Отель «Руби» (ЛП)

Глава 8

Пронзительный звонок телефона вырывает меня из сна. Я сажусь, и комната наклоняется сначала в одну сторону, потом в другую. На мне всё та же одежда, свет включен. Не помню, как легла. Сквозь туман проступают воспоминания о том, как я говорила с портье, просила приглашение, а всё, что было потом, становится мутным пятном. На прикроватной тумбочке стоит флакон с лекарством, и я издаю громкий стон, поражаясь собственной тупости — зачем я выпила эту таблетку? Телефон звонит снова, и я бросаюсь к нему, чтобы успеть ответить.

— Алло? — стряхнув с себя сонливость, спрашиваю я.

— Прости, — говорит голос. — Я не хотел тебя будить.

Я не узнаю звонящего, а потом раздаётся смех Элиаса.

— Алло? — спрашивает он, как будто я снова могла заснуть.

Я непроизвольно улыбаюсь, причём очень дурацкой улыбкой, так что хорошо, что он не может меня видеть.

— Я тут. Как прошла твоя вечеринка?

Он недовольно бормочет что-то себе под нос и кажется уставшим — и поэтому я представляю его лежащим на кровати на несколько этажей ниже.

— Всё как обычно. Но я бы предпочёл не говорить о сегодняшнем вечере, — отвечает Элиас. — Тебе понравилось на крыше?

Должно быть, он держит трубку очень близко; его голос звучит приглушённо и хрипло. Чертовски сексуально.

— Было весело, — говорю я. — Хотя закончилось всё немного жутковато.

— Здорово.

Мгновение мы оба молчим, и мне интересно, не передумал ли он встретиться со мной. Да, уже где-то часа четыре, но мне, в любом случае, утром некуда торопиться.

— Элиас… — начинаю я, но он обрывает на меня.

— Не хочешь поесть? — спрашивает Элиас. — Мы можем совершить налёт на кухню. Немного побыть вместе. — Думаю, я слышу, как он улыбается. — Встретить восход солнца.

— Умираю с голоду, — отвечаю я, не в силах скрыть свой восторг. — Но меня не вышвырнут вон? Потому что каждый раз, когда мы видимся, одного из нас всё время просят уйти.

— Не сегодня. Я проведу тебя тайным путём, нас никто не заметит. Мы возьмём всё, что нам захочется, а потом пойдём поесть в сад. К вестибюлю и близко не подойдём.

Я смотрю в окно, вспоминая, как темно на улице. Вспоминая памятник.

— Снаружи темно, — говорю я.

— Тогда мы поедим в моей комнате. — Элиас смеётся. — И клянусь, я буду истинным джентльменом и не стану распускать руки.

— В твоей комнате, говоришь? — Я надеюсь, он понимает, как сильно меня влечёт к нему. И надеюсь, что его намерения быть джентльменом включают в себя поцелуй на ночь. Я протягиваю руку и беру свой мобильник, но экран не загорается. Разрядился. Разве я не проверяла его до этого?

— Который сейчас час? — спрашиваю я у Элиаса.

— Точно не знаю. Но, если хочешь, можем перенести это на другую ночь. — В его голосе звучат извиняющиеся нотки, но теперь мне всё равно уже не уснуть.

— Я больше не чувствую себя уставшей. Вообще-то, я и не уставала. Но Лурдес дала мне таблетку, и я…

— Погоди, что? — встревожено спрашивает Элиас. — Почему она дала тебе таблетку? С тобой всё в порядке?

— Да, я… в порядке.

Я вращаю плечом, проверяя свою руку, но боль полностью ушла. Как будто её вообще не было. Свешиваю ноги с кровати, встаю и расправляю одежду, а затем направляюсь в сторону ванной, чтобы немного привести себя в порядок. Смотрюсь в зеркало: щёки розовые после сна, волосы послушно не топорщатся в разные стороны. Я улыбаюсь.

— Ну, так на каком этаже кухня? — спрашиваю я, пока он не передумал.

***

Элиас живёт в номере на седьмом этаже, окна которого выходят в сад. В ту же минуту, как он открывает дверь в свою комнату, передо мной открывается захватывающий вид. Силуэты деревьев и кустарников темнеют на фоне тёмно-синего неба, посветлевшего у линии горизонта. Должно быть, уже почти утро.

Если мы выключим свет, то сможем вместе наблюдать восход солнца. Я оборачиваюсь на Элиаса, который, стараясь не уронить тарелку со своего стакана, медленно закрывает дверь, чтобы она с шумом не захлопнулась. Мы сделали себе сэндвичи с арахисовым маслом и желе и налили по стакану молока. Кому нужны шампанское и чёрная икра? По мне так это куда романтичнее.

— Твой номер лучше моего, — говорю я и ставлю свою тарелку и стакан на комод. Откусив от сэндвича, киваю в благодарность за его фантастическое предложение, включившее еду. Потом я начинаю ходить по его номеру, восхищаясь каждой изящной деталью. Элиас садится на диван и сразу же дважды кусает сэндвич.

— Ты не ел на вечеринке? — спрашиваю я, стараясь вспомнить, видела ли я там фуршетный стол.

— Мне не нравится их еда. — Элиас откусывает ещё раз, а затем откидывается на спинку дивана и кладёт лодыжку одной ноги на колено другой.

На угловом столике лежат часы, но стрелки показывают полночь. Они металлические, тяжёлые, но я надеваю их на своё запястье и застёгиваю. Повернувшись к Элиасу, показываю, как свободно они висят на моей руке, что даже соскальзывают до локтя. Он улыбается, спокойно наблюдая, как я копаюсь в его вещах. Словно ему комфортно от того, что я нахожусь в его спальне.

— На какие средства ты здесь живёшь? — спрашиваю я и кладу часы на место, а потом возвращаюсь к своему сэндвичу. — Родители помогают?

— Типа того. Моя мать ещё в самом начале заплатила за эту комнату кучу денег. Плюс она как бы досталась мне в наследство из-за трагедии, что случилась с моей семьёй. Они никогда не смогут выставить меня вон. Даже если я не буду платить.

— Пожар, — произношу я, и Элиас удивлено смотрит на меня. Прежде чем мне удаётся объяснить ему, он кивает.

— А, Лурдес рассказала тебе о «Руби». Ей нравится приукрашивать эту историю. Тебя напугали у фонтана? Она старается, чтобы с каждым разом было ещё страшнее.

Я, задумавшись, ем сэндвич. Вообще-то, это не было так уж страшно.

— По-моему, это печальная история, — глядя на Элиаса, говорю я. — То, что произошло с теми людьми, просто ужасно!

— Но тем не менее жизнь продолжается, — тихо произносит он и допивает остатки молока так, словно это порция спиртного. А затем, со звоном поставив стакан, спрашивает меня: — А теперь давай поговорим о тебе, Одри. Как ты оказалась в «Руби»?

— А как же домашние правила?

Элиас смеётся, закинув голову назад.

— Ничего себе, ты поразительно хорошо вписываешься в это место!

Когда он снова смотрит на меня, видны его ямочки на щеках.

— Я ненавижу домашние правила, — говорит он. — Мы должны их нарушить. Я никому не скажу.

— Это будет нашей тайной? — игриво спрашиваю я. — И значит ли это, что ты расскажешь мне свои секреты?

— Если ты того хочешь.

Элиас расслабляет узел на галстуке, снимает его через голову и бросает на подлокотник дивана. И меня опять притягивает его непринуждённый, но в то же время элегантный вид.

От желания у меня учащается пульс. И немного от страха. Тяжело восстановить дыхание, и я отхожу к окну. Линия горизонта подсвечивается золотым сиянием; новый день. Новый старт.

— Я приехала сюда с отцом и братом. — Снаружи на окне собралась влага, и я провожу пальцем по холодному стеклу, а затем тихо говорю: — Моя мама умерла. Три месяца назад. Я не знала, как справиться с этим, вела себя отвратительно. Потом влипла в неприятности, и вот теперь папа везёт нас к нашей бабушке, у которой мы останемся жить. Отель — это пит-стоп перед началом моей новой жизни. Жизни, которую я не хочу.

Элиас молчит так долго, что я поворачиваюсь к нему. Взгляд его тёплых глаз стал мягким, но он не опускает глаза. Он смотрит прямо на меня — видит меня насквозь. Я жду слов о том, как ему жаль, жду его соболезнований, но Элиас молчит. Он словно понимает, что именно это мне хочется услышать меньше всего на свете.

— Теперь моя очередь, — говорю я, чтобы нарушить затянувшееся молчание. — Если у твоей семьи так много денег, что они обеспечивают тебе постоянное пребывание в «Руби», почему ты не в колледже? Или не занят в семейном бизнесе?

Элиас ностальгически улыбается, снова показывая свои ямочки.

— Какое-то время я учился в колледже. Но потом стал нужен моей семье здесь. «Руби» делает деньги на туризме, на привидениях и экстравагантности, а я являюсь связью с той трагедией в годовщину отеля. Так посещение вечеринок стало моей работой. Хотя, думаю, могло быть и хуже.

— Но ты не можешь заниматься этим вечно, — говорю я. — В колледже хорошо то, что всегда можно вернуться обратно. Чёрт, да ты ведь можешь получить степень через интернет. Так планирует сделать мой брат. А какая у тебя ещё альтернатива?

— В «Руби» не так уж и плохо, — пожимая плечами, отвечает Элиас. — Всё зависит от того, как на это посмотреть.

— Как оптимистично! — Я сверкаю улыбкой и медленно приближаюсь к дивану.

Мы могли бы встретиться где угодно — в кампусе колледжа, в кофейне в Темпе. Но я познакомилась с ним здесь, и это место подходит ему, можно сказать, обступает его, а не он вписывается сюда.

— Знаешь, кузен моего бывшего парня управлял отелем, — остановившись у подлокотника, говорю я. — Его звали Марко, и он был лохом, но говорил, что работа отличная. И у него была скидка в других отелях, даже на Гавайях. Ты смог бы принять руководство «Руби» на себя. Скорее всего, персонал был бы на седьмом небе от счастья, если бы Кеннета уволили.

— Мы бы все обрадовались, — говорит Элиас.

Он берёт с кофейного столика жестяную коробочку с мятными конфетами и открывает крышку. Положив одну на язык, он протягивает коробочку мне. Я благодарю его и засовываю конфетку себе в рот, а потом усаживаюсь на диван рядом с ним.

Я надкусываю драже, и оно взрывается корицей, уничтожая привкус арахисового масла. Элиас, забывшись, смотрит в окно. Мне в голову приходит шальная мысль прижаться к нему и поцеловать. Глубоко и страстно. Но тут же меня останавливает другая мысль.

— Итааак, — начинаю я, чтобы привлечь его внимание. — Ты и Кэтрин, да?

Мне не терпится увидеть его реакцию, но лицо Элиаса совершенно бесстрастно.

— Это было давно.

Что ж, это самый обескураживающе-неопределённый ответ. Склонив голову, я смотрю на Элиаса.

— Это она та девушка, о которой ты говорил в сауне. — Мне вспоминается тот наш разговор.

Элиас меняет позу и кладёт руку на спинку дивана, сев ко мне лицом.

— Да, — признаётся он. — Но мы с Кэтрин совершенно не подходили друг другу. Наши родители хотели, чтобы мы встречались, возлагали большие надежды. Но между нами не было никаких чувств — хотя, какое-то время мы довольно страстно ненавидели друг друга. Она может быть ревнивой.

— Это я уже поняла, встретившись с ней на той вечеринке. Хочу сказать, я рада, что между вами всё кончено. — Элиас усмехается, словно ему только что всё стало понятно. — Но это не потому, что я не хочу конкурировать с прекрасной, но злой блондинкой.

— С ней очень тяжело, — соглашается Элиас.

— Я волнуюсь за своего брата, — продолжаю я. — Он проводит с ней много времени, и я не хочу, чтобы его избил кто-то из персонала или ещё что.

— Тебе стоит попросить Дэниела быть поосторожнее, — говорит Элиас. — Потому что если что-то и причинит ему боль, то это будет Кэтрин. У неё отвратительный характер. Хочешь, я поговорю с ним?

Я смеюсь.

— Нет. Скорее всего, он воспримет это как состязание и захочет её ещё больше. Я сама попробую. Только сомневаюсь, что Дэниел меня послушает — он становится идиотом, когда дело касается девушек. Но если Кэтрин сделает с ним что-то в течение следующих двух дней, я надеру ей задницу. Просто предупреждаю.

Элиас закусывает нижнюю губу, чтобы сдержать улыбку.

— Ей следует тебя бояться, — говорит он и окидывает взглядом мои худые руки. Потом кладёт голову на подушку и смотрит на меня.

— Ты заботишься о нём, — с восхищением произносит Элиас. — Должно быть, ты очень близка со своей семьёй.

Эти слова разрывают мне сердце. Три месяца назад я бы автоматически ответила «да». Теперь мы с Дэниелом не разговариваем о важных для нас вещах. С отцом так вообще почти не разговариваем. Не знаю, как получилось, что все мы наломали так много дров.

Я быстро моргаю, чтобы не заплакать.

— Это произошло, когда я сидела на крыше рядом со своей спальней, — глядя мимо Элиаса, начинаю рассказывать я. — Только был не рассвет, — я махнула в сторону окна, — а закат. Мама с Дэниелом уехали в магазин, чтобы купить новую одежду к школе, а мне захотелось остаться дома. Как только они ушли, я вылезла в окно. Когда с работы вернулся папа, он запаниковал, потому что меня нигде не было. Совершенно случайно выглянув в моё окно, он увидел меня, примостившуюся у основания крутого склона крыши. Тогда мне было тринадцать, и я думала, что влюбилась.

Элиас фыркает от смеха, и я смущенно улыбаюсь ему.

— Только так вышло, что моя подруга Киран тоже была влюблена. Она поцеловала моего парня в автобусе, на глазах у всех. Я чувствовала себя преданной, униженной. Это теперь я понимаю, что у нас с Аароном не было ничего общего, но тогда мне казалось, что мы созданы друг для друга.

— Неверность может разрушать жизни, — слишком серьёзно произносит Элиас, что как-то не очень подходит для истории о девочке-подростке и её первом бойфренде.

— Сначала папа порывался позвонить им обоим и устроить разнос, но я остановила его, чтобы не стало ещё хуже. А потом он сказал мне, что я заслуживаю лучшего. Самого лучшего. Обняв меня рукой за плечи, папа сказал: «Малышка, ты будешь жить на всю катушку. Только нужно не обращать внимания на неудачи». — Я умолкаю, шмыгаю носом и качаю головой, чтобы не дать эмоциям взять верх. Я так долго не думала о папе — о том настоящем папе. О том, который любил меня, пока не умерла мама. Я даже не всегда вспоминаю о его существовании.

— Иди сюда, — говорит Элиас и осторожно тянет меня за руку вперёд. Я кладу щёку на ворот его рубашки и вдыхаю аромат — запах свежести и чистого белья. Напоминающий о мамином стиральном порошке. Напоминающий о доме.

— Я знаю о горе больше, чем ты можешь представить, — шепчет он и кладёт подбородок на мою макушку. — Порой приятные воспоминания оказываются самыми грустными.

Моя ладонь скользит по его груди и находит бешено колотящееся сердце. Это вырывает меня из моей скорби, придаёт сил. Возбуждает. Элиас обнимает меня, и я закрываю глаза, упиваясь его близостью. Жаром его тела. Проведя рукой вдоль воротника его рубашки и играя с верхней пуговицей, я слышу, как меняется его дыхание. Объятия становятся крепче, и я касаюсь губами его шеи. Челюсти. Я позволяю исчезнуть своей печали. Позволяю исчезнуть всему миру.

— Я хочу узнать о тебе всё, Одри, — шепчет мне на ухо Элиас. — Я хочу тебя всю.

У меня кружится голова, заглушая всё вокруг, я трусь своей щекой о щёку Элиаса и отстраняюсь, чтобы посмотреть на него. В его глазах под полуопущенными веками горит желание, кожа порозовела. Мои пальцы переплетаются с его волосами на затылке, мы вот-вот сольёмся в сладчайшем поцелуе.

Элиас зажимает в кулаке мою футболку, словно уже больше не в силах ждать ни минуты. Он склоняется ко мне, но, когда его губы почти касаются моих, в другом конце комнаты звонит телефон. Звук напоминает сигнал тревоги, и мы с Элиасом бессознательно отпрыгиваем друг от друга.

Телефон звонит снова, всё громче и громче, мне даже приходится закрыть уши ладонями. Элиас подскакивает с дивана, механической походкой пересекает комнату, хватает трубку и бросает на меня виноватый взгляд.

— Что? — Его лицо бледнеет, он опускает глаза. — Да, я знаю.

Солнце взошло, еле пробиваясь сквозь верхушки деревьев. Я была поглощена нашим «почти» поцелуем, чтобы заметить. Чары разрушены, внезапно приходит чувство, как будто сейчас шесть часов утра. От корицы остаётся меловое послевкусие, и мне хочется выпить воды.

— Мне нужно идти, — показывая на дверь, шёпотом говорю я. Элиас отрицательно качает головой, его рот начинает открываться, чтобы попросить меня остаться, но я отворачиваюсь прежде, чем успевает что-то сказать.

— Да, Кеннет, я понимаю, — рявкает он в телефонную трубку. А потом в его голосе звучит решимость: — Да.

Щёлкает дверной замок, когда я закрываю за собой дверь. В коридоре пусто и тихо, и мне становится неловко — одетая во вчерашнюю одежду, я крадусь в свой номер. И я совсем не ожидаю увидеть выходящую из лифта Кэтрин в эффектном платье, её завитые локоны начали распрямляться. Она останавливается как вкопанная и пялится на меня. Её глаза перебегают на дверь Элиаса, потом вновь на меня. Губы Кэтрин сжимаются, и на секунду мне кажется, что она бросится на меня.

Я тут же начинаю вспоминать всё, чему меня учили на курсах по самозащите. Ткнуть большими пальцами в глазницы, ударить по коленке. Но кого я обманываю? Мне никогда в жизни не приходилось драться. И моя угроза надрать Кэтрин задницу, если она обидит моего брата, была полной чушью.

— Хорошо провела ночь? — вместо нападения спрашивает Кэтрин.

Я открываю рот, но, честно говоря, не знаю, как ей ответить. Она смеётся над моим молчанием и разворачивается, чтобы снова зайти в лифт. Это что, чьё-то издевательство? Мне придётся ехать в лифте вместе с ней.

Номер Элиаса в четырёх дверях от меня. Я могла бы вернуться. Но, с другой стороны, мне не хочется, чтобы Кэтрин подумала, что пугает меня — пусть даже так и есть. И фууу, она всю ночь провела с моим братцем, так что не ей меня судить.

Я выдыхаю, вхожу в лифт и нажимаю кнопку тринадцатого этажа. Кэтрин тут же поворачивается ко мне, и моё терпение лопается. Я могла бы открыто поговорить с ней — попросить её оставить Дэниела в покое. Но это в некоторой степени сделало бы меня похожей на чокнутую. Пусть лучше такой меня видит только мой брат. Я, притворяясь скучающей, чтобы только не говорить с ней, счищаю лак с ногтей.

— Когда вы собираетесь уезжать? — как-то тоскливо спрашивает Кэтрин.

— В пятницу, — повернувшись к ней, отвечаю я. Дэниел был прав, её кожа словно из фарфора. Я невольно думаю о ней и Элиасе и гадаю, как выгляжу в сравнении с ней. — Нам нужно ехать. Мы с Дэниелом будем жить у нашей бабушки.

И как только эти слова соскакивают с языка, я тут же жалею о них. Ранимость в них причиняет боль.

Кэтрин чуть качает головой.

— Нет, — бесхитростно говорит она. — Не будете.

По моей руке пробегает холодок, сжимая моё горло. Её утверждение звучит больше пугающе, чем искренне, и, когда двери лифта открываются, я выхожу не так быстро, как мне бы хотелось. Оказавшись в коридоре, я жду, что Кэтрин последует за мной, но она смотрит на пол, потом на меня.

— Спокойной ночи, Одри. — Кэтрин улыбается, шагает глубже в лифт и исчезает за закрывшимися дверями.