лет.

Она уже будет сорокалетней тёткой, которая не сможет рожать не потому, что не хочет или боится пробовать, а потому что уже не может забеременеть. Выезжать на бешеной страсти, которая была в их постели, не получится. Она постареет, померкнет, как женщина. Их ничего не будет связывать, кроме бизнеса и общих воспоминаний, которые легко заменить новыми. Новой женщиной, молодой и красивой, рядом с которой он сам захочет помолодеть и, наконец, стать отцом. Вот таким она видела их будущее. Жить одним счастливым днём и счастливой ночью с ним в моменте было куда приятнее.

Но в глубине души, она иногда позволяла себе помечтать. Каково это? Быть его женой и матерью их детей, растить с ним внуков?

После таких мечтаний было слишком больно возвращаться в реальность.

Если бы Катю попросили описать главную черту, которая объединяла бы всех её бывших мужчин это была бы жёсткость, будто у каждого внутри из них был несгибаемый стержень, который держал их по жизни и не давал упасть. Она тянулась к ним своим женским естеством и прижималась всем телом в попытках смягчить эту жесткость собой.

Её к таким неотвратимо тянуло. Все эти холодные с виду и суровые мужчины всегда отвечали ей взаимностью, будто отдавая ей всё своё тепло в ответ, которое хранили в себе для кого-то особенного. С ними она чувствовала себя именно такой — особенной для них. Она не ставила своей целью согнуть этот стальной стержень и пригнуть к своим коленям, ей лишь хотелось дать своим любимым мужчинам то, чего у них никогда не было — человека, который принимает их такими какие они есть. Чтобы и ей досталось немного такого же понимания.

От Вадима она получила ещё и порцию жестокости. Понимал ли он, в тот момент, когда у них было свидание, что бросить её после него это жестоко? Наверное, понимал, потому и сделал.

Два одеяла накрывали её дрожащее тело, а она никак не могла согреться. Катя вылезла из своего кокона и взяла в холодные руки чашку с тумбочки, сделала глоток горячего чая, но лишь обожгла горло. Она только и делала всю свою жизнь, что обжигалась сама и обжигала других.

Так она и пролежала с открытыми глазами до самого утра, боялась уснуть, боялась, что мозг забудет, что спасительный руки Великана рядом нет. Катя будет её искать и не находить. Единственное, что удерживало её от падения вниз был он. А теперь Катя стала просто проблемой, бывшей проблемой.

Она в свои почти тридцать два года так и осталось проблемным ребёнком, которому жизненно важен был бородатый нянь рядом.

Утром она оценила чёрный юмор Великана по достоинству, увидев какое сегодня число — он бросил её третьего сентября.

Отбитая каталась по кровати в приступе хохота, пока Михаил Шуфутинский из динамика телефона разжигал костры рябин в её спальне своим хрипловатым голосом. Теперь у неё на эту песню точно будет аллергия, а Великана она не забудет даже в глубокой деменции. Ассоциативная память точно сработает.

Катерина долго смотрела в своё отражение в зеркале. Брошенная вчера женщина выглядела совсем плохо снаружи и ещё хуже внутри. Чёрная дыра депрессии, в которую её начало засасывать уже давно, будто вот-вот должна была прорваться наружу и начать засасывать в неё остальных. Вадим избежал своей участи, даже уехал подальше, будто чувствовал. Теперь можно не делать вид, что всё хорошо. Жизнь в чёрном цвете теперь стиль жизни.

— План «Великан» не сработал, переходим к плану «Отбитая: 2». Падаем на дно и отталкиваемся, — вздохнула она, тыкая пальцем в поверхность зеркала. — Ты, слабая, Катя. Умерла так умерла. Выходи, Карина, пора спасать положение, как всегда. Из нас двоих ты самая умная, что-нибудь придумаешь и вытащишь себя со дна за волосы сама! Никто не поможет. Никого у нас не осталось.

Женщина смотрела в глаза мужчины, который только что её поцеловал, хотя они были даже ещё не знакомы.

Он стоял перед ней, высокий, широкоплечий, его мощная грудь под футболкой вздымалась от участившегося дыхания, ей приходилось откидывать голову назад, чтобы смотреть ему в глаза, настолько маленькой она была рядом с ним.

— Раздевайся, — сказал он, медленно снимая с себя ремень.

Она вздрогнула от его приказного тона, без намёка на то, что ему можно отказать. Будь на её месте какая-то другая женщина, она бы испугалась, но на её месте была только Отбитая, которая приняла приказ близко к телу и начала избавляться от лишней одежды на себе.

«Понеслась Отбитая! Прямо под Великана!» — усмехнулась Катя, в предвкушении приключений на свою пятую точку…