Открыто сердце (СИ)

И вот однажды корабль зашел в один из портовых городов, чтоб собрать новых обитателей Корабля и увезти их из города. Места было предостаточно, ведь кто-то постоянно умирал, и трупы скидывались за борт. Конечно, подумаете Вы — пленники корабля могли бы сбежать, а не дожидаться смерти от скуки и голода, царивших на корабле дураков, но за этим крайне строго следили, и если бы их заметили — не миновать им виселицы!

Но это не останавливало Отто, переполненного жизненной энергией и жаждущего перемен! Однако, Старый Чи сказал, что еще не время, и Отто не смел ослушаться.

— Но время настанет очень скоро, — чуть позже добавил старик, — скоро состоится судьбоносная встреча!

И в этот же день среди новоприбывших на корабле оказался Морг Лафар, которого добрый человек взял к себе на несколько дней, но, не отличаясь незаурядным умом, он принял молчание, причиной которого была горесть утраты, за козни Дьявола и отвел паренька куда положено. И так уж вышло, что ему уж очень свезло, и в этот день в порт зашел Корабль дураков.

Морган не сопротивлялся, ему было все равно. Он все еще не мог оправиться от безнаказанной незаслуженной жестокости, которую мир неустанно проявлял к нему.

Оказавшись, на корабле, он забился в самый дальний угол. В тот момент, когда к нему подошел Старый Чи, и, подобно тому, как он начал свою дружбу с Отто, Чи радостно, и тихо произнес по-французски: «Добро пожаловать, сынок. Я тебя ждал», — Морг Лафар расплакался, как ребенок, и старик его обнял. И это был последний раз, когда слезы показались в его глазах.

Дневник Вайи

Март 2009 г.

О, милый мой! Неродившийся еще, может быть, несуществующий, но неутомимо, я все равно, каждую ночь передаю тебе прекрасные сны с луной. Я желаю тебе спокойной ночи, а миру — удачи. Мне кажется, что мир — очень одинок, потому что он слишком большой, чтоб у него были друзья. И слишком необъятный, чтоб его можно было обнять, поэтому я стараюсь мысленно рисовать букетик или просто улыбаться и вручать эти скромные дары миру. Не то чтобы(Не чтоб) это альтруизм, я, честно говоря, подспудно думаю, что таким образом мы с ним подружимся, и я буду получать то, чего хочу.

Где ты, милый? Я жду, когда ты наконец придешь за мной и заберешь меня далеко-далеко…

Я вот уже несколько дней болею и торчу дома. Не хожу в школу — это плюс.

«Вот выпью зеленый чай — станет полегче», — думаю я.

Но, честное слово, я терпеть не могу зеленый чай.

Терпеть не могу люстру с пятью лампочками, из которых работают только две, этот тусклый душный свет, грязные волосы, которые я не могу помыть, потому что мама орет, что у меня будет менингит, если я не дай Бог помою голову во время простуды, насморк и отсутствие дождя!

Ненавижу этот удушливый смрад витающего в воздухе «никак» и «нормально», ненавижу заморочки и принципы, недоеденный бутерброд, который укоризненно на меня смотрит, а у меня нет аппетита никакого!

Ненавижу окна с сетками, лучше бы уже комары, чем эта несвобода… Ненавижу просыпаться, сны — это так здорово, так интересно…

Если помечтать… Я хочу быть такой больной, жутко больной и жутко богатой, чтоб я все-все могла себе позволить, и чтоб мой муж укрыл меня спящую и сидел рядом, держа меня за руку и боясь шелохнуться, и читал диалоги Платона… Хотя…нет, уже не хочу, пожалуй.

Хочу считать дождевых червей и не находить это занятие абсолютно отвратительным. Делать что-то просто так, быть свободной. Хочу верить в волшебство и чудеса, в силу доброго слова, а не только интеллектуального превосходства.

Еще я бы не отказалась от умения скептически поднимать одну бровь, как Аня. Ну, так, на всякий случай. Было бы круто!

Хочу, чтоб человек, который рядом со мной, мог держать меня за руку — крепко и уверенно, и его улыбка не была бы способом унизить!

Это все не то! Я чувствую, что не то. Морган ни за что никогда не смог бы сделать меня счастливой! Морган? Аня! Как убого! Я даже наедине со своими мыслями не смею называть вещи своими именами — Аня бы не сделала меня счастливой! Я понимаю, я прекрасно понимаю это — но почему же тогда… Так невозможно без нее? Так остро, так болезненно необходимо чувствовать ее присутствие в моей жизни, даже если мы не говорим или ругаемся, мне так важно знать, что она есть и она рядом, даже когда она ни капельки не рядом, она никогда и не была рядом, мне так важно…

Пойду почищу зубы — между зубов застрял жасминовый листик, я пыталась вытащить его языком — но безрезультатно. Мааааленький такой, но гнусный! Я пожелала своему отражению «Доброе утро!». Улыбнулась зеркалу 15 раз. Вот это магия! Обожаю свои глаза.

Форум

Погружение Вайи.

…Пей! Пей! Пей еще. Чаша должна быть испита до самого дна. Я стою около тебя, ты слаб и изранен, и я вливаю зелье в твое горло.

Милый мой, Морган. Дикий зверь живет в тебе. Он чует кровавые следы, оставленные тобой во мне, и запах крови кружит голову, лишает всякого рассудка. Зверь хочет накинуться на свою добычу, раствориться в безмятежной вседозволенности. Зверь хочет свободы, но боится не справиться с ней, не правда ли? И я… Я боюсь тебя так сильно, от одного твоего вида вдоль позвоночника проходит электрический разряд, и тысячи мурашек танцуют на моей коже. Ты никогда не терял контроля, и даже сейчас, в минуту слабости, ты едва ли примешь мое утешение.

А я здесь, живая и теплая. Я хочу протянуть к тебе руки, провести кончиками пальцев по твоему лицу, и хоть я знаю, что рука, позволившая себе такую фамильярность, тотчас же будет сломана, я все же смею надеяться…

Пей, Морган! Пусть яд овладеет твоим разумом, пусть струится вместо крови по твоим жилам, пусть вытекает из твоих зрачков, забирая с собой твою боль!

Не желая этого, я оказалась внутри твоей головы. Конечно, всему виной мое любопытство. Ты всегда носишь на шее медальон, никогда не снимаешь, а тут оставил его на столе — и я не сумела совладать с ужасным преступным любопытством!

Я открыла его и увидела потертый от времени клочок бумаги, на котором чернилами ты нарисовал свою семью, но только не чернила это были, а кровь…

А с обратной стороны бумага была вся исписана непонятными символами, и как только я прикоснулась к ним — тут же оказалась внутри. И я видела тебя, Морган, видела маленького отчаявшегося мальчика, такого одинокого и беспомощного. И я обняла тебя и принялась поить молоком волчицы, взявшимся невесть откуда, и твоя боль, такая всепоглощающая и невыразимая, будто вывернула меня наизнанку… И я видела, как этот маленький мальчик стал мужчиной, не знающим жалости и отступления, и чувствовала, что боль никуда не делась…

— Что. Ты. Здесь. Делаешь? — услышала вдруг девушка напряженный голос, разорвавший тишину в клочья.

Марин резко подскочила, лицо ее было все в слезах — она валялась на полу, в руках зажав медальон Моргана.

Медленно он опустил взгляд на свою святыню, оказавшуюся в чужих руках, и еще более медленно поднял его вновь на Марин.

— Что ты наделала? — прошипел он. — Как ты посмела прикоснуться к?.. — Морган осекся, ему не доставало воздуха. Впервые Марин видела его таким.

— Ты понимаешь, что ты не имела права прикасаться к моим личным вещам? — прорычал Король.

И на секунду лицо девушки странно дернулось, ей стало почти смешно от неуместности этих слов из его уст, от невозможной грусти и боли, от своего дурацкого любопытства и липкого страха, который заполз ей за шиворот.

И Марин попыталась встать, подняться с колен, но неловко зацепилась краем платья за ножку стола, и все это так жалко… и это еще больше распаляло ярость Короля.

— Я… понимаю Вас, — кротко произнесла она, потупив глаза, а затем посмотрела на него, и в ее глазах было столько искреннего сочувствия, что Моргану захотелось ее убить, уничтожить, раздавить мелкую букашку, содрать кожу с ее лица собственными руками, впиться ногтями в ее глаза и вытащить их из глазниц!

Это было последней каплей! В секунду преодолев расстояние, разделяющее их, он рывком поднял девушку на ноги и схватил за горло, упиваясь животным страхом, мелькнувшим в ее глазах. Упиваясь своей абсолютной властью, уже ничего не соображая, он просто хотел отомстить за свое унижение!

Он чувствовал себя изнасилованным! Это было подобно расправе палача, самой жестокой из всех доступных ему — когда актеру-уродцу, всю жизнь скрывающему свое безобразное лицо под маской красавца, безжалостно содрали маску перед толпой его поклонников! И самое ужасное — это сочувствие глупой, вздорной, не знающей горя девчонки! Ее плоские примитивные поверхностные мыслишки, ее самонадеянность — она, видите ли, поняла! Морган ненавидел людей, он считал их жутким гнойным наростом на теле прекраснейшей из всех планет, и он хотел освободить планету от алчных слабых прогнивших существ, именно поэтому он дал пристанище всем изгоям и калекам, показав им, что мир живой, и можно с ним общаться! Показал, что физическая оболочка — это ерунда, и главное — настроить в себе струны вечности. Конечно, порой его же подданные поражались жестокости, с которой Морган судил людей, но они заслужили это!

— Ты ни черта не понимаешь! Что, думаешь, теперь мы стали ближе? Думаешь, ты все обо мне знаешь? Я знал это все, я видел, я чувствовал, я был там! А ты — всего лишь маленькая избалованная идиотка… Ты ничем не отличаешься от других людей… Порочное жалкое слабое создание!.. — выкрикивал Морган прямо в лице Марин и сдавливал ее горло все сильнее.

— У… у-бей меня, если хо-чеешь… — прохрипела Марин. — Но я… Клянусь… Что понимаю тебя.

Морган опешил. Не из-за фразы. Он посмотрел в глаза девушки, и там не было страха. Там не было этого гнусного отчаянного инстинкта выживания, этого чистейшего непреодолимого намерения продлить свое существование любой ценой, которое он так ненавидел в людях. Воспринимая себя как мясо, прожигая свои дни, не неся ничего, кроме зла — они смели цепляться за свои жалкие жизни до последнего. А Марин — не боялась, она смотрела на него, прямо внутрь, жгла его взглядом и пыталась понять. Она наблюдала за происходящим, несмотря на то, что еще немного — и ее могла бы поглотить мгла.

И тогда Морган отпустил ее небрежным презрительным движением и уставился в одну точку. Такого шквала эмоций он не испытывал очень давно, руки тряслись, сердце бешено колотилось, стучало о ребра.

Откашлявшись и держась за горло, спотыкаясь, не зная, зачем она это делает, Марин кляла свою неосмотрительность, но уже не могла остановиться. Морган стоял к ней спиной, скрестив руки на груди. Девушка приблизилась к нему и обняла сзади. Прижалась к нему. Поделилась своим теплом. Уткнулась носом в его широкую спину и почувствовала запах, который задурманил вмиг ее голову — запах можжевельника и морозного ветра.

«Сейчас… Сейчас он оттолкнет меня и это будет конец», — думала Марин.

Но сильнее страха, сильнее унижения было внутреннее чувство правоты и необходимости. Она знала, что поступает верно. Чувствовала, что Королю нужна поддержка, даже если он не готов ее принять.

— Пускай ты врешь, — прошептал он, — но…

И, утонув в собственном отчаянии, оборвал фразу, развернулся к девушке и обнял ее. И, растворяясь в исцеляющем теплом сиянии, плавясь, как жидкое золото, как масло, он путался пальцами в ее волосах, давно уже распущенных и искал губами губы. И выл, как израненный волк, спрятавшись в ее ключице, и сжимал со всей силы, крепко, как мог, прижимал к себе живое тепло. Его десятилетиями строившаяся крепкая плотина начала прорываться, и воды, что она охраняла, оказались ядовитыми и бурлящими, они отравили его, они заползли между извилинами, под ногти, переполнили и раздули, словно огромный шар, который невыносимо хочет наконец лопнуть…

— Испей эту чашу… до дна… — прохрипела Марин, подобно тому, как было в ее видении.

И этот ее хриплый голос, срывающийся, низкий разрушил плотину полностью.

И подхватив Марин на руки, он бросил ее на кровать. Глаза его, обычно такие ясные, пронзительные — были затуманены. Марин не успевала осознавать, что происходит. Огромные сильные руки Моргана будто вытащили из ее головы все мысли и спели им безмолвную колыбельную, она чувствовала себя так защищенно, несмотря на силу этого человека и исходящую от него опасность. Он подмял девушку под себя, и тяжесть его тела была упоительно прекрасна.

— Дно всегда ближе, чем кажется. Запомни! — прорычал Морган прямо в ее губы и невыносимо долго смотрел на них. У Марин было ощущение, что Король закинул ей в глотку крюк и, рванув, вытащил все внутренности, его взгляд был таким тяжелым и изнуряющим, но таким… необходимым. А потом, чуть раньше, чем она ожидала, он соединил их губы, впился в них так, будто высасывал из нее душу, кусал до крови, путаясь пальцами в волосах, теряясь в ее запахе и хаотичном сплетении тел, он рванул на себя корсет Марин и глухо застонал, когда она подалась своими бедрами вперед в бессознательном порыве ему помочь. Марин чувствовала его желание, видела, что он едва контролирует себя, и это чертовски ей льстило. Не было никакого стеснения или стыда, мир сузился до единственного окошка — губы Моргана, его запах, его сила. Радиоактивные бабочки в животе у девушки сошли с ума, она не ведала, что творит, покрывала поцелуями лицо Короля, шею, и когда он провел своими ловкими пальцами по ее маленькой юной груди, слегка ущипнув правый сосок — она извилась дугой и слизнула языком маленькую капельку пота, выступившую на шее Короля, и это было настолько интимно… Настолько близко… И, зарывшись лицом в волосы Марин, он скользнул рукой под ее платье и заметил, как совсем чуть-чуть, сквозь все это отчаянное удовольствие, всхлипы, стоны, пустоту и наполненность, как сквозь страх и трепет, она напряглась, она… Испугалась.

И тут же отстранился, развернулся к ней спиной резко и несправедливо, он как будто лишил девушку умения дышать и, поперхнувшись воздухом, она начала кашлять.

— Какого черта ты меня не остановила? — рявкнул он.

Марин непонимающе уставилась на Моргана и захлопала ресницами… Как же он ненавидел в это мгновение ее чертовы глаза, огромные испуганные, такие чудовищно искренние… Голова начала болеть. Как же сильно он ненавидел эту мерзкую малолетнюю дрянь!

Марин молчала, а потом робко протянула руку к лицу Моргану, и он не убрал ее, и, осмелев, девушка придвинулась ближе и стала целовать Короля вдоль позвоночника, легкими невесомыми касаниями притрагиваясь к нему.

Морган тряхнул головой, будто скидывая с себя покрывало оцепенения, вынуждающее его не двигаться и, неожиданно развернувшись к девушке, схватил ее за подбородок и пристально взглянул в ее глаза — и опять — он увидел в них эту чертову искренность. Это полное отсутствие здравого смысла! Ведь, по сути, искренность — это противоположность инстинкту самосохранения, это глупое, но бесспорно, смелое желание позволить себя казнить, втайне надеясь, что по дороге что-то заставит карателя передумать. «Наивная дурочка! Ты не знаешь человеческой природы!» — думал Морган

— Но тогда… Выходит, и я? Такой же… Человек? — вдруг посетила Короля необычайно опасная и новая для него мысль.

Морган провел большим пальцем по нижней губе Марин — медленно, изучающе, и девушка расслабилась, закрыла глаза, наслаждаясь прикосновением, и попыталась поцеловать палец Моргана, но из сладкого небытия ее вырвала резкая боль.

Он… Ударил ее.

Инстинктивно приложив руку к щеке, девушка с обидой и недоумением смотрела на Короля.

— Пошла вон! ВОН! — рявкнул он, и униженная, не в силах унять дрожь, полуголая, Марин выбежала из шатра Короля.

Глава 8, в которой игры забавляются с людьми.

Март 2009 г.

Из открытого окна влетали запахи ранней весны и бесцеремонно прогоняли хандру!

Вайя проснулась очень рано сегодня, едва сумев уснуть. События вчерашнего вечера не давали ей покоя. Вот так, запросто, ее мир перевернулся с ног на голову, а жизнь — идет себе своим чередом.

У Вайи просто не укладывалось в голове, как такое могло случиться? Наконец- то случиться. С ней. И что это значит? Меняет ли это что-либо между ними?

Они вчера весь день играли в Игру. Игру на осознанность.

— Ты витаешь в облаках, — сказала Аня. — Рассеянная. Все потому, что ты не находишься в текущем моменте. Здесь и сейчас.

Аня занималась театром. Не профессионально, конечно. Но после работы посещала занятия в театральной студии. Она не пошла учиться в университет, а стала работать в магазинчике матери, аргументировав это тем, что сама хочет заработать себе на образование за границей, но, на самом деле, она просто понятия не имела, чего хочет, и пыталась выкроить немного времени. Родители такое рвение к самостоятельности восприняли весьма благодушно, почему-то не обратив внимания на то, что самостоятельность проявлялась в желаниях, но не проявлялась в обязанностях. Аня была помощником помощника директора, и, в основном, на работе читала или командовала секретарем.

— Именно поэтому мы сыграем в Игру. В течение всей нашей сегодняшней прогулки запрещено употреблять слова «да» или «нет», и приставку «не» тоже, в любой форме. А если кто-то из нас скажет запрещенное слово — мы отметим это палочкой на листике. И чтоб у тебя была мотивация… — снизила голос до шепота Аня — Тот, кто наберет 10 палочек, должен будет выполнить желание!

Вайе нужны были новые штаны, и Аня согласилась составить ей компанию. Она была уверена, что без нее Таня выберет какую-то некачественную неинтересную хрень, и чувствовала свою невероятную полезность, поэтому подошла к делу с воодушевлением. По дороге в торговый центр девушки болтали о том, о сем, и, немного усыпив бдительности Тани, Аня стала провоцировать девушку.

— Иногда мне кажется, что твои чувства ко мне абсолютно наигранны, и ты не ценишь нашу дружбу, — вдруг ни с того ни с сего произнесла Аня и весьма убедительно пригорюнилась.

— Но… Ты же знаешь, что это не так и я… — начала Таня, но ее прервало резкое: — Ха! Одна палочка тебе!

Таня насупилась. Это было очень некрасиво со стороны Ани — так себя вести. Она старалась побольше молчать и проявлять недовольство всем своим видом, пока не придумает ответную ловушку, но, раз за разом, заговорив на интересную тему, меряя штаны, обсуждая новые идеи для форума, Таня допускала промахи и злилась на собственную рассеянность!

Эта игра совершенно ей не давалась. Впрочем, дважды и Аня допустила оплошность. Один раз, когда Таня стала рассказывать ей про комиссионный книжный магазин, где книги продают очень с большой уценкой, она выдохнула: «Да ладно!»

И Таня не преминула это заметить.

А второй раз, когда они встретили знакомых, уже на улице, и Аня увлеченно с ними болтала, в то время как Таня ужасно сильно хотела в туалет, и она поторопила девушку:

— Аня, пошли!

Что вызвало удивленные взгляды собеседников и недовольный — Ани. Но это значительно ускорило процесс, Аня сразу же сказала: «Ладно, нам пора!»

И стоило девушкам отойти на пару шагов, как тут же начала отчитывать Таню:

— Сколько раз я тебе повторяла: «НЕ называть меня Аней!» Они знают меня как Канну! Ну что сложного?

— Не! — ликующе сказала Таня и поставила вторую палочку.

Это очень разозлило Аню, и она стала метать в Таню провокацию одна за другой, пока, наконец, не набралось десять.

— Хм… У тебя есть какие-то идеи по поводу того, что я загадаю? — поинтересовалась Аня, когда они уже подходили к ее дому. Таня провожала ее, потому что хотела подольше побыть вместе, несмотря на то, что ей нужно было совсем в другую сторону.

В голове у Тани промелькнула идея, но она не смела озвучивать ее.

— Я … Не знаю, — промямлила она.

— А я знаю! — сказала Аня и улыбнулась.

— Ммм …Что же? — осмелилась спросить Таня.

— Поцелуй меня.

«Она что… Серьезно?» — подумала Таня. — Конечно, она не раз мечтала об этом моменте, но никогда она не думала, что и Аня хочет этого. Не раз она клялась себе, что непременно сделает это. Каждый раз она думала об этом, когда они прощались, и Аня обнимала ее на прощание, чуть дольше необходимого… Или ей только казалось так — девушка не могла знать наверняка. И сейчас…Она так удивительно близко. Совсем рядом с этим моментом, который изменит всю ее жизнь. Или нет?

— Боишься? — спросила Аня.

— Да… — ответила Таня

Я должна сделать это! Или буду всегда жалеть об этом — думала Таня — но это так страшно, боже, я хочу убежать отсюда. Но… Я должна. Я же хочу этого, клянусь, я не буду уважать себя, если струшу.

Аня все это время молчала и иронично смотрела на мечущуюся девушку.

Таня встала на цыпочки — Аня была выше — и прикоснулась совсем-совсем легонько к губам Ани. А она сразу отстранилась и сказала:

— Это было неправильно.

Таня смущенно улыбнулась:

— Ты ведь меня научишь?

И Аня прильнула к ее губам, не углубляла поцелуй, очень… нежно, слегка укусила…

Вайя не помнила, как дошла домой, разделась и сразу же открыла дневник:

Ох, черт! Какой странный день!

Я наконец-то купила штаны. Это не то(?) самое главное, что сегодня случилось. Но было здорово — Аня помогала мне выбрать штаны. Мы купили фиолетовые! Классные. Правда, к ним нужны ремень нормальный и другая обувь, а у меня было всего 200 гривен, которые подарила бабушка, но это неважно. Все равно лучше, чем те черные мои.

Мы играли в Игру с Аней, и я проиграла ей желание. И она загадала мне… Чтоб я ее поцеловала! Я не могла поверить. Это какой-то сон, такой жестокий правдоподобный сон. Я столько раз себе представляла, как это происходит, но с жизнью это не сравнится. Я так боялась… Еще съели до этого пополам шаурму, правда, и от нее воняло, и это упрощало задачу, но все равно. Я думала, что мой первый поцелуй будет ассоциироваться с более приятным запахом, чем запах шаурмы, но это неважно… Мыслей в моей голове почти не было. Я вообще плохо это помню. Мысли ускользали от меня, и я не могла их споймать. А Аня выглядела непоколебимой. Она-то уже наверняка не раз целовалась — не хочу думать об этом… Какая разница? Она ведь — не моя собственность, это нормально, что она целовалась с другими людьми, хотя, честно говоря, меня немного коробит…

Главное, что она ответила на мой поцелуй. Наверное, ей и самой хотелось.

Вначале она сказала, что я делаю это неправильно. А потом поцеловала меня сама. Я так и не поняла, что сделала неправильно. Но это было так здорово, ни на что не похоже! Я еще слишком неопытная. Так необычно… Не может быть!.. Но произошло… Какой странный день!..

Морган 2008 г.

Впервые за долгое время на глазах Ани выступили слезы. Она сцепила зубы, не желая давать им волю, но несколько своенравных слезинок все же покатились по щекам вниз. Аня понимала, что измывается над собой, заставляя себя вспоминать эту историю в подробностях, но ей хотелось вспомнить ее — от начала и до самого конца, визуализировать, осознать всю важность этой потери — а потом вычеркнуть этого человека навсегда. И не только его. Сколько дерьма подкинули ей те, кому она доверяла… Ну, что ж… «Что мертво — то мертво, — думала она — и нечего цацкаться».

Аня помнила, как случилось их знакомство, помнила первые недели…

… Девушка разделась и подошла к зеркалу. Зеркало было большим — в полный рост, дома никого не было, и нескоро кто-то должен был придти, и девушка решила рассмотреть себя хорошенько.

Вчера она постригла волосы. Теперь девушке очень приятно мотать головой, такая… легкость. Они очень короткие, и она похожа на мальчика.

Не то чтобы ей хотелось быть похожей на мальчика, но она была — и потому стремилась это сходство усилить, превратив его в свое достоинство.

Привинтив фотоаапарат к штативу, направив лампу, таким образом, чтоб лицо было укрыто полутенью, она прикрыла половину лица длинной челкой и включила таймер. Спустя несколько секунд фото были готовы. Фотоаппарат стоял высоко, к тому же у нее был портретник, поэтому было видно только лицо. Но, несмотря на это, фотографироваться совершенно голой доставляло ей особое удовольствие — пусть никто, кроме нее, об этом не будет знать, но эта маленькая тайна сразу наделяла обычные фотографии ореолом особенности.

Неспешно оделась — как обычно, мужская рубашка в клетку и черные джинсы, она уселась за компьютер и открыла Вконтакте.

Зарегистрировалась она не так давно, сайт только начал набирать обороты. Аня увидела в этом идеальную возможность — теперь она могла просто кидать новым знакомым ссылку на профиль и — вуа ля, у них не оставалось никаких сомнений в подлинности ее героев.

На форуме Королевства, который она создала вместе со своей новой знакомой Таней, светлой девочкой, которая бегала за ней, как хвостик — она была Королем. Короля играл некто под псевдонимом Морган, настоящее имя не было известно никому, кроме нее и Тани. А играли в ролевую игру еще трое — Идаль, Отто, Чи. Все они случайно набрели на форум, Аня не искала игроков. Всего один раз дала объявление вконтакте, так нашлась Идаль, а остальные двое появились непонятным образом.

Расспрашивать их Аня не стала, главное, чтобы играли по правилам и писали без ошибок. Выглядел Морган так: длинные темно-каштановые волосы, острые скулы, бледная кожа, высокий, худой. Более детальной картины не было, поскольку Морган выставлял свои фотографии, сделанные таким образом, что додумывать приходилось гораздо больше, чем смотреть. Некоторые детали поклонницы могли узнать у Вайи, которая по легенде была знакома с ним лично, потому что они из одного города. А поклонниц было немало, потому что кроме игроков на форуме еще было семнадцать зарегистрированных пользователей-читателей, которые писали восторженные отзывы и всячески пытались познакомиться с человеком, который играл за короля. Некоторые умудрялись найти Моргана в Вконтакте. Фотографий Канны (сестры Моргана) и Вайи не было, впрочем, никому это и не было интересно.

Вконтакте Аня зарегистрировалась как Морг Ан (* сноска — смерть Анны, растворилась в своих персонажах). Очевидность этого замысла забавляла девушку. Но никто бы не сумел его раскрыть, ведь никто бы не узнал в этом замысел.

Писала на крупнейшем ресурсе по Гарри Поттеру, под именем Dragon’s Ball.

В профиле указывала имя Филипп, возраст 28 лет. Но оттуда вынесла лишь одно любопытное знакомство, которое вскоре оказалось не слишком любопытным.

Несмотря на обилие пространств для деятельности, в последнее время девушку все больше привлекал Вконтакте.

В «О себе» было весьма скудное описание, тем ни менее, призванное заинтриговать своей скупостью:

Зол, черств и нелюдим.

Совершенно случайным образом, играясь с параметрами поиска, Аня набрела на Него. Мама увлекалась всем на свете, и дома было полно потрясающих книг — и старых книг! — их Аня любила больше прочего, за это едва уловимое старческое обаяние, пыль, желтизну страниц и одряхлевшие обложки. Открыв первую попавшуюся, Аня ткнула пальцем, не глядя, в какое-то слово, оно было на латыни. Ане попалась книжка по народной медицине, не вникая в текст, она под влиянием импульса — необъяснимого, много позже совершенно непонятного ей самой, пытающейся это осмыслить — побежала вместе с книжкой к компьютеру, открыла поиск Вконтакте и ввела название, понравившееся ее пальцам.

«Adonis vernalis». И, к удивлению девушки, такой человек нашелся! Замерев, Аня открыла его профиль и обнаружила, что это настоящая страница, не фейк, принадлежит парню, и очень симпатичному. Возраст колеблется от 20 до 22-х, профиль почти не заполнен, подобно тому, как у Ани в «О себе» — всего одна строчка:

Мизантроп, но весельчак.

Аня добавила его в закладки и некоторое время не предпринимала никаких действий. Затем написала: «Знаешь, что одно из названий — “мохнатик”?». Тут же пришел ответ: «Открыла статью на Википедии и пытаешься меня поразить знанием ботаники?». Аня почувствовала радость — наконец-то, наконец-то что-то интересненькое!..

«Начинаю разговор».

«Чем обязан?» — тут же ответил собеседник.

«О, когда-нибудь я расскажу тебе, но только лично…» — ответила Аня.

«Хм… Идет», — пришел ответ.

И с этого момента Аня ступила на опасную болотистую почву, будучи уверена в том, что идет по знакомой проторенной дорожке.

Адонис был единственным человеком, мнение которого было важно для Ани. И единственным человеком, которого ей не хотелось обманывать, но она слишком дорожила их хрупким взаимопониманием, слишком боялась его разрушить, обнаружив свою ложь. Общались они редко, и в основном на любые темы, кроме личных. В Адонисе Аня нашла отличного эрудированного собеседника, и они могли часами обсуждать книги, уютно запершись в своем высокомерии и единомышлии. И это было действительно интересно.

Иногда они играли в шахматы или часами обменивались музыкой. Говорить с Адонисом было непросто. Аня обдумывала каждое слово, выпивала все соки из каждого предложения, прежде чем отправить, и как великолепны, как безукоризненны были его ответы!.. Это было прекрасно…

И Аня никогда не знала: может быть, это последний разговор — потому что их ничего не связывало, кроме взаимного интереса, который мог исчезнуть, как рано или поздно исчезает любой интерес, не подкрепленный надеждой на воплощение А надежд Аня не таила, они никогда не смогут увидеться — потому что человека, с которым беседует Адонис, не существует, а он не любит баб. Вспомнился один разговор, они говорили о Вирджинии Вульф, кажется, и Аня сказала, что ей она бывает по душе, а Адонис написал, что не понимает этого…

«…Она же баба. Грустные убогие создания… И ни единой надежды на спасение! Они заперты в своих инстинктах, даже самые разумные из них — истерички. Некоторые хорошо это скрывают, но… меня не проведешь))», — написал Адонис. (знаки препинания — кавычки — игра со знаками???)

— Звучит так, будто Вас обидела женщина? Может быть, мать? Не знал, что Вы такой шовинист.

— Да, Вы не знали. Не перебарщивайте.

— Прощу прощения. Это было вторжение на личную территорию. И… Все же? Не стану затевать спор, похоже, вы не намерены менять свою позицию, но Вы ведь не станете отрицать, что существует множество примеров благороднейших женщин, имена которых настолько очевидны, что я не стану утомлять Вас перечислением?

— Отрицать не стану.

— Тогда, почему Вы настолько категоричны?

— Я пошутил, — ответил Адонис.

— Я не такой узколобый. Я, например, люблю свою мать. И сестру. Воспитываю из нее человека.

Было очень неловко. Ане даже показалось, что он начал подозревать, что Морг Ан — девушка, и это была провокация. Черт, как глупо. Или действительно пошутил? Но как-то странно, все равно.

— Отходил за зеленым чаем. Я иногда восхищаюсь женщинами. Как просто им, наверное, жить, — ответила Аня спустя некоторое время.

— И я пью зеленый чай. Хм… Просто? Думаете?

— Угу. Весьма.

— Какая уверенность — как для кого-то, кто никогда не был женщиной… Должен отметить))

Аню бросило в жар. Нет, ну это уже слишком. Девушка тут же взяла себя в руки. Не пойман — не вор! Предполагать можно все, что угодно. Если он ее провоцирует — значит, не знает наверняка, не уверен. А это лучше, чем если бы он знал точно.

— А я был женщиной, — ответила Аня.

— А что потом?

— А потом не был. В меня молния ударила, и я поменял пол.

Аня совсем успокоилась. Все будет хорошо. Её еще никто не обыгрывал.

Они обменялись почтовыми адресами и договорились отправлять друг другу письма раз в два месяца, вне зависимости от того, общались ли они в этом месяце или нет, и каждое новое письмо не должно быть ответом на предыдущее. И ни слова в переписках о своей реакции. Просто кусочки историй, без начала и без конца, вырванные из контекста, такие себе отрывки-сиротки, которые могли себе позволить все что угодно.

Это было, разумеется, опасно — ведь он мог бы приехать, например. Хотя Аня слишком в этом сомневалась, он слишком рационален — предупредил бы, и она нашла бы отговорку.

За все время их общения Ане пришло четыре письма… Но лучше всего характер их общения, да и самого Адониса раскрывает первое из писем, а потому именно о нем будет упомянуто.

Адонис фотографировал на ломокамеру и прислал конверт с 33 фотографиями. И всего одна фраза — найди закономерность. Задача была не из простых. Аня возилась с письмом несколько часов, но никак не могла понять, в чем же дело.

Фотографии можно было поделить на три группы по одиннадцать — пальцы, книги и фигурки из сыра. Аня решила для начала разобраться с группой пальцев — на каждом фото на ладонной поверхности пальцев были нарисованы человечки с разным выражением лица и разных цветов, но трижды встречалось такое положение среднего и указательного пальца, что получалась V, и на всех этих фото человечки были, скорее, веселые, а на остальных точно — грустные.

На фотографиях сыра — каждый кусочек сыра был подписан, прямо на сыре фиолетовой ручкой было выведено порядковое число — один, два, три и т. д, фотографии были абсолютно идентичными, но сыр отличался по кол-ву дырочек.

Если посчитать количество дырок и записать числа в таком порядке, как они были указаны, получалось:

790 58 163 52 49

С этим Аня разобралась быстро и перешла к группе страниц.

При ближайшем рассмотрении оказалось, что это были страницы из сборника Есенина. Одиннадцать стихов. Вверху, на каждой из страниц, название было обведено красным карандашом. В одном из стихов было обведено слово «первый». Да, он любил Есенина — это Аня знала, хотя любви этой не разделяла. Ничего душевного в нем не видела. Она вообще не любила стихи — бессмысленные словоформы, где форма зачастую важней сути. «Пф…» — думала она…

Итого, внимательно прочитав все, пытаясь вникнуть в смысл — может, они взаимосвязаны по сюжету — но, не обнаружив схожести, Аня выписала все названия стихов на листик, но получалаь белиберда, и никакой закономерностью и не пахло! «”Первый”? Что же значит “первый”?» — думала она. Попробовала прочитать первое слово в каждом стихе — опять-таки, бессмыслица. Аня уже почти готова была оставить в покое загадку, но внезапно воодушевилась и попробовала переписать первые буквы из всех названий — получилось «цясемещеидж».

«Жди еще месяц!» — поняла она. Поняла так быстро, потому что порой, убежденная в том, что не использует свой мозг и на десятую долю от возможного, тренировалась в письме задом наперед и двумя рукам одновременно, прогресса достигала крайне медленно, но приятное щекотливое изнеможение после 10 минут усиленной мозговой деятельности доставляло ей удовольствие.

Итак, жди еще месяц, непонятный номер и три vvv. И ни единой возможности это обсудить — прекрасно!…

Аня слово сдержала, и, подавив свое любопытство, никак не давала понять, что получила письмо. А сама отослала ему свой «яойный» рассказ. Почему-то Ане нравился именно «яой».

Героев она обычно заимствовала в чьих-то вселенных, но иногда выдумывала сама. Этот рассказ она посвятила Адонису. Это было очень… рискованно. Он мог бы не понять. У них были странные отношения, достаточно двусмысленные, но в такой степени, в которой позволяют приличия между двумя неопределившимися юношами, чья витиеватость и склонность к самокопанию — скорее бремя, чем повод для гордости.

Аня не знала, как Адонис относится к подобному. Напрямик они никогда не касались таких тем, конечно, было очевидно, что это — не просто дружба. Да и дружбой не назовешь… Но готов ли был Адонис это признать? Воспринимал ли он это так же, как и она? Или, может быть, это просто было для него интеллектуальной отдушиной? Если было, Аня не могла понять. Но она любила риск. В конце концов, она знала, что в силах прекратить любую игру, даже крайне интересную, и идти дальше. Она сильная девочка.

И все рано или поздно заканчивается… Аня прислала ему рассказ с типичным сюжетом — мальчик сирота, который знакомится с самураем, он старше его на 10 лет и просит быть его наставником. Самурай ищет медальон, потерянный им когда-то давно, и мальчик отправляется в путь с ним. Им приходится многое преодолеть вместе, а главное — преодолеть самих себя, ведь не так-то просто признаться себе в том, что ты чувствуешь нечто… не совсем подобающее и ничего не можешь сделать с этим.

Аня перечитала свой любимый отрывок.

«Чувство, которое родилось между ними, крепло с каждым днем, и однажды мальчик, неожиданно для самого себя, поцеловал сен-сея прямо на рыночной площади. Этот необдуманный поступок стоил жизни двум задирам, которые плюнули в их сторону и загыгыкали, и оскорбили тем самым их честь. Пришлось удирать оттуда и снова отправляться в путь. Они шли молча, а потом самурай вдруг сорвался и дал мальчику пощечину, голова мотнулась в сторону от сильного удара, вниз по подбородку медленно текла тоненькая струйка крови, а мальчик смотрел своими ясными огромными глазами на своего сен-сея, и в них совсем не было страха.

— Ударьте меня еще, мастер. Если Вам станет легче, — совершенно спокойно сказал он.

И мастер снова замахнулся, но не смог ударить. В бессильной ярости сжав кулаки, он зажмурил глаза. Мальчик подошел к нему и обнял.

— Я с Вами, мастер. И это — самое главное.

И, замешкавшись на долгое-долгое мгновение, мастер все же обнял его, и так они и стояли посреди поля, обнявшись и забывшись, и впервые за долгое время на лице у самурая появилось умиротворение».

На секунду, вспомнив конец истории, Аня даже пожалела, что отправила ему это. Но тут же одернула себя — нечего жалеть о том, что сделано.

И все же интересно — поймет ли он? Но, как тут не понять, если в конце, когда они находят медальон, оказывается, что внутри изображен горицвет весенний. Реакцию на рассказ она так и не узнала, так же, как и не узнала, было ли письмо прочитано вообще.

В следующем письме ответа на загадку не было, и Аня решила забыть об этом, потому что тешить самолюбие Адониса тем, что ее мысли заняты его забавами, она не желала, даже несмотря на то, что он об этом и не подозревал.

Шло время, Аня барахталась в этом болоте лжи, недомолвок и зарождающейся зависимости от Адониса и при этом чувствовала себя превосходно.

Она жила одна уже несколько месяцев, как только ей исполнилось восемнадцать, и родители отдали ей одну из квартир, которую сдавали, предоставив полную свободу действий и себе, и ей, за что она была им очень благодарна.

Адонис прислал ей подарок. Удивительно, у нее нигде не была указана дата рождения. Как он мог узнать? Может, совпало? Но за день до ее дня рожденья пришла посылка, в которой был замечательный подарок — кожаный чехол в котором хранились цирюльные принадлежности: опасная бритва, камень для заточки и ремешок с абразивной пастой. На лезвии было выгравировано «Amantes amentes». Зачем он написал это? Почему?

Ответов не было, и вряд ли когда-нибудь Аня сможет их получить. И эта тягучая тоска, и радость неожиданности делали подарок еще более особенным.

В последнее время они часто ругались. Все началось с того, что Таня как-то сидела у Ани дома и заметила, что некий Адонис на первом месте в друзьях. Тогда эта маленькая подлая тупица решила его добавить в друзья. И, несмотря на то, что друзья Ани были скрыты, он все равно заметил, что они из одного города.

Таня в последнее время была невыносимой! Она все время канючила, как будто выпрашивала это долбаное общение, у Ани уже сил не было! Еще и гадила ей.

Какого черта нужно было писать Адонису? К тому же, никакой гарантии, что они не начнут общаться, и она не ляпнет что-нибудь. Она вроде обещала, но, черт его знает… Зависеть от настроения этой истерички Ане не хотелось. Хотя она понимала, что Таня не посмеет, но все равно ее это раздражало. И это нервное напряжение все время подогревалось нарастающей холодностью Адониса, он отвечал односложно и с большими перерывами, и не было у них уже того искрящегося пинг-понга в общении, и это было довольно досадно.

Вообще, была очень нервная неделька. Таня просто доканывала, каждый день, пытаясь выяснить отношения. Она больше не та, которой была. Когда они познакомились — Таня была чудесной, светлой и солнечной, Ане нравилась ее наивность, непосредственность и доброта, а потом оказалось, что это не доброта, а мягкотелость, и она вообще не понимает, что такое личное пространство другого человека.

Приехала Идаль и все узнала из-за этой дурочки Тани. Та, конечно, божится, что ничего не говорила, да и чего от нее ждать, она не способна на самообладание. Не то, чтобы это волновало Аню, она бы и забыла давно, но недели через две Таня затеяла с ней… пф… воспитательную беседу. Попыталась учить ее жизни. Не доросла еще.

Они сидели в парке на скамейке, и тут она начала свою тираду, небось, тренировалась перед зеркалом, сказала Ане:

— Ты тонешь в своей придуманной жизни, Аня! И на самом деле, это ты, а не я — трусиха и слабачка, держишься так за свои фантазии, потому что боишься реальности. Ты просто придумала мужика себе, которого хотела бы встретить, но который на тебя не посмотрит, как ты считаешь, потому что ты себе не нравишься! — последнее Таня уже прокричала ей в лицо, тяжело дышала и, не дождавшись реакции, схватила рюкзак и убежала прочь.

Потом она извинилась, конечно. Но все равно. Достала…

Хоть бы сил хватило настоять на своем. Нет же, не говорили три дня, а она позвонила и давай извиняться, обидеть не хотела… Конечно же, Аня простила ее не сразу… Все-таки она добра желает Тане. Заботится о ней, хоть и по-своему. Нужно научить ее не быть такой нюней…

А потом, вроде пару недель прошло с тех пор, как уехала Идаль, и Ане пришло письмо. Последнее письмо от Адониса. Аня заварила свой любимый зеленый чай в своей любимой чашке и, несмотря на дрожь в пальцах, неторопливо вскрыла конверт. Внутри было письмо, залюбовавшись на почерк, действительно красивый, она начала представлять тонкие пальцы, выводящие эти строки для нее, и поначалу даже не вникла в текст, но когда начала вчитываться, внутри у нее все похолодело.

— Я был в Вас влюблен, мой милый друг. Самой платонической любовью, на которую я был способен. И я никогда и ни в ком не был настолько разочарован. Мне очень жаль. Жаль Вас. С того момента, как я отправил Вам первое письмо, прошло четыре месяца. Я дал шанс. Но, увы… Для лучшего понимания того, что я имею в виду, советую Вам зайти в Королевство и использовать первое письмо.

Аня побледнела.

Мысли роем проносились в голове:

«Он… был влюблен? Все-таки… Он знает про королевство? Что вообще происходит? Кто ему рассказал? «Аня сразу же зашла на форум, в раздел «Участники», и действительно там был некто под именем vvv. «Но как? Она сама его нашла и добавила, случайно ткнула пальцем в книгу! Неужели она нашла кого-то, кто и так уже был на форуме? Да нет, исключено! Значит, каким-то образом, уже общаясь с ней, он узнал про форум. Наверное, общался с кем-то из ее знакомых. Хотя друзья скрыты, неужели написал кому-то из тех, кто комментировал фото? То есть она была настолько интересна? Да ладно, я ведь тоже нашла бы информацию, если бы захотела…».

И вдруг девушку осенило: то число — неужели пароль? Вышла из своего аккаунта, ввела vvv и как пароль — числа, которые расшифровала уже тогда по дырочкам в сыре. Вошла в личные сообщения — переписка с Идаль!

Аня закрыла лицо ладонью, но, справившись с собой, начала читать.

— Ты был прав. Это девушка. И она такая стерва! У нее ничего на лице не дрогнуло, когда она меня увидела, ей совершенно плевать, понимаешь? Она знала, чего мне стоило приехать, знала, как это было тяжело, ну почему нельзя было сказать правду? Более того, ей и стыдно не было, ей просто было плевать. Она развлекается! Видите ли! Я просто… Это в голове не укладывается. Как можно было так врать… Сколько мы с ней общались… Она видела мои руки! Она знала, я писала Моргану, что резала вены из-за него, что я умираю от любви, а она, наверное, смеялась. Ты бы знал, что она мне говорила…Я же верила ей! Ненавижу ее!

— Я не хочу знать, Настя. Все. Покончено с ней.

Аня стиснула зубы. Вот так. Вот так все получилось. Было неприятно. Она сама виновата, но, черт побери, никто не просил эту дуру приезжать, быть такой влюбленной и резать себе вены, она уже большая девочка, надо отличать реальную жизнь от вымысла!

Аня пролистала сообщения в самое начало переписки, оказывается, он давно догадывался. Идаль рассказывала ему так много про их отношения, кидала куски переписок, некоторые очень личные. Он говорил, что не бывает таких мужиков. Слишком уж любил Морган прелюдии, слишком уж предпочитал предвкушение — действию, но Адонис не был уверен, а Идаль не хотела верить. И именно Адонис сказал ей адрес. Он-то его знал. Тоже хорош, сам проверять не поехал, послал девушку. И еще морали ей читает. Аня стала молотить кулаками по столу. Ее захлестнула бессильная злость, и вдруг она поняла, что очень устала.

— К лучшему, все к лучшему… — шептала себе она.

Разорвала письмо, удалила Адониса отовсюду, откуда только могла, и написала Тане: «Только ты меня не предаешь, моя девочка».

Глава 9

Название, время, год

— ЭТО. ЧТО. ТАКОЕ? — услышала Вайя звенящий от напряжения голос в телефонной трубке. Аня говорила нарочито медленно, с расстановками.

— Доброе утро, — пролепетала Вайя — сейчас, кажетсяяяя, — зевнула, — очень рано?

— Я не спал! — отрезала Аня. — И я жду объяснений насчет того, что ты мне вчера прислала.

— А? Фотографии! — догадалась Таня.

— Именно… — протянула Аня. — Эти … дешевые фотографии! Я разочарован.

— Ань… — предприняла попытку объясниться Вайя.

— Не называй меня так! — рявкнула Аня. — Я сколько раз говорила! Вне личных встреч, я — Морган!

— Да в чем дело? — не выдержала Таня — хватит открещиваться от себя. Тебе стоит принимать себя! Тем более, мы подруги, я же не еще одна из твоего фан-клуба!

— Да ладно… — издевательски протянула Аня и хмыкнула.

— Так. Я сплю, — ответила Таня и повесила трубку, а, немного подумав, и выключила телефон вовсе.

Разумеется, Аню это невероятно взбесило и, проснувшись, Вайя обнаружила, что Морган добавил её в черный список в ICQ. И дозвониться она тоже не может. На форуме не имеет права отсылать личные сообщения. Ну да, весьма характерно. Самое жестокое наказание — лишить Вайю общения с собой.

У Ани был свой взгляд на все. Она считала, что она гораздо умнее, мудрее большинства людей и знает, как им будет лучше, пусть они и не могут в силу своей недалекости оценить ее добрых стремлений. Действительно, она работала над собой, много читала, много думала и совершала ошибку многих умников, которые успели осознать свой выхолощенный интеллект, но не успели осознать, что этого недостаточно, чтоб считать себя лучше других людей. К тому же, она была уверена, что критика, особенно конструктивная, а именно такой и была ее критика — должна вызывать у людей восторг, а не агрессию. И, конечно же, любой вопрос должен быть выяснен до конца, раз уж он возник, поэтому бросание трубки было для нее равноценно плевку в лицо. Не сумев сразу же сказать все, что ей хочется и успокоиться, Аня вынуждена была в этом вариться до того момента, пока все же не удастся обсудить накипевшее.

Обычно, заканчивая часовой монолог, глядя на заплаканную Таню, она, казалось бы, сочувствующе кивала головой и, по-отечески улыбаясь, глубокомысленно изрекала: «Ты же понимаешь, когда выбивают ковер — удары направлены не на ковер, а на пыль. Тебе следует быть благодарной, что я открываю тебе глаза на твое дерьмо, и у тебя появляется шанс когда-нибудь с ним справиться!»

И Таня ничего не могла возразить! Она чувствовала себя неблагодарной, виноватой, слишком глупой, слишком эмоциональной.

«Просто я руководствуюсь чувствами!» — обычно говорила Таня.

«Потому что тебе лень включать мозг, — парировала Аня, — а следовало бы! Если, конечно, ты хочешь быть лучше, чем… — она выдерживала паузу и снисходительно добавляла: — Сейчас».

И обладая немалым опытом подобных бесед, Вайя прекрасно знала, что ее ждет, когда она бросит трубку.

На телефон пришло новое сообщение от Моргана:

«Одна дверь закрыта. Закроются и все другие. Хочешь ключ — возьми его».

«Хм… — подумала Вайя. — То есть, Аню это настолько задело, что она хочется увидеться? Что за бред? Мы же так ничего не выясним. Просто хочет наказать меня! Она считает, что имеет право на это! Вряд ли дело только в фотографиях, скорее всего, роль играет и тот, кто их делал…» — эта мысль поразила Таню и немного обрадовала!

«Я сегодня очень занята. Вообще никак», — написала Вайя смс и довольно улыбнулась. Скорее всего, она дойдет. Должна же была Аня оставить лазейку длдя получения ответа. А если нет — так нет.

Таня не собирается даже думать об этом. Не что проявлять какие-то эмоции. Да, это было мелочно и мстительно, но как приятно хоть иногда одерживать верх! Даже если это заключается просто в том, что она не побежала к Ане домой, чтоб тотчас же поговорить.

Виной всему были посиделки трехдневной давности в «Лотосе» — уютном местечке, соединявшем в себе чайную и библиотеку. Аня предложила туда пойти, поделилась своим тайным местом с Таней, и, конечно же, девушка была очень польщена таким неожиданным доверием, а, кроме того, Аня позвала какого-то своего друга! Обычно она стыдилась общества Тани. Не то, чтобы она так говорила, но Таня это чувствовала и понимала почему. Она младше и не такая уверенная в себе и умная, как подруга. Но она не смела выражать подозрения вслух, наверняка Аня обвинила бы девушку в проекции своих малодушных переживаний на нее или что-то в этом духе, а, может, и была бы права.

Несмотря на то, что он иногда заходил на ролевую игру и отписывался в комментариях на форуме, хотя доступ туда не для участников был строго запрещен, Таня слышала о нем очень мало, но ни разу ничего плохого, что было крайне необычно. Зачастую, если появлялось у Ани желание поделиться мнением о своих знакомых или ситуациях, в которых она взаимодействовала с ними, ничего хорошего ждать не приходилось. Безжалостно и метко — этого не отнимешь — она разносила в пух и прах то немногое хорошее, что в них было, объясняя это лукавством и желанием нравиться другим, и приступала к перечислению плохого.

Таня знала, что он симпатичный, вывод этот она сделала, исходя из емкого «не урод» Ани, что ему чуть больше двадцати, он очень много читает, подрабатывает тем, что набивает татуировки и фотографирует на пленочный фотоаппарат.

Когда Петр пришел, Таня заметила, что Аня вела себя не так как обычно, она гораздо больше улыбалась и была как-то… женственней.

— Я — Таня, — представилась она парню, и улыбка робко показалась в уголке ее губ.

Таня очень стеснялась в обществе Ани, тем более, возможно, сама того не понимая, она чувствовала, что несет ответственность за свое поведение перед подругой и не должна выставить ее в каком-то не том свете, и выражалось это в скомканности движений Тани, молчаливости, напряженной спине.

— Петр. Очень приятно, — ответил парень, и чувствовалось, что он не соврал. Он оказался очень доброжелательным, легким и приятным в общении.

Весь вечер Петр внимательно изучал Таню, которая в основном молчала и всячески старалась не мешать Ане, которая изощрялась, как могла, и порой подкалывала Таню, чтоб на ее фоне выглядеть лучше. Она даже сказала, Таня не знала, нарочно ли, чтоб посмотреть на ее реакцию, или она не замечала своего бревна в глазу: «Да уж, кое-кто тут не вылезает из мира своих фантазий. Это даже не здорово, правда, Таня? Хотя… Ей всего пятнадцать, Петр, ее можно понять».

Таня на фразу эту никак не отреагировала и поджала губы. Это было несправедливо, они были увлечены в равной степени, да и к тому же общим делом. Как она может называть то прекрасное безумие, которое они создают вместе, нездоровым? Да еще и ссылаясь на ее возраст, при том что сама просила не говорить никому, что ей пятнадцать… Странно.

Петр предложил поиграть в «есть контакт», Таня впервые играла в эту игру, но сразу же уловила суть. Аня загадывала какое-то слово и называла первую букву, допустим «П», а затем, чтоб отгадать следующие буквы, остальные игроки должны были загадать какое-то слово, начинающееся на эту букву, в данном случае «П», объяснить его таким образом, чтобы они поняли друг друга, а Аня их не поняла. К примеру: «Он — летающее надоедливое существо». И когда по реакции они видели, что собеседник понял, о чем идет речь, надо было воскликнуть «Есть контакт! Раз, два, три!» — и одновременно назвать слово — в данном случае «попугай», раньше, чем это успеет сделать Аня. Но набирать большую скорость было ни к чему, Аня не понимала их витиеватых и, в то же время, совершенно простых объяснений, а вот Петр с Таней, на удивление, нашли общий язык и получали явное удовольствие от совместной игры.

И все бы ничего, если бы после этого Петр не позвонил Ане после полуночи с просьбой дать ему контактную информацию Тани, объяснив это делом чрезвычайной важности. И именно это дело чрезвычайной важности привело к событиям сегодняшнего утра.

Петр попросил Таню быть его моделью в новом проекте. Девушка была очень удивлена. Почему она? Когда вокруг столько красивых девушек? Оказалось, что Петр считает ее удивительной юной, свежей и нераскрывшейся, считает, что она точнехонько как бабочка, еще не выползшая из кокона, но уже вот-вот… Кокон уже треснул.

Он привел в ее свою квартиру.

Скромно обставленная, она же являлась и студией. Кроме дивана, не было ничего из предметов мебели.

Стены были белыми, на полу раскиданы зонтики, штативы и прочие прибамбасы, которые Таня видела впервые, и когда он, даже не глядя на нее, полностью сосредоточившись на настройках фотоаппарата, попросил ее раздеться, просто и легко, будто и, не видя в этом ничего предрассудительного — она сразу же согласилась, потому что заминка могла придать ситуации ненужную двусмысленность, и Таня почувствовала это всей кожей.

И когда он фотографировал ее, в одних только трусах (еще и, о Господи! таких нелепых — розовых со слоником, но их видно не было на фотографиях), прикрытую тонкой розоватой прозрачной тканью, и ее соски затвердели от холода — она не чувствовала ни смущения, ни неправильности происходящего. Они вместе работали над его идеей. Идеей передать невинность, неискушенность. Что-то в этом духе, Таня точно не поняла. А потом он закончил, так же внезапно, как и начал.

Он не ждал от нее позирования, ему нужна была естественность, он не просил ее менять выражение лица, беседовал с ней, ловил мгновения искренности, запечатлевал ее неуверенность, ее угловатость, неуклюжесть — в этом было нечто очень трогательное, неподдельное.

Сказал «спасибо», предложил чаю с пряником, они поговорили о том, о сем — и Петр проводил ее домой. И ни разу за все это время Таня не чувствовала себя дискомфортно или напряженно. И это было очень странно для нее самой.

А через неделю Петр прислал фотографии — и, повинуясь импульсу — сама толком не зная зачем — уязвить Моргана или поделиться впечатлениями, или узнать мнение, а может, и все вместе — Таня тут же отправила фотографии Ане. И этот необдуманный шаг острой саблей прошелся по веревочному мостику взаимопонимания, которое с таким трудом возникало у девушек. Не первым ударом по этому тонкому льду, но метким.

Спустя два дня молчания, звучавшего, однако так громко, пульсировавшего напряжением в голове у Вайи, которая уже и сама была не рада тому, что затеяла противостояние и не пошла на поводу у Ани, раздался телефонный звонок.

«Я буду у твоего дома через пять минут максимум. Собирайся и выходи. Ждать не стану. Не выйдешь — пожалеешь!» — отчеканила Аня и, не дождавшись ответа, положила трубку.

Вайя опешила. С одной стороны, у нее есть дела. Прямо сейчас она слушала музыку и пребывала в крайне расслабленном состоянии, она была восприимчива, впечатлительна и совершенно не настроена на выяснения отношений с Аней. А с другой стороны, проверять терпение Ани на прочность она боялась. Поэтому, вздохнув, натянув первое попавшееся под руки на себя, а именно — джинсы и толстовку на домашнюю футболку с кроликом, Таня влезла в ботинки, накинула пальто шарф, уже в дверях крикнула: «Маам! Я скоро, выйду ненадолго, телефон с собой. Пока».

Бегом спускаясь по лестнице, одновременно застегиваясь, думая о том, что это неправильно — так себя вести, Вайя добежала до первого этажа и, достав телефон, посмотрела, когда был последний входящий. Ага, четыре минуты назад. Постояла немного, сделала глубокий вздох, глубокий выдох. Не хотелось, чтоб Аня поняла, что она бежала.

Хоть… Это смешно, очевидно, что она спешила и старалась — иначе не успела бы за пять минут, но все равно не хотелось это афишировать.

Относительно восстановив дыхание, Вайя открыла дверь и столкнулась нос к носу с Аней.

— Якакразсобираласьвмагазин, — протараторила Вайя, — так что ты вовремя… Вот… — якобы безразлично сказала она и тут же замялась.

— Врешь! — ухмыльнулась Аня и взглядом показала на Танино пальто. И действительно, Вайя ошиблась пуговицей, и одна часть пальто была выше другой.

— В магазин, значит. И не спешила ни капельки? — издевательски протянула она.

— Ну, я… Имела в виду, что все равно собиралась в магазин, но просто из-за твоего звонка ускорилась, — начала оправдываться Вайя и мысленно дала себе подзатыльник. Ну что она творит? Мало того, что малодушно соврала, прикрываясь идиотским неправдоподобным пренебрежением, так еще и оправдывается. «…Я не обязана перед ней оправдываться. Кто она такая?..»

— Я думаю удалить форум, — без обиняков выдала Аня.

— Но… — попыталась что-то возразить Вайя.

— Я пришла сюда не для того, чтоб посоветоваться. Это мое решение, и я его не изменю.

Вайя опешила. Ну что тут скажешь?..

— А зачем, Аня? — решилась спросить Вайя. — Что-то случилось?

— Я знаю, что у тебя хранятся все материалы. Удали.

— Но… Мы же все вместе писали. Это нечестно по отношению к остальным.

— Вы?.. Писали? — с нажимом сказала Аня. — Знаешь, что Вы делали? Грубо говоря, я давала Вам разукраску, и нужно было всего лишь аккуратно раскрасить, по контуру, но Вы и этого не могли, вечно вылезая за границы и неверно смешивая цвета. Даже после того, как я отправляла Вам обратно, отмечая ошибки, обычно мне все равно приходилось редактировать самой. Так что, избавь меня от претензий на то, что это — твое творчество.

— Но… Оно и мое… — Вайя запнулась, споткнувшись об удивленно изогнутую правую бровь Ани, но тем ни менее продолжила: — Оно — наше, Аня. Наше!

— Я думаю, ты так цепляешься за него, потому что это то, что объединяет нас так сильно, — вдруг сказала Аня. Совершенно спокойно, безэмоционально. Будто она режет хлеб, а не сердце Вайи на куски тупым ножом. — Но это исчерпало себя!.. Я устала от твоих вечных депрессий, страданий, ревности и неумения занять себя ничем собственным.

— Но мы же друзья, Аня. Мы же… — слова застряли у нее в горле. — Ты же знаешь, ты же знаешь, что я… Как я отношусь к тебе… Я … — голос у Вайи осип, внезапно стал тонким, слабым: — Я люблю тебя. Ты ведь тоже неравнодушна ко мне? Я чувствую. Ты просто боишься…

Аня нервно хихикнула. И Вайя почувствовала себя такой глупой, униженной, жалкой. Но упрямо тряхнула головой и продолжила, уже более уверенно:

— Ты ведь тоже… Любишь меня, — произнесла она.

Сердце бешено колотилось, ладони вспотели, словно кто-то всунул в нее колючую проволоку и вдруг стал играться с ней, пропуская через все органы, туда-сюда.

Аня молчала. А потом долго, не отрываясь смотрела на Вайю, пока, наконец, не сказала:

— Да. Если любовь — это благотворительность, — и ушла, не оглядываясь.

Вайя стояла на том же месте еще несколько минут. Потом быстро зашагала в сторону детской площадки в парке неподалеку, но вскоре резко остановилась и пошла домой.

Хотелось… Она не знала, чего ей хотелось. Было так странно, так обидно. И досадно… Ведь она даже разозлиться по-настоящему не могла! «Если бы Морган… Сейчас вернулся бы. Аня!» — мысленно одернула себя девушка.

Вернулась бы и обняла бы ее, она бы не держала зла. Но ничего подобного не случилось, и Таня пришла домой, сказала маме, что идет спать, и действительно попыталась лечь спать.

Конечно, это был их не первый «последний разговор», но легче от этого не становилось. Еще полгода назад Вайя бы, наверное, все руки себе исполосовала лезвием после таких слов, но сейчас она чувствовала только отвращение — к самой себе, к этой ситуации, к Ане.

И все таки эта мысль снова появилась в голове: «Ну почему моя единственная, моя первая Любовь так поступает со мной? Если я не нужна ей — то кому я вообще нужна?..».

С одной стороны, девушка гордилась с собой — никогда она не опускалась до того же уровня и не отвечала оскорблениями, не критиковала несправедливо, не хотела обидеть, а с другой — может дело не в благородстве, а в трусости? Может, она просто слабачка, которая терпит эти унижения не потому что хочет помочь запутавшемуся человеку…

Сколько раз она посылала Таню нахер, говорила, что ее не за что уважать, что она глупая, блеклая, инфантильная. Что она чертова амеба! Что ей плевать на нее, что Таня просто никто для нее. Что она жалеет о том, что они знакомы.

Как же обидно, что есть такие люди. Несправедливые! Совершенно несправедливые люди! Таня всегда думала, что Аня лучше ее, но в последнее время стала сомневаться. А может, это она трусиха, которая боится открыться людям, даже близким. И вновь пришло в голову сравнение с большим бетонным домом, который стал таким большим и бетонным, именно потому, что боится, что его кто-нибудь разрушит. А ведь величайшая смелость — быть хлипким картонным домишком и не бояться звать гостей. Ведь дверь, открытая нараспашку, говорит об уверенность хозяина в том, что никто не сможет нарушить внутренний покой. Конечно, можно обвинить его в излишней доверчивости. Но — пусть!.. Человек, который пытается все контролировать, на самом деле не доверяет себе и поэтому боится, что что-нибудь выйдет из-под его контроля, потому что знает — он не справится. И Вайя поняла, что она никогда-никогда не хочет такой быть.

Изумившись своему открытию, Вайя, наконец, бухнулась в кровать.

В голове не было ни единой мысли — разговор высушил ее, опустошил и сделал невероятно тяжелой, настолько тяжелой, что она не могла себя выносить — нужно было поскорее уснуть. Спать! Спать — лучшее спасение, универсальное противоядие — сон бы непременно помог. Таня понимала, что болеутоляющие никогда не решат проблему, они лишь на время помогут о ней забыть, но ей нужны были болеутоляющие.

— Пожалуйста! — шептала она самой себе во тьме: — Я хочу уснуть.

Но ничего не выходило. Все давно легли спать, и тьма беспощадно накинулась на Таню, словно тысячи комаров на единственный источник света, она облепила ее со всех сторон и не оставила ни единого шанса выбраться. Промаявшись несколько часов: от жары, беспомощности, липкого тошнотворного унижения, ненависти к себе, и убедившись окончательно в том, что уснуть не удастся, Таня резко вскочила с кровати и включила компьютер. Сразу же зашла на форум. Почувствовала ликование!

Аня почему-то еще не успела ничего удалить. Таня была администратором на форуме — так же, как и Аня, у них были равные права, потому что Таня отвечала за все организационные моменты, а Аня контролировала ее работу. И Аню никогда не смущало, что, кроме нее, кто-то еще управлял форумом, потому что ни одно решение Таня не предпринимала, предварительно не посоветовавшись. До сих пор…

На секунду девушку замешкалась, но тут же тряхнула головой, отгоняя от себя назойливые мысли. Сейчас она хотела делать, а потом думать. Руководствоваться своими эмоциями. Зашла в настройки, убрала значок администратор возле Моргана, сохранила.

Затем зашла в раздел участники, выделила Моргана и забанила его. Теперь Ане был закрыт доступ на форум. Подспудно Таня надеялась, что такое поведение с ее стороны заставит Аню взглянуть на себя по-новому, может, откроет ей на что-то глаза, и все в таком духе, но она понимала — что это крайне маловероятно, и сейчас она вылила канистру бензина на их хрупкий веревочный мостик и поднесла спичку. И эта мысль, конечно же, пугала ее, но сквозь всю эту гамму чувств явственно проглядывалось одно — удовлетворение.

Таня не знала, правильно ли она поступила. Честно ли? Ведь Аня вложила очень много в форум, а, по сути, Таня украла ее творчество. Да и форум — он был как их общий ребенок, ни в чем не виновный, и он должен был быть казнен за то, что они не смогли поладить… Вайя знала, что без Моргана персонажи прекратят свое существование, застряв на середине собственной истории. Она чувствовала, что предает их — несуществующих героев. Как будто они запустили процесс оживления героев, как будто тело их уже обрело плоть, но ноги застряли в бумажном измерении, и они силятся сделать шанг, но не могут и кричат, и молят ее о великодушии…

Вайе было очень неприятно поступать так со своими героями. Но больше она не могла. Наверное, Аня тоже заслужила небольшой урок, и это честно — преподать его, учитывая, что Аня только этим и занимается, не спрашивая, нуждается человек в изменениях или нет.

Таня запуталась. Такое поведение было чужеродным для нее, она бы с радостью все решила по-другому, но не выходило. К тому же … Как говорил Морган: «Когда выбивают ковер, удары направлены не на ковер, а на пыль в нем…»

Дневник Вайи. 2009 г.

Конец мая.

Лето. Я сдала экзамены, и остается только ждать результатов.

Скоро мой день рожденья. По традиции я пытаюсь проанализировать свой год.

Отличался ли он от предыдущего? Довольна ли я собой?

Весь этот год мой мир был похож на окошко с деревянными закрытыми ставнями, через прорехи в которых едва просачивается свет. Я смотрела сквозь полуприкрытые веки, а на обратной стороне моих век было выжжено всего одно слово — «Морган».

Морган, который поселился в моей голове и все никак не выходил оттуда, даже чтоб подышать свежим воздухом. Мир сузился до размеров моей комнаты. Мысли блуждали по кругу и быть чуть-чуть, немножечко ближе к Нему составляло смысл моего существования.

Я писала стихи, зачеркивала стихи, снова писала и упивалась своей отчужденностью от всего мира. Кроме Моргана была еще подруга Алиса, с которой нас объединяла любовь к Джорджу Мартину и нелюбовь к клоаке, именуемой «школою», в которой нам приходилось ежедневно торчать. И все. Это время не оставило других воспоминаний. Бесконечная тарелка с горькой кашей, от которой давно начало тошнить, но без которой не было ни на что сил. Так мне казалось. А ведь стол был полон других тарелок! И к тому же, я не была одна за этим столом! Но не замечала этого…

Я была все время в этом состоянии подвешенности за одну ногу, совершенно пустая. Я сама этого хотела, я наполняла себя ежедневно муторным вязким желанием быть беспомощной, быть ведомой Им…

Я знала, что за окном — большой прекрасный Мир, но не верила, что могу попасть туда сама.

Это озарение, которое я сейчас испытываю, подобно вспышке. Я не желала его — оно просто случилось. Я чувствую себя человеком, который ходит в театр каждый день и думает, что он неплохо разбирается в том, что происходит на сцене, а потом в один прекрасный день оказывается в кабинке светооператора, и тогда он видит, что в кромешной тьме, где, казалось бы, ничего не происходит — происходит целое действо! Благодаря световым эффектам передвижения декораций остаются для нас незаметным волшебством, но сидя в кабинке светооператора, видишь всех людей, которые участвуют в этом процессе. И так было всегда… И тепер, оказавшись в зале на своем обычном месте, невозможно не заметить происходящее. Потому что ты уже знаешь.

И я безвозвратно неотвратимо поменяла свое представление… И как бы я ни хотела, я больше не сумею вернуться к прежнему виденью.

2010й год. Лето. Спустя год после удаления форума.

— На колени — тихо, но очень отчетливо, наконец, после долгой паузы, вымолвил Он.

Выудил из кармана спички, поджег одну из них.

— Люблю запах горящих спичек.

Девушка кивнула и медленно, не отводя взгляда от мужчины, стала опускаться на колени.

Длинные волосы её при этом касались земли. Голые коленки колол неровный асфальт.

— Стюарт! — восторженно воскликнула девушка и щелкнула пальцами! Чересчур восторженно, как будто подавляла смущение своей гипертрофированной жизнерадостностью.

— М? — лениво послышалось в ответ.

— Сегодня я буду Стюартом! Двоюродный брат, сбежавшей жены графа — Лилит, которой был ты на прошлой неделе! Учусь на юриста, подрабатываю в конторе у строгого деда — тирана! Я еще совсем мальчишка, напыщенный и не знающий слова «невозможно», робеющий при виде женщин, однако, веду себя с ними так, будто я ярый шовинист…О, Морг… это…

— Почисть-ка, мне обувь для начала хорошенько — прервал пылкую речь Морган.

Девушка (Стюарт) принялась за работу.

— И не отрывай взгляда от земли, пока не закончишь. Таков уговор? — спросил мужчина.

— Таков уговор — громко произнесла девушка и не поднимая головы, подняла руку вверх для рукопожатия.

Морган прикоснулся на мгновение к руке девушки, сжал её и тут же отдернул, будто ошпарился.

— Никаких прикосновений! — ехидно произнесла она — нарушитель!

Тик — так. Тик — так. Тик — так.

Механизм включен, время пошло.

У ног Моргана уже ждал своего часа пакет со всем необходимым, девушка извлекла оттуда ножик, тряпочку и черный крем. Мужчина сидел на стуле и наблюдал за происходящим. Обувь у него была очень грязной, явно побывала в болоте, да не в одном.

Не произнеся ни слова, Стюарт принялась отскабливать ножиком прилипшую к подошве грязь.

Морган тем временем гладил её по голове и рассказывал о своей работе.

— … А потом, представляешь, я выхожу в коридор, и все замолкают. Я не знал что и думать, так оказалось, они решили, что у меня день рожденья, поздравляли все. А я виду не подал, неловко как то было, да и решил не расстраивать. Но вот что будет в настоящий день рожденья…

Грязь никуда не хотела деваться! Стюарт уже и губкой пробовала и специальным раствором, ничего не выходило! Но главное это — спокойствие. Нельзя расстраиваться из-за того, что не все получается сразу. Тем более это всего лишь ботинки!

Вдруг Стюарт почувствовала у себя на голове что-то склизкое. Склизкое и… ДВИЖУЩЕЕСЯ!

— О, Боги!! — она мотнула головой, но ощущение никуда не делось — что там? что там? что там?

— Работай — сказал Морг. — Таков уговор и не смей поднимать глаз.

— Там дождевые черви — сказал он — они безвредные, просто не слишком приятные. В любом случае, они часть — этого мира, так же как и ты. — сказал он, и в голове его без труда можно было уловить насмешку.

Запись из дневника Вайи 2014 г.

Есть очень много причин, из-за которых все случилось — как случилось. Множество случайностей и мелочей были звеньями, которые сложились в цепь, а цепь эта обернулась вокруг моего горла и не давала дышать, и прошло очень много времени, пока я заметила эту цепь, и снимаю я её до сих пор.

Всего и не перечислишь, но вчера я наткнулась на старые записи в дневнике, еще за 2010-й год, и поняла, что проблемы-то не появились недавно… Они были в наших с ним отношениях самого начала. Мы были актерами, проклятыми чокнутым колдуном, вынужденные бесконечно играть, заточенные в шарик с глицерином, в котором пляшет бесконечный неизбежный снегопад, а мы и не понимали, что мы — внутри шарика, мы и не понимали, что мы — понарошку, мы сами лишили себя единственного права, которое есть у влюбленных — быть настоящими.

Запись из дневника Вайи. 2010 год. Осень.

Почти год от знакомства с Ним и после прекращения общения с Аней.

Раньше, когда я вспоминала Моргана, внутри что-то переворачивалось. Как будто я чувствовала вечный голод, который не в силах была удовлетворить.

Но давно ведь все уже не так!

Меня мучает порой осознание того, какой жалкой идиоткой я была в школе, но я останавливаю себя и объясняю, что, пусть это было так глупо, но зато искренне, а значит — верно.

Но меня уже не задевает это. Морган — это прошлое. А у меня есть настоящее.

И почему же, понимая все это, мне все-таки иногда хочется снова вернуться в это болото? Что это? Мазохизм? Мне не хватает иногда этих насмешек надо мной, не хватает эмоций, не хватает драмы.

Я должна быть счастлива. Сейчас ведь все хорошо. Я встретила человека, который понимает меня и который мне интересен. Но… Как-то все слишком хорошо. Не то чтобы мне скучно, этот человек не так прост, конечно же. И я совсем не знаю, чего от него ждать. И я боюсь его потерять. Я думала о том, что любовь — это, наверное, осознание чьей-то смертности еще до того, как она наступила. Осознание ценности чего-то до того, как успел потерять.

И я осознаю Его ценность. Кошмар! Я не представляю себе жизни без него, хотя прошел только год. Знаю, надо быть самодостаточной. Но… я верю, что мы будем вместе всегда! И, несмотря на все это, что я, блин, делаю?

Когда я впервые предложила ему сыграть в ролевую игру — ему понравилась эта идея. И она нравилась мне, хотя я не вполне отдавала себе отчет в происходящем. Мне казалось, это такая сублимация. Мы оба боялись проявлять свои эмоции в полной мере, и игра была бы отличным выходом. К тому же, это помогало нам справляться со своими комплексами.

Вначале мы использовали расхожие бытовые ситуации — начальник и подчиненный, который хочет, чтоб ему подняли жалованье, но жутко боится своего начальника, маленький мальчик и строгий отец, который наказывает его за плохие оценки, мать-истеричка, которая узнает, что ее единственный сын — гей… Это было замечательно, так классно!

Мы встречались и часами жили в этих ролях, иногда переходя границы, которые не посмели бы перейти вне игр на тот период времени в общении друг с другом. Но ведь наши отношения развивались, и постепенно игры приобретали другой характер. Явственно можно было различить две основные темы, которые постоянно присутствовали в сценариях, которые придумывала я. Мы чередовались в придумывании сценариев.

Подчинение — желание быть ведомым и борьба с тем, у кого власть. Эти темы противоречили друг другу, но, тем не менее, всегда шли бок о бок. Потому что я хотела бы подчиниться сильному мужчине, но никто не казался мне настолько сильным, чтоб я осмелилась. Потому что подчинение — это перекладывание ответственности за свою жизнь, и я хотела бы…

Но не могу, ведь я так люблю все контролировать. Наверное, потому что знаю — я не способна контролировать ничего. Я помню, мы придумывали игру, и он предложил мне быть феей, и все это было в таком шутливом легком тоне, а я ответила ему: «Да, Мой Король!», — и тут же запнулась, это испугало меня, сбило с толку, и я замялась, но он не заметил. И уже тогда я поняла, что заигрываюсь.

Вначале эти игры, совсем уже откровенно говоря, были моим способом его заинтересовать. Ну, я изо всех пыталась показать, какая я супер-особенная, но он уже в курсе и так, и пора бы завязывать. Дело шло к весне, и каждый раз, когда он провожал меня домой и обнимал на прощание, я чувствовала, что эти объятия становятся на несколько коротких (о, боги, это была целая вечность!) мгновений дольше, и потом я приходила домой и еще долго чувствовала его запах… Такой… Едва уловимый, но ни с чем не перепутаешь.

Он напоминал мне его. Моргана. Напоминал мне образ, вымечтанный мной, мне даже не верилось, что он настоящий. Что он может быть так близко… И мне хотелось сделать его хуже, испортить его…Я не знаю, зачем. Может, чтобы поверить в него на самом деле? Для того чтоб он был идеален, ему не хватало немного дерьма.

Я не знаю! Не знаю! Но точно помню, что был вечер, прекрасный вечер, в воздухе стоял запах весны, я была в платье и тяжелых ботинках, и мы спорили, а потом он прижал меня к себе и, когда я пыталась вырваться из его рук, у меня вырвалось: «Морган! Прекрати!».

Он ничуть не удивился. И даже подыграл мне, тут же назвав меня «капризной Анабель»! Но я была в растерянности!.. Как же так? Я думала, что мне уже совершенно плевать, но почему же все время эти оговорки?.. Может, дело в том, что я столько раз представляла себе подобные сцены между Марин и Морганом, столько раз описывала их…Но хуже было другое.

— Морган? Мне нравится, — произнес он прямо мне в ухо и укусил за шею, а потом резко отстранился, будто бы ничего не произошло. Сердце мое бешено колотилось. И до того момента, как я рассказала ему все, мы несколько раз играли в игры, где он был Морганом, а я изнывала от желаний, мне самой не вполне ясных. Он был такой красивый и такой…Сексуальный. Господи, он был лучше Моргана. В этом была такая ирония, я чувствовала мстительное удовлетворение.

Потому что Аня… Аня просто придумала мужчину, о котором мечтала, и стала им сама. Мужчину, который никогда бы на нее не посмотрел. А у меня он был. Я не понимала этого тогда, но, черт побери, это так по-женски. Больше всего на свете меня возбуждало называть его Морганом, опускаться перед ним на колени и чистить его ботинки. Это было чертовски сексуально. Отсутствие секса между нами было сексуальным. Мне сносило голову от ощутимого напряжения, которое не реализовывалось прямым образом. И когда он, схватив меня за волосы, в конце игры, когда правила уже не действовали, рывком поднимал с земли и прижимал к себе, и целовал — дико, неистово — я думала, что меня разорвет на части, на сотни маленьких одурманенных Тань. И я не хотела, чтоб Аня была на его месте. К ней я никогда не чувствовала подобного, но часто… Я представляла себе, как мы с ним разговариваем, и я, такая уверенная в себе, забавная, видно, что я ему нравлюсь, а где-нибудь, скрываясь за колонной, стоит Аня и видит это, просто видит, стоит молча…

Почти в каждой моей фантазии она стоит за этой колонной и молчит. Это настолько часто, что я только недавно это осознала. Она неотрывно следует за нами. Я хочу, чтобы она знала.

И я не видела ничего настолько ненормального в этом до тех пор, пока, собрав всю свою смелость в кулак, я не рассказала Ему историю о Моргане. Впервые я поделилась этой историей, и тогда я поняла, что хочу отпустить ее.

Мы говорили так долго, и в какой-то момент я думала… Я так боялась, что он разочаруется во мне. Но нет. Ни слова упрека. Он спокойно выслушал меня, закурил, помолчал немного и ушел.