— Ксанка!
Голос сестры неожиданно раздался над самым ухом. Громкий, пронзительный, с визгливыми нотками на заднем плане. Это на людях она соловьем разливалась, а со мной вечно вела себя как особа королевских кровей.
— Отец зовет!
— Сейчас! — пропыхтела я, сдувая прядь волос, настырно липнувших к вспотевшему лбу. Пришлось держать ногу молодому жеребчику, пока конюх расчищал копыто.
— Немедленно!
— Иди, — шепнул конюх, — дальше я сам. Тут немного осталось.
Кивнула и, с трудом разогнувшись, повернулась к Илоне.
Сестра, как всегда, в красивом платье, с игривыми завитками белокурых волос, в аккуратных туфельках смотрелась посреди конюшни как нечто инородное. Она медленно прошлась по мне брезгливым взглядом — от растрёпанной шевелюры до расхлябанных сапог, которые на два размера больше, чем нужно.
— Ты отвратительно выглядишь! И пахнешь!
— И тебе спасибо, дорогая! Давай обнимемся по-сестрински, — распахнула я объятия и с кровожадной улыбочкой шагнула к ней.
— Не смей ко мне прикасаться! — завопила Илона и бросила прочь, смешно поднимая юбки, чтобы не замараться. Выскочив из конюшни, она обернулась ко мне и ядовито выплюнула: — Отец зовет! Немедленно!
— Да иду я, иду!
Илона все-таки дождалась и теперь шагала рядом, то и дело бросая на меня недовольные взгляды.
— Как хорошо, что я выхожу замуж!
— И не говори-ка! — здесь я была с ней полностью согласна.
— Жду не дождусь, когда уеду к мужу, и ты перестанешь раздражать меня своим существованием!
Илона через две недели выходила за сына богатого купца и не упускала случая этим похвастаться, особенно передо мной. Мне-то купец точно не светил. Разве что конюх. Если повезет.
Отец уже отчаялся удачно выдать меня замуж. Не нашлось еще принца, потерявшего дар речи, едва завидев мой дивный лик. Слабые нынче принцы пошли, им все нежных феечек подавай, чтобы пылинки с них сдувать и защищать. А я сама кого хочешь защитить могу, а уж дуну так, что мало не покажется. Да и замуж, если честно, не рвусь. Были бы у меня деньги, уехала бы из нашей провинции и отправилась путешествовать по белу свету.
Но денег нет. Зато хлопот — хоть отбавляй. Усадьба в упадке, дел невпроворот, а, кроме меня, это, похоже, никого и не волнует. Сестра только о платьях да прическах думает, отец вечно строит грандиозные планы как разбогатеть и при этом ничего не делать. Ему не давало покоя, что когда-то наш древний род славился своим богатством, но нам его не досталось — дед все проиграл в азартных играх.
Маменька была занята общественной работой: состояла в клубе славных жен Боунса. Они собирались два раза в неделю у одной из участниц клуба, пили чай с вишневым вареньем и с серьезным видом обсуждали насущные проблемы. Говоря по-простому — перемывали кости остальным жителям Боунса.
Вот так и жили.
Гадая, зачем меня позвал отец, я зашла внутрь дома с черного хода, скинула сапоги, чтобы не топтать чистые полы — кроме меня, их мыть некому, и пошла в гостиную, откуда доносились мужские голоса.
Один из них принадлежал отцу, а вот второй я слышала впервые.
Сестра, не скрывая недовольства, шла рядом, но обогнала меня у самых дверей и первая скользнула в комнату. Я только головой покачала и шагнула следом.
У окна стояли двое: отец, непонятно с чего облачившийся в свой лучший камзол, который уже не застегивался на объемном животе, и высокий седовласый мужчина с военной выправкой. Увидев нас с Илоной, он учтиво поклонился. Посмотрел сначала на смиренно улыбавшуюся аккуратную сестру, потом на растрепанную, потную меня и снова повернулся к сестре.
Понятное дело. Она ему понравилась больше. Илона маленькая, хрупкая, с белокурыми волосами, обрамляющими лицо-сердечко, и огромными синими, словно небо, глазами. Я же роста приличного, да в придачу… широка в кости. Да. Пусть будет так. Широка в кости. Негоже признаваться, что кто-то любит плюшки по ночам уплетать, да котлетами втихаря закусывать. Сестра отличалась аристократичной бледностью, а я загорелая как крестьянка, да еще и с обветренными губами. Волосы с рыжим отливом вечно растрепаны, а глаза темно-зеленые, словно тина болотная.
В общем, Илона всегда всем нравилась, а меня рядом с ней никто не замечал.
Я уже привыкла. И даже не обижалась. Почти.
— Дамы, — учтиво произнес наш гость, — меня зовут Лэнд Барсон. Я герольд наместника Ралесс.
Илона ахнула, приложила ладонь ко лбу и вроде даже собралась упасть в обморок. Вестник галантно подхватил ее под руку и, как истинный спаситель хрупких дев, проводил к дивану, помог присесть. Мне помогать никто не собирался, да и новость не произвела на меня такого впечатления, как на сестру. Поэтому я осталась стоять, неуклюже перетаптываясь с ноги на ногу.
Отец недовольно посмотрел на мои босые ступни и покачал головой, пришлось незаметно отступать за кресло, чтобы не смущать важного гостя своими запачканными пятками.
— Итак, — продолжил он раскатистым голосом, — я здесь для того, чтобы сообщить прекрасную новость: сын наместника вернулся со службы, и по старинной традиции в середине лета состоится отбор невест, на который приглашены девицы из самых древних родов.
Ух ты! Отбор! Невест! Хотела бы я на него попасть! Говорят, там денег можно немало получить, да и сын наместника в хозяйстве пригодился бы.
Но… Увы и ах. Кому нужна широкая в кости неудачница Ксанка, когда есть хрупкая и нежная Илона?
Вот и сейчас Барсон достал свиток, перевязанный алой лентой, и шагнул к сестре, восторженно обмахивавшейся изящной ладошкой. Ее щеки заливал красивый трогательный румянец, а глаза сияли, как два сапфира. Мне даже завидно стало.
— К сожалению, — произнес он таким голосом, в котором не было и капли этого самого сожаления, — по закону каждая из семей имеет право отправить на отбор только одну из своих дочерей.
При этом смотрел на меня. Я только плечами пожала. А что еще оставалось делать? Не отбирать же силой заветный свиток? Хотя, если очень постараться, я бы, наверное, смогла. От этих мыслей захотелось хихикнуть, но я сдержалась. Тем более отец смотрел так строго, что мороз по коже прошел.
— Вы издеваетесь? Да?
Отец невозмутимо смотрел в окно, мать так же невозмутимо вязала пестрый косой шарф. Кстати, вязать она не умела, но не сдавалась, периодически радуя членов семьи обновкой, которую и надеть стыдно, и выбросить жалко.
Никто из них даже бровью не повел в ответ на мое негодование, поэтому я продолжал еще громче:
— Какой отбор?! Какие невесты?! Вы, вообще, о чем?!
— Древняя традиция. Красивая. И незаслуженно забытая, — протянула мелодичным голосом маменька и улыбнулась. Не то ласково, не то со скрытой насмешкой.
— Отборы уже лет сто как вышли из моды! — посчитал своим долгом напомнить родителям о суровой действительности. — Уже давно никто не организует все эти смотрины, испытания…
— И очень зря, — отец сокрушенно покачал головой, — очень. Это же так прекрасно! Двадцать нежных девушек борются за внимание жениха, демонстрируют свои таланты, умения. Ты права, дорогая, мы должны возродить эту традицию.
У меня задергался глаз, а шторы начали ненавязчиво дымиться.
— Держи себя в руках, дорогой, — мать выразительно посмотрела сначала на штору, потом на меня.
Как тут сдержаться, если они всякие глупости несут?!
— Может, оставите меня в покое? Я и сам справлюсь, без отборов.
— Справишься? — мать отложила в сторону кривое вязание и подошла ко мне, грозно уперев руки в бока.
Несмотря на то, что я выше ее почти на две головы, она умудрялась смотреть на меня свысока.
— Справишься? — в голосе появились стальные нотки.
— Ну да…
— Я видела, как ты справляешься. Ни одной девки не пропустишь.
— Ты преувеличиваешь, — проворчал я.
— Скорее преуменьшаю! — мать была категорична. — Мы с отцом надеялись, что ты в академии себе невесту найдешь, ну или после того как вернёшься со службы за ум возьмешься. В итоге что?
— Что? — переспросил, как баран.
— Ничего! И из академии никого не привез, и за ум не взялся.
Я не стал говорить, что держаться за юную красотку гораздо приятнее, чем за ум — мать и так была на взводе.
— Возьмусь в самое ближайшее время, — пообещал с кислой улыбкой, мечтая прекратить дурацкий разговор.
— Конечно, возьмешься. Приглашения разосланы, претендентки явятся через неделю, — огорошил новостью отец.
— То есть как через неделю?
Шторы снова задымились, а потом вспыхнули. Мать, не глядя, щелкнула пальцами, и огонь моментально погас, а шторы потемнели от воды. Еще щелчок — и они снова стали сухими, хоть и немного подпаленными.
— Через неделю. Двадцать претенденток. Приедут в Ралесс. На отбор.
— Вы серьезно, что ли? — я никак не мог поверить в то, что все это реальность, а не дурацкий сон. Переводил изумленный взгляд с одного на другого, ожидая, что они сейчас рассмеются и скажут «шутка».
— Серьезнее не бывает. Выбирай себе наперсника и вперед, готовиться к встрече с судьбой.
— Я не хочу никакого отбора! Вдруг там все кривые, косые и бестолковые?! Вдруг мне никто не понравится?! Давайте я сам себе найду подходящий вариант?!
— У тебя был идеальный вариант. Эльвира! — напомнила матушка. — Но ты ее проворонил.
— Мы просто не сошлись характерами…
— Да? А мне вот ее матушка поведала совсем другую историю, — она сложила руки на груди и посмотрела на меня исподлобья.
Начина-а-ается…
— О том, как Эля застала тебя без порток в компании другой девицы.
— Мам! — Одно дело перед друзьями победами хвалиться, и совсем другое, когда родительница отчитывает за несдержанность. Я даже почти смутился и покраснел. — Я сам во всем разберусь.
— Поздно. У тебя неделя, готовься!
— Вы не имеете права меня заставлять!
— Имеем. Читай законы. Наместник вправе организовать отбор для своего наследника, и наследник не может отказаться от этой чести. Так что вперед, дорогой мой, навстречу судьбе.
У меня все слова закончились. Стоял посреди комнаты с разведенными руками и только ртом хлопал, не произнося ни звука, а родители смотрели на меня, и в их взглядах ясно читалась непоколебимая решимость.
В этот момент я с поразительной четкостью осознал весь ужас положения.
Отбору быть.
***
— Ты представляешь, Джер! Отбор! Отбор, мать его, как в стародавние времена! — я метался по комнате из стороны в сторону, едва сдерживаясь, чтобы не спалить все к чертовой бабушке. — Уму непостижимо!
Ледяной маг наблюдал за моими мучениями лениво, даже как-то снисходительно, и по большей части молчал. А я орал, как потерпевший. Потому что зла не хватало!
— Это они специально! Проучить меня захотели! Видите ли, за ум я никак не возьмусь! Поэтому решили притащить в Ралесс двадцать девиц…
— Хм, а чем ты недоволен? Все как ты любишь, — подколол друг.
— И ты туда же?! Мне вообще сейчас не до шуток! — со всей мочи пнул стул, попавшийся на пути. Тот отлетел в стену и с надсадным кряком развалился. — Проклятье, знал бы что впереди такая засада ожидает — отбил бы у тебя в Академии фею и женился на ней.
— Мечтай больше, — хмыкнул Джер, — Вита на тебя даже не смотрела.
— Это потому что я не старался, — огрызнулся для вида, прекрасно зная, что он прав. Отважная феечка, кроме своего ледяного мага, никого не замечала, разве что джиннов. Но это совсем другая история. — У вас, кстати, когда свадьба?
— В конце лета.
— Хоть одно хорошее событие. Надеюсь, я приглашен?
— Естественно. Ты и твоя избранница… с отбора, — мерзавец широко улыбнулся.
Огненный шар появился ниоткуда и с треском устремился к нему. Джер легко уклонился, выставляя перед собой ледяной щит. Огонь и лед столкнулись с ослепительной вспышкой и исчезли, оставив облако пара. Зато гнев немного поутих, и на его место пришла бесконечная усталость.
— Не будет никакой избранницы, — тяжело опустился в кресло и, откинувшись на мягкую спинку, потер ладонями лицо.
— И как ты выкрутишься? На отборе всегда должна быть победительница. Этого требуют правила. Исключение лишь в том случае, если ни одна из них не сможет достойно дойти до финала. Тогда ты можешь дать всем от ворот поворот, аргументировав тем, что достоин большего.
Маменька восприняла новость о том, что я отправляюсь на отбор, весьма достойно. Не стала хвататься за голову и вопить, что я всех опозорю. Даже не спросила, почему в Ралесс еду именно я, а не прекрасная утонченная Илона.
Ее больше волновало, во что меня рядить. Платьев у меня — кот наплакал, я больше брюки люблю. В них удобнее и верхом прокатиться, и через крапиву безболезненно пройти, и пробежаться.
В тот же день была проведена инспекция моего гардероба, и результаты оказались неутешительными. Одно платье — темно-фиолетовое крупной вязки, в котором я похожа на увесистый баклажан. Другое — ситцевое с рукавами-фонариками, едва прикрывало колени и совершенно не подходило для большого города. Черное с кружевным воротничком, наверное, должно было выглядеть элегантно, но я в нем смотрелась, как большая сытая муха в глубоком трауре. Остальные платья и того хуже: где-то рваные, где-то с бурыми пятнами от одуванчиков, а у одного вообще отсутствовал рукав.
— М-да… — протянула матушка, растерянно осматривая мои богатства, — как-то мы упустили из виду, что ты у нас тоже девушка.
Конечно! Все Илонку свою в шелка кутали! Но здесь, чего уж лукавить, моя заслуга — я сама всеми силами избегала походов в магазин и довольствовалась малым, никогда не выпрашивая обновок. Меня все устраивало. До того самого момента, когда оказалось, что нечего надеть на отбор, будь он неладен.
— Надо пошить платьев! У нас есть всего неделя, чтобы приодеть тебя, — решительно сказала маман, сгребла в охапку мои старые вещи и вышла из комнаты.
А я пригорюнилась. Это придется теперь по лавкам да по портнихам бегать! Вот не было печали, жила себе тихо-мирно, и на тебе, пожалуйста.
Зато надо было видеть лицо Илоны, когда за завтраком родительница сообщила, что мы поедем в город покупать мне обновки. Сестра подавилась омлетом, некрасиво захрипела, так что слезы на глазах навернулись. Едва продышавшись, схватилась за стакан, сделала пару больших глотков чая и только после этого просипела:
— Обновки?! Ей?! С какой стати?!
Отец прикрылся газетой, проворчав что-то типа «ох уж эти женщины», а мама невозмутимо повела плечами:
— Она едет в Ралесс и должна выглядеть достойно в глазах наместника и его сына.
Илона заскрипела зубами и яростно уставилась на меня. Если бы взглядом можно было убивать, я бы уже корчилась на полу в предсмертной агонии.
— Я тоже хочу новое платье! — потребовала сестра.
— Мы уже покупали тебе, неделю назад. Два новых платья, а еще и на свадьбу заказали. Между прочим, у лучшей портнихи Боунса!
— Ну и что?! — сестра капризно надула губы. — Ей, значит, покупаете, а мне нет?!
— А ничего, что обычно наоборот? — прохладно поинтересовалась я.
— Ничего! Мне нужнее! А на тебе платья, как шапка на чайнике!
— Илона, — строго сказала мать, глянув на сестрицу так, что та притихла, — прекрати. Каждый человек прекрасен по-своему. И Ксанка наша — красавица. Она еще там всем покажет.
Сестра недовольно губы поджала и отвернулась, а я благодарно улыбнулась матери. Приятно, когда в тебя верят, несмотря ни на что.
Завтрак продолжился в напряжённой тишине, потом я ушла к себе готовиться к поездке в город, а сестра продолжила скандалить и требовать справедливости, которая в ее глазах выглядела так: ей — все, а мне — ничего. Бедняга, ее просто рвало на части от того, что я не только еду на отбор вместо нее, так меня еще и наряжать собираются. В общем, кричала она, кричала, ногами топала, слезы из себя давила, в итоге все закончилось тем, что сестрица увязалась вместе с нами и выторговала себе шляпку.
Не скажу, что обрадовалась такой компании. Я и так не люблю все эти примерки, а тут еще язва белобрысая под боком вьется и зудит, всеми силами стараясь испортить настроение. Она отпускала язвительные комментарии о моей фигуре, насмехалась, картинно жалела бедную портниху, которая никак не могла замотать меня в кусок голубого атласа и сделать красивую драпировку там, где она должна быть по фасону, а не там, где у меня гуще бока выпирали. Сама примеряла платья, которые идеально садились на точеной фигурке и крутилась передо мной со словами:
— Учись, как надо.
Я держалась, как могла, утешая себя мыслью, что это не может продолжаться вечно. Рано или поздно сестрица выдохнется, потеряет запал и заткнется. Но не тут-то было. Она, наоборот, все больше распалялась, и когда маменька прохаживалась мимо прилавков, подбирая ткани и украшения, сестра всячески позорила меня перед случайно забредшими в салон покупателями.
Ей все-таки удалось выбить меня из колеи, и спустя два часа я мечтала только об одном — вернуться домой и больше никогда и ни за что не ходить по модным салонам. Не мое это, не мое! Мне проще в поле, в венке из ромашек, чем здесь — в шелках и атласе.
***
— Тебе очень идет этот цвет, — умилилась маменька, глядя, как портниха изо всех сил пытается упаковать меня в небесно-голубое атласное платье. Я стояла, уперевшись руками на стол, а мадам Адлер затягивала шнуровку на корсете.
— Выдохни, милая, — произнесла она совсем не ласково, с ожесточением сдувая со своего вспотевшего лица волосы, которые выбились из некогда аккуратной прически.
Я выдохнула насколько могла, мне даже показалось, что живот к спине прилип, а она снова рявкнула:
— Я сказала — выдохни, а не вдохни! — и дернула за шнурки так, что у меня искры из глаз посыпались, пришлось ухватиться за край стола, чтобы не повалиться на пол.
Илона хихикнула и, развернувшись к зеркалу, любовно погладила себя по плоскому животу и гладким бокам. Портниха бросила на нее завистливый жадный взгляд, а потом снова с ожесточением переключилась на меня:
— Не дыши! Не шевелись!
— Может, не надо? — простонала измученно и посмотрела на родительницу, обмахивавшуюся кружевным веером.
— Еще как надо, — прошипела портниха и с громким «хы» снова дернула шнурки, — я, по-твоему, зря тут полчаса потом обливаюсь? Терпи!
Медленно, но верно мы приближались к Ралессу. Чем меньше становилось расстояние, отделявшее меня от мечты, тем сильнее нарастал трепет. Я то и дело подскакивала на сиденье и тревожно вглядывалась вдаль, ожидая увидеть очертания большого города.
Два дня из тех трех, что я провела в пути, погода стояла пасмурная. Хмурый дождь непрерывно моросил, и хорошо укатанные дороги превратились в сплошное месиво. Экипаж катил вперед, аккуратно огибая опасные участки, и стоило приоткрыть окно, как внутрь врывался студеный ветер, совсем неуместный в середине лета. Из прихлопа ощутимо тянуло прохладой и сыростью. Мне оставалось только плотнее кутаться в дорожный плащ и тоскливо смотреть на унылое серое небо, мечтая о горячей ванне и мягкой постели.
В последний день пути дождь прекратился. Тяжелые облака растворились в ясной синеве, и солнце ласково гладило землю лучами. С узких проселочных дорог мы, наконец, вырвались на широкий тракт. Стрелой прорезая густые леса и возделанные поля, он убегал до самого горизонта. За окном изредка проплывали указатели: налево пойдешь — в деревню придешь, направо пойдешь — в болото попадешь, и все в том же духе. Общее у указателей было одно — если двигаться прямо, то рано или поздно окажешься в Ралессе, в одном из пяти главных городов Туарии, столице восточного округа.
За всю жизнь мне ни разу не довелось побывать за пределами Боунса, но я слышала достаточно восторженных рассказов родителей о том, как прекрасна восточная столица, какие там красивые дома, мощеные широкие улицы, магазины, рядом с которыми наши салоны кажутся нищими лавками, а в центре города большой парк с ухоженными дорожками и лавочками на ажурных ножках. Не верилось, что совсем скоро увижу все это своими собственными глазами.
К вечеру третьего дня, когда я уже начала изнывать от скуки и подумывала о том, а не согнать ли мне возничего с облучка и самой погнать лошадей, над темными шапками леса показались острые, словно иглы, шпили Ралесса. Издалека они напоминали игрушечные башенки. Их позолоченные вершины сияли на солнце, и, казалось, будто насквозь были пронизаны солнечным светом.
Осталось совсем немного.
Сердце тут же заметалось в груди, ладони вспотели, а колени начали мелко подрагивать. Я разволновалась, причем до такой степени, что не могла больше усидеть на месте. Открыла маленькую шторку, отделявшую меня от кучера, и громко срывающимся голосом спросила:
— Можно побыстрее?
Похоже, до этого времени он пребывал в блаженной дреме, потому как вздрогнул, встрепенулся и закрутил головой по сторонам, пытаясь понять, что происходит.
— Сил больше нет в этой табакерке сидеть! — проворчала я, отодвигая шторку еще больше, — меня, между прочим, жених там ждет. Уже измучился, бедный, сидит, в окно смотрит и плачет. Все спрашивает, где же моя Ксаночка? Когда же она приедет? А вот она я! Еле трясусь по ухабам да выбоинам! Мы же не торопимся, да?
Мое ворчание все-таки подействовало, и экипаж заметно прибавил ходу. Я то и дело смотрела в окно, чуть ли не прижимаясь к нему носом, и с трепетом наблюдала, как башни приближаются, становятся все выше, уже доставая почти до самых небес.
Волнение сменилось предвкушением и азартом. Мне не терпелось оказаться в гуще событий, все увидеть своими глазами, попробовать, потрогать, окунуться с головой.
Еще спустя час мы миновали защитные столпы, обозначающие границы Раллеса, и выехали в широкую долину, где, полукругом охватывая идеально круглое озеро, раскинулся сам город. На одном берегу теснились крестьянские дома, мелкие усадьбы, а на другом — роскошные особняки знати и дворец наместника с теми самыми высокими шпилями, которые я уже битый час рассматривала в окно. Чуть поодаль на холме, утопая среди зелени, стоял мрачный замок. Интересно, что там?
При подъезде к озеру дорога раздваивалась. Левое полотно вело к той части, где высились башни, правое — туда, где пестрели невысокие домики. Экипаж на развилке повернул налево и теперь, размеренно покачиваясь, быстро катил по ровной дороге.
Чем ближе мы подъезжали к восточной столице, чем больше ее деталей я могла рассмотреть, тем прекрасней она казалась. Пока мы колесили по чистым улочкам, я не отрываясь смотрела на каменные дома с ажурными террасами, разноцветными крышами, витыми колоннами и маленькими симпатичными балкончиками. Мы проезжали мимо резных оград, местами увитых диким виноградом и цветущей лозой, миновали невесомый, словно сотканный из кружева, мост через тихую речушку и вскоре добрались до высокой арки, украшенной причудливыми барельефами. Перед ней нас остановил стражник и осведомился о цели визита:
— Везу невесту из Боунса, — хрипло отозвался возничий, а я прижалась спиной к сиденью и зажмурилась, набираясь храбрости.
Нас пропустили без задержек. Стражник пожелал удачного дня, и экипаж покатил дальше, слегка подпрыгивая на мощеной дороге, сделал большой полукруг и остановился.
Вот и приехали!
***
Сгорая от предвкушения, я сама выскочила наружу, не дожидаясь, пока передо мной распахнут дверцу и предложат руку, как это положено по этикету. В то время как возничий доставал мой чемодан, я с распахнутым от изумления ртом пялилась по сторонам, пытаясь узреть все и сразу.
Экипаж остановился перед внушительной мраморной лестницей с широкими ступенями и фигурной балюстрадой. По обе стороны от нее раскинулись изысканные цветники, настоящим украшением которых были идеально подстриженные кусты роз — девственно-белых, неистово-красных, застенчиво-розовых.
Лестница вела к высоким распахнутым дверям, каждую из которых украшал герб Ралесса: степной орел, сжимающий в когтях ветвь вековечного дерева. Замок оказался настолько высоким, что пришлось задрать голову, чтобы взглядом добраться до верхних этажей, а башни взметнулись до самых небес. На чистейших окнах сверкали солнечные блики, отражалось лазурное небо и скользившие в нем темные силуэты птиц.
Тем временем мой чемодан оказался на брусчатке, возничий учтиво поклонился и, заскочив на козлы, дернул поводья. Я проводила взглядом пыльный после долгой дороги экипаж и вздохнула, впервые оказавшись так далеко от дома совершенно одна.
— Здравствуйте! — поприветствовала всех собравшихся в комнате и смело переступила через порог.
При моем появлении все дружно, словно по команде, повернулись к дверям. Разномастные девушки-конкурентки — брюнетки, блондинки, рыженькие — уставились на меня подозрительно, безо всякой радости. Ближняя ко мне даже буркнула весьма неприветливо «еще одна приперлась». Я скользнула по ним взглядом, быстро пересчитывая. Всего девятнадцать дев, я — двадцатая. Хм, не лишку ли для одного мужика, будь он даже трижды красавцем и сыном наместника?
Чуть поодаль у стены стояла пожилая женщина в длинном изумрудно-зеленом платье. На ней было столько украшений, что от их блеска рябило в глазах. В седые высоко забранные волосы вплетены нити розового жемчуга, на худосочной груди покоился внушительный медальон, а пальцы увешаны таким количеством перстней, что сами пальцы почти невозможно рассмотреть. Женщина лишь мазнула по мне взглядом и отвернулась, что-то лопоча себе под нос.
У окна стоял еще один персонаж — седовласый Ленд Барсон, которого я уже имела честь лицезреть в нашем родовом поместье. Увидев меня, он как-то нервно оттянул воротничок идеально белой рубашки и кашлянул:
— А вот и вы, — прозвучало немного обреченно, с надрывом. Он размотал свиток и сделал жирную пометку, — Ксана Уортон из Боунса.
— Да, это я. Как дела?
— Пока все было хорошо, — осторожно ответил Ленд и с натянутой улыбкой добавил: — я уже думал, что вы передумали и не приедете.
— Да вы что! Такое событие ни за что в жизни пропускать нельзя!
Улыбнулась, прошла в центр круглой комнаты, волоча за собой поскрипывающий чемодан, и с интересом осмотрелась — куда жених спрятался?
Мебели в комнате почти не было — только старинное бюро из красного дерева, на котором женщина в изумрудном платье раскладывала какие-то штуки, и странного вида арка, увитая голубой лианой. Жениху прятаться решительно негде.
— Что-то я не заметила, чтобы он с распростертыми объятиями встречал нас.
— Думаю, вам бы хотелось сначала отдохнуть, прийти в себя после долгой дороги, принять ванну, поужинать, хорошенько выспаться, а потом уже предстать перед взором жениха и его родителей? — учтиво поинтересовался мужчина.
В его словах определенно было здравое зерно.
— Вы правы. Отдохнуть не помешает, — смиренно улыбнулась, — да и поесть тоже хотелось бы.
— Я как раз начал объяснять претенденткам что их ожидает в ближайшие дни, — Ленд обвел рукой присутствующих девушек, каждая из которых волком смотрела на меня. — вы опоздали.
— Простите. Я просто немного заплутала, — пожала плечами, — замок у вас, надо сказать, огромный. Красивый, конечно, внушительный, но пока до нужного места доберешься — из сил выбьешься.
— Почему вы, собственно говоря, с чемоданом? — спросил он как-то грустно и, подняв брови, посмотрел на меня, — надо было отдать лакею.
— Угу. Сейчас. А потом ищи-свищи, куда он мое добро подевал. Нет уж. Я лучше сама.
— И почему я не удивлен? — сжимая переносицу, тихо пробормотал Барсон.
Мне показалась, или у него губы в усмешке дрогнули? Наверное, показалось.
— Что ж, раз теперь все собрались, думаю, стоит повторить то, что я уже сказал, — он взял себя в руки и продолжил бодрым голосом, — чтобы в дальнейшем не возникало ненужных вопросов.
Девицы, вынужденные слушать по второму кругу одно и то же, смотрели на меня недовольно, и на какой-то миг возникло ощущение, будто в зал загнали стадо Илонок. В воздухе так и витал дух высокомерия, каждая из соперниц мнила себя если уж не королевой, то принцессой точно. Ладно, посмотрим, как дальше дело пойдет. То, что я могу стерпеть от родной сестры — ни за что не спущу посторонним, так что пусть не надеются, что их взгляды произведут на меня впечатление. Наоборот, спину выпрямила и улыбнулась всем ласково:
— Что все такие кислые? Слушаем, девочки, слушаем. Запоминаем. Уму-разуму набираемся. В жизни пригодится.
— Ты… — кто-то прошипел сзади.
— Цыц! — шикнула я, прикладывая палец к губам, и к Ленду повернулась, едва сдерживая усмешку: — Продолжайте пожалуйста.
Чувствую, отбор будет веселым. Не простят мне эти дамочки прямой насмешки, ой не простят. Ну и плевать. Такая злючка-гадючка у меня дома своя имеется. И приехала я сюда не дружбу с ними водить, а за женихом.
Боевое настроение било через край, и я была готова приступить к испытаниям хоть сейчас. Хм, еще бы на жениха посмотреть, чтобы знать ради кого воевать будем, но тут придётся любопытство умерить. Похоже, женишок до завтрашнего дня не собирался попадаться нам на глаза, а жаль.
Мужчина обменялся взглядами с седовласой женщиной, тихо кашлянул, прочищая горло, и продолжил:
— Как вам уже известно, меня зовут Ленд Барсон, и я — распорядитель отбора. Это означает, что я отвечаю и за вас, и за организацию всего мероприятия. Если будут возникать какие-то вопросы относительно расселения, вашего удобства в Ралессе и испытаний — смело обращайтесь ко мне. Объясню, расскажу все, что разрешено правилами. Не более того! Помощи при прохождении заданий и подсказок не ждите! — строго добавил он, заметив, как девушки начали перешептываться. Под его суровым взглядом все притихли. — Официальная церемония открытия отбора состоится завтра в пять часов вечера в главном зале. Вас всех представят наместнику, его жене, ну и, конечно же, самому жениху.
Девушки снова заволновались — щечки залились румянцем, а в глазах зажегся жадный блеск. Я тоже почувствовала, как в груди что-то екнуло, а колени мелко задрожали.
— Постарайтесь сразу произвести благоприятное впечатление, — почему-то в этот момент посмотрел именно на меня. — До этого у вас будет время привести себя в порядок и отдохнуть. В присутствии наместника вам расскажут основные правила отбора…
— Мы думали, вы сейчас нам их озвучите, — раздался капризный голос слева.
Недалеко от меня стояла девушка с длинной пшенично-русой косой, в элегантном платье цвета нежной мяты, с вышитыми по подолу крупными розовыми цветами. Она нетерпеливо притопывала ножкой, затянутой в узкую туфельку, и, надув губы, смотрела на распорядителя.
Для претенденток на руку и сердце сына наместника выделили целый этаж в южном крыле. Другие девицы проворно расхватали комнаты поближе, а мне с моим чемоданом, который я так и не нашла кому отдать, досталась самая дальняя — угловая.
И это было здорово!
Думаю, если бы остальные увидели, что скрывалось за той дверью — передрались бы за возможность там поселиться. Комната с окнами на две стороны и террасой, выходящей на главный двор, была настолько просторная, что в ней могли поместиться все двадцать претенденток, да и самому жениху местечка в уголке хватило бы.
За раздвижными зеркальными дверями обнаружилась девственно-чистая гардеробная размером с мою комнату дома, в усадьбе. Все мои скромные пожитки попросту затерялись в ее недрах, сиротливо повиснув на бархатных вешалках.
У стены стояла огромная кровать — такая, что я запросто могла улечься хоть вдоль, хоть поперек, раскинув руки и ноги, словно морская звезда. На прикроватной тумбочке несколько книг и ночник в виде лилии. В другой стороне — круглый стол и два стула с высокими резными спинками. У окна — изящный туалетный столик с зеркалом в золоченой оправе. На нем ровными рядами стояли цветные баночки, флакончики, мягкие пуховки, шелковые кисточки.
Сестра была бы в восторге от такого количества мишуры, а я, если честно, не знала, что со всем этим богатством делать. Ради интереса взяла розовый флакончик с длинной трубочкой, на конце которой висела помпа, усеянная маленькими кристаллами. Покрутила его в руках и нажала на грушу. В воздух пикнуло ароматное облачко чего-то невыносимо приторно-цветочного, в носу тотчас защипало, и заслезились глаза. Громко чихнув, поставила его обратно и, размахивая руками в тщетных попытках разогнать сладкую вонь, устремилась к террасе, на свежий воздух.
Передо мной открылся вид, от которого захватывало дух. Прямо внизу — широкая площадь, выглядевшая сверху впечатляющей. Камни, которыми она вымощена, образовывали сложный концентрический рисунок, а в центре него красовался полумесяц. На другом конце площади — арка, через которую мы проезжали, а дальше — город.
Вечернее солнце лениво отсвечивалось на разноцветных скатах, позолоченных башенках и навершиях, отчего казалось, будто все вокруг окутано сказочной золотистой дымкой. Вдали на холме среди деревьев все так же мрачно возвышался старинный каменный замок.
Красиво. Я-то привыкла к полям да усадьбе своей двухэтажной, и от этого все здесь казалось необычным, волшебным и невероятно прекрасным. Вне себя от восторга я пыталась увидеть все и сразу и, не в силах сделать это, пообещала себе, что завтра непременно отправлюсь на прогулку по городу.
От созерцания Ралесса меня отвлек деликатный стук в дверь. Чтобы не заставлять ждать незваного гостя, я со всех ног бросилась к входу, запуталась в длинных воздушных шторах и едва не повалилась на пол.
— Да чтоб тебя! — прошипела в сердцах, подскакивая к дубовой двери.
Правда, перед тем как ее распахнуть, остановилась, волосы пригладила, пытаясь придать себе достойный вид, и только после этого потянула за ручку.
В коридоре ожидала служанка в темно-синей форме с белоснежным передничком. Она толкала перед собой столик на колесиках, заставленный сверкающими клошами, на покатых боках которых красовался герб города.
— Ужин, — улыбнулась девушка.
При звуке этого волшебного слова я растеклась в блаженной улыбке и поспешно отступила, пропуская ее в комнату.
Спустя полчаса, пребывая в самом благостном состоянии духа, я озадачилась тем, как бы мне принять ванну. У нас дома на каждом этаже по две ванной комнаты, а как дело обстояло в замке наместника, я не знала. Может, у нас тут будет какой-то общий душ? Или баня, где все двадцать претенденток будут толкаться голыми задами и сражаться не только за внимание жениха, но и за свободный таз?
Мысль показалась нелепой. Это же замок! Какой общий душ?! Какие тазики?! В каждой комнате должна быть своя ванна. Придя к такому обнадеживающему выводу, я принялась за поиски. Заглянула в каждый угол комнаты, за каждую занавеску, и в результате нашла то, что искала — неприметную дверь, слившуюся со стеной, а за ней мечту каждого усталого путница — ванну такого размера, что пять человек одновременно влезет, кучу баночек с шампунями и мягкие белоснежные полотенца, сложенные ровной стопочкой на этажерке.
Представляю, как перекосит Илонку, когда я ей обо всем этом в красках расскажу! Так и представляла, как исказится гневом ее бледное кукольное личико, как она будет топать и визжать.
В этот момент я точно убедилась, что жизнь прекрасна.
***
Первая ночь в замке прошла на удивление спокойно. Сытая и распаренная, я юркнула в постель, намереваясь немного почитать, но, сморенная переживаниями и долгой утомительной дорогой, заснула, едва голова коснулась подушки. И спала так крепко, что утром проснулась, лишь когда в дверь громко постучали. От неожиданности подскочила на кровати, не понимая, где я и что вокруг творится. Стук повторился. В этот раз громче и настойчивее.
Немного ошалев, я скатилась с кровати, торопливо накинула шелковый халат и, путаясь в завязках, босиком пошлепала к двери.
— Доброе утро! — проскрипела стоящая за ней старушка.
Маленькая, сушеная, в идеально отглаженной форме, с волосами, затянутыми в тугой пучок. На вид ей было лет семьдесят, но в глазах суровый блеск, достойный генерала армии.
— Здравствуйте, — я уставилась на нее, отчаянно пытаясь не зевнуть во весь рот. — Вам кого?
— Я ваша новая камеристка. Ромерта.
— Э… — промычала я, не зная, что на это ответить. Служанок у меня отродясь не было, и что с ними делать, я не представляла.
Пока приходила в себя, старушка бесцеремонно просочилась внутрь, осмотрелась и решительно направилась к кровати. Я только хлопала глазами, наблюдая за тем, как она живо заправляла постель.
— Вообще-то я собиралась еще поваляться, — пробурчала недовольно, складывая руки на груди.
— Сегодня напьюсь, — произнес категорично и махнул официантке, прося повторить заказ. Через две минуты передо мной стояла полная кружка медовухи и широкое блюдо, на котором веером были разложены ломтики вяленого мяса.
— От радости? — продолжал глумиться ледяной.
Он сегодня весь день потешался над моей бедой. Скотина. Поджечь бы его для профилактики, да без толку. Щитом вьюжным закроется, и все. Знаю, пробовал.
Джер начал веселиться еще на подходе к главному залу, где я должен был предстать перед потенциальными невестами. Ужасное ощущение: стоишь, будто на витрине, а на тебя все смотрят, взглядами жадно лапают. В какой-то момент даже понял, каково приходится бедным девушкам, когда к ним то один, то второй подкатывает. Проникся. Опечалился. Потом разозлился.
В общем, все силы уходили на то, чтобы не подпалить всех красавиц, претендующих на мое внимание, и вести себя достойно, как и подобает сыну наместника. Было сложно. Так сложно, что в какой-то момент я подумал, что не сдержусь. Ледяной маг в этот момент пытался не смеяться. И, сдается мне, родители с распорядителем недалеко ушли. Им всем было весело. Сговорились! Решили проучить!
М-да, зря я с Элькой расстался, по крайней мере, избежал бы вот этого всего.
— Точно напьюсь, — проворчал и залпом в несколько больших шумных глотков осушил кружку.
— Не усердствуй. Завтра первое испытание. Ты должен быть в боевой готовности. Бодр, свеж и полон энтузиазма.
— Собрался нянчиться со мной? — глянул на него сурово.
— Моя задача, как наперсника, притащить тебя на отбор в целости и сохранности.
— Зануда.
— Ты сам выбрал меня на эту роль. Так что не причитай.
— Я и не причитаю. Просто теперь от тебя никакого прока нет. Правилами этими дурацкими связан.
Джер лишь руками развел:
— Значит, вам придется отдуваться, — повернулся к парням.
Энтони и Майлз — друзья детства и редкостные придурки. Вроде уже взрослые, а дури все не убывает, что в одном, что в другом.
— Без проблем, — Майлз стащил с блюда кусок мяса и принялся его активно жевать, — что от нас надо?
— Пока не знаю. Будет видно по ситуации. Три испытания готовил распорядитель. Уверен, там будет все скучно, нудно и по правилам. Туда лучше не соваться. А вот два других я сам лично выбирал. Вот там, если что, и подстрахуете. Надо этих невест из строя вывести.
— И как это сделать?
— Как хотите. Можете их похитить, связать, запереть в чулане. Что угодно, лишь бы у них не получилось пересечь финишную черту.
— Жульничаешь, — невозмутимо подал голос Джер, посмотрев на меня поверх кружки с пенным напитком.
— Не жульничаю, а пытаюсь сохранить свою свободу!
— Так говоришь, будто это смертный приговор.
— А у меня такое чувство, что ты проникся идеями моей маменьки и жаждешь меня женить на одной из этих.
— Там есть очень даже ничего, — руками изобразил округлости женской фигуры.
— Они были бы ничего, если бы я сам их выбирал. А вот так, в принудительном порядке, ничего хорошего в них не вижу. Потому что…
— Стой! — внезапно выкрикнул Джер, прерывая меня не половине фразы. — Замри!
От неожиданности я замер, выпучив на него глаза. Ледяной маг нагнулся, пристально всматриваясь в мою макушку.
— Что там? — шепотом, сквозь сжатые зубы.
— Ничего…Рыжие локоны показались, — беспечно ответил он, усаживаясь обратно, и все дружно заржали.
— Ха-ха-ха! Очень смешно!
Парни гоготали во весь голос так громко, что другие посетители начали на нас оборачиваться.
— Заканчивайте! — рявкнул сердито, но плевать они хотели на мое недовольство.
Мне вот было совсем не смешно. Как вспомню эту каланчу, так трясти начинает. Где там провидцы узрели благородное семейство?! Дочь кузнеца, не иначе! Прямо из кузницы и приехала, или с сенокоса сбежала. Высоченная, здоровенная, громкая, наглая. Ни тебе элегантности, ни девичьей скромности, ни очаровательного кокетства. Я ее как увидел — чуть не споткнулся, глазам своим не поверил.
Ксанка, мать ее, из Боунса.
Бой-баба.
Похоже, я знаю, кто мне будет сниться сегодня в кошмарах.
— По-моему, она интересная.
— Ничего интересного. Вообще. Ноль!
— А вдруг она выиграет? — не сдавался ледяной.
Я только отмахнулся:
— Она провалится если не на первом, то на втором задании точно. Деревня бестолковая, — в этом я совершенно не сомневался. Вылетит мигом, как пробка из бутылки.
— Зато веселая.
— Да? Что-то я не заметил.
— Вы бы здорово смотрелись вместе, — Джер улыбался, прекрасно понимая, что бесит меня.
Вокруг моей руки по столу побежали искры, оставляя темные прожжённые дорожки на деревянной поверхности.
— Значит, сам себе фею присвоил, а мне вот этот вот сокровище пророчишь?
— Вдруг это судьба?
— Да какая судьба? — я вконец рассвирепел. — Чудовище!
— По крайней мере, ты не можешь отрицать, что она выделается на фоне всех остальных.
— Угу. Еще как. И не в лучшую сторону, — огрызнулся и потребовал от официантки еще медовухи, твердо решив достигнуть своей цели — напиться.
***
В день первого испытания я проснулась рано, едва на востоке забрезжил восход. Сон тут же рассеялся, и я при всем желании не смогла бы сказать, что именно там было. Помню только Нольда, который смотрел на меня влюбленными глазами и говорил «радость моя, как хорошо, что ты приехала!».
Настроение после таких приятных сновидений было приподнятым, поэтому я легко выскочила из-под одеяла и начала собираться. Сама заправила кровать, приняла ванну, причесалась, и к тому моменту, как в дверь постучалась Ромерта, была уже почти готова. Она быстрым взглядом скользнула по мне, по заправленной постели и недовольно поджала губы, правда тут же встрепенулась, заметив брошенное на стул влажное полотенце.
— Молодая леди очень самостоятельная, — произнесла она не то с укором, не то с одобрением, — не оставляет старой Ромерте работы.