Отчаянная и нежная (Косвенные улики)

6

Камилла опустила пистолет. Не повышая голоса, она произнесла несколько таких слов, которые передали ее состояние яснее, чем любой крик. Когда она закончила, Айвор только изумленно покачал головой.

— Не припомню, чтобы меня когда-нибудь так здорово отругали. А теперь я вам буду очень обязан, если вы уберете свою пушку. Иначе, чего доброго, вам вздумается пустить ее в ход и вы рискуете испачкать у себя пол кровью.

— Стоило бы, — проворчала она, засовывая пистолет в кобуру и сурово глядя на него. — С этого момента все, что вы скажете…

Айвор многозначительно кашлянул и поднял руку.

— О чем это вы?

— Я разъясняю вам ваши права, прежде чем задержать вас за незаконное проникновение в чужое жилище.

Он не сомневался, что она это сделает. Без малейших колебаний сдаст его в участок, где его сфотографируют и снимут отпечатки пальцев.

— Я отказываюсь от своих прав, предполагая, что вы выслушаете объяснения.

— Так-то лучше… — Она сняла блейзер и бросила его на спинку стула. — Как вы сюда попали?

— Я? Э-э… через дверь.

Ее глаза сузились.

— Вы имеете право вызвать своего адвоката.

Очевидно, юмор на нее не действовал.

— Ладно, сдаюсь. — Он поднял руки. — Я открыл замок отмычкой. Это был чертовски трудный замок. А может, я просто потерял квалификацию.

— Вы открыли замок отмычкой. — Она кивнула, словно ничего другого от него не ожидала. — Вы носите заряженное оружие — автоматический девятимиллиметровый…

— У вас зоркий глаз, лейтенант!

— …и нож, который наверняка длиннее допустимого, — продолжала она. — Теперь оказывается, что вы носите еще и отмычки.

— Они очень удобны. — Айвору не хотелось распространяться на эту тему по причине ее дурного настроения. — Так вот, я подумал, что у вас сегодня был тяжелый день и вы заслужили к приходу домой горячую пищу и холодное вино. Я знал, что вы можете разозлиться, застав меня здесь. Но я верил, что ваше настроение изменится после того, как вы попробуете мой язык.

Может быть, думала она, может быть, если на минутку закрыть глаза, все это исчезнет. Но когда она снова открыла их, он все еще был здесь, нахально ухмыляясь.

— Ваш язык?..

— Маринованный. Я бы поклялся, что это любимое блюдо моей матушки, но она за всю свою жизнь и яичка не сварила. А как насчет вина?

— Вина? Черт побери, а почему бы и нет?

— Вот это другое дело!

Он отступил обратно в кухню. Решив, что пристрелить его она всегда успеет, Камилла пошла следом. Запах в кухне стоял божественный.

— Вы любите белое, — сказал он и наполнил два бокала из ее лучшего хрусталя. — Это прекрасное натуральное итальянское, которое гармонирует с моим соусом. Крепкое, но шикарное. Вот увидите, вам понравится.

Она приняла бокал, позволила ему чокнуться с ней и отхлебнула. Вкус вина тоже был божественный.

— Вы что, волшебник, Найт? — невольно вырвалось у нее.

— Ну что вы, я просто угадываю ваши желания. Кстати, почему бы нам не присесть? Я чувствую, вам хочется разуться.

Они присели на кушетку в гостиной, но она из упрямства не сняла туфли.

— Объяснитесь!

— Я это уже сделал.

— Если вы не можете позволить себе адвоката…

— Господи, до чего же вы настырная! — Он глубоко вздохнул. — Ну хорошо. У меня было две причины. Во-первых, я знал, что вы потратили массу лишнего времени на мое дело…

— Это моя…

— …Работа, — закончил он за нее. — Возможно. Но я подумал, что в таких условиях приготовить вам вкусный обед — это всего лишь способ выразить свою благодарность.

Да, это был красивый жест, но она не хотела этого признавать. Пока.

— Надо было меня предупредить.

— Это был порыв. У вас так не бывает?

— Не испытывайте судьбу, Найт!

— Хорошо. Вернемся к причинам. Повлиял еще тот факт, что я целый час не мог выкинуть из головы всю эту путаницу. Стряпня меня успокаивает, но Луиза категорически отказалась уступить мне свой очаг. Тогда я подумал о вашем. — Он протянул руку и начал наматывать на палец прядь ее волос — И, наконец, мне просто приспичило провести вечер с вами.

Он, кажется, добрался до сути. Камилле хотелось верить, что ее расслабили дивные запахи, доносящиеся из кухни. Но она в это не верила.

— И все же вы открыли замок отмычкой и вторглись в частное владение!

— Единственное место, куда я вторгся, — кухонный буфет, — скромно потупился он. — Больше я ничего не трогал.

Камилла нахмурилась.

— Мне не нравятся ваши методы, Найт. Но все же надеюсь, что ваш маринованный язык мне понравится.

Он ей не просто понравился. Она пришла от него в восторг. Это было восхитительно! Ей приходилось пробовать блюда многих хороших поваров, но ничего подобного она не могла вспомнить.

Айвор сверкал улыбкой, обслуживая ее при свечах. Зачем вся эта романтика? — думала она. Но это было забавно и как-то очень мило.

К тому времени, как она управилась с первой порцией и принялась за вторую, она уже успела сообщить Айвору о своих успехах. Отчеты лаборатории ожидались на следующий день, бармена из «Нэнси» взяли под наблюдение, и девочки из полиции готовились выйти на панель.

Айвор в свою очередь информировал ее о том, что удалось узнать ему. Днем он побеседовал с несколькими местными девицами. Благодаря то ли личному обаянию, то ли деньгам, переходящим из его рук в их руки, он выяснил, что одну из уличных девушек по имени Долли уже несколько недель никто не видел в тех местах, где она обычно бывает.

— По описанию подходит, — продолжал он, подливая Камилле вина. — Молодая, невысокая. Девушки говорили, что она брюнетка, но любила носить светлый парик.

— Был у нее сутенер?

— Вроде бы нет. Я побывал на квартире, которую она снимала. Поговорил с хозяином. После того как Долли дважды пропустила еженедельные платежи, он собрал ее вещички, взял в залог все мало-мальски ценное, а остальное выставил на улицу.

— Посмотри, может, кто-то в этом районе что-нибудь знает о ней.

— Хорошо. Я везде показывал фото Рут и полицейские рисунки. — Он нахмурился. — К сожалению, никто никого не опознал. Некоторых ребят еще надо было уговаривать посмотреть на рисунки. Многие из них хотят выглядеть крутыми парнями, а сами смущаются как дети.

— С ними надо поосторожнее. Большинство еще дома знакомятся с наркотиками, пьянством, физическим и сексуальным насилием. Они не знают, как вырваться из этой атмосферы. — Она повела плечами. — Бегство кажется им лучшим выходом.

— С Рут совсем не так.

— Да, — согласилась она. Надо было, пожалуй, отвлечь его, хотя бы на несколько минут. Она тщательно подобрала последние кусочки с тарелки. — Знаете что, Найт? Вам бы следовало бросить играть в искателя приключений и идти в повара. Вы бы добились грандиозного успеха!

Он понял ее скрытый намек и с некоторым усилием подыграл ей.

— Нет, я предпочитаю готовить для маленьких, частных компаний.

Она задумчиво посмотрела на него. Потом опустила глаза на свой бокал.

— Так кто же научил вас так великолепно готовить маринованный язык, если не мама?

— Когда я рос в семье, у нас была потрясающая кухарка — ирландка, миссис О'Коннер.

— Ирландская кухарка научила вас итальянской кухне?

— Она умела готовить все — от ирландской тушеной баранины с луком до французского петуха в вине. «Айвор, мой мальчик, — говорила она мне, — самое лучшее, что мужчина может сделать для себя, — это научиться хорошо готовить. Надеяться, что женщина набьет тебе брюхо, — это ошибка». — Воспоминание вызвало у него улыбку. — Когда у меня бывали неприятности, а это случалось довольно часто, она усаживала меня в кухне рядом с собой. Я слушал лекции о правилах хорошего тона, а заодно и учился разделывать цыплят и тому подобное.

— Прелестное сочетание!

— В стряпне я достиг совершенства. А когда миссис О'Коннер уволилась — это было лет десять назад, — моя мама впала в глубокую депрессию.

Камилла криво улыбнулась.

— И наняла новую кухарку?

— Француза с плохой осанкой. Она его любила.

— Французский повар в Айдахо?

— Это я жил в Айдахо, — пояснил он. — Они жили в Далласе. Так мы лучше уживались. А что вы можете рассказать о вашей семье? Она где-нибудь здесь?

— У меня нет семьи. А ваше юридическое образование? Почему вы его совсем не использовали?

— Нельзя сказать, что совсем не использовал… — Он внимательно посмотрел на нее. Вопрос был брошен как горящий уголек, и на него надо было ответить достойно. — Я обнаружил, что не приспособлен часами горбатиться над сводами законов, тем более что техника мне была милей юстиции.

— Поэтому вы пошли в авиацию?

— Это был неплохой способ научиться летать.

— Но вы же не пилот?

— Иногда я пилот… — Он улыбнулся. — Извините, Милли, я обычно не вписываюсь в рамки. У меня хватает денег, чтобы делать то, что меня устраивает и тогда, когда мне вздумается.

Это получилось грубовато.

— А военная служба вас не устраивала?

— В течение некоторого времени устраивала. А потом я решил, что с меня достаточно. — Он пожал плечами. Отблеск свечей играл у него на лице и в глазах. — Я кое-чему научился. И от миссис О'Коннер, и в подготовительной школе, и в Оксфорде, и от старого индейца — тренера по конному спорту, с которым познакомился несколько лет назад. Наперед никогда не знаешь, что из полученных знаний может пригодиться.

— А кто научил вас вскрывать замки?

— Вы меня за это не посадите, правда? — Он наклонился, чтобы налить еще вина. — Я вскрывал их по долгу службы. Я работал в так называемых спецслужбах.

— Тайные операции. — Камилла ничуть не удивилась. — Вот почему так много сведений о вас засекречено.

— Это все старые сведения, теперь можно было бы и рассекретить. Но так уж положено, верно? Бюрократы обожают секретность, так же как и волокиту. Что я делал? Собирал информацию или распространял информацию, иногда улаживал некоторые щекотливые ситуации, иногда, наоборот, создавал их — все это согласно приказам. — Он отхлебнул вина. — Полагаю, что могу сказать о себе так: я работал на благо людям. Но только людям из руководства. — Он саркастически усмехнулся. — По крайней мере старался.

— Вам не нравится эта система?

— Мне нравится то, что работает. — На мгновение его глаза потемнели. — Я видел много такого, что не работает, вот как… — Он пожал плечами. — В общем, я уволился, купил несколько лошадей и коров, играл в ковбоя. Но, похоже, старые привычки не отмирают, поэтому сейчас я снова работаю на благо людям. Только не из руководства.

— Можно сказать, вы истратили уйму времени на то, чтобы решить, чем же вы все-таки хотите заниматься.

— Можно сказать… Да, так оно и есть. А как у вас? Какова история Камиллы Паркер?

— Во всяком случае сюжет для фильма из нее не получится. — Расслабившись, она поставила локти на стол и начала постукивать ногтем по краю бокала. Хрусталь отзывался красивым звоном. — Как только мне исполнилось восемнадцать, я поступила в полицейскую академию. Без колебаний.

— Почему?

— Почему в полицейскую? — Она подумала над ответом. — Потому что мне нравится эта система. Она несовершенна, но, если постараться, ее можно заставить работать. А закон… Многие не хотят соблюдать его, и от этого мы теряем немало жизней. Если удается спасти хоть одну, это уже кое-что значит.

— С этим не поспоришь. — Не задумываясь, он положил ладонь на ее руку. — Я всегда видел, что значит для Гейджера законность и порядок. До недавнего времени он был единственным копом, которого я уважал настолько, чтобы довериться ему.

— Мне кажется, вы только что сделали мне комплимент.

— Можете не сомневаться. У вас двоих много общего: ясность видения, негромкая доблесть, любовь к людям… — Он улыбнулся и пожал ей пальцы. — Я навестил девочку, спасенную на крыше. Она взахлеб рассказывала о красивой рыжеволосой леди, которая принесла ей куклу.

— Надо ведь было проследить. Это мой долг…

— …Полицейского! — Восхищенный ее ответом, он поцеловал ей руку. — Долг тут ни при чем, все дело в вас. Душевная мягкость не делает вас плохим полицейским, Милли. Она делает вас хорошим человеком.

Камилла понимала, к чему это ведет, но не отнимала руку.

— Если я добра с детьми, это не значит, что буду добра с вами!

— Но вы добры, — пробормотал он. — И я доберусь до вас. — Глядя ей в глаза, он водил губами по ее запястью. Пульс бился ровно, но учащенно. — Я намерен добраться до вас!

— Вы уже добрались. — Она была слишком умна, чтобы отрицать очевидное. — Но из этого ничего не следует. Я не ложусь в постель с каждым мужчиной, который меня привлекает.

— Рад слышать это. Тем более что вы собираетесь сделать для меня нечто большее, чем переспать со мной. — Он кашлянул и снова поцеловал ее руку. — Господи, как я люблю вашу улыбку, Милли. Она меня сводит с ума! Должен сказать: если мы когда-нибудь и отправимся в постель, то о сне не будет и речи.

Он встал, подняв и ее на ноги.

— Но сейчас, если вы меня поцелуете на прощание, я вам пожелаю спокойной ночи и приятного сна.

Удивление в ее глазах чуть не заставило его расхохотаться. Он мысленно похлопал себя по плечу за удачную стратегию.

— А вы думали, я приготовил вам обед и разделил его с вами, чтобы, воспользовавшись моментом, соблазнить вас? — Он шумно вздохнул и потряс головой. — Милли, я убит! Я совершенно раздавлен!

Она рассмеялась, не отнимая руки.

— Знаете, Найт, иногда я почти люблю вас. Но только почти!

— Вот увидите, еще несколько шагов — и вы будете от меня без ума. — Он привлек ее поближе, и возникшее напряжение отразилось в его голосе. — Если бы я еще позаботился сделать десерт, вы бы на меня молились.

— О-о, вы упустили шанс, — весело парировала она. — Все знают, что после десерта во мне просыпаются первобытные инстинкты.

— Будьте спокойны, я это запомню. — Он поцеловал ее, чуть касаясь губ, видя ее светлую улыбку и чувствуя, что сердце у него тает.

— Теперь уже поздно. — Камилла уперлась рукой ему в грудь, уверяя себя, что надо кончать эту комедию, потому что она уже ног под собой не чуяла. — Спасибо за угощение!

— На здоровье.

Он продолжал пристально смотреть на нее, прищурив глаза, словно видел ее насквозь. Что-то между ними происходило, а что — он не мог понять.

— Я вижу в ваших глазах нечто.

— Что? — нервно отозвалась она.

— Не знаю. — Он говорил медленно, как бы взвешивал каждое слово. — Иногда я вижу это совершенно отчетливо. И тогда спрашиваю себя, где мы находимся. И куда идем.

У нее перехватило дыхание. Она попыталась вздохнуть.

— Вы идете домой, вот куда.

— Да. Сию минуту. Так легко сказать вам, что вы прекрасны, — пробормотал он, словно говоря с самим собой. — Вы, должно быть, так часто это слышали. И эти слова слишком поверхностны, чтобы что-то значить для вас. Но я чувствую: есть еще нечто. — Очень осторожно он привлек ее ближе. — Нечто внутри вас, Камилла. Нечто, до чего я не могу добраться.

— Ничего там нет. Вы гоняетесь за призраками, и только.

— Нет, есть. — Он медленно поднял руки к ее щекам. — Здесь-то и возникает проблема.

— Какая проблема?

— Поймать это нечто.

Он прижался ртом к ее губам и нежно поцеловал. Все ее тело затрепетало. Это было не просто желание, это было что-то опустошающее. Поцелуй проникал в нее все глубже и глубже, заливая ее эмоциями, от которых у нее не было защиты. Его чувства явно одерживали верх на поле боя. Никуда не денешься, уныло подумала она, услышав собственный стон, сдавленный и безнадежный.

Теперь она уже не чувствовала себя такой защищенной перед ним. Она могла снова и снова твердить себе, что не хочет и не может влюбиться в человека, которого почти не знает. Но теперь эти соображения казались ей смешными. Она чувствовала, что в ней пробуждается нечто. И это нечто было больше, чем сердечное тепло.

Для Айвора это было тоже неожиданным открытием. Он вдруг понял, что женщина — эта женщина — может смутить его ум, разбить его сердце и оставить его совершенно беззащитным.

— Я кажется, теряю почву под ногами. — Он отодвинулся от нее, но по-прежнему крепко держал ее за плечи. — И теряю очень быстро.

— Ну, это зря… — Ответ был беспомощным, но лучшего она не смогла придумать.

— Вы так считаете? — Они оба напряглись и отступили друг от друга. — Я раньше ничего похожего не испытывал. И это плохо, — сказал он, когда она отвернулась.

— Я знаю. Я тоже… — Камилла схватилась за спинку стула, где висел ее блейзер. Символ долга, подумала она. И самообладания, которое она теряла на глазах. — Айвор, — взмолилась Камилла, — мне кажется, мы зашли дальше, чем могли себе позволить.

— А может быть, мы слишком долго плыли в стоячей воде?

Она боялась своей готовности утонуть, причем вполне добровольно и даже охотно.

— Я не допускаю, чтобы личные дела смешивались с работой. Если мы не сможем от этого удержаться, подумайте о работе с кем-нибудь другим.

— Мы с вами прекрасно сработались, — возразил он. — И не придумывайте убогие извинения только потому, что не желаете посмотреть правде в лицо.

— Я больше ничего не могу придумать, — сказала она жалобно. Костяшки пальцев, которыми она впилась в спинку стула, побелели. — И это не извинения, это причина. Вы хотите, чтобы я сказала, что вы меня пугаете? Хорошо, я скажу: вы меня пугаете. Все это меня пугает. А зачем вам партнерша, которая не может сосредоточиться, потому что нервничает из-за вас?

— Может быть, такая партнерша меня больше устраивает, чем другая, которая сосредоточивается так сильно, что с ней трудно говорить как с человеком.

Она, кажется, больше не собиралась отталкивать его. Будь он проклят, если позволит ей сделать это!

— Не говорите мне, что вы не можете работать на два фронта, Милли, или что не можете функционировать в качестве копа, если у вас появляются проблемы в сфере эмоций.

— Может, я просто не хочу работать с вами.

— Чепуха. Вы обязаны работать со мной по приказу. И вы не посмеете отказаться искать Рут только потому, что запутались в собственных чувствах.

— Я думаю о Рут и о том, что для нее будет лучше.

— Откуда вы это знаете, черт побери? — взорвался он, и не без причины. Он был на волосок от того, чтобы влюбиться в женщину, которая хладнокровно отказывалась иметь с ним дело в любой области. Он отчаянно пытался найти несчастную девочку, а его помощница угрожала бросить поиски. — Как вы можете судить о том, что для нее лучше? Вы зашорены своими правилами и процедурами так, что ничего не можете чувствовать. Нет, скорее, не хотите. Вы рискуете своей жизнью, да, но от эмоций вас защищает полицейский значок. У вас все так продумано, Камилла, не правда ли? А там — несчастная испуганная девочка, но для вас это совсем другой случай, совсем другая работа!..

— Не смейте рассуждать обо мне таким образом! — Она в сердцах толкнула стул, так что тот отлетел в сторону. — Не смейте оценивать мои мысли и поступки! Вы не знаете, что у меня в душе. Думаете, вы понимаете Рут или одну из тех девиц, с которыми беседовали сегодня? Вы прошлись по убежищам и притонам и теперь считаете, что вы знаете, в чем их проблемы?

Ее глаза заблестели, но не от слез, а от ярости, столь сильной, что ему оставалось только покорно переждать этот взрыв.

— Я знаю, многие дети нуждаются в помощи, но она не всегда приходит вовремя, — пробормотал он.

— О, это так легко в теории! — продолжала Камилла с сарказмом, шагая по комнате. — Подписать чек, принять законопроект, произнести спич. Это так необременительно! Вы не представляете, что значит быть одинокой, испуганной или втянутой в эту адскую мясорубку, куда попадают бездомные дети. Я имела дело с этой мясорубкой, так что не рассказывайте мне, что я чувствую, а чего не чувствую. Я знаю, до чего нужно довести человека, чтобы он бежал, хотя бежать некуда. И я знаю, каково быть пойманным, возвращенным назад, беспомощным, униженным и оскорбленным. Я знаю достаточно. И я знаю, что у Рут есть любящая семья и мы вернем ее туда. Обязательно вернем и не дадим ей скатиться на дно. Так что не говорите мне, что она особый случай. Они все особые.

Она умолкла и пригладила волосы дрожащими руками. В этот момент она сама не знала, что в ней говорит сильнее — замешательство или гнев.

— Теперь уходите, — тихо попросила она. — Я хочу, чтобы вы ушли.

— Сядьте. — Поскольку она не послушалась, Айвор подошел и усадил ее на стул. Она вся дрожала, и он, видя, что довел ее до такого состояния, чувствовал себя так, будто ненароком разбил хрупкую и дорогую вещицу. — Простите! — сказал он, но тут же иронически добавил: — Кажется, для меня это рекорд — дважды за день извиняться перед одним и тем же человеком… Хотите воды?

— Нет. Я хочу, чтобы вы ушли.

— Я не могу. — Он присел перед ней на корточки, так что их глаза оказались на одном уровне. — Милли…

Она откинулась и закрыла глаза, чувствуя себя так, словно взбежала на вершину горы и спрыгнула вниз.

— Найт, у меня нет настроения рассказывать вам свою жизнь, так что если вы этого ждете, то лучше сразу уходите.

— Это не к спеху. — Воспользовавшись случаем, он взял ее руку, холодную, но уже не дрожащую. — Давайте попробуем договориться. У нас есть две проблемы. Первая — найти Рут. Она невинная жертва, нуждающаяся в помощи. Я бы мог найти ее и сам, но на это уйдет слишком много времени. А каждый прошедший день… их и так уже прошло слишком много! Мне нужна ваша помощь, потому что вы способны действовать напрямую, тогда как у меня уйдет вдвое больше времени на обходной маневр. И потому что полностью доверяю вам в этом деле.

— Хорошо. — Она не открывала глаз, пытаясь сбросить с себя напряжение. — Мы найдем ее. Не завтра, так послезавтра. Но найдем.

— Вторая проблема. — Он опустил взгляд на их руки, задержав его на секундной стрелке ее часов. — Я считаю… Но, поскольку это новая для меня область, я должен квалифицировать свое мнение лишь как предварительное высказывание, которое…

— Найт, — перебила она, открыв глаза, в которых сквозила улыбка. — Клянусь, вы говорите в точности как адвокат!

Он вздрогнул.

— Надеюсь, вы не хотели оскорбить человека, который собирается поведать вам о своей уверенности в том, что любит вас?

Она так и подскочила. Он был готов биться об заклад, что она не шевельнется под дулом револьвера, но когда он сказал о своей любви, она подпрыгнула дюймов на шесть над стулом.

— Без паники, — продолжал он. Между тем Камилла слушала чуть ли не со страхом. — Я ведь сказал — «я считаю». Это оставляет нам некоторую безопасную зону для уточнений.

— Для меня ваша зона больше похожа на минное поле. — Боясь, что сейчас снова начнется дрожь, она отняла у него свою руку. — А я считаю, что было бы благоразумно, с учетом всех обстоятельств, отложить обсуждение этой проблемы до лучших времен.

— Ну, а теперь кто говорит в точности как адвокат? — Он засмеялся, не вполне уверенный в том, что смеется не над самим собой. — Дорогая, почему вас это так пугает? Представьте, мне-то каково! Я поднял эту тему только потому, что надеюсь — нам будет теперь легко общаться. Насколько я знаю, в этом нет ничего страшного — ну, вроде гриппа или еще какой-нибудь болезни.

— Что ж, это хорошо. — Она подавила смешок, боясь, что он прозвучит слишком легкомысленно. — Сядьте, успокойтесь, выпейте водички.

— Попробую. — Айвор наклонился вперед, ничуть не смущаясь подозрительным выражением ее глаз и скептическим пожатием плеч. — Но если это не грипп и не что-нибудь другое в этом роде, то с этим надо как-то решать. Впрочем, что бы это ни было, оно может подождать, пока мы не решим первую проблему. Пока мы этим заняты, я не буду поднимать вопрос о любви и всяких мелочах, которые ей сопутствуют, — ну, знаете, вроде брака, семьи и гаража на две машины.

В первый раз с тех пор, как они познакомились, он увидел ее по-настоящему растерянной. Глаза ее расширились, рот слегка приоткрылся. Казалось, достаточно чуть-чуть толкнуть ее — и она упадет как большая кукла.

— Полагаю, я решил правильно, так как, если об этом говорить абстрактно, вы, пожалуй, упадете в обморок.

— Я… — ей удалось закрыть рот и глотнуть, — я считаю, вы сошли с ума.

— Возможно. — Бог знает почему, но ему было весело. — Так что пока давайте сосредоточимся на поисках тех подонков. Договорились?

— А если я соглашусь, вы больше не будете говорить об этих «мелочах»?

Он широко улыбнулся.

— Хотите, дам слово?

— Нет. — Она улыбнулась в ответ, уже успокоенная. — Держу пари, что в случае надобности сумею осадить вас.

— Принимаю, партнер! — Он протянул руку, и они обменялись торжественным рукопожатием. — А теперь почему бы нам…

Телефон прервал то, что Камилла наверняка назвала бы непрофессиональным предложением. Она скользнула мимо Айвора и подняла параллельную трубку в кухне.

Это дало ему некоторое время подумать, что же он затеял, и представить себе, чем все это кончится. Он улыбнулся. Не успела его фантазия разыграться, как Камилла уже вернулась.

— Помните нашего приятеля Митчела, бармена? Его только что взяли за торговлю кокаином. — Она быстро надела кобуру, и на лице у нее появилось боевое выражение. — Его привезли для допроса.

— Я с вами!

— Нет, Найт, — бросила она, натягивая блейзер. — Если Гейджер разрешит, вы сможете наблюдать за допросом через стеклянную перегородку, но это максимум допустимого.

— Позвольте мне сидеть рядом, — взмолился он. — Я буду нем как рыба!

— Не смешите меня. — Она подхватила сумочку и двинулась к двери. — Принимайте условие или оставайтесь, партнер.

Он выругался и двинулся следом за ней.

— Принимаю!