Моя сестра — это горе луковое. Просто сплошное стихийное бедствие! Говорят, что родители балуют младших детей, а вот в нашей семье — наоборот. Кристина всегда получала самое лучше, а я обноски. Она училась в Париже на платном отделении, а я — на бюджете в родной стране. Кристину восхваляли за каждую тройку, а мне просто сказали: «Молодец, дочечка, что поступила в лучший вуз страны на бюджет, но вот Кристина-а-а»…
В результате к своим тридцати годам девушка имела лишь огромный список побед среди мужчин, но со всех работ ее с позором выгоняли. Пока, каким-то неведомым мне чудом, она не устроилась секретарем ректора нашего вуза. Как говорится: работай и радуйся. Нет! То пьянки, то гулянки… Но апогеем невежливости стал звонок в пять утра из-за границы:
— Привет, Персик! Я тут немного загуляла с подругами на девичнике… — на заднем плане слышались радостные хихиканья и пьяные бредни. — В общем, проснулись мы на пляже в другой стране! Прикинь? Будет, что детям рассказать!
Подорвавшись на постели, я даже думать не хотела, зачем она собралась рассказывать об этом детям, волновало больше другое:
— У тебя ведь работа! А если твое поведение повлияет на мою успеваемость, ты об этом думала?
Уже год как в вузе свирепствовал новый ректор — Прохор Германович. Бррр… Язык сломаешь! И видок у него такой, словно приехал головы рубить. В общем-то, так он и поступил: за месяц своего «правления» выгнал тридцать процентов персонала и всех студентов, кто экзамен после третьего раза не сдал. Я не сомневалась, что Кристину за прогул он тоже не простит. И меня вместе с ней, за компанию…
— Скучная ты, Олька, — фыркнула девушка, и во мне злость тут же взыграла. Легко быть «скучной», решая чужие проблемы из-за безысходности! — Я вот зачем звоню… Выйди за меня поработать сегодня, а? А я до завтра вернусь. Как огурчик, обещаю, буду!
— Кристина… — Зарывшись лицом в подушку, я сдавленно застонала. — За что?..
— А я тебе травок привезу… Успокаивающих каких-нибудь, — елейно промямлила та. За этот голосок мама ей все прощала, но я не она. — А-то ты у нас такая нервная, с ума сойти!
Зажмурившись, я сглотнула досаду. Потому что Кристина бы никогда не отменила свои планы ради меня. А ведь сестра даже не спросила, могу ли я подстроить свою учебу под ее работу? Зачем?! Я ведь ДОЛЖНА. Всем и всегда все должна!
— Во сколько Прохор Германович будет на месте? — понуро выдохнула, сдаваясь. Настроение тут же упало ниже плинтуса.
— Ты же моя сладенькая! Я тебе сообщением сейчас все сброшу, — взвизгнула она радостно и тут же замялась: — Только… Эм… Зайчик, одень что-то поприличнее, идет? А то твои вещички, они… Ну… Как помягче сказать-то?..
Я положила трубку и с трудом сдержала желание разбить сотовый об стену. Гардероб мой ей не нравится, да? А может причина в том, что в тридцать лет сестру до сих пор содержат родители, а я на все зарабатываю сама? Подработки в кафе, написание дипломных работ за горе студентов, раздача флаеров…
Покрутившись перед зеркалом в строгом черном платье с белым V-образным воротником, расправила короткие рукава с цветной вышивкой и собралась уже заплетать волосы в две косы, как пришло первое сообщение: «Юбка обязательно ниже колен, рукав длинный, ворот высокий!»
— Без тебя разберусь, — закатив глаза, отмахнулась я.
Не знаю, каждый ли день Прохор Германович приходил на работу после обеда? Судьбинушка отвела от встречи с этим монстром. Но на замену Кристина просила выйти к половине второго дня.
— Что?! Ты серьезно? — ахнула я, когда сестра вдруг призналась, что прячет ключ от приемной прямо посреди вуза. Около лестницы стоял высокий постамент с выпуклыми частями тела первого ректора вуза. Так вот, та самая связка возлегала прямо в каменных штанах. Хочется верить, что никто не заметил, как я что-то активно и упорно там выискиваю…
Увы, сюрпризы на этом не закончились. Стоило переступить порог, как новое сообщение заставило засомневаться в трезвости Кристины: «Рассортируй документацию босса в алфавитном порядке. Разложи письма от одного края стола к другому на расстоянии ровно пять сантиметров друг от друга. Стул от стены отодвинь на семь сантиметров, а коврик на входе — на пятнадцать. Линейка у меня в столе. И, главное, ничего больше не трогай! Поняла меня?»
— Кому-то надо завязывать с выпивкой, — покачав головой, я просто кинула кипу с новой почтой на стол и села на место личного секретаря ректора, ожидая его непосредственного появления. Сестра любила грубо подшутить, но в этот раз я не собиралась идти на ее уловки и подставляться перед ректором собственного вуза. Проблем мне еще не хватало…
Он вошел в приемную ровно в два часа дня, как будто по часам. На пороге стоял высокий темноволосый мужчина с седой щетиной и пугающе строгими голубыми глазами. Прохор Германович посмотрел на меня, как на мешающую на лобовом стекле авто мошку. Я даже поздороваться не успела, как он разверз пространство своим
холодным надменным голосом:
— Где Кристина?
«Отлично! — простонала я про себя. — Моя сестра даже не удосужилась предупредить начальника о замене!»
— Добрый день! — таки поздоровалась я, хотя уже чувствовала, как отъезжаю от страха и неловкости в мир иной. — Кристина заболела и…
— …Не пришла? — закончил тот за меня, морщась от омерзения. Было что-то в чертах мужчины пугающе звериное, дикое. Не успела я отойти, как он снова отрезал: — Уволена.
— Но… — во рту пересохло, пульс битами отдавал в ушах.
— Причины ее пропуска меня не волнуют. Это работа, она ее прогуляла. — перебил меня тот, качнув головой в бок. Затем он вдруг замер, задумчиво впечатался в меня пробирающим до костей взглядом: — Ты ее сестра и учишься здесь.
— Д-да… — ладоши вспотели от шока. Он знал меня, а мы ведь даже никогда не встречались! Всех студентов знать невозможно… Или Кристину пробивал по фамилии? Черт, звучит бредово.
— Это не вопрос, а констатация факта. — В его пугающих глазах мне виделась насмешка. — Вот, что важно: ты такая же безответственная, как и сестра? Гены — вещь бесспорная.
Побарабанив пальцами по столу, мужчина вдруг тяжело выдохнул и бросил на меня такой взгляд, коим одаряют нашкодивших детей. Закатил глаза и испустил еще один тяжелый вздох. Протяжный и страдальческий.
— И за что мне только такое наказание? — еле-еле расслышала его шепот себе под нос.
— Что-что? — пришлось перегнуться через стол. Каблук подкосился, заставляя буквально упасть животом на гладкую поверхность. Прохор Германович тут же встрепенулся, поднялся на ноги и обошел меня сзади.
Я уже знала, что именно ректор собирается сделать: поставить обратно на ноги. Негоже царское имущество крестьянской тушкой вымазывать! Но почему-то он медлил… Шли бесконечные секунды кромешной тишины. И тут до меня вдруг дошло: свободная юбка платья задралась практически до талии, открывая миру вид на мои домашние белые трусы с двумя сочными персиками на попе.
— Вы куда там смотрите? — ахнула я, пытаясь оттянуть края платья пониже. Голова кружилась, координация стала какой-то невнятной. В общем-то, сделать задуманное сразу не вышло.
— На голову твою, — рявкнул он вдруг, крепко сжимая мою талию. Да так, что звезды перед глазами заплясали. Поставил-таки на ноги и, отвернувшись к окну, сделал шаг назад. — Волосы чтобы впредь в косы заплетала? Ясно?!
— Волосы?.. — задумчиво взяв из копны одну прядь, я незаметно для себя накрутила кончик ее вокруг носа. Прохор Германович поймал мое отражение в зеркале и странно завис. Глаза его распахнулись, как два блюдца. — Чем вам мои волосы не нравятся?
— Не нравятся?.. Отвлекают! — отмахнулся тот, пальцами сжимая переносицу и хмурясь так, что вокруг глаз образовалось множество мелких морщинок. Странно, но даже они смотрелись идеально на его чуть смугловатом лице. Я с широко распахнутым ртом наблюдала за тем, как мужчина нервно топает ногой по деревянному полу, как засовывает руку в карман брюк, оттягивая их вперед. Когда он заговорил, голос стал до неузнаваемости торопливый и суетливый:
— Давай так, Ольга. Сейчас ты идешь и собираешь вещи. Я тебя подвезу…
— В клуб? — не поняла я, довольно потирая ладоши.
— В какой еще клуб?! — вспыхнул ректор, снова бросив на меня краткий взгляд. Что-то во мне ему явно не нравилось, потому что тот мучительно замычал и, развернувшись на пятках, направился к огромному шкафу с матовыми стеклянными дверцами. Распахнул его, а там полно алкоголя. Вот тебе и правильный во всем Прохор Германович! — Ага-ага, в клуб, да-да. Поверь, у тебя завтра еще те огни перед глазами мигать будут. А еще вертолеты. Может, даже авианосцы.
— А вы со мной? — не унималась я, так с места и не двинувшись. — Ой, как мы с вами оторвемся! Прямо вижу, как…
— НА ВЫХОД, — закричал Прохор Германович так, что у меня чуть перепонки не лопнули, да еще и пальцем на дверь указал. — БЕГОМ, Я СКАЗАЛ.
Зачем-то подхватив чайник с чашечкой, я кинулась за свой рабочий стол. Даже дверь ему заботливо заперла. Краем глаза в последний момент заметила, как наш ректор наконец опустошает первую рюмочку.
— А чай-то вы так и не попили, как же так? — горестно покачав головой, я быстро залила в заварник новую воду. Порыскала по полочкам Кристины, а там самая обычная черная одноразовая бутылочка. Чистая, хорошая. Вылила туда новую порцию чая, поставила на открытое окно. Пока собралась, он остыл полностью.
— Готова? — когда Прохор Германович вышел из своей кельи, он был все тем же злобным змеем, готовым жалить в любой момент. Лишь слегка мазнул по мне взглядом и быстро вышел в коридор. Я даже замерла в изумлении от такой резкой смены настроения, а тот как заорет: — ОЛЬГА!
Прихватив чай, сумочку и куртку, быстро двинулась за ним. Последние пары заканчивались в восемь вечера, так что все студенты уже покинули вуз. Мы шли по пустым коридорам в гробовой тишине, и я буквально нутром ощущала, каким раздраженным был ректор.
На улице стояло желтое такси из приложения. Одно. Для двоих. Лучше, чем ректор бы подшофе на авто своем повез, но все равно страшно… Бросив на него настороженный взгляд, я в пол голоса прошептала:
— А может, я сама как-то…
— В МАШИНУ, — распахнув дверь, мужчина буквально силком запихнул внутрь и, вместо того чтобы сесть впереди с водителем, умостился рядом. Назвал адрес общежития, заставляя глаза округлиться в изумлении. — Да, Ольга, представляешь? Я, в отличие от некоторых, знаю, где мои студенты живут! Тебя это удивляет?
Выглядел он, прямо скажем, как голодный питон: ерзал на месте, гневно пялился на голые колени, то и дело цыках, стирал со лба пот. Спорить, что общежитий от вуза четыре, даже не стала. Может, просто угадал?
— Это у тебя что? Вода? А ну, дай-ка сюда! — в наглую выдернув из моих рук сжатую до сих пор бутылочку, он распахнул ее и буквально одним глотком осушил до дна. Я даже слова вставить не успела.
Казалось, что ничего не поменялось. Прохор Германович лишь задумчиво причмокнул губами, языком по ним провел в растерянности, пытаясь словно уловить что-то... Затем, видно, плюнул на эти мысли и откинулся на спинку сидения, устало прикрывая лицо ладонью.
Удивительно, но я буквально пятой точкой ощущала, как мужчину окутывает флер спокойствия и нирваны. Дышать стало легче, теперь могла спокойно рассматривать яркие огни вывесок столицы, сменяющих одна другую. Я бездумно пялилась на них, как вдруг увидела нечто нам необходимое:
— Остановите! Остановите, срочно!
— Черт… Что там у тебя? — ректор раздвинул пальцы, сквозь них сверкнули пронзительные глаза.
— Клуб! Вот, что нам надо! — едва ли не подпрыгивая на месте от окутывающего адреналина, я подождала, пока водитель, наконец, притормозит, и пулей выскочила из авто.
— ОЛЯ, МАТЬ ТВОЮ! — раздался за моей спиной голос, но мне было уже плевать. — Тебя когда-нибудь пороли?!
Яркая радужная вывеска лучиками обрамляла высокие железные ставни. Огромный широкоплечий темнокожий гигант в розовой майке посмотрел на меня волком и преградил дорогу:
В своей жизни я целовалась трижды: с первой любовью на выпускном балу перед расставанием навсегда (жизнь развела нас в разные уголки мира); с первым настоящим парнем на втором курсе вуза и, наконец, одногруппником на одной давней вечеринке. Последний был моим другом… Но, как оказалось, дружбы между мужчиной и женщиной не бывает, кто-то один обязательно испытывает нечто большее.
С Прохором Германовичем все было иначе. Никакой неловкости, притирки, сомнений. Его язык заставлял меня забыть о мире вокруг! Протрезветь, снова опьянеть до головокружения. Это был какой-то странный ритуальный танец… Или битва на мечах? Победитель — заранее известен, на этот трон я даже не претендовала.
Он был сильнее меня, энергетика мужчины окутывала теплым пледом. Уверенные ладони умело скользили по телу со знанием дела. За ними оставался шлейф из мурашек и покалываний, платье поднималось все выше и выше.
Когда пальцы коснулись голого живота, я сдавленно застонала, переставая дышать. Забывая, как правильно это делать. Прохор Германович отстранился, с утробным урчанием утыкаясь кончиком носа мне в шею, выписывая на ней агрессивные измученные круги.
Не помню, в какой момент я оказалась сидящей на столе с широко разведенными ногами… Когда Прохор Германович успел вклиниться между них… Но стоило ощутить, как сильно напряжена его ширинка, позвоночник встал колом, с губ рвано сорвалось:
— Вас же не впечатлил мой шпагат!
Губы возникли на месте носа… Мимолетные краткие поцелуи, сменяющиеся нежными едва ощутимыми укусами. Сейчас тело мое напоминало электрический провод, искрящийся даже от легкого сквозняка. Ладони мужчины медленно спустились вниз, незаметно проникая под резинку трусиков, голос стал до одури низким:
— Сама говорила, что умная.
— Но… — легкие сдавило, внутренности скрутило в плотный узел. Закинув руку ректору на шею, я не удержалась от желания запустить пятерню в его густые шелковистые волосы. Прохора Германовича передернуло, зрачки расширились до совершенно пугающего размера, полностью заслоняя собой голубой цвет. — Вы же говорили, мол, такое вспоминают, когда больше не за что зацепиться.
— Хм… — ректор облизнул губы, на мгновение отстраняясь. Полминуты длилась напряженная тишина, а затем он просто толкнул меня на стол, идеально разложенные там предметы под линейку рассыпались по полу. Удивительно, но Прохор Германович и глазом не повел. Платье было на уровне груди, колени свисали с края, ноги не доставали пола. Мужчина поставил два пальца на бедро, изображая человечка и его путь по окрестностям моего тела. — Не ты ли говорила, что красивая?
— Вы же так не думаете! — каким-то чудом отмахнулась, хотя все мысли были сосредоточенны вокруг тех самых пальцев, добравшихся точки «в». Сжав края стояла пальцами до побеления костяшек, я прикусила губу и замерла.
— С чего ты взяла? — спокойно и умиротворенно выдохнул, прежде чем сделал это. Перешел ту самую грань, которая, по правде говоря, давно была позади — проник прямо под тонкую ткань, касаясь пушка на лобке. Прохор Германович замер в удивлении. По лицу его можно было сказать, что растительность на причинном месте у женщин он никогда не встречал, но лично я не считала нужным избавляться от трех несчастных волосин, чтобы на их месте выросло сто новых: жестких и толстых.
— Это видно по вашему лицу, — веки опустились сами по себе, когда большой палец мужчины плавно прошелся по складкам вниз, не проникая внутрь. Словно играя со мной, доводя до предела.
— Значит, — ректор сделал шаг назад, снова упираясь ширинкой теперь уже в трусики, — ты просто не туда смотрела, Персик.
Резко распахнув свои глаза, я столкнулась с его голубыми глыбами. Холодными, как арктические льдины… Парадокс, ведь от них становилось невыносимо жарко! Импульс возбуждения заставил вздрогнуть, Прохор Германович словно ожил.
— С этим мы решили, — сделал странный вывод тот, хотя лично я ничего не поняла. — Теперь мне нужен конкретный ответ на четкий вопрос, девочка.
Я бы никогда не подумала, что возможно подойти к грани без прикосновений к клитору, Прохор Германович сделал именно это. Он ходил вокруг до около, заставляя испарины пота стекать по лбу, но не позволял себе большего. Играл со своей жертвой, а мне нравилось быть его добычей. Нравилось быть той, из-за которой у него член пульсирует в плотных преподский штанах!
— Ммм?
— Что ты думаешь, — палец мужчины таки коснулся горошины, где скопилось все мое возбуждение. Обессиленно застонав, я откинула голову назад, сбивая все оставшиеся предметы со стола. Кажется, что-то разбилось на заднем плане, послышался грохот… — обо мне?
Ему требовалось коснуться лишь еще раз… Всего чертов один раз! И я пришла бы к финалу. Но он остановился, заставляя зарычать от злости и бессилия, напомнив:
— Ответ. Я его жду.
В который раз за день оценив Прохора Германовича, я вдруг поняла, что этот мужчина умел и любил приказывать. Но, кроме всего прочего, требовал беспрекословного выполнения своих, пусть порой и абсурдных, «хочу». Либо так, как он сказал, либо никак. И когда ты лежишь у него на столе и изнываешь от желания кончить — выбора особо не остается, кроме как подчиниться.
— Скажем так... Я рада, что вы не гей! — выплюнула гневно.
— Почему? — бровь его взметнулась. Не давая мне остыть, он узорами очерчивал лобок, половые губы, бедра…
— Потому что, — это было выше меня, дыхание сперло, голова закружилась, тело тянуло от постоянного напряжения, — вы охренительно сексуальный мужчина!
Он улыбнулся так, что мое сердце перестало биться. Это была улыбка победителя по жизни.
— Что же, Ольга… Пока сойдет, — странно выпалил он и, прежде чем я успела очнуться, скользнул пальцами по клитору. Пару опытных поглаживаний, и меня разорвало изнутри вспышкой сверхновой. Самый мощный, головокружительный оргазм за всю жизнь! Пока я корячилась в судорогах, мужчина времени не терял. Звякнула бляшка ремня, молния брюк, шелест ткани… Горячий, налитый кровью член уперся между влажных складок.
Я проснулась резко, шею прострелило так, что слезы из глаз брызнули. Вместо подушки под головой лежал свернутый калачиком маленький зеленый плед. Пользы от него особой не было, лишь слегка смягчал острые углы быльцы дивана.
Сев на «постели», я скинула с себя объёмный мужской пиджак, тот упал прямо на зеленый ковер. Перед глазами все плыло, сознание было неясным. Разминая шею, я пыталась понять, что вообще происходит и где нахожусь.
— Вообще-то, — мягкий хрипловатый баритон вторгся в мой внутренний мир, как гром среди ясного неба. Я вздрогнула, с ужасом и растерянностью проследив за тем, как Прохор Германович наклоняется и поднимает пиджак. Аккуратно расправляет плечики и вешает на специально отведенную вешалку из красного дерева. — это стоит целое состояние.
— И что? — выпалила первое, что пришло в голову, но тут же спохватилась: — Не я его на себя накинула.
Или я?.. На это вопрос ответа пока не было. Порядком мутило, воспоминания возвращались дозированно. То, как принесла чай Прохору Германовичу и тот устроил мне допрос с пристрастиями. Но… КАКОГО ЧЕРТА Я СПАЛА В ЕГО КАБИНЕТЕ?! Какого черта он тоже здесь?!
— Да, это сделал я, — согласно кивнул тот, вдруг поворачиваясь ко мне и осматривая пристально и надменно. — В таких случаях надо быть еще более благодарной, чем обычно.
Мне не нравилось, как его безумно светлые глаза прожигали во мне дыру, бросало в дрожь. Даже глядя себе под ноги, я ощущала внимание ректора.
— Что же, — пошатываясь, решила разобраться в происходящим ЗА пределами данного места и одной, посему вскочила на ноги, голова тут же закружилась, в глазах потемнело. — Пойду я, наверное.
Прохор Германов возник из ниоткуда, удерживая за талию, не давая повалиться с ног. Он испуганно посмотрел мне в глаза, там читалась непонятная мне озабоченность. Мужчина почти мгновенно согнал эту лишнюю эмоцию, убедившись, что я уже в порядке. Только руки с талии почему-то не убрал.
— Думаешь, — с мерзким сарказмом процедил тот, сдавленно смеясь, — я буду тебя уговаривать остаться? Наивная ты душа, Ольга.
— А?.. — стало не по себе. Настолько, что на мгновение я даже забыла, что ночь провела в кабинете ректора собственного вуза и практически ничего не помню.
— А то, — фыркнул он, пальцами неосознанно поглаживая мою талию, чем вызывал странные непонятные мне мурашки и дикое желание провалиться свозь землю от неловкости, — таких, как ты, миллионы. Вчерашнее недоразумение не делает тебя особенной.
«Недоразумение», — пометила я про себя и нахмурилась. Обидела я его, что ли? Чего он иначе так пыхтит, как паровоз. Явно на нервах меня все ближе и ближе к себе придавливает.
— Понимаю, — дежурно кивнула, состроив виноватую гримасу. Чтобы там ни было, ректора злить нельзя. — Очень жаль, что так вышло.
— Жаль? — бровь его взметнулась ко лбу, из-за чего на коже появились мелкие морщинки. Такое ощущение, что моя реакция мужчину не успокаивала, а только больше раздраконивала. Сжав зубы, он пропыхтел: — О чем именно ты жалеешь, девочка.
«Девочка» — от странного обращения меня повело. Хотя что не так? Собственно, я ведь и есть девочка. До женщины пока не дослужилась, как говорится.
— Обо всем, — отмахнулась. Как никак, именно ректор решал мою судьбу в данном заведении. — Обо всем, Прохор Германович, поверьте мне!
— Хмм… — вытянув губы вперед, тот сделал шаг назад, наконец оставляя меня в покое. Я только тогда смогла дышать, легкие уже порядком пекли. Когда мужчина подпер лицо рукой я заметила, что рубашка его мятая и рукава закатаны до локтей. — Кажется, я понимаю, Ольга.
— Понимаете? — прикусив губу, я украдкой взглянула на дверь. Прикрыта она была плотно, как бы не на замок. Юркнуть бы туда по-быстрому и сбежать, как можно дальше! — Это хорошо, что вы такой понимающий! Можно я тогда просто…
— Это такая игра, — сделал самые странные и идиотские выводы мужчина, довольно хлопнув в ладоши. — Цену себе набить! Вы это умеете, — пока Прохор Германович размашисто направлялся к рабочему столу, я задавалась несколькими вопросами сразу. Во-первых, почему вокруг так чисто, словно после генеральной уборки? Во-вторых, если он тут тоже спал, то где? Диван-то один! Не на кресле же! И, в-третьих, что за бессвязную околесицу тот несет? Сомневаться еще больше в психическом состоянии ректора я начала, когда тот протянул мне какой-то написанный от руки договор и подбородком указал на стул. — Садись, Ольга. Подписывай.
— Что? — я так и осела обратно на диван, а не туда, куда приказано. Нервный ректор мне сам принес бумажки и даже ручку выделил какую-то блатную — в кожаном чехле и с мраморной крышкой.
— Тут сразу все, — самодовольно заявил тот, пальцем тыкая в рандомные, по моему мнению, строчки. — Отказ от претензий ко мне, договор о неразглашении, заранее озвученная стоимость оказанных услуг на будущее… — принялся перечислять тот, и я почти убедила себя, что разбила что-то в кабинете и тот хочет замять конфликт, как тот резюмировал: — И, естественно, заранее оговоренный график встреч, место, одежда, время… Как ты понимаешь, сюрпризы я не люблю, лучше прояснить все на берегу.
Пытаясь понять, о чем идет речь, я чуть мозг не сломала, пока нервно не рассмеялась:
— Прохор Германович, поверьте, я больше не горю желанием работать вашим секретарем. Сегодня должна вернуться Кристина и…
— А ты и не будешь, — удивился тот, словно это само собой разумелось. — Это просто зашкаливающий уровень неэтичности. На такое я пойти не могу. К тому же, за другие услуги ты будешь получать гораздо больше. Или это ты так торгуешься? Тебе сверху накинуть для проформы?
Зажмурившись, я сжала в руках бумаги и тяжело вздохнула. Голова пульсировала, тело ныло, мысли с трудом складывались во что-то цельное, а Прохор Германович от меня что-то требовал, и вникнуть в суть совершенно не выходило.
Сцепив зубы, я-таки опустила взгляд на договор и быстро принялась его просматривать. Больше всего меня поразила последняя страница, глаза так и округлились.
Марина очнулась первая, подхватила меня под руку, на ходу собирая вещи и толкая в сторону парты. Я смогла вздохнуть, лишь когда буквально упала на стул.
— Да что с тобой такое? — прошептала девушка, сама раскладывая учебники по столу. Я же не могла поднять взгляд, буквально изнутри разрывало на части. — Не выспалась, что ли?
— Ага, — нервно прикусив губу, я попыталась сбить оскому. Стоило вспомнить, в каком положении я бросила Прохора Германовича в кабинете, и самые различные планы мести снова и снова лезли в голову.
— Итак! — с грохотом мужчина ударил кулаком по столу, мое сердце подпрыгнуло так же внезапно, как и все содержимое стола. — Начнем, наконец, раз все уже собрались.
— Ивановой нет, — выкрикнул кто-то безумно смелый с последней парты, — и Быкова с Морозовой тоже. Может, стоит…
Мужчина замолчал в раздумьях, но я отлично темечком чувствовала его прожигающий взгляд, когда ректор холодно отрезал:
— Их ждать не будем.
— Не поняла, — снова подала голос Марина, — Прохор Германович разве английский ведет? Не думала, что он когда-то станет…
— Никифорова! — воскликнул мужчина. Я мечтала раствориться в деревянном стуле, как в кислоте, но этого сделать, увы, не вышло. Так и не найдя в себе силы посмотреть ректору в глаза, я кратко кивнула. Даже от этого дух перехватило. Атмосфера в помещении стояла, мягко скажем, не позитивная. Хотелось распахнуть окно и полетать вместе с птицами. Тот же не унимался: — Болтаешь? Значит, вчера прогуляла занятия, судя по журналу, а сегодня просто ничего не делаешь?
— Но она не… — начала была заступаться за меня подруга, но новый удар по столу ее буквально заткнул:
— Молчать! Здесь говорю я!
Никто не смел ему противоречить. Энергетика мужчина навевала атмосферу пугающего страха даже на самых отъявленных бездельников. В тот день я впервые узнала, что в аудитории есть часы. Они тикали почти так же громко, как билось мое сердце.
— Так вот, — деланно спокойно выдохнул мужчина. Судя по звукам, он сел за стол. Ловко и незаметно ректор разложил предметы на нем в только ему понятой последовательности. Другие наверняка восприняли это, как некую игру, но я-то знала — Прохор Германович помешан на таких штуках. — Сегодня Людмила Макарова решила взять выходной, я решил лично проконтролировать качество знаний моих студентов. В особенности, если учесть, что половина из вас учится на бюджете…
— Разве вы учились не на политологии, как это связано с английским? — буквально перебила мужчину все та же девочка, что недавно спрашивала про отсутствие студентов. Прохор Германович бросил на нее прищуренный взгляд, и та мгновенно замолчала. Он буквально прибил ее к стене бесконтактно, как комара электричеством.
— … Я продолжу? Спасибо! — съязвил тот сквозь зубы. — Начнем с тех, в знаниях которых у меня изначально закрадывались сомнения… Никифорова!
Я знала, что так будет… Для этого не требовалось быть экстрасенсом или обладать другими сверхъестественными способностями. Он пришел сюда за мной — это очевидно. Точнее не так: за моей мертвой и обязательно униженной тушкой, которую выгонит из вуза под любым предлогом.
Душа покинула тело, конечности одеревенели. Вцепившись пальцами в края парты до побеления костяшек, я будто боялась, что кто-то насильно меня будет выгонять вон.
— Жду, — не так резко, но все же потребовал он.
Такое понижение тона дало мне сил хмуро уточнить:
— Чего?
— Пока рак на горе свистнет, а я перестану повторять по два раза! — взорвался тот, указывая мне на тумбу у доски. Обычно за ней читали лекции и опрашивали устные домашние задания, доклады, рефераты… На текущий день нам не было задано ничего подобного. — Поторопись. Знаешь, я не такой уж и старый, но боюсь не дожить до того невероятного момента, КОГДА ТЫ НАКОНЕЦ-ТО ПРОСНЕШЬСЯ!
Тяжело вздохнув, я бросила краткий взгляд на растерянную и ничего не понимающую Марину. Она даже не знала, чем мне помочь, потому как на прошлой паре английского была контрольная, а значит, сегодня проверять было элементарно нечего.
— НИКИФОРОВА! — рявкнул он снова, и я таки подпрыгнула на месте, как черт из табакерки. Чуть стул на пол не полетел.
— С богом, — пробормотала себе под нос, нехотя передвигаясь семимильными шагами к стойке. Она, как обычно, была исписана шариковой ручкой, родной и любимой. Раньше меня успокаивала, но теперь совершенно не спасала от гнева Прохора Германовича.
— Начнем, — уверена, все вокруг услышали безумное коварство в голосе мужчины. Во рту почувствовался вкус метала, когда я до одури закусила губу изнутри. — Перечислите все диалекты Великобритании, Ольга.
Все в аудитории навострили уши, я таки нашла в себе силы уставиться на мужчину, с комом в горле быстро пробормотав:
— Извините…
— Не извиняю, — фыркнул тот, перебивая. Раскинулся на стуле, как король, разве что ноги на стол не закинул.
— …Но данный вопрос не имеет никакого отношения к английскому языку, — таки нашла в себе силы продолжить я, хотя внутри давно уже умерла. — А историю данной страны мы не изучали. В нашей программе ее элементарно нет.
— Хм… — подперев подоконник, этот умник обвел взглядом класс. Никто не смел ему даже слова против сказать, хотя за спиной многих студентов возмущал холодный высокомерный нрав Прохора Германовича. Это как в интернете: все недовольны властью, а в реальной жизни язык в одном месте. — Не ты ли утверждала, что очень умная? Должна тогда знать все.
Покопавших в воспоминаниях, я вдруг вспыхнула, как спичка. Переминаясь с ноги на ногу, нервно одергивала тесную юбку вниз. А та, словно нарочно, задиралась все выше и выше. Прохор Германович мазнул взглядом по моему силуэту и застопорился на ногах. Зрачки его расширились, дыхание участилось, пальцы сжали лежащий рядом карандаш.
— Я не самая умная, — промямлила невнятно под едва различимые смешки одногруппников. Одна Марина уже весь маникюр сгрызла, бедная. Ее роскошные рыжие локоны начинали потихоньку седеть от переживаний. — Просто… Умная и все.